Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"
Автор книги: Си Джей Уотсон
Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
Жанры:
Крутой детектив
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 239 (всего у книги 311 страниц)
Среда, 9 июля – четверг, 10 июля 2014 года
Среда, 9 июля 2014 года, Лос-Анджелес
17 дней до открытия фестиваля
С первой полосы “Орфеа кроникл” от 9 июля 2014 года:
ЗАГАДОЧНАЯ ПЬЕСА
НА ОТКРЫТИИ ТЕАТРАЛЬНОГО ФЕСТИВАЛЯ
Изменения в программе: в пятницу мэр города объявит, какой спектакль сыграют на открытии. По его словам, эта постановка обещает сделать двадцать первый фестиваль одним из самых запоминающихся за всю его историю.
Я отложил газету: самолет шел на посадку в Лос-Анджелесе. Сегодняшний номер “Орфеа кроникл” дала мне Анна, когда утром мы встретились с ней и Дереком, чтобы в последний раз уточнить ситуацию.
– Держи, – сказала она, протягивая газету, – будет что почитать в дороге.
– Мэр либо гений, либо в дерьме по уши, – улыбнулся я, пробежав глазами первую полосу и засовывая газету в сумку.
– Склоняюсь ко второй гипотезе, – засмеялась Анна.
В Калифорнии был час дня. Я вылетел из Нью-Йорка поздним утром, но благодаря магии часовых поясов у меня, несмотря на шесть с половиной часов перелета, еще оставалось время до встречи с Кирком Харви. Я хотел провести это время с пользой и разобраться, зачем сюда приезжала Стефани. Обратный рейс был завтра после полудня, в моем распоряжении были всего сутки.
Согласно правилам, я поставил в известность о своем приезде дорожную полицию Калифорнии, тамошний аналог полиции штата. В аэропорту меня встретил полицейский, отзывавшийся на имя Круз; на время моего пребывания здесь он был направлен в мое распоряжение. Я попросил сержанта Круза отвезти меня прямо в отель, где, судя по кредитной карте, останавливалась Стефани. Это был симпатичный “Бест Вестерн” неподалеку от бара “Белуга”. Номера недешевые; в деньгах она явно не нуждалась. Кто-то ей платил. Но кто? Таинственный заказчик?
Я показал администратору на ресепшне фото Стефани, и он сразу ее узнал.
– Да, я ее хорошо помню.
– Вам запомнилось в ней что-нибудь особенное? – спросил я.
– Красивая молодая женщина, хорошо одета, как не запомнить, – ответил администратор. – Но меня особенно пора зило другое: я первый раз в жизни видел живого писателя.
– Она сама так представилась?
– Да, сказала, что пишет детектив по мотивам одной реальной истории и приезжает сюда, чтобы найти ответы на свои вопросы.
Значит, Стефани в самом деле писала книгу. После увольнения из “Нью-Йорк литерари ревью” она решила осуществить свою мечту и стать писателем, но какой ценой?
Я не забронировал себе гостиницу заранее и удобства ради снял на одну ночь номер в “Бест Вестерн”. Потом сержант Круз отвел меня в “Белугу”. Я вошел туда ровно в 17.00. Девушка за стойкой, вытиравшая стаканы, поняла по моему поведению, что я кого-то ищу. Имя Кирка Харви вызвало у нее веселую улыбку.
– Вы актер?
– Нет.
Она пожала плечами, словно не поверила.
– Видите, на той стороне улицы школа. Спуститесь в подвал, в актовый зал.
Я отправился в школу. Не найдя входа в подвал, я обратился к сторожу, подметавшему внутренний двор:
– Простите, где мне найти Кирка Харви?
Тот расхохотался:
– Еще один!
– Еще один кто? – спросил я.
– Ну вы ж актер?
– Нет. Почему все считают, что я актер?
Тот прямо покатился со смеху:
– Ща поймете. Видите, вон там железная дверь? Спускайтесь вниз, там увидите объявление. Не ошибетесь. Удачи!
Оставив его веселиться дальше, я последовал его указаниям. За дверью оказалась лестница, я спустился по ней и увидел тяжелую дверь, на которую была грубо налеплена скотчем громадная афиша:
ЗДЕСЬ ИДЕТ РЕПЕТИЦИЯ ПЬЕСЫ ВЕКА
“ЧЕРНАЯ НОЧЬ”
АКТЕРАМ: ПРОСЬБА ПРЕДСТАВЛЯТЬСЯ МЭТРУ КИРКУ ХАРВИ В КОНЦЕ РЕПЕТИЦИИ.
