Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 102 (всего у книги 311 страниц)

– Слабовыраженный. Как у мальчика с видео, но тот стоял в другой позе, поэтому судить сложно.

– Так называемый скошенный подбородок. Но он пошел не в отца и не в мать. Это лицевая дисморфология, вызванная гипоплазией нижней челюсти. Характерный признак ФАС.

– Чего, прости?

– Фетального алкогольного синдрома. Алкогольного синдрома плода, – сказал он, как будто растолковывая ей очевидную истину. – Его дура-мать пила во время беременности. Плод не способен блокировать продукты распада этанола, проникающие через плаценту…

– Да, это я знаю. Я женщина детородного возраста.

Данте обратил на ее слова не больше внимания, чем на жужжание мухи.

– …и вызывающие отклонения в развитии.

– Насколько серьезные?

– Существуют различные степени выраженности синдрома в зависимости от количества употреблявшегося матерью алкоголя и сроков беременности – пила она в первом триместре или даже позже. Речь может идти как об отклонениях в психическом развитии, так и о серьезных физических дефектах. Поскольку на видео проблем с двигательным аппаратом не заметно, я бы сказал, что у мальчика нарушение умственного развития. Одному Богу известно, как он переносит заточение. – Данте взглянул на Коломбу. – Поэтому я уверен, что Руджеро – тот самый ребенок. У него замедленная обучаемость и умственная отсталость, как и у Луки, хоть и другого свойства. Похоже, Отец предпочитает самых обделенных судьбой детей.

20

В нормальных условиях они могли бы преодолеть расстояние от Рима до Фано немногим больше чем за два часа. Однако, поскольку Данте зациклился на скоростных ограничениях и то и дело требовал, чтобы его выпустили подышать свежим воздухом, поездку в его компании никак нельзя было назвать нормальной. Коломба смирилась с тем, что ехать придется вдвое дольше, а доберутся они только поздно ночью. Она пообещала себе, что в следующий раз бросит ему в кофе все содержимое одного из его контрабандных пузырьков с лекарствами. Но когда в ней поднималось раздражение, вызванное в том числе недостатком сна, Коломбе достаточно было пробормотать два волшебных слова – «обделенные судьбой», – чтобы немедленно утихомирить своего невыносимого пассажира.

– Это решение он принял недавно, – произнес он, когда слышать про обделенных судьбой ему до смерти надоело.

Они только что свернули с шоссе на провинциальную дорогу. Было уже темно, и на дороге попадались исключительно фермерские пикапы.

– Ты говорил, что он не меняет подхода. Что он всегда действует одинаково.

– Он не меняет метод, о’кей? Кто сказал, что он не может изменить выбор жертвы?

– Это всегда шестилетние дети.

– Да, только раньше он не отыскивал самых обделенных судьбой.

Она искоса посмотрела на него:

– Ты уверен?

– Я уже в детском саду был способным ребенком. Когда Отец меня похитил, я немного умел читать. И даже писать все буквы алфавита. Никакого отставания в развитии у меня не было.

– Ну, раз ты так говоришь.

Данте откинул голову назад:

– Почему бы тебе не позвонить моему отцу и не спросить его? И с ровесниками я отлично находил общий язык.

– Значит, ты очень изменился.

– Иди ты знаешь куда. – Он опустил спинку сиденья и притворился, что засыпает.

Она похлопала его по плечу:

– Не слишком-то расслабляйся. Мы приехали.

Впереди, за оградой из колючей проволоки, увенчанной табличкой «ВОЕННАЯ ЗОНА», располагалась казарма карабинеров, куда Коломба позвонила по дороге, разыскивая подписавшего отчет об аварии старшину. Если бы они приехали пораньше, то могли бы встретиться с ним в одном из местных баров, но теперь он уже заступил на ночную смену. Коломба остановила машину на первом попавшемся парковочном месте, и Данте, если это вообще возможно, еще привольнее разлегся на сиденье.

– Я внутрь не пойду.

– Не волнуйся. Мне и без тебя будет нелегко объяснить свой интерес. Если ты заявишься туда вместе со мной, мы только вызовем лишние вопросы. Кстати говоря… – Она сняла с пояса кобуру с пистолетом и положила под сиденье Данте. – Присмотри за этим.

