Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 309 (всего у книги 311 страниц)

38. Понимание

Зная о своем внутреннем ребенке, вы будете лучше понимать и других людей. Ваш собеседник, может быть, засранец. Но и засранцы имеют внутренних детей – тоже засранцев.

Йошка Брайтнер. Внутренний желанный ребенок

Саша тут же отложил все дела, чтобы вместе со мной нанести визит Борису. То, что Курт теперь оказывал на нас давление из-за Хольгерсонов, обрадовало его так же мало, как и меня. Но благодаря этому мы теперь могли быть уверены, что Курт и есть наш шантажист. Мы только не знали почему. И собирались узнать у Бориса, чтó связывало его с Куртом, помимо договора аренды.

Я открыл висячий замок на тюремной двери и снял его. Было начало десятого, и Борис еще спал. Саша включил свет. Я наклонился к Борису и стал будить его:

– Эй, Борис! Просыпайся!

– Отстань. Я сон смотрю.

– Если ты и в будущем хочешь смотреть сны с головой на плечах, то просыпайся сейчас же.

Саша шагнул к кровати, Борис приподнялся:

– Вы… – Он остановился и стал принюхиваться. – Чем здесь так воняет? Эй… Это же мерзкий запах того типа, что меня одурманил. – Борис подался ко мне и потянул носом возле моей шеи. – И ты хочешь сказать, что не стоишь за этим?

– Тогда бы нам и выяснять было нечего. Сейчас мы знаем, кто стоит за твоим временным кратким освобождением. Тот тип, который меня недавно обнимал, – сказал я.

– У этого типа есть имя? – спросил Борис.

– Курт Фрилинг, – просветил я его.

Борис задумался:

– Ни о чем мне не говорит. Кто это?

– Арендовал у тебя офисное здание, – сказал Саша.

– Если бы я мог запомнить имена всех моих арендаторов, я бы выступал в «Спорим, что»[396].

– Даже если бы эта передача все еще шла, тебе помешала бы в ней участвовать подвальная дверь. – Я не мог не поддеть его.

Саша достал свой смартфон. И показал Борису фото Курта, скопированное с его домашней страницы:

– Может, это тебе поможет. Вот парень, чей парфюм тебе так не нравится. Он выволок тебя из подвала, усыпил и спрятал в садовый домик феи Лили.

Я начал терять терпение:

– И он хочет, чтобы мы до пятницы отрезали тебе голову. Итак, ты его знаешь или нет?

Борис в недоумении смотрел на фото:

– Как, говорите, его зовут?

– Курт Фрилинг, – почти одновременно ответили мы с Сашей.

У Бориса вдруг кликнуло:

– Не понимаю. Это Курти-Полминуты. На двадцать лет старше и определенно на тридцать кило тяжелее. Но конечно, я его знаю. Но этого не может быть. За всем стоит этот идиот?

– Что за Курти-Полминуты? – поинтересовался Саша.

– Откуда ты его знаешь? – поинтересовался я.

И Борис нас просветил:

– Двадцать лет назад он был постоянным клиентом в нашем первом борделе.

– Зная, кто под каким именем трахался в твоем борделе за последние двадцать лет, ты бы точно выиграл в «Спорим, что», – изумился Саша.

– Продолжай, – подтолкнул я Бориса. – Почему ты запомнил Курта?

– Двадцать лет назад мы с Драганом открыли наш первый реально крупный бордель. Изысканное заведение. Топ-конфиденциальность. Топ-девочки. Топ-сервис по топ-ценам. Короче, театр, а не бордель. С любым клиентом девочки могли так достоверно изобразить великую любовь, что большинство посетителей очень быстро становились завсегдатаями. Но среди этих постоянных клиентов один особенно выделялся. Вот этот. Курти-Полминуты.

– Что в нем было особенного? – спросил я.

– Он бывал у нас как минимум раз в неделю. Иногда чаще. Всегда с одной и той же девушкой. Он был влюблен по уши. Даже как-то раз принес цветы. Розы. Для проститутки!

– А почему такое имя – Курти-Полминуты? – не отставал Саша.

– Потому что когда он приходил, то через тридцать секунд мог бы уже уходить – за это время он успевал кончить. – Борис не удержался от смеха. – Но он исправно приносил нам бабки, просто невероятно. А его дама сердца должна была, собственно говоря, только показать ему грудь, потому что основная часть ее работы уже была выполнена, клиент спонтанно эякулировал. В оставшееся время Курт хотел только разговаривать. Он даже строил планы на будущее с этой шлюхой. С этой точки зрения было почти жаль, что она оставила работу.

