Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 310 (всего у книги 311 страниц)

41. Ошибки

Когда вы были ребенком, ваши родители, наверное, допускали ошибки. И вероятно, ваши родители совершали эти ошибки с наилучшими намерениями. Но кроме того, ваши родители сделали вам подарок, которым вы можете наслаждаться до самой смерти. Ваши родители подарили вам жизнь. Простите своих родителей.

Йошка Брайтнер. Внутренний желанный ребенок

На меня неотвратимо надвигался непростой разговор с Катариной. И одновременно он уже камнем лежал у меня в желудке. В данный момент у меня, безусловно, имелись дела поважнее, чем защищаться от беспочвенных упреков супруги, с которой мы проживали раздельно. Например, защищаться от реального шантажа, реального расследования и от таких перемен в моей жизни, которые могли реально с ней покончить. И при этом всю партнерскую неделю я должен был оставаться хорошим союзником моему внутреннему ребенку.

Но у меня был не только внутренний ребенок, но и настоящий. Общий с Катариной. А каждый настоящий ребенок является зародышем своего будущего внутреннего ребенка.

Я хотел, вместе с Катариной, предпринять все возможное, чтобы наши супружеские проблемы не коснулись Эмили. Чтобы наш реальный ребенок, Эмили, избежал будущих проблем со своим внутренним ребенком.

Я хотел, чтобы мы с Катариной, при всех наших ссорах, оставались хорошими родителями.

Пока я ждал Катарину в своей квартире, мне припомнился один разговор на сеансе с господином Брайтнером. Он начался с моего вопроса:

– Эмоциональное состояние внутреннего ребенка – причина моих проблем как взрослого. Травмирующее влияние родителей – причина эмоционального состояния моего внутреннего ребенка. Пока все верно?

Господин Брайтнер кивнул.

– Если я примирюсь со своим внутренним ребенком, то это, конечно, будет очень хорошо. Но, получив все эти новые знания, я в то же время испытываю сильнейшую неприязнь к своим родителям. Как мне с этим справиться?

– Прощением.

– Мои родители испортили мне многие годы жизни, а я должен их простить?

– Представьте себе, что я подарил вам «феррари», а затем своим ключом сделал на нем длинную жирную царапину через всю левую сторону. Вы бы рассердились на меня?

– Из-за «феррари» или из-за царапины?

– Вот видите! Вы не могли бы иметь одно без другого.

– Как это связано с моими родителями?

– Ваши родители подарили вам жизнь. А потом, в процессе воспитания, оставили ту или иную царапину в вашей душе. Эти царапины мы здесь как раз исправляем. Этот тренинг является в некотором роде покраской «феррари». Когда мы здесь управимся, вы заберете назад «феррари» своей жизни. Впервые без царапин.

Сравнение с покраской «феррари», по крайней мере, объясняло порядок почасовых ставок господина Брайтнера.

– Ну хорошо. Остается вопрос, почему мои родители не предотвратили эти царапины.

– Именно этот вопрос ваша дочь задаст вам примерно через тридцать лет.

– И каков же ответ?

– Жизнь оставляет следы. Только тот, кто не живет, не совершает ошибок. Ваша дочь, со стопроцентной уверенностью, когда-нибудь задастся вопросом, почему вы совершали ошибки, пока растили ее. Этого невозможно избежать. Было бы глупо, если бы вы, признав ошибки ваших родителей, повторили их со своей дочерью. Вы должны передать дальше опыт прошлого, но не повторять. И в этом смысле вы должны быть благодарны вашим родителям.

Слова Брайтнера пробудили во мне угрызения совести и чувство вины перед дочерью из-за наших явно провальных отношений с женой.

– Мы уже взвалили на нашу малышку достаточное бремя из-за нашего расставания, – тихо пробормотал я.

– Может быть, это как раз один из тех моментов, которые делают вас лучше, чем ваши родители.

– Что вы имеете в виду?

– Давайте пройдемся по фактам биографии, которые вы мне называли.

Господин Брайтнер достал анкету из папки на приставном столике. С личными данными обо мне. Я заполнил ее перед своим вторым сеансом. До сих пор мы никогда не говорили об этом.

– Ваши родители поженились в августе тысяча девятьсот семьдесят пятого года?

