Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 274 (всего у книги 311 страниц)

– Мне пора на смену, – сказал он. – Оставайся тут сколько захочешь. Спустишься на лифте. Дорогу ты знаешь.

– Когда мы увидимся? – спросила Анастасия.

Лев, похоже, был удивлен ее вопросом: – Увидимся? Ты хотела бы снова со мной увидеться? – Конечно, я хочу снова с тобой увидеться. Что за вопрос? – По-моему, я тебе не пара. – Что значит “ты мне не пара”? – изумилась она. – Я мелкий служащий без будущего. Живу под крышей отеля, в котором выполняю грязную работу. Существую на чаевые, если клиенты соблаговолят мне их оставить. Я гол как сокол, Анастасия! У меня ничего нет. Я жалкий гостиничный мальчик на побегушках! – А я кто, по‐твоему? – Богатенькая русская княжна, которая проводит зиму в Швейцарии, лето на Лазурном берегу, будучи налоговой резиденткой Англии или Монако. Она рассмеялась и поцеловала его. – Ничего подобного! – Упиваясь ощущением свободы и полноты жизни, она просияла при мысли, что в кои‐то веки можно не врать. – Мы с сестрой спим в каморке вроде твоей. Моя мама – продавщица в универмаге. У нас нет ни гроша в кармане. В Вербье мы теснимся втроем в мерзком номере “Оберж де Шамуа”. Мама хочет любой ценой ввести нас в высшее общество и выдать за князя, барона или кого‐то в том же роде. Мы тоже бедняки, к твоему сведению! И да, я очень хочу снова увидеться с тобой! Я вообще больше не хочу с тобой расставаться. Он ответил ей влюбленной улыбкой: – Анастасия, то, что я сейчас чувствую к тебе, я никогда ни к кому не испытывал.

•

– Анастасия?

Макер затормозил у отеля, где уже собрались сливки банковского общества Женевы. Было 7.25 вечера.

– Ты в порядке? – спросил Макер.

Она утерла слезу:

– Все хорошо.

– Ты плачешь?

– Нет, что‐то в глаз попало.

– Литературный ответ, – заметил он. – От этого слезы не льются.

– Льются, чтобы смыть воспоминания.

Он не понял. Парковщики открыли дверцы с двух сторон, и их подхватила толпа, валом валившая в отель. В белом мраморном вестибюле бурный поток банкиров, гордо выступавших под руку с супругами, стремился к банкетному залу на втором этаже. Гости приветствовали друг друга, громко разговаривали, взволнованные приближающимся концом года и раздачей бонусных слонов, и, преисполненные собственной значимости, твердили себе, что они и есть элита и сливки общества.

Анастасия и Макер тоже вошли в зал. Красивая пара – она в длинном черном атласном платье, он в смокинге. Засунув руку в карман, он нервно теребил пузырек с ядом.

Тут Макер увидел Тарногола, который стремительно спускался по лестнице, против общего течения. Думая, что он идет ему навстречу, Макер замер и одарил его невинной улыбкой.

– Добрый вечер, дорогой Синиор! – сказал Макер голосом идиота.

Но Тарногол прошел мимо, даже не взглянув на него, и, поспешно выйдя из отеля, сел в такси. Тут Макер заметил Левовича, неотразимо прекрасного в костюме-тройке.

– Черт, – прошипел он, – вот и Левович! Что он тут забыл?

Анастасия подняла глаза на своего любовника и не смогла сдержать счастливой улыбки. Она чувствовала, как сильно бьется у нее сердце. Она чувствовала себя еще более влюбленной, чем когда‐либо. Она восхитилась им, самым красивым, самым честным, самым могущественным из всех, кто сновал сейчас вокруг него, – он так выделялся на их фоне! Она чувствовала себя живой в его присутствии. И на мгновение увидела его таким, каким он предстал перед ней шестнадцать лет назад, когда они познакомились.

•

16 лет назад.

Первый Большой уикенд Анастасии в Вербье.

Субботний вечер

В “Паласе Вербье” Анастасия, ее сестра и мать поднимались в бальный зал на втором этаже. Кроме них в лифте никого не было.

– Торжественный вечер банка – это предел мечтаний! – ликовала Ольга с затуманенным от радости взглядом. – Вы вообще понимаете, как вам повезло!