– Почему она это сделала?

– Потому что женщина не должна трахаться с другими мужиками, если она замужем за мной. Даже за легкие деньги.

– Любимая шлюха Курта – это… – догадался я.

– Аннастасия. На которой я женился. Все верно, – подтвердил Борис.

В миг все обрело смысл. Даже дурацкая татуировка на дряблом плече Курта. С надписью «Анна». Курт влюбился в Аннастасию. Это и была та несчастная любовь, о которой рассказывала Лаура. Аннастасия оставила свою работу, потому что Борис, ее шеф, женился на ней. Однако Курт, по-видимому, не смог оставить свои чувства.

А потом Аннастасия была обезглавлена Борисом. Потому что он застукал ее, когда она изменяла ему с Драганом. Это деяние Бориса никогда не было доказано. Но о нем в течение нескольких недель писали в прессе.

Курт не только лишился своей якобы великой любви из-за другого мужчины. Этот мужчина был виновен еще и в том, что великая любовь Курта впоследствии лишилась головы.

Отпилив голову Аннастасии, Борис показал Курту, что желания последнего ему абсолютно безразличны.

Мысль о том, что и живая Аннастасия, с головой, могла все это время без зазрения совести всего лишь дурачить его, очевидно, ни разу не пришла Курту в его собственную голову. Бедный парень.

После утраты своей великой любви Курт не доверял никому и, очевидно, не имел никаких социальных контактов, кроме своего крестника Макса и сестры, и вот он случайно узнает от Макса, что в подвале детского сада живет Губной монстр. Склонный к риску и наскучивший сам себе, Курт ночью вламывается в подвал, чтобы посмотреть, что же такое мог обнаружить его крестник. Он находит в котельной дверь камеры, светит внутрь фонариком и видит там лежащего мужчину – того самого человека, который много лет назад забрал счастье всей его жизни.

За несколько дней Курт разрабатывает план мести. Он хочет отомстить не только Борису. Он хочет отомстить всему миру. Поэтому для грязной работы он встраивает в свой план и других людей, по сути – первых встречных. В данном случае – Сашу и меня. Вероятно, даже день недели, в который мы должны были обезглавить Бориса, имел важное значение для впавшего в безумие Курта.

– Ты помнишь, в какой день недели отпилил Аннастасии голову? – спросил я Бориса.

– Ясное дело. В пятницу. Как раз тринадцатого.

Значит, вот почему Курт зациклился на пятнице.

Мне даже было понятно желание Курта отомстить. По крайней мере, я знал, что у Курта тоже наверняка имелся внутренний ребенок. Ребенок, который сформировался под влиянием родительского тезиса «Ты должен расплачиваться за наши ошибки». Курт должен был расплачиваться за то, что его родители абсолютно незапланированно родили Лауру. Им было плевать на его желание прожить беззаботную молодость. И именно на этот синяк внутреннего ребенка Курта Борис и надавил.

Курт должен был расплачиваться за ошибку Аннастасии – за то, что она вышла замуж за Бориса. Ей было плевать на его желание великой любви.

Курт должен был расплачиваться за еще одну ошибку Аннастасии – за то, что она изменила Борису с Драганом. Ей было плевать на его желание иметь хотя бы тайный роман.

И Курт должен был расплачиваться за ошибку Бориса – за то, что Борис отпилил Аннастасии голову.

Ему было плевать на желание Курта, чтобы его великая любовь хотя бы просто жила на свете.

В понимании Курта, за то, что все люди, повлиявшие на его жизнь, пренебрегали его желаниями, он уже двадцать лет платил своей полной неспособностью к отношениям. И это взывало к мести. Ясное дело.

В моем же понимании Курт был вообще не виноват в ситуации, в которой очутились мы с Сашей. Также и Борис, по сути, не был в этом виноват. Борис был только триггером. А истинными виновниками были родители Курта. В конце концов, это они сформировали его внутреннего ребенка. Но родители Курта пребывали на Канарах. Так что до них было не добраться. Борис находился под защитой моего внутреннего ребенка, поэтому и на него я не мог повесить ответственность. Таким образом, оставался только Курт, которому в конечном итоге все равно придется отвечать за последствия своего шантажа. И при всем моем понимании Курта, я не был его психотерапевтом. Я был только тем парнем, который не желал ради Курта отпиливать Борису голову. В любом случае мой внутренний ребенок никому не позволял диктовать себе, кого он желает видеть мертвым. В том числе и чужому внутреннему ребенку. А если одно желание противопоставляется другому, побеждает всегда желание собственного внутреннего ребенка.

