Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 271 (всего у книги 311 страниц)

Глава 15
Неверный ход

Среда, 27 июня 2018 года, Женева

Выйдя от соседки Эвезнеров в Колоньи, Скарлетт попыталась связаться с Армой, их бывшей домработницей, но безуспешно. Она оставила ей голосовое сообщение с просьбой перезвонить как можно скорее. После чего мы, воспользовавшись нашим пребыванием в Женеве, зашли в Эвезнер-банк на улице Корра-три. В огромном холле к нам подошел клерк из службы приема.

– Чем могу быть полезен?

– Мы хотели бы встретиться с президентом банка, – с ходу заявила Скарлетт.

– У вас назначена встреча? – спросил он.

– Нет.

– Сожалею, но боюсь, что в таком случае это невозможно. Вы по какому поводу?

– По поводу убийства, которое произошло в номере 622 “Паласа Вербье”. Вы ведь понимаете, о чем я?

Ее собеседник не выказал ни малейшего удивления и отошел позвонить. Я уловил только конец разговора: “Я немедленно приведу их к вам”.

Через несколько минут в переговорной нас принял президент банка, который, похоже, не слишком нам обрадовался.

– Что за манеры! – возмутился он. – Заявиться вот так, без предупреждения, и еще требовать встречи со мной!

– Мы ничего не требовали, – живо возразила Скарлетт. – Мы просто проходили мимо и зашли узнать, свободны ли вы. Разумеется, если мы неудачно выбрали время и вы предпочитаете принять нас в другой день, мы с удовольствием придем еще раз.

– Никуда вы не придете! – категорически заявил президент. – Я прервал важное совещание, чтобы сказать вам следующее: дело закрыто, и я не допущу, чтобы вы подняли шумиху вокруг нашего банка.

– Какую еще шумиху? – спросил я.

– Вы ведь здесь для того, чтобы написать книгу, не так ли? Что случилось? У вас иссякло воображение, и вы решили вытащить на свет божий ту историю? Это недостойно вас! А мне еще нравились ваши книги! Все, кончено, больше я вас читать не намерен.

– Дело не закрыто, – уточнила Скарлетт. – Преступник не был разоблачен.

– Оно закрыто в сознании людей, и это для меня главное. Об этом все давно забыли, и тем лучше для банка. Вы не отдаете себе отчета, как туго нам пришлось после этого убийства. Клиенты были встревожены, работа застопорилась, мы хлебнули лиха. Теперь, когда все наладилось, я не позволю вам бередить старые раны и причинять вред Эвезнер-банку! Я сейчас же позвоню своим адвокатам, и вам не поздоровится. А если вы будете продолжать в том же духе, я наложу запрет на ваш роман. И поверьте, у меня хорошие связи!

Когда мы выходили, в холле нас нагнал клерк, которого мы уже видели, когда пришли.

– Надеюсь, ваша встреча оказалась плодотворной, – многозначительно сказал он.

– Не слишком, – ответила Скарлетт.

Тогда он украдкой сунул ей в руку какую‐то бумажку. После чего вернулся на свое рабочее место за стойкой.

•

– И что это было? Я не вполне понимаю, – сказал я Скарлетт, когда мы отошли на достаточное расстояние от банка.

– Я тоже, но скоро мы все узнаем. Она показала мне записку:

Встретимся через час в чайном салоне на улице Сите.

Пешеходная улица Сите находилась в Старом городе, сразу за банком. На ней мы обнаружили несколько магазинов и ресторанов и только один чайный салон. Ошибиться было невозможно. Мы сели за столик и решили пообедать в ожидании нашего информатора.

Через час в доме напротив, то есть, как мы поняли, с тыльной стороны банка, открылась неприметная дверь. Он быстрым шагом пересек узкую улочку и подсел к нам.

– Некоторые клиенты пользуются иногда этим выходом, чтобы уйти незаметно, – объяснил он.

– И некоторые сотрудники тоже, судя по всему, – поддела его Скарлетт.

Он рассмеялся:

– Почему вы так заинтересовались последним Большим уикендом и убийством в “Паласе”?

– Это все писатель. – Скарлетт кивком указала на меня. – Он пишет нам книгу на эту тему.

– Ну, эта загадка в основном вам не дает покоя, – возразил я.

– Убийство так и не было раскрыто, – напомнил наш собеседник.

