Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 220 (всего у книги 311 страниц)

Глава 29
Освобождение

Конкорд, штат Нью-Гэмпшир

Пятница, 21 июля 2010 года

На него немедленно развернулись все камеры и микрофоны, пулеметная очередь вопросов слилась в неразборчивый гул. Эрик поначалу испугался столь бурной встречи, отшатнулся, но потом увидел Лорен с родителями и бросился к ним в объятия. Подарив журналистам фото и видео их встречи, которые наверняка потрясут общественное мнение, Патрисия Уайдсмит взяла слово. Рядом с ней стояли Эрик и все семейство Донованов.

– Сегодня одна семья наконец воссоединилась. После одиннадцати лет борьбы, душевной боли, страданий Эрик Донован на свободе и может вернуться домой. Но, хотя Эрик отныне – свободный человек, он оставляет в этой мрачной тюрьме навеки замурованными одиннадцать лет своей жизни. У невиновного человека украдены одиннадцать лет. Одиннадцать лет кошмара, притеснений, каждодневного насилия. Одиннадцать лет ада. Эрику Доновану было двадцать девять, перед ним была вся жизнь, но его перемолола наша больная судебная система, которая направо и налево выносит приговоры на основании провальных расследований и поспешных судебных разбирательств. С момента ареста Эрик подвергался запредельному давлению – и со стороны полиции, и со стороны прокуратуры, которая вынудила его признать вину, пообещав смертный приговор, если он осмелится настаивать на своей невиновности. Перед Эриком стояла дилемма: умереть или провести в заточении всю жизнь. И вот мы видим, как якобы неопровержимые доказательства рушатся одно за другим. Возьмем, к примеру, пуловер, принадлежащий Эрику и найденный поблизости от места преступления испачканным в крови жертвы: запоздалое свидетельство наконец подтверждает, что Эрик, как он и говорил с самого начала, одолжил его другу. Или его принтер: следствие утверждало, что именно на нем печатались письма с угрозами, ибо дефект печати делал его якобы единственным в своем роде, а несколько дней назад выяснилось, что он был частью бракованной партии из двухсот штук. В 1999 году полиция истолковала доказательства превратно: ей нужен был преступник, и она его сфабриковала. Если мой рассказ вас шокирует, знайте: к несчастью, случай Эрика Донована – не исключение; по всей стране множество невинных узников ожидают казни в коридорах смерти. Сколько еще дел Эрика Донована понадобится, что власти наконец прозрели? В то время как уже десятки лет в мире ширится общественное движение, добившееся во многих странах отмены смертной казни, штат Нью-Гэмпшир двадцать лет назад снова ввел ее. Стоит задаться вопросом, не вписывается ли этот возврат в чисто политическую логику, ведь мы знаем, что более шестидесяти процентов жителей штата считают смертную казнь допустимой. Не одобряют ли наши руководители казни невинных ради своих электоральных целей?

Обращаясь к средствам массовой информации, Патрисия выступала в роли адвоката. Но Эрик Донован еще не был официально оправдан. Прокуратура сочла факты достаточно убедительными, чтобы выпустить его на свободу, однако еще не высказалась относительно пересмотра дела. Это будет зависеть от окончательных результатов расследования.

В те же минуты всего в нескольких километрах от тюрьмы проходила другая пресс-конференция – в главном управлении полиции штата. Шеф Лэнсдейн, стоя на подмостках, сообщал сидящим в партере журналистам о ходе следствия по делу Аляски Сандерс. Он, в частности, упомянул, что показания Уолтера Кэрри были получены под давлением полицейского, который затем застрелился. Лэнсдейн заверил, что на это дело будет пролит свет, а преступник-полицейский, если факты получат должное подтверждение, не избежит посмертного разжалования и лишения наград. Лэнсдейн тоже не выходил из роли: он продвигал идею беспристрастной полиции, которая стоит выше любых подозрений и без колебаний чистит свои ряды. В заключение Лэнсдейн приветствовал тесное сотрудничество с полицией Маунт-Плезант и пригласил шефа Митчелла, также находившегося в зале по такому случаю, подняться к нему на сцену; последовал тщательно продуманный эпизод взаимных поздравлений. Мы с Гэхаловудом сидели в глубине зала. Одним ухом слушали Лэнсдейна, а во втором у каждого из нас был наушник от моего мобильника, через который мы следили за пресс-конференцией Патрисии Уайдсмит – ее транслировал местный канал.

