Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 211 (всего у книги 311 страниц)

– Что я делаю? – произнес он. – Делаю то, что должен был сделать с рукописью этой гребаной книги тридцать лет назад. Хоть бы этой книги никогда не существовало. Вас ждет огромный успех, Маркус. Вы станете таким писателем, каким я никогда не был.

Через несколько месяцев после этого странного вечера я избавился от “форда” и потратил часть выплаченного Барнаски аванса на черный “рейндж ровер”. Гарри был первым человеком, которому мне хотелось показать свое приобретение. И я отправился к нему в Гусиную бухту. Он долго изучал новехонькую машину, которую я поставил у дома. Но вместо поздравлений сказал:

– И все это ради этого, Маркус. Все эти часы, годы, проведенные за столом, вся яростная жажда жизни, выплеснутая на бумагу, – все ради того, чтобы променять ваш бодрый “форд” (я знаю, я на нем пару раз ездил) на элитную тачку. Я вас не осуждаю, Маркус, вы тут ни при чем, просто так работает наше общество: по-настоящему людей уже ничто не впечатляет, кроме денег. И потом, знаете, это проблема всех художников: ими восхищаются, пока они никому не известны, а когда они приходят к успеху, ими начинают брезговать, потому что выясняется, что они как все. Когда деньгами швыряются трейдеры, которые делают деньги из денег, это никого не смущает, хоть мы и презираем их за алчность. А от артистов ждут, чтобы они немножко подняли планку, чтобы они были выше этого. Но, в сущности, это вполне нормально: артист, срубив бабла, хочет его тратить. Успех сродни болезни, Маркус, скоро вы это поймете. Поведение меняется. Успех у публики, известность, то есть взгляд других, обращенный на вас, влияет на то, как вы себя ведете. Этот взгляд не дает вам жить нормально. Но не пугайтесь: раз успех – это обычная болезнь, значит, он порождает антитела. Борется сам с собой, внутри себя. Стало быть, успех – это запрограммированное поражение.

* * *

Я закончил свой рассказ. Гэхаловуд глядел на меня с любопытством:

– Значит, Маркус на “форде” – это то, кем вы стали бы, если бы не успех, да?

– Точно.

– И были бы вы счастливее?

– Черт его знает.

– Но вы до сих пор любите эту девушку? – спросил он, показав на Эмму вдали.

– Нет, я люблю тот идеал, который в ней воплощен. Это могла быть и моя тетя Анита, и даже Хелен.

– Кончайте с идеалами, писатель, и переходите к практике. Семейная пара купается в счастье несколько месяцев, не больше. А потом – труд, компромиссы, фрустрации, слезы. Но оно того стоит, потому что в результате возникает целое, которое держится не химией и волшебством, – вы это целое строите сами. Любовь не живет сама по себе, ее создают.

Я кивнул. Гэхаловуд братски хлопнул меня по плечу:

– Давайте вернем эту тачку, и поехали домой.

– Сперва я должен объяснить, почему я здесь.

– Почему вы тут шпионите за людьми? Вы мне только что сказали.

– Нет, сержант. Я должен объяснить, почему ввязался в это расследование. Хочу быть перед вами честным: я и сам не знаю, веду ли его в память о Хелен, или чтобы очистить вашу совесть, или попросту ради себя самого, как законченный эгоист. Потому что пока я вкладываюсь в это дело, мне не нужно думать про собственную жизнь.

Повисла долгая пауза. Наконец Гэхаловуд ответил признанием на признание:

– Знаете, почему я вчера утром приехал к вам в гостиницу?

– Рассказать, как продвигается расследование, я так полагаю.

– В воскресенье, писатель? С утра? Думаете, мне нечем заняться в воскресное утро, кроме как мчаться в Маунт-Плезант поболтать о текущих делах?

– Есть чем, – ответил я, не понимая, куда он клонит. – Наверное, вы могли найти занятие и получше.

– Так вот, писатель: нет. Вот как оно у меня на самом деле. У меня почти ничего не осталось в жизни. Кроме этого расследования, кроме вас.

– У вас же дочки.

– Они в субботу с утра уехали на три недели в лагерь в Мэне. Малия – инструктором, Лиза просто так. Мы про это договорились почти год назад, им очень хотелось. И потом, думаю, им полезно проветриться после всего, что случилось. В общем, теперь мой черед быть с вами откровенным, писатель: не будь этого дела, я бы слонялся по дому и подыхал от одиночества. Позвольте сказать вам доброе слово, больше я его точно не скажу: спасибо.

Я улыбнулся. Он улыбнулся в ответ:

– Сдавайте машину и поехали обратно в Нью-Гэмпшир. По дороге расскажете мне побольше о славном Маркусе на “форде”.