Так или иначе, пятница была уже послезавтра.

39. Монотонность

Именно при выполнении монотонных движений вы можете осознанно закрепиться в настоящем. Когда вы бегаете, танцуете или плаваете, ваше внимание направлено только на бег, танцы или плавание. Ваши мысли сосредоточены именно на том, что вы делаете в тот момент, когда мыслите. Пусть ваш дух погрузится в монотонный ритм вашей деятельности. Оставайтесь в этом расслабляющем для духа состоянии столько, сколько душа пожелает. Когда вы почувствуете, что ваш дух закрепился в настоящем, он в какой-то момент совершенно естественным образом воспарит. Ваше тело будет двигаться само по себе, словно в трансе. Ваш дух обретет свободу для всего нового.

Йошка Брайтнер. Замедление на полосе обгона – курс осознанности для руководителей

Было еще только десять часов. До моей послеполуденной встречи с Катариной оставалась уйма времени. Сейчас на очереди был лес.

Я припарковал свой «дефендер» на краю заповедника. Я нуждался в природе. И в движении. И между прочим, мне было гораздо легче, чем другим родителям, которые, бегая трусцой, должны толкать перед собой легкие спортивные коляски со своими – наружными – детьми. Мой внутренний ребенок мог самостоятельно смотреть на косуль моими глазами. Или помогать мне.

Трасса вокруг заповедника, которую я открыл для себя несколько недель назад, казалась мне идеальной для того, чтобы пробежать по ней пару освободительных для моего духа кругов. Один круг составлял почти два километра.

Я вышел из машины, оставив мобильник в бардачке. Я бегал трусцой очень консервативно. При мне не было часов. И пульсометра. И фитнес-браслета, регистрирующего жизненно важные показатели. Несмотря на это, я не испытывал недостатка в информации. Совсем наоборот. Последнее, в чем я нуждался во время бега, – это дополнительные данные. При мне была моя голова. А в ней содержалось более чем достаточно информации.

Кроме того, я не надевал для бега спортивное белье из микрофибры с нейтральным запахом. Хотя предполагалось, что оно не воняет пóтом, но тем назойливее оно воняло спортивным бельем из микрофибры с нейтральным запахом. Обычно я надевал для бега хлопчатобумажные штаны, футболку, худи и шерстяную шапочку. Я бегал, как Рокки Бальбоа из первого «Рокки». Только мышц у меня было поменьше. Но цель та же. Я понятия не имел, как выйти победителем и вообще выбраться из той каши, что я заварил. Но я хотел выложиться по полной на этом пути. Вместо того чтобы мутузить полутуши домашних свиней в холодильном ангаре, я, пожалуй, пробегусь мимо стада полностью функциональных, правильно соединенных между собой полутуш диких свиней за оградой заповедника.

Я запер машину, нацепил ключ от нее на кожаный ремешок и повесил его себе на шею. И стартовал легкой рысцой. За два месяца тренировок мое тело уже достигло нужных кондиций, чтобы теперь все происходило автоматически. Я не думал о том, как ставить одну ногу перед другой. А просто ставил. Снова и снова. Автоматический бег успокаивал меня. Пробежав половину дистанции вокруг заповедника, я вспотел. От этого стало хорошо. После первого круга голова моя начала воспринимать окружающее как бы отдельно от остального тела. У меня было такое чувство, будто мой мозг без усилий сидит на моем туловище и с удобством перемещается в пространстве. Немножко похоже на то, как едешь в поезде первым классом. Только без страха опоздать.

После полутора кругов мой мозг, без какого-либо понукания, начал играть в тетрис с проблемами. Проблемы одна за другой медленно падали из моей головы на воображаемую игровую панель. У проблем были имена. Их звали: Курт, Хольгерсоны, Петер, Борис и Катарина. Каждая проблема имела свою форму. Каждую проблему я мог покрутить так и сяк, пока она падала, и уложить, как хочу. Как и в тетрисе, некоторые проблемы состыковывались одна с другой и становились одним целым. Как и в тетрисе, другие проблемы застопоривались. И я питал надежду, что некоторые проблемы, может быть, тоже взаимно разрешатся. Пока я бежал, у меня было время – вот что самое прекрасное. Те проблемы, которые заклинивало при одном проходе моего тетриса, я при следующем проходе поворачивал иначе.

