Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 304 (всего у книги 311 страниц)

Я выглянул через балконное окно на улицу – Лауру уже ожидало такси.

Я подошел к стереоустановке и еще раз прослушал «You go and save the best for last» Ванессы Уильямс[387], после чего снял иглу с пластинки и открыл балконную дверь, чтобы проветрить комнату. И тем самым впустил в квартиру максимально возможное климатическое изменение, если иметь в виду мое настроение.

– В ма…дуууу! – послышался рев из парка. Сопровождаемый звоном разбивающейся бутылки.

За секунду до этого я все еще предавался воспоминаниям о том времени, когда был влюбленным подростком.

А в следующую секунду я снова был страдающим от недотраха супругом, парнем, которого использовали, навязав ему очередного нежелательного клиента, а мои реальные эротические переживания ограничивались тем, что на мой балкон доносились вульгарные названия женских половых органов, недавно выученные культурно чуждыми асоциальными типами. Если бы Лаура не заказала такси, она бы угодила в лапы к этим отморозкам.

Между толчками взбесившегося пульса прорвался голос моего внутреннего ребенка.

«Сейчас я бы хотел исполнить свое желание».

«Какое еще желание?» – Я что-то не догонял.

«Ты позволил навязать тебе нежелательного клиента вопреки моему совету. За это ты обещал исполнить одно мое желание».

«Ах да. Конечно. Чего ты хочешь?»

«Чтобы ты позаботился о тишине в парке. Я хочу, чтобы мне не мешали спать».

«Так… – Я был немного удивлен. – Ладно, я позвоню в службу общественного порядка, но не знаю, что это даст. В прошлый раз…»

«Служба общественного порядка вообще ничего не даст. Звони Вальтеру».

«Что, прости?»

«Позвони Вальтеру, и пусть его ребята успокоят отморозков в парке».

Я остолбенел. Какая гениальная и простая идея. А ведь я и сам мог бы до нее додуматься. Если полиция и службы общественного порядка не могли позаботиться о спокойствии в одном жилом районе, то охранники Вальтера – могли.

Похоже, мой внутренний ребенок гораздо активнее, чем я, занимался решением проблемы спокойного сна. С нашей историей об угрозе от Хольгерсонов не так уж трудно будет убедить Вальтера, чтобы он поручил своим людям прибраться в парке. Причем несколько более эффективно, чем сумел бы один кубик льда или один испуганный сотрудник службы общественного порядка.

Маленький светловолосый мальчик в кожаных штанишках, с его детской интуицией, нашел простейшее решение.

Я позвонил Вальтеру. Он сразу взял трубку.

– Вальтер, это я.

– Что случилось?

– Я не уверен… В парке возле моего дома сейчас слоняются несколько личностей, которым там делать нечего. Может, твои ребята проверят, вдруг эти типы из семьи Хольгерсонов?

– Заметано. Это все?

Для меня это было все. Для моего внутреннего ребенка – нет.

«Спроси, есть ли у его людей изолента и кабельные стяжки».

«С чего вдруг?..»

«Спроси!»

– Есть у вас изолента и кабельные стяжки?

– Конечно.

– Тогда вот что нужно сделать…

Мой внутренний ребенок рассказал мне в деталях, как люди Вальтера, следуя сюжету нашей истории про Хольгерсонов, должны проверить личности отморозков из парка. А потом связать этих люмпенов, которые не были Хольгерсонами, но тем не менее нервировали меня по ночам, и оставить их там с кляпами во рту до тех пор, пока они сами не сообразят, что в будущем им бы лучше не соваться в этот парк.

Конкретно такое исполнение плана мне показалось несколько грубым. Лично я внутренне отрекся от насилия. Но тогда я еще не подозревал о существовании моего внутреннего ребенка. Что касается содержания его рекомендаций, то как раз из-за их грубости они были весьма обнадеживающими. И ведь я все равно уже пообещал моему внутреннему ребенку исполнить одно его желание. Поставленный перед выбором между физической целостностью парковых отморозков и душевной целостностью моего внутреннего ребенка, я не раздумывал ни секунды. И в точности передал Вальтеру это желание. Правда, ни мой внутренний ребенок, ни я не знали в тот момент, что два отморозка и в самом деле принадлежали к семье Хольгерсонов. И из-за этого очередная шутка моего внутреннего ребенка оказалась опасной для жизни.

