Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 308 (всего у книги 311 страниц)

«Ты прав, но полиция не видит разницы», – успокоил я его.

– Хорошо, я ведь просто для порядка спрашиваю, заметил ли ты что-то необычное в предпоследнюю ночь, – сказал Петер, и по его тону было понятно, что он хотел бы закрыть эту тему.

– Не считая того, что той ночью царило чудесное спокойствие? Нет, не считая этого, я ничего не заметил.

Я чувствовал себя хорошо! Эта была первая идея моего внутреннего ребенка, которая сработала целиком и полностью. Не существовало никакой связи между мной и семьей Хольгерсон. Я не оставил никаких следов, потому что был вообще непричастен к этому делу. И план моего внутреннего ребенка, в своей столь же избыточной, сколь и наивной непредсказуемости, настолько был чужд какой бы то ни было логике, что Петер и не мог сделать никаких логических выводов.

План моего внутреннего ребенка удался.

Мобильники обоих Хольгерсонов мы вчера вечером без проблем разблокировали сканированием отпечатков пальцев. У одного из этих парней на мобильнике даже имелось приложение «CN-Mobility». Первым делом надо было забронировать один электросамокат для двоих. Вторым – загрузить их вместе с самокатом на платформу пикапа. Благодаря бахвальству Курта я знал, что с раннего утра, примерно с четырех часов, по территории его компании будут курсировать многочисленные автофургоны. И вот люди Вальтера ездили на своем пикапе взад-вперед в том районе, а потом остановились перед одним из фургонов Курта. Кто-то из сотрудников охранной фирмы стоял на обочине и по знаку отвлек внимание водителя фургона вспышкой бенгальского огня. Ребята на пикапе открыли двери и выпустили на свободу двух мертвых Хольгерсонов на самокате. Где потом их трагическим образом переехал фургон Курта. В конечном итоге весь план был маленьким приветом моего внутреннего ребенка Курту с его напыщенной спесью. Должен же кто-то расхлебывать дело с мертвыми Хольгерсонами. Пусть это будет Курт. А не мы.

– А как водитель? – спросил я, ведь о злосчастном водителе речь еще вообще не заходила.

– Какой водитель?

– Ну, парень, который переехал Хольгерсонов. С ним все в порядке?

– Ах, этот. Студент. Ну, он вздохнул с облегчением, когда мы сообщили ему, что те, кого он переехал, уже были мертвы.

– Он ехал в частном порядке?

– Нет. Тут тоже такое совпадение… По ночам он водит этот фургон, чтобы развозить по городу как раз такие электросамокаты, один из которых арендовали обе жертвы. Фирма называется «CN-Mobile» или что-то вроде того.

Нет, не совпадение. Я гордился моим внутренним ребенком.

– Знаю. Самый крупный прокатчик электросамокатов в городе, верно?

– Во всяком случае, шеф этой фирмы кажется самым крупным болваном в городе. Живет он в том же доме, где расположена его компания. Так что мы смогли сразу же информировать его о ДТП. Похоже, его абсолютно не взволновало, что его сотрудник только что переехал двух человек. Только узнав, что у одного трупа отсутствует ухо, он заинтересовался и стал задавать вопросы.

– И о чем же?

– Какое ухо отсутствует. Как будто это имеет какое-то отношение к ДТП.

Черт! Может, план моего внутреннего ребенка сработал не так оптимально, как задумывалось. Я решил поднажать:

– Но вы же удовлетворили его любопытство?

– Да, это было правое ухо.

В случае если шантажистом был Курт, он теперь знал, что в деле фигурирует правое ухо. То есть ухо именно того сорта, что мы сфотографировали. Значит, чтобы заподозрить, что мы предоставили ухо не Бориса, а Хольгерсона, Курт должен был, во-первых, действительно быть шантажистом, а во-вторых, установить, что существует связь между этими двумя Хольгерсонами и мной.

– У этого типа, кстати, крестник ходит в наш детский сад, – добавил Петер.

– С чего ты взял?

– Он упомянул об этом, когда я рассказал, что обоих покойников последний раз видели двадцать четыре часа назад в парке напротив детского сада.