– Это все ты, мамочка! – льстиво заулыбалась Ирина, трепетавшая при мысли, что снова увидится со своим поклонником.

– Это все сын Эвезнера. Какой милый юноша! Звезд с неба не хватает, но из него может выйти прекрасный муж. Не так ли, Настя?

Когда Ольга была в хорошем настроении, она звала Анастасию Настей.

– Тебе виднее, мама, – ответила Анастасия, попытавшись изобразить энтузиазм, чтобы на нее не обрушился праведный гнев матери.

Ее мысли были заняты Львом.

– Мне удалось заполучить места за столом Макера и Клауса, – гордо сообщила Ольга. – Он мне очень нравится, Клаус этот. Он из приличной семьи и все такое прочее.

– А как насчет меня, мамочка? – обеспокоенно спросила Ирина, опасаясь, что останется не у дел.

– Не волнуйся, как только все пойдут танцевать, беги к своему бравому банкиру. Все по плану, девочки, все-по‐пла-ну. Думаю, сегодня ваша участь будет решена наконец подобающим образом.

– Браво, мамочка! – воскликнула Ирина, страшно возбудившись от перспективы новой жизни с управляющим активами.

Да, он оказался старше, чем она надеялась. И не так красив, как она мечтала. Зато он владел виллой с бассейном в Везеназе.

Дверцы лифта открылись с характерным звоночком на втором этаже. Там их уже поджидал красивый как бог и потрясающе одетый молодой человек.

– Лев? – Не выдержав, Анастасия радостно улыбнулась ему.

– Ты знаешь этого мальчика? – спросила Ольга, впечатленная внешностью прекрасного принца.

Лев поклонился Ольге.

– Добрый вечер, мадам! – Он с царственным изяществом склонился к ее руке, отчего старая интриганка аж задрожала.

– Позвольте представиться, Лев Руссипов, граф Романов, – с важным видом соврал красавец.

Ольга чуть сознание не потеряла от восторга. Настоящий Романов! Хвала господу, настоящий Романов! Российский императорский дом! Чтобы зря не обольщаться, она спросила его по‐русски:

– Из тех самых Романовых?

Лев ответил ей изысканном слогом, снова поклонившись и приложив руку к сердцу:

– Императоры и Самодержцы Всероссийские, Цари Казанские, Астраханские, Сибирские, Киевские, Владимирские и Новгородские, Цари Польские и Великие князья Финляндские и прочая, и прочая к вашим услугам, сударыня.

Ольга улыбнулась, сдавшись на милость победителя. Анастасия изо всех сил старалась не расхохотаться.

– Моя дочь Анастасия – прошу любить и жаловать – как раз названа в честь великой княжны! – заметила Ольга по‐прежнему по‐русски.

– Честь вам и хвала, что увековечиваете славу нашего рода!

Они перешли на французский.

– Я не знала, что в Эвезнер-банке работает Романов, – поразилась Ольга, которая провела целое расследование на этот счет.

– Работает? – игриво спросил Лев. – Вы думаете, мне надо работать? Пришло время оскорблений, как я погляжу.

Ольга тоже рассмеялась, совершенно покоренная язвительным юным аристократом.

– Я вообще‐то приехал проветриться в Вербье, – объяснил Лев. – Эвезнер-отец пригласил меня на ужин. Может, из чисто дружеских побуждений, а может потому, что я один из крупнейших клиентов его банка.

Ольга была ошеломлена.

– Лев… – протянула она как зачарованная.

В нескольких метрах от них Синиор Тарногол, чужак в этой толпе банкиров, с удивлением и интересом наблюдал сольный номер молодого человека, который, как ему было известно, являлся всего лишь мелким служащим отеля.

Глава 23 Операция “Перевербовка” (1/2)

В холле “Отеля де Берг”, вечером, перед ужином Ассоциации женевских банкиров, Макер и Анастасия нагнали Льва на большой каменной лестнице.

– Привет, Лев, – буркнул Макер с досадой. – Что ты тут делаешь?

Лев вежливо поклонился Анастасии, которая подошла к нему вслед за мужем.

– Тарногол, похоже, совсем расклеился. – Тут у Макера мелькнула мысль, что в P-30 решили проявить инициативу и сами его отравили. – Сказал, что слишком плохо себя чувствует, чтобы остаться на ужин, и предложил мне представлять интересы банка вместо него.