25. Знание

Знание – это сила. Однако перед незнающим, который не знает, что он ничего не знает, знающий бессилен. Вы можете обогатить других своим знанием только в том случае, если они хотя бы смутно подозревают о своей собственной духовной бедности.

Йошка Брайтнер. Замедление на полосе обгона – курс осознанности для руководителей

Этой ночью я спал как ребенок. Наверно, надо бы сказать – как некий внутренний ребенок. Через двадцать минут после звонка Вальтеру под моими окнами царило абсолютное спокойствие. Тишь да гладь.

Я был благодарен моему внутреннему ребенку за такое креативное решение.

Мой внутренний ребенок был благодарен мне за то, что я исполнил его желание. Вместе мы спали глубоким и спокойным, оздоровительным сном.

До тех пор, пока утром меня не разбудил звонок в дверь. Я взглянул на часы: четверть девятого. Обычно я просыпался сам не позднее семи.

Я надел халат, прошаркал к двери и посмотрел в глазок. Это была Катарина. Хотя у нее был ключ от моей квартиры, равно как и у меня – от нашего дома, но, уважая личное пространство друг друга, мы звонили, если не знали наверняка, что другого дома нет.

Катарина, видимо, только что привела Эмили в детский сад.

– Доброе утро! – приветствовал я ее и попытался поцеловать. Вместо губ мне подставили щеку.

– Хорошо, что хотя бы тебе удалось выспаться, – сказала она, окинув взглядом меня в халате.

Нет, не удалось, звонок в дверь разбудил меня, мысленно пробормотал я сквозь свои оборонительные доспехи.

– Мне нужно в туалет. И можно потом эспрессо?

Неприятие. Упрек. Требование. Ее желание сходить в туалет и выпить кофе было важнее моего желания гармонии. Или желания выспаться. Мой внутренний ребенок тоже проснулся и был в плохом настроении. Он хотел, чтобы я вербализировал свое желание выспаться.

«Я позабочусь об этом, когда она выйдет из туалета», – попытался я успокоить моего внутреннего ребенка. Однако до этого не дошло.

Сонный, я заложил капсулу эспрессо в неспрессо-машину, поставил под нее чашку и нажал кнопку, как вдруг из гостевого туалета раздался сначала крик, а потом лязг и звон. Не успел я посмотреть, что случилось, как Катарина уже выскочила оттуда как фурия.

– Изволь соблюдать приличия, если водишь сюда шлюх! – зашипела она на меня.

– Что за?..

Катарина показала на бокалы в раковине. И взяла один из них, с отпечатком губной помады Лауры.

– И это в мой первый рабочий день после рождения нашей дочери! Ты… ты…

Она с грохотом швырнула бокал в неспрессо-машину. И пока взбитая в результате этого пенка капсульного эспрессо медленно стекала по стене кухни, Катарина уже в лихорадочном возбуждении неслась вниз по лестнице.

Я лишился дара речи. Чтобы понять, в чем тут дело, я прошел в гостевой туалет. Сам я никогда им не пользовался. Моя собственная ванная комната примыкала к моей спальне.

На покрытых лаком деревянных досках пола валялись осколки керамической мыльницы. Зеркало над раковиной было покрыто бесчисленными трещинами, хотя и не выпало из рамы. И на нем было кое-что написано губной помадой: «Спасибо за чудесный вечер. Л.» Катарина прицельно швырнула мыльницу в слово «спасибо».

В тот момент я был убежден, что качество жизни мужчины обратно пропорционально доле женщин в его окружении, обученных грамоте. Как Лауре взбрело в голову написать такую бредятину на зеркале? И как Катарина могла подумать, что я разрешил женщине, которую привел к себе, пользоваться моим телом, но не моей ванной, и потому она исписала зеркало в гостевом туалете?

Женщина, которая не хотела заниматься сексом со мной, рассердилась, потому что другая женщина выразила благодарность за то, что тоже не занималась сексом со мной. И кто ходил на тренинг, чтобы совладать со своим якобы иррациональным поведением? Я.