Вот, пожалуйста – теперь Курт узнал о связи между этими Хольгерсонами и мной. Как прекрасно, что полиция становится разговорчивой именно тогда, когда для этого вообще нет оснований.

– А он еще что-нибудь сказал?

– Нет, он заметил, что если у нас есть к нему еще какие-то вопросы, то он сообщит нам номер своего адвоката. С которым он собирается сегодня поговорить на эту тему.

Это может привести к проблемам. Но не должно. В данный момент все было в порядке. Шантажист получил чье-то ухо. Трупы Хольгерсонов были утилизированы. Петеру не за что было зацепиться, чтобы связать меня со всем этим, а Курт имел небольшие неприятности из-за ДТП. Рассуждения о том, был ли Курт шантажистом, связал ли он ухо Хольгерсонов с Борисом и могут ли из-за этого возникнуть неприятности у меня, были бы чистой спекуляцией. Так что, осознанно живя в моменте, я решил пока не беспокоиться из-за визита Петера.

По крайней мере, следующие пятьдесят семь секунд. Поскольку потом Петер заговорил о настоящей причине своего прихода.

36. Прошлое

Если вы последовательно живете настоящим моментом, вам не нужно бояться, что прошлое настигнет вас. Вы живете только в одном времени – в настоящем. И в нем есть лишь один мимолетный миг – настоящий момент. Ни в один момент нет нужды скорбеть о том, что вы не можете изменить прошлое. Но в каждый момент ничто не мешает вам радоваться тому, что вы можете формировать свое настоящее.

Йошка Брайтнер. Замедление на полосе обгона – курс осознанности для руководителей

Чашка Петера была пуста. Моя тоже.

– Хочешь еще кофе?

– Нет, спасибо, я уже должен идти.

– Но ведь на самом деле ты хотел поговорить со мной не о парнях из парка, а о чем-то другом, верно?

– Да, чистая формальность. Коллеги из Альгоя в рамках служебной помощи обратились к нам, чтобы мы допросили тебя как свидетеля по одному делу. Несчастный случай со смертельным исходом.

Ледяной холод вдруг сковал мою поясницу и охватил все тело. Это мог быть только смертельный несчастный случай с Нильсом. Как, во имя неба, полиция так быстро вышла на меня? И почему?

Благодаря работе с моим внутренним ребенком мне только недавно удалось снизить до приемлемого уровня чувство вины из-за того несчастного случая. Я не хотел, чтобы теперь оно вновь возросло.

Я инстинктивно сделал то, что уже десять лет советовал каждому клиенту-уголовнику: ничего. Просто ждал. И безмолвствовал.

«Скажи ему, каким засранцем был тот официант! Он надавил на мой синяк!» – закричал мой внутренний ребенок.

Я сунул руку в карман и успокаивающе погладил птичку-повторюшку. Осознанно сконцентрировался на осязательных ощущениях. Я прочувствовал отдельные волокна ее перьев, гладкую поверхность глаз, маленький острый пластмассовый клювик. Это и меня тоже немного успокоило.

Поняв, что сам я ничего не скажу, Петер продолжил:

– Ты был в прошлом месяце в Альгое или нет?

Я поставил пустую чашку на стол и очень пристально посмотрел на Петера:

– Петер. Мы вместе учились на юридическом. Мы оба прослушали один и тот же курс уголовного права. Мы оба вот уже более десяти лет трудимся на одном и том же поприще, пусть и по разные его стороны. Ты знаешь, что я не должен и не буду отвечать на подобные светские вопросы, пока ты не скажешь мне, о чем, собственно, идет речь.

В то время как я абсолютно профессионально сумел скрыть свою панику, дискомфорт, испытываемый Петером, был весьма заметен.

– В общем, в прошлом месяце один официант в одном горном приюте при несколько подозрительных обстоятельствах свалился с террасы и погиб. Нашлись гости, которые показали, что незадолго до несчастного случая у этого официанта была какая-то стычка с тобой.

