Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 100 (всего у книги 311 страниц)

Данте не понимал намека, пока Коломба не пнула его по лодыжке. Тогда он расплылся в самой фальшивой улыбке, которую она когда-либо видела.

– Что вы, госпожа Пачифичи, совсем наоборот.

– Но на случай, если это был он, нам бы очень помогло, если бы вы его описали, – сказала Коломба.

– Я не слишком хорошо его запомнила.

– Тем не менее он произвел на вас впечатление, – настойчиво произнес Данте, начиная терять терпение. – Иначе вы бы мне о нем не рассказали. – Здоровой рукой он достал из кармана записную книжку и карандаш с серебряным зажимом. – Если вы его опишете, я попробую его нарисовать.

– Что-то типа фоторобота?

– Точно. Портреты подозреваемых – некоторым образом моя специальность. Но чтобы его нарисовать, мне придется это снять, – сказал он, подняв больную руку в черной перчатке. – Со мной произошел несчастный случай, так что зрелище не из приятных.

– Не волнуйтесь, меня нелегко напугать, – сказала женщина, но, когда Данте обнажил руку, изменилась в лице. – Бедняга. Болит?

– Только когда играю на фортепиано… Попробуем? Начнем с телосложения.

– Здоровый такой.

– Здоровый?

– Не очень высокий, но сложен как дальнобойщик.

– Широкоплечий? – спросила Коломба.

– И с небольшим животиком.

– Возраст? – спросил Данте.

– Я бы сказала, лет шестьдесят. Может, чуть старше. На нем был пиджак и галстук, а в руке чемоданчик. Портфель.

– Глаза?

– Голубые. Очень светлые.

Здоровая рука Данте дернулась так сильно, что он выронил карандаш. Он замер, глядя в пустоту.

Незаметно для женщины Коломба сжала его ногу под столом.

– Мы такие неотесанные, Данте. Даже не предложили госпоже Пачифичи выпить. Почему бы нам не взять ей что-нибудь освежающее?

– Не отказалась бы от колы, – сказала та.

– Мы мигом, – отозвалась Коломба, еще сильнее сжав бедро Данте.

Он очнулся и поднялся вместе с Коломбой, которая, напустив на себя любезный вид, поддерживала его под руку.

– Внутрь не пойдем, – еле слышно проговорила она, когда они отошли на пару шагов. – Слишком много народу.

Она потащила его за угол. Данте забила нервная дрожь. Он прислонился к стене. Коломба взяла его за здоровую руку:

– Все хорошо. Данте…

Голос Коломбы доносился из бесконечной дали, ее лицо исчезло, и между ними выросла серая стена. Стена силосной башни. Трещина. Отец, глядящий на него с лужайки с ножом в руке.

– Это он, КоКа, – сказал Данте так тихо, что сам не слышал собственного голоса.

Коломба бережно взяла его за подбородок, вынуждая посмотреть на нее:

– Будь со мной, Данте.

Он все еще дрожал. Лоб взмок от пота.

– Ты можешь, Данте. Оставайся со мной, – повторила Коломба.

Данте на миг прикрыл веки, потом снова открыл глаза и вернулся в реальность.

– Я здесь, – с пересохшим горлом произнес он.

– Молодец. Хочешь, я разгоню всех посетителей кафе, чтобы ты мог зайти и умыться?

– Ты это умеешь, – слабо улыбнулся он.

– Я еще не то могу.

Данте согнулся, держась за живот и медленно дыша:

– Спасибо. Лучше возвращайся к ней, я сейчас успокоюсь и поищу официанта, о’кей?

– Могу я на тебя положиться?

– Иди спокойно.

Коломба вернулась за столик, а Данте продолжил размеренно дышать, чувствуя себя все лучше. Отец больше не абстрактная сущность, не призрак, незримо парящий вокруг него. Он простой смертный из плоти и крови, который дышит, говорит по телефону, носит галстук. Он человек.

Он может ошибаться.