ПОДАРКИ ПРИВЕТСТВУЮТСЯ.
Соблюдайте тишину!
Разговаривать запрещено!
Сердце у меня заколотилось. Я сфотографировал афишу на телефон и немедленно отослал фото Анне и Дереку. И только собирался повернуть дверную ручку, как дверь резко распахнулась. Мне пришлось отскочить, чтобы не получить по физиономии. Мимо меня пробежал на лестницу рыдающий мужчина, и я услышал, как он в бешенстве клянется сам себе: “Да никогда! Никому и никогда не позволю с собой так обращаться!”
Дверь осталась открытой, и я осторожно пробрался в темное помещение. Это был обычный школьный актовый зал, довольно большой, с высоким потолком. Ряды стульев перед маленькой сценой, залитой жарким слепящим светом прожекторов. На сцене были двое: пухлая дама и низенький господин.
Перед ними толпилась изрядная группа людей, все благоговейно внимали происходящему на сцене. В углу стоял столик с кофе, напитками, пончиками и печеньем. Я заметил полуголого человека, который, спешно дожевывая булку, натягивал на себя форму полицейского. Явно кто-то из актеров переодевается. Я подошел к нему и шепнул:
– Простите, что здесь происходит?
– Что значит “что здесь происходит”? Репетиция “Черной ночи”, конечно!
– А что такое “Черная ночь”? – спросил я, недоверчиво хмыкнув.
– Пьеса. Мэтр Харви работает над ней двадцать лет. Двадцать лет репетиций! Легенда гласит, что когда пьеса будет готова, ее ждет невиданный успех.
– И когда она будет готова?
– Этого никто не знает. Пока он все еще репетирует первую сцену. Двадцать лет на одну только первую сцену! Представляете, какого уровня будет спектакль?
Люди вокруг сердито обернулись на нас, давая понять, что разговаривать нельзя. Я подошел поближе к своему собеседнику и шепнул ему на ухо:
– Кто все эти люди?
– Актеры. Все хотят попробовать себя, получить роль в спектакле.
– В нем так много ролей? – спросил я, прикидывая на глаз количество народу.
– Нет, просто текучка большая. Из-за мэтра. Он такой требовательный…
– А где сам мэтр?
– Там, в первом ряду.
Он знаком показал мне, что разговор окончен, надо молчать. Я пробрался через толпу. Похоже, спектакль начался, тишина требовалась по ходу действия. Подойдя поближе к сцене, я увидел, что на ней лежит человек, изображающий мертвеца. К телу, на которое взирал господин в полицейской форме, приблизилась женщина.
Несколько минут царило молчание. Вдруг кто-то из собравшихся восторженно воскликнул:
– Это шедевр!
– Заткнись! – ответили ему.
Снова стало тихо. Потом включилась звукозапись, прозвучала ремарка:
Ужасное утро. Льет дождь. Движение на загородном шоссе перекрыто, возникла гигантская пробка. Отчаявшиеся водители яростно сигналят. По обочине дороги, вдоль неподвижно стоящих машин, идет молодая женщина. Подходит к заграждениям и обращается к постовому полицейскому.
Молодая женщина: Что случилось?
Полицейский: Человек погиб. Разбился на мотоцикле.
– Стоп! – заорал гнусавый голос. – Свет! Свет!
Резко включился свет. К сцене подошел какой-то мужчина в жеваном костюме, с всклокоченными волосами и с листками в руках, – Кирк Харви, постаревший на двадцать лет по сравнению с тем, каким я его видел последний раз.
– Нет, нет, нет! – ревел он, обращаясь к низенькому господину. – Что это за интонации? Убедительнее, старина! Ну, еще разок.
Низенький господин в слишком длинной форме выпятил грудь и завопил:
– Человек погиб!
– Да нет же, дубина стоеросовая! – взвился Кирк. – Надо просто: “Человек погиб”. Что вы гавкаете, как пес? Вы же сообщаете о смерти человека, а не стадо сгоняете к пастуху. Подпустите драматизма, черт вас раздери! Зритель должен содрогнуться в кресле.