Мой мобильник зазвонил и, вырвав меня из путаницы мыслей, вернул в не менее запутанное настоящее. Номер на дисплее заканчивался на 2211970 и был мне незнаком. Он не выглядел похожим на номер одноразового предоплаченного мобильника, какие обычно использовались в среде организованной преступности. К тому же он напоминал чью-то дату рождения: 22 января 1970. Такие номера, как правило, хотели получить от своих консультантов в телефонной компании некреативные бизнес-клиенты.

– Да, слушаю.

– Привет, это Курт.

– Курт… кто это?

– Брат Лауры.

Так. У моей вчерашней дамы имелась не только разрушительная губная помада, но и действующий на нервы брат. Новый клиент, который меня не знал, но уже вынуждает называть его по имени. Миленький наезд – вразрез с моим желанием соблюдать дистанцию. Это мы уже проходили. Я ощутил укол значка в моей детской душе.

– А… Господин Фрилинг.

– Может, все же просто на «ты»? Я Курт. Когда мы сможем поговорить?

– Мне нужно свериться с моим графиком…

– Знаешь что? Давай я просто за тобой заеду сегодня в полдень и приглашу на ланч. Идет?

Для меня это было слишком настырно и слишком спонтанно. С другой стороны, я хотел поскорее завершить и оставить в прошлом все, что касалось Лауры. Чем раньше все выяснится, тем быстрее я смогу спасти Катарину, утопающую в стакане воды, где она устроила бурю.

– Ну хорошо. Вы знаете, где я живу?

– «Ты». Меня зовут Курт.

– Да, хорошо, Курт. Итак… ты знаешь, где я живу?

– Конечно. Над детским садом. Я несколько раз забирал своего крестника оттуда. Буду в половине первого. Отзвонюсь.

Поскольку я все еще держал в руке мобильный, то попробовал дозвониться до Катарины. Может, мне и по телефону удастся уладить это дело с зеркалом. Телефон Катарины был выключен. За ней такое водилось. Она могла часами оставаться недоступной для меня. Ну и ладно. Сегодня у меня было достаточно дел. После этой совершенно ненужной трапезы с Куртом я бы встретился с Сашей и составил список лиц, имевших связь как с детским садом, так и с Борисом. Я не особенно много ждал от этого списка. Но с чего-то же надо было начать. Кроме того, я должен был пересказать Саше историю сына Лауры о Губном монстре в подвале детского сада, весьма похожую на то, что рассказывал нам Борис.

Я кое-как убрал осколки, а затем долго принимал душ. Стоя под душем и наслаждаясь журчанием водных струй, я немного помедитировал. При этом мир снова стал выглядеть значительно посвежевшим. Мой внутренний ребенок предостерегал меня насчет Лауры и ее брата. Если бы я послушал моего внутреннего ребенка, Катарина не сорвалась бы. Или если бы и сорвалась, то не из-за зеркала. А из-за чего-нибудь другого. Когда-нибудь в другой раз. Мой внутренний ребенок был прав. Но у нас с ним речь шла не о правоте. Речь шла о руководстве и доверии. Руководил я. А мой внутренний ребенок должен был мне доверять. Мне вспомнилось одно упражнение, которому я научился у господина Брайтнера.

26. Чувства

Внутренний ребенок, проведший десятилетия один в подвале вашей души, вынужден прежде всего выстроить доверие к вам и вашим чувствам. Поэтому сначала проясните для себя ваши собственные чувства. Запишите свои чувства. А затем честно поделитесь ими с вашим внутренним ребенком.

Йошка Брайтнер. Внутренний желанный ребенок

Господин Брайтнер настоятельно подчеркивал, что открытие в себе внутреннего ребенка – это не прогулка в солнечный день. А тяжелая работа. Он привел один пример, даже не подозревая, насколько он будет для меня «в тему».

– Вы извлекаете вашего внутреннего ребенка из подвала вашей души на дневной свет. Представьте себе, что вас годами держали взаперти в подвале и игнорировали. А потом однажды приходит тот, кто закрыл вас там, и говорит: «Ах, ты все еще здесь? Прости, что я так долго тебя игнорировал. Давай будем друзьями!» Как бы вы отреагировали?