– Вот именно, – подхватила Скарлетт. – Мы хотели бы понять, что там произошло.

– Не буду скрывать, я тоже. С тех самых пор мне не дает покоя та история. Мне уже через полгода на пенсию, и, по‐моему, от меня тогда что‐то ускользнуло… Как такое могло произойти, ума не приложу. Вообще‐то служащему банка не пристало распространяться на эту тему. Главное, не упоминайте в книге мою фамилию, у меня могут быть неприятности!

– Я буду называть вас просто “служащий банка”, если вы не против, – предложил я, доставая блокнот, чтобы записать его рассказ.

– Прекрасно, – одобрил он.

– Вы были знакомы с убитым? – спросила Скарлетт.

– Ну, знаком – сильно сказано. Мы сталкивались с ним каждый раз, когда он приходил и уходил отсюда. На клерков с рецепции не особенно обращают внимание. Но за несколько дней до убийства в банке произошло кое‐что необычное. Как сейчас помню. К нашей стойке подошел какой‐то мужчина. Я заприметил его, потому что он был очень причудливо одет. Он оставил нам конверт и исчез, не пожелав себя назвать.

– Кому предназначался конверт? – спросила Скарлетт.

– Макеру Эвезнеру. На конверте было указано, что его срочно следует вручить адресату. Поэтому я сразу передал его месье Эвезнеру. Он ужасно распсиховался.

Глава 16
Анонимное письмо

Среда, 12 декабря, за 4 дня до убийства

В полвосьмого утра Макер Эвезнер приехал в банк, преисполненный решимости образцово вести себя и доказать Тарноголу, что из него выйдет отличный президент. Кристина изумилась, увидев своего начальника в такую рань.

– Месье Эвезнер, у вас все в порядке? – спросила она.

– Почему вы спрашиваете?

– Ну, обычно вы появляетесь гораздо позже.

– Это новый я, моя дорогая Кристина, – сказал Макер, садясь за стол. – Отныне зовите меня Стахановым!

Макер был уверен в себе. Он проснулся с хорошим предчувствием. Операция “Перевербовка” обязательно сработает. В субботу он будет избран президентом. Следом за Кристиной к нему заглянул Левович, предложив пойти выпить кофе. Макер отказался: “У меня завал. Переломный момент”. Понимая, что пора уже наконец‐то разобраться с грудой почты, он взял первое письмо. Но тут в кабинет зашла Кристина.

– Месье Эвезнер, – сказала она, – вот, вам только что принесли. Она передала ему конверт, на котором красным фломастером было крупно написано:

МАКЕРУ ЭВЕЗНЕРУ

ОЧЕНЬ СРОЧНО

– ЛИЧНО И КОНФИДЕНЦИАЛЬНО —

Без адреса и марки. Отправитель не указан.

Заинтригованный Макер немедленно открыл его. Внутри он обнаружил анонимное письмо:

Встречаемся сегодня вечером в 23.30 в парке Бертрана у большого пруда.

Если хотите стать президентом банка, не опаздывайте.

От этой встречи зависит ваше будущее! Никому ни слова!

Макер бросился к Кристине:

– Что это за письмо? Кто его принес?

– Кто‐то из курьерской службы. А что? Вы так побледнели, все нормально?

Не отвечая, Макер немедленно спустился к курьерам на второй этаж.

– Да, это я принес вам письмо, – сказал один из них.

– И кто вам его передал? – спросил, нервничая, Макер.

– Принесли с рецепции. Когда корреспонденцию оставляют внизу, они поднимают ее к нам, а мы уже доставляем адресату. А в чем дело? Что‐то не так?

Не удостоив его ответом, Макер отправился в службу приема.

– Доброе утро, месье Эвезнер! – пропели хором клерки.

– Кто из вас принял это письмо? – спросил Макер, потрясая конвертом с красной надписью.

– Я, – сказал один из них.

– И кто его оставил?

– Странный тип. В кепке и темных очках. Я еще подумал, что это по‐дурацки выглядит в середине декабря, но мы здесь, знаете ли, всякого навидались. И он не произнес ни слова. Просто положил письмо на стойку. Я попросил его представиться, но он покачал головой и ушел. Я отнес конверт курьерам, как положено. Я что‐то сделал не так?