– Да.

– Вы родились на свет в декабре семьдесят пятого. И у вас нет ни братьев, ни сестер.

– Да.

Я не понимал, к чему клонит господин Брайтнер.

– Тогда, значит, вы либо из матки попали прямо в кувез[397], либо были зачаты за пять месяцев до свадьбы ваших родителей.

– Это играет какую-то роль?

– Когда вы женились и когда родилась Эмили?

– Поженились в две тысячи одиннадцатом, Эмили родилась в две тысячи шестнадцатом.

– Значит, у вас было пять лет, чтобы радоваться в ожидании желанного ребенка. А у вашей матери было четыре месяца, чтобы избежать рождения внебрачного ребенка. И другие желанные дети после этого не появились. Вы с Катариной, очевидно, женились по любви. В свадьбе ваших родителей, вероятно, немалую роль сыграло ваше незапланированное появление на свет. Это ли не существенное отличие?

– Но мои родители не расстались.

– Если родители расстаются, любя друг друга, для ребенка это может быть лучше, чем если они продолжают жить вместе, ненавидя друг друга.

Этот сеанс тренинга дал мне очень многое для понимания тех обвинений, которые я выдвигал себе из-за Эмили. Но он пока не дал мне ответа на довольно важный именно теперь вопрос: как расстаться, любя друг друга, с женщиной, которая, уже преисполненная ненависти, без всяких на то оснований приписывает мне роман на стороне?

Незадолго до прихода Катарины мой внутренний ребенок и я пребывали в большой растерянности из-за проблем моего брака. Никто из нас не подозревал, что именно благодаря моему внутреннему ребенку решение этой проблемы было уже подготовлено.

42. Подарок

Когда судьба делает вам подарок, не задавайте вопросов. Не важно, почему что-то хорошо. Просто наслаждайтесь тем, что это хорошо.

Йошка Брайтнер. Замедление на полосе обгона – курс осознанности для руководителей

Моя супружеская проблема в лице Катарины явилась ровно в половине четвертого после полудня. Больше десяти лет назад, в начале наших отношений, я всегда нервничал перед ее приходом – от любви и желания. И от радости, потому что не мог поверить, что и она желает меня.

Сейчас я нервничал от страха. И еще потому, что не хотел ненужных ссор и упреков. И потому, что у меня в голове не укладывались все ее беспочвенные обвинения. Даже забавно, какое негативное влияние может оказывать брак на чувства тех, кто в нем состоит.

Катарина позвонила в дверь. Я открыл. Катарина – в первый раз за несколько месяцев – поцеловала меня в губы и на минуту обняла, молча и преисполненная любви.

Я ничего не сказал. Я был просто поражен и обескуражен. Правда, с готовностью ответил на объятие. Катарина завершила столь необычное для нее приветствие и перешла непосредственно к разговору:

– Я тоже должна перед тобой извиниться.

«Почему „тоже“?» – спросил мой внутренний ребенок одновременно со мной.

– Э-э-э… – растерянно выдал я и запнулся.

– Пожалуйста, ничего не говори. Дай сначала мне сказать, ладно?

Катарина прошла в гостиную и села на огромный диван. Я сел рядом с ней и стал ждать.

– Во-первых, я должна извиниться перед тобой, потому что вчера еще раз была в твоей квартире.

Ага. Не такая уж трагедия. У меня ведь не было тайн от Катарины. В конце концов, мы женаты. Так почему же это извинение «во-первых»? И что тогда во-вторых? Но я обещал сначала выслушать Катарину и потому не задал никаких вопросов.

– Эмили вчера хотела зайти к тебе после детского сада, а я была так занята своими мыслями, что совсем забыла позвонить и просто открыла дверь. И пока Эмили носилась по квартире и искала тебя, я тут… нашла твое письмо.

Какое письмо?

– Извинительное письмо, которое ты мне написал… В нем столько любви, сколько я не получала от тебя несколько последних лет.

Я не писал Катарине извинительного письма. Я в последние годы никому не писал ни одного классического письма, на бумаге. Разве что… моему внутреннему ребенку. Я бросил взгляд в сторону обеденного стола. На нем еще вчера лежал черновик того самого письма. Я не уносил его вместе со справочником господина Брайтнера в спальню, когда накрывал стол к завтраку для нас с Сашей. Тем не менее сейчас письма не было на столе. Вопросительные знаки в моих глазах медленно превращались в восклицательные. А глаза Катарины наполнились слезами.