Данте встал, нашел официанта и заказал напитки, а затем вернулся за столик и в следующие полчаса рисовал, следуя указаниям женщины. Коломба поражалась выверенности его движений – так рисовали преступников полицейские портретисты до появления графических программ. И его умению отстраняться от процесса: Данте не добавлял деталей, не приукрашивал, не добавлял ничего от себя. Когда рисунок был готов, человек, смотревший на нее с листа бумаги, обрел конкретность реальности: мужчина за шестьдесят с мощной шеей, брылями, впалыми щеками, носом с горбинкой и жестким выражением лица. Коротко стриженные седые волосы поредели на лбу, который пересекали три глубокие, как шрамы, морщины. Данте нарисовал даже руки, которые женщина хорошо запомнила: сильные, с выступающими на тыльной стороне ладони венами и длинными большими пальцами с квадратными ногтями. Руки крестьянина, рабочего – уж точно не утонченного интеллектуала, каким его считал Данте. Руки человека, способного отрубить голову или перерезать глотку.

Когда Данте закончил, Коломба поблагодарила женщину и попрощалась, пообещав держать ее в курсе событий. Она настоятельно попросила никому не рассказывать о расследовании. Казалось, мать все поняла, но Коломба была уверена: стоит ей добраться до дому, она обзвонит всех своих подружек.

Дождавшись, пока Пачифичи уйдет, Коломба заказала кофе со льдом для себя и стопку водки для Данте, который не доверял качеству местных коктейлей.

– Знаешь, почему эта курица еще жива? – спросил Данте. – Потому что Отец не знает, что она его видела. Иначе у нас было бы уже три трупа. Если, конечно, он не прикончил еще кого-то и нам об этом просто неизвестно.

Коломба не могла оторвать глаз от портрета.

– Не такая уж она и курица, если действительно его узнала, – сказала она. – Но возможно, этот мужик просто ждал поезда, а мы уже построили вокруг него целую историю.

Данте извлек из кармана сложенный листок бумаги. Это был сделанный кремонской полицией портрет человека, которого он видел сквозь трещину в башне. Он положил его возле портрета человека со станции. Сходство было столь велико, что у Коломбы перехватило дыхание. Тот же овал лица, те же маленькие уши, а главное, те же глаза. Хотя остальное было не прорисовано, а время наложило на старый портрет свой отпечаток, его едва намеченные линии идеально совпадали с новыми. Это был тот же человек, постаревший на двадцать пять лет. Данте был прав с самого начала.

14

Через час Коломба припарковала машину на проспекте Мартина Лютера Кинга, напротив одного из входов на виллу Дориа-Памфили[232], и заглушила двигатель.

– Сможешь посидеть один минут десять? – спросила она Данте.

Тот растянулся почти во весь рост, до предела опустив спинку сиденья. На глаза он положил галстук, чтобы защититься от света, и впечатление производил скорее комическое, чем трогательное.

– Иди, – сказал он.

– Не объедайся таблетками.

Он показал ей язык, на котором лежала двухцветная капсула:

– Поздно.

Коломба захлопнула за собой дверцу, вошла в парк и полной грудью вдохнула запах свежескошенной травы. В детстве она приходила сюда, чтобы покормить черствым хлебом нутрий. Грызуны напоминали толстых крыс, но она их нисколько не боялась. Она читала, что теперь их переместили в другую часть парка. Это ее немного расстраивало. Она добралась до пересекавшего один из прудов моста Понте-Нанни одновременно с группой бегунов с айподами в ушах. Посреди моста, повесив голову, курил прислонившийся к ограждению Ровере. Он казался еще более постаревшим и разбитым, чем когда она увидела его в Пратони. Заметив Коломбу, он с напряженной улыбкой помахал ей рукой. Коломба подошла к нему, предусмотрительно встав с наветренной стороны от его сигареты.

– Спасибо, что позвонила, – сказал Ровере. – После вчерашнего я боялся, что ты на меня злишься.

– Так и есть. Я злюсь, что вы впутали меня в это дерьмо. Но не могу продолжать расследование в одиночку. Тем более сейчас. – Она протянула ему портрет. Глаза Ровере округлились. На мгновение Коломбе показалось, что он испуган. – Вы его знаете? – спросила она.

– Нет… Просто ты застала меня врасплох. Кто это? – спросил он, не поднимая глаз от листка бумаги.

– Человек, похитивший сына Мауджери. Это он держал в заточении Данте Торре.

Ровере лихорадочно уставился на нее:

– Ты уверена?