Значит, я поехал в Альпы, чтобы наконец-то побыть в обществе людей, которых я не знал и с которыми не собирался знакомиться, – и вот всего через месяц эти люди через полицию приглашают меня на встречу.

– Не могу припомнить, чтобы видел свалившегося куда-то официанта. Помоги мне, пожалуйста.

– Гости приюта говорят, ты облаял его, потому что он не обслужил тебя первым по очереди.

– Даже если и так, он свалился именно в тот момент?

– Нет, после, но…

– Тогда в качестве свидетеля я вообще отпадаю.

– Но если ты поссорился с официантом, то мог иметь мотив подстроить этот несчастный случай.

– Петер, еще раз, ты хочешь разговаривать со мной как со свидетелем или как с обвиняемым?

– Я пока не знаю. Все-таки это заурядное дело. Речь идет всего лишь о двух строчках в формуляре.

– Если кратко: когда имеется хотя бы намек на возможность того, что моего клиента допросят как обвиняемого, я неизменно требую ознакомления с материалами дела. Мое предложение: ты рассказываешь мне, как твои коллеги вышли на меня, а я прикину, приходит ли мне что-то в голову по этому поводу.

– Значит, так, официант в свой перерыв, вероятно, присел на пару ящиков с пустыми бутылками из-под альмдудлера. Ящики опрокинулись на ворота станции грузовой канатной дороги. Ворота не были заперты надлежащим образом. Официант и ящики свалились в ущелье рядом с террасой. Официант сломал себе шею.

– Глупое дело. Но оно не для полиции.

– Администратор приюта показал, что утром он поставил ящики рядом с воротами. А по факту они стояли перед ними. Далее администратор показал, что он собственноручно запер ворота. Когда официант упал, ворота не были заперты. Гости показали, что официант незадолго до своего падения имел стычку с одним из гостей, который после этого направился в сторону грузового фуникулера.

– И в каком месте я вступаю в игру?

– В двадцати минутах ходьбы от приюта есть пассажирский фуникулер. Там всех пассажиров снимают на камеру при проходе через турникет. Гостям приюта показали все фотографии пассажиров, которые в тот день пользовались пассажирским фуникулером. На одной фотографии был ты с Катариной и Эмили. Свидетели опознали в тебе того гостя, который ссорился с официантом.

– Так, к вопросу о конфиденциальности в Альпах: как твои коллеги узнали мое имя по фотографии?

– При регистрации к фотографии прилагается номер билета. Хотя ты и оплатил свой билет наличными, но при этом воспользовался скидкой по туристической карте. А туристическая карта с твоим именем есть в системе.

В детском саду мамочки беспокоились, имеют ли их дети право по соображениям конфиденциальности на собственное групповое фото. А в Альпах, очевидно, без какого-либо запроса собирают целые горы личных данных. И что я должен сказать по этому поводу?

– Ага.

– Не хочешь еще что-нибудь сказать?

Если бы я был честен, то да. «Мне жаль». Или: «Если бы я мог это исправить…» Или: «Тут еще такое дело с моим внутренним ребенком…» Ничто из этого никак не улучшило бы мое положение. Так что я, перед тем как ничего не сказать, озвучил комментарий моего внутреннего ребенка:

– Неплохо было бы ввести в Альпах обязательное ношение шлема.

– Что, прости?

– Ну, в большом городе каждый ребенок носит шлем, когда едет на велосипеде. Если бы этот официант в Альпах носил шлем, он при падении не пострадал бы настолько, что теперь приходится заводить подобное расследование.

– Ты был тогда в Альпах или нет?

– К какому сроку ты должен заполнить этот формуляр в рамках служебной помощи?

– Если пару дней полежит на моем письменном столе, мир не рухнет. Просто сообщи мне к выходным, что решишь.

Таким образом, в настоящий момент я мог отложить проблему со смертью Нильса. Пока я жил настоящим моментом, этого было совершенно достаточно. Но будущее готовило для меня другие моменты. И страх перед ними я еще не совсем поборол.