Самой большой проблемой был Курт. Мы с Сашей находились у него в руках. Даже если он не пойдет в состоянии буйного помешательства прямо в полицию, он мог анонимно рассказать полиции о Борисе. Тогда мы угодили бы в каталажку. Он мог рассказать о Борисе людям Бориса или людям Драгана. Тогда и Саша, и я были бы мертвы. Или он мог рассказать Хольгерсонам, почему у почившего члена их семьи отсутствует ухо. Но ничего из всего этого Курт на самом-то деле не хотел. Он хотел в первую очередь отомстить Борису. А это он мог сделать, только держа все свои знания при себе.

Хольгерсоны стали бы проблемой только в том случае, если бы узнали, что я виновен в смерти двух членов их семейства. Но это они могли узнать только через Курта. Так что эти две проблемы были взаимосвязаны.

Конечно, Курт мог и полиции рассказать об ухе. Однако полиция, в отличие от Хольгерсонов, вероятно, потребовала бы доказательств. У Курта имелась только фотография уха. Само же ухо сожрала кошка.

Следующая по величине проблема звалась Петер. Но зато Петер был двойной проблемой. Во-первых, в связи с расследованием смерти официанта. А во-вторых, в связи с возможным признанием Курта. К счастью, Петер считал Курта идиотом. Этим можно было воспользоваться.

Борис в любом случае представлял собой проблему. Пока он жив.

Катарина была проблемой до тех пор, пока она думала. По крайней мере, пока она думала, что я ей изменяю. Но вчера по телефону она разговаривала вполне разумно. Разговор с ней предстоял только во второй половине дня. Так что сейчас, во время бега, я мог не заморачиваться с проблемой «Катарина».

Курта и Бориса я мог бы убить. Тогда две проблемы разрешились бы.

Однако это решение наталкивалось на еще одну проблему, совершенно другого рода: я больше не хотел убивать.

«Ты – может быть. А как насчет меня?» – проявился мой внутренней ребенок. Видимо, он уже насмотрелся на косуль. Я слегка споткнулся на бегу.

Я усвоил из уроков господина Брайтнера, что интересы внутреннего ребенка не всегда равнозначны интересам взрослого. В данном же случае эти интересы были диаметрально противоположны. Я хотел ненасильственного решения. Мой внутренний ребенок предпочитал решение с трупами. Причем имелась еще одна проблема.

«А как с Борисом? – поддел я его. – Его бы ты тоже теперь убил?»

«Мы не убьем Бориса!» – был однозначный ответ.

Найти теперь компромисс – это целое искусство. Внутренний ребенок должен чувствовать себя защищенным. Но взрослый при этом не должен быть ограничен в своей свободе.

Я снова перешел на легкий бег и оставил позади себя еще сто метров с благородными оленями.

Я не хотел убивать.

Но смерть Курта и Бориса решила бы две проблемы.

Мой внутренний ребенок желал покойников.

Но он не хотел убивать Бориса.

Эти две противоположности действительно были несовместимы?

Пока мне не нужно было убивать самому или отдавать приказ об этом, смерть других людей во благо моего внутреннего ребенка была мне безразлична. Он не хотел, чтобы мы убили Бориса. Но если бы Бориса убил по собственному почину кто-то другой, все это выглядело бы уже совершенно иначе. В конце концов, быть убитым – один из профессиональных рисков шефа мафии. Да и с Тапси так же: если бы мой отец не отобрал его у меня, я все равно не мог быть уверен, что котенка не сбила бы машина через два дня. Может даже, так бы оно и было. Но кто мог бы по собственному почину убить Курта и Бориса? Ну, то есть кроме самих Курта и Бориса, если бы они друг друга…

Я оторопел. Вот оно, решение!

Но как?

Я временно отодвинул этот вопрос на задний план. Сначала упорядочим все остальное.

Хольгерсоны пока что были самой мелкой проблемой. Похоже, они пока вообще не ведали о моем существовании. И ничто не говорило о том, что в обозримом будущем это как-то изменится. Если сначала обезвредить Курта и Бориса, то не останется ничего, что связывало бы меня с Хольгерсонами. За исключением выдуманной истории о Борисе и золотом младенце. Но эту историю знал только Вальтер. Стало быть, если бы Курт, Борис и золотой младенец просто исчезли куда-нибудь все вместе на веки вечные… Возможно, на какую-нибудь ферму? Тогда мои проблемы с Куртом, Борисом и Хольгерсонами были бы решены одним махом.