– Да. Он использовал Монтанари, чтобы найти жертву, а потом от него избавился. Его ник в Сети – Зардоз. Он мастер исчезновений и разгуливал на свободе тридцать пять лет, творя бог знает что. Перед побегом Данте видел, как он убил какого-то мальчишку.

– Помню, – пробормотал Ровере. – Но это так и не было доказано.

– Либо наши коллеги, расследовавшие это дело, были кончеными идиотами, либо Зардоз, Отец, или как вы хотите его называть, действительно гениально прячет трупы.

Ровере оправился от удивления:

– Похититель детей не может быть гением. Это душевнобольной.

– Если и так, то это самый здоровый больной, о котором я когда-либо слышала. Он знает, чего хочет, и берет это.

– Расчетливый серийный убийца, – сказал Ровере. – Он такой не первый.

– Расчетливый до такой степени, что мы и в учебниках о подобном не читали. Он использует сообщников, выдает себя за врача, ориентируется в интернете как профессионал, осуществляет инсценировки на местах преступлений… И все для того, чтобы поиграть с детьми в свои садистские игры и убить их, как только они станут слишком взрослыми. – Коломба покачала головой. – Все не слишком сходится, но лучшего объяснения у меня нет.

– Кто его видел? – спросил Ровере.

– Одна из мамаш, с которыми он связывался в поисках сына Мауджери.

– Он знает, что его заметили?

– К счастью, нет. Что будем делать?

Ровере сложил листок и убрал в карман пиджака:

– Я пробью портрет по базе и гляну, что из этого выйдет. А вы с господином Торре пока ничего не предпринимайте.

– Что, простите? – спросила Коломба.

– До сих пор мы опирались исключительно на теории, но теперь точно знаем, что на свободе разгуливает убийца. Я не хочу подвергать тебя опасности.

– Ловить убийц – моя работа.

– Это было твоей работой.

Коломба не верила своим ушам:

– Вы точно тот же человек, который убеждал меня не сдаваться, пока я подыхала на тротуаре? Что с вами стряслось?

– Ничего. Я просто за тебя волнуюсь. Позволь мне заняться розыском самому.

– Мы должны опросить остальных матерей, Мауджери, соседей, туристов, отдыхавших в Пратони… – настаивала Коломба.

– Я об этом позабочусь. А ты пока будь хорошей девочкой, ладно?

Коломба в приступе бешенства ударила ладонью по ограждению:

– Поверить не могу! Вы втягиваете меня в эту историю, а как только в ней забрезжил хоть какой-то смысл, требуете, чтобы я держалась подальше!

– Коломба, проблема не только в твоей личной безопасности. Сегодня меня о тебе спрашивал начальник полиции. Де Анджелис уже прожужжал ему все уши, и он пытался выяснить, что мы с тобой замышляем. Да и ребята из почтовой полиции интересуются, что тебе такого известно, чего не знают они.

– Какое мне дело до почтовых и начальника полиции! У нас появился шанс его поймать!

– Только если мы не будем действовать опрометчиво. Передохни пару дней. Это не просьба, а приказ.

Несколько секунд Коломба, ничего не говоря, смотрела на него, потом развернулась и, оттолкнув попавшегося ей навстречу бегуна, размашистыми шагами пошла прочь.

Когда она вернулась к машине, Данте уже разлегся на капоте.

– Хочешь ехать снаружи, ради бога, – проворчала она.

– Я только хотел посмотреть на небо. – Он спрыгнул на асфальт и снова стал обычным Данте. – Что говорит твой гениальный шеф?

– Ничего полезного.

– Я уже говорил, что он мне не нравится?

– Ты ясно дал это понять. Поехали в отель.

– Не сейчас. Звонил Сантьяго, – похоже, он нашел в Сети что-то интересное. Не знаю что, мы не хотели обсуждать это по телефону. Готова к экскурсии на дно жизни?

Коломба вспомнила разговор с Ровере и его совет ничего не предпринимать.

– Жду не дождусь, – сказала она.