Он резко сел:

– Может, хватит бросать его повсюду, как детскую игрушку? Однажды ты меня случайно пристрелишь.

– Или не случайно. – Она изобразила неплохую имитацию ухмылки Данте и вышла из машины.

В действительности настроение ее было отнюдь не безмятежным. Стоит старшине заметить в ее рассказе нестыковки, и он начнет юлить: когда надо, карабинеры умеют напустить туману, как никто другой. В том числе и поэтому она оставила пистолет в машине. Карабинер тут же заметит, что это не табельное оружие.

Коломба позвонила в звонок и представилась постовому на входе. Сделав под козырек, тот разблокировал автоматическую дверь. Стены маленькой казармы, возле которых стояли четыре пластиковых стула для посетителей, нуждались в покраске. В столь поздний час в помещении находился только ефрейтор, прихлебывающий кофе из пластикового стаканчика. Вспыхнувшее было в его глазах любопытство тут же погасло при виде золотого жетона, который Коломба пристегнула к поясу удостоверением внутрь. Всякий раз, оказываясь в полицейских участках или казармах, где ее не знали, она инстинктивно «светила жетоном». Это было быстрее, чем каждый раз представляться, и отваживало любопытных. Не всегда, но по крайней мере часто.

Шестидесятилетний старшина Колантуоно мог похвастать усами, достойными календарной обложки, и характерным палермским акцентом. Не выказывая ни малейшей подозрительности, он без околичностей рассказал ей все, что ему было известно о несчастном случае с минивэном. Коломба вечно недооценивала эффект, оказываемый ею на мужчин – как штатских, так и при погонах, – и частенько забывала, что расстегнутая верхняя пуговица на блузке производит не меньшее впечатление, чем полицейское удостоверение.

Так что старшина проглотил ее путаные объяснения о дополнительном расследовании, инициированном по заявлению какого-то истца, и, угостив ее кофе, отведав которого Данте скривился бы от отвращения, рассказал все, что знал. Первыми на месте аварии оказались дорожные патрульные из Мачераты, однако уведомлением семей и проведением опознаний тел занималась его казарма и он лично. Минивэн, зарегистрированный на имя священника прихода Святого Илариона, вылетел с провинциальной дороги 362 на крутом повороте.

– В этом месте дороги есть отвесный обрыв в несколько десятков метров, с которого сорвался автомобиль, после того как водитель потерял управление. Клянусь вам, госпожа Каселли, такого месива я в жизни не видал.

– Водитель вел слишком быстро? – спросила Коломба.

– Согласно заключению автотехнической экспертизы, у машины отказали тормоза. Добавлю, что со священником я был знаком лично и он медленно ездил даже на велосипеде, что уж и говорить об извилистой дороге.

– В каком состоянии были тела?

– Послушайте, госпожа Каселли, я не пытаюсь произвести впечатление, но вам случалось передержать на гриле сосиски? Вот как они выглядели. Если не знать, что они были Господними созданиями, можно было и перепутать.

– Однако родные их опознали?

– Да, и это было несложно. Пожалуй, я малость сгустил краски. – Старшина открыл окно и достал сигарету. – Вы не против?

– Пожалуйста.

– Проклятая привычка. Все никак не брошу. Стоит завязать, как набираю два килограмма и начинаю опять. А килограммы остаются. Так что я говорил?

– Вы рассказывали об опознании.

– Ах да. Так вот, некоторые части тел трупов остались нетронутыми. Лица приходского священника и учительницы не были изуродованы до неузнаваемости. Второго священника опознали по одежде. Один из детишек – как вспомню, сердце разрывается – буквально сложился пополам и заслонил себя спереди. – Зажженная сигарета старшины прочертила в воздухе неопределенную дугу от его головы до живота.

– У вас отличная память.

– Говорю вам, я ничего подобного отроду не видел. А уж я, к слову сказать, жутких аварий вдоволь нагляделся.

– Детей в машине было двое.

