Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 210 (всего у книги 311 страниц)

Донна вдруг умолкла. Словно у нее не осталось слов. Она встала и взяла с камина толстую переплетенную книгу.

– Не стоит, – сказал Робби с плохо скрываемым раздражением.

– Так они увидят. Увидят, какая она была красавица.

Она открыла книгу и положила перед нами на стол. Это был альбом, который она собственноручно изготовила в память о дочери. Чего там только не было: семейные фото, рекламные афиши какого-то магазина садовой мебели, пиццерии, распродажи покрышек. Мы увидели Аляску – живую, красивую.

Среди коллажей и вкладышей на глянцевой бумаге была одна профессиональная фотосессия, заказанная, судя по заголовку, нью-йоркским агентством DM.

– Она так ею гордилась, – рассказывала Донна Сандерс. – Вы только посмотрите, как она держится…

– Что это за агентство DM? – спросил Гэхаловуд.

– Агентство Долорес Маркадо, она как раз занималась Аляской. Говорила, что у той большое будущее. Невероятно верила в нее. Долорес нам как-то сказала: вот увидите, ваша дочь станет звездой. Аляска не раз участвовала в кастингах на главную роль. Запиралась у себя в спальне с видеокамерой. Смотрите…

– Только не видео! – вмешался Робби Сандерс. – Эти господа не за тем сюда пришли!

Пропустив жалобы мужа мимо ушей, Донна включила старенький, непонятно как еще работающий видеомагнитофон. На экране допотопного кинескопного телевизора, хранившегося, видимо, именно для таких случаев, возникло мутное изображение, а потом – лицо Аляски крупным планом: она включила камеру. Ослепительно улыбнулась, поправила волосы и отошла на несколько шагов, чтобы ее было видно в полный рост. И вдруг зазвучал ее голос: “Здравствуйте, меня зовут Аляска Сандерс, я из Салема, штат Массачусетс. Мне двадцать один год, и я пробуюсь на роль Анны”.

Мы завороженно смотрели, как она произносит текст. Трудно было не подпасть под ее магнетизм. Кассета закончилась, экран заволокло снегопадом белых пикселей. Донна выключила телевизор. Робби Сандерс вытирал слезы. На миг показалось, что Аляска Сандерс вновь ожила.

– Одиннадцать лет прошло с тех пор, как она ушла, – сказала Донна Сандерс. – Одиннадцать лет, а я до сих пор не могу смириться с ее смертью. Так и не могу привыкнуть к мысли, что ее с нами нет. Ну как я могу согласиться с тем, что в ту проклятую апрельскую ночь 1999 года кто-то отнял жизнь у моей девочки? Ее комната осталась такой, какой была, я ничего там не трогала. Она ее ждет.

– Только не комнату! – взмолился Робби Сандерс.

Но Донна уже направлялась к лестнице, приглашая нас следовать за ней. Мы с Гэхаловудом поднялись по ступенькам. Нам было не по себе. Донна Сандерс провела нас в свой музей призраков – в комнату девочки-подростка, точь-в-точь такую, как мы только что видели на видеозаписи Аляски. Посреди комнаты стояла круглая кровать с розовыми подушками. Напротив окна – деревянный лакированный туалетный столик. Платяной шкаф был по-прежнему набит одеждой. Стены увешаны поблекшими от времени и солнца постерами с тогдашними популярными группами – Goo Goo Dolls, Smashing Pumpkins, Blink-182. Казалось, в доме Сандерсов все застыло в 1999 году.

В конце концов я задал Донне Сандерс вопрос, давно вертевшийся у меня на языке:

– Как так получилось, что Аляска оказалась в Маунт-Плезант? Простите, я, может быть, не слишком учтив, но, по вашим словам, выходит, что следующим этапом в ее жизни должен был стать скорее Нью-Йорк или Лос-Анджелес…

– Но вы совершенно правы, мистер Гольдман, – грустно улыбнулась Донна.

– Что же случилось?

– Она встретила Уолтера Кэрри. Этого жалкого неудачника. Он вскружил ей голову. Красивый мужчина, неотесанный, довольно сексапильный. Что-то в нем было дикое: мускулистый, грубый, мрачноватый. Короче, в ее возрасте как раз такие и нравятся.

– Когда Аляска с ним встретилась?

