Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 165 (всего у книги 311 страниц)

– Книга должна быть закончена в ближайшие три недели, Маркус, – в десятый раз повторил Барнаски. – Потом у нас будет десять дней на корректуру и неделя на печать. То есть к середине сентября мы наводним тиражами всю страну. Вы успеете?

– Да, Рой.

– Если надо, мы приедем в ту же секунду, – заорал из глубины кабинета глава группы «негров» по имени Френсис Ланкастер. – Сядем на ближайший самолет до Конкорда и с завтрашнего дня будем вам помогать.

До меня донеслись крики остальных – да, завтра они уже будут здесь, это будет шикарно.

– Шикарно будет, если вы мне дадите спокойно работать, – ответил я. – С книгой я сам управлюсь.

– Но они очень хороши, – настаивал Барнаски, – вы сами не заметите разницы!

– Да, вы не заметите разницы, – повторил Френсис. – Вот вы хотите работать, а вдруг не успеете?

– Не волнуйтесь, я уложусь.

Телефонное совещание № 4. С маркетологами

– Мистер Гольдман, – сказала мне Сандра из группы маркетинга, – нам нужны будут ваши фото, как вы пишете книгу, фото с Гарри и фото Авроры. А еще ваши заметки о том, как вы писали книгу.

– Да, все ваши заметки! – уточнил Барнаски.

– Ладно… Хорошо… Зачем? – спросил я.

– Мы хотим издать книгу про вашу книгу, – объяснила Сандра. – Вроде бортового журнала, с большим количеством иллюстраций. Это будет иметь сумасшедший успех, все, кто купит вашу книгу, захотят иметь и дневник книги, и наоборот. Вот увидите.

Я вздохнул:

– Вам не кажется, что мне сейчас есть чем заняться поважнее, чем делать книгу о книге, которая еще даже не закончена?

– Еще не закончена? – истерически взвыл Барнаски. – Немедленно отправляю к вам «негров»!

– Никого не отправляйте! Дайте мне спокойно дописать книжку, ради бога!

Телефонное совещание № 6. С «неграми»

– Мы написали, что Калеб плакал, когда хоронил девочку, – заявил мне Френсис Ланкастер.

– То есть как это – мы написали?

– Ну да, он хоронит девчушку и плачет. Слезы текут в могилу. Там появляется пятнышко грязи. Красивая сцена, вот увидите.

– Да черт возьми! Я что, просил вас писать красивую сцену про Калеба, который хоронит Нолу?

– Ну… Нет… Но мистер Барнаски сказал…

– Барнаски? Алло, Рой, вы здесь? Алло! Алло!

– Э-э… Да, Маркус, я тут…

– Это что еще такое?

– Не нервничайте, Маркус. Я не желаю рисковать: а вдруг книга не будет закончена вовремя? Вот я их и просил слегка забежать вперед, на случай если вдруг. Предосторожность, ничего больше. Если вам не понравится их текст, мы его не используем. Но представьте, вдруг вы не допишете в срок! Это будет наш спасательный круг!

Телефонное совещание № 10. С юристами

– Здравствуйте, мистер Гольдман, это Ричардсон из правового отдела. Мы тут все изучили, ответ положительный: вы можете называть в книге имена реальных людей – Стерна, Пратта, Калеба. Все, о чем вы пишете, есть в заключении прокурора, а он перепечатан в СМИ. Железная отмазка, мы ничем не рискуем. Нет ни домыслов, ни диффамации, только факты.

– Они говорят, вы можете добавить постельные сцены и оргии – в виде фантазмов или снов, – добавил Барнаски. – Да, Ричардсон?

– Совершенно верно. Я вам, впрочем, уже говорил. Ваш герой может видеть во сне, что он вступает в половые отношения, это дает возможность добавить в книгу секса, не рискуя судебным преследованием.

– Да, побольше секса, Маркус, – подхватил Барнаски. – Френсис мне на днях говорил, что ваша книга очень хороша, но, к сожалению, в ней слегка не хватает перца. Ей тогда было пятнадцать, а Квеберту тридцать с лишним! Добавьте остроты! Сделайте погорячее! Caliente, как говорят в Мексике.

– Да вы совсем с ума спятили, Рой! – закричал я.

– И все-то вы портите, Гольдман, – вздохнул Барнаски. – Ну кому интересны истории про недотрогу?

Телефонное совещание № 12. С Роем Барнаски

– Алло, Рой?

– Какой такой Рой?

– Мама?

– Марки?

– Мама?

– Марки? Это ты? Кто это – Рой?

– Блин, я ошибся номером.

– Ошибся номером? Он звонит матери, говорит «блин» и «я ошибся номером»?