– Простите, мэтр Кирк, – заныл коротышка. – Дайте мне еще раз попробовать, ну пожалуйста!
– Ладно, но последний. Иначе вылетите ко всем чертям!
Я воспользовался паузой и подошел к Кирку Харви.
– Здравствуйте, Кирк. Я Джесси Розенберг и…
– Я что, должен вас знать, кретин? Если хотите роль, подходите после репетиции, но вам уже ничего не светит! Попрошайка!
– Я капитан Розенберг, полиция штата Нью-Йорк, – повторил я. – Мы с вами двадцать лет назад, в 1994 году, расследовали убийство четырех человек.
Его лицо внезапно прояснилось
– Ах да! Ну конечно! Леонберг! Ты совсем не изменился.
– Розенберг.
– Слушай, Леонберг, ты страшно не вовремя. Мешаешь мне вести репетицию. Каким ветром тебя занесло?
– Вы говорили с помощником шефа полиции Орфеа Анной Каннер. Это она меня прислала. И поскольку вы сами назначили встречу на пять часов…
– А сейчас сколько?
– Пять часов.
– Скажите пожалуйста, какая точность, ты внучок Эйхмана, что ли? Всегда делаешь то, что велят? А если я тебе велю: возьми револьвер и стреляй в моих актеров, ты будешь стрелять?
– Э-э… нет. Кирк, мне надо с вами поговорить, это важно.
– Ха, вы только послушайте его! “Важно, важно”! Вот что я тебе скажу, мой мальчик: важно – это вот эта сцена. То, что происходит здесь и сейчас!
Повернувшись к сцене, он протянул к ней руки:
– Смотри, Леонберг!
– Розенберг.
– Что ты видишь?
– Помост, больше ничего.
– Закрой глаза и смотри внимательно. Здесь только что произошло убийство, но об этом еще никто не знает. Сейчас утро. Лето, но холодно. Нас поливает ледяным дождем. Чувствуется напряженность, автомобилисты вне себя, машины стоят, полиция перекрыла дорогу. В воздухе мерзкий запах выхлопов, потому что эти недоумки торчат тут добрый час, но не считают нужным выключить моторы. Моторы заглушите, придурки! И вдруг – бамс! Идет эта женщина, появляется из тумана. Спрашивает полицейского: “Что случилось?”, а коп отвечает: “Человек погиб…” И сцена катится как по рельсам! Зритель подавлен. Свет! Свет! Да выключите, наконец, этот гребаный свет!
Свет в зале погас, настала благоговейная тишина; освещенной осталась только сцена.
– Валяйте, толстуха! – крикнул Харви актрисе, игравшей женщину.
Действие началось. Женщина двинулась вдоль сцены, подошла к полицейскому и произнесла свою реплику:
– Что случилось?
– Человек погиб! – надсадно завопил низенький господин в слишком длинной форме.
Харви одобрительно кивнул, и сцена пошла дальше.
Актриса изобразила на лице любопытство и хотела подойти к трупу. Но видимо, с перепугу не заметила руку человека, игравшего мертвеца, и наступила на нее.
– Ай! – взвыл мертвец. – Она мне руку отдавила!
– Стоп! – заорал Харви. – Свет! Свет, черт подери!
В зале снова вспыхнул свет. Харви прыгнул на сцену. Человек, игравший мертвеца, растирал себе руку.
– Куда ты прешься, жирная корова! – кричал Харви. – Под ноги надо смотреть, дура набитая!
– Я не жирная корова, и я не дура! – разрыдалась актриса.
– А кто же ты, интересно знать? Если по-честному? Погляди на себя, какое брюхо отрастила!
– Я ухожу! – завопила женщина. – Я не позволю так со мной обращаться!
Она хотела спуститься со сцены, но в растрепанных чувствах опять наступила на мертвеца. Тот взвыл еще громче.
– Вот именно, – крикнул Харви, – вали отсюда, мерзкая корова!
Бедняжка в слезах растолкала собравшихся, протиснулась к двери и выбежала вон. С лестницы доносились ее удаляющиеся крики. Харви со злости запустил в дверь своим лакированным ботинком. Потом обернулся, обвел взглядом молча взиравшую на него толпу актеров и перестал сдерживать гнев:
– Вы все бездари! Ничего не понимаете! Уходите все! Вон отсюда! Убирайтесь! На сегодня репетиция закончена!