– Летом 1998 года. В одном модном баре, здесь, в Салеме. С тех пор, как ей исполнился двадцать один год, она регулярно куда-то ходила.

– Вы не могли бы уточнить, когда именно тем летом встретились Уолтер с Аляской? – спросил Гэхаловуд.

Донна Сандерс постаралась сосредоточиться:

– Нет, уже не помню. Может, в июне или в июле… Во всяком случае, до того большого конкурса на титул мисс Новая Англия. Конкурс был в конце сентября.

– В чем состоял конкурс?

– Это было одно из самых впечатляющих состязаний в регионе, претендентки приезжали из Массачусетса, Вермонта, Нью-Гэмпшира и Мэна. Профессиональный конкурс с первым призом в пятнадцать тысяч долларов.

– И Аляска выиграла этот конкурс, да? – я вспомнил статью в “Салем ньюс” о семействе Сандерс.

– Именно так. Ее победа наделала много шума, все только об этом и говорили. Агент даже упоминала какого-то голливудского режиссера, который прямо влюбился в Аляску.

– И что было дальше? – спросил я.

– Примерно через неделю после конкурса Аляска жутко поссорилась, – объяснила Донна.

– С кем поссорилась?

– С отцом.

– Из-за чего?

В ответ послышался голос с порога комнаты: к нам неслышно присоединился Робби Сандерс.

– Я нашел у нее в сумке марихуану.

* * *

Салем

Пятница, 2 октября 1998 года

Донна Сандерс будет помнить тот день до конца жизни. Она возвращалась домой из двухдневной поездки в Провиденс: ее семья была оттуда родом, и ей надо было уладить с сестрами вопрос с продажей дома матери, скончавшейся несколько месяцев назад. На аллею, ведущую к дому, она ступила ближе к вечеру. Неподалеку двумя колесами на тротуаре стоял черный “форд таурус”, за рулем был Уолтер Кэрри. Он дружески помахал Донне и поздоровался через открытое окно машины:

– Добрый день, мис’с Сандерс.

– Здравствуй, Уолтер. Не хочешь зайти?

– Нет, спасибо, я отчаливаю… Там у вашего мужа с Аляской уж больно жарко.

– Что случилось?

– Не имею понятия. – Он дал задний ход. – Я-то думал, за Аляской заеду, собирались с ней уик-энд провести… Только нос сунул, а Аляска ругается с вашим мужем. Сказала, чтоб я уезжал, а она ко мне в Маунт-Плезант на своей машине приедет.

Донна побежала в дом. Со второго этажа доносились вопли. Она взлетела по лестнице: у Аляски в комнате Робби бранился с дочерью. Аляска лихорадочно швыряла одежду в дорожную сумку.

– Что здесь происходит? – крикнула Донна.

При ее появлении в мгновение ока настала тишина. Аляска была сама не своя. Донна никогда не видела дочь в таком состоянии.

– Ты правда хочешь знать? – сквозь слезы спросила Аляска с вызовом в голосе.

– Конечно, я хочу знать.

И тут Робби Сандерс заявил:

– Я нашел в вещах Аляски марихуану!

– Папа! – заорала Аляска.

– Аляска, – расстроилась мать, – нет, только не ты!

– Она, она! – рявкнул Робби. – Обманула доверие! В голове не укладывается!

– Аляска, ты же мне обещала, что даже не притронешься к ней! Ты отдаешь себе отчет в последствиях? Если об этом узнают, тебя могут лишить титула мисс Новая Англия! И можешь распроститься с мечтами о кино.

Аляска метнула в отца яростный взгляд, подхватила сумку и со слезами на глазах выскочила из комнаты. Сбежала по лестнице, забрав по дороге ключи от машины, хлопнула дверью, прыгнула в свой синий автомобиль и нажала на газ.

– Подожди, дорогая, подожди! – из дома с мольбами выбежала Донна Сандерс.

Она еще метров сто бежала за машиной дочери, потом сдалась и только смотрела ей вслед.

* * *

– Можно было все уладить! – уверяла Донна Сандерс. – В ту минуту мы, конечно, среагировали немножко слишком бурно. Аляска подписала этическую хартию конкурса мисс Новая Англия: обязалась не пить, не курить, не употреблять наркотики, не позировать обнаженной. Куча завистливых матерей семейства с превеликим удовольствием вываляла бы ее в грязи, если бы увидела ее с косяком.