– Мама, я не то хотел сказать. Просто мне надо было позвонить Рою Барнаски, а я машинально набрал ваш номер. Я сейчас ничего не соображаю.

– Он звонит матери, потому что ничего не соображает… Еще того лучше. Даешь ему жизнь, а что получаешь взамен? Ничего.

– Прости, мам. Поцелуй от меня папу. Я перезвоню.

– Подожди!

– Что?

– У тебя, значит, не найдется минутки для твоей бедной матери? Твоя мать, которая сделала тебя таким красавцем и великим писателем, не заслужила, чтобы ты уделил ей пару секунд своего времени? Помнишь такого мальчика, Джереми Джонсона?

– Джереми? Да, мы вместе учились в школе. Почему ты спрашиваешь?

– У него умерла мать. Помнишь? Как ты думаешь, хотелось бы ему снять трубку и позвонить дорогой мамочке, которая теперь на небесах, с ангелами? Но на небесах не бывает телефона, Марки, а вот в Монтклере он есть! Попытайся иногда вспоминать об этом.

– Джереми Джонсон? Да не умерла у него мать! Это он так всем говорил, потому что у нее был такой темный пух на щеках, на бороду здорово похоже, и все ребята над ним издевались. Вот он и говорил, что мать у него умерла, а эта женщина – его няня.

– Что? Та бородатая нянька у Джонсонов – это была его мать?

– Да, мама.

Я услышал, как мать завозилась и стала звать отца. «Нельсон, иди-ка скорее сюда! Тут таки одна штука, тебе обязательно надо знать: бородатая женщина у Джонсонов была мамаша! Как это „ты знал“? А почему ты мне ничего не сказал?»

– Мама, все, я вешаю трубку. У меня телефонная встреча.

– Это что такое – телефонная встреча?

– Это когда встречаются и говорят по телефону.

– А почему мы никогда не встречаемся по телефону?

– Телефонная встреча – это по работе, мама.

– Кто этот Рой, дорогой? Это тот самый голый мужчина, который прячется в твоем номере? Ты можешь мне все сказать, я готова выслушать все. Зачем ты встречаешься по телефону с этим грязным мужчиной?

– Рой – это мой издатель, мама. Ты его знаешь, ты его видела в Нью-Йорке.

– Ты знаешь, Марки, я говорила о твоих сексуальных проблемах с раввином. Он говорит…

– Мама, хватит. Я вешаю трубку. Поцелуй папу.

Телефонное совещание № 13. С художниками

Чтобы выбрать обложку для моей книги, был устроен мозговой штурм.

– Может, дать вашу фотографию? – предложил Стивен, начальник отдела.

– Или фото Нолы, – высказался кто-то еще.

– А фото Калеба не пойдет, а? – пробурчал третий художник себе под нос.

– А если поставить фото леса? – добавил один из ассистентов.

– Да, что-нибудь мрачное, тревожное, это, наверно, неплохо, – произнес Барнаски.

– Может, что-нибудь простое и скромное? – в конце концов предложил я. – Вид Авроры, а на переднем плане, как в театре теней, два расплывчатых силуэта, как будто Гарри и Нола, идут рядом по шоссе 1.

– Осторожней с простотой, – сказал Стивен. – Простота наводит скуку. А скучное не продается.

Телефонное совещание № 21. С юристами, художниками и маркетологами

Я услышал голос Ричардсона из правового отдела:

– Хотите пончиков?

– А? Я? Нет, – ответил я.

– Это он не вам, – сказал Стивен, художник. – Он Сандре из маркетинга.

Барнаски взвился:

– Может, прекратите там жевать и влезать в обсуждение со своими чашечками горячего кофе и пирожками? Мы тут чаи гоняем или бестселлеры делаем?

* * *

Книга моя двигалась полным ходом, зато расследование убийства Пратта топталось на месте. Гэхаловуд привлек нескольких следователей из уголовной полиции, но и они ничего не могли сделать. Никаких зацепок, ни единой рабочей версии. У нас с ним на эту тему состоялся долгий разговор в одном баре для дальнобойщиков на выезде из города, куда Гэхаловуд заезжал иногда отдохнуть от всего мира и поиграть в бильярд.

– Это моя берлога, – сказал он, протягивая мне кий, чтобы начать партию. – Я сюда часто хожу в последнее время.

– Нелегко пришлось, а?

– Теперь-то уже порядок. По крайней мере, закрыли дело Келлерган, это важно. Хоть дерьма вывалилось больше, чем я думал. Хуже всего прокурору, конечно. Потому что прокурор выборный.

– А у вас как?