Актеры покорно двинулись на выход. Когда последний из них ушел, Харви запер дверь изнутри и сполз по ней на пол, испустив долгий отчаянный хрип:
– У меня никогда не получится! НИКОГДА!
Я остался в зале и теперь в некотором смущении подошел к нему.
– Кирк, – тихонько позвал я.
– Зови меня просто маэстро.
Я дружески протянул ему руку, он встал и вытер глаза рукавом черного костюма.
– Ты, случайно, не хочешь стать актером? – спросил Харви.
– Нет, спасибо, маэстро. Но мне надо задать вам несколько вопросов, если вы уделите мне пару минут.
Он повел меня выпить пива в “Белугу”. Верный сержант Круз устроился за соседним столиком и от нечего делать решал кроссворды.
– Стефани Мейлер? – переспросил Харви. – Да, мы с ней здесь встречались. Она хотела со мной поговорить. Книгу писала об убийствах 1994 года. Что с ней?
– Умерла. Ее убили.
– Черт…
– Думаю, ее убили из-за того, что ей удалось обнаружить в связи с убийствами 1994 года. Что вы ей сказали?
– Что вы наверняка ошиблись с преступником.
– Значит, это вы вбили ей в голову эту мысль? Но почему вы нам ничего не сказали, когда мы вели расследование?
– Потому что я это понял задним числом.
– Вы поэтому и сбежали из Орфеа?
– Не могу тебе пока ничего сказать, Леонберг. Еще не время.
– Что значит “еще не время”?
– Потом поймешь.
– Маэстро, я четыре тысячи километров проехал, чтобы с вами повидаться.
– Не надо было тебе приезжать. Я не могу рисковать пьесой.
– Пьесой? Что значит “Черная ночь”? Это как-то связано с событиями девяносто четвертого года? Что произошло вечером 30 июля 1994 года? Кто убил мэра и его семью? Почему вы сбежали? Что вы делаете в этом школьном подвале?
– Я тебя сейчас отвезу в одно место, и ты поймешь.
Сержант Круз отвез нас с Кирком Харви на патрульной машине на вершину одного из холмов в Голливуд-Хиллз. Перед нами простирался город.
– Зачем мы сюда приехали? – наконец спросил я.
– Думаешь, ты знаешь Лос-Анджелес, Леонберг?
– Немножко…
– Ты художник?
– Не то чтобы.
– Пффф! Значит, ты, как все прочие, знаешь только то, что блестит: “Шато-Мармон”, “Найс Гай”, Родео-драйв и Беверли-Хиллз.
– Я из простой семьи из Куинса.
– Не важно, откуда ты, люди судят тебя по тому, куда ты идешь. Что тебе суждено, Леонберг? Что для тебя искусство? На что ты готов, чтобы служить ему?
– Куда вы клоните, Кирк? Вы вещаете словно глава секты.
– Я уже двадцать лет строю эту пьесу! В ней важно каждое слово, каждая актерская пауза. Это шедевр, слышишь? Но тебе не дано понять, не дано прозреть. Твоей вины в этом нет, Леонберг, просто ты рожден идиотом.
– Может, хотя бы сейчас обойдемся без оскорблений?
Он не ответил и вновь устремил взор на бесконечные просторы Лос-Анджелеса.
– В путь! – воскликнул он вдруг. – Я покажу тебе! Я покажу тебе другой народ Лос-Анджелеса, тот, кого обманул мираж славы. Я покажу тебе город разбитой мечты, город ангелов с сожженными крыльями.
Следуя его подсказкам, сержант Круз привез нас к забегаловке с гамбургерами. Харви отправил меня внутрь, одного, чтобы я взял еды на всех. Я пошел, не вполне понимая, что все это значит. Подойдя к стойке, я узнал низенького господина в слишком длинном костюме полицейского, того самого, которого видел два часа назад.
– Добро пожаловать в “Ин-Н-Аут”, что желаете заказать? – спросил он.
– Я вас только что видел, – ответил я. – Вы были на репетиции “Черной ночи”?
– Да.
– Кончилось это плохо.
– Это часто так кончается. Мэтр Харви очень требовательный.
– По-моему, он прежде всего псих ненормальный.
– Не говорите так. Он такой, какой есть. У него великие планы.