Патрисия Уайдсмит повествовала об упущениях правосудия, Лэнсдейн же восхвалял сотрудничество полиции всей страны во имя торжества Добра. Истина, по-видимому, лежала где-то посередине. Накануне мы с Гэхаловудом повидали Салли и Джорджа Кэрри, потом Робби и Донну Сандерсов: сообщили им о сложившейся ситуации и лично рассказали о том, что официально станет известно только сегодня. Робби Сандерс сказал: “Не знаю, что тяжелее для нас – снова погружаться в гибель нашей дочери или подозревать, что мы так и не узнаем, что же произошло”. Джордж Кэрри, со своей стороны, обронил: “Значит, нашего сына заставили признаться в преступлении, которого он не совершал, а потом его убила полиция…” Все они требовали ответов. Мы обещали, что они их получат. Гэхаловуд произнес загадочную фразу, которую я тогда не понял: “Правосудие свершится”. Когда мы ушли от Сандерсов и Кэрри, меня мучил вопрос: как люди преодолевают подобные испытания? Как можно поправить жизнь? Я много думал о своих кузенах, Вуди и Гиллеле, о том, что с ними случилось, и пришел к мысли, что жизнь нельзя по-настоящему поправить, можно лишь перестроить ее заново и придать ей смысл.

По окончании пресс-конференции мы столкнулись у спуска с эстрады с шефом Митчеллом.

– Спасибо, – сказал он.

– За что спасибо? – спросил Гэхаловуд. – За то, что вас показали по телевизору?

Шеф Митчелл предпочел сменить тему:

– Лорен не с вами?

– Нет, она с братом. Знаете, она устрашающий полицейский.

– Знаю, сам ее на службу брал. Не знаю, в курсе ли вы, сержант, но я через несколько месяцев выхожу в отставку. Предложу Лорен на свое место.

– Ваш зам вряд ли будет сильно доволен, – заметил Гэхаловуд.

– Понимаю, потому вам и говорю. Если бы вы с шефом Лэнсдейном направили мне письмо с похвалами в адрес Лорен, я бы его приложил к делу. Она пока не в курсе.

Гэхаловуд кивнул, и мы отошли.

– Шеф Митчелл не такой дурак, как кажется, – сказал я.

Гэхаловуд не отреагировал, и я понял, что он думает о чем-то своем:

– Что стряслось, сержант?

– Да я по поводу Эрика. Это ведь я его допрашивал после ареста. Очень хочется думать, что для него это был мучительный момент, сюда же добавилась тюремная тоска, которая кого угодно заставит признаться в чем угодно, чтобы пробудить у следователей милосердие и симпатию. Видали мы такое. Только ведь Эрик ни в чем не признался, он просто замкнулся в молчании. Сперва кричал, что невиновен, и чем больше находилось против него улик, тем упорнее он молчал.

– Вам не в чем себя упрекнуть, сержант.

– Ни в чем я себя не упрекаю, наоборот. Я имею в виду, что не надо мне было допрашивать Эрика. Я был вымотан. Меня одолевали самые разные чувства. Я во второй раз стал отцом, мой напарник был убит – по крайней мере, я так думал. К тому же Лэнсдейн хотел отослать меня домой, а я отказался. Надо было кому-нибудь передать допрос. Я был не в состоянии допрашивать Эрика. Я, конечно, был в бешенстве и отчаянии, но я сильно на него не давил, отнюдь нет. Так почему же он замолчал? Что-то не сходится. Когда прокуратура решила взять его под стражу, я, помню, страшно боялся, что придется выступать свидетелем на процессе. Защита за пять минут разделала бы меня под орех, доказала бы, что мне ни в коем случае нельзя было после всего пережитого находиться в зале для допросов. Но в итоге этот момент так и не настал, Эрик признал вину. Почему он в итоге признал вину?