– Губернатор доволен, шеф полиции доволен, в общем, все довольны. К тому же наверху подумывают создать отдел нераскрытых дел; хотят, чтобы я перешел туда.

– Нераскрытых дел? Но ведь когда не имеешь ни преступника, ни жертвы, какое это может дать удовлетворение? По сути, это всего лишь история мертвецов.

– Это история живых. Если говорить о Ноле Келлерган, то отец вправе знать, что случилось с его дочерью, а Квеберта чуть напрасно не осудили. Правосудие должно иметь возможность закончить работу, пусть даже долгие годы спустя после преступления.

– А Калеб? – спросил я.

– По-моему, этот тип просто слетел с катушек. Знаете, в такого рода случаях мы либо имеем дело с серийным убийцей – но за два года до и после похищения Нолы в округе не происходило больше ничего подобного, – либо речь идет о временной потере рассудка.

Я кивнул.

– Единственное, что меня бесит, это Пратт, – сказал Гэхаловуд. – Кто его убил? И почему? В этом уравнении есть какое-то неизвестное, и боюсь, мы его так и не решим.

– Вы по-прежнему думаете на Стерна?

– У меня только подозрения, ничего больше. Я уже излагал вам свою теорию: в его отношениях с Лютером далеко не все ясно. Что их связывало? И почему Стерн не сказал, что у него пропала машина? В самом деле что-то странное. Мог он быть косвенно во всем этом замешан? Вполне возможно.

– Вы ему не задавали этот вопрос? – спросил я.

– Задавал. Он меня принял, дважды, очень любезно. Сказал, что ему стало легче с тех пор, как он рассказал про эту историю с портретом. Еще сказал, что разрешал Лютеру иногда брать этот черный «шевроле-монте-карло» в частном порядке, потому его синий «мустанг» барахлил. Не знаю, правда ли это, но объяснение вполне правдоподобное. Все абсолютно правдоподобно. Я уже дней десять копаюсь в биографии Стерна, но ничего не могу найти. С Силлой Митчелл я тоже говорил, спросил ее, куда делся «мустанг» ее брата, она сказала, что не имеет понятия. Тачка исчезла. У меня ничего нет против Стерна, никаких указаний на то, что он как-то причастен к этому делу.

– Почему такой человек, как Стерн, позволял собой командовать собственному шоферу? Потакал его прихотям, давал машину… Чего-то я тут не понимаю.

– Я тоже, писатель. Я тоже.

Я поставил шары на бильярдный стол.

– Через две недели я должен закончить книгу, – сказал я.

– Уже? Быстро написали.

– Не так уж быстро. Вы небось считаете, что эта книжка сляпана за два месяца, а на самом деле у меня на нее ушло два года.

Он улыбнулся.

* * *

В конце августа 2008 года я дописал «Дело Гарри Квеберта», книгу, которую спустя два месяца ждал совершенно невероятный успех. Я даже позволил себе роскошь закончить ее чуть-чуть раньше срока.

Пора было возвращаться в Нью-Йорк: Барнаски готовился запускать масштабную рекламную кампанию – фотосессии, встречи с журналистами. По случайному совпадению я уехал из Конкорда в предпоследний день августа. По дороге я заскочил в Аврору, повидать Гарри в его мотеле. Он, как обычно, сидел перед дверью номера.

– Я возвращаюсь в Нью-Йорк, – сказал я.

– Значит, прощайте…

– Не прощайте, а до свидания. Я скоро вернусь. Я восстановлю ваше доброе имя, Гарри. Дайте мне несколько месяцев, и вы снова станете самым уважаемым писателем в стране.

– Зачем вы это делаете, Маркус?

– Затем, что вы меня сделали тем, что я есть.

– И что? Вы считаете, что как бы в долгу передо мной? Я сделал из вас писателя, но поскольку в глазах общественного мнения я, похоже, уже перестал им быть, вы теперь пытаетесь вернуть мне то, что я вам дал?

– Нет, я вас защищаю потому, что всегда верил в вас. Всегда.

Я протянул ему толстый пакет.

– Что это? – спросил он.

– Моя книга.

– Я не буду читать.

– Я хочу вашего согласия на ее публикацию. Эта книга – ваша.

– Нет, Маркус. Она ваша. В этом-то и загвоздка.

– Какая загвоздка?

– Думаю, это замечательная книга.

– Так в чем же загвоздка?

– Это сложно, Маркус. Однажды вы поймете.

– Да боже мой, что я пойму? Скажите, наконец! Скажите!

– Однажды вы поймете, Маркус.

Повисла долгая пауза.

– Что вы теперь будете делать? – в конце концов спросил я.

– Я здесь не останусь.