Наряду с вопросами о том, должен ли я до пятницы отрезать Борису голову, смогу ли сегодня днем вернуть доверие своей безосновательно ревнующей супруги и сумею ли завтра удержать подальше от тайника в котельной толпу детсадовских мамочек, спасающих климат, я, значит, должен был до конца недели заниматься вопросом, как вытащить свою голову из петли под названием «Нильс». Я ненавидел любые сроки. Они не ценили настоящий момент.

37. Мудрость

Знание о вашем внутреннем ребенке дает вам мудрость. Мудрость – как свет. Как свет, она озаряет темноту. Но и притягивает самые причудливые формы жизни.

Йошка Брайтнер. Внутренний желанный ребенок

Мне нужно было выйти. Выйти из квартиры. Из дома. Еще лучше – из города. Я жил осознанно. Я установил хороший контакт с моим внутренним ребенком. И несмотря на это, моя жизнь вот уже месяц была перегружена проблемами больше, чем когда бы то ни было. Слишком много всего навалилось на меня. Обнаружение Бориса по-прежнему представляло для меня опасность. Если я не возьму под контроль шантажиста – вероятно, это Курт, – то вся моя выстроенная на лжи конструкция для организаций Драгана и Бориса рассыплется в прах. С точно такими же последствиями, как если бы Борис действительно сбежал.

Обвинения Катарины – будто бы я хожу на сторону – хотя и не были основаны на фактах, но тем не менее как бредовое представление были очень даже реальны. Идея фикс даже одного родителя могла разрушить совместную воспитательную основу обоих.

А ведь еще были покойники.

Ладно, двух мертвых Хольгерсонов и Нильса в конечном итоге можно отнести на счет моих родителей, потому что именно из-за них мой внутренний ребенок сформировался неправильно. Но, случись что, это не будет интересно ни 4498 еще живым Хольгерсонам, ни полиции.

И, будто этого было мало, еще и Нильс-официант после своей смерти вновь вылез из Альгойского ущелья.

Что мне было нужно, так это ясная голова. Поэтому я решил поехать на своем «дефендере» в лес и там побегать часок трусцой. Вообще-то, я пребывал в очень неплохой спортивной форме. Не в топ-кондиции, как Саша с его ежедневными десятикилометровыми пробежками. Но в достаточно хорошей, чтобы быстро разгрузить голову. Я облачился в соответствующие шмотки, вышел из квартиры и спустился в вестибюль старинного здания.

Там стоял Курт.

Была среда. Если бы я обращал внимание также и на слова Лауры, а не только на ее губы, то запомнил бы, что среда у Макса – «день любимого дядюшки».

По средам Курт с утра до вечера присматривал за своим крестником. Включая трансфер в детский сад. Видимо, он только что сдал Макса в группу. Теперь он стоял в холле. С почти пустым многоразовым стеклянным кофейным термостаканом в руке.

Если это действительно был тот самый Курт, который часа два назад должен был получить по мейлу фотографии с отрезанным ухом, то он ничем не выдал свой триумф. Если он и знал, что на фотографиях было изображено не затребованное им ухо Бориса, а чье-то другое, то он ничем не выдал и этого. Курт не выглядел ни заносчивым, ни рассерженным. Он выглядел скорее раздавленным.

– Привет, Бьорн. Я как раз хотел зайти к тебе.

– Сейчас совсем неудачный момент. У меня встреча…

Ну да, с самим собой.

– Я провожу тебя немного. Я… мне нужна помощь.

Курт быстро, одним глотком, допил кофе из стакана. Последнее, что мне сейчас было нужно, – это чтобы он меня сопровождал. Но я не мог просто оставить его и уйти. Для этого я все-таки был слишком любопытен, мне хотелось узнать его истинное душевное состояние. В отличие от нашего вчерашнего разговора сейчас он, похоже, не собирался играть со мной в игры, а действительно нуждался в совете. Я решил обращаться с ним как с надоедливой мухой. Отмахнуться, если слишком приблизится.

– Ну хорошо. Моя машина в двух шагах на улице. Пойдем. Одна-две минуты у меня есть.