– Да. Калачиком свернулся сын учительницы. А второй, сын Палладино, обуглился до костей. Его только по цепочке и опознали. Да еще по кошельку.

– Его тело получило самые серьезные ожоги.

– Раз уж вы упомянули, пожалуй, что так. Он с рождения был невезучий. У мамы его проблемы были… Представляете, когда она узнала, что в положении, сразу легла в больницу, чтобы бросить пить. И вот такого ребеночка родила. Мне ее муж рассказывал, господин Палладино. Он муниципальный служащий. До сих пор на призрака похож.

– Проводилась ли ДНК-экспертиза тел?

– Нет, чего ради? Тут не ошибешься.

Коломба поднялась и протянула старшине руку:

– Благодарю вас, что согласились побеседовать.

– Уже уходите? – улыбнулся тот. – Какая жалость.

– Возможно, я еще вернусь, если у меня возникнут дополнительные вопросы.

– Надеюсь. Если позволите, в наших краях таких очаровательных женщин, как вы, редко встретишь. Да и у вас в Риме тоже.

– Спасибо.

Провожая ее к выходу, старшина Колантуоно добавил:

– Ужасная авария, прямо-таки насмешка судьбы. Всего лишь ехали в храм, чтобы помолиться, и поглядите, какой подарок уготовил им добрый Боженька. Но кому ведомы помыслы Господни?

– Никому, – кивнула Коломба, которая перестала задаваться вопросом о Господних путях еще в воскресной школе.

– С другой стороны, могло быть и хуже. Мог погибнуть и еще один человек.

Коломба застыла:

– Еще один?

Коломба вернулась к автомобилю. Данте вышел покурить. Он предложил ей дольку приобретенного им в табачной лавке по соседству батончика «тоблерон».

– Нет, спасибо, – отказалась Коломба. – Я знаю, как они все провернули.

– Как сымитировали несчастный случай? – с полуслова сообразил Данте.

– Да. – Они сели в машину, чтобы поговорить подальше от лишних ушей. – Автомобилист, обогнавший минивэн перед аварией, заявил, что видел его на обочине. Водитель, опустив стекло, говорил с каким-то мужчиной. Он это запомнил, потому что узнал сидящего за рулем приходского священника.

– А мужчину, который с ним говорил, он видел? – спросил Данте.

– Лица он не разглядел и внешность мужчины не описывал. Сказал, что подумал, будто мужчина голосует на дороге. Свет фар всего на секунду выхватил его из темноты.

– Это был Отец. Он убил их на месте и похитил ребенка.

– Или усыпил их и столкнул фургон в пропасть. Но тут что-то не сходится, Данте. В одиночку провернуть такое почти невозможно.

– Автомобилист видел только его.

– У него когда-то уже был сообщник – Бодини. Возможно, кто-то помогает ему и сейчас. Помощник прятался на обочине. Или, скорее, в машине неподалеку. Там лежал и труп на замену.

– Где они взяли тело?

– Надеюсь, украли из какого-нибудь морга; может, подкупили врача. Но боюсь, что…

– Это его очередная жертва. Может, непослушный пленник… Еще совсем малыш. – Казалось, Данте вот-вот взорвется. – Нужно провести эксгумацию тела мальчика, – возбужденно сказал он. – Необходимо установить, кто он.

– Для этого потребуется распоряжение магистрата. А у нас нет ничего, кроме гипотез. Чтобы картинка сложилась, придется найти Отца. Тому мальчику торопиться уже некуда. Как и его родителям. Если все так, как мы думаем, они давно считают его мертвым.

– Господи! – пробормотал Данте, потом на всякий случай сунул в рот какую-то таблетку и, не запивая водой, проглотил. – Все эти годы он продолжал похищать и убивать.

– Мы не можем быть в этом уверены. Возможно, он только недавно взялся за старое.

– Я уверен на все сто. Он никогда не останавливался. И не остановится, пока ты не всадишь пулю ему в лоб. Кстати, забери свой пистолет.

Она снова заткнула оружие за пояс.

– Я не мстительница, творящая самосуд под покровом ночи, Данте. Я из полиции. И хочу видеть его за решеткой.