И тогда в качестве проблем остались бы только Петер и Катарина.

С Катариной я встречусь сегодня днем. Петер подождет до выходных.

Итак, на следующем круге я мог покреативить с моим внутренним ребенком.

«Не желаешь еще один креативный заход?» – спросил я у него.

«Да, но, пожалуйста, давай слегка изменим правила игры!» – был ответ.

Мне стало любопытно.

«Мы не будем играть, как обычно, с вещами в радиусе двух метров. Мы будем играть с информацией в радиусе двух дней».

Я был искренне удивлен:

«Почему это?»

«Потому что в радиусе двух метров есть только заповедник. Хотя Борис мог бы убить Курта жердью из ограды. А Курт мог бы перед этим так разъярить кабана, что тот сразу после убийства Курта напал бы на Бориса со смертельным исходом для последнего. Но для этого нам пришлось бы сначала притащить обоих сюда, а потом избавляться от трупов. И то и другое мне кажется непрактичным».

Я был ошарашен уже тем, что мой внутренний ребенок вообще сумел спланировать два убийства с использованием имеющихся в радиусе двух метров предметов.

«И какой прок нам от информации в радиусе двух дней? Как мы с ее помощью заманим Курта и Бориса в уединенное место?»

«Ну, – заговорил ребенок во мне, – давай посмотрим. Полиция держит Курта за идиота. В его фирме дела идут плохо, но она хорошо застрахована на случай пожара. Он считает, что за его фирмой и за ним наблюдает жаждущая мести большая семья. Его единственный социальный контакт, кроме сестры и Макса, – это его новый лучший друг: ненавистный адвокат».

Так я увидел глазами моего внутреннего ребенка, один за другим, бесчисленные маленькие кусочки пазла, которые, если правильно передвигать их друг относительно друга, складывались в чудесный последовательный план. С помощью многочисленных, по отдельности несущественных обрывков информации, полученной за последние два дня, сложилась цельная картина решения проблемы. Теперь я ясно видел, как сделать так, чтобы Курт и Борис взаимно устранили друг друга незаметно, но убедительно для внешнего мира.

Правда, важной частью плана было то, что сегодня вечером Курт должен отсутствовать в своей фирме. И ради этого мне пришлось сразу после пробежки позвонить Лауре. И вопреки моему желанию попросить ее о свидании. По крайней мере, пока вопреки, ибо к этому моменту я еще не поговорил с Катариной.

40. Мораль

Мораль – это нечто усвоенное с самого раннего детства. Поэтому ваш внутренний ребенок – это своего рода моральная инстанция. Когда вы перепишете догматы веры вашего внутреннего ребенка, изменятся и его моральные представления. А это, в свою очередь, окажет влияние на вашу собственную мораль. Это может причинить немалый дискомфорт. Но оно того стоит.

Йошка Брайтнер. Внутренний желанный ребенок

– То, что Курт и Борис должны взаимно покончить друг с другом, потому что мы больше не хотим убивать, – мне понятно… – Саша всегда все схватывал на лету. – Но зачем еще и поджигать центральный офис Курта?

Я медлил с ответом. Стоя с Сашей в канцелярии детского сада, я сделал глоток превосходного эспрессо, приготовленного в довольно дорогой кофемашине с портафильтром, которая нам досталась вместе с детским садом.

– Потому что я хочу довести Курта до такого отчаяния, что он слепо доверится мне, когда я предложу ему путь решения. И этот путь приведет его прямо к Борису, – объяснил я.

– Поджог как мера по укреплению доверия?

– Конечно. Курт считает, что Хольгерсоны представляют для него угрозу. Из-за этого он и разыскал меня. Так что, если его фирма внезапно загорится, он сразу подумает, что за этим стоят Хольгерсоны.

– Почему ты думаешь, что после поджога Курт не пойдет в полицию, чтобы все рассказать? О Борисе, ухе и Хольгерсонах.