Я открыл парадную дверь, пропуская Курта вперед. Курт огляделся вокруг, ища, куда деть кофейный стакан, и поставил его на почтовые ящики. Я был уверен, что даже многоразовые стеклянные стаканы нарушают экологический баланс, если использовать их только по одному разу. Но что касается Курта, такое поведение меня, честно говоря, не удивило. Оно было в его духе.

Курт вышел на улицу. Под глазами у него лежали глубокие темные круги. Что было неудивительно, если полиция продержала его всю ночь, терзая из-за ДТП с автофургоном и «молодоженами». Наверно, он почти не спал.

– Вчера вечером произошел несчастный случай… – начал он.

Я сделал удивленное лицо:

– Что стряслось?

– Один из моих фургонов при несколько странных обстоятельствах переехал двух человек.

– Есть пострадавшие?

– Это одна из странностей… То есть вроде бы эти двое, которых переехали, были мертвы уже до того.

Мы прошли мимо припаркованного электросамоката с держателем для латте мачиато.

– Тут, к сожалению, я не могу тебе помочь. Я не разбираюсь в транспортном праве. Только в уголовном. Моим делом были бы телесные повреждения со смертельным исходом. Смерть вследствие несчастного случая – скорее нет.

Если Курт не был чертовски хорошим актером, то устроенное нами ДТП однозначно осадило этого придурка, и я почувствовал немалое удовлетворение.

– Оба этих типа, которых переехали, были членами одной семьи, тесно связанной…

Я не дал ему договорить:

– Тогда пошли им цветы.

Тем временем мы подошли к моей машине. Я поискал в кармане ключи.

– Это они мне уже кое-что прислали. Вот это было засунуто под мой стеклоочиститель.

Курт достал из кармана пиджака записку и протянул мне. Помедлив, я взял ее и скептически осмотрел. Я знал этот клочок бумаги. Что было объяснимо: вчера я собственноручно вырвал его из Сашиной тетради для заметок. Сейчас он был скомкан и, предположительно, исписан креативным почерком некоего альтернативно одаренного[395] каллиграфа. То есть каракулями заносчивого безграмотного придурка. Это впечатление создать очень просто, если правша – к примеру, Саша – напишет что-нибудь левой рукой. И перепутает пару заглавных и строчных букв, а некоторые вообще не будет использовать.

В общем, записка гласила: «Лишонный Чести ни знает Покаянию».

Эта фраза была мне известна. Как адвокату по уголовным делам. Хотя и в правильной орфографии. Это был главный тезис из так называемого Канона чести. Некий, безусловно не совместимый с уголовным кодексом, свод правил кровной мести. Похоже, Хольгерсоны не так уж легкомысленно отнеслись к смерти своих отпрысков. Именно это впечатление должна была создать записка. Так пожелал мой внутренний ребенок.

Я лично не верил, что какой-либо Хольгерсон будет чересчур сильно переживать из-за смерти двух своих мелких наркодилеров. По крайней мере, пока он полагал, что смерть наступила в результате несчастного случая. И уж тем более ему, наверно, весьма безразличен тот, чей грузовик переехал трупы. Но хорошо, если Курт думает иначе.

Я еще раз прочел записку вслух:

– «Лишонный Чести ни знает Покаянию»… Ты, вообще-то, сдаешь в аренду только электросамокаты или еще и буквы Е? Тут в тексте двух явно не хватает.

Курт счел, что дислексия у того, кто сунул ему под стеклоочиститель это послание, – вопрос скорее второстепенный.

– Я погуглил. Это объявление кровной мести. Два типа, которых переехал мой фургон, были из Хольгерсонов.

Очень хорошо. Курт заглотил наживку. Если он теперь из-за этого пребывал в состоянии безысходности, значит мой внутренний ребенок все сделал правильно.

– Хольгерсоны? Это не те, что как-то связаны с золотым младенцем Иисусом? Плохо дело. Похоже, эти ребята не понимают юмора. Но что я могу для тебя сделать? – наивно спросил я.

– Ты же… То есть я слышал… У тебя же, как у адвоката, есть контакты с такими людьми. Ты не можешь это как-то уладить? Передать им что-нибудь?

Я дистанцировался. Как физически, так и вербально.