– А я – нет. Я хочу видеть его мертвым. Он не должен дышать с нами одним воздухом.

Коломба заметила, что его трясет.

– Обещаю, он тебя больше не тронет, – сказала она.

– Я не могу… – начал он, запнулся и продолжил уже более твердым голосом: – Я до сих пор не могу держать себя в руках, когда чувствую, что он где-то поблизости. Когда-то я думал, что рано или поздно этому научусь.

– Ты прекрасно справляешься. Мне на твоем месте тоже было бы страшно. После всего, что он с тобой сотворил.

– Неужели он тебя не пугает?

– Нет, он вызывает у меня только ярость. И… не знаю… Возможно, лучше сказать ошеломление. Просто невероятно, как земля носит подобного монстра. Он словно сказочный злой гоблин или Фредди Крюгер. Но я больше не собираюсь притворяться, что в него не верю. Он существует, он все еще на свободе, и мы должны найти способ убедить в его существовании остальных. – Коломба завела автомобиль. – Пора навестить семью Палладино. Даже не думай отсидеться в машине. Мне пригодится твое мнение.

– Даже если я нагрублю матери?

– Только попробуй, и я тебя в багажнике запру.

– Не посмеешь.

– Хочешь проверить?

Однако, как оказалось, в столь крайних мерах не было никакой необходимости. Они застали семейство Палладино за скудным ужином. Перед лицом царящей в доме скорби воинственный пыл Данте изрядно поугас. Супругов словно поразил злой недуг из тех, что медленно пожирают жертву изнутри, не убивая до конца. Насколько было известно Коломбе и Данте, отцу мальчика было сорок, а матери тридцать пять, но выглядели они почти стариками: у него были глубокие морщины, залысины и впалые щеки, а ее преждевременно поседевшие волосы спадали на лоб беспорядочными прядями. Коломба подумала, что эта женщина так и не перестала винить себя в гибели сына и отказалась от какого бы то ни было ухода за собственным телом – даже от легкого макияжа и периодических визитов к парикмахеру. Глаза мужа глубоко запали. Коломба никогда не сталкивалась с такими серийными похитителями, как Отец, однако, расследуя убийства, повидала немало подобных семей: родных жертв, родных убийц, да и самих убийц тоже. Последние, вынужденные отвечать за последствия собственных действий, начинали понимать, что разрушили две жизни: жизнь жертвы и свою собственную, которая теперь будет ограничена периметром тюремной камеры. Утрата наложила отпечаток и на домик Палладино: повсюду были развешены фотографии сына, а одну из стен гостиной целиком занимало подобие алтаря с распятиями и иконами Богоматери.

Не в состоянии вынести их горя, Данте, как всегда, постарался отстраниться и, пока Коломба беседовала с родителями мальчика, сосредоточенно анализировал каждое их движение со своего укромного местечка у большого центрального окна комнаты, в которое заглядывал серп луны. Очевидно, они нисколько не сомневались в печальной участи сына и ежедневно корили себя за то, что отпустили его одного в поездку, затеянную приходским священником, которого они считали ответственным за случившееся.

– Он был слишком стар, чтобы садиться за руль, – произнес мужчина. – Да еще на такой допотопной колымаге. Мне надо было отвезти сына на своей машине, раз уж ему так хотелось посмотреть на этот долбаный храм.

– Карло… – вполголоса пристыдила его женщина.

Муж посмотрел на нее с жалостью, к которой не примешивалось ни капли любви.

– Она до сих пор верит в Бога, – сказал он Коломбе и Данте. – В отличие от меня. А вы бы не утратили веру после всего, что произошло? Но объясните, зачем вы приехали?

Коломба выдала им слегка видоизмененную версию истории, которую она рассказала старшине. Согласно этой версии, новое расследование проводилось с целью определить, не было ли у аварии свидетелей, оставивших пострадавших в опасности. Коломба дала понять, что при выявлении каких-либо новых обстоятельств об этом сразу же сообщат Палладино. Данте она представила в качестве специалиста по подобным случаям.

– Даже если бы кто-то остановился, чтобы помочь, что бы это изменило? – спросил муж. – Мой сын умер мгновенно.