– Да ну, – сказал Макер, расстроенный присутствием Левовича, – при чем тут ты? Он мог бы и меня попросить.

– Ну, наверное, он счел, что так будет практичнее, поскольку я живу в отеле. По его просьбе мне позвонили в номер, и я сразу спустился. Я и не знал, что вы придете. Приятный сюрприз.

Анастасия едва сдержалась, чтобы снова ему не улыбнуться.

– Вообще‐то мы тут вместо Жан-Бена и Шарлотты. Они не смогли прийти, – объяснил Макер.

У него вконец испортилось настроение: практично не практично, но тот факт, что Тарногол попросил Левовича заменить его на ужине, не предвещал ничего хорошего.

Они вместе поднялись на второй этаж. У входа в банкетный зал, извинившись перед Анастасией, Левович сказал, что им надо поговорить по делу, и отвел Макера в сторону.

– Макер, – начал Лев, когда убедился, что их никто не слышит, – я должен сообщить тебе очень важную вещь.

Макер принял самый озабоченный вид, на какой был способен, и сказал, что внимательно его слушает, но в этот момент их прервал служащий отеля, подбежавший с тростью Тарногола в руке.

– Простите за беспокойство, месье Левович, – извинился он, – но ваш спутник забыл трость в гардеробе.

– Спасибо. – Лев взял трость с впечатляющим набалдашником, усыпанным крупными бриллиантами. – Я ему отдам.

– Если позволите, я отнесу трость в ваши апартаменты?

– Нет, спасибо, я лучше подержу ее при себе, так надежнее.

Служащий ушел, и Левович повертел трость в руке.

– Хочешь, я отнесу? – предложил Макер, усмотрев в этом прекрасную возможность наладить отношения с Тарноголом.

– Ну что ты, не беспокойся, – притормозил его Левович.

– Уверяю тебя, мне это не составит труда, – упорствовал Макер, пытаясь отнять у него трость.

– Да ладно, мне неловко тратить твое время, – сказал, вцепившись в трость, Лев, – ты же не бюро находок! Лучше вернемся к нашим баранам.

– Слушаю тебя, – произнес Макер с вальяжностью премьер-министра, выпустив наконец трость из рук.

– Мне как‐то даже неудобно.

– Говори, не бойся.

– Перед уходом Тарногол мне кое‐что рассказал. Это касается поста президента банка.

– Ну давай уже, не тяни! – поторопил его Макер. – В чем дело?

Поколебавшись, Лев продолжил:

– Тарногол хочет, чтобы президентом банка стал я. Говорит, что Орас Хансен тоже проголосует за меня.

– Да? – выдохнул Макер, чувствуя, как у него внутри что‐то оборвалось.

Разыграв изумление и пытаясь не выдать своего панического страха, Макер сунул руку в карман и сжал пузырек с ядом. У него мелькнула мысль вылить его содержимое в бокал Левовича сегодня же вечером. Одно легкое движение – и с ним будет покончено. Но Лев избежал страшной кары, добавив:

– Но я, разумеется, отказался.

– Да? – повторил Макер, выпустив из руки пузырек.

– Да, этот пост принадлежит тебе по праву. Я даже удивился, что Тарногол про меня подумал.

– Я, конечно, польщен, что ты в меня веришь.

– По-моему, это очевидно. Только Эвезнер может управлять Эвезнер-банком. Поэтому я сказал Тарноголу, что надо назначить тебя.

Макер просиял:

– Спасибо, Лев дорогой. И Тарногол согласился?

– Нет. Заявил, что об этом и речи не может быть. Вот поэтому мне и неловко.

Макер побледнел:

– Правда?

– А если я откажусь, он назначит кого‐нибудь другого, но уж никак не тебя. Например, Жандара. Очевидно, он с самого начала был резервным кандидатом Жан-Бена и его отца.

– Жандара, директора по персоналу?

– Да. Судя по всему, за выслугу лет.

Макера охватила паника. Он терял контроль над ситуацией. Служащий отеля потряс колокольчиком, призывая гостей направиться в банкетный зал и занять место за своим столом. Макер не стал пробираться с Левовичем сквозь толпу и, отойдя в сторону, позвонил Жан-Бенедикту на мобильный. Он хотел сообщить ему, что Тарногол сбежал с вечеринки и операция отменяется. Но Жан-Бенедикт не отвечал. Макер набрал домашний номер Хансенов – с тем же успехом. Тогда он дозвонился Шарлотте в надежде, что она еще рядом с мужем, но она сказала, что проводит вечер с сестрой.