– Я понятия не имею, о чем вы говорили с господином Брайтнером на твоем тренинге. Но за последние недели ты сильно изменился. И своим письмом ты выразил словами именно то, что чувствую и я тоже, но не могу так хорошо выразить. Поэтому мне хотелось бы прочитать тебе вслух твое письмо ко мне. И мне хотелось бы, чтобы ты знал: каждое слово в нем я могу адресовать тебе, как будто оно мое.

Катарина достала письмо из сумки и начала читать мне вслух, глотая слезы:

– «Мне ужасно жаль. Я так долго игнорировал тебя, не понимая, с каким сокровищем живу одной жизнью уже многие годы. Лишь теперь я понял, как сильно мы усложняли эту жизнь друг другу. Я хотел бы отпустить тебя на свободу, не травмируя. Я хотел бы дать тебе возможность жить собственной жизнью. Со мной в качестве друга. А не в качестве того, кто тебя ограничивает. Этот вариант мы уже пробовали довольно долго. Я вижу, что он не работает. Я желаю тебе найти счастье на свободе. Может быть, балласт нашего прошлого станет основой для нашего свободного партнерства…»

Катарина безудержно разрыдалась. Я обнял ее. Мы оба плакали. Это письмо, адресованное вовсе не ей, похоже, объединило нас. Значит, господин Брайтнер был прав: примирение с внутренним ребенком решает и проблемы в отношениях.

Мне было только не совсем ясно, как Катарина истолковала «отпустить на свободу». Мне-то больше совсем не хотелось свободы. Я уже много месяцев страдал от отсутствия близости. Но Катарина еще не закончила:

– Вообще-то, я не вправе упрекать тебя за твой роман…

«Вообще-то, у меня не было никакого романа. Во всяком случае, пока», – собрался я возразить как раз тогда, когда Катарина рассказала, что она подразумевает под «отпустить на свободу», и перешла к тому, за что она хотела извиниться «во-вторых».

– …ведь у меня самой уже несколько месяцев роман. Ну вот. Теперь ты знаешь.

В голове моей поднялся оглушительный гул голосов. Я и по сей день не могу разобраться, какой внутренний голос был мой, а какой моего внутреннего ребенка. Но в конце концов, это не важно. Оба голоса наперебой кричали одно и то же:

«Что, прости? Причина, по которой ты уже много месяцев игнорируешь мое желание близости, – другой мужчина? И ты все это время говорила, что дело во мне? В моих перепадах настроения? Ты посылаешь меня к тренеру по осознанности, потому что сама не справляешься со своим чувством вины, из-за того что трахаешься с другим типом? Я просто в ярости. В ярости. В ярости!»

Но моя ярость вспыхнула, как костер из соломы. Быстро. С треском. А потом – все. Эта короткая вспышка словно выжгла весь сухой хворост копившихся месяцами невысказанных упреков. И там вдруг появилось… место. Место для новых, свежих мыслей. Со мной все было в порядке. А с Катариной было что-то не так. Это освободило меня. Когда ярость улеглась, одного я точно не почувствовал: что я травмирован. И мой внутренний ребенок тоже. И я не ревновал. Пусть у нее был роман. Я по-прежнему считал свою жену привлекательной и желанной. Но я не претендовал на обладание ею. В этот момент мне стало ясно, что я больше не влюблен в нее. И уже довольно давно.

И мне даже не было нужды прощать жену за ее признание. Я ведь уже сделал это в письме. Которое, правда, было адресовано не ей.

Я мог воспринять ее признание и то, что она ошибочно приняла на свой счет письмо, адресованное моему внутреннему ребенку, как бескорыстный подарок. Этот подарок мог быть основой для наших отношений на новом уровне. Без упреков. Без притязаний. Но с полной доверительностью.

В данный момент у меня был выбор: принять все это, отреагировав правильно.

Или разрушить, отреагировав неправильно.

Я взглянул на Катарину. Поцеловал ее в лоб. Обнял.