– Это заключение аутопсии? – впервые открыв рот, спросил Данте.

– Мы не дали разрешение на вскрытие, – ответила мать. – Он и без того был изувечен. Они провели аутопсию тела дона Паоло, который был за рулем. Хотели проверить, не случился ли у него приступ.

– И?.. – спросила Коломба.

– С ним все было в порядке, – пожала плечами мать.

Коломба подумала, что случай словно специально играл на руку Отцу, способствуя благополучному осуществлению его планов, в то время как не веривший в совпадения Данте видел в этом дополнительный уровень сложности, но не понимал, в чем тут дело. Как Отец ухитрился столь надежно замести следы? Как избавился от всех улик?

Поскольку лед был сломан, Коломба решилась перейти к вопросам, имеющим весьма отдаленное отношение к обстоятельствам аварии. Данте заверил ее, что супруги ничего не заподозрят, но могут разозлиться, что их вынуждают заново переживать случившееся. Однако в них, казалось, угасла и способность к гневу. Даже в богохульствах мужа не чувствовалось ни силы, ни убежденности.

– Поездку организовал церковный приход?

– Нет, – впервые ответила мать. – Это была личная инициатива дона Паоло. Сам он постоянно ездил туда молиться, ну и нас звал с собой. А как-то спросил, не отпустим ли мы с ним Руджеро. И мы согласились. С радостью согласились…

– Когда он сообщил вам о поездке? – спросил Данте.

– Какая разница? – отозвался муж.

– Боюсь, начальство станет задавать вопросы, на которые я не смогу ответить. Я не хотел бы, чтобы снова пришлось вас беспокоить, – сказал Данте.

– Он позвонил за неделю до поездки, – сообщила мать.

На этот раз Коломба и Данте подумали об одном: преступникам явно не хватило бы недели на организацию похищения, а значит, они заранее готовились воспользоваться удобным случаем. Отец следил за домом Палладино. Но как он выбрал жертву?

– Кто-то еще, помимо погибших, участвовал в организации поездки? – спросила Коломба.

– Не думаю, – сказал отец.

– Никто не связывался с вами в дни перед поездкой? Может быть, врач? Новый педиатр? – осведомился Данте.

На этот раз родители мальчика не могли не изумиться столь странному вопросу.

– Врач? С чего бы с нами стал связываться какой-то врач?

– Я имел в виду одного из лечащих врачей мальчика. Ведь у него были особые потребности, – добавил Данте, пристально глядя на мать.

Женщина опустила голову. Щеки ее горели, как от пощечины.

– А, так вы все знаете, – пробормотала она.

– Да. – Несмотря на то что она отвела взгляд, Данте не отрывал от нее глаз.

– Я сразу бросила, как только узнала, что жду ребенка, – принялась оправдываться мать.

– Этих людей не это интересует, – не сдерживая гнева, сказал муж. – К тому же бросила ты не так уж и сразу.

– Но почти. Почти! – повторяла мать, взглядом ища у гостей сочувствия.

Ее переживания оставили Данте безучастным, однако Коломба с бесконечной жалостью улыбнулась женщине.

– Расскажите нам о докторе, пожалуйста, – пытаясь сменить тему, попросила она.

– У Руджеро был педиатр. А еще он ходил в «Серебряный компас».

– Что это? – спросила Коломба.

– Это был центр поддержки для проблемных детей.

– Почему вы говорите в прошедшем времени? – спросил Данте. Его внутренние маячки предупреждающе замигали.

Как выяснилось, отделения этого центра когда-то действовали по всей Италии, однако вскоре после смерти мальчика организация закрылась из-за недостатка финансирования.

Задав еще несколько вопросов, которые ни к чему не привели, Коломба и Данте направились к выходу.

Во дворе Коломба прошептала:

– Думаешь, он нашел этого ребенка через «Серебряный компас»?

– Не исключено, что не только его. Нам нужен список пациентов, – рассеянно ответил Данте.