15

Все еще на взводе, Коломба приехала в район Тор-Белла-Монака, где жил Сантьяго. Это была одна из римских окраин с наиболее высоким уровнем преступности. Среди пятнадцатиэтажных многоквартирных домов, отведенных под муниципальное жилье для бедных и связанных внутренними лабиринтами улиц и тоннелей, открыли для себя новое поле деятельности мафиози. Облавы и задержания, в которых участвовала в этом районе Коломба, неизменно заканчивались воплями местных жителей, градом летящих из окон бутылок и камней и горящими шинами. Если коп совал нос в Торбеллу, как называли это сомнительное местечко обитатели, он оказывался в тылу врага. Коломба знала, что многие из местных вовсе не злодеи. Пожилые и безработные жильцы были до смерти запуганы наглыми преступниками-соседями и попросту не имели возможности переехать. Но это не мешало Коломбе ненавидеть Торбеллу: она знала, что из любой двери может высунуться дуло пистолета и проделать дыру в ее голове.

Данте показал ей на группу из четырех расположенных в форме буквы «С» шестиэтажных зданий с грязно-серыми стенами и покореженными оконными рамами. Те из почтовых ящиков, что не почернели от взрывов петард, были разукрашены из баллончиков, а звонки были вырваны из стен. Перед домами располагалась поросшая чахлым кустарником и заваленная мусором лужайка, где играли в войнушку, швыряясь друг в друга землей, еще более чумазые дети.

Дома объединял общий внутренний двор, и Коломба подъехала к одному из въездов. Машине тут же перегородили дорогу трое мальчишек на мотороллерах. Они были без шлемов. Самому старшему, марокканцу, было не больше четырнадцати лет.

Он постучал в стекло со стороны Коломбы.

– Вы к кому? – спросил он.

– Не твое дело, щенок, – отрезала Коломба.

– К Сантьяго, – почти одновременно с ней произнес высунувшийся из окна Данте.

– Как тебя зовут? – спросил мальчишка.

– Данте.

Марокканец махнул одному из своих приятелей, такому низенькому, что на стоящем мотороллере он еле доставал до земли.

– Иди позови его.

Самый маленький мальчик нажал на газ и исчез во внутреннем дворике. Остальные отъехали на пару метров от автомобиля, все также загораживая дорогу, и закурили.

– Так и живут, – заметил Данте.

– Будь моя воля, я бы без лишних разговоров бросила родителей этих мальчишек за решетку, – выпалила Коломба.

– Они, вероятно, уже там, – сказал Данте.

Через несколько минут из подвала появился Сантьяго в сопровождении двух парнишек, от силы лет восемнадцати. Эти выходцы из Южной Америки, в отличие от Сантьяго, который, за исключением кожаной куртки и цветных кедов, одевался вполне непримечательно, были одеты в мешковатые спортивные штаны, футболки с кровожадными надписями и перевернутые козырьками назад кепки. К собственному удивлению, одного из них Коломба узнала. Его звали Хорхе Перес, и два года назад, когда он был еще несовершеннолетним, она арестовала его за оскорбление действием.

Сантьяго дружелюбно похлопал марокканца по спине и вместе с прочими стражами отправил прочь. Хорхе разразился ругательствами на испанском.

– Эта телка из полиции, – сказал он Сантьяго и сделал в сторону Коломбы быстрый жест, на языке улиц означающий немую угрозу смерти.

Она показала ему средний палец, но правой рукой незаметно вынула из кобуры пистолет и положила к себе на колени.

– Видел, что она вытворяет? – вскинулся Хорхе.

Сантьяго и глазом не моргнул.

– Зачем ты ее притащил? – спросил он Данте. – Сказал же, приходи один.

– Потому что в одиночку он никуда не ходит, – ответила Коломба.

– Я не с тобой разговариваю, – сказал Сантьяго.

Данте вышел из машины, и Коломба почувствовала, что ее легкие начинают сжиматься. Будь хоть один из троих вооружен, он мог бы принять жест Данте за агрессию и пристрелить его. Но Сантьяго стоял спокойно, и двое его дружков не сдвинулись с места.

– Я говорил тебе, что доверяю ей. Мы в этом деле вместе.

Сантьяго посмотрел на Хорхе:

– Cómo es que la conoces?[233]

– Me ha enviado a la cárcel[234], – повторив свой угрожающий жест, сказал тот.

Сантьяго снова повернулся к Данте:

– Нет.

– Ты уже выполнил свою часть сделки. Всерьез собираешься отказаться от денег?

– Деньги я делаю на раз-два, – прищелкнув пальцами, сказал Сантьяго.