– Лорен же говорила: боялся, что его приговорят к смертной казни.

Гэхаловуда, казалось, это не убедило:

– Мне интересно, не боялся ли он тогда, что мы найдем что-то другое против него.

– Что, например? – спросил я.

– Дело внутри дела, – ответил Гэхаловуд. – Я все думаю про ту синюю машину, о которой вроде бы упоминала Аляска. Ту синюю машину, что могла связать Эрика с делом Элинор Лоуэлл. Мы опровергли прежние доказательства вины Эрика, но нашли другой мотив: Эрик доводит свою подружку Элинор до самоубийства, Аляска выясняет это во время встречи с матерью Элинор. Она шлет Эрику анонимные письма, он ее разоблачает и атакует. Потом старается ее убедить, что он здесь ни при чем, но все равно боится, как бы она не сообщила об этом матери Элинор. Тогда он убивает Аляску, чтобы сохранить все в тайне.

– Вы забываете о письме, которое нашли в кармане Аляски. Оно предназначалось не Эрику, ведь он знал, что анонимки пишет она.

– Эрик сказал, что получил два письма, так? Одно в свое время нашли у него дома. По его словам, он про него забыл. Думал, что выпутался, и хранил его в столе, на дне ящика. Но куда девалось второе? Он мог положить его Аляске в карман после убийства, чтобы сбить полицию со следа и внушить ей, что Аляска была жертвой искусного шантажиста. Что же до пресловутого пуловера, то 22 марта 1999 года он в супермаркете в Конуэе кладет покупки Аляски в багажник и видит его. Затем нарочно заводит с Аляской разговор о нем на тротуаре, так, чтобы слышали свидетели: где пуловер, который он одолжил Уолтеру? Как и следовало ожидать, Аляска шлет его подальше; он возвращается, вероятно, ночью и, пользуясь тем, что никто в Маунт-Плезант не запирает машину, достает пуловер из багажника “форда”. Преступление могло бы быть идеальным. Но Эрик не думал, что шантаж Салли Кэрри обернется против него, Уолтер из мести обвинит его в убийстве и привлечет к нему внимание полиции.

– Сержант, вы думаете, что мы освободили преступника?

– Не знаю, но мне это не дает покоя. Остается еще одна неразрешенная загадка: те осколки фары черного “форда таурус”, что нашли в лесу. Была ли это машина Уолтера Кэрри? Не могло же так совпасть, чтобы он разбил заднюю фару как раз в вечер убийства?

– Если, как доказывает найденное Лорен фото, в момент убийства Уолтер Кэрри сидит в “Нэшнл энфем”, кто-то мог взять у него из дома ключи от черного “форда” и отправиться на Грей Бич, – предположил я. – Совершив убийство, преступник поспешно уезжает и разбивает фару. Возвращается в Маунт-Плезант, ставит машину откуда взял и кладет ключи на место. Уолтер в это время все еще сидит в баре. А кто может знать, что Уолтер в “Нэшнл энфем”? Тот, кто чуть раньше был с ним…

– Эрик Донован, – сказал Гэхаловуд.

– Точно, сержант.

– Блин, писатель, очень убедительная гипотеза!

Происходило нечто очень странное: чем дальше продвигалось расследование, тем больше нас смущал Эрик Донован. Как говорил Гэхаловуд, он был “возвратным подозреваемым”. По мере того, как опровергались доказательства его вины, на поверхность выплывали новые обескураживающие факты. Словно все нити сходились к нему. Может, мы слишком поторопились с утверждением, что он невиновен? Может, мы промахнулись в расследовании, решив, что выбитые из Уолтера Кэрри показания неизбежно ставят под сомнение виновность Эрика?