– Но это же просто щепотка травки, – возразил я.

– Сейчас вам это может показаться идиотизмом, мистер Гольдман, но мы с мужем воспитаны в большой строгости. Для нас курить марихуану все равно значило употреблять наркотики, какая разница. Да и с точки зрения закона это было вещество той же категории, что героин! Не забывайте, в то время действовала политика «выкури косяк – потеряешь права»: если вас поймают на скамейке с косяком, вы на полгода автоматически лишались водительских прав!

– Значит, вы так и не помирились с Аляской…

– Нет, она на нас слишком обиделась. Из-за того случая как будто вся ярость, какую она носила в себе, вырвалась наружу. Думаю, этот придурок Уолтер Кэрри ее подначивал. Уж не знаю, что он ей наплел, чем заманил, но она переехала к нему в Маунт-Плезант. Прицепилась к ничтожеству, жившему над родительским магазином. Она полностью подпала под его влияние, вот в чем дело. Но она была совершеннолетняя, что я могла? Силой вернуть ее в Салем? И все ради того, чтобы пахать на заправке, а потом оказаться убитой.

– Вы не пытались как-то наладить отношения? – спросил я.

– Я все испробовала. Напрасно. Убеждала себя, что время все расставит по местам. Но время ничего не поправляет, лишь копятся недомолвки и обиды. Я несколько раз ездила в Маунт-Плезант к Аляске, пообедать или выпить кофе. Но что-то сломалось. Она даже не соизволила приехать на День благодарения и на Рождество. Все Рождество я проплакала.

После беседы с Сандерсами у нас оставалось еще добрых полдня. И раз уж мы оказались в Массачусетсе, то отправились в Бостон – в получасе езды – повидать Патрисию Уайдсмит, адвоката Эрика Донована.

Глава 16
Маркус на “Форде”

Бостон, штат Массачусетс

Понедельник, 12 июля 2010 года

Адвокатская контора “Купер и партнеры” занимала красный кирпичный особняк прямо за массачусетским Капитолием. Мы находились в самом центре квартала Бикон Хилл, где жила Эмма Мэттьюз во времена нашего с ней романа.

“Купер и партнеры”, контора адвокатов-криминалистов, получила известность благодаря щекотливым делам, затрагивающим высокопоставленных лиц, а также тому, что бесплатно боролась за справедливость. Недавно они добились оправдания и освобождения мужчины, который провел в тюрьме тридцать два года.

Мы с Гэхаловудом терпеливо сидели в комнате ожидания, все стены которой были увешаны газетными статьями, восхваляющими многочисленные победы конторы за разные годы. Наконец за нами пришла администратор:

– Мэтр Уайдсмит сейчас вас примет.

Нас провели в изящно обставленный кабинет, где сидела дама лет сорока – Патрисия Уайдсмит. После того, как дело закрыли, они с Гэхаловудом ни разу не общались.

– Наконец-то, – сказала она ему, – давно пора пересмотреть это дело. Одиннадцать лет этого жду.

Мы расселись за стеклянным столом, и нам подали итальянский кофе в фарфоровых чашках. Одета Патрисия Уайдсмит была просто, но футболка у нее была явно дизайнерская, а кроссовки стоили четыреста долларов за пару. Да и украшения не позволяли сомневаться в ее высоких заработках. Я не удержался:

– Никак не думал увидеть вас в подобной обстановке.

– Потому что Эрика Донована я защищаю бесплатно? – улыбнулась она. – Думали, это какая-то подпольная контора?

– Ну уж точно уровнем пониже, – смущенно промямлил я.

– Такова была философия нашего основателя Шона Купера: убеждения стоят дорого, надо уметь их обеспечивать. Именно потому, что мы престижная контора, а часть наших клиентов – люди весьма состоятельные, мы можем защищать самых обездоленных.

– Почему вы взялись защищать Эрика Донована? – спросил я. – Вроде бы все улики против него. С первого взгляда тут трудно усмотреть судебную ошибку.

– Это вы так считаете. А я была лично знакома с Эриком. Зная его, знаешь и то, что он не мог убить эту девушку.

– Как вы с ним встретились?