– Здесь – это где? В мотеле, в Нью-Гэмпшире, в Америке?

– Я хочу попасть в рай писателей.

– В рай писателей? Это что?

– Рай писателей – это место, где вы можете переписать свою жизнь так, как хотели бы ее прожить. Потому что сила писателей в том, Маркус, что они решают, какой будет конец у книги. В их власти оставить в живых или убить, в их власти изменить все. У писателей в пальцах сила, о которой они зачастую даже не подозревают. Им достаточно закрыть глаза, и жизнь двинется вспять. Маркус, что бы произошло 30 августа 1975 года, если бы…?

– Прошлое нельзя изменить, Гарри. Не думайте об этом.

– Как я могу не думать?

Я положил рукопись на стул рядом с ним и сделал вид, что ухожу.

– О чем говорится в вашей книге? – спросил он.

– Это история мужчины, полюбившего очень юную девушку. Она мечтала об их прекрасном будущем. Хотела, чтобы они жили вместе, чтобы он стал великим писателем и университетским профессором, чтобы у них был пес цвета солнца. Но однажды эта девушка пропала. Ее так и не нашли. А мужчина сидел дома и ждал. Он стал великим писателем, он стал профессором в университете, у него был пес цвета солнца. Он все сделал так, как она просила, и он ждал ее. Он никого больше не полюбил. Он был верен и ждал, что она вернется. Но она так и не вернулась.

– Потому что умерла!

– Да. Но теперь мужчина может ее оплакать и проститься с ней.

– Нет, слишком поздно! Ему теперь уже шестьдесят семь лет!

– Никогда не поздно полюбить снова.

Я дружески махнул ему рукой:

– До свидания, Гарри. Как приеду в Нью-Йорк, сразу позвоню.

– Не звоните. Так будет лучше.

Я спустился по наружной лестнице, ведущей на парковку, и уже собирался сесть в машину, как услышал, что он кричит мне с балюстрады второго этажа:

– Маркус, какое сегодня число?

– Тридцатое августа, Гарри.

– А который час?

– Почти одиннадцать.

– Еще больше восьми часов, Маркус!

– Восьми часов до чего?

– До семи вечера.

Я, не сразу сообразив, спросил:

– А что будет в семь вечера?

– Мы с ней встретимся, вы прекрасно знаете. Она придет. Смотрите, Маркус! Смотрите, где мы! Мы в раю писателей. Стоит только написать – и все изменится!

30 августа 1975 года в раю писателей

Она решила идти не по шоссе 1, а по берегу океана. Так безопаснее. Сжимая в руках рукопись, она бежала по гальке и по песку. Она дошла почти до Гусиной бухты. Еще две-три мили, и она доберется до мотеля. Она взглянула на часы: начало седьмого. Минут через сорок пять она будет на месте. В семь вечера, как договорились. Она двинулась дальше и на подступах к Сайд-Крик-лейн решила, что пора выбираться по кромке леса на шоссе 1. Она вскарабкалась по уступам скал к лесу, потом осторожно пробралась между деревьями, стараясь не поцарапаться и не порвать в зарослях красивое красное платье. Вдали сквозь листву виднелся дом: на кухне какая-то женщина готовила яблочный пирог.

Она вышла на шоссе 1. Прямо перед тем, как она выбралась из леса, по шоссе промчалась машина. Лютер Калеб возвращался в Конкорд. Она прошагала еще две мили и вскоре оказалась у мотеля. Было ровно семь часов. Она миновала парковку; перед ней была наружная лестница. Восьмой номер на втором этаже. Она взбежала наверх через две ступеньки и постучала в дверь.

В дверь постучали. Он вскочил с кровати, на которой сидел, поджидая ее, и кинулся открывать.

– Гарри! Милый Гарри! – закричала Нола, увидев его в дверях.

Она кинулась к нему на шею и осыпала поцелуями. Он поднял ее.

– Нола… ты здесь. Ты пришла! Ты пришла!

Она удивленно посмотрела на него:

– Ну конечно, я пришла, что за вопрос.

– Я, наверно, задремал, мне приснился кошмарный сон… Я сидел здесь, в номере, и ждал тебя. Я тебя ждал, а ты все не приходила. И я ждал, и ждал, и ждал. А ты так и не пришла.

Она прижалась к нему:

– Какой ужасный сон, Гарри! Я теперь здесь! Я здесь, навсегда!

Они долго стояли обнявшись. Потом он вручил ей цветы, мокнувшие в раковине.

– Ты ничего с собой не взяла? – спросил Гарри, заметив, что она пришла без вещей.

– Ничего. Чтобы никто не заметил. Мы купим все необходимое по дороге. Но я принесла рукопись.

