Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 101 (всего у книги 311 страниц)

На то, чтобы собрать достаточное количество данных, у него ушел целый день. Вопреки собственным заверениям, Коломба в этот день почти не пила, а Данте курил одну сигарету за другой, созерцая потолок собственной спальни, к которому приклеил сделанные с видео распечатки. Из его комнаты гремела настолько оглушительная музыка, что администрация отеля впервые решилась сделать ему замечание.

Говорили они мало – каждый по-своему размышлял над тем, что им стало известно. Единственной новостью для Коломбы стал звонок от сотрудника отдела кадров полиции, который попросил ее приехать как можно скорее. Несмотря на всю его любезность, Коломба не сомневалась, что это первый шаг к ее окончательному увольнению. Возможно, последней каплей стало то, что она врезала Сантини по морде, а может, Ансельмо проболтался о ее присутствии при обыске в поликлинике. Так или иначе, информация об ее внеурочной деятельности рано или поздно начала бы всплывать. Она спрашивала себя, уж не является ли это прямой инициативой начальника полиции, как боялся Ровере. Чтобы немного развеяться и успокоить нервы, она взяла с Данте обещание не выходить из номера, а сама вернулась к себе в квартиру, чтобы взять смену одежды и разобрать почту. При виде брошенной на подлокотнике кресла книги ее сердце тоскливо заныло. Она сама не знала, то ли скучает по прошлой жизни, то ли сожалеет о месяцах, проведенных в затворничестве, в то время как чудовище скашивало детей одного за другим. Чтобы отделаться от неприятного чувства, она переоделась в спортивный костюм и кроссовки и пробежалась по набережной – на этот раз на закате, – вместе с потом избавляясь от стресса и ночных кошмаров. Вернувшись домой, она увидела на мобильнике пропущенный звонок от Инфанти, перезвонила ему, и они договорились встретиться после второй смены.

В восемь вечера она зашла за Данте и, несмотря на его протесты, поволокла его за собой в бар «Момарт» в районе Номентана, где была отличная веранда для курящих, так что Данте не пришлось дожидаться в машине.

Инфанти был уже на месте. На столе перед ним стояла бутылка пива. Он поднялся, чтобы их поприветствовать.

– Мы с вами уже встречались, – сказал он Данте.

– Ну что, нашли презерватив? – съязвил тот.

– Вам известно, что такое досудебная тайна?

– Значит, не нашли, – ухмыльнулся Данте.

Они сели за столик, и Данте заказал свой обычный «московский мул», а Коломба попросила минералки. Во время пробежки она почувствовала, что потеряла форму, и решила, что пора вести более здоровый образ жизни. В последнее время она совсем распустилась. Стоял теплый вечер, и Данте в который раз подумал, что римский климат – одна из немногих причин, по которым он до сих пор здесь живет.

Пока Данте с маниакальной доскональностью описывал официантке состав любимого коктейля, Коломба и Инфанти перекинулись парой вежливых фразочек о пустяках. Затем она как бы невзначай осведомилась, как дела у Ровере.

– Я его в последнее время вижу редко, – осторожно ответил Инфанти. – Но он кажется каким-то увядшим.

– В смысле?

– Зарос щетиной, одежда мятая. Помнишь, каким он был первое время после смерти жены?

– Не слишком хорошо. Почти все это время я провела в больнице. Но я понимаю, о чем ты.

– Вчера он весь день просидел в кабинете и даже на звонки не отвечал. Сегодня не явился на встречу с начальником полиции… Тот взорвался, потому что Ровере избегал его всю неделю. Пожалуй, ему не помешает отпуск.

Коломба задумалась. Если Инфанти говорит правду, то Ровере не виделся с начальником полиции уже несколько дней. А значит, решение отстранить ее от расследования принадлежит не кому иному, как ему, что в очередной раз подтверждает подозрения Данте.

– Ровере вдовец? – спросил Данте.

Инфанти кивнул:

– Вот уже год. Его жена Елена умерла после долгой и мучительной болезни.

– Детей у него нет? – поинтересовался Данте.

– Нет.