– Во-первых, потому, что месть Борису – это для него все. Он так просто от нее не откажется. Как только он расскажет о Борисе, тот от него ускользнет. Во-вторых, потому, что после первого шока Курт сообразит, что полиция ему все равно не поверит. Курт недофинансирован, но перезастрахован. Значит, полиция прежде всего будет исходить из того, что Курт сам сжег свое обремененное долгами предприятие. Кстати, у меня чисто технический вопрос: можно из стеклянного многоразового кофейного стакана соорудить «коктейль Молотова»?

– Из всего, во что можно налить бензин и что может разбиться при ударе, я могу тебе соорудить «коктейль Молотова». А зачем?

Я положил на письменный стол перед Сашей пакет для завтраков с многоразовым стаканом, который Курт утром оставил в холле.

– Затем, что тогда на одном из «коктейлей Молотова», к несчастью, обнаружатся отпечатки пальцев Курта. Так что полиция изначально не поверит ни единому слову Курта о Хольгерсонах. Связующим звеном между Хольгерсонами и Куртом является одно-единственное ухо. Ухо должно было быть от Бориса, но мы отрезали его у одного из Хольгерсонов, а потом его сожрала кошка. Если Курт захочет именно так рассказать об этом полиции… Ну и пусть! Это ничего не изменит в его ситуации, а только лишит его шансов отомстить Борису.

– Значит, пойти он может только к тебе как к доверенному лицу?

– Курт абсолютный социофоб. У него вообще нет друзей. Единственный человек, который ему может помочь в этой ситуации, за неимением друзей, действительно я. Ведь я уже уполномочен устно как его адвокат. И я – он так считает – у него в руках. Он предполагает, что я помогу ему выбраться из всего этого, чтобы не погибнуть самому. Вот увидишь, когда его фирма заодно с квартирой сгорит, он, рыдая, появится перед моей дверью и будет просить защиты. Ему больше некуда идти.

– Существуют отели.

– Там он не будет защищен от Хольгерсонов.

– У него есть сестра.

– У нее квартира слишком маленькая. Кроме того, он наверняка не захочет подвергать опасности Макса, если уж не сестру.

– А почему этот акт должен состояться ровно в двадцать три часа?

– Потому что в это время вечерняя смена «CN-Mobility» уже закончила работу, а утренняя еще не начала. Все автофургоны стоят во дворе. К каждой электрозарядной станции подключен самокат. На территории никого, а Курт в это время еще сидит со своим крестником. Максимальный ущерб при минимальном риске.

– А с какой стати Курт в одиннадцать часов вечера должен быть у крестника?

– Потому что его сестра будет у меня.

Лаура сразу же согласилась, когда я пригласил ее в восемь вечера поужинать у меня дома. Как минимум три часа мы будем заняты готовкой, едой, разговорами и так далее. Причем я пока не знал, насколько далеко зайдет это «и так далее». Но ее брат в любом случае будет с Максом в момент поджога. А не в своей квартире над своей фирмой. К тому же спящий пятилетний ребенок вряд ли является в глазах полиции свидетелем защиты, действительно заслуживающим доверия.

Саша начал ухмыляться:

– Ты просто хочешь удалить меня из дома, чтобы без помех из чисто эгоистических соображений полапать сестру нашего шантажиста. Я это не поддерживаю. – Ухмылка сбежала с его лица. – Кроме того, ты женат. Так что брось это дерьмо.

Тем самым Саша ухватил суть всех реально существующих моральных проблем. Встретиться с Лаурой сегодня вечером я хотел в первую очередь потому, что она была сестрой Курта. С этой точки зрения я собирался сегодня вечером использовать ее в эгоистических целях. А не в сексуальных. Для нормального свидания у меня просто голова была занята. Но лишь благодаря этому я сумел в какой-то степени подавить чувство вины перед Катариной, ведь она уже безосновательно приписала мне то, что я собирался сделать лишь сегодня вечером. Пусть даже по уважительной причине – свидание с Лаурой было частью работы. Только так можно было гарантировать, что Курта не будет в его фирме. И что я не убью кого-нибудь по недосмотру. К примеру, Курта. К тому же благодаря Лауре у меня будет алиби, если кому-нибудь – к примеру, Курту – придет в голову идея, что это я поджег его предприятие. С этой точки зрения сегодня вечером я был, можно сказать, у Лауры в руках. Сегодня вечером Лаура могла использовать меня. Если бы захотела.

В общем, моральная проблема в свидании с Лаурой объяснялась исключительно интересами дела.

И вот что примечательно: в поджоге фирмы Курта ни Саша, ни я никакой моральной проблемы не видели. Только логистическую.