– Какая уж у него слава, сержант.

Гэхаловуд, расхохотавшись, воздел глаза к небу:

– Писатель, если бы вас не существовало, вас бы следовало выдумать.

Мужская тюрьма штата Нью-Гэмпшир была мне знакома: летом 2008 года я несколько раз навещал там Гарри во время его заключения. И в то утро, заезжая на парковку для посетителей, я испытал острое и неприятное ощущение дежавю.

Глава 17
Форелий рай

Маунт-Плезант, штат Нью-Гэмпшир

Вторник, 13 июля 2010 года

Демонстрация проходила у входа в тюрьму, но не перекрывала его. С десяток манифестантов спокойно расположились на большом огороженном участке тротуара и махали плакатами с требованием освободить Эрика Донована. За ними благодушно и явно скептически присматривали двое полицейских, попивая кофе в машине.

На протяжении долгих лет, в любое время года, неутомимая группа поддержки проводила здесь ровно час каждый второй вторник месяца – под дождем и снегом, на морозе, на ветру, под палящим солнцем. Состав ее был неизменным: Лорен Донован, ее родители Джанет и Марк, адвокат Патрисия Уайдсмит и несколько друзей семьи, главным образом пенсионеров. На сей раз, в отличие от предыдущих, на ней присутствовали и журналисты. Едва они заметили нас с Гэхаловудом, как на нас надвинулся целый лес микрофонов и камер:

– Вы приехали поучаствовать в демонстрации в защиту Эрика Донована?

– Мы приехали только затем, чтобы повидать Эрика Донована, – заявил Гэхаловуд. – Наше присутствие здесь не связано ни с каким конкретным событием.

– Как продвигается расследование? – спросил какой-то журналист.

– Речь об официальном полицейском расследовании, – напомнил Гэхаловуд. – Как вы можете догадаться, я давал подписку о неразглашении.

Гэхаловуд заранее определил порядок действий: надо было не попасть в неудобное положение, с одной стороны, перед Патрисией Уайдсмит и Донованами, а с другой – перед начальством, требующим конфиденциальности. Он немедленно прошел в дверь для посетителей и скрылся в кирпичном здании. Я же, со своей стороны, присоединился к Патрисии Уайдсмит. На ней была футболка с надписью “Свободу Эрику”.

– Вы нам привели журналистов, – сказала она. – Их тут никогда столько не было, хоть мы и рассылали коммюнике накануне каждой демонстрации. Благодаря вам Эрик снова оказывается в центре внимания. Спасибо.

– Я здесь только для того, чтобы попытаться выяснить правду, – ответил я.

Лорен, до этой минуты стоявшая рядом с Патрисией, сразу отошла в сторону.

– Это у нее пройдет, – сказала Патрисия. – На самом деле вы ей очень нравитесь.

– Не уверен.

– Поверьте мне, Маркус. Я ее хорошо знаю.

Я встретился глазами с Джанет и Марком Донованами и подошел к ним.

– Простите меня, – сказал я.

– За что простите? – ласково спросила Джанет. – За то, что защищаете моего сына? Мы одиннадцать лет были в отчаянии, и вот наконец появились вы.

Она пожала мне руку. Марк Донован вознаградил меня крепким дружеским хлопком по плечу.

– Спасибо, сынок, – смущенно шепнул он.

– Заходите к нам, Маркус, – сказала Джанет. – Или домой, или в магазин. Когда хотите. Мы будем рады поговорить с вами обо всем этом.

Я кивнул и спросил:

– Думаете, Эрик согласится немного приоткрыться перед нами?

– Поначалу, наверное, будет трудно, – предупредила Джанет. – За одиннадцать лет в тюрьме, в зоне строгого режима, с убийцами и насильниками, он стал грубоват.

– С чего это мне давать показания? Это из-за вас я тут срок мотаю.

Таковы были первые слова Эрика Донована, когда он вошел в тюремную комнату для свиданий и увидел Гэхаловуда. Ему еще не исполнилось сорока, но выглядел он гораздо старше. Физически он был крепок, но черты заострились, на лицо легла печать слишком долгого заточения. Он повернулся было к двери, чтобы надзиратель отвел его обратно в камеру, но Патрисия Уайдсмит тут же призвала его к порядку.

– Сядь, Эрик, и не валяй дурака. Сержант Гэхаловуд и Маркус Гольдман – твой шанс выйти наконец отсюда. Это я им предложила с тобой поговорить.

– О чем тут говорить? – в голосе Эрика прозвучал сарказм. – Когда я с вами говорил одиннадцать лет назад, вы не больно-то были расположены слушать.