Чтобы сменить тему, Инфанти открыл портфель и достал ноутбук. Ему не хотелось перетирать кости шефу перед посторонним, который к тому же проявлял к беседе нездоровый интерес.

– У меня есть то, что тебе нужно, Коломба.

– Ты все нашел?

– Все несчастные случаи и убийства несовершеннолетних. Что до убийств, то я уверен, что здесь все. Их около сорока.

– Сорок три, – поправил Данте.

Инфанти кивнул:

– Да, точно. Браво! – Он открыл ноутбук, который со свистом включился. – Что до несчастных случаев, то вряд ли удалось собрать абсолютно все. Но я сделал что мог.

– В отчетах описано состояние трупов?

– Не всегда, но, повторюсь…

– Ты сделал все, что мог, – закончила за него Коломба. – Знаю, спасибо.

Инфанти вставил в порт столь разбитую флешку, что ее пришлось обмотать скотчем, чтобы она не развалилась.

– Я все перевел в формат «Эксель». Здесь триста двенадцать отчетов, – сказал он, ткнув пальцем в экран. – Я сделаю тебе копию.

Данте заглянул ему через плечо.

– Здесь нет фотографий, – промямлил он, зажав между зубами соломинку от коктейля.

– Вам нужны фотографии трупов? – раздраженно переспросил Инфанти. Он из последних сил старался терпеть Данте, но удавалось ему не слишком хорошо.

– Фотографии жертв до того, как они стали трупами.

– Их нет ни в нашей базе, ни в базах других правоохранительных органов. Максимум, что можно сделать, – это запросить в дорожной полиции снимки с мест аварий.

– Придется попросить фотографии у родственников погибших, – сказал Данте.

– Вы что, шутите? – опешил Инфанти.

– Да, такое уж у меня извращенное чувство юмора.

Инспектор повернулся к Коломбе:

– Можешь объяснить, зачем вам фотографии погибших детей?

Она смущенно пожала плечами:

– Хотим кое-что проверить.

– Что?

– Не спрашивай.

– Я не могу не спрашивать! Если хоть один из тех, кому вы звоните, пожалуется, всплывет и то, что я тебе помогаю. Скажи, во что ты меня впутываешь.

– Не могу, – вздохнула Коломба.

Инфанти недовольно поморщился. Он согласился помочь начальнице, с которой проработал три года и которую знал как необычайно одаренного и решительного профессионала. Но сидящая перед ним женщина была лишь ее бледным подобием. Она казалась печальной и выбитой из колеи. Словно что-то грызло ее изнутри. Он понял, что допустил ошибку:

– Прости, Коломба, но я передумал.

Данте резко подался вперед и вырвал флешку из порта. Компьютер негодующе пискнул.

– Слишком поздно.

Инфанти в ярости схватил его за руку и притянул к себе:

– Что ты себе позволяешь, кусок дерьма?

Данте продолжал молча сжимать в кулаке свою добычу. Насилие было настолько ему чуждо, что в ответ на агрессию альфа-самцов или тех, кто мнил себя таковым, он обыкновенно попросту замыкался в себе. Однако в прошлом ему случалось два-три раза выйти из себя, и заканчивалось все проблемами с законом.

– Отдай, – все сильнее сжимая его руку, сказал Инфанти.

Данте продолжал пассивно сопротивляться, не глядя ему в глаза. Ему становилось все больше не по себе.

– Отпусти его, Кармине, – сказала Коломба. – Не веди себя как придурок.

– Скажи ему, пусть вернет флешку.

– Отпустите его, инспектор. – Ее тон напомнил Инфанти прежнюю Коломбу и заставил его мгновенно отпустить Данте и виновато опустить взгляд.

– Все из-за того мальчишки из Пратони, верно? Ты на нем совсем помешалась.

– Не твое собачье дело.

Данте подвернул рукав, чтобы рассмотреть красные следы на коже.

– У меня синяки останутся, – со своим обычным юмором пожаловался он.

Никто не обратил на него ни малейшего внимания.