Либо Эрик действительно был убийцей Аляски, либо из него блестяще сфабриковали виновного. И тут Гэхаловуд сказал: “Пока у нас есть хоть капля сомнений насчет Эрика, он так и будет нас гипнотизировать, и мы не сможем разглядеть, что же от нас ускользает”. Но теперь у нас был способ окончательно снять с него вину: проверить, был ли несчастный случай, жертвой которого стал Казински, в самом деле несчастным случаем. Если мы сможем установить, что Казински сбили намеренно, и проследим связь между этим событием и делом Аляски Сандерс, у нас будет настоящее доказательство невиновности Эрика, ведь он к тому моменту уже сидел в тюрьме.

В тот же день мы отправились в Баррингтон, штат Нью-Гэмпшир, расспросить вдову Николаса Казински. Странно было вернуться в этот дом. Раньше Гэхаловуд встречался с Сиенной Казински только один раз – на похоронах Вэнса. Увидев нас на пороге, она улыбнулась:

– Перри, что тебя сюда привело?

– Здравствуй, Сиенна, мне надо с тобой поговорить.

Она оглядела меня, узнала и сразу поняла, зачем мы пришли:

– Вы из-за дела Аляски Сандерс, верно?

Мы сидели в той же гостиной, где ее муж признался во всем, что произошло в зале для допросов в тот ужасный вечер 6 апреля 1999 года.

– Николас часто рассказывал про тебя, когда еще был копом, – сказала Сиенна Казински Гэхаловуду. – Он очень тебя ценил. Когда он оказался в инвалидном кресле, ему было очень одиноко. Уверена, он бы обрадовался, если бы ты его навестил. Жаль, что ты пришел только теперь, когда он умер.

Из этих слов мы поняли, что Сиенна Казински ничего не знает о нашем визите к мужу перед самой его смертью. Наверное, это было и к лучшему.

– Почему ты не пришел на его похороны? – спросила она.

Гэхаловуд пожал плечами:

– Да, стоило бы.

Помолчав, Сиенна Казински вдруг сказала:

– Когда я в тот день пришла домой, его не было ни в гостиной, ни на кухне. Я позвала его, он не ответил. Я нашла его в кабинете, повсюду была кровь. Он пустил себе пулю в лоб из револьвера. Я ненавидела эту пушку. Он говорил, что это для нашей безопасности. Говорил: “Сигнализация – это хорошо, а пистолеты лучше”. На пюпитре я нашла записку:

Моя Сиенна,

наконец все кончено.

Люблю тебя и спокойно жду в раю.

Николас

Сиенна поднялась и, повернувшись к нам спиной, застыла у окна. Точь-в-точь как ее муж.

– Николас любил сидеть тут в своем кресле, смотреть на улицу. Часами так просиживал. В первые недели после несчастного случая я думала, что не вынесу жизни с мужем-инвалидом. А теперь его нет, и я сознаю, что не могу вынести жизни без него.

– Сиенна, почему Николас застрелился? – спросил Гэхаловуд.

– Думаю, не мог больше жить в инвалидном кресле. Говорю «думаю», потому что знаю: после первых испытаний мы с ним привыкли. Бывало, если мы куда-нибудь выходили, люди смотрели на него с жалостью. Я понимаю, о чем они думали, глядя, как мы входим в ресторан и лавируем между столиками. Но я гордилась. Гордилась, что мы оказались способны и дальше быть вместе, несмотря на его увечье. Некоторые семейные пары ходят на четырех ногах, да никуда не двигаются. А мы шли вперед, в своем ритме. Почему Николас вдруг сдался? Я все спрашиваю себя, не было ли тут чего-то другого… В день смерти к нему кто-то приходил, я нашла в гостиной три чашки и тарелку с моим печеньем, которым он всегда угощал гостей. Не знаю, кто к нему тогда приходил, может, бывшие коллеги. Слишком много воспоминаний, приступ отчаяния? Я никогда не узнаю. Но лучше скажи, что тебя сюда привело, это же не визит вежливости. Ты сказал, что это из-за дела Аляски Сандерс?