– Спасибо тебе. – Вот и все, что я сказал.

Я поблагодарил Катарину за все то, из-за чего только что злился. За то, что она сейчас допустила эмоциональную близость, которую отвергала месяцами. За то, что признала свою долю вины в наших проблемах с отношениями, которую игнорировала месяцами. И прежде всего за то, что она во второй раз отправила меня к господину Брайтнеру. Без этого я бы не узнал так скоро о моем внутреннем ребенке. Которому написал письмо. Которое Катарина отнесла на свой счет. Вследствие чего мы в данный момент как раз и помирились. Круг замкнулся.

– Ты даже не хочешь узнать, кто он? – спросила Катарина.

Честно говоря, мне это было абсолютно безразлично.

– Ты не обязана передо мной отчитываться. Ты свободна. Но если хочешь поговорить об этом со мной как с другом, то, конечно, можешь мне сказать.

Катарина была поражена моим величием столь же сильно, как и я сам.

– Это… Оливер. Коллега по страховой компании, который замещал меня в отделе. Он… я с ним вчера обедала. Мы еще до рождения Эмили всегда очень хорошо ладили, но больше никогда ничего не было и…

Того парня, с которым она обедала, звали Оливер? Катарина мне что-то рассказывала о своем заместителе. Я пропускал это мимо ушей, как и все, что касалось ее работы, – мне это было тогда неинтересно. Да и сейчас тоже. Катарина откровенно, от души рассказала о своем романе. А меня это просто не интересовало. Но никто не может слушать с более понимающим видом, чем тот, кому данная тема до фонаря. Как, например, мне – ее коллега Оливер. Я бы, полагаю, тоже завел роман с каким-нибудь Оливером, если бы Катарина выказывала так же мало интереса к моей работе, как я – к ее. Причем… Катарина ведь не выказывала никакого интереса к моей работе. Что теперь, однако, тоже не имело значения. Мы простили друг друга. Катарина даже простила мне роман с Лаурой. Которого у меня, вообще-то, пока не было. Но мог бы быть. С сегодняшнего дня даже без всяких угрызений совести. Почему-то в этот момент я с радостью стал ожидать вечера.

– Никаких упреков? – спросила Катарина.

– Никаких упреков. Давай останемся теми, кто мы есть, – хорошими родителями.

– И будем теми, кем должны быть, – хорошими друзьями.

Мы отпустили друг друга на свободу.

И я надеялся, что смогу наслаждаться своей свободой до конца жизни, а не только до конца этой недели.

43. Отвлечение

Примиренный с вами внутренний ребенок наивен в лучшем смысле этого слова. Он доверчив к вам, и его легко отвлечь. Воспользуйтесь этим. Если ваш внутренний ребенок брюзжит по поводу настоящего, расскажите ему какую-нибудь историю.

Йошка Брайтнер. Внутренний желанный ребенок

Лаура и Саша чуть было не столкнулись еще в холле. Что не имело бы никакого значения. Хотя они были двумя частями одного плана, но для каждого из них на вечер был прописан свой сценарий.

Саше предстояло поджечь территорию предприятия Курта, воплотив в жизнь по всем правилам искусства план моего внутреннего ребенка. Подготовленный с любовью. И тонко исполненный.

Мне же придется импровизировать. Я должен провести с Лаурой по меньшей мере столько времени, чтобы ее брат Курт закончил свою бебиситтерскую деятельность только тогда, когда его фирма уже будет гореть ярким пламенем.

Сколь бы привлекательной ни находил я Лауру, я бы охотно поменялся местами с Сашей. Он знал, что должен делать. А вот я… Последнее настоящее свидание у меня было больше десяти лет назад. И причем с моей нынешней супругой. Между тем мы с Катариной «отпустили друг друга на свободу». Я тоже мог бы насладиться моей новой свободой с Лаурой, но я не хотел.

Только когда вам не приходится делать то, что вы не хотите делать, вы по-настоящему свободны. А мне придется этим вечером отвлекать Лауру. Хочу я этого или нет. Я был не свободен. Лично я, вероятно, предпочел бы провести этот первый вечер гармоничного расставания с женой в полном одиночестве. Только с самим собой и моим внутренним ребенком. Тихо размышляя о будущем, которого не будет.