И дело было не только в том, что ему хотелось насладиться долгожданным свежим воздухом – в доме ему пришлось нелегко, хотя столбик его термометра и не поднимался выше отметки «опасность», – просто его голова была занята мрачными мыслями, которые он не мог отогнать. Линии, соединяющие все интересующие его события, тесно переплелись, но в то же время оставались спутанными и прерывистыми. По мере того как расследование продвигалось вперед, он вместо ответов находил лишь новые и новые вопросы, ответить на которые становилось все сложнее. Представляя себе Отца, затаившегося во мраке, как тигр перед прыжком, он ничуть не удивлялся, что полиция до сих пор не села ему на хвост. Прежде всего, никто, кроме Данте, не верил в его существование, и потом, он настолько же восхищался интеллектом своего похитителя, насколько презирал умственные способности сил правопорядка. Однако сейчас, узнав, что все эти годы Отец не переставал действовать и беспощадно убивать, он не мог не спрашивать себя, как тому удалось столь безупречно заметать следы. Ведь столько всего могло пойти не так – например, отчаявшиеся родители могли потребовать ДНК-экспертизы сына… Как же вышло, что для Отца все складывалось настолько удачно? Пусть обстоятельства и не привели к его поимке, но на него могла бы пасть хотя бы тень подозрения, которая затруднила бы его «работу». Данте, которого судьба никогда не баловала, в удачу не верил. И тем более не мог поверить, что на удачу полагается Отец. Следовательно, Отец должен был разработать сложный, изощренный план выживания, постигнуть который Данте пока был не способен. Не давала ему покоя и другая загадка: как случилось, что при первом же промахе Отца полиция обратилась именно к Данте, который был его жертвой? Совпадение было слишком маловероятным, чтобы в него поверить. Однако и в этом случае ему удалось лишь определить проблему, но найти ее решение он не мог. Не мог до тех самых пор, пока не попрощался с проводившей их до двери матерью мальчика и взгляд его не упал на нечто вроде маленького памятника, украшающего вход в дом. На мраморном пьедестале около метра в высоту стояла пара покрытых бронзой детских ботинок. Несколько кусочков пазла встали на место в его мозгу с таким громким щелчком, что Данте показалось, будто его услышала вся округа. Показав на памятник трясущейся рукой, он спросил у женщины, что это, хотя не сомневался, что ответ ему уже известен.

– После аварии, в которой погиб Руджеро, кто-то оставил возле нашего дома его ботинки. Наверное, их нашли на дороге и принесли сюда. Муж сделал из них памятник. Сначала мы хотели установить его на кладбище, но… он так и остался тут.

Данте словно охватила лихорадка. Он тяжело дышал, а его еще недавно бледные щеки залил нездоровый румянец.

– Все хорошо? – встревоженно спросила Коломба.

Неопределенно взмахнув рукой и предоставив ей интерпретировать это как угодно, он бросился вслед за матерью ребенка, которая уже прощалась и даже начала было закрывать за ними дверь.

Коломба услышала, как он говорит:

– Простите, еще кое-что…

Здоровой рукой он достал из кармана мобильник и показал женщине, а потом и ее мужу что-то на экране. Коломба понятия не имела, что он мог им показать, и не слышала их ответа, однако, когда супруги кивнули, Данте завелся еще больше.

Выйдя из дома, он преобразился. Первое решение мучившей его загадки обожгло его, как оргазм.

– Данте, в чем дело? – спросила Коломба. – Я уже вся издергалась, а мне за руль садиться. Ты же не любишь, когда я вожу в таком состоянии.

Фирменная усмешка Данте превратилась в лучезарную улыбку олимпийского чемпиона.

– С тобой когда-нибудь случалось сатори?

– Что-что?

– Просветление.

– Насчет Отца?

– Только отчасти. Я понял, почему мы с тобой занимаемся этим делом. Не знаю, куда это нас приведет, но часть паутины я с мозга стряхнул. – Он взглянул на Коломбу, и его улыбка погасла. – Только вот, боюсь, то, что я понял, тебе не понравится.

– Да мне ничего в этой истории не нравится. Ну так что?

– Ровере, – сказал Данте. – Я знаю, что́ он скрывает.