Инфанти обвиняюще показал на Данте:

– Это он впутал тебя в эту хрень? Что он вдолбил тебе в голову?

– Никто ничего мне в голову не вдолбил.

– Тогда чего ты лезешь в чужое расследование? Причем без разрешения магистрата?

– Говори потише. На нас смотрят, – сказала Коломба.

Так и было. За соседними столиками сидели в основном студенты, многие из которых уже глазели на них, решив, что стали свидетелями семейной свары или сцены: он, она и ее любовник. По мнению зевак, ни один из мужчин не был достоин Коломбы. Один явно с придурью и тощий как скелет, второй курносый коротышка. Атлетически сложенная женщина за их столиком вправе была надеяться на лучшее, и многие из присутствующих мужчин были готовы предложить ей собственную кандидатуру.

– Скажи, что ты надеешься разузнать в одиночку с этим юродивым? – слегка потише продолжил Инфанти.

– Эй! – возмутился Данте.

– Ты становишься нелюбезным, Кармине. Я расплачусь по счету.

– Еще не хватало! – сердито сказал он, бросив на стол купюру в десять евро, и поднялся. – Я дождаться не мог, когда ты вернешься на службу. И никогда не хотел верить в то, что говорили остальные.

Коломба прищурилась, и Инфанти в очередной раз понял, что не может выдержать взгляд ее зеленых глаз, которые при его вспышке гнева потемнели, превратившись в изумруды.

– Почему? Что они говорили?

– Не важно.

– Что они говорили, инспектор?

Инфанти на долю секунды замялся.

– Что ты оставила свою голову в Париже. И к сожалению, сейчас я понял, что это правда.

«Париж? – подумал Данте. – Это там с ней случилось то, что случилось?» Он начал перебирать в памяти все, что произошло по ту сторону Альп за последнее время.

– Можешь идти, – ледяным голосом произнесла Коломба.

– Мне страшно жаль, что все так обернулось, – сказал Инфанти на прощание, убирая компьютер в портфель. – Но возможно, тебе действительно лучше подыскать другую работу.

– Вот урод! – сказал Данте после его ухода. А сам все думал: «Париж… Париж…»

Коломба покачала головой:

– Нет. На его месте я бы вела себя так же. Скоро меня призовут к ответу за мои действия. У нас не так уж много времени.

– Ясно, – рассеянно сказал Данте.

Поняв, чем заняты его мысли, Коломба поморщилась:

– Ну что, догадался?

– О чем? – растерянно моргнул он.

– Я так и вижу, как у тебя в голове крутятся шестеренки.

Данте попытался изобразить свою фирменную ухмылку, но безуспешно, потому что в этот момент ему пришла идея:

– Давно ты не работаешь?

– Считая больницу, выздоровление и отпуск? Почти девять месяцев. – Коломба подозвала официанта и попросила принести ей пива.

Данте похолодел. В его памяти пронеслись кадры разрушений, которые навязчиво крутили во всех новостях год назад.

– Не знал, что там были и итальянские полицейские, – пробормотал он.

– Только один. Это была я… – Теперь ее глаза стали темными, как глубокое море. – Следствие меня оправдало, но я-то знаю. Девять погибших, семнадцать раненых. Все это – по моей вине.

18

Хотя теперь Данте и понял, что за груз Коломба носит на сердце, он отчаянно хотел услышать обо всем от нее самой. Однако пришлось дождаться возвращения в гостиницу – ей не хотелось ничего рассказывать в толпе.

Они устроились на балконе, где Данте мог курить, и в целях безопасности опустили солнцезащитную маркизу и выключили свет. Полутьму рассеивал лишь проникающий между стойками перил свет установленных во внутреннем дворике фонарей, и Коломба могла не волноваться, что Данте прочтет на ее лице какие-либо эмоции.

– Год назад к нам поступила наводка, – начала она. – Согласно полученной нами информации, во Франции скрывался убийца по имени Эмилио Белломо.

– Знаю такого. О нем много говорили.

– Дай мне рассказать по-своему, мне и без того тяжело.

– Извини.

– Белломо признали виновным в двух убийствах, нескольких ограблениях и заказных покушениях.