– В Салеме. Мы в свое время ходили по одним и тем же заведениям и довольно близко сошлись. Он был очень обаятельный парень, всегда в отличном настроении. Когда моя личная жизнь стала разваливаться и мне захотелось отвлечься, мы вместе ходили по барам. Потом он вернулся в Маунт-Плезант. Когда его арестовали, он обратился ко мне. Я с самого начала была убеждена, что он невиновен.

– А как вы объясняете тот факт, что все доказательства сходятся на нем?

– Его подставили, – твердо заявила Патрисия Уайдсмит.

– Кто подставил?

– Это мне так и не удалось выяснить. У меня нет и, к сожалению, уже не будет доказательств, но я думаю, что его подставил Уолтер Кэрри.

– Почему?

– Потому что Уолтер всегда завидовал Эрику. Думал, что Эрик – любовник Аляски. И спланировал убийство Аляски так, чтобы свалить все на Эрика. Это, скорее всего, сработало бы, если бы он не побил машину в лесу; полиция быстро напала на его след.

– Прошу прощения, но вынужден вам возразить, – вмешался Гэхаловуд. – Есть два довода, которые не укладываются в эту теорию. Во-первых, Аляска бросила Уолтера Кэрри за несколько часов до убийства, а значит, он попросту не успел бы подстроить такую ловушку. Во-вторых, нам известно – и вам, думаю, тоже, – что у Уолтера на момент убийства имеется крепкое алиби.

– Вы имеете в виду фотографию, которую нашла Лорен? Где он сидит в “Нэшнл энфем” в ночь убийства, в час сорок три?

– Да.

– В суде это алиби и пяти минут не продержится. Как вы знаете, смерть Аляски Сандерс наступила между часом и двумя ночи. Уолтер Кэрри прекрасно мог убить ее около часа, а после, в час сорок три, попасть на фотографию в “Нэшнл энфем”.

О такой вероятности я не подумал. Я покосился на Гэхаловуда, но тот и глазом не моргнул:

– Это никак не отменяет того факта, что Аляска только что известила Уолтера о своем уходе. Ему нужно было хоть немного времени, чтобы подставить Эрика Донована.

– Я знаю, что Уолтер Кэрри подозревал связь Аляски с Эриком еще до того, как она его бросила.

– Если вы говорите о подозрениях Салли Кэрри, то она их высказала сыну, только когда он сообщил, что Аляска от него ушла. Значит, ваше рассуждение несостоятельно.

– Уолтер был в курсе гораздо раньше.

– Что вам дает основания это утверждать?

Патрисия Уайдсмит достала из шкафа толстую папку – собственное расследование смерти Аляски Сандерс.

– Не обижайтесь, сержант, но я в свое время сразу поняла, что следствие глубоко копать не будет: вы нашли преступников, дело было закрыто. Пришлось выкручиваться самой. Мы с Лорен обходили жителей. Так и подружились, а со временем у нас зародилась мысль создать ассоциацию. Я полгорода опросила. Собрала важные свидетельства, в частности, показания Реджайны Спек, владелицы “Сизон” – знаете это чудесное кафе на главной улице?

– Да, – кивнул я.

Патрисия полистала папку и наконец нашла то, что искала:

– Салли Кэрри, мать Уолтера, изливала душу этой Реджайне Спек. Вот, посмотрите: тут:

Она [Салли Кэрри] ходит в кафе каждый день. Примерно за неделю до смерти Аляски она рассказала мне, что у Аляски любовная связь с Эриком. Она случайно видела, как они таскаются вместе в отсутствие ее сына. Говорила, что сын слишком наивен, что он наверняка об этом догадывается, но считает, что пусть лучше его обманывают, чем он останется один.

– Если мать Уолтера Кэрри публично распространялась о связи Эрика с Аляской, – сказала Патрисия Уайдсмит, – значит, она наверняка поделилась своими подозрениями с сыном до того, как Аляска его бросила.

– Можно позаимствовать у вас на время это досье, проглядеть? – спросил Гэхаловуд.

– Сейчас попрошу, чтобы вам сделали копию, – ответила Патрисия Уайдсмит. – Можете все проверить, это совсем нетрудно.

– Если у вас в свое время возникли сомнения относительно работы полиции, почему вы нам не сообщили об этих новых показаниях?

– Подозрения насчет связи Эрика с Аляской на самом деле работали не в пользу моего подзащитного, – поколебавшись, ответила Патрисия Уайдсмит.