Несколько минут спустя в кабинете начальника службы безопасности Макер просматривал видеозаписи с наружных камер наблюдения. И действительно, он увидел, как этот хмырь заходит в банк. В широком длинном пальто с поднятым воротником, надвинутой на лоб кепке и очках-авиаторах, скрывающих лицо.

Камеры в вестибюле засняли, как он быстрым шагом приближается к стойке службы приема, кладет на нее письмо и тут же поспешно выходит.

– Это профессионал, я вам ручаюсь, – сказал начальник службы безопасности, сидевший рядом с Макером.

– Профессионал чего? – спросил Макер.

– Понятия не имею, но взгляните, как ловко он избегает прямого попадания в поле камер. Ни одного четкого изображения.

В доказательство своих слов он сделал пару стоп-кадров, чтобы увеличить лицо посетителя:

– Видите, я прав. Этот парень – настоящий профи. Может, частный детектив? А что было в письме? Хотите позвонить в полицию?

– Ничего важного, – заверил его Макер, который совершенно не собирался изливать душу этому сплетнику.

Макер, весь на нервах, вернулся в свой кабинет. Все утро он просидел в унынии, глядя вдаль. Ему было не по себе. Он то и дело перечитывал анонимное послание. “Если хотите стать президентом банка, не опаздывайте”.

Ехать, не ехать? А что, если это ловушка? Вдруг кто‐то хочет его убить? Внутри у него все сжалось.

Его печальные думы прервала Кристина, в очередной раз зайдя к нему справиться о его состоянии.

– Вы точно в порядке, месье Эвезнер? Вы сам не свой из‐за этого письма. Не хотите рассказать, что там такое? Вам угрожают? Может, чайку?

Она волновалась, что против обыкновения Макер не ушел в полдень на нескончаемый обеденный перерыв.

– Мне не до того, – отмахнулся он.

Наконец в четверть первого к нему заглянул Левович:

– Ты как, старик? Кристина сказала, что на тебя смотреть страшно.

– Да нет, все отлично.

– Я обедаю с коллегами в “Липпе”. Давай с нами. Тебе не вредно развеяться.

– Нет, спасибо, сейчас не до того. Я думаю, мне надо побыть одному.

– Ты уверен?

– Вполне. Посижу тут с закрытыми глазами.

Левович не стал настаивать и ушел. Макер сел поудобнее в кресло и сразу же почувствовал, как у него отяжелели веки. Он положил ноги на стол и откинулся назад. Немного вздремнуть не помешает.

Он быстро заснул. Но его блаженство длилось недолго. Через несколько минут в его кабинет явился Тарногол.

•

– Вставай, черт побери! Ты что теперь, спишь на рабочем месте?

Макер вздрогнул, выпучив глаза. При виде Тарногола он мгновенно вскочил.

– Боже, Синиор, дорогой, это вы! – пробормотал он, вытерев слюну, выступившую в уголках губ.

– Я пришел посмотреть, как ты работаешь, а ты, оказывается, просто дрыхнешь!

– Нет, нет, я работал как сумасшедший с самого утра, – сказал Макер, разворошив лежащие перед ним письма.

– А воз и ныне там? – разозлился Тарногол. – То есть со вчерашнего дня ты ни хрена не сделал!

– Нет, нет, уверяю вас, я много чего успел. Но представляете, утром, когда я уже неплохо продвинулся, произошла небольшая заминка…

– Ты только и знаешь, что оправдываться! – вспылил Тарногол. – Все! С меня довольно!

Не дав Макеру и рта раскрыть, Тарногол ушел, не преминув изо всех сил хлопнуть дверью, что, похоже, начинало входить у него в привычку.

Макер застонал и рухнул обратно в кресло. Отчаянно нуждаясь в утешении, он позвонил жене.

Анастасию звонок мужа застал посреди площади Рив. По его голосу она сразу поняла, что что‐то случилось.

– Все в порядке, котенок? – спросила Анастасия (она знала, что “котенок” всегда действует на него магически).

– Да, я просто хотел сказать тебе ку-ку, – ответил Макер. – Что поделываешь?

– Иду в “Роберто” обедать с мамой и сестрой.

– Ах да, сегодня же среда. Я совсем забыл. Передавай им привет. Приятного аппетита.

– Спасибо, котенок. Звони, если что.

– Да, да, не волнуйся.

– Ты еще что‐то хотел сказать? – Анастасия понимала, что он позвонил ей не только ради “ку-ку”.