– Хочешь потерять такого друга, как я? Я уже когда-то был тебе полезен. И могу оказаться полезен снова.

Сантьяго нерешительно поглядел на носки кедов.

– Ручаешься за нее?

– Конечно.

– Если она хочет зайти, мы должны ее обыскать, – сказал Хорхе.

Коломба убрала пистолет обратно за пояс и вышла из машины:

– Только попробуй, мелкий ублюдок.

– С пушкой она не войдет, – заявил Сантьяго. – В этом я тебе навстречу не пойду, Данте.

– Твои люди вооружены.

– Они не копы.

Данте взглянул на Коломбу:

– Мне придется попросить тебя им довериться.

– С пушкой нельзя, потому что я коп?

– В точку.

Коломба медленно опустила руку, кончиками пальцев взяла пистолет за рукоять и сунула его за пояс Данте.

– Но он-то не коп, верно?

– Он нет, – рассмеялся Сантьяго.

Хорхе попытался было возражать, но Сантьяго угомонил его пинком под зад:

– Cállate antes de que yo me enojo[235].

Данте взглянул на узкий коридор под зданием и почувствовал, что начинает задыхаться.

– А здесь не можем поговорить? Там немного тесновато.

– Не психуй. Я твои вкусы знаю, – сказал Сантьяго. – Мы поднимемся наверх.

– Наверх?

Сантьяго показал на крышу:

– Мой офис там.

Они направились ко входу. Данте пошел плечом к плечу с Коломбой.

– Мне как-то не по себе с пистолетом за пазухой, – сказал он.

– Заткнись. И держись ко мне поближе. Будешь моей ходячей кобурой.

Лифты в доме не работали – порвались подъемные канаты. Подниматься пришлось по ветхой железной пожарной лестнице, идущей вдоль внутреннего фасада главного здания.

Для Данте и такой подъем оказался задачей не из легких. Он замирал при каждом скрипе, а их было немало. В конце концов он зажмурился, и на время подъема Коломбе пришлось выступить в роли собаки-поводыря. Стараясь не привлекать лишнего внимания, она осматривалась по сторонам. Здание напоминало настоящий форт, который сторожили часовые, – за всеми подступами к нему наблюдали стоящие у окон или сидящие на мопедах пацаны и даже маленькие дети. Помимо этого, караульные были расставлены в каждом пролете пожарной лестницы. На одном из них даже ширялся какой-то торчок. Остальные не обратили на него никакого внимания, и Коломба последовала их примеру, хотя ей отчаянно хотелось запросить подкрепление.

– Уже пришли? – слабым голосом спросил Данте.

– Да, можешь открывать глаза, – сказала Коломба. – Ты даже не представляешь, какое зрелище упустил.

Они вышли на крышу, которая изначально предназначалась для того, чтобы жители дома могли позагорать или развесить постиранное белье. Сантьяго со своей бандой превратили ее в гостиную под открытым небом, затащив туда полдюжины продавленных диванов, столько же пластиковых столиков и холодильник, кабель которого исчезал где-то на внутренней лестнице. Возле одного из диванов даже стоял водяной кальян больше метра в высоту. От него отходили четыре трубки с резиновыми мундштуками. Бетонный пол был усеян бычками, пустыми бутылками и птичьим пометом, однако один угол был вылизан до блеска. Там, под пластиковым навесом, защищавшим крышу от дождя, находилась небольшая электронная лаборатория: два новеньких настольных компьютера, тридцатидюймовый экран и оптический привод, подключенные к спутниковой антенне.

Проследив взгляд Коломбы, Сантьяго похлопал по тарелке:

– Подсоединяемся напрямую через спутник. Пинг высоковат, зато никто о нас не пронюхает.

Коломба кивнула, пораженная резким контрастом между повадками Сантьяго и его явными техническими способностями.

Данте пришел в себя после подъема.

– Что ты такого интересного нашел? – спросил он Сантьяго.

Тот показал на своих дружков:

– Твой приятель Зардоз неплохо потрудился, я никогда не видел, чтобы кто-то за ночь снес столько сайтов. Но пару промахов он допустил. Он использовал и другой сайт для своих делишек. Его он тоже положил, но с меньшей аккуратностью.