Но этого-то я как раз и не мог. Потому что на пути к моему ближайшему будущему стоял один законченный идиот, которого следовало с этого пути убрать. И еще потому, что его сестра как раз сейчас звонила в мою квартиру. Вскоре после того, как я услышал, как Саша сбежал вниз по лестнице и как входная дверь захлопнулась.

Я нажал на кнопку домофона и услышал, как Лаура поднимается по лестнице.

Я подготовил все для романтического свидания, каким я всегда представлял его, будучи уже женатым. На проигрывателе крутилась пластинка с балладами восьмидесятых. В гостиной горели свечи в большом подсвечнике. В кухне лежали все ингредиенты для совместного приготовления ужина из трех блюд. Я только что принял душ и надел джинсы, футболку и относительно новый свитер.

Дверь в квартиру была приоткрыта. Лаура постучала. Я впустил ее. Она выглядела сногсшибательно. Незатейливо привлекательно. Рваные джинсы, которые подчеркивали, что Лаура могла носить что угодно. А могла и ничего. И наверняка выглядела фантастически в обоих случаях. Волосы она заплела в косу. Которая ниспадала сзади на стираный блузон милитари. Который она надела как жакет поверх простой белой рубашки. Под которой спереди можно было видеть по краю не до конца застегнутого выреза ее белый кружевной бюстгальтер. Она была в кроссовках «Найк» на босу ногу. В одной руке Лаура держала большую картонную коробку с пиццей. В другой – бутылку ее любимой «Риохи». Я поцеловал ее в щеку и бросил недоумевающий взгляд на коробку.

– Ты настолько сомневаешься в моем кулинарном искусстве? – спросил я.

– У меня просто не нашлось ничего другого, в чем можно принести мой гостевой подарок.

Она сунула мне в руки коробку и вино. Я вопросительно посмотрел сначала на одну свою руку, потом на другую, потому что, вообще-то, собирался помочь ей снять жакет. Но она уже скинула его, поддела ногой и затем небрежно повесила в гардероб.

Содержимое коробки было тяжелее, чем стандартная пицца. И меньше по размеру.

– Теперь открой крышку, – потребовала Лаура.

Я положил коробку на обеденный стол и открыл ее. Внутри лежало зеркало «Fullen» из «ИКЕА». Я не мог не рассмеяться.

– Я подумала, ты, может быть, повесишь его в гостевом туалете.

Я обнял Лауру. Она ответила на мое объятие и удержала его ровно на секунду дольше, чем если бы это было объятие из чистой вежливости.

Мы прошли в кухню, и я открыл «Риоху». Мы приступили к готовке.

Саша тоже подготовился к своему вечеру. И в качестве гостевого подарка отсутствующему Курту он принес не зеркало. А пять «коктейлей Молотова», один лом, одну большую отвертку и один аэрозольный баллончик с автомобильной краской. На свое рандеву он надел черные джинсы, черный свитер горных егерей, а также балаклаву, которая оставляла открытыми только глаза, нос и рот. На ноги – специальные черные армейские сапоги.

Саша уже после обеда закупил в строймаркете все необходимое для дальнейшего осуществления нашего плана. И в качестве транспорта позаимствовал мой «дефендер». Затем, отправляясь поджигать фирму электросамокатов, он сознательно, ради углеродной нейтральности, опять пересел в свою малолитражку.

В то время, когда Саша в конце дня приобретал ингредиенты для своего вечера в «Товарах для домашнего мастера», я покупал свои в супермаркете в отделе азиатских продуктов. Я ведь и в самом деле намеревался готовить еду вместе с Лаурой. Азиатские летние роллы в качестве закуски. Овощи вок с цыпленком в качестве основного блюда. С любовью выбранные стаканчики шоколадного мусса в качестве десерта. Их надо было только открыть. Но два других блюда мы могли бы, потратив немало времени, приготовить самостоятельно.

Однако до этого не дошло.

Я еще только собирался промыть листья салата для летних роллов, а Лаура – отложить в сторону еще сухие листы рисовой бумаги, когда вдруг кое-что случилось. Мы натолкнулись друг на друга. Салат выскользнул из моих рук. Лаура бросила рисовую бумагу ему во след. И мы поцеловались.