Наступило молчание. Макер думал, что после выходки Тарногола ему ничего не остается, как пойти на таинственную ночную встречу в парке Бертрана.

– Я… я не приду домой к ужину, – произнес он наконец. – Буду поздно.

– Поздно?

– Да, мне… мне надо кое с кем встретиться… – Макер чуть было не рассказал ей об анонимном письме, но вовремя спохватился. – С одним клиентом, он только вечером приезжает из Лондона и очень хочет со мной повидаться до завтрашних переговоров по инвестициям.

– Хорошо. Увидимся позже, котенок.

Перед тем как войти в “Роберто” – изысканный итальянский ресторан в центре Женевы, где каждую среду она обедала со своей матерью Ольгой и сестрой Ириной, – Анастасия быстро посмотрелась в карманное зеркальце. Они не должны догадаться, что она проревела все утро. Проснувшись, она ждала, что Лев как‐то проявится, но напрасно. Он явно залег на дно. У нее создавалось ощущение, что он играет с ней, может потому, что в понедельник она заявила, что бросает его, хотя сама ни секунды в это не верила. Она сделала глубокий вдох и вошла в ресторан.

Ольга и Ирина фон Лахт, приехав, как обычно, раньше времени, уже ждали ее, сидя на банкетке за центральным столиком, все в мехах и бриллиантах, и пили шампанское. Мать при виде Анастасии холодно воскликнула: “А вот и ты!” – намекая, что она опоздала, а сестра, сухо улыбнувшись, изучила ее с ног до головы, высматривая, что она себе купила с их прошлой встречи на той неделе.

– У тебя новое приобретение? – тут же поинтересовалась Ирина, заметив на запястье Анастасии неизвестный ей браслет.

– Так, ерунда, – отмахнулась Анастасия, садясь за стол.

– Ерунда из чистого золота! – сказала сестра с издевкой.

– Это подарок. – Анастасия в надежде сменить тему притворилась, что полностью поглощена меню.

– Подарок от кого? – требовательно спросила сестра. – От мужа?

– Не твое дело!

– Да успокойтесь вы наконец! – взмолилась мать, словно обращалась к маленьким девочкам. – Мы с вами – фон Лахт, не забывайте об этом! Потомки Габсбургов не скандалят на публике.

– Никакие мы не Габсбурги! – разозлилась Анастасия. – Мы вообще никто!

– тишина! – рявкнула по‐русски Ольга, бросив на дочь убийственный взгляд.

И вокруг старой Ольги воцарилась гробовое молчание. Она через силу улыбнулась, для приличия. Ее дочки заткнулись, изучая меню: с самого детства они усвоили, что, когда мама ругает их по‐русски, лучше помалкивать.

Ольга поправила бриллиантовое ожерелье и, щелкнув пальцами в потускневших от времени кольцах, сделала знак подлить им шампанского. Подбежавший официант наполнил три бокала и принял заказ. Ольга и Анастасия выбрали камбалу на гриле, Ирина предпочла пасту с белыми трюфелями Альбы.

– Нет, только не пасту, дорогая! – Мать умерила ее пыл. – Будешь обжираться, замуж не выйдешь.

– Ну мамочка, – простонала Ирина, – сейчас сезон белых трюфелей.

– Сначала мужа найди, потом переходи на трюфели, – категорически отрезала Ольга. – А пока что обойдешься рыбой на гриле. – Она повернулась к официанту: – Значит, три камбалы, будьте добры!

– Пожалуйста, не унижай меня на людях, мамочка! – надулась Ирина.

– Я не унижаю, а помогаю тебе соответствовать твоему положению. Мы Габсбурги, помни об этом!

Анастасия, сидя напротив матери и сестры, наблюдала за ними, не понимая, зачем терзает себя этими еженедельными обедами.

Тоже мне Габсбурги! Просто захудалые дворянки. Мать происходила из семьи белых эмигрантов, ее прадеду, богатейшему торговцу оружием, царь пожаловал дворянство, а вскоре разразилась революция, и он лишился своего состояния. Поэтому Ольга, хоть и родилась в бедной семье, с детства впитала бесконечные сказания о блестящем прошлом их фамилии во времена Российской империи. Неудивительно, что она была одержима манией вернуть былую славу, и как‐то, будучи в Вене, втюрилась в Стефана фон Лахта, которому суждено было стать ее мужем по двум вполне веским, по ее мнению, причинам: он происходил из знатного рода (фон Лахты, австрийские аристократы из побочной ветви Габсбургов, могли проследить свою генеалогию на протяжении нескольких веков) и был очень богат (его отец, которому хватило здравого смысла умереть незадолго до знакомства его сына с Ольгой, оставил ему колоссальное состояние, нажитое торговлей нефтью и недвижимостью).