21

«Чем ты готов пожертвовать?» Ровере весь день не мог выбросить из памяти слова этой песни. Они застряли у него в голове еще утром, когда мелодия заиграла на стоящем на ночном столике старомодном радиобудильнике, который он ни за что не согласился бы сменить на новый. Прежде чем заработать, будильник издавал нарастающее жужжание, словно старый ламповый телевизор. Обычно Ровере выключал его прежде, чем тот успевал зазвонить, но на этот раз позволил будильнику надрываться. Он был слишком изнурен, чтобы пошевелиться. Голос певца его почти удивил. Он казался, а может, и был совсем молодым. Елена бы его узнала, она старалась быть в курсе всего, что нравится молодежи. Будучи преподавательницей лицея, она считала, что, для того чтобы понимать учеников, должна свободно ориентироваться в их мире. Все они пришли на ее похороны, и, хотя они казались грустными, как будто потеряли родственницу, он, к собственному удивлению, спрашивал себя, не притворяются ли они, чтобы потом было что рассказать друзьям или чтобы удачно получиться на сделанных на телефон фотографиях.

«Чем ты готов пожертвовать?» Ровере не знал, кто исполнял песню, и забыл остальные слова, но ответ на этот вопрос был ему известен.

Всем. Вот его ответ. Он готов пожертвовать всем, чтобы положить конец собственной одержимости.

Служебный автомобиль высадил его возле дома, и Ровере, рассеянно помахав водителю, направился к двери.

Несмотря на то что его родители были ярыми католиками, самого Ровере никогда не покидали сомнения – те же вечные сомнения и жажда истины немало поспособствовали его полицейской карьере. Но разве может рациональная мысль объять непостижимое, познать трансцендентное? К безусловной вере Ровере оказался не способен, но в то же время был слишком привязан к традициям, чтобы решительно отвергнуть идею Бога. На протяжении всей жизни он продолжал колебаться. Он не посещал мессу, но не считал себя атеистом и тем более агностиком. Господь, вероятно, существует, но Он столь далек от мира и людей, что между верой и безверием нет никакой разницы. Однако, когда заболела Елена, он снова начал молиться самозабвенно, как в глубоком детстве. Он не готов был отказаться даже от малейшего шанса в надежде на чудо. Со свойственным ему упорством и методичностью, Ровере без устали читал молитвы-прошения и ходатайственные молитвы. Даже после смерти Елены молитвы даровали утешение в мучительные часы, когда одиночество свинцовой плитой ложилось ему на плечи.

В последнюю неделю он снова перестал молиться и знал, что на сей раз это навсегда. Если когда-то на него и были обращены очи Господни, то теперь Всевышний, конечно, отвернул от него свой взор, разгневавшись на его глупость и заблуждения. Ровере жил лишь надеждой, что ему удастся хотя бы частично все исправить. Но чтобы искупить вину, он должен еще глубже опуститься в пропасть.

Он непрестанно задавался единственным вопросом: «Какова кара за предательство, за ложь, за обман?»

Ответ был неизменным: он должен отказаться от всего. В конце концов он за все заплатит. Но Ровере ни о чем не жалел, пусть даже извлеченные им фрагменты истины лишь приумножили груз на его сердце.

Остановившись на пороге, он закурил сигарету. Проникающий сквозь матовые стекла с цветочным узором свет отбрасывал на фасад соседнего здания его темную тень. Ровере изумленно затаил дыхание. Он вдруг показался себе бесплотным, бестелесным. Он принимал пищу только для того, чтобы не валиться с ног, и тщетно пытался разобраться с текущими делами. Эту войну он проигрывал. Он превратился в лицедея, который играет самого себя, пытаясь заполнить оставшееся от него же пустое место.

«Чем ты готов пожертвовать?»

Поначалу сомнение было ничтожно мало. Он мог удерживать его на задворках разума, полного боли за Елену. Сомнение прокрадывалось в затаенные уголки сознания и тихонько шевелилось у него внутри, но он мог не придавать ему значения – или хотя бы притвориться, что не придает. Но стоило боли утраты самую малость притупиться, как червь сделался сильнее, начал обвивать и глодать его нутро. Когда он стал его неразлучным спутником? Должно быть, после того, как он навестил Коломбу в парижской больнице и увидел печать смерти на ее лице. Тогда он впервые почувствовал, что, возможно, у его сомнений есть основания и что ему не обрести душевного спокойствия, пока он не выяснит правду. И что же он нашел за дымом и зеркалами, за ширмами и игрой вееров? Только поглотившую его пропасть.