– Я ее где только не искал!

– Я ее унесла с собой. Я прочла… Мне так понравилось, Гарри. Это шедевр!

Они снова обнялись, и она сказала:

– Уедем! Уедем поскорей! Уедем прямо сейчас.

– Прямо сейчас?

– Да, я хочу быть далеко-далеко отсюда. Сжальтесь, Гарри, я не хочу рисковать, а вдруг нас найдут? Уедем прямо сейчас.

Это было 30 августа 1975 года. Вечерело. Две тени выскользнули из мотеля, быстро спустились по лестнице, ведущей на парковку, и сели в черный «шевроле-монте-карло». Машина тронулась и покатила на север по шоссе 1. Она мчалась на большой скорости, постепенно сливаясь с горизонтом. Вскоре уже виднелись лишь ее очертания: она превратилась в черное пятнышко, потом в крошечную точку. Еще мгновение вдали мелькал еле заметный огонек от фар, а потом она скрылась из глаз.

Они ехали навстречу жизни.

Часть третья
Рай писателей
Книга вышла

5. Девочка, которая потрясла Америку

– Новая книга, Маркус, – это начало новой жизни. А еще это время величайшего альтруизма: вы дарите частицу себя любому, кто попросит. Кто-то будет в восторге, кто-то начнет плеваться. Для кого-то вы станете великим, для кого-то – презренным. Кто-то будет завидовать, кому-то будет интересно. Вы пишете не для них, Маркус. Вы пишете для тех, кто благодаря Маркусу Гольдману хорошо проведет время, отвлечется от серых будней. Вы скажете, что этого мало, но и это уже неплохо. Есть писатели, которые хотят изменить мир. Но кому под силу изменить мир?

О книге говорили все. Я больше не мог спокойно бродить по улицам Нью-Йорка, я больше не мог совершать обычную пробежку по аллеям Центрального парка – гуляющие встречали меня возгласами: «Э, да это Гольдман! Тот самый писатель!» Бывало, кто-нибудь даже пробегал несколько шагов, чтобы догнать меня и задать терзавшие его вопросы: «Так это правда, то, про что написано в вашей книжке? Гарри Квеберт действительно это сделал?» В моем любимом кафе в Уэст-Виллидж некоторые посетители, недолго думая, усаживались за мой столик и заводили разговор: «Я сейчас читаю вашу книгу, мистер Гольдман, буквально не могу оторваться! Первая тоже была хороша, но эта! Вам правда отвалили миллион долларов, чтобы вы ее написали? А лет вам сколько? Только что исполнилось тридцать? Тридцать лет! И у вас уже такая куча деньжищ!» Даже привратник в моем доме, чье продвижение к концу книги я наблюдал каждый раз, когда он открывал мне двери, наконец, закончив чтение, надолго зажал меня у лифта, чтобы излить душу: «Так вот что случилось с Нолой Келлерган? Какой кошмар! Но как же человек может до такого докатиться, а, мистер Гольдман? Как такое может быть?»

Сразу по выходе «Дело Гарри Квеберта» возглавило рейтинги продаж по всей стране и обещало стать самой продаваемой книгой года на американском континенте. О ней говорили везде: по телевидению, по радио, во всех газетах. Критики, дождавшись своего часа, расточали хвалы в мой адрес. Говорили, что мой новый роман – великий роман.

После выхода книги я немедленно отправился в марафонское рекламное турне, пролетев всего за две недели всю страну вдоль и поперек: выборы президента обязывали. Барнаски считал, что это предельное временнóе окно, имеющееся в нашем распоряжении, – потом все взоры устремятся на Вашингтон, на выборы 4 ноября. По возвращении в Нью-Йорк я еще какое-то время в бешеном ритме мотался по телестудиям, отвечая на повальный спрос, докатившийся в итоге до дома моих родителей, которым без конца звонили в дверь то любопытные, то журналисты. Чтобы дать им немного передохнуть, я подарил им кемпинг-кар, на котором они собрались осуществить свою давнишнюю мечту: добраться до Чикаго, а затем по шоссе 66 в Калифорнию.

После одной статьи в New York Times Нолу стали называть «девочка, которая потрясла Америку». Во всех читательских письмах, которые я получал, сквозило то же чувство: все были взволнованы историей несчастной, замученной девочки, которая, встретив Гарри Квеберта, вновь научилась улыбаться, которая в свои пятнадцать лет боролась за него и помогла ему написать «Истоки зла». Некоторые литературоведы, впрочем, утверждали, что верное прочтение его книги возможно только в свете моей, и предлагали новый подход, в рамках которого Нола символизировала уже не невозможную любовь, но всевластие чувства. Тем самым «Истоки зла», четыре месяца назад изъятые почти из всех книжных магазинов страны, вновь поступили в продажу. Маркетологи Барнаски готовились выпустить к Рождеству ограниченным тиражом набор в подарочном футляре: «Истоки зла», «Дело Гарри Квеберта» и анализ текста, принадлежащий перу некоего Френсиса Ланкастера.