– Бедняга лежит дома в кровати, еле живой. Он что, не берет мобильник? Попробуй на домашний, но вряд ли он подойдет.

– Черт побери! – ругнулся Макер и нажал на отбой.

Жан-Бенедикт явно сдрейфил. Макер, сбитый с толку таким оборотом дела, пошел в туалет, чтобы побыть в тишине. Он перечитал свои карточки, спрятанные в кармане пиджака. Но заготовленные шутки внезапно показались ему безвкусными, да и злободневные сюжеты перемешались у него в голове. Еще час назад он знал все назубок, а теперь постоянно сбивался, путая даже Ирак с Ираном. Чтобы взбодриться немного, он ополоснул водой лицо и, конечно, намочил галстук, так что пришлось долго сушить его под феном.

Когда Макер наконец добрался до банкетного зала, президент Ассоциации женевских банкиров уже закончил вступительную речь. Официанты разносили закуски, и все оживленно переговаривались друг с другом. Совершенно забыв заглянуть в схему рассадки, висящую у входа, Макер никак не мог отыскать Анастасию среди множества гостей. Пришлось выйти в холл и внимательно изучить список, составленный в алфавитном порядке. Не обнаружив себя, он проглядел его снова с самого начала и, отчаявшись, подозвал на помощь сотрудника отеля, тот тоже не нашел его фамилии, и тут наконец Макер сообразил, что он значится под именем Жан-Бенедикта Хансена. Метрдотель указал ему стол номер 18, на противоположном конце зала, куда его определили в компании старших партнеров банка Питту и их жен, а также президентши банка Берне.

Макер послушно туда поплелся, но там его ждал неприятный сюрприз – все сидящие за столом завороженно внимали Левовичу, а тот, купив их парой шуток, на которые он был большой мастак, рассказывал очередной анекдот. Макер услышал только развязку:

– “Мэтр, не могли бы вы подписать для меня ваш рисунок?” – спрашивает хозяин ресторана. А Пикассо ему: “Вы же мне ужин подарили, а не весь ресторан”.

Все дружно расхохотались.

– Знаю я этот анекдот, на той неделе его в газете напечатали, – проворчал Макер, усаживаясь рядом с Анастасией.

Ужин превратился для Макера в сущий ад.

Левович, как всегда, царил, блистал и приковывал к себе всеобщее внимание. Восхитительный, торжествующий, не имеющий себе равных. Присутствующие жаждали услышать его мнение. Что он думает про это, а что про то? Не успевал он ответить на один вопрос, как ему задавали следующий. Его ученые суждения сопровождались экзальтированными ахами и охами, все с упоением восхваляли тонкость его ума, восторженно кивали в знак согласия, зачарованные этим человеком, который был готов так запросто поделиться с ближним своими неисчерпаемыми знаниями.

Он с завидной легкостью и дерзостью перескакивал с одной темы на другую и, мастерски оттачивая свою мысль, излагал ее то серьезным, то насмешливым тоном, умело раззадоривая любопытство аудитории. Макеру не удалось вставить ни слова. Отчасти из‐за Левовича, но в основном потому, что ему приходилось, словно синхронисту в ООН, бубнить на ухо своей глухой как пень соседке, о чем речь.

Когда подали горячее, разговор зашел как раз об ООН и недавней конференции по делам беженцев. Макер, повторивший урок после обеда, был полностью в теме и собирался уже произвести впечатление на публику, но не успел он и рта открыть, как его соседка спросила:

– О чем это они? Я ничего не слышу!

– О конференции по делам беженцев в Организации Объединенных Наций.

– О чем?

– О конференции по беженцам, – раздраженно повторил он.

Услышав слово “беженец”, Левович сделал стойку.

– А что такое беженец? – спросил он.

Все призадумались.

– Все беженцы – воры, и от них одни проблемы, – заявила тугая на ухо соседка Макера, на этот раз все прекрасно расслышав.

– Шагал, Набоков, Эйнштейн и Фрейд были беженцами, – заметил в ответ Левович.

Ему взволнованно поддакнули.

– Мой отец был беженцем, – подхватила президентша банка Берне. – Когда шаха свергли, он бежал из Тегерана в Швейцарию.