– Значит, согласно вашей теории, Уолтер Кэрри действовал из ревности: убил Аляску и подстроил так, чтобы свалить все на Эрика?

– Совершенно верно.

– Было бы любопытно выслушать ваши доводы.

Адвокат разложила перед нами листы своего досье. В основном здесь были факты из полицейского расследования.

– Уолтер думает, что у Аляски с Эриком роман. Он намерен отомстить обоим: ее убить, а его помучить. На рыбалке ему представляется случай завладеть пуловером Эрика. Первое вещественное доказательство у него в руках. Потом он отправляет Эрику и Аляске анонимные письма: “Я все про тебя знаю” – видимо, хочет их напугать. Мысль, что они стремаются, приводит его в восторг. В своей испорченности он доходит до того, что распечатывает эти тексты у Эрика: это легко, ведь он вечно торчит у него дома. Он знает, что тем самым после смерти Аляски полиция выйдет на Эрика. Поражаюсь, почему полиция не учла эту зацепку. Здесь мы имеем и мотив, и возможность – два ключевых момента, которые следователи выясняют в деле об убийстве.

Гэхаловуд никак не отреагировал, но я знал, что означает его взгляд: он был сбит с толку. Один – ноль в пользу Патрисии Уайдсмит.

– К сожалению, мою теорию невозможно проверить, поскольку Уолтер Кэрри мертв, – продолжала та. – Однако он признал вину, а значит, мы вправе считать, что он хотел утопить вместе с собой и Эрика. Не только из-за Аляски: Уолтер всю жизнь завидовал Эрику.

– Но ведь Эрик с Уолтером были друзьями?

– А вы никогда не завидовали друзьям, сержант? Эрик и Уолтер дружили с детства, вместе выросли в Маунт-Плезант. Какое-то время были неразлучны. Потом повзрослели, возникли первые горькие обиды. Эрик едет в хороший университет, а Уолтер влачит жалкое существование. Эрик живет в Салеме, у него хорошая работа, а Уолтер ютится над магазином родителей и работает у них. Мать его целыми днями донимает. Поспрашивайте в Маунт-Плезант, каким он был в то время, сами увидите. Я знаю, о чем говорю, я видела их вместе.

– Эрика и Уолтера?

– Да, однажды в Салеме, в баре. Уолтер приехал повидаться с Эриком. Уже тогда их дружба стала ослабевать. Но Эрик в память о детских годах всегда давал Уолтеру возможность провести уик-энд у него на диване. Не хочу сказать ничего дурного, но Уолтер был вахлак. Безуспешно искал себе подружку, вот так и познакомился с Аляской.

– А вы сами, когда жили в Салеме, не были с ней знакомы?

– Нет, она была сильно младше. В таком возрасте разница очень большая. Вы говорили с Эриком Донованом?

– Еще нет, – ответил Гэхаловуд.

– Можем вместе к нему съездить, если хотите, – предложила Патрисия.

– С удовольствием.

– Давайте завтра с утра, если вам удобно: я все равно еду в тюрьму на демонстрацию.

– На демонстрацию? – переспросил Гэхаловуд. – Какую демонстрацию?

– Каждый второй вторник месяца наша ассоциация “Свободу Эрику Доновану” собирается у ворот тюрьмы штата, где сидит Эрик. Два года назад я предложила Лорен попробовать сделать это – и оно более или менее работает. Нам нужно привлечь на свою сторону общественное мнение, добиться внимания к делу, чтобы его пересмотрели. К сожалению, это классика судебных ошибок: без давления власти не делают ничего. Тот, вокруг кого будет больше шума, получит шанс выйти на свободу, остальные так и будут подыхать в тишине. Приезжайте, будет повод примкнуть к нашему делу.

– Мы действуем в рамках официального полицейского расследования, – напомнил Гэхаловуд, – мы ни на чьей стороне.

– Сержант, хотите, скажу, сколько невинных людей гниют за решеткой в Соединенных Штатах?

– Вы не можете дискредитировать всю судебную систему, прикрываясь отдельными трагическими ошибками.

– Отдельными трагическими ошибками? – возмутилась Патрисия. – Как бы вы заговорили, окажись ваш ребенок в тюрьме за преступление, которого не совершал? Интересно, на чьей вы стороне, сержант?

– На стороне правосудия.

– Как знаете. Завтра в десять утра я буду в тюрьме. Если хотите, чтобы я вам устроила встречу с Эриком, приезжайте.