Стефан и Ольга, обвенчавшись с большой помпой в венской Карлскирхе, поселились в роскошных апартаментах во Внутреннем городе, историческом центре австрийской столицы. Стефан не работал, живя на ренту от папочкиного состояния. Они с Ольгой целыми днями шлялись по магазинам и прожигали жизнь на светских тусовках, где Ольга всякий раз появлялась в новом платье, постоянно меняя украшения, и объясняла каждому встречному-поперечному, что Габсбурги не показываются на людях дважды в одном и том же. Вскоре у них родилась Ирина, за ней, по прошествии двух лет, последовала Анастасия. “Мы выдадим их за представителей княжеских семейств Европы”, – пророчествовала Ольга в светских салонах венской знати. Вот только она была не в курсе, что ее муж, который к тому моменту, как они познакомились, уже отчаялся найти себе жену, и теперь ни в чем ей не отказывал, слегка преувеличил размер своих капиталов. А главное, Стефан не работал и, подыхая от скуки, убивал время в казино. Их образ жизни обходился ему недешево, особенно влетали в копеечку бесконечные наряды и побрякушки Ольги, игорные долги росли, и в конце концов налоговые штрафы и общий спад экономики, пошатнув семейное предприятие, поглотили последние шиллинги молодой семьи фон Лахт.

Оказавшись по уши в долгах, Стефан в одночасье скрылся с горизонта, наплевав на семью. Ольга, поняв, что происходит, подхватила дочерей девяти и одиннадцати лет и бежала в Женеву, чтобы сочинить себе там новую жизнь. Они поселились в крошечной квартирке в квартале Паки. От прежнего величия Ольге остались лишь меха и драгоценности, а также горькое послевкусие. Она унесла ноги из Вены вовсе не из страха перед кредиторами, в отличие от своего слабака мужа, просто ей трудно было примириться с мыслью, что она будет изгнана из высшего общества. “Проклятия нет, есть только покорность судьбе”, – изрекла Ольга и засучила рукава. Она устроилась продавщицей в “Бонжени”, самый престижный универмаг Женевы, и вела строгий учет каждому франку. Жизненные потребности были сведены к абсолютному минимуму: никаких вечеринок и покупок, на ужин одни консервы. На сэкономленные средства они в выходные дни посещали шикарные заведения столицы.

По субботам Ольга обедала с дочками в модных ресторанах (когда девочки вышли замуж, эта традиция продолжалась по средам).

По воскресеньям они пили чай в барах лучших отелей.

По такому случаю они наводили красоту. Ольга доставала свои лучшие платья и украшения. Обладая врожденным талантом к шитью, дочерей она одевала сама по последнему крику парижской моды, черпая вдохновение в каталогах, и изобретала им наряды из остатков тканей, выуженных по дешевке в галантерейных лавках.

Иногда, появившись на пороге очередного шикарного отеля, разряженные в пух и прах девочки – как правило, Анастасия – внезапно пугались.

– Тебе не кажется, что мы ужасно глупо выглядим, отправляясь на чай в “Бо-Риваж” в вечерних платьях? – спрашивала она мать.

– Глупо быть богатым и стать бедным, – возражала Ольга. – А теперь Kopf hoch! Выше голову! – говорила она по‐немецки. – Встречают по одежке.

Громко переговариваясь, они с надменным видом вплывали в салоны отелей и в рестораны.

Все взгляды обращались на роскошных, уверенных в себе дам, про которых уже поговаривали, что они потомки Габсбургов, хотя толком никто не понимал, что это, собственно, значит.

Ольга безмерно гордилась тем, с какой легкостью ей удалось вписаться в приличное женевское общество. Она завела полезные знакомства, и вскоре без нее не обходилось ни одно светское мероприятие, будь то Весенний бал, бал Красного Креста, суаре часовщиков или вернисажи в престижных галереях. Опасаясь называть свой адрес в Паки, выдававший ее с головой, Ольга просила присылать ей приглашения в “Бо-Риваж”, где она якобы занимала гигантские апартаменты. “Жить в отеле – это так по‐набоковски, – объясняла она дочерям. – Кроме того, «Бо-Риваж» сразу производит правильное впечатление – там останавливалась императрица Сисси”.