– Не буду ходить вокруг да около, Сиенна: меня интересует несчастный случай с Николасом. Задаюсь вопросом, был ли это в самом деле несчастный случай или же покушение …

– Покушение? Но кто мог желать смерти Николасу?

– Именно это мы и хотели бы знать. Возможно, у Николаса были важные сведения о деле Аляски Сандерс. Ты, наверное, знаешь, что сегодня утром освободили Эрика Донована, человека, отсидевшего одиннадцать лет за убийство этой девушки.

– Да, видела в новостях, – ответила Сиенна. – Но как это связано с Николасом?

– Николас сказал, что несчастный случай с ним произошел 30 января 2002 года…

– Да, верно.

– То есть через несколько дней после того, как Эрика Донована приговорили к пожизненному заключению за убийство Аляски.

– Не вижу здесь связи, – заметила Сиенна. – И потом, если кто-то действительно хотел убить Николаса, то почему он не завершил свое дело после наезда?

– Слишком рискованно, – сказал я. – Это вызвало бы подозрения. Полиция бы сразу поняла, что это умышленное убийство. Начала бы идти по следу, быть может, вышла бы на дело Аляски Сандерс. Убийца должен был действовать скрытно.

– Ты тоже расследовал это дело, Перри, – заметила Сиенна. – Почему тебя никто не пытался убить?

– Потому что Николас, в отличие от меня, присутствовал при пресловутом признании подозреваемого, которого мы задержали. Но настоящий убийца Аляски знал, что это признание получено под давлением. Устраняя Николаса, он избавлялся от последнего человека, который мог открыть правду.

– Они про это только что говорили по телевизору: сказали, что в свое время какой-то полицейский выбил признание силой…

– Этим полицейским был Вэнс, – сказал Гэхаловуд. – Вэнс заставил подозреваемого признаться в преступлении, которого тот не совершал.

Сиенна Казински пришла в ужас:

– Неужели Николас во всем этом замешан? Он поэтому покончил с собой?

– Открыто расследование, Сиенна. Но что будет, я не знаю.

– Оставьте его в покое, он умер! Перри, сделай что-нибудь!

– Прости, Сиенна.

Та вдруг недоверчиво уставилась на нас, а потом воскликнула:

– Это были вы! Те чашки, что я нашла в день его смерти, это вы приходили выносить ему мозг всеми этими бреднями! Я не сразу догадалась, но ты сам минуту назад упомянул, со слов Николаса, что несчастный случай с ним был 30 января 2002 года. Если бы ты встречался с ним раньше, Николас бы мне сказал… Значит, вы последние, кто его видел живым.

– Сиенна… – умоляюще произнес Гэхаловуд.

Ее трясло от ярости:

– Уходите отсюда оба! Убирайтесь из моего дома! На вашей совести смерть человека!

Гэхаловуд хотел объясниться, но Сиенна Казински слишком разгневалась, чтобы прислушаться к голосу разума. Я увел сержанта. Нам вслед несся поток ругательств и проклятий Сиенны; это привлекло внимание прохожих и соседей. Пока мы садились в машину, соседка-расистка успела вызвать полицию, и та незамедлительно нагрянула. Я увидел того самого полицейского, который задерживал меня в июне, когда я наблюдал за домом Казински.

– Опять вы? – сказал он.

– Вы очень кстати, – ответил я, – мы должны заглянуть в комиссариат. Предупредите шефа, что мы сейчас будем.

Так мы с Гэхаловудом снова встретились с капитаном Мартином Гроувом, возглавлявшим полицию Баррингтона.

– Что привело вас к нам на этот раз, мистер Гольдман?