– Во-первых, не понимаю, о чем ты говоришь. Во-вторых, даже если у меня и есть контакты с «такими людьми», с Хольгерсонами их нет. И в-третьих, это дело полиции. Иди с этой запиской к ним.

Курт восстановил нашу близость весьма неприятным образом. Он подошел ко мне почти вплотную. Я ощутил отвратительный запах его лосьона после бритья. Словно желая утешить меня, а не получить от меня утешение, он схватил меня за плечи, привлек к себе и прошептал в ухо:

– Если речь идет о моей жизни и я вынужден из-за этого дела обратиться за помощью в полицию, то мне придется многое рассказать там. Очень многое. Среди прочего почему у одного из Хольгерсонов отсутствует ухо. И тогда полиция наверняка расскажет об этом Хольгерсонам.

Курт не планировал умереть как мужчина. Он хотел увлечь с собой все, что можно, прежде чем волны сомкнутся над его головой. Вот почему никогда не следует помогать утопающему, впавшему в панику, если вы не находитесь в надежной спасательной лодке.

Вот черт. Наверное, я должен был указать моему внутреннему ребенку на такую опасность. Правда, я и сам совсем не подумал о подобной саморазрушительной реакции Курта. Разочарование в моих глазах Курт ошибочно истолковал как желаемую реакцию на его угрозу. Он стал более миролюбивым.

– Но всего этого можно избежать. Не подпускай ко мне Хольгерсонов. Пусть кто-то другой ответит за это головой. Тогда, при определенных обстоятельствах, я буду тебе очень благодарен.

Он обнял меня, снова отдалился и улыбнулся.

– И если ты не хочешь оказать любезность мне, сделай это для моей сестры. Кажется, она находит тебя очень привлекательным.

Значит, даже сестра была для него только средством достичь цели. Вот засранец.

– Я… подумаю об этом. Возможно, сумею кое-что уладить. Но для этого мне понадобится некоторое время. Устроит тебя, если я скажу завтра, как могу тебе помочь? – запинаясь, проговорил я, с трудом заставляя себя не отворачиваться от него. Не потому, что боялся Курта, а потому, что его отвратительный запах теперь, после объятия, пристал и ко мне.

– Ладно. Завтра. Я хочу, чтобы завтра у тебя был план, как мне отделаться от Хольгерсонов. Иначе ты следующий.

Курт залез на свой электросамокат и укатил.

Я счел всю эту ситуацию абсолютно абсурдной. Беспричинные объятия были мне столь же подозрительны, как и обоснованные угрозы.

Итак, не осталось сомнений, что шантажист – Курт. Однако я по-прежнему не имел ни малейшего понятия почему. Теперь он еще и обоснованно угрожал мне Хольгерсонами, притом что я-то ему угрожал необоснованно, и это мне совсем не нравилось. И я был не одинок в своем видении ситуации.

«Я не представляю, как мы справимся с этим без осознанного убийства», – заявил вдруг мой внутренний ребенок.

«Что, прости?»

«Этот тип явно пустился во все тяжкие. Прежде чем Курт уничтожит все, что для нас имеет значение, может, лучше было бы уничтожить Курта».

Мне пришлось припомнить объяснение Йошки Брайтнера, что дети не ведают границ. Они хотят все или ничего. Похоже, к внутреннему ребенку Курта это тоже относилось в полной мере. Он хотел или всего достичь, или все уничтожить. Мой же внутренний ребенок в этом смысле, видимо, был уже довольно зрелый. Он хотел убивать осознанно. А я был тем, кто больше не хотел убивать.

Но я понятия не имел, как мне обойтись без убийства Курта.

Сейчас мне, во-первых, срочно нужен был план, чтобы свернуть весь этот сценарий Курта, с его угрозами насчет полиции и Хольгерсонов. Но для этого, во-вторых, мне необходимо было наконец узнать, по какой причине Курт настолько ненавидит Бориса, что мы должны его изувечить и убить.

По первому пункту я собирался, как и планировал, поехать в лес, чтобы спокойно поразмышлять там во время пробежки. Однако, чтобы прояснить второй пункт, надо было сначала отправиться вниз. В подвал.