– Поставить “Черную ночь”?
– Да.
– Но что это такое?
– Это могут понять только посвященные.
– Посвященные во что?
– Я сам точно не знаю.
– Кто-то мне говорил про легенду, – не отставал я.
– Да, что “Черная ночь” будет величайшей пьесой всех времен!
Лицо его внезапно озарилось, его охватил восторг.
– Вы не могли бы дать мне почитать эту пьесу? – спросил я.
– Ее текста ни у кого нет. Есть только текст первой сцены.
– Но почему вы позволяете, чтобы с вами так обращались?
– Посмотрите на меня. Я сюда переехал тридцать лет назад. Тридцать лет я пытаюсь пробиться в актеры. Сейчас мне пятьдесят, я зарабатываю семь долларов в час, у меня нет ни пенсии, ни страховки. Снимаю каморку. Семьи у меня тоже нет. У меня ничего нет. “Черная ночь” – моя единственная надежда пробиться. Что желаете заказать?
Спустя несколько минут я вернулся к машине, груженный пакетом с гамбургерами и картошкой фри.
– Ну? – спросил он.
– Видел одного из ваших актеров.
– Знаю. Дражайший сержант Круз, а теперь поезжайте, пожалуйста, по бульвару Вествуд. Там есть модный бар под названием “Фламинго”, мимо не проедете. Зайду выпью стаканчик.
Круз кивнул и повез нас дальше. Харви был несносен, но в харизме ему не откажешь. Выходя из машины у “Фламинго”, я узнал одного из парковщиков: это был тот самый актер, с которым мы разговаривали у стола с кофе и пончиками. Когда мы проходили мимо, он как раз сел в шикарную машину только что приехавших клиентов.
– Занимайте столик, – сказал я Харви, – я подойду попозже.
И вскочил в машину, на пассажирское сиденье.
– Что вы делаете? – встревожился парковщик.
– Вы меня помните? – спросил я, показывая полицейский жетон. – Мы с вами говорили на репетиции “Черной ночи”.
– Помню.
Он тронулся с места и направился к большой парковке под открытым небом.
– Что такое “Черная ночь”? – спросил я.
– То, о чем говорит весь Лос-Анджелес. Те, кто примет в ней участие…
– Будут иметь невероятный успех. Я знаю. Что вы можете мне сказать такого, чего я еще не знаю?
– Про что?
Мне пришел в голову вопрос, который надо было задать еще служащему “Ин-Н-Аут”:
– Как вы думаете, Кирк Харви способен убить человека?
– Естественно, – не задумываясь, ответил тот. – Вы же его видели. Станете ему перечить, он вас прихлопнет как муху.
– Он уже прибегал к насилию?
– Вы же видели, как он орет, уже все понятно, правда?
Он запарковал машину и, выйдя из нее, направился к коллеге, который сидел за пластиковым садовым столиком и выдавал ключи от машин клиентов, вслушиваясь в радиовызовы, доносившиеся из ресторана. Тот протянул парковщику очередные ключи и указал, какую машину подавать.
– Что “Черная ночь” значит для вас? – спросил я парковщика напоследок.
– Что все поправимо, – произнес он, как будто это разумелось само собой.
Сел в черный БМВ и уехал, оставив мне больше вопросов, чем ответов.
Я дошел до “Фламинго” – он находился всего в квартале оттуда. Толкнув дверь заведения, я немедленно узнал администратора на входе: это он играл роль мертвеца. Он сопроводил меня к столику Кирка, тот уже потягивал мартини. Подошла официантка, принесла мне меню. Та самая актриса.
– Ну? – спросил Харви.
– Кто все эти люди?
– Они из множества тех, кто ждал славы и до сих пор ее ждет. Общество каждый день шлет нам месседж: слава или смерть. Они будут ждать славы, пока не подохнут, ведь в итоге эти крайности сходятся.
Тогда я спросил его без обиняков:
– Кирк, это вы убили мэра и его семейство?
Он расхохотался, залпом проглотил мартини и взглянул на часы:
– Пора. Мне надо на работу. Подвези меня, Леонберг!
Сержант Круз доставил нас в Бербанк, северный пригород Лос-Анджелеса. По адресу, который назвал ему Харви, оказалась деревня из трейлеров.