– Вопросы относительно Николаса Казински, – ответил я.

– В связи с его самоубийством?

– В связи с его несчастным случаем. Нам нужно знать, кто вел расследование.

С тех пор как шеф Лэнсдейн в июне лично явился за мной в комиссариат, капитан Гроув проникся ко мне некоторым доверием. Ему совсем не хотелось осложнений за несколько часов до уик-энда.

– Сегодня все-таки пятница, – вздохнул он. – Вы не могли бы приехать в понедельник?

– Мы не выйдем из вашего кабинета, пока не получим сведения, которые нам нужны.

Аварию расследовали на уровне местной полиции, этим занимался детектив Пол Рикко; у него был выходной, но капитан велел ему поторапливаться. Через полчаса Рикко явился, в шортах и сандалиях.

– Насколько я помню, ничего особенного в деле не было, – говорил он, провожая нас с Гэхаловудом в подвал, где хранился архив. Он откопал тощую папку с приостановленным делом и протянул нам. Гэхаловуд приметил столик в углу комнаты и разложил на нем листки.

В рапорте содержались в основном сведения, которые у нас уже были: зимним утром, на рассвете, Казински в темноте и под дождем совершал свою обычную пробежку по кварталу. Ему мешали мусорные баки, выставленные на тротуаре, и он решил бежать по проезжей части. Неподалеку от перекрестка с Кэмпбелл-стрит его сбила машина, ехавшая по Норрис-стрит.

– Видите, какое тоненькое дело, – говорил детектив Рикко, – у нас действительно не было никаких фактов. Единственный свидетель – водитель школьного автобуса, только что забравший свою машину из парка.

Согласно записи устных показаний, шофера автобуса подрезала гоночная машина:

Было 6.14 утра, я ехал по Кэмпбелл-стрит. Уже начал сворачивать на перекрестке, как тут с Норрис-стрит вылетела гоночная машина, на полной скорости. С выключенными фарами! Не притормозила у знака и пролетела перекресток. Хорошо, езжу я осторожно, особенно в гололед. Слава богу, смог нажать на тормоз, еле успел. К счастью, детишек позади не было. Я был просто в шоке, но рефлекторно взглянул на номера. Когда все так быстро случается, особо ничего не разглядишь: вы пытаетесь все рассмотреть, все запомнить, а в итоге ничего не видите. Со свидетелями часто так бывает, да? Все, что увидел, несмотря на потемки, это что номера массачусетские. Табличка была белая, немножко отражала свет, и я ясно увидел сверху надпись “Массачусетс”. Меня это поразило почему-то, наверное, я ожидал увидеть табличку Нью-Гэмпшира. Цифры прочесть не успел, машина была уже далеко. Только этот прямоугольник и видно было.

– Массачусетские номера, – сказал я, поднимая глаза от листка.

– У вас больше ничего нет? – спросил Гэхаловуд.

– Все здесь, – подтвердил Рикко. – Дело быстро закрыли за недостаточностью улик. Хотели привлечь полицию штата, но они нас подняли на смех. В тот год в США было больше семисот тысяч водительских нарушений, из-за которых сто семьдесят тысяч человек получили ранения, а тысяча восемьсот погибли.

– Вам не вспоминается ничего такого, что вы не указали в деле? – спросил Гэхаловуд. – Пусть даже мелочь? Это может быть важно.

– Да, были еще эти звонки от Чокнутой, – вспомнил детектив Рикко.

– От Чокнутой?

– Так прозвали соседку Казински. Живет напротив них. Целыми днями сидит у окна и вызывает полицию по любому поводу. Она мне тогда порядком осточертела.

– Чего она хотела?

– Утверждала, что в день несчастного случая видела синюю машину, которая долго стояла перед домом Казински с раннего утра, еще до шести часов. Машина в конце концов уехала, и соседка не стала вызывать полицию. Сами знаете, бывают такие бесполезные свидетельства…

– Синяя машина? – повторил Гэхаловуд. – Вы уверены?