От Гарри не было никаких вестей с тех пор, как мы распрощались в мотеле «Морской берег». Я без конца пытался связаться с ним, но его мобильный был отключен, а когда я звонил в мотель и просил связать меня с номером 8, в трубке раздавались длинные гудки. Я вообще не имел известий из Авроры, что, возможно, было и к лучшему: мне совершенно не хотелось знать, как там восприняли мою книгу. Все, что мне было известно благодаря юридической службе издательства «Шмид и Хансон», это что Элайджа Стерн изо всех сил пытался привлечь их к суду за диффамацию, особенно за те фрагменты книги, где я задавался вопросом, почему он не только согласился на просьбу Лютера и разрешил ему писать Нолу обнаженной, но и не заявил в полицию о пропаже черного «монте-карло». Я звонил ему перед выходом книги, чтобы услышать его версию событий, но он не удостоил меня ответом.

Начиная с середины октября, в точности как предсказывал Барнаски, все медийное пространство оказалось занято президентскими выборами. Бесконечные приглашения как отрезало, и я вздохнул с облегчением. Позади были два тяжелых года, мой первый успех, страх чистого листа, наконец, вторая книга. Теперь напряжение спало, мозги у меня расслабились, и я ощущал реальную потребность поехать в отпуск. Ехать одному мне не хотелось, к тому же я собирался отблагодарить Дугласа за поддержку, и потому купил два билета на Багамы: мне со школьных времен не случалось отдыхать с приятелями. Я хотел сделать ему сюрприз, когда он вечером придет ко мне смотреть спортивный канал. Но, к моему великому изумлению, он отказался от приглашения.

– Это было бы здорово, – сказал он, – но я как раз в это время собирался свозить Келли на Карибы.

– Келли? Ты по-прежнему с ней?

– Ну да, конечно. Ты не знал? Мы собираемся пожениться. Как раз там и попрошу ее руки.

– О, круто! Ужасно рад за вас обоих. Мои поздравления.

Вид у меня, наверно, был довольно грустный, потому что он сказал:

– Марк, у тебя есть все, что только можно пожелать. Пора уже кого-нибудь найти.

Я кивнул:

– Просто… Я уже сто лет на свиданки не ходил.

Он улыбнулся:

– Об этом не беспокойся.

Этот-то разговор и стал предысторией вечера среды 23 октября 2008 года, вечера, когда все вдруг резко изменилось.

Дуглас устроил мне свидание с Лидией Глур: от ее агента он узнал, что она по-прежнему ко мне неравнодушна. Он убедил меня ей позвонить, и мы договорились встретиться в одном баре в Сохо. Ровно в семь вечера Дуглас зашел ко мне оказать моральную поддержку.

– Ты еще не готов, – констатировал он, когда я, голый по пояс, открыл ему дверь.

– Вот, не могу рубашку выбрать, – ответил я, помахав перед ним двумя вешалками.

– Надень синюю, будет отлично.

– Ты уверен, что мне стоит встречаться с Лидией, Дуг?

– Ты же не жениться идешь, Марк. Ты просто выпьешь по рюмочке с красивой девушкой, которая тебе нравится и которой нравишься ты. Вы сами поймете, есть между вами что-то или нет.

– А после рюмочки что делать будем?

– Я заказал столик в шикарном итальянском ресторане, как раз недалеко от бара. Я тебе пришлю эсэмэску с адресом.

– Что бы я без тебя делал, Дуг?

– А зачем еще нужны друзья, а?

В эту секунду у меня зазвонил мобильный. Я бы, наверно, не ответил, если бы не увидел на дисплее, что звонит Гэхаловуд.

– Алло, сержант? Страшно рад вас слышать.

Голос у него был расстроенный.

– Добрый вечер, писатель, простите, что отрываю…

– Ни от чего вы меня не отрываете.

Казалось, он очень раздражен.

– Писатель, – сказал он, – по-моему, у нас огромнейшая проблема.

– Что случилось?

– Это по поводу матери Нолы Келлерган. Вы еще в своей книге пишете, что она избивала дочь.

– Ну да, Луиза Келлерган. А что с ней?

– У вас интернет есть? Я вам сейчас пришлю мейл.