– Станция Вылезайка, – вежливо сказал Харви. – Рад был тебя повидать, Леонберг.
– Вы здесь работаете? – спросил я.
– Здесь я живу. Мне надо переодеться в рабочий комбинезон.
– А кем вы работаете?
– Ночным уборщиком на студии “Юниверсал”. Я такой же, как все эти люди, которых ты сегодня видел, Леонберг: меня сожрали собственные мечты. Считаю себя великим режиссером, но чищу сортиры великим режиссерам.
Итак, бывший шеф полиции Орфеа, став режиссером, прозябал в нищете в пригороде Лос-Анджелеса.
Кирк вышел из машины. Я тоже вышел, чтобы достать из багажника сумку и дать ему мою визитку.
– Очень бы хотелось встретиться с вами и завтра. Надо как-то распутывать это дело, – сказал я, роясь в своих вещах.
Кирк заметил номер “Орфеа кроникл”:
– Можно взять у тебя газету? Отвлекусь немножко в перерыве, вспомню прошлое.
– Пожалуйста. – Я протянул ему газету.
Он развернул ее и бросил взгляд на первую полосу:
ЗАГАДОЧНАЯ ПЬЕСА
НА ОТКРЫТИИ ТЕАТРАЛЬНОГО ФЕСТИВАЛЯ
– Ох ты черт! – воскликнул Кирк.
– Что случилось?
– Что это за загадочная пьеса?
– Не имею понятия… Честно говоря, не знаю, знает ли это сам мэр.
– А если это знак? Знак, которого я ждал двадцать лет!
– Знак чего?
Кирк с безумными глазами схватил меня за плечи:
– Леонберг! Я хочу показать “Черную ночь” на фестивале в Орфеа!
– Что? Фестиваль через две недели. Вы репетируете двадцать лет и не продвинулись дальше первой сцены.
– Ты не понимаешь…
– Чего не понимаю?
– Леонберг, я хочу, чтобы меня включили в программу фестиваля в Орфеа. Я хочу поставить “Черную ночь”. И ты получишь ответ на все свои вопросы.
– Об убийстве мэра?
– Да, ты узнаешь все. Если вы дадите мне сыграть “Черную ночь”, ты узнаешь все! В вечер премьеры откроется вся правда об этом деле!
Я немедленно позвонил Анне и объяснил ситуацию:
– Харви говорит, что, если мы дадим ему сыграть пьесу, он откроет, кто убил Гордона.
– Что?! То есть он все знает?
– Он так говорит.
– Не блефует?
– Как ни странно, по-моему, нет. Он весь вечер отказывался отвечать на мои вопросы и уже уходил, но увидел первую полосу “Орфеа кроникл”. Среагировал мгновенно: предложил открыть правду, если мы дадим ему сыграть его пресловутую пьесу.
– Или это он убил мэра с семейством, свихнулся и решил явиться с повинной, – сказала Анна.
– Это мне даже в голову не пришло.
– Скажи Харви, что мы согласны, – решила Анна. – Он получит то, чего хочет, я все устрою.
– Правда?
– Правда. Привези его сюда. В худшем случае арестуем его, он будет в нашей юрисдикции. Заговорит, никуда не денется.
– Отлично, – одобрил я. – Сейчас только один вопрос ему задам.
Я вернулся к Кирку, ждавшему меня у своего трейлера:
– У меня на связи помощник шефа полиции Орфеа. Она подтверждает, что все в порядке.
– За лоха-то меня не держите! – завопил Харви. – С каких пор полиция составляет программу фестиваля? Я хочу собственноручное письмо от мэра Орфеа. Здесь условия диктую я.
* * *
Из-за разницы во времени на восточном побережье было уже 23.00. Но Анне ничего не оставалось, как отправиться к Брауну домой.
Подойдя к его дому, она увидела, что на первом этаже горит свет. Кажется, ей повезло и мэр еще не лег спать.
Алан Браун в самом деле не спал. Он ходил взад-вперед по комнате, служившей ему кабинетом, и перечитывал речь, в которой объявит сотрудникам мэрии о своей отставке. Он так и не нашел, чем заменить спектакль на открытии фестиваля. Все прочие труппы были любительские, весьма посредственные, они не могли собрать полный зал Большого театра Орфеа. Мысль о том, что зал будет на три четверти пуст, была невыносима ему лично и грозила финансовыми неприятностями. Решено: завтра утром, в четверг, он соберет служащих мэрии и объявит об уходе с поста. В пятницу, как и предусмотрено, выступит перед журналистами, и новость станет официальной.