– Это я его нарыл, – сказал Хорхе, раскуривая косяк. – Он заходил туда пять месяцев назад.

– Вы говорите еще об одном сайте даркнета? – спросила Коломба, заставив всех присутствующих содрогнуться.

– Ты бы пореже телик смотрела, – произнес второй дружок Сантьяго, который до этого момента не вымолвил ни слова. На тыльных сторонах его ладоней была вытатуирована надпись: «Зеркальные очки»[236].

– Короче, это очередная торговая площадка. Никаких электронных кошельков типа «PayPal» и прочей фигни, только биткойны, – добавил Сантьяго.

– Электронная валюта, – сказала Коломба.

Все снова скривились.

– Ладно, все правильно, – снизошел Хорхе.

– И что же он купил за биткойны пять месяцев назад? – встревоженно спросила Коломба. – Какие-то еще видеоролики?

– Прикол в том, что он не покупал, а продавал, – ответил Хорхе.

– Причем за montón de dinero[237]. Двадцать штук евро, – сказал Сантьяго. – Может, он и еще что толкал, этого мы узнать не можем. Бах! – и все испарилось.

– Что он продавал? – спросил Данте.

– Со снесенного сайта ничего уже не разузнаешь. Но мы отследили покупателя. Это французский maricón[238]. Я нашел его виртуальный жесткий диск. Дерьма по колено. Дети и животные, lo entiendes?[239]

– Нельзя оставлять его на свободе, – с остекленевшим взглядом сказал Данте.

– Не моя проблема. Это не наша работа.

– Я доплачу, – настаивал Данте. – Поимейте его.

Сантьяго взглянул на своего немногословного приятеля:

– Можно устроить. Отправим анонимное мыло в полицию его страны со ссылкой на его жесткий диск. Тем более то, что он купил у Зардоза, я уже оттуда удалил.

– Оно у вас здесь? – спросила Коломба.

– Поэтому мы вас сюда и привели, – сказал Сантьяго.

Данте провел языком по пересохшим губам:

– Насколько все плохо?

– Не слишком. Просто… extraño[240].

– Я могу одна посмотреть, если ты не хочешь, – предложила Коломба.

Данте покачал головой:

– Нет, все нормально. Посмотрим вместе.

Сантьяго уселся за консоль, а его дружки развалились на диване. Когда он оказывался за компьютером, менялись даже его движения. Они становились почти бережными.

– Con mucho gusto[241].

Он защелкал клавиатурой, и на экране появилась шкала воспроизведения видео. Сначала видно было лишь вскипающий еще более темными пятнами черный экран, потом картинка окрасилась зеленым: оператор включил камеру ночного видения. Установленный на высоте объектив сфокусировался на пареньке, почти ребенке, который мылся с помощью тряпки. Паренек окунал ее в стоящее на деревянном табурете ведро с водой и обтирал ей тело. Мылся он тщательно, проводя тряпкой даже по гениталиям и между ягодицами. Должно быть, это и возбудило покупателя. Когда он проводил тряпкой по горлу, Коломба заметила, что у мальчика закрыты глаза. У него было овальное лицо с безвольным подбородком и волнистые черные волосы.

– Обстановка комнаты замылена. Мы попытались почистить, но ничего не вышло, – сказал Сантьяго. – Зардоз хорошенько потрудился.

Коломба кивнула. Теперь понятно, почему мальчик как будто стоит в размытом круге.

– Каждый сантиметр дважды. Каждый сантиметр, – пробормотал Данте. – Каждый сантиметр дважды.

Оторвав глаза от экрана, Коломба увидела, что Данте, как в трансе, повторяет каждое движение мальчишки, проводя здоровой рукой по шее и лицу.

– Каждый сантиметр дважды, – снова повторил он. Его глаза были прикованы к монитору.

– Выключай, – приказала Коломба Сантьяго, оттащила Данте к дивану и силой заставила сесть. – У вас тут есть что-нибудь выпить?

Данте больше не шевелился, но все так же смотрел в пустоту.

Сантьяго достал бутылку виски и приложил к губам Данте:

– Глотай.

Данте выпил, закашлялся, потом сделал глоток побольше.

– Полегче, ты и так уйму колес принял, – сказала Коломба. – Как ты?

Столбик его термометра упал на пару делений, и он наконец смог говорить.