И они заговорили об Иране.

Черт, разолился Макер, он не успел блеснуть на тему конференции по беженцам, а теперь они переключились на Иран, о котором он вообще ничего не знал. У него в запасе оставался анекдот про кошку, но он счел, что пока лучше воздержаться. Надо срочно что‐то сказать. Только вот что? Он украдкой заглянул в одну из своих карточек, вспомнив, что записал там статистические данные ОПЕК. Но и тут он опоздал, потому что президентша банка Берне спросила, какого происхождения фамилия Левович, и дискуссия потекла по совсем другому руслу.

– Русского. Мои дед и бабушка по отцу были родом из Санкт-Петербурга.

– То есть вы хорошо говорите по‐русски? – спросил кто‐то из гостей.

– Да, – ответил Левович, – хотя они в основном говорили со мной на идише.

– Ваша мать тоже русская?

– Нет, она из Триеста.

– То есть итальянка, – заключила президентша.

– Нет, она родилась в Триесте, но ее мать была француженкой, а отец венгром. Он ушел из Венгрии пешком в Вену, чтобы выучиться там на офтальмолога, а потом уже поселился с женой в Триесте, где и родилась мама. Затем они переехали в Смирну, которая была тогда под юрисдикцией Греции. Там свирепствовала редкая глазная болезнь.

– Смирна стала Измиром после ее аннексии Турцией? – спросил один из старших партнеров банка Питту, которому тоже захотелось себя показать.

– Именно так, – подтвердил Лев.

Турция – встречайте! – возликовал Макер и, уже не таясь, вынул из кармана карточку о девальвации турецкой лиры, собираясь зачитать ее. Но не тут‐то было, кто‐то уже спрашивал Левовича:

– Так вы и итальянский знаете?

И его опять понесло:

– Да, мама говорила со мной только по‐итальянски. Ее родители взяли привычку обращаться ко мне по‐гречески. Понятия не имею почему. Одним словом, – подытожил Левович, чувствуя, что совсем запутал своих слушателей, – мой отец был русским, а мать – француженкой, надеюсь, я ответил на ваш вопрос.

– И где же вы родились? – спросила президентша банка Берне.

– В Женеве, разумеется! Тут мои родители познакомились, тут я провел детство.

– Разумеется! – повторил за ним Макер, только чтобы подать голос.

– А! Так вы швейцарец? – удивился один из партнеров Питту, как будто услышал что‐то неприличное.

– Конечно, – сказал Лев.

– Конечно, – повторил Макер, снова пытаясь влезть в разговор, и подумал, что у евреев всегда полно завиральных семейных историй.

– Как же досадно носить такое имя и фамилию, будучи швейцарцем, – посетовала глухая тетеря, когда Макер повторил ей слова Левовича. – Все принимают тебя за иностранца!

– Мы все для кого‐то иностранцы, не так ли? – заметил Лев.

– И вы всегда жили в Женеве? – спросил один из партнеров Питту.

– До четырнадцати лет. Потом мы переехали в Цюрих, потом в Базель и, наконец, в Вербье. В Женеву я вернулся пятнадцать лет назад.

– На скольких языках вы говорите? – зачарованно спросила глухая. – На шести уж точно!

– Вообще‐то на десяти, – признался Левович. – Прибавьте еще английский, испанский и португальский, которые я выучил в школе благодаря поездкам и некоторым друзьям.

– Друзьям, – в отчаянии повторил Макер, уже не надеясь, что на него обратят внимание.

– И еще иврит, когда готовился к бар-мицве.

– К бар-мицве! – вскричал Макер как заправский какаду.

– Плюс фарси, чтобы общаться с клиентами, – добавил Левович.

– Фарси-мерси! – буркнул Макер, но никто не улыбнулся.

– Вы говорите на фарси? – Глава банка Берне умиленно посмотрела на Льва.

К восторгу окружающих, этот гад Левович ответил ей на ее родном языке, и они немного поболтали.

– Где вы учили язык? – спросила она.

– Несколько лет подряд я имел дело с известным иранским семейством, кстати в Вербье.

– Вы хотите сказать, что были их управляющим активами? – спросил один из Питту, сомневаясь, что правильно его понял.

– Нет, – не моргнув глазом ответил Лев, – я был их мажордомом в “Паласе Вербье”.

– Мажордомом? – поразился муж глухой соседки Макера.