«Бросай все это! – запротестовал мой внутренний ребенок. – Тут речь не о твоем развлечении с Лаурой. Речь о моей мести Лауриному брату. Будь профессионалом».

Йошка Брайтнер предупреждал меня, что мой внутренний ребенок никогда не избавится полностью от своего упрямства и эгоизма. Именно поэтому столь важна первая партнерская неделя, в которую, по крайней мере, я должен разбираться с каждым его желанием. Только так я смогу со временем научиться на практике все лучше и лучше управляться с капризами моего внутреннего ребенка.

Один из трюков, помогающих поладить с упрямым внутренним ребенком, – это фантазия. Так же как и настоящих детей, внутренних детей можно отвлечь какой-нибудь классной историей. Даже не могу припомнить, сколько раз мне удавалось погасить вспышки ярости у Эмили фразой: «Смотри, вон летит единорог!» Ну ладно, могу припомнить. И десяти раз не наберется. Ведь Эмили не была глупышкой. Но по крайней мере, как принцип такое отвлечение работало.

Будучи взрослым, я мог избавиться от стрессовых мыслей, практикуя осознанность. Моего внутреннего ребенка я лучше всего мог вывести из стрессовой ситуации с помощью мысленного путешествия.

Господин Брайтнер разработал в этом отношении очень внятный тезис:

«Если ваш внутренний ребенок брюзжит по поводу настоящего, расскажите ему какую-нибудь историю».

Если бы я мысленно вступил в тот мир, который притягивал моего внутреннего ребенка, то смог бы отвлечь его эмоции от этого мира, в котором находился сейчас.

Так что в этот вечер, физически оставаясь с Лаурой, я мысленно присутствовал при покушении на бизнес ее брата.

Я лишь машинально отметил периферическим зрением, что мы с Лаурой целуемся уже на диване. И мои руки под ее рубашкой.

В мыслях же я сконцентрировался на том, что хотел испытать мой внутренний ребенок: он хотел присутствовать при событиях на центральной базе самокатного предприятия. Поэтому ради моего внутреннего ребенка я постарался ментально покинуть «здесь и сейчас» и погрузиться мыслями в ситуацию на самокатном предприятии.

В реальности рука Лауры только что скользнула через открытую молнию в мои брюки, и на какие-то секунды я испугался, что потеряю рассудок.

В моей фантазии рука Саши скользнула через молнию его спортивной сумки и нащупала баллончик с краской, распылив которую Саша оставит послание на стене.

Рука перебирала какие-то другие предметы, прежде чем прохладные пальцы, обтянутые перчаткой, нежно прикоснулись к белой оболочке баллончика. Вот вся ладонь уверенно обхватила удлиненное тулово из луженой жести. Выглядело почти так, будто только что лежавший горизонтально баллончик, который последние месяцы так же лежал, нетронутый, на какой-то полке строймаркета, от радости сам выпрямился в сумке. Да, этот баллончик хотел жить. Рука нежно извлекла его из тесноты матерчатого покрова. Пара знающих глаз спокойно рассматривала объект своего вожделения. После чего обладатель этих глаз начал ритмично трясти баллончик. Сначала медленно, спокойно. Потом все быстрее. С каждым движением руки готовность баллончика к столь долгожданному действию, казалось, все возрастала. Внутри него растворялись всякие накипи и заскорузлости, копившиеся неделями. Пока баллончик не стал единым тугим телом, наполненным жидкостью. И находился под таким давлением, что мог выкрикнуть в мир любое желаемое послание, в этом можно было не сомневаться.

А потом произошло вот что: рука, которая только что сотрясала баллончик до беспамятства, сосредоточенно удержала его лишь в сантиметре от гладкой, чистой, девственной стены дома и, полная чувственной решимости, надавила на головку. И баллончик выплеснул свое послание в направлении стены:

МЕСТЬ!

Превосходно. Мой внутренний ребенок за все время этой истории-фантазии ни единого раза не пожаловался на то, что вытворяла со мной Лаура в реальности.

Потом мы с Лаурой лежали на диване, хихикая, как два подростка.

– Теперь я, – шепнула мне в ухо Лаура.

«Только не это…» – все-таки пожаловался мой внутренний ребенок.