– Он застал меня врасплох, – пробормотал он.

– Мальчик в кадре? Ты и похуже видел.

– Но я впервые вижу такого, как я. – Он вытер полные слез глаза. – Впервые вижу пленника.

16

Сантьяго скопировал видео и сделал несколько цветных распечаток. Взамен Данте сел за компьютер и перевел на его заграничный счет заоблачную, по мнению Коломбы, сумму. Количество преступлений, на которые она шла только ради этого расследования, постоянно росло, но она начала отдавать себе отчет, что ее это больше не волнует. Она была не из тех, кто фанатично следует правилам, но в отличие от многих сослуживцев никогда раньше не переходила грань между нарушением процедур и уголовным преступлением, сколь бы тонкой та ни была. Останавливал ее не страх последствий, а уважение к тому, что олицетворяла собой висящая в ее шкафу форма, – к границе между мировым добром и размывающим его океаном хаоса. Однако, по мере того как она все глубже увязала в этой истории, правила значили для нее меньше и меньше. Она хотела одного – добраться до Отца. Остальное отошло на второй план. Сейчас, после того как она посмотрела видео, ее переполняла раскаленная добела ярость, и Коломбе не терпелось дать ей волю.

Спускались они без сопровождающих: Сантьяго и его приятели остались на крыше нюхать кокс. Прежде чем вернуться к машине, Данте заставил ее прогуляться по заросшему полю. Никто к ним не приближался и тем более не пытался напасть, однако Коломба ощущала, что из каждого освещенного окна за ними следят чьи-то глаза.

Данте молча выкурил пару сигарет.

– Ты не можешь быть уверенным, что он пленник, – сказала Коломба, когда ей показалось, что он уже в состоянии отвечать.

– То, как он мылся… Так же Отец учил мыться меня. Те же движения. Я до сих пор иногда повторяю их под душем. Только вот в башне вода была в дефиците.

– Если у Отца уже есть пленник, зачем он похитил сына Мауджери?

– Одного ему мало. Мне никогда не верили, но одновременно со мной в заточении у Отца был другой мальчик. А теперь еще один мальчик оказался в его руках наряду с Лукой.

– Не называй его по имени.

Данте отмахнулся от ее слов светящейся дугой горящей сигареты:

– Перестань. На то, чем он занимается, Отцу нужны деньги. Лучший способ их достать – продавать видео старым извращенцам. Они не проболтаются, а если даже заговорят, никто не сможет выйти ни на него, ни на жертву. Мальчик с видео может находиться в любом уголке планеты. Только мы знаем, что он итальянец.

– Думаем, что знаем. Возможно, Отец прокатился за границу.

– Я же сказал: он слишком стар, чтобы отказываться от своих привычек. Это видно по похищению Луки. Если бы он хотел поехать в Таиланд, он бы это уже сделал. И даже немного бы на этом сэкономил.

Коломба задумалась:

– Он продал ролик пять месяцев назад, сразу перед тем как заняться сыном Мауджери.

– Средства на новую операцию, – с грустью заметил Данте.

Коломба села на бетонный блок размером с колесоотбойную тумбу и отогнала назойливого комара.

– Это может быть кто угодно.

– Видеоролику, который раздобыл Сантьяго, пять месяцев. Как думаешь, сколько лет мальчишке?

Коломба включила фонарик на мобильном и взглянула на одну из распечаток:

– Лет семь. Но, учитывая условия его содержания, он может быть и старше.

В потемках запрыгала алая точка: Данте кивал с сигаретой во рту.

– Согласен с тобой. Лет семь-восемь. Не больше. Если он был похищен в шесть лет, то к моменту съемки провел в заточении уже один или два года.

– Значит, похитили его между две тысячи одиннадцатым и тринадцатым годом, если мы исходим из верных предпосылок. Можем проверить пропавших детей.

– Бесполезно, – сказал Данте.

– Откуда ты знаешь?

Данте фыркнул:

– Это моя специализация, помнишь? В те три года пропало около ста пятидесяти несовершеннолетних, но маленьких детей среди них было очень мало, и все помнят их по именам. В большинстве случаев выяснялось, что один из родителей вывез ребенка за границу.

– Так, может, это один из них?

– Возраст и лицо не совпадают. Как бы они за это время ни изменились.