– Думаю, я был бы рад выйти на свет. Но вряд ли я бы так уж доверял тому, кто меня оттуда вытащил, – честно ответил я.

Господин Брайтнер кивнул:

– Поэтому очень важно, чтобы ваш внутренний ребенок мог выстроить стойкое доверие к вам.

– Допустим. И как? – поинтересовался я.

– С помощью открытости и честности. С истинным пониманием ваших чувств.

– Может быть, сначала я сам должен прояснить для себя свои чувства к моему внутреннему ребенку.

– Верно. В этом и есть подлинный смысл следующего упражнения: вы обстоятельно попросите прощения у вашего внутреннего ребенка. Письменно. Черным по белому. Вы дадите себе время, чтобы облечь свои чувства в правдивые и серьезно продуманные слова. Эти слова вы перенесете на бумагу. Это придаст вес вашим извинениям. Тогда ваш собеседник, в данном случае – внутренний ребенок, сможет буквально взять ваши извинения в руки – принять их, отложить в сторону или перечитывать снова и снова.

– Я должен написать письмо моему внутреннему ребенку?

– В точку. Ради того, чтобы сформировать доверие. А для вас – ради возможности исследовать, упорядочить и зафиксировать ваши собственные чувства.

– Когда я должен написать это письмо?

– Когда вы будете готовы.

Стоя под душем, я как раз размышлял о таком письме. Спустя три недели после того сеанса я все еще не был готов к тому, чтобы написать приемлемое извинительное письмо. Но у меня имелся его фрагмент, написанный от руки. Этот листок был вложен в справочник господина Брайтнера под задней обложкой. Я вышел из душа. Оделся. Прошел в гостиную. И достал рукописный фрагмент письма, чтобы прочесть его еще раз.

Мне ужасно жаль. Я так долго игнорировал тебя, не понимая, с каким сокровищем живу одной жизнью уже многие годы. Лишь теперь я понял, как сильно мы усложняли эту жизнь друг другу. Я хотел бы отпустить тебя на свободу, не травмируя. Я хотел бы дать тебе возможность жить собственной жизнью. Со мной в качестве друга. А не в качестве того, кто тебя ограничивает. Этот вариант мы уже пробовали довольно долго. Я вижу, что он не работает. Я желаю тебе найти счастье на свободе. Может быть, балласт нашего прошлого станет основой для нашего свободного партнерства…

Дальше я так и не продвинулся.

27. Случайности

Нет никакого смысла раздражаться из-за «глупых случайностей». Возможно, все на свете происходит по велению какой-то высшей силы. Тогда ей едва ли можно приписать глупость. А возможно, все происходит действительно случайно. Тогда за это никто не ответствен. Так что опять же нельзя утверждать, что этот «никто» глуп.

Йошка Брайтнер. Замедление на полосе обгона – курс осознанности для руководителей

Я оставил письмо на обеденном столе и решил приготовить себе эспрессо. При этом обнаружилось, что содержимое последней капсулы эспрессо я, к сожалению, уже смыл со стены кухни. Но я не собирался отказываться от своего желания начать день с эспрессо и решил исполнить его для себя и моего внутреннего ребенка в кафе на другой стороне парка. Надев куртку и ботинки, я отправился в путь. Небольшая прогулка подействует на меня благотворно.

Парк сиял чистыми красками под лучами сентябрьского утреннего солнца. Листья на деревьях напомнили мне знаменитых гостей субботнего вечернего шоу на ZDF[388]. Лучшие дни у них были позади, и вот теперь растеряв былую яркость, они рассказывали о теплых часах солнечного прошлого. Ритмично покачиваясь, они по старой памяти приводили зрителя в беспричинно хорошее настроение, до последнего пытаясь удержаться на месте, но в конце концов капризный ветер срывал их, уносил с собой и ронял где-то в забвение. А новой весной вырастали новые почки, чтобы потом тоже неизбежно увянуть.