– Я хочу знать, почему Уолтер Кэрри отправил вас за решетку за убийство Аляски, – просто ответил Гэхаловуд.

Удар попал в цель. Эрик поискал глазами Лорен. Та молча стояла в углу комнаты, но ее присутствие говорило само за себя: не доверяй она нам хоть чуть-чуть, она бы никогда нам не позволила переговорить с братом.

– Я убежден, что Уолтер Кэрри не убивал Аляску Сандерс, – продолжал Гэхаловуд. – Прежде всего потому, что сегодня мне известно: его признания ровно ничего не стоят. Уолтер солгал. Про себя, а значит, и про вас. Я знаю, почему он оговорил себя. Но не знаю, почему он втянул в это дело вас. По какой причине он хотел вас уничтожить?

– Наверное, думал, что я сошелся с Аляской, – ответил Эрик. – Вы же мне еще тогда говорили.

– Так считала Салли Кэрри, – уточнил Гэхаловуд.

– Вот она, небось, воду и мутила… – предположил Эрик.

– Что-то тут не клеится, – возразил Гэхаловуд. – Я прекрасно помню, как на следующий день после убийства Аляски допрашивал Уолтера в присутствии родителей. Его мать в самом деле упоминала вашу связь с Аляской, но Уолтер решительно отмел такую возможность.

– Само собой, – вмешалась Патрисия Уайдсмит. – Это же было после убийства, Уолтеру Кэрри надо было отвести от себя подозрения. В его интересах было ничем не выдавать свою досаду из-за этой измены.

Гэхаловуд с сомнением покачал головой:

– Понимаю, что вы хотите сказать, но опять концы с концами не сходятся. Со вчерашнего дня не могу понять, поэтому затащил Маркуса в управление, мы там весь вечер просидели. Знаете, чем мы занимались? Вытащили на свет божий дела об убийствах на почве ревности. Потому что если Уолтер убивает Аляску за то, что она ему изменяет, – это убийство из ревности. В какой-то момент гнев заставляет нас совершить непоправимое. Во всех делах, какие мы изучили, человек переходит к действиям практически сразу. Импульсивно, не раздумывая. Муж застает жену в постели с любовником или обнаруживает компрометирующие ее письма и совершает поступок под действием неконтролируемых эмоций. Но с Уолтером все не так.

– Как раз так, – возразила Патрисия. – Вы, похоже, забыли, что Уолтер Кэрри убил Аляску через несколько часов после того, как она его бросила.

– Уолтер не убивал Аляску, – повторил Гэхаловуд. – Вы не хуже меня знаете про фото, доказывающее, что в момент убийства он находился в «Нэшнл энфем».

– А вы не хуже меня знаете, что в суде это фото ничего не докажет. Уолтер мог убить Аляску и успеть вернуться в бар к моменту, когда был сделан снимок. Откровенно говоря, сержант, я не понимаю, чего вы хотите. Одиннадцать лет назад вы закрыли дело за три дня. Получили видео признаний убийцы. А вчера вы вдруг заявились ко мне в кабинет в полной уверенности, что на самом деле Уолтер Кэрри невиновен. У вас есть что-то помимо этой фотографии, так? Вы обнаружили нечто, что ставит его чистосердечное признание под вопрос. И мне бы хотелось знать, что именно.

– К сожалению, на этом этапе не могу сказать ничего больше, я связан подпиской о неразглашении.

– Удобно прикрываться служебным положением.

Гэхаловуд пожевал губами; я прекрасно знал этот жест: он проделывал свой коронный полицейский трюк. Завлекал собеседника куда ему нужно, а потом захлопывал ловушку.

– Отлично, – уступил он. – Давайте следовать вашей теории. По вашим словам, Уолтер Кэрри весьма тщательно подставил Эрика, сделав так, чтобы на того указывали все улики. Допустим. Значит, в ту пятницу, 2 апреля 1999 года, Уолтер после ухода Аляски действует вовсе не в порыве гнева: он приводит в действие тщательно продуманный план. Это не порыв эмоций, а убийство, и он его заранее распланировал во всех мелочах.

– Именно так я и считаю, – согласилась Патрисия. – Уолтер задумал убить Аляску так, чтобы свалить все на Эрика. У него были все возможности подстроить ловушку: Эрик одолжил ему пуловер, у Эрика он напечатал эти письма с угрозами. И потом, сержант, вы не забыли, что поблизости от места преступления были обнаружены обломки его машины, которую он спешно чинил прямо в день убийства? Разве это не признание вины? Если бы Уолтер не прокололся с машиной, это было бы идеальное преступление.

– Идеальное преступление? – переспросил Гэхаловуд.

– Идеальное преступление – это не когда убийца не оставляет следов. Это преступление, когда он как раз бросает кость следакам, заставляя их подозревать не того человека.