– Это она так сказала. Спросите у нее, она будет страшно рада с вами поговорить.

Капитан Гроув и детектив Рикко были счастливы, что мы наконец от них убрались, а соседку Казински наш визит и вовсе привел в экстаз. Для начала она долго любовалась полицейской бляхой, которую показал ей Гэхаловуд.

– У Казински черт-те что творится, – заметила она, впуская нас в дом.

– Вот именно, – сказал Гэхаловуд, – мы расследуем несчастный случай, жертвой которого стал Казински и после которого его парализовало. Детектив Рикко сказал, что вы видели в тот день нечто подозрительное.

– А, наконец хоть кто-то мне верит! Эти жирные охламоны из полиции говорят, что я им мешаю, звоню все время, но ведь они для этого здесь и есть, правда?

– Совершенно верно, – ответил Гэхаловуд, чтобы доставить ей удовольствие. – Что же вы видели в тот день?

– Около шести утра на моей стороне улицы стояла синяя машина. Ждала минут двадцать как минимум. Я знаю, я ведь с самого утра на ногах и люблю смотреть, что творится снаружи. В машине кто-то был, это точно. Но в темноте этого человека было почти не видно. Только фигура за рулем. Я бы, конечно, вышла и посмотрела поближе, но дождь лил как из ведра. В конце концов я пошла налить себе чаю и решила, что если вернусь, а машина будет стоять, позвоню в полицию.

– Позвонили? – спросил я.

– Нет, потому что, когда я вернулась, машины уже не было.

– Вы говорите, в то утро за окном ничего не было видно, – заметил Гэхаловуд, – но утверждаете, что машина была синяя…

– Потому что ее частично освещал фонарь. Я потому и различила фигуру в кабине. Это была синяя машина, руку даю на отсечение.

Со слов соседки выходило, что загадочная машина отъехала около шести утра. То есть ровно в тот час, когда Казински вышел из дома на пробежку. Машина следовала за ним на расстоянии, ожидая удобного момента. Когда же наконец Казински сошел с тротуара из-за мусорных баков, рванула вперед, сбила его и исчезла, не соблюдая правил. Синяя машина с массачусетскими номерами.

– Синяя машина, как и та, про которую говорила мать Элинор Лоуэлл, – сказал я Гэхаловуду.

Кивнув, он подхватил:

– В ночь, когда была убита Аляска, свидетель видел синюю машину с массачусетскими номерами, которая на большой скорости двигалась по главной улице Маунт-Плезант. Машина могла быть та, что была у Аляски, все это время все считали, что она заезжала домой, прежде чем найти свою смерть на Грей Бич… Но на самом деле она была уже мертва. Это машина убийцы возвращалась с пляжа!

Того же самого убийцы, который позднее решил избавиться от Николаса Казински, потому что тот был песчинкой в идеальном убийстве Аляски Сандерс и мог оправдать Уолтера Кэрри и Эрика Донована.

Значит, убийца Аляски хотел убить Казински, и этот факт окончательно снимал вину с Эрика Донована, поскольку тот в момент аварии сидел в тюрьме.

Что же это за неуловимая тень на синей машине, сеющая смерть?

И есть ли здесь связь с Элинор Лоуэлл?

Раз дело о водителе, скрывшемся с места происшествия с Казински, было почти пустым, а факты в деле Аляски Сандерс заставляли нас ходить по кругу, надо было двигаться по следу Элинор Лоуэлл.

Что случилось с этой девушкой вечером 30 августа 1998 года? Было ли это самоубийством? Или идеально организованным убийством, вроде ловушки, расставленной Эрику Доновану?

А если все это взаимосвязано?

Что связывало Элинор Лоуэлл с делом Аляски Сандерс? Ответ на этот вопрос точно находился в Салеме, и в то утро мы все, Лорен, Гэхаловуд и я, отправились туда, чтобы расспросить родителей Элинор.