Я пересек детскую площадку, на которой не осталось и следа вчерашней ночи. Осколки стекла, как и ответственных за них отморозков, уже убрали. И только подпалины на деревянных горках и качелях, граффити на скамейках и выбитое стекло в общественном книжном шкафу напоминали, что здесь большие дяди, при полном бездействии государственных органов, слишком долго чувствовали себя хозяевами. Во всяком случае, бóльшими хозяевами, чем маленькие посетители, для которых, вообще-то, и предназначалась эта безопасная игровая зона. И которые уходили с детской площадки, волоча за собой свои беговелы с лопнувшими шинами. Но, полагаясь на результаты вчерашнего вечернего рейда, я надеялся, что по крайней мере в ближайшее время здесь будет царить спокойствие.

Как только я миновал детскую площадку, позвонил Вальтер. Хоть какой-то просвет. Так я подумал. Выдуманная история об угрозе от семьи Хольгерсон подарила мне вчера тихую, спокойную ночь. И надежду, что отморозков выгнали из парка навсегда. Первая проблема, которая полностью разрешилась бы благодаря моей работе с внутренним ребенком.

Не тут-то было.

– Привет, Бьорн. Я хотел лишь вкратце рассказать о вчерашнем вечере. Твое подозрение оправдалось.

– Какое подозрение?

– Два типа из парка связаны с Хольгерсонами. Мелкие сошки, но они из этого семейства.

Это было последнее, что я мог бы просчитать. Я резко остановился и рухнул на скамейку. Какова была вероятность того, что один из четырех с половиной тысяч членов преступной семьи, разбросанных по всей Германии, будет околачиваться у моего дома как раз в тот момент, когда я наобум заявлю об этом, ткнув пальцем в небо? Теперь я знал ответ: двести процентов.

– Как так – сразу два? Как вы это выяснили?

– Вчера после твоего звонка мы, четырьмя «двойками», отправились в парк. На детской площадке околачивались восемь типов. Изрядно навеселе, отчасти под кайфом. Очень агрессивные. Мы с ними управились, связали кабельными стяжками и заклеили рты изолентой. Было непросто, но для моих ребят – хорошее тренировочное занятие.

Я окинул взглядом детскую площадку и мысленно представил себе изумленные лица этих типов. Обнаружить, что нарушение правил, оказывается, вообще может иметь какие-то последствия, – это, наверное, стало для них прямо-таки сверхъестественным опытом.

– Очень хорошо. А потом?

– Потом мои ребята проверили у всех документы. Шестеро – просто какие-то обалдуи с дисфункцией тестостерона. Вероятно, все совершеннолетние.

– Что значит «вероятно»?

– Думаю, рентген костей запястья это подтвердит.

– Почему им понадобится рентген?

– Потому что трое из них, наверно по недосмотру, сломали запястье.

– Ой.

Это точно было насилие, которого я, вообще-то, больше не хотел.

– «Ой» в основном было потом, от осколков. Шестерых из восьми идиотов мы красиво уложили на землю по трое в два ряда. Давно их не приводили в такой порядок. Возможно, эти граждане испытали несколько неприятные ощущения из-за того, что до этого усеяли землю осколками.

Вплоть до нынешнего дня только маленьким детям дозволено было узнать, что осколки стекла на игровой площадке – вещь болезненная.

– Что ж, теперь эти господа смогут письменно пожаловаться в городскую администрацию на слишком долгий уборочный цикл на наших детских площадках. – Так я попытался безоценочно нейтрализовать свой внутренний раздрай между жалостью и удовлетворенностью.

– Сомневаюсь, что эти господа способны хотя бы прочитать слова «уборочный цикл». Во всяком случае, в семь часов утра шесть замерзших связанных личностей с кляпами во рту были обнаружены мальчиками-уборщиками. Те вызвали полицию.

– А двое других? – Я почуял недоброе.

– Насчет них подтвердилось именно то, что ты и подозревал. Члены семьи Хольгерсон. По документам. Мы их прихватили с собой.

– Куда?