– Мастер на все руки.

– Ради денег он был готов на все. Три года он находился в бегах. Последнюю наводку о его местонахождении мы получили за семь месяцев до этого. Он тогда выпрыгнул из машины прямо перед блокпостом карабинеров и сбежал на своих двоих. Карабинеры открыли огонь, но ему удалось скрыться. Предполагалось, что его ранили, однако ни в одной больнице он не объявлялся, а значит, либо подлатал себя самостоятельно, либо нашел сочувствующего врача. Поскольку первое убийство он совершил в Риме, преимущественное право расследования было у нашей прокуратуры. Мы узнали, где он, так как раскололся один из его старых сообщников Фабрицио Пинна. Белломо перекантовался у Пинны, пока зализывал раны после перестрелки с карабинерами, он достаточно доверял ему, чтобы сказать, что собирается в Париж к любовнице.

– Как ее звали, никак не вспомню.

– Каролина Вонг, француженка с китайскими корнями. Пинна знал только имя, но мы ее нашли, хоть и пришлось действовать осторожно, чтобы Белломо ничего не заподозрил и снова не ушел. Он уже не раз продемонстрировал нам свою ловкость.

– Как вышло, что Пинна его сдал?

– Сразу после отъезда Белломо у него диагностировали рак в терминальной стадии. Мы с Ровере решили, что он хочет очистить совесть. Хотя потом… – Коломба покачала головой. – Ладно, обо всем по порядку. Короче, Ровере поручил мне заниматься координацией операции с французами. К тому же я знала одного местного полицейского, мы познакомились на одном из многих шенгенских координационных совещаний. Плюс я немного говорю по-французски. Мы установили слежку за квартирой Вонг и находившимся над дорогим бутиком роскошным японским рестораном, где та работала гардеробщицей.

– За тем самым рестораном.

– Да, за тем самым. Операцию проводили местные, я находилась там исключительно в качестве наблюдателя. Лишь из вежливости мне позволили оставить при себе оружие, я должна была арестовать Белломо, но после двух дней напрасной слежки, поскольку кто-то из команды должен был всегда находиться в ресторане под видом клиента, туда пошла я. Такое вот везение. Сижу я за столиком, притворяюсь, что ем, и тут заходит Белломо, видит меня и узнает. – Коломба обессиленно покачала головой. – Остальное ты знаешь.

– Белломо взорвал бомбу.

На мгновение Коломба вернулась в объятый дымом и пламенем ресторан.

– Да, – тихо сказала она. – Это была настоящая бойня. Он сдал бомбу в гардероб. Его девушке хотелось ему угодить. Не знаю, злиться на нее или пожалеть.

– Пожалеть, ведь она погибла. Как Белломо тебя узнал? Вы уже когда-то встречались?

– Ни разу. Тут два варианта. Либо у него был исключительный нюх на копов, а от такого, как он, ничего иного ждать не приходится, либо он был в курсе, как я выгляжу, со слов Пинны. Я точно знаю, что он меня узнал. И судя по тому, что произошло потом, предупредил его Пинна.

– Пинна вас предал?

– В день взрыва он повесился. В предсмертной записке он попросил прощения за всю заваруху, что устроил, и написал, что передумал и предупредил Белломо «по старой дружбе». По всей вероятности, через Каролину Вонг.

– А почему Белломо просто не сбежал?

– Возможно, устал скрываться. А может, хотел, чтобы его запомнили как кусок дерьма. И он подготовился ко встрече с нами. – Коломба глубоко вздохнула. Легкие начинали болеть. – Знаешь, я видела, как он нажимает на детонатор. Он посмотрел мне прямо в лицо и полез в карман. Я попыталась достать пистолет… Но не успела. Небо перевернулось.

После взрыва Коломба очнулась со звоном в ушах и с пульсирующей от боли головой. Она ничего не помнила о последней минуте… Что она сделала? Что случилось?