Он задыхался. Ему не хватало воздуха. Речь свою он репетировал вслух и потому не хотел открывать окно, чтобы не услышала Шарлотта: ее спальня находилась как раз у него над головой. Не выдержав, он распахнул створки большого окна, выходившего в сад; комната наполнилась теплым ночным воздухом. Запах роз успокоил его. Он стал читать снова, на сей раз шепотом:
– Дамы и господа, я собрал вас сегодня с тяжелым сердцем. Сообщаю вам, что фестиваль в Орфеа не состоится. Вы знаете, как важно для меня это мероприятие, как в личном, так и политическом плане. Я не сумел превратить фестиваль в ключевое событие, способное оживить позолоту на гербе нашего города. Я потерпел неудачу в главном проекте нынешнего срока своих полномочий. Поэтому вынужден с глубоким волнением вам сообщить, что ухожу с поста мэра города Орфеа. Я хотел, чтобы вы узнали об этом первыми. Полагаюсь на вашу сдержанность: новость не должна распространиться до пресс-конференции в пятницу.
Он чувствовал едва ли не облегчение. Он слишком уповал на себя, на Орфеа, на этот фестиваль. Этот проект он запускал, еще когда был заместителем мэра. Представлял себе, как сделает его одним из главных культурных событий штата, а затем и всей страны. Театральным “Сандэнсом”[347]. Но все это обернулось великолепным провалом.
В эту секунду раздался звонок в дверь. Кого это принесло в подобный час? Он направился к входу. Шум разбудил Шарлотту, она уже спускалась по лестнице, на ходу натягивая халат. Он посмотрел в глазок и увидел Анну в форме.
– Алан, очень прошу прощения, что беспокою вас в такое время, – сказала она. – Я бы никогда не пришла, если бы это не было так важно.
Через несколько минут они сидели на кухне у Браунов, и Шарлотта, заваривавшая чай, остолбенела, услышав имя.
– Кирк Харви? – переспросила она.
– Чего он хочет, полоумный? – спросил Алан, не скрывая раздражения.
– Он поставил спектакль и хочет сыграть его на фестивале в Орфеа. Взамен он…
Анна не успела закончить фразу. Алан вскочил со стула, его бледное лицо вдруг порозовело.
– Спектакль? Ну конечно! Как ты думаешь, он сможет собирать зал Большого театра несколько вечеров подряд?
– Вроде бы это пьеса века, – ответила Анна и показала фото афиши, прилепленной на двери репетиционного зала.
– Пьеса века! – повторил Браун. Он был готов на все, чтобы спасти свою шкуру.
– За возможность сыграть пьесу Харви поделится с нами ценной информацией об убийствах 1994 года и, возможно, об убийстве Стефани Мейлер.
– Дорогой, – ласково произнесла Шарлотта Браун, – а ты не думаешь, что…
– Я думаю, что это дар небес! – ликовал Алан.
– Он выдвигает свои требования, – предупредила Анна, разворачивая листок со своими заметками. – Хочет, чтобы ему выделили номер в лучшей гостинице города, возместили все расходы и немедленно предоставили в его распоряжение Большой театр, для репетиций. Хочет собственноручно написанный и подписанный вами договор. Поэтому я и позволила себе прийти в такое время.
– А гонорара не просит? – удивился мэр.
– Вроде нет.
– Аминь! Ничего не имею против. Давай мне свой листок, я подпишу. И скорей предупреди Харви, что он будет первым именем на афише фестиваля! Пусть завтра же самым ранним рейсом вылетает в Нью-Йорк, можешь отправить ему сообщение? Он во что бы то ни стало должен стоять рядом со мной в пятницу утром на пресс-конференции.
– Хорошо, – кивнула Анна, – я ему передам.
Браун схватил ручку, дописал внизу листка несколько слов, подтверждая свое согласие, и расписался.
– Вот, Анна. Теперь твой ход.
Анна ушла, но, когда Алан закрыл за ней дверь, не сразу спустилась с крыльца. И слышала разговор мэра с женой.
– Ты с ума сошел, полагаться на Харви! – сказала Шарлотта.