Когда мы ушли из кабинета Патрисии Уайдсмит, я попытался уговорить Гэхаловуда сходить с ней завтра утром в тюрьму. В ответ он саркастически усмехнулся:

– Потому что там будет ваша подружка Лорен?

– Потому что надо поговорить с Эриком Донованом, сержант!

– Я полицейский, – заметил он, – мы его можем навестить когда угодно, нам провожатые не нужны.

– Да, но если нас приведут его адвокат с сестрой, он нам будет доверять. Наша цель – не повидать его, а разговорить.

– Вы недалеки от истины, писатель.

– Скажите, сержант, почему вы не сказали Патрисии Уайдсмит, что признание Уолтера Кэрри получено под давлением?

– Потому что мне сперва надо понять, готова ли она к тому, что следствие в итоге может признать ее подзащитного виновным. Можно ли ей верить? Или она уцепится за мои откровения, заявит о нарушении процедуры, и мы предстанем перед судом в качестве свидетелей?

Мы подошли к моему “рейндж роверу”.

– Сержант, – попросил я, – если вам не трудно, берите мою машину и возвращайтесь в Конкорд без меня. Я подъеду попозже.

Он поглядел на меня недоверчиво:

– Что это с вами, писатель?

– Ничего, сержант. Просто в магазин надо забежать.

– Можем вместе забежать, если хотите. Или я вас подожду. Как вы потом в Конкорд вернетесь?

– Разберусь. Не волнуйтесь. До скорого.

Он не стал спорить. Я оставил ему ключи и пошел в прокат автомобилей, вывеску которого приметил раньше. На стойке ресепшена я спросил:

– Мне нужен “форд”, у вас есть? Самая старая модель, какая найдется.

В прокате нашлась одна-единственная модель “форда”, из самых дешевых, – как раз то, что мне было нужно. Сев за руль, я достал из кармана листок, на котором Эмма Мэттьюз две недели назад, когда я заезжал в Бостон, записала мне свой адрес.

GPS привел меня в Кембридж. По обе стороны улицы, где жила Эмма, ровной линией выстроились симпатичные домики с садиками, без заборов и живых изгородей. Я незаметно припарковался возле дома номер 24 – так, чтобы меня не было видно, но сам я видел все. Через пару минут появилась Эмма с маленькой девочкой, та резвилась на газоне. Они немножко поиграли, потом на аллее остановилась машина, из нее вышел мужчина в костюме и при галстуке, и девочка побежала к нему с криком “Папа!”. Мужчина поцеловал девочку, потом Эмму. Я наблюдал за их маленьким сообществом, впитывал в себя эту картину счастья и задавался вопросом, смогу ли когда-нибудь и сам стать полноценным отцом семейства.

Внезапно дверца машины со стороны пассажирского сиденья распахнулась. Я подпрыгнул. Это был Гэхаловуд.

– Что вы тут делаете, сержант? Меня чуть кондрашка не хватил…

– Нет уж, это вас позвольте спросить, писатель, – заявил он, усаживаясь рядом со мной. – Подозреваю, вы не просто так сидите тут в арендованной тачке и шпионите за этим семейством.

Я грустно улыбнулся:

– Пытаюсь вспомнить Маркуса на “форде”. Молодого, никому не известного писателя, полного надежд и мечтаний.

* * *

Нью-Йорк

Начало августа 2005 года

(за три недели до разрыва с Эммой)

Рой Барнаски принимал меня в своем кабинете на последнем этаже башни на Лексингтон-авеню, в которой размещалось издательство “Шмид и Хэнсон”. И принимал с размахом – шампанское, птифуры и море комплиментов. Мы с моим агентом Дугласом Клареном сидели напротив него за большим столом эбенового дерева. Передо мной лежали договор и ручка. Оставалось только подписать. Мой первый авторский договор. Барнаски страшно понравились первые главы моей книги, и он предложил меня печатать.

– Знаете, что значит этот договор, Маркус? – отчеканил Барнаски. – Деньги, которых куры не клюют! Ибо вы исключительно талантливы. Книжка замечательная, а следующие, чувствую, будут еще лучше!

– Мне нравится ваш энтузиазм, – произнес я.

– Мой энтузиазм – дело десятое, важны труды вашего пера. Мы только в начале долгого пути, Маркус, придется работать как каторжному.