Свет был отключен. Постепенно глаза Коломбы привыкли к почти полной темноте, и она различила в дыму зияющие на месте окон дыры. Один из углов ресторана облизывало пламя. В сюрреалистическом фосфоресцирующем сумраке она заметила одну из моделей, что сидели перед взрывом за центральным столиком. Девушка лежала в шаге от нее. Ее платье было изорвано в клочья, а изо рта лилась, собираясь в черную лужицу, кровь. Всюду были обломки, пыль, пламя и клубы дыма.

«Бомба, – подумала Коломба. – Это была бомба…»

Гарнитуру она потеряла, но, даже будь на ней наушник, от него не было бы никакой пользы, потому что взрыв повредил ей слух. Коломба выбралась из-под заслонившего ее от взрывной волны стола, подползла к модели и слегка потрясла ее за плечи. Голова девушки болталась, как кукольная. В иных обстоятельствах Коломба немедленно поняла бы, что к чему, но ее рассудок помутился. Она была в шоковом состоянии. При падении она получила сильнейшую черепно-мозговую травму, у нее было сломано два ребра, повреждено колено и вывихнуто плечо. Однако в тот момент боли она не чувствовала – только невыносимую усталость. Ей никак не удавалось сконцентрироваться на том, что ее окружало. Она путано подумала, что девушка ранена и нуждается в немедленной помощи. На Коломбе не было ботинок. В одних носках она поднялась на ноги и тут же порезала ступни об осколки стекол и обожглась о раскаленные обломки, но не почувствовала и этого. Она как можно осторожнее подняла модель на руки и шагнула в завесу дыма. Ее шатало, и она не понимала, куда идет. Коломба направлялась к вырисовывающимся во мгле окнам, но то и дело спотыкалась о завалы и обломки мебели, рискуя уронить девушку или упасть самой. В какой-то момент она наступила на что-то мягкое и почувствовала, как оно шевельнулось. Она наклонилась и увидела высовывающуюся из-под рухнувшего стеллажа с бутылками руку.

Коломба так и не узнала, чья это была рука. Ей показалось, что рука мужская, но в тусклом свете разглядеть что-то было почти невозможно. Кто бы это ни был, возможно, он погиб из-за того, что она не остановилась, чтобы помочь. Однако, сколько бы крови ни было на ее совести, за эту смерть она себя простила. В те минуты она думала только о девушке, которую несла на руках, а часто и не думала вовсе. Она пошла дальше, и путь, казалось, простирался до бесконечности, поскольку все это время она бродила кругами. К ней понемногу возвращался слух. Сквозь оглушительный звон в ушах доносился треск пожирающего шторы огня, шум рушащихся с потолка кусков штукатурки. И слабые, отчаянные крики тех, кто был погребен под завалами или слишком тяжело ранен, чтобы двигаться.

«Я скоро вернусь за вами!» – крикнула она. А может, только подумала, что крикнула. Горло жгло от дыма и пыли. «Клянусь, что вернусь». Но в то же мгновение Коломба различила очертания ведущей к выходу двери и двинулась к ней. Сквозняк рассеивал дым, и с каждым шагом воздух становился немного чище. На лестничной площадке, где когда-то находилась небольшая стойка администратора, горела чудом уцелевшая аварийная лампочка, зеленый глаз которой указывал путь к спасению. На первых ступеньках лестницы лежало безногое тело официанта.

В своем бреду Коломба подумала: «Боже, как повезло нам с этой девушкой. Мы были на волосок от гибели. На волосок».

Ей не удалось бы спуститься по лестнице, не уронив свой груз, но в этот момент из темноты появилась горстка людей. Официанты, одетые в черное продавцы из бутика, случайные прохожие, – вместо того чтобы бежать, они попытались оказать хоть какую-то помощь пострадавшим. Все они бросились к ней, все рыдали и кричали, все хотели вырвать девушку из ее объятий и говорили ей: «Присядь, успокойся, иди сюда». Отталкивая их, она кричала: «Позаботьтесь об остальных! Помогите остальным!» Или думала, что кричит.