– Да. Или, если угодно, “батлером”, как говорят англичане, это звучит более изысканно. На самом деле следовало бы меня назвать мальчиком на побегушках. Я проработал в “Паласе” десять лет.

– Еще до вашей учебы? – осведомился второй старший партнер банка Питту.

– Я не особенно‐то и учился. Я все узнавал из книг и от своих друзей.

Это последнее заявление сидящие за столом встретили с невероятным энтузиазмом и восхищением. Уступив их настоятельным просьбам, Лев рассказал о своем детстве.

Глава 24
Юность Левовича

35 лет назад в Женеве

– Лев, Лев!

Мальчик вышел из школы, увидел маму и бросился к ней в объятия.

– Как поживает мой маленький принц? – спросила она по‐итальянски.

– Я в порядке, мам, – ответил он, прижимаясь к ней.

Каждый день мама приводила его в школу и забирала после уроков. Он обожал их ежедневные прогулки. Они шагали, взявшись за руки. Они жили в доме 55 на шоссе Флориссан, в двух шагах от школы. Они шли пешком через парк Бертрана, по аллее, обсаженной вековыми деревьями, практически до самого дома.

Поднявшись в их квартирку на седьмом этаже, Дора, мать Льва, ставила разогревать молоко, разрезала пополам сдобную булочку, щедро мазала ее маслом и выкладывала сверху квадратики шоколада. Хлеб и шоколад всегда будут ассоциироваться у него с матерью.

Дора работала в консульстве Италии в Женеве, на улице Шарля Галлана. Десять лет назад, не будучи еще замужем, она жила в квартале О-Вив. Круглый год она ходила на работу пешком, заскакивая по дороге в “Кафе Лео” на площади Рив, выпить капучино с миндальным круассаном. Там она и познакомилась с официантом Солом Левовичем, который стал впоследствии ее мужем и отцом Льва.

Когда его спрашивали, чем он занимается, Сол Левович отвечал, что он актер и мечтает о карьере комика. Пока что он зарабатывал себе на хлеб в “Кафе Лео”, где и увидел как‐то Дору.

Дора быстро поддалась чарам молодого образованного официанта с тонким чувством юмора. Он так смешил ее утром в кафе, что она умоляла его делать паузы, чтобы она успела выпить капучино, не поперхнувшись.

– Человек, который умеет вас рассмешить, сумеет и украсить вашу жизнь, потому что на свете ничего нет лучше смеха, – как‐то сказал ей Сол.

– Почему это? – полюбопытствовала она.

– Потому что смех мощнее всего, мощнее любви и страсти. Смех – это форма непреходящего совершенства. О нем никогда не сожалеешь, ему полностью отдаешься. Отсмеявшись, хочется смеяться еще, но ничего большего ты от смеха не ждешь, тебе и так хорошо. Даже воспоминания о смехе доставляют радость.

Вскоре они стали встречаться. Дора знала, что жизнь с Солом придется ей по душе. Кататься как сыр в масле им, конечно, не светит, но они будут счастливы. Она хохотала с ним с утра до вечера. Во второй половине дня, когда заканчивалась его смена в “Кафе Лео”, он исступленно трудился над своими спектаклями, оттачивая тексты, мимику, грим. Нелепые, бурлескные персонажи в его исполнении получались ужасно комичными. Вечерами и по выходным он выступал в кабаре в Женеве и окрестностях, что приносило ему немного славы и совсем мало денег.

Когда они прогуливались влюбленной парочкой по шикарной улице Роны мимо витрин парижских домов моды, Сол обещал Доре:

– В один прекрасный день я добьюсь бешеного успеха и подарю тебе все, что твоей душе угодно.

– Да мне не надо, – уверяла его Дора. – Тряпками жизнь не заполнишь.

– Но это фантастииические тряпки! – восклицал в ответ Сол хриплым голосом одного из своих героев, который всегда ее ужасно смешил.

Потом родился Лев. Их единственный сын.

Прошло несколько лет.

Мало-помалу накапливались повседневные заботы и неоплаченные счета. Сол все больше времени посвящал своим шоу, которые шли все хуже, потому что ничего нового он не придумывал, и у публики складывалось неприятное ощущение “дежавю”. Он убедил Дору вложить часть семейных сбережений в небольшое турне по Франции, рассчитывая, что это будет полезно для его карьеры, но и тут его ждал полный провал.