Чтобы главный консьерж отеля принимал адресованную ей почту и соблюдал правила игры, она умасливала его щедрыми чаевыми. Только кто станет ее проверять? Никому и в голову не придет, что блистательная Ольга Габсбургская просто-напросто самозванка. Ей приходилось даже прятаться, когда ее новые знакомые делали покупки в “Бонжени”. И она ни разу не спалилась.

Когда Анастасии и Ирине исполнилось соответственно шестнадцать и восемнадцать лет, мать задалась целью закрепить с их помощью свое положение гранд-дамы и дать дочкам возможность преуспеть там, где сама она потерпела неудачу, выдав их замуж за важных и состоятельных людей. За знатностью происхождения она гналась уже не так, как раньше. Главное – финансы.

Поэтому она решила, что зимой все выходные они посвятят прочесыванию излюбленных курортных городков золотой молодежи. Отпрыски именитых европейских семейств проводят лыжный сезон в Гштаде, Клостерсе или Санкт-Морице, прилетают туда на частных самолетах и сорят деньгами почем зря. Наследники королевских династий и промышленных магнатов тут кишмя кишат, бери не хочу. С этой задачей такие красивые и образованные девушки, как Ирина и Анастасия, справятся без труда.

Скудные семейные сбережения и средства, вырученные от продажи части драгоценностей, пошли на оплату поездок в горы, куда они отправлялись из Женевы сначала поездом, потом автобусом. Они ютились в убогой гостиничной комнатке, снятой по сходной цене, где разве что спали и наряжались на модные вечеринки – Ольга Габсбургская, словно сошедшая со страниц Толстого, получала на них приглашения, просто назвав свой “сценический псевдоним”.

Об отдыхе девочки и не мечтали. “Вы сюда не развлекаться приехали, – постоянно твердила им мать, – а познакомиться с молодым человеком и, не откладывая, обручиться с ним”. Под присмотром Ольги они посвящали все вечера охоте на завидных женихов и вешали им лапшу на уши, рассказывая о своем высоком положении в обществе.

Если дочери, не дай бог, принимались ныть, мать разыгрывала целое представление, обвиняя их во всех смертных грехах.

“Я для вас стараюсь, а вы мне отвечаете черной неблагодарностью! – возмущалась она. – Я из кожи вон лезу ради вас, забываю о своей жизни, чтобы обеспечить вашу. Я уже в прислугу превратилась, а вам все мало. Чего вам еще не хватает?”

Если они не реагировали на ее стенания, Ольга набирала обороты, чуть не рыдая: “Посмотрите на мои исколотые иголками пальцы, на мои глаза, слепнущие от бессонных ночей, я на все готова, чтобы вы стали еще прекраснее и вышли замуж! Выкиньте свою мамочку на помойку, раз уж на то пошло!” Потом она талантливо изображала предсмертные хрипы, чтобы дочки осознали наконец, на какие жертвы она идет ради них. Как правило, ее ужимок оказывалось достаточно, чтобы растроганные сестры, бросившись в ее объятия, покрывали ее лицо поцелуями и клялись “дорогой мамочке” в любви. Прижав их к груди, Ольга чувствовала себя вполне ублаготворенной и почти счастливой. Живой, по крайней мере.

Но иногда Ольга срывалась. Бедной Ирине особенно досталось в Гштаде – увидев, как она флиртует с официантом модного кафе, мать отхлестала ее по щекам, правда уже в гостинице. “Я столько денег трачу, чтобы вытащить ее из грязи, а она с мусорщиками якшается!” – в бешенстве орала она.

В последующие годы под нажимом матери у девушек фон Лахт случилось несколько романчиков, но, к ее величайшему огорчению, ничего существенного. В двадцать один и двадцать три года Анастасия и Ирина все еще не были помолвлены. Тогда‐то Ольга и прослышала о Большом корпоративном уикенде Эвезнер-банка в Вербье. Она тут же ухватилась за эту возможность выдать дочерей за кого‐нибудь из боссов крупнейшего частного банка Швейцарии. Позже она неустанно хвалила себя за предприимчивость, ибо успех ее затеи превзошел все ожидания – не прошло и года, как Ирина приняла предложение руки и сердца от управляющего активами, старше ее на двенадцать лет, а еще через год Анастасия обручилась с Макером Эвезнером, наследником одного из владельцев банка.