Целуя Лауру, я просунул руку в ее джинсы. Пока мои пальцы блуждали там, мысли мои опять убрели на базу предприятия ее брата. Ребенок во мне потерял интерес к Лауре и напряженно ожидал, желая узнать, как Саше удастся проникнуть в здание.

Чтобы открыть дверь офиса, стамеска не потребовалась. Дверь была готова поддаться, и ее можно было открыть нежно. Кончик отвертки блуждал в поисках дверной щели. На секунду он остановился и нежно нащупал ее. Потом маленькая отвертка проникла едва ли на два сантиметра в узкий паз входной двери. Несколькими чувственными движениями кончик отвертки расширил дверную щель, и вот вся отвертка проскользнула в темный проем. Со знанием дела она нащупала замок. Ритмичными движениями вперед и назад отвертка уверенно сломала последнее робкое сомнение дверного замка, и тот наконец безвольно поддался натиску жесткого стержня и с сочным чмоканьем отказался от всякого сопротивления…

Я больше не беспокоился о том, что Лаура задержится у меня недостаточно долго. Потому что я больше вообще ни о чем не беспокоился. И совершенно забыл о времени. Все было так просто. И длилось всего два бокала «Риохи», а потом мы лежали уже не рядом, а один на другом. Неистово целуясь.

Но что бы мы там ни делали, мы это прервали. Не потому, что вмешался мой внутренний ребенок, а потому, что нам надо было снять брюки.

Есть два момента, когда любой, даже очень гладкий, процесс спаривания логистически застопоривается. Во-первых, это снимание брюк. Во-вторых, надевание презерватива. Если когда-нибудь кто-нибудь изобретет брюки, которые нажатием кнопки, при определенной частоте пульса или нужном гормональном уровне у их носителя, автоматически превращаются в надетый презерватив, то этот кто-то откроет большой рынок сбыта.

В первой из этих двух пауз мой внутренний ребенок заявил о себе:

«Не забудь, для чего мы все это затеяли».

И я снова сосредоточился на том, что хотел видеть мой внутренний ребенок. Внутренним взором я увидел наполненную до краев бензином стеклянную колбу, которая сегодня утром, еще не предназначенная для этих целей, вела тихую жизнь многоразового кофейного стакана. Я увидел, как бензин почти уже переливался через край и как над колбой натянули тряпицу. Как ее ловкими движениями пальцев поместили на головку стакана, как она уже начала пропитываться горючей жидкостью. Я почувствовал, как тряпицу зафиксировали резинкой по краю стакана, чтобы она не сползла до взрыва. Тряпицу подожгли, и ее тут же охватило пламя. Я заметил, как рука схватила колбу, чтобы доставить ее в место назначения. Я ощутил, как горящая тряпка и стакан на какие-то секунды отклонились назад по нежной дуге, а затем с размаху были выпущены на свободу. Как стакан, теперь уже бесконтрольно и невесомо, понесся через темное пространство навстречу своей цели, наслаждаясь полетом. Полыхающее пламя прочертило это пространство. И призрачно осветило бесчисленные электросамокаты внизу. Языки пламени устремились прямо на блок предохранителей, к которому подсоединялись все электропровода. Стакан ударился в него. Его разорвало на сотни частей. Он разрядил всю накопленную в нем энергию. Пол-литра бензина пролилось во всех направлениях, и через доли секунды огонь с тряпки перекинулся на бензин, и загорелась вся стена площадью как минимум четыре квадратных метра. Пластиковая обшивка блока предохранителей секунду сопротивлялась, а затем безвольно расплавилась в жаре пламени.

Тем вечером Саша использовал все пять «коктейлей Молотова». Мне, чтобы отвлечь моего внутреннего ребенка, хватило двух. Но я мог быть удовлетворен результатом. Фирма Курта выгорела до несущих стен. Огонь уничтожил половину его самокатов и десять из пятнадцати автофургонов. Никто из людей не пострадал. Слово «месть» красовалось большими закопченными красными буквами на стене центральной базы предприятия.

А Лаура лежала в моих объятиях, счастливая и изнуренная. До тех пор, пока ровно в 23 часа 28 минут ей не позвонил ее совершенно отупевший брат.