Доре постепенно расхотелось смеяться. Каждый раз, когда она делала попытку серьезно поговорить о жизни, Сол только отшучивался.

До одиннадцати лет у Льва было беззаботное детство, потому что родители старались при нем не ссориться. Когда ближе к вечеру на их кухоньке сгущались тучи, Дора и Сол, чтобы не устраивать разборки на глазах у сына, говорили ему: “Папа с мамой идут в ресторан”. И, бросив Льва на милейшую соседку по этажу, отправлялись в парк Бертрана, где часами осыпали друг друга упреками.

Поначалу они довольно редко ходили в ресторан.

Потом чаще.

Потом почти каждый вечер.

Лев воображал, как его влюбленные родители сидят в модном ресторане, прямо как в американских фильмах, которые ему показывала милейшая соседка, но Дора и Сол под покровом ночи с упоением скандалили в парке Бертрана.

– Может, тебе пора приостановить свои театральные забавы, хотя бы ненадолго, – говорила Дора, – больше времени уделять работе и приносить домой хоть немного денег.

– Это моя жизнь! – возражал Сол.

– Нет, Сол, твоя жизнь – это жена и сын, а ты запираешься на все выходные, репетируешь и потом играешь в пустых залах, арендованных за наш счет. Не говоря уже о тратах на костюмы, грим и прочее!

– Но это же моя мечта! – восклицал он.

– Нам уже не по карману твои мечты!

– Жизнь без мечты – это не жизнь!

– В любом случае мне такая жизнь надоела, – предостерегала его Дора. – Тоже мне жизнь, счета оплатить не можем, в отпуск не ездим и вообще еле сводим концы с концами. А я жить хочу! Существовать!

– О, у мадам появились желания! – издевался Сол. – Ах, где же то старое доброе время, когда ты святым духом питалась!

– Знаешь, в чем твоя проблема, Сол? Ты любишь своих персонажей больше, чем меня, даже больше, чем самого себя. Ты совсем оторвался от реальности.

Лев, избавленный от зрелища родительских склок, разумеется, обомлел, когда они расстались. Родители, любящие друг друга как в кино, родители, не вылезавшие из ресторанов, вдруг ни с того ни с сего разорвали отношения. Ушла Дора. Оставив Льва папе.

Ей нужно было развеяться. Прийти в себя. Она попросила в консульстве отпуск и отправилась путешествовать по Италии.

– Я вернусь за тобой, – пообещала она Льву, – и заберу тебя из школы, как раньше. Маме просто хочется немного побыть одной.

Учительнице и родителям его одноклассников показалось странным, что она уехала, бросив ребенка на отца. “Обычно это папы заводят знакомства на стороне”, – шушукались мамаши, украдкой поглядывая на Сола, ожидавшего сына после уроков. Когда мальчик выходил из школы, отец протягивал ему кулек из булочной на проспекте Альфреда Бертрана.

– Что это? – спрашивал он.

– Булочка с шоколадом.

– Нет, мама клала шоколадки на хлеб.

– Ну а тут шоколад внутри булки. Не все ли равно.

– Нет, мама клала шоколадки сверху, а не внутрь, это разные вещи, – говорил Лев, тем не менее откусывая кусочек.

И повторял, жуя:

– С мамой все иначе. Лучше, когда она сама мне готовит.

– Скоро мама снова будет приносить тебе полдник. Такой, как ты любишь.

– Когда она вернется?

– Скоро.

Но Дора так и не вернулась забрать Льва после уроков из школы имени Альфреда Бертрана.

Она думала, что уедет всего на пару недель. Ей как воздух был необходим этот мимолетный романчик с миланским инвестиционным банкиром. Они познакомились в консульстве, и он повез ее в путешествие по Тоскане. Первое время она чувствовала себя ужасно виноватой и скучала по сыну. Но потом все затмило ощущение невероятной свободы. Утром Дора просыпалась в роскошных отелях, пила кофе, любуясь восходом над красивейшими пейзажами в мире. Она воспрянула духом. Ощутила наконец, что живет полной жизнью. Ей так хотелось продлить это состояние, что они поехали дальше, из Тосканы в Апулию, и следом на Сицилию. Она ведь всегда мечтала увидеть Этну! Банкир, желая произвести на Дору впечатление, даже арендовал вертолет. Но вертолет окончил свой путь на дне Средиземного моря. Службе береговой охраны удалось поднять из воды три тела: пилота, банкира и Доры.