Очнулась она в парижской больнице Святой Анны. Сквозь пелену транквилизаторов врач с печальным лицом объяснил ей, что девушка, которую она вынесла из ресторана, обнюхавшаяся кокаином албанская модель, умерла на месте, когда стол – тот самый стол, что спас жизнь Коломбе, – размозжил ей череп. Но Коломба приняла новость почти равнодушно. У нее больше не было внутренностей. Под тонким слоем кожи осталась лишь пустота. И если бы она не утратила способность удивляться, тот факт, что пустота продолжала дышать и сохранила облик человеческого существа, показался бы ей невероятным. За первую неделю она не сказала почти ни слова – ни сослуживцам, ни матери, ни приносившим «глубокие соболезнования» представителям всевозможных организаций, ни этому ничтожеству, который до тех пор был ее парнем, а в следующие пару месяцев поспешно слился, не вынеся новую, больную и страдающую Коломбу.

Общение с ними вынудило бы ее снова почувствовать себя человеческим существом, а этого Коломба не могла допустить. Ей хотелось превратиться в стену, в простыню, в один из стоящих в вазе цветов, посланных начальником полиции «с бесконечным сочувствием и пожеланием скорейшего выздоровления». В обыденный предмет, который ничего не чувствует, в вещь среди вещей. Сделать это ей не удавалось, но она предпринимала попытку за попыткой, убивая время, пока оперировали сухожилие и плечо и пытались заставить ее поесть. Она начала принимать пищу лишь тогда, когда врачи уже решились было перевести ее на принудительное кормление. Не встряхнули ее даже посещения Ровере, который просто сидел возле нее, который сказал, что она ни в чем не виновата, и повторял ей это день за днем, когда начались приступы паники, кошмары и допросы управления внутренних расследований. А ведь Ровере страдал не меньше, а то и больше ее, ведь он недавно потерял жену – беда не приходит одна, – и мучился чувством вины за то, что едва не обрек Коломбу на смерть, отправив ее на это задание.

– В итоге комиссия меня оправдала. Но я с готовностью приняла бы обвинительный приговор. Я считала и продолжаю считать, что совершила страшную ошибку, – закончила Коломба.

Данте едва осмеливался дышать в непроглядной тьме, что его окружала, – и в той, что была вызвана ее рассказом.

– КоКа… но почему ты винишь во всем себя? Что ты могла поделать?

– Задержать его прежде, чем он войдет в ресторан.

– Но ты увидела его только в последнюю секунду.

– Я – да. Но коллеги заметили его еще на улице. Они видели, как он входит в бутик. А я велела им подождать. Сказала, что теперь он у нас в руках, что он точно поднимется повидаться со своей девушкой. Что я пригляжу за ним и не дам ему уйти. Все выходы были под наблюдением, бежать ему было некуда, мы могли действовать без спешки. Строго говоря, не я отвечала за операцию, но французские коллеги последовали моему совету. В отчете они написали, что, цитирую, «полагались на мой опыт и знание предмета». Это был величайший провал французской – а может быть, и европейской – полиции за последние полвека. Никто не хотел брать на себя ответственность за подобное фиаско. Подал в отставку префект, едва не сняли шефа французской полиции, посольства разругались в пух и прах. С тех пор у нас не слишком теплые отношения с французами.

– Уверен, у тебя были веские причины так поступить. Я знаю, как ты рассуждаешь.

– Я знала таких, как Белломо. Я боялась, что он вооружен и откроет перестрелку в людном месте. Боялась, что пострадают люди. Но сделала только хуже.

– Поняв, что его вот-вот схватят, он бы в любом случае нажал на детонатор.

– Таково было и заключение комиссии, которая добилась, чтобы мое имя не трепали в газетах, а саму меня не вышибли из полиции. И я все время себе это повторяю. Но факт остается фактом: я приняла неверное решение. Поэтому я больше не могу делать свою работу. Не из-за приступов паники. С ними я могла бы справиться. Но я больше не могу полагаться на себя и собственное суждение.