– Дорогая, но это же неслыханная удача!
– Он вернется сюда, в Орфеа! Ты понимаешь, что это значит?
– Это значит, что он спасет мою карьеру, – ответил Браун.
* * *
Наконец у меня зазвонил телефон.
– Джесси, мэр согласен, – сказала Анна. – Он подписал требования Харви. Хочет, чтобы вы были в Орфеа в пятницу утром на пресс-конференции.
Я передал ее слова Харви, и тот немедленно возбудился:
– О черт, да! Да! – заорал он. – Пресс-конференция и все такое! Я могу взглянуть на подписанное письмо? Хочу убедиться, что вы не пудрите мне мозги.
– Все в порядке, – заверил я Харви. – Письмо у Анны.
– Так пусть пошлет факс! – воскликнул он.
– Факс? Харви, у кого еще сейчас остались факсы?
– Сами разбирайтесь, я звезда!
Терпение у меня было на пределе, но я старался держать себя в руках. Кирк мог обладать решающей информацией. В полиции Орфеа был факс, и Анна предложила послать письмо в кабинет сержанта Круза, там тоже должен был быть факс.
Спустя полчаса Харви, стоя в кабинете отдела дорожной полиции Калифорнии, гордо читал и перечитывал факс.
– Чудесно! – воскликнул он. – “Черная ночь” наконец увидит свет рампы!
– Харви, – произнес я, – вы получили гарантии того, что вашу пьесу сыграют в Орфеа. Теперь вы наконец можете сказать, что вам известно об убийстве четырех человек в 1994 году?
– Вы все узнаете в вечер премьеры, Леонберг!
– Премьера двадцать шестого июля, мы не можем столько ждать. От вас зависит ход полицейского расследования.
– До двадцать шестого числа не скажу ни слова.
Внутри у меня все кипело.
– Харви, я требую, что вы сказали все, и немедленно. Или я выкину вашу пьесу из программы.
Он презрительно воззрился на меня:
– Закрой рот, Леонхрен! Ты осмеливаешься мне угрожать? Я великий режиссер! Если захочу, ты у меня ботинки будешь лизать!
Это было уже слишком. Я вспылил, схватил Харви за шиворот и припер к стене.
– Говорите! – заорал я. – Говорите, или я вам все зубы вышибу! Я хочу знать, что вам известно! Кто убил семью Гордонов?
Харви звал на помощь, прибежал сержант Круз и растащил нас.
– Я подам в суд на этого человека! – заявил Харви.
– Из-за вас погибли невинные люди, Харви! Пока вы не заговорите, я вас не выпущу.
Сержант Круз вывел меня из комнаты, чтобы я угомонился, и я в бешенстве бросился на улицу. Поймал такси, добрался до деревни трейлеров, где жил Кирк Харви. Спросил, где его прицеп, высадил дверь ногой и стал обшаривать все внутри. Если ответ содержится в пьесе Кирка, нужно просто ее найти. Мне все время попадались какие-то бесполезные бумаги, но потом я обнаружил в глубине ящика картонную папку с логотипом полиции Орфеа. Внутри лежали полицейские фотографии тел семейства Гордонов и Меган Пейделин. То самое досье расследования 1994 года, которое исчезло из архива.
И тут я услышал крик. Это был Кирк Харви.
– Ты что тут делаешь, Леонберг? – орал он. – Вон отсюда немедленно!
Я накинулся на него, мы сцепились в клубах пыли. Я несколько раз ударил его в живот и по лицу.
– Погибли люди, Харви! Понимаете? Я потерял в этом деле самое дорогое, что у меня было! А вы двадцать лет держали язык за зубами? Так говорите сейчас!
Последним ударом я сбил его с ног и стал лупить ботинком под ребра.
– Кто стоит за этим делом?
– Не знаю! – простонал Харви. – Я ничего не знаю! Я сам себе уже двадцать лет задаю этот вопрос.
Обитатели трейлеров вызвали полицию, примчалось несколько патрулей с воющими сиренами. Полицейские бросились ко мне, прижали к капоту машины и без церемоний надели наручники.
Я смотрел на Харви, дрожащего, скорчившегося на земле. Что на меня нашло? Зачем я его избил? Я не узнавал сам себя. Нервы на пределе. Это расследование меня доконало. Демоны прошлого снова подняли голову.