Не прерывая разговора, я пошел в гостиную, включил компьютер и зашел в свой почтовый ящик. Гэхаловуд прислал мне фотографию.

– Это что? – спросил я. – Вы меня начинаете беспокоить.

– Откройте картинку. Помните, вы мне говорили про Алабаму?

– Ну да, конечно помню. Оттуда приехали Келлерганы.

– Мы облажались, Маркус. Мы совершенно забыли разобраться с Алабамой. И ведь вы мне говорили!

– Что я вам говорил?

– Что надо выяснить, что произошло в Алабаме.

Я кликнул на картинку. На фото было кладбище и надгробие со следующей надписью:

Луиза Келлерган

1930–1969

Наша возлюбленная супруга и мать

Я был в полной растерянности.

– Господи! – выдохнул я. – Что это значит?

– Это значит, что мать Нолы умерла в 1969 году, то есть за шесть лет до того, как пропала ее дочь!

– Кто вам прислал это фото?

– Один журналист из Конкорда. Уже завтра это будет на первых полосах газет, писатель, и вы знаете, как бывает в таких случаях: не пройдет и трех часов, как вся страна решит, что и ваша книга, и расследование не стоят выеденного яйца.

В тот вечер ужин с Лидией Глур не состоялся. Дуглас вытащил Барнаски с какой-то деловой встречи, Барнаски вытащил Ричардсона-из-правового-отдела из дома, и мы имели до крайности бурное кризисное совещание в конференц-зале «Шмида и Хансона». Снимок на самом деле попал в Concord Herald из какой-то местной газеты Джексона. Барнаски два часа пытался уговорить главного редактора Concord Herald не ставить его на первую полосу завтрашнего номера, но не преуспел.

– Вы себе представляете, что скажут люди, когда узнают, что ваша книжка – куча вранья! – орал он на меня. – Черт побери, Гольдман, вы что, не проверяли источники?

– Не понимаю, это какой-то бред! Гарри мне говорил про мать! И часто говорил. Ничего не понимаю. Мать била Нолу! Он мне так сказал! Рассказывал, что избивала и топила.

– А что Квеберт теперь говорит?

– Недоступен. Я ему раз десять пытался звонить сегодня вечером. От него вообще уже два месяца никаких вестей.

– Звоните еще! Выкручивайтесь, как хотите! Поговорите с кем-нибудь, кто может вам ответить! Найдите объяснение, которое я завтра утром могу выдать журналистам, когда они на меня насядут.

В десять вечера я в конце концов позвонил Эрни Пинкасу.

– Да с чего ты взял, что ее мать была жива? – спросил он.

Я обомлел. И глупо ответил:

– Мне никто не сказал, что она умерла!

– Но тебе никто не говорил, что она жива!

– Говорил! Гарри говорил.

– Значит, он тебя подставил. Отец Келлерган переехал в Аврору один, с дочкой. Матери там не было.

– Вообще ничего не понимаю! Я сейчас с ума сойду. И кто я теперь после этого?

– Дерьмовый писатель, Маркус. Одно могу сказать: здесь у нас обиду проглотили с трудом. Целый месяц мы только и смотрели, как ты щеголяешь в телевизоре и во всех газетах. И все сказали, что ты несешь невесть что.

– Почему меня никто не предупредил?

– А о чем тебя предупреждать? Спросить, не сядешь ли ты, случайно, в лужу, написав про мать, которая к тому времени уже давно умерла?

– От чего она умерла? – спросил я.

– Понятия не имею.

– А как же музыка? И побои? У меня есть свидетели, они подтвердят.

– Свидетели чего? Что преподобный включал транзистор на всю катушку, чтобы преспокойно лупцевать дочь? Да, мы все это подозревали. Но ты в своей книжке пишешь, что отец Келлерган прятался в гараже, пока мамаша колотила девчонку. А проблема в том, что мамаши сроду не было в Авроре, потому что она умерла еще до переезда. Так как можно верить всему остальному, что ты говоришь в книжке? И еще ты мне сказал, что включишь мое имя в список тех, кого благодаришь…

– Я же включил!

– Ты написал в перечне других имен «Э. Пинкас, Аврора». А я хотел, чтобы мое имя было крупными буквами. Я хотел, чтобы обо мне говорили.

– Что? Но…

Он бросил трубку. Барнаски смотрел на меня злобно. И сказал, угрожающе тыча в меня пальцем:

– Гольдман, завтра вы первым же рейсом летите в Конкорд и улаживаете всю эту хрень.

– Рой, если я появлюсь в Авроре, они меня линчуют.

Он деланно засмеялся и ответил:

– Скажите спасибо, если просто линчуют.