– Я только о том и мечтаю, – заверил я.

Барнаски, указывая на договор, перечислил его условия:

– Аванс в миллион долларов за первую книгу будет выплачен после сдачи рукописи, в сентябре. Вы берете на себя обязательство написать еще две книги. Следующая должна быть закончена и сдана в издательство не позже июня 2008 года.

– Я вас не подведу, – заявил я.

И с этими словами подмахнул договор. Барнаски торжествующе улыбнулся, схватил бутылку шампанского, откупорил, наполнил три бокала и провозгласил:

– За Маркуса Гольдмана, восходящую звезду американской литературы!

Спустя три недели, 29 августа 2005 года, я последний раз перечитал рукопись “Г как Гольдштейн”. Закончил глубокой ночью, поспал пару часов, потом прыгнул в “форд” и единым духом примчался в Аврору, показать текст Гарри.

– Сегодня великий день, – сказал тот, глядя на рукопись, лежащую на столе на террасе.

Мы сидели на улице, наслаждаясь летним утром. Гладь океана была безмятежно спокойна. Внизу, на пляже, взлетали и садились чайки.

– Все благодаря вам, Гарри.

Гарри сразу отмахнулся от моих благодарностей:

– Маркус, вы никому не обязаны тем, что стали писателем, только себе самому.

Он поднялся, взял свою жестяную коробку с надписью “На память о Рокленде, Мэн” и стал бросать чайкам кусочки хлеба.

В тот вечер мы должны были встретиться с Эммой в Бостоне, вместе отметить окончание моего труда. Гарри проводил меня до двери, и тут я увидел свой жалкий “форд”, стоявший рядом с его красным “корветом”.

– Гарри, – попросил я, – можно я на пару дней одолжу вашу машину?

– Конечно, – ни секунды не колеблясь, ответил он.

Я оставил ему свой “форд” и уселся за руль болида. На автостраде, ведущей в Массачусетс, я ощущал удивительную легкость. Как будто сбросил с себя прежнего Маркуса.

Зато Эмма, наоборот, отнюдь не пришла в восторг при виде «корвета».

– Это что за тачка? – с ужасом спросила она.

– Это чтобы ездить на ужин к твоим родителям.

Я почти не шутил.

– Прекрати, Маркус, не смешно, – рассердилась Эмма. – Что стряслось с твоей машиной?

– Мой “форд” – это прежний Маркус.

– Прежний Маркус? Это еще что за глупости? Ты написал книгу и теперь намерен измениться?

– Я-то не изменюсь, а вот люди будут глядеть на меня другими глазами.

Тогда я еще не знал, насколько точным окажется мое предсказание.

– Обещай, что вернешь ее, – потребовала Эмма.

– Обещаю. Мне через пару дней снова надо к Гарри, он прочтет рукопись.

– Я люблю Маркуса, который ездит на “форде”, – повторила она.

– Знаю.

Гарри обещал дать мне знать насчет книги в самое ближайшее время. Но я никак не думал, что он позвонит через сутки, к тому же в самый неподходящий момент. Вечером 30 августа 2005 года, около половины одиннадцатого, я лежал рядом с Эммой в ее спальне и ласкал ее в темноте. Комнату освещали только огни Бостона в окне. Лежали мы еще одетые, она была в короткой юбке, которую я медленно стягивал на бедра. Вдруг у меня зазвонил телефон, забытый в кармане брюк. Я схватил его и хотел выключить, но увидел, что это Гарри.

– Кто это? – спросила Эмма, заметив мое недоумение.

– Гарри.

– Завтра перезвонишь.

– Если он звонит в такой час, значит, дело серьезное.

Телефон не умолкал. Я принял звонок. Эмма вздохнула и поправила юбку.

– Алло, Гарри?

– Маркус…

Голос был замогильный.

– Гарри, с вами все в порядке?

– Я по поводу вашей книги, Маркус. Это очень важно. Я обнаружил нечто, что меня очень беспокоит. Мне надо с вами переговорить. Вы должны приехать в Аврору.

– Сейчас?

– Да, сейчас.

Он был явно не в себе. Я сказал, что немедленно выезжаю:

– Скоро буду, минут через сорок пять.

И нажал на отбой. Эмма смотрела на меня с тревогой:

– Что случилось, Маркус?