На ее безымянном пальце обнаружили обручальное кольцо, подарок Сола, которое она так и не сняла, как будто еще не поставила точку в их отношениях. Сол отдал кольцо сыну. Это единственное, что ему осталось на память о матери.

•

Когда Льву исполнилось четырнадцать, Сол решил дать толчок своей артистической карьере, переехав сначала в Цюрих – но там его скетчи не стали успешнее, – потом в Базель, где он устроился в бар отеля “Труа Руа” за вполне сносную зарплату.

Лев закончил лицей в Базеле, перескочив через два класса. Несмотря на советы преподавателей, потрясенных его способностями, отец убедил его не тратить время на бесполезную учебу.

– Учителя говорят, что я могу стать большим человеком и зарабатывать много денег, – возразил Лев.

– Сын мой, будь от денег хоть какой‐то прок, все уже были бы в курсе. Богатые богаты, потому что они воруют, всегда помни об этом.

– Да, папа.

– Они украли у нас маму, наше самое главное сокровище.

– Да, папа.

– Лучше я выучу тебя на комика. Мы поставим вместе прекрасный спектакль. Мама гордилась бы нами.

Тем летом, в надежде, что его сын станет великим артистом, которым он сам не стал, Сол обучил Льва всем известным ему премудростям театрального дела – от сценического движения до дикции, от изготовления костюмов до искусства грима. Но однажды вечером, в баре отеля “Труа Руа”, Сол Левович познакомился с Эдмоном Розом, владельцем “Паласа Вербье”, который заехал в Базель уладить кое‐какие проблемы. В тот вечер бар пустовал, и Роз, будучи в болтливом настроении, от нечего делать разговорился с Солом. Ну и Сол, конечно, не преминул заметить, что он профессиональный комик. Роз решил, что Сол именно тот, кто ему нужен.

– Сол, вы просто находка. Я могу предложить вам потрясающую работу. Вы готовы переехать в Вербье?

На следующий день после знакомства с Розом Сол рассказал Льву, как ему повезло.

– Не могу пока тебе сказать, какова будет моя роль в отеле, я обещал держать это в секрете. Но поверь, это прекрасная роль. Роль моей жизни.

– То есть тебе хочется в Вербье? – спросил Лев.

– Очень.

– А я чем буду там заниматься? – спросил Лев.

– Месье Роз предлагает тебе место портье, и если ты там приживешься, получишь повышение. У меня будет полно свободного времени, да и у тебя наверняка тоже, так что мы продолжим наши занятия. Передача знаний, сын мой, превыше всего. Поэтому люди никогда на самом деле не умирают – даже если тело жрут земляные черви, дух выживает посредством другого человека. Ну и так далее. Когда я выйду в тираж, ты займешь мою должность в “Паласе”. А тебе на смену придет твой сын. Поверь, мы положим начало великой актерской династии. Мы станем новыми Питоевыми!

Лев, не очень вникая в разглагольствования отца, решил тем не менее, что жить в горах – отличная идея. Так что Левовичи перебрались на горнолыжный курорт в кантоне Вале и приступили к работе в “Паласе Вербье”.

Обязанности Сола долго хранились в тайне. Официально он помогал месье Розу сохранить элитный статус отеля. Другим сотрудникам тоже не сразу стали понятны возложенные на него задачи – он то запирался в своем крошечном офисе в служебной части отеля, то отправлялся в командировки. Но кто‐то наконец проболтался, и выяснилось, что Сол, чью изобретательность и опыт в гостиничном и ресторанном бизнесе так высоко оценил месье Роз, разъезжал по его просьбе по Швейцарии и другим странам Европы, останавливался в прекрасных отелях и, выдавая себя за обычного клиента, строчил Розу отчеты об инновациях и сильных сторонах его конкурентов, одновременно предлагая ему меры по улучшению качества обслуживания в “Паласе”. Роз говорил, что его новый сотрудник “смотрит в оба, и ему трудно угодить”, что, собственно, и требовалась. Сол, радуясь оказанному доверию, чувствовал себя совершенно счастливым и расцвел на глазах. Кроме того, ему неплохо платили, и он смог снять себе симпатичную квартиру в самом центре Вербье.