* * *

Неужели девочка, которая потрясла Америку, родилась в больном воображении писателя, из-за недостатка вдохновения? Как можно было так грубо упустить такую важную деталь? Информация Concord Herald была растиражирована всеми средствами массовой информации; правда о деле Гарри Квеберта оказалась под сомнением.

В пятницу, 24 октября, я с утра сел на рейс до Манчестера. Прилетев сразу после полудня, я взял напрокат машину в аэропорту и поехал прямо в Конкорд, в Главное управление полиции, где меня ждал Гэхаловуд. Он рассказал, что́ сумел выяснить по поводу прошлой жизни семьи Келлерган в Алабаме.

– Дэвид и Луиза Келлерган женятся в 1955 году Он – уже священник тамошнего цветущего прихода, и жена помогает делать его еще лучше. В 1960 году рождается Нола. Затем несколько лет ничего интересного. Но однажды летней ночью 1969 года в его доме случается пожар. Девочку в последний момент удалось спасти, а мать погибла. Через несколько недель пастор покидает Джексон.

– Через несколько недель? – удивился я.

– Да. И они едут в Аврору.

– Почему же тогда Гарри мне сказал, что Нолу избивала мать?

– Видимо, это был отец.

– Нет-нет! – воскликнул я. – Гарри говорил именно про мать! Это была мать! У меня и записи есть!

– Тогда давайте послушаем ваши записи, – предложил Гэхаловуд.

Мини-диски были у меня с собой. Я разложил их на столе у Гэхаловуда и попытался сориентироваться по наклейкам на конвертах. Я рассортировал их довольно строго, по людям и по датам, но нужная запись почему-то никак не попадалась. Тогда, вытряхнув всю сумку, я наконец нашел завалявшийся последний диск, без даты. И сразу вставил его в плеер.

– Странно, – сказал я, – почему я не поставил дату на диске?

Я включил аппарат. Мой голос произнес, что сегодня вторник, 1 июля 2008 года. Я записывал Гарри в тюремном зале для свиданий.

– Вы из-за этого решили уехать? Вы же договорились уехать вместе вечером тридцатого августа – почему?

– А это, Маркус, из-за одной ужасной истории. Вы записываете?

– Да.

– Я вам сейчас расскажу очень важную вещь. Чтобы вы поняли. Но я не хочу, чтобы это пошло дальше.

– Не беспокойтесь.

– Знаете, эта наша неделя на Мартас-Винъярде… На самом деле Нола не говорила родителям, что она у подруги, она просто сбежала. Уехала, никому ничего не сказав. Когда я снова ее увидел, на следующий день после возвращения, она была ужасно грустная. Она сказала, что мать избила ее. У нее все тело было в синяках. Она плакала. В тот день она мне рассказала, что мать наказывает ее за любой пустяк. Что она ее бьет железной линейкой, а еще проделывает с ней ту мерзость, какую они творят в Гуантанамо, как бы топит: наливает таз, хватает дочь за волосы и сует головой в воду. Говорит, для того, чтобы ее освободить.

– Освободить?

– Освободить от зла. Что-то вроде крещения, я так думаю. Иисус в Иордане или что-то вроде. Я сначала не мог поверить, но доказательства были налицо. Тогда я спросил: «Кто же с тобой так обращается?» – «Мама». – «А отец почему не вмешивается?» – «Папа запирается в гараже и слушает музыку, очень громко. Он всегда так делает, когда мама меня наказывает. Не хочет слышать». Нола не могла больше, Маркус. Она больше не могла. Я хотел разобраться с этой историей, повидаться с Келлерганами. Это надо было прекратить. Но Нола умоляла меня ничего не делать, говорила, что у нее будут страшные неприятности, что родители точно увезут ее из города и мы больше никогда не увидимся. Но так продолжаться не могло. И вот ближе к концу августа, числа двадцатого, мы решили, что надо уехать. Быстро. И тайно, конечно. Мы назначили отъезд на тридцатое августа. Хотели доехать до Канады, пересечь границу в Вермонте. И отправиться, например, в Британскую Колумбию, поселиться в бревенчатой хижине. Прекрасная жизнь на берегу озера. И никто бы никогда не узнал.

– Так вот почему вы оба решили бежать?

– Ну да.

– Но почему вы хотите, чтобы я никому не говорил?

– Это только начало истории, Маркус. Потому что потом я обнаружил ужасную вещь насчет матери Нолы… (Звонок.) Голос охранника: время истекло.

– Мы поговорим об этом в следующий раз, Маркус, – сказал Гарри, поднимаясь со стула. – А пока, главное, держите это при себе.

– И что же он обнаружил насчет матери Нолы? – нетерпеливо спросил Гэхаловуд.