– Ты видел все фотографии?

– Естественно.

– Есть еще иностранцы, – сказала Коломба. – Кто знает, сколько иммигрантов прибывают в Италию из восточных стран. Родители продают детей для попрошайничества, временами перевозят из страны в страну, разлучают братьев и сестер. Отец мог собирать целые стаи маленьких побирушек.

– И во многих случаях никто бы не заявил в полицию.

– Они нам не доверяют. Боятся, что сами загремят за решетку.

– Может, они и правы, – с сарказмом сказал Данте. – Как бы то ни было, такие дети Отца не интересуют. Если он так старался, чтобы похитить Луку, возможно, уличных мальчишек он считает второсортным товаром.

Со стороны дома донесся звон разбитого стекла и мужские голоса, переругивающиеся на арабском.

«Завтра прочитаю об этом в газете», – с горечью подумала Коломба.

– Значит, это ребенок, о чьем похищении никто не подозревает? – спросила она чуть позже. – Как такое возможно?

– Вспомни, что случилось со мной.

– Все считали тебя погибшим.

– Умница.

– По-твоему, с мальчиком на видео произошло то же самое?

– Почему нет? Если мы ничего не найдем, рано или поздно Луку тоже объявят мертвым. Решат, что его убил и закопал в лесу Стефано Мауджери.

Всего несколько дней назад Коломба просто отмахнулась бы от столь невероятной гипотезы. Сейчас она допускала, что все так и было. В конце концов, почему бы и нет? Если кто-то настолько безумен, чтобы похищать одного ребенка за другим, у него должна быть столь же безумная стратегия выживания.

– Ребенок, которого все считают погибшим, но чей труп так и не нашли… Не помню ни одного такого случая в последнее время.

– Не обязательно убийство. Это мог быть несчастный случай. Подходит даже свалившаяся в реку машина.

– Таких случаев множество, – сказала Коломба.

– До девяносто четвертого года в дорожных авариях погибало около ста детей в год; сейчас, возможно, чуть меньше, учитывая, что теперь по закону они должны быть пристегнуты и сидеть в детских креслах, но надежной статистики не существует.

– Потому что, если бы существовала, ты бы о ней знал, верно?

– Извини, что я хорошо делаю свою работу… Дети тонут в море, срываются в какие-нибудь долбаные расщелины в горах. Но в большинстве случаев тела находят.

– Придется запросить сведения у дорожной и лесной полиции… Это большой труд.

– У вас что, нет единой базы данных?

– У нас база убийств и то лишь недавно появилась.

Данте фыркнул:

– Удивительно, как вам вообще удается кого-то арестовать. Может, обратишься к Ровере?

– Нет. Он решил, что теперь может обойтись без нашей помощи.

Данте замер, не успев поднести зажигалку к очередной сигарете:

– И когда ты собиралась мне об этом сообщить?

– А что, для тебя это что-то меняет? – рявкнула Коломба, чувствуя, что ее поймали с поличным.

– Я ему не доверяю. Тем более сейчас, когда он отстранил нас от расследования.

– Он говорит, что переживает за меня.

– Брехня. Ты ему небезразлична, но ты не главная его забота. У него есть другие мотивы, только я пока их не понимаю. Поэтому и волнуюсь.

«Я начинаю рассуждать, как ты», – подумала Коломба, но промолчала. Вместо этого она пожала плечами, хоть Данте ее и не видел.

– Но он не единственный, к кому я могу обратиться. Вернемся в город. Сегодня я собираюсь выпить столько твоих коктейлей, что забуду, как меня зовут.

17

По большому счету, источник у Коломбы был один – инспектор Кармине Инфанти. Голос Каселли в телефонной трубке обрадовал его еще меньше, чем ее появление возле автомобиля с трупом Монтанари. Он, конечно, мог бы отказаться ей помочь, но слишком привык подчиняться Коломбе и до сих пор ее уважал. Повесив трубку, он тут же принялся просить об одолжениях и раздавать обещания направо и налево. Неожиданная помощь пришла со стороны Национальной службы наблюдения за безопасностью дорожного движения, которая недавно провела детальное исследование смертей несовершеннолетних за последние пять лет, а также от занявшего высокий государственный пост старого друга из карабинеров.