Данте пододвинулся поближе к ней. Теперь их разделяла всего пара сантиметров. В темноте вырисовывался лишь ее невесомый силуэт. Он испытывал мучительное, почти непреодолимое желание ее обнять. Боже, как давно он не обнимал женщину! Как ему хотелось прижать к себе такую хрупкую в этот момент слабости Коломбу… Едва успев об этом подумать, Данте удивился самому себе и замер, уже потянувшись было, чтобы взять ее за руку. Не стоит, конечно, не стоит. Он снова откинулся на кушетке.

– КоКа, утешитель из меня не слишком хороший. Я так долго жалел себя, что, когда больно другим, единственная моя стратегия – дождаться, когда их боль пройдет. Но могу сказать тебе одно. Я убежден, что, если бы ты вела мое дело, когда я был заключен в силосной башне, ты бы меня нашла.

Коломба фыркнула:

– А у тебя неплохо получается.

– Правда? Я просто сказал, что думаю. Спать хочешь?

– Нет. – Коломба поднялась и, хрустнув позвонками, потянулась. После дневной пробежки мышцы приятно онемели, и она снова подумала, что пора вернуться в режим тренировок. – Не уверена, что мне удалось бы тебя найти, но мальчика с видео я хочу освободить, пока он не стал таким, как ты. Одного Данте Торре миру вполне достаточно.

19

К рассвету составленный Инфанти список сократился до тридцати, а к десяти утра – до шести детей. Остальных они вычеркнули, поскольку их трупы были с уверенностью опознаны либо не подходили по возрасту и полу. Прежде всего они исключили жертв убийств. По большей части это были новорожденные и грудные дети. Шесть оставшихся детей представляли собой воплощение жестокости судьбы. Одного мальчика унесло потоком во время наводнения – его так и не нашли, – другой сгорел в родительском доме, третий погиб при сходе лавины, четвертый и пятый разбились в авариях по вине тупоголовых лихачей: их тела были настолько изуродованы, что опознать их не смогли даже родные. Самой страшной и гротескной оказалась смерть шестого ребенка. Минивэн с шестью пассажирами, направлявшимися в паломничество к храму в провинции Мачерата, слетел с обрыва и взорвался. Все находившиеся в машине погибли. Тела были до неузнаваемости обезображены аварией и взрывом бензобака, что в жизни бывает столь же редко, сколь часто случается в кино. Этот допотопный, лишенный современных систем безопасности минивэн, принадлежавший приходу, пожалуй, вообще не должен был выезжать на дорогу.

Когда в списке осталось шесть имен, Коломба, осушив целый кофейник несмешанной арабики из Санто-Доминго, взяла на себя самую тяжелую задачу – связаться с семьями. Данте самоустранился. Как бы ему ни нравилось врать и притворяться по телефону, но человеческого горя он не выносил, особенно острой боли утраты сына или внука. При личном общении способность наблюдать за выражением лиц и языком тела позволяла ему отстраниться от ситуации, но, говоря по телефону, он не мог не распознать в голосах собеседников тысячу оттенков страдания, и это страдание откликалось в нем. И хотя у большинства людей для подобных случаев обычно заготовлен набор готовых фраз, Данте в этом смысле был настоящим социальным аутистом и скорее бередил раны, чем утешал.

Коломба понимала, что задача будет не из легких, но все прошло еще болезненнее, чем она ожидала. Ее звонок разбудил кошмары и вызвал слезы, проклятия и, по крайней мере в одном случае, горестные стоны. Тем не менее Коломбе оставалось лишь стоять на своем.

– Вы не могли бы прислать нам фотографию? Лучше всего по электронной почте, но факс тоже подойдет.

Она рассказывала сказки о статистических исследованиях полиции, о сборе данных, которые могут спасти жизни, и лгала лишь отчасти. В довершение всего только двое из опрошенных имели доступ к интернету или компьютеру, и Коломбе пришлось уговаривать остальных обратиться в интернет-кафе или в местный сувенирный магазин и отправить снимки как можно скорее. Каким-то чудом ни один родственник не отказался, и через пару часов у нее были фотографии всех шести детей.