«Чем ты готов пожертвовать?»

«Разве мне есть что терять? Я обнажен до костей».

В последний раз затянувшись, он открыл дверь. Протянувшиеся из тьмы руки тотчас же схватили его и бросили об стену. Ровере не привык к насилию. Карьера штабного начальника всегда уберегала его от уличных беспорядков, опасных арестов, пинков и кулаков. Но он все-таки сделал слабую попытку попасть локтем в лицо находившемуся сзади нападающему. Мысленно он проклинал собственную глупость. Он должен был знать, что однажды это случится, что рано или поздно чудовище, скрывающееся под именем Отца, поймет, насколько он опасен. Нападающий болезненной хваткой схватил его за локоть и снова с силой ударил о бетон.

– Стоять, мать вашу! – произнес женский голос.

Ровере немедленно перестал сопротивляться.

– Коломба! – воскликнул он.

Это действительно была она. Коломба была разъярена и измотана. Всю дорогу из Фано она вжимала педаль газа в пол вопреки жалобам Данте, который кричал, пока не выбился из сил. Его даже несколько раз стошнило в окно. С каждым километром этой кошмарной поездки ее гнев только нарастал, пока не превратился в жажду крови. Никогда еще ее так не использовали, не предавали.

– Еще раз повысите голос – и я вам зубы выбью! Руки к стене! – прорычала она.

– Коломба, я не понимаю, что происходит, – уже спокойнее произнес Ровере.

Коломба ударила шефа под левое колено, чтобы заставить его раздвинуть ноги.

– К стене! Не двигайтесь. – Она начала его обыскивать.

– Ты же знаешь, я не вооружен.

– Я думала, что многое знаю.

Краем глаза Ровере увидел, как в дом заходит Данте. Он казался еще бледнее обычного, но, возможно, дело было в падающем с лестничной площадки свете. Данте остался стоять в дверях, как будто в доме таилась какая-то неведомая опасность.

– Господин Торре, может, хотя бы вы изволите объяснить мне…

Коломба словно с цепи сорвалась. Схватив Ровере за ворот плаща, она начала яростно его трясти, раз за разом ударяя грудью об стену.

– Хватит! Хватит лжи и отговорок! Скажите наконец правду, черт вас возьми!

– Вы знали об Отце. Знали с самого начала, – сказал Данте.

Ровере вздохнул. Он одновременно гордился Коломбой, которой покровительствовал, и был напуган ее реакцией.

– Нет, я не знал!

– Черт, я сказала – хватит! – закричала Коломба.

– Я говорю правду. Я всего лишь… – он запнулся, – боялся. Подозревал. Считал, что попросту сошел с ума, раз мне приходят подобные мысли.

– И решили использовать нас, чтобы развеять сомнения, – сказала Коломба. Она из последних сил старалась держать себя в руках, но чувствовала, что вот-вот взорвется.

– Как вы поняли? – спросил Ровере.

– Я пытался разобраться, – сказал Данте. – Разобраться в том, как вышло, что я стал заниматься расследованием. И если это не было чистым совпадением, значит вы вовлекли меня в дело с помощью КоКи и намеренно умолчали о многом из того, что вам было известно. – Данте помолчал. У него было немало причин, чтобы чувствовать себя полным идиотом. – Но я не понимал, как такое возможно. Вы вызвали КоКу сразу после обнаружения трупа в Пратони. Как вы могли так быстро обо всем догадаться? Неужели вы были сообщником Отца? Будь это так, все сошло бы шито-крыто. Вы знали жертву? Исключено. Вы не узнали бы в похищении почерк Отца, если бы не были единственным, кто осведомлен о некой детали, которая для остальных не имела ни малейшего значения. А потом я понял: ботинки. Отец оставляет ботинки своих жертв на виду. Это послание. Я прав?