Но шестнадцать лет спустя Ирина, которой исполнилось тридцать девять, развелась, не получив ни копейки алиментов, несмотря на двух дочерей. Ее управляющего активами арестовали за растрату. Он получил тюремный строк и заплатил разоривший его штраф. Ирина, не проработавшая ни дня в своей жизни, устроилась кассиром в супермаркет. Из какой‐то дурацкой фанаберии она отказалась от должности в курьерской службе Эвезнер-банка, любезно обещанной ей Макером. Но по средам ей удавалось освободиться с двенадцати до двух, чтобы пообедать в “Роберто” за счет Анастасии. Она являлась туда при полном параде, но с кислой миной и, напиваясь шампанским, с подобострастной улыбкой заглядывала в глаза богатым красавчикам, моля Бога, чтобы они спасли ее от несчастной доли.

Тут им наконец подали камбалу на гриле и налили еще шампанского.

– Слушай, Анастасия, – сказала Ольга, которая не могла высидеть и пяти минут, чтобы не сделать замечания одной из дочек, – ты могла бы помочь сестре найти мужа! Ты же тут всех знаешь!

– Слушай, мам, я познакомила ее уже с половиной города! – запротестовала Анастасия.

– Они все козлы, – проскулила Ирина. – Тебе просто нравится, что я в жопе.

– Ты слишком много о себе понимаешь! – сказала Анастасия сестре. – Сдалась ты мне! К твоему сведению, у меня тоже есть проблемы в личной жизни.

– У богатых нет проблем! – заявила Ольга.

– У тебя одни деньги на уме! – вскинулась Анастасия.

– Любимая присказка богачей, – заметила Ирина не без горечи.

Анастасия, чувствуя, что сейчас взорвется, замялась и неожиданно выпалила:

– Я разлюбила мужа и хочу от него уйти!

Мать и сестра встретили это заявление ошарашенным молчанием.

– Что за чушь? – проговорила наконец Ирина.

– Ничего особенного, я действительно хочу уйти от мужа, – повторила Анастасия и, выплеснув на них свои переживания, вздохнула с облегчением.

– Это пройдет, – засмеялась Ольга. – Ты просто романов начиталась, девочка моя! Еще чего не хватало. Все, тема закрыта.

Анастасия решила в кои‐то веки не уступать матери:

– Не пройдет, – сказала она спокойно. – Я разлюбила Макера, я люблю Льва Левовича. Это он подарил мне браслет.

Ольга перепугалась.

– Левовича? – задохнулась она. – Этого клоуна из Вербье пятнадцатилетней давности?

Ирина выдавила из себя издевательский смешок.

– Никакой он не клоун, мама, – возмутилась Анастасия. – Он стал известным банкиром. Он на короткой ноге со многими главами государств. Вся Женева его обожает. Ты одна не в курсе, кто он такой!

– Ну, значит, Женева совсем объевреилась…

– Прекрати! – взмолилась Анастасия.

– Нет, это ты прекрати, нахалка! Как ты разговариваешь с матерью? Хватит идиотничать, Макер – очаровательный, добрый человек и прекрасная партия. Не вздумай его бросать. А то кончишь как твоя сестра. Я запрещаю тебе встречаться с Левовичем, слышишь? И запрещаю носить на публике его поганые презенты.

– Но я счастлива с ним, нам хорошо вместе…

Ольга с горящими от ярости глазами погрозила дочери пальцем:

– Я больше не хочу слышать это имя, ты меня поняла? Он нам не ровня.

– Он русский, как и мы!

– Он еврей, мы с этими людьми не общаемся. Неужели я настолько плохо тебя воспитала? Обещай, что прекратишь с ним встречаться! Ты смерти моей хочешь? Я пожертвовала всем, я питалась одними консервами, чтобы выдать вас замуж. А теперь давайте пообедаем молча, у меня от вашей болтовни уши вянут.

Анастасия, глотая слезы, с трудом доела рыбу. До конца обеда они не обменялись больше ни единым словом.

Потом Анастасия оплатила счет. Они холодно попрощались и ушли, каждая в свою сторону. “До среды”, – сказала Ольга.