Вопрос был излишним. В подвале главного офиса охранной фирмы Вальтера имелась хорошо известная мне комната для допросов. Там шесть месяцев назад я сам в первый раз заставил кое-кого говорить. Свое изначальное внутреннее сопротивление против пыток я тогда довольно успешно преодолел благодаря соответствующему упражнению по осознанности, предназначенному как раз для преодоления внутренних сопротивлений. И только что мне стало ясно, что история Хольгерсонов, которую я сочинил вместе с моим внутренним ребенком для защиты от насилия, породила довольно много насилия в той точке, где она соприкоснулась с реальностью. Насилия, пока направленного не на меня. Но все же нежелательного.

– В мой подвал, – ответил Вальтер на мой вопрос так, как я и опасался. – Оба притворяются, будто не понимают, почему мы их прихватили. Утверждают, что незнакомы ни с Борисом, ни с Драганом, ни с тобой.

– Вы их допрашивали насчет нас троих?

Конечно допрашивали. Ведь после моего звонка Вальтер исходил из того, что мальчики были в парке из-за меня, а значит, все равно меня знали. Но до этого вопроса они не притворялись. Впрочем, и после тоже.

– Конечно. Ты ведь из-за этого и хотел, чтобы мы пошли в парк. И оказался прав.

Нет, не прав. И из-за этого мне теперь грозило множество неприятностей. Эти два господина отныне вынуждены разделить судьбу Бориса: еще двое подвальных детей, с которыми я не знал, что делать. И которые весьма ухудшили бы качество моей жизни, если бы снова покинули подвал.

В отличие от моего внутреннего ребенка никто из этих троих после выхода из подвала не захочет провести со мной партнерскую неделю с позитивным результатом.

Но вообще-то, проблема с Хольгерсонами возникла у меня только потому, что в партнерскую неделю я откликнулся на желание моего внутреннего ребенка.

При всех моих трудностях – с браком, личной жизнью и сбрендившим незнакомцем-шантажистом – взвалить на свои плечи еще и неприятности с тысячеглавым семейством Хольгерсон – это был уже явный перебор.

Почему-то у меня возникло чувство, что за эту партнерскую неделю с моим внутренним ребенком количество моих проблем не особенно уменьшилось. Но может, это было нормальное ухудшение поначалу – перед настоящим исцелением.

– И что ты собираешься теперь делать с этими двумя типами? – спросил я Вальтера в надежде, что у него есть какой-то план.

– Дай мне час, и оба ответят нам на кое-какие вопросы.

Нет, не ответят. Потому что ответов не существует. Оба отморозка просто оказались не в том месте и не в то время – и не с теми именами. В сущности, они всего лишь несчастные идиоты.

– У них что-нибудь есть при себе?

– Пятнадцать граммов кокса, два пистолета, три ножа.

Ладно. Тот, кто с пятнадцатью граммами кокса, двумя пистолетами и тремя ножами околачивался на детской площадке моей дочери и чьи крики «в ма…дуууу!» доносились до моего балкона на четвертом этаже, не достоин сострадания. Вальтер прихватил их с собой из-за фамилии. Теперь им было известно мое имя, так что их нельзя отпускать. И еще Вальтер не должен был узнать о том, что всего этого контекста – Хольгерсоны – Борис – золотой младенец – вообще не существует. Так что не надо спонтанного допроса с пытками.

– Вальтер, сделай одолжение, брось-ка ты это, с дальнейшим допросом. Оставь обоих запертыми. Пусть никто с ними не разговаривает. Я приеду, и мы выясним все на месте.

Мне нужно было разобраться с проблемой двух родственников Хольгерсонов в подвале Вальтера.

Мне нужно было разобраться с подозрениями Катарины насчет моей измены.

Мне нужно было разобраться с неизвестным шантажистом, требующим, чтобы мы отрезали Борису голову.

Не говоря уже о том, что мне придется убедить сборище «матерей – ручных гранат» отказаться от идеи вынести мазутное отопление из подвала детского сада ради спасения климата, иначе они обнаружат темницу Бориса.

И вдобавок мне придется обедать с чокнутым братцем Лауры.

Слишком обширная программа. И проблемы как раз такого рода, что каждая из них сама по себе безмерно действовала мне на нервы. Стресс, который они причиняли, я мог уменьшить с помощью осознанности. Но вообще-то, я бы лучше избежал самого их существования в будущем. Ведь именно ради этого я и начал заниматься с моим внутренним ребенком.