– Гарри надо поговорить со мной про книгу.

– Что, прямо сейчас? Ты помчишься в Нью-Гэмпшир посреди ночи разговаривать про свою книжку?

– Он сказал, что это очень важно.

– Важно? – взвилась она. – Важно, что ты сбегаешь, как вор! Твоя книжка подождет до утра! Не езди.

– Прости, Эмма. Гарри мой друг, и, похоже, я ему сейчас нужен.

– Ты не из-за Гарри едешь, а из-за своей долбаной книжки!

Я натянул футболку и обулся.

– Вот только выйди за дверь… – пригрозила Эмма, вне себя от злости.

– И что будет, если я выйду за дверь?

– Если ты выйдешь за дверь, значит, ты больше не тот Маркус, какого я знала.

– Ты меня знаешь месяцев пять от силы.

– Если ты уедешь, Маркус, между нами все кончено.

– Это почему же? Потому, что я еду помочь другу?

– Ты не на звонок Гарри отозвался. А на зов своего честолюбия. Честолюбие будет самым злым твоим демоном. Оно тебя сожрет. Если ты неспособен его обуздать, я с тобой не останусь.

Я ушел.

В следующий раз я увидел Эмму только пять лет спустя, в конце июня 2010 года, у дверей ее магазина в Кембридже.

Тогда, 30 августа 2005 года, я приехал в Аврору незадолго до полуночи. На Оушен-роуд не было ни огонька. Вот и Гусиная бухта. Свет у Гарри не горел, однако мой “форд” стоял перед домом. Он точно здесь. Я постучал – никто не отозвался. Я забеспокоился и решил войти. В гостиной было пусто. Я позвал Гарри. Никаких признаков жизни. Я вышел на террасу и тут заметил фигуру на пляже, сидевшую у костра. Он.

Я спустился к нему.

– Гарри?

Он глядел на меня как-то странно:

– О, Маркус, вы приехали!

По тому, как Гарри выговаривал слова, я понял, что он мертвецки пьян. Прямо на песке валялась бутылка виски. Он подобрал ее и протянул мне. Обижать его не хотелось, и я отпил глоток, чувствуя, как у меня колотится сердце. Я никогда не видел его в таком состоянии.

– Гарри, что случилось?

Он поднял на меня остекленевшие глаза и выпалил:

– Вы больше, чем просто писатель, Маркус, вы умеете любить. Я знаю, я в вашей книжке прочел. Редкое качество.

– Гарри, что случилось? – повторил я.

– У нас нынче 30 августа 2005 года, Маркус. Сегодня ровно тридцать лет.

– Тридцать лет чему?

– Тридцать лет, как я ее жду.

– Кого ждете?

Он ушел от ответа:

– Вы не представляете, что это такое, когда кто-то вдруг исчезает из вашей жизни и вы не знаете, что с этим человеком. Она умерла? Или жива, но уехала? Думает ли она о вас так же, как вы о ней?

– Не уверен, что понимаю вас, Гарри.

– Это нормально. Вы умеете хранить тайну, Маркус? Самое трудное с тайнами – это не столько молчать про них, сколько с ними жить.

– Что за тайна?

– Не могу сказать, Маркус. Вы будете в ужасе.

– Откуда вы знаете, какая у меня будет реакция?

– Я нашел книгу, Маркус.

– Какую еще книгу, черт возьми?

– Ту, что была у вас в машине, в бардачке.

Он вытащил из заднего кармана брюк “Истоки зла”, свой главный роман, напечатанный в 1976 году. Мне невольно пришло в голову, что 1975 год, о котором все время вспоминал Гарри, как-то со всем этим связан. Книгу, которую он держал в руках, я узнал сразу – я годами возил ее с собой повсюду и испещрил пометками. Когда я приехал в Аврору, она валялась у меня на пассажирском сиденье, и, оставив Гарри свою машину, я машинально сунул ее в бардачок. Я перестал что-либо понимать. Тем более что Гарри швырнул книгу в огонь.

– Что вы делаете? – вскрикнул я и попытался достать книгу из костра.

Но это было невозможно. Языки пламени опалили мне руки. Мне оставалось только бессильно смотреть, как книга погибает. Лицо Гарри на задней стороне обложки медленно сморщилось, потом почернело и исчезло. Подняв глаза, я увидел реального Гарри, смотревшего, как горит его портрет.