Тем временем Данте, натянувший на глаза черную маску, спал плохо. Его мозг не переставал работать, и сон его постоянно прерывался. В своем тревожном забытьи он словно пытался собрать пазл из кусочков, которые отказывались совпадать. Среди этих кусочков был и Отец, и загадочный мальчик, и еще более загадочное поведение Ровере. Он не знал, как они связаны, но чувствовал, что его боль и побуждения – важная нить клубка, который он пытается распутать. Мысли его были сумбурными, что свойственно тем, кто ночами лежит с закрытыми глазами, напрасно призывая сон. Однако Данте снова и снова воскрешал в памяти уже известные ему детали, словно разгадывая головоломку: необходимо было частично заштриховать абстрактную фигуру, чтобы взгляду открылись скрытые очертания знакомых предметов.

Резкий поток света вырвал его из полудремы. Коломба грубовато сорвала с Данте маску и устало посмотрела на него:

– Они у меня. Есть одна идея.

– Фотографии детей? – с пересохшим горлом переспросил он, на ощупь отыскивая пачку сигарет.

– Да. Они в компьютере. Ты готов или еще время потянем? – с сарказмом спросила она.

– Одну минуту, я только умоюсь.

Ночью Данте рухнул в кровать, не раздеваясь. Теперь он снял рубашку, плеснул себе в лицо холодной водой из-под крана, принял всевозможные капли и пилюли, чтобы хоть немного приглушить мучащую его тревогу, и вышел в гостиную с полотенцем на плечах.

Коломба впервые видела его с обнаженным торсом. Он был тощим как щепка и снова напомнил ей Дэвида Боуи в старом фантастическом фильме. Однако, вопреки вредным привычкам Данте, его худощавость не казалась болезненной и больше походила на худобу слишком быстро вытянувшегося подростка. Если бы не несколько седых волосков в его отросшей за последние два дня, когда он перестал бриться, щетине, он выглядел бы моложе своих лет.

– Закончил? – спросила она.

– Почти. Извини, но мне нужен кофеин.

– Что ты, не торопись…

– Не язви, это займет всего минуту. Хочешь кофе?

Коломба хотела, но из чувства противоречия отказалась. Размеренными движениями травника Данте приготовил один из своих блендов и, не дожидаясь, пока кофе остынет, выпил две чашки подряд.

– Я готов, – сказал он наконец. – Где они?

– Здесь. – Коломба развернула к нему экран компьютера.

Пока Данте умывался, она сделала из шести снимков коллаж. Фотографии, пришедшие на гостиничный факс, отсканировали для нее на стойке регистрации. В отличие от остальных, они были черно-белыми. Шесть фотографий мальчиков от пяти до шести лет, каждый из которых улыбался. Увидев их снова, Коломба впервые поняла, что, если тот, кого они ищут, среди этих детей, ему повезло больше остальных. Его похитил и держит в заточении безумец, но, в отличие от остальных, он все еще жив.

Секунд десять Данте, скрестив руки, смотрел на коллаж и наконец уверенно показал на одну из фотографий.

– Вот этот, – сказал он.

Коломба резко, со свистом, выдохнула:

– Мне тоже он показался самым похожим, но на сто процентов я не уверена. Не можешь быть уверенным и ты. Дети быстро растут и меняются.

– Я уверен на все сто, – настаивал Данте. – Что с ним случилось?

– Это мальчик из минивэна. Руджеро Палладино.

– Черт!

На миг до Данте как будто докатилось эхо его почти сна, и одна бойня наложилась на другую. Но Коломбе он ничего не сказал – в том числе потому, что не смог бы передать свои ощущения словами.

– Шесть трупов, и все, чтобы похитить его.

– Скажи, почему ты так уверен?

– Ничего не замечаешь? Кое-что отличает его от остальных детей.

Коломба вспомнила фотографии сына Мауджери и точный диагноз, поставленный ему Данте. Однако здесь был всего один снимок, к тому же мальчик позировал. Затем она заметила глаза:

– Слегка похож на азиата.

– Верно. Маленькие, близко посаженные глаза. А как тебе подбородок?

Коломба вздохнула. Когда Данте начинал строить из себя профессора за кафедрой, он становился невыносим. Но она ему подыграла: