Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"
Автор книги: Си Джей Уотсон
Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
Жанры:
Крутой детектив
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 249 (всего у книги 311 страниц)
Суббота, 19 июля 2014 года
7 дней до открытия фестиваля
Банковские документы, обнаруженные в сейфе Гордона, были подлинными. Счет, на который переводились коррупционные деньги, был открыт Гордоном и Брауном. Вместе. Браун собственноручно подписал договор.
На рассвете мы, соблюдая все меры секретности, позвонили в дверь Алана и Шарлотты Браун и доставили обоих на допрос в окружное отделение полиции штата. Шарлотта не могла не знать, что Алан не избежал эпидемии коррупции, разъедавшей Орфеа в 1994 году.
Несмотря на все наши старания увезти Браунов незаметно, какая-то соседка, глазевшая с утра пораньше в окно своей кухни, увидела, как их сажают в две машины полиции штата. Информация разлетелась по окрестным домам с возрастающей по экспоненте скоростью электронных сообщений. Особо недоверчивые даже звонили в дверь к Браунам; среди них был и Майкл Берд, желавший проверить достоверность слухов. Вскоре ударная волна докатилась до всех местных изданий: мэр Орфеа и его жена, скорее всего, задержаны полицией. Заместитель мэра Питер Фрогг заперся у себя дома и не отвечал на лавину телефонных звонков. Гулливер охотно отвечал всем, но сам ничего не знал. Постепенно назревал скандал.
Когда Кирк Харви незадолго до начала репетиций по явился в Большом театре, его встретила целая толпа нетерпеливых журналистов. Все ждали его.
– Кирк Харви, существует ли связь между вашей пьесой и арестом Шарлотты Браун?
Харви на минуту задумался, потом ответил:
– Приходите смотреть пьесу. В ней все сказано.
Журналисты пришли в еще большее возбуждение, и довольный Харви улыбнулся. О “Черной ночи” заговорили все.
* * *
В окружном отделении полиции штата мы допрашивали Алана и Шарлотту в разных комнатах. Первой раскололась Шарлотта: Анна показала ей банковские выписки, найденные в сейфе Гордона. При виде документов Шарлотта побледнела.
– Чтобы Алан брал взятки? – возмутилась она. – Он бы никогда в жизни не сделал ничего подобного! Человека честнее я не знаю!
– Доказательства налицо, Шарлотта, – произнесла Анна. – Узнаёшь его подпись?
– Да, не спорю, подпись действительно его, но есть какое-то другое объяснение. Ни секунды не сомневаюсь. Что он говорит?
– Пока все отрицает, – ответила Анна. – Если он нам не поможет, мы тоже ничем не сможем ему помочь. Он будет передан прокурору и заключен под стражу.
Шарлотта разрыдалась:
– О, Анна, клянусь, я ничего про все это не знаю!..
– Шарлотта, ты нам в прошлый раз все рассказала? – спросила Анна, сочувственно накрыв ее руку своей.
– Одну деталь я опустила, Анна, – призналась Шарлотта, с трудом переводя дыхание. – Алан знал, что Гордоны готовятся сбежать.
– Знал? – удивилась Анна.
– Да, он знал, что в ночь открытия фестиваля они тайком уедут из города.
* * *
Орфеа, 30 июля 1994 года, 11.30
За восемь часов до убийства
На сцене Большого театра Базз Ленард давал последние указания окружившим его актерам. Ему хотелось довести до блеска несколько эпизодов. Шарлотта, пользуясь тем, что не была занята в одной из сцен, побежала в туалет. В фойе она столкнулась с Аланом и, сияя, бросилась к нему в объятия. Он увлек ее подальше от посторонних глаз, и они страстно поцеловались.
– Ты пришел посмотреть на меня? – лукаво спросила она.
Ее глаза так и сияли. Но его, казалось, что-то беспокоило.
– Все идет хорошо? – спросил он.
– Просто отлично, Алан.
– От этого полоумного Харви никаких вестей?
– От него как раз есть новость, и скорее хорошая: он сказал, что готов оставить меня в покое. Не грозить больше самоубийством и не устраивать сцен. Отныне он станет держаться корректно. А хочет он только одного: чтобы я помогла вернуть текст его пьесы.
– Это еще что за шантаж? – возмутился Алан.
– Нет, Ал, я сама хочу ему помочь. Он столько трудился над своей пьесой. Вроде бы сохранился только один ее экземпляр, и он у Гордона. Ты можешь его попросить ее вернуть? Или пусть отдаст тебе, а мы передадим Кирку?
Алан немедленно встал на дыбы:
– Шарлотта, забудь про эту историю с пьесой.
– Почему?
– Потому что я тебя об этом прошу. Пусть Харви катится ко всем чертям.
– Алан, почему ты так противишься? Я тебя не узнаю. Согласна, Харви странный. Но ведь может он получить обратно свой текст? Знаешь, сколько труда в него вложено?
– Послушай, Шарлотта, я уважаю Харви как копа и как режиссера, но забудь про его пьесу. Забудь про Гордона.
– Алан, ну окажи мне эту услугу, – не отступалась она. – Ты не знаешь, что такое все время видеть Кирка, который грозит разнести себе башку.
– Так пусть разнесет наконец! – Терпение у Брауна явно лопнуло.
– Не знала, что ты такой мудак, Алан, – обиделась Шарлотта. – Я в тебе ошиблась.
Она повернулась и направилась в зал. Он схватил ее за руку:
– Подожди, Шарлотта. Прости, мне правда очень жаль. Я бы с удовольствием помог Кирку, но это невозможно.
– Да почему?
Поколебавшись, Алан признался:
– Потому что Гордон вот-вот покинет Орфеа. Навсегда.
– Что? Сегодня вечером?
– Да, Шарлотта. Семья Гордонов собирается исчезнуть.
* * *
– Что заставило Гордонов уехать? – спросила Шарлотту Анна спустя двадцать лет после этой сцены.
– Не знаю, – ответила та. – Да я и не хотела знать. Мэр всегда казался мне странным типом. Я хотела только одного – забрать текст пьесы и вернуть его Харви. Но за весь день мне так и не удалось отлучиться из театра. Базз Ленард непременно хотел прогнать отдельные сцены, потом устроил последнюю читку, потом беседовал с каждым из нас по отдельности. Он очень нервничал, что не удастся передать смысл пьесы. Только под самый конец дня у меня выдалась свободная минутка, чтобы съездить к мэру, и я бросилась к нему домой. Даже не зная, в городе они или уже уехали. Я только знала, что это последняя возможность забрать текст.
– А потом? – спросила Анна.
– Когда я узнала, что Гордонов убили, я хотела все рассказать полиции, но Алан меня отговорил. Сказал, что у него могут быть большие неприятности. И у меня тоже, потому что я была возле их дома за мгновение до убийства. Когда я сказала Алану, что меня видела женщина, занимавшаяся гимнастикой в парке, он пришел в ужас: “Она тоже убита. Все, кто что-то видел, убиты. По-моему, тебе лучше никому ничего не говорить”.
Потом Анна пошла в соседнюю комнату к Алану. Она не стала рассказывать про свой разговор с Шарлоттой и сказала только:
– Алан, вы знали, что мэр не придет на церемонию открытия. Ваша якобы импровизированная речь была напечатана на машинке.
Он понурился:
– Уверяю тебя, к смерти семейства Гордонов я отношения не имею.
Анна выложила на стол банковские документы.
– Алан, в 1992 году вы с Джозефом Гордоном открыли совместный счет, на который за два года было переведено больше полумиллиона долларов. Это были откаты за проведение работ по реконструкции публичных зданий в Орфеа.
– Где вы это нашли? – спросил Алан.
– В сейфе, принадлежащем Джозефу Гордону.
– Анна, клянусь, я не замешан в коррупции.
– Тогда объясните вот это все, Алан! Потому что пока вы все отрицаете, и это свидетельствует против вас.
Отбросив последние колебания, Браун наконец заговорил:
– В начале 1994 года я обнаружил, что Гордон берет взятки.
– Как обнаружили?
– Мне поступил анонимный звонок. Дело было в конце февраля. Говорила женщина. Она посоветовала мне изучить бухгалтерию фирм, привлеченных мэрией к строительным работам, и сравнить их внутренние ведомости с теми, что поступали в мэрию. Между ними была весьма существенная разница. Все фирмы систематически завышали стоимость работ; кто-то в мэрии прибирал разницу к себе в карман. Кто-то, от кого зависело окончательное решение при распределении контрактов, то есть либо Гордон, либо я. И я знал, что это не я.
– И как вы поступили?
– Я немедленно отправился к Гордону и потребовал объяснений. Признаюсь, тогда я еще сомневался. Но вот к чему я совсем не был готов, это к тому, что он перейдет в контр атаку.
* * *
Орфеа, 25 февраля 1994 года
Кабинет мэра
Гордон быстро просмотрел документы, которые принес Алан Браун. Тот сидел напротив и, смущенный отсутствием реакции Гордона, спросил:
– Джозеф, успокойте меня. Вы же не замешаны в коррупционном скандале? Вы не требовали денег в обмен на контракты?
Гордон выдвинул ящик стола и, вытащив оттуда какие-то бумаги, протянул их Алану.
– Алан, мы с вами два мелкотравчатых негодяя, – произнес он с сожалением в голосе.
– Это что такое? – спросил Алан, листая документы. – И почему на этой выписке значится мое имя?
– Потому что счет мы открывали вместе, два года назад. Помните?
– Мы открывали счет для мэрии, Джозеф! Вы говорили, что это облегчит ведение отчетности, особенно в части отчетов об издержках. Но здесь я вижу личный счет, никак не связанный с мэрией.
– Надо было читать внимательно, прежде чем подписывать.
– Но, Джозеф, я вам доверял! Вы меня подставили? О боже… Я вам даже паспорт свой давал, чтобы заверить подпись в банке…
– Да, и я вам благодарен за сотрудничество. Это означает, что, если упаду я, упадете и вы, Алан. Эти деньги принадлежат нам обоим. Не пытайтесь изображать из себя правосудие, не пытайтесь сообщить в полицию и не суйте свой нос в этот счет. Все делалось от имени нас обоих. Так что, если вы не намерены делить со мной камеру в федеральной тюрьме по обвинению в коррупции, вам лучше забыть про эту историю.
– Но рано или поздно все раскроется, Джозеф! Хотя бы потому, что все городские предприниматели знают, что вы берете взятки!
– Кончайте стенать как чайка, Браун. Все фирмачи замазаны точно так же, как вы. Они ничего не скажут, потому что тоже виновны. Можете быть спокойны. И потом, это продолжается не первый день, и все довольны: фирмы обеспечены работой, они не будут ставить на кон свое благополучие только ради того, чтобы поиграть в рыцарей без страха и упрека.
– Джозеф, вы не понимаете. Кто-то в курсе ваших махинаций и готов заговорить. Я получил анонимный звонок. Благодаря ему я все и обнаружил.
В глазах Гордона первый раз мелькнула паника.
– Что? Кто?
– Не знаю, Джозеф. Я же сказал, звонок был анонимный.
* * *
В комнате для допросов Алан молча смотрел на Анну.
– Я был замазан с ног до головы, Анна, – произнес он. – Я знал, что не смогу доказать свою непричастность к общей коррупции. Счет был открыт на мое имя. Гордон был сущий дьявол, он все предусмотрел. Иногда он казался вялым, рохлей, но на самом деле всегда знал, что делает. Я был в его власти.
– Что произошло потом?
– Из-за этой истории с анонимным звонком Гордон начал нервничать. Он был уверен, что все будут держать язык за зубами, и не предвидел такого поворота. Из этого я сделал вывод, что все прогнило еще сильнее, чем я предполагал, и он рискует очень многим. Следующие месяцы были очень трудными. Наши отношения стали токсичными, но приходилось сохранять лицо. Не тот человек был Гордон, чтобы сидеть сложа руки, и я подозревал, что он ищет выход из положения. И действительно, однажды вечером, в апреле, он назначил мне встречу на парковке у причала. Сказал, что скоро уедет из города. “Куда, Джозеф?” – спросил я. “Не важно”. – “Но когда?” – “Как только разберусь с этим бардаком”. Прошло еще два месяца, мне они показались вечностью. В конце июня 1994 года он снова вызвал меня на парковку и сказал, что уедет в конце лета. “После фестиваля я объявлю, что не буду выдвигаться на выборах в сентябре. И сразу же уйду в отставку”. – “Почему бы вам не уехать раньше? Зачем ждать еще два месяца?” – “С марта я постепенно снимаю деньги со счета. Перевожу понемногу, чтобы не вызывать подозрений. В таком ритме к концу лета счет будет пуст. Идеальный тайминг. Тогда мы с вами закроем счет. Его больше не будет. И никто никогда вас не побеспокоит. Город станет вашим. Вы же всегда этого хотели, разве нет?” – “А до тех пор? Ведь это дело может вскрыться и утопить нас в любой момент. Даже если вы закроете счет, все равно где-то следы транзакций сохранятся. Нельзя взять и все стереть, как губкой, Джозеф!” – “Не надо истерик, Алан. Я обо всем позаботился. Как всегда”.
– Гордон сказал: “Я обо всем позаботился”? – переспросила Анна.
– Да, это его подлинные слова. Никогда не забуду, с каким лицом он их произнес, – ледяным, жутким. Надо же, я столько времени провел рядом с ним и так и не понял, что Джозеф Гордон не из тех, кто позволит встать у него на пути.
Анна, записывая, кивнула. Потом подняла глаза на Брауна и спросила:
– Но если Гордон собирался уезжать после фестиваля, почему он изменил свои планы и решил сбежать в вечер открытия?
Алан поморщился.
– Это вам Шарлотта сказала, да? Кроме нее, некому, об этом знала только она. Чем меньше времени оставалось до фестиваля, тем труднее мне было выносить, что Гордон, никак не участвовавший ни в его создании, ни в организации, присваивает себе все заслуги. Все, что он совершил, это опять набил себе карманы, раздавая разрешения на установку передвижных киосков на Мейн-стрит. Меня это достало. Он настолько потерял стыд, что заказал брошюрку во славу себя. Все его поздравляли, что ж за наглость такая! Накануне фестиваля я пошел к нему в кабинет и потребовал, чтобы к завтрашнему утру его здесь не было. Я не хотел, чтобы он пожинал все лавры от этого мероприятия, произносил речь на открытии. Он рассчитывал уехать из Орфеа спокойно, осыпанный почестями, оставив по себе нетленную память как о крупном политике. Но ведь все сделал я! Для меня это было неприемлемо. Я хотел, чтобы Гордон сбежал, как побитая собака, чтобы он жалким образом дезертировал. В общем, я потребовал, чтобы в ночь на 29 июля он исчез. Но он отказался. Утром 30 июля 1994 года я обнаружил, что он специально, чтобы меня позлить, расхаживает по Мейн-стрит и делает вид, будто проверяет, все ли в порядке. Я сказал, что немедленно поеду к нему и все расскажу его жене. Вскочил в машину и понесся на Пенфилд-кресент. В ту самую минуту, когда его жена Лесли, приветливо улыбаясь, открывала мне дверь, я услышал, что вслед за мной на полной скорости примчался Гордон. Лесли была уже в курсе. Сидя у них на кухне, я сказал: “Если вы до вечера не уедете из Орфеа, я всем расскажу, прямо со сцены Большого театра, что Джозеф Гордон – коррупционер. Все вывалю, ничего не утаю! За себя я не боюсь. Сегодня ваш последний шанс скрыться”. Джозеф и Лесли поняли, что я не блефую. Я действительно готов был сорваться. Они обещали, что самое позднее вечером исчезнут из города. Выйдя от них, я отправился в Большой театр. Время шло к обеду. Я встретил Шарлотту, которая вбила себе в голову, что должна забрать у Гордона один документ, эту долбаную пьесу, которую написал Харви. Она так упрямилась, что мне пришлось ей рассказать, что в ближайшие часы Гордон скроется из города.
– Значит, только вы с Шарлоттой знали, что Гордоны в тот же день уедут? – спросила Анна.
– Да, только мы двое. В этом я уверен. Зная Гордона, вряд ли можно предположить, что он кому-то что-то сказал. Он терпеть не мог неожиданностей, привык все держать под контролем. Потому-то я никак не могу понять, кто мог убить его прямо дома. Кто мог знать, что он там? Официально ему положено было в это время быть в Большом театре вместе со мной, пожимать гостям руки. В программе так и было написано: “19.00–19.30: официальный прием в фойе Большого театра с участием мэра Джозефа Гордона”.
– А что сталось с банковским счетом? – спросила Анна.
– Так и остался открытым. В налоговую о нем не заявляли, и его словно бы не существовало. Я к нему не притрагивался, мне казалось, что это лучший способ похоронить всю эту историю. Там наверняка еще оставалось немало денег.
– А пресловутый анонимный звонок? Вы в конце концов выяснили, кто звонил?
– Нет, Анна, так и не выяснил.
* * *
В тот вечер Анна пригласила нас с Дереком к себе домой на ужин.
Мы оросили трапезу несколькими бутылками отличного бордо, и, когда после кофе попивали ликер в гостиной, Анна предложила:
– Если хотите, можете переночевать здесь. В гостевой комнате довольно удобная кровать. Новая зубная щетка каждому из вас найдется, а футболку себе подберете какую угодно: у меня от бывшего мужа осталась целая куча, я их зачем-то храню.
– Прекрасная мысль, – решил Дерек. – Расскажем друг другу про нашу жизнь. Анна про своего бывшего, я про свои административные кошмары, а Джесси – про свой проект ресторана.
– Ты собираешься открывать ресторан, Джесси? – спросила Анна.
– Не слушай его, Анна, он, бедняжка, просто перепил.
Дерек заметил на журнальном столике текст “Черной ночи”, Анна взяла ее домой почитать.
– Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь? – сказал он, беря в руки пьесу.
Все сразу посерьезнели.
– Не понимаю, почему эта пьеса представляла для Гордона такую ценность, – сказала Анна.
– Настолько, чтобы хранить ее в банковском сейфе, – подхватил Дерек.
– Вместе с банковскими документами, обличающими Брауна, – добавил я. – Может, он хранил эту пьесу как гарантию защиты от кого-то?
– Думаешь, от Кирка Харви? – спросила Анна.
– Не знаю, – ответил я. – В любом случае сам по себе текст пьесы особого интереса не представляет. И Браун утверждает, что Гордон при нем никогда ее не упоминал.
– Можно ли верить Алану Брауну? – усомнился Дерек. – Учитывая, сколько всего он от нас скрыл…
– Ему вроде незачем врать, – заметил я. – К тому же мы с самого начала знали, что в момент убийства он находился в фойе Большого театра, приветствовал десятки гостей.
Мы с Дереком оба прочли пьесу Харви, но, видимо, слишком устали и так и не поняли, что такого в ней нашла Анна.
– А может, это как-то связано с подчеркнутыми словами? – предположила она.
– Подчеркнутыми словами? – удивился я. – Ты о чем?
– В тексте десяток слов подчеркнуты карандашом.
– Я думал, это пометки Харви, – сказал Дерек. – Может, он какие-то поправки хотел внести.
– Нет, по-моему, тут что-то другое, – ответила Анна.
Мы сгрудились у стола. Дерек взял текст, а Анна записывала слова, которые он произносил. У нас получилась какая-то тарабарщина:
Дороге желаю еще ревет его мелочи авеню йогурта яблочный фыркнула он летнего давай.
– И что это может значить? – в недоумении спросил я.
– Может, код какой-то? – предположил Дерек.
Анна склонилась над листком.
Ей явно пришла в голову какая-то мысль. И она переписала фразу так:
Дороге Желаю Еще Ревет Его Мелочи Авеню Йогурта Яблочный
Фыркнула Он Летнего Давай.
ДЖЕРЕМАЙЯ ФОЛД
Середина сентября 1994 года. С момента убийства прошло полтора месяца.
Если сведения спецагента Грейса из АТО подтвердятся, то мы, считай, обнаружили источник происхождения оружия, из которого было совершено убийство: бар в Риджспорте, где можно было из-под прилавка обзавестись армейской “береттой” со сбитым серийным номером.
По просьбе АТО мы с Джесси в качестве жеста доброй воли немедленно сняли наружное наблюдение в Риджспорте. Теперь нам оставалось только ждать, чтобы АТО решило наконец произвести обыск, и мы занимались другими делами. Наше терпение и дипломатичность принесли плоды: однажды под вечер, в середине сентября, спецагент Грейс позвал нас принять участие в гигантской облаве, которую они собирались устроить в баре. В ходе облавы было изъято оружие и военное снаряжение, в том числе “беретты” последней модели из украденной партии. Кроме того, они задержали капрала-пехотинца, который откликался на имя Зигги и бестолковость которого заставляла предполагать, что он скорее пешка, чем мозговой центр торговли оружием.
В этом деле у каждого был свой интерес: АТО вместе с военной полицией, включившейся в дело, считали, что Зигги не мог добывать оружие в одиночку. А нам надо было выяснить, кому он продавал свои “беретты”. В итоге мы пришли к взаимовыгодному соглашению: АТО даст нам допросить Зигги, а мы заставим капрала пойти на сделку со следствием – в обмен на сокращение срока он выдаст АТО имена сообщников. Все остались довольны.
Мы выложили перед Зигги стопку фотографий, среди которых было фото Теда Тенненбаума.
– Зигги, у нас к тебе большая просьба, окажи нам помощь, – сказал Джесси.
– Да я и в лицо-то никого не запомнил, правда.
Тогда Джесси шлепнул перед Зигги фото электрического стула и спокойно сказал:
– Если не будешь говорить, тебя ждет вот это.
– За что?! – задохнулся Зигги.
– Из одного из твоих пистолетов были убиты четыре человека. В их убийстве обвинят тебя.
– Но я же не виноват! – взвыл Зигги.
– Это ты судье будешь рассказывать, Зигушечка моя. Если только память к тебе не вернется, – объяснил Джесси.
– Покажите фотки еще раз, – взмолился капрал. – Я не разглядел.
– Может, хочешь сесть поближе к окну, где светлее? – предложил Джесси.
– Да, мне просто темно было, – закивал Зигги.
– О, конечно, главное – это правильное освещение.
Капрал подвинулся к окну и стал внимательно рассматривать каждое фото.
– Вот этому я ствол продал, – уверенно сказал он.
И протянул нам снимок Теда Тенненбаума.
– Точно помнишь? – спросил я.
– На все сто.
– И когда ты продал ему ствол?
– В феврале. Я его и раньше в баре видел, только давно, несколько лет назад. Он хотел ствол. Наличность была при нем. Я ему продал “беретту” и патроны. Больше я его не видел.
Мы с Джесси торжествующе переглянулись: наконец-то Тед Тенненбаум попался.