Гэхаловуд разложил на столе перед Эриком фотографии из рапорта пожарных.

– Это что такое? – спросил Эрик.

– В ночь с понедельника, 5 апреля 1999 года, на вторник, 6 апреля, Уолтер Кэрри поджег свою квартиру, предварительно написав эти слова краской на стенах. Например, вот, прямо над кроватью: “Неверная шлюха”.

– Я, конечно, знал, что у Уолтера был пожар, – заметил Эрик. – Копы сказали, что это он все нафиг спалил. Но про надписи я не знал.

– И я не знала, – удивилась Патрисия. – Почему этих фотографий не было в деле?

– Потому что мы их получили, когда дело было уже закрыто. И, честно говоря, тогда мне это показалось не особо важной деталью. Но на самом деле деталь-то такова: Уолтер Кэрри слетел с катушек. В тот понедельник он обезумел: перепачкал стены квартиры, а потом ее подпалил. У него совершенно съехала крыша. Он наверняка узнал что-то такое, от чего утратил всякий контроль над собой.

– Измена Аляски? – предположила Патрисия Уайдсмит.

– Возможно, – кивнул Гэхаловуд. – Но это лишь доказывает, что до понедельника, то есть уже после убийства, ему и в голову не приходило, что подружка могла ему изменить. Значит, у него не было причин убивать ее двумя днями раньше и подстраивать так, чтобы убийцей оказался Эрик, дабы, как вы считаете, покарать обоих любовников. Вы, конечно, можете найти мне экспертов-психиатров, которые станут нести всякую чепуху вроде “он был в помрачении рассудка, когда ее убил, и осознал ситуацию лишь задним числом”, но согласитесь, что-то во всей этой истории не сходится. Вот это я и пытаюсь изо всех сил вам сказать.

– Не был я любовником Аляски, клянусь! – крикнул Эрик. – А если б Уолтер чего заподозрил, уж я бы узнал, поверьте. Уолтер, он был вспыльчивый. Не в его характере прятать карты да вынашивать хитроумные планы. Если б он решил, что я связался с Аляской, он бы мне в ту же секунду в морду дал. Потом, может, жалел бы, но такой уж он был.

– Вы хотите сказать, что в пятницу вечером он бы не пошел спокойно с вами есть гамбургеры в “Нэшнл энфем”, если бы собирался потом укокошить подружку и свалить вину на вас.

– Да никогда в жизни! – заверил Эрик.

– Охотно верю, – сказал Гэхаловуд. – Значит, вы сами опровергаете линию защиты вашего адвоката. Тогда я возвращаюсь в исходную точку. Уолтер не подставлял Эрика. Уолтер не вынашивал никаких планов. Уолтер никого не убивал. Но получилось так, что Уолтер не только признался в убийстве, которого не совершал, но в довершение всего впутал в него друга детства. По мне, так это месть. Отсюда мой первый вопрос, Эрик: что произошло между вами такого, что Уолтер настолько на вас разозлился?

Лорен и Патрисия молчали, потрясенные, как и я, талантом Гэхаловуда. Эрик глядел на него, как овца, потерявшая пастуха. И проговорил бесцветным голосом:

– Мы с Уолтером знали друг друга с детства, еще когда мальчишками были. Вместе учились в школе, вместе окончили лицей. Магазины наших родителей были почти что рядом, мы так и росли друг у друга дома. Большую часть жизни вместе провели. Но не уверен, что это как-то связано со смертью Аляски.

– Устанавливать связи – это моя работа, Эрик. Но для этого мне нужно, чтобы вы рассказали мне все.

И Эрик Донован начал рассказывать. О счастливом детстве в Маунт-Плезант. О славной жизни в маленьком городке, вдали от шумного мира. В 1980-х годах, когда ему было десять лет, он подружился с одноклассником – Уолтером Кэрри.

* * *

Маунт-Плезант

Лето 1980 года

Первые четыре года учебы в начальной школе Маунт-Плезант Эрик Донован по большей части проводил время с троицей одноклассников. На каникулах и на выходных они гоняли по городку на велосипедах, за что их команду прозвали “банда на великах”.

На четвертый год банда на великах в поисках адреналина принялась после уроков совершать всякие мелкие глупости – звонить анонимно из телефонной будки на главной улице, вырезать свои инициалы на скамейках. Но однажды под вечер группа куда-то запропастилась. Эрик прочесал чуть не весь Маунт-Плезант, пока наконец их нашел. Трое приятелей сидели в сквере и явно что-то прятали. Эрику стало любопытно, он подошел: они, хихикая, делили горсть конфет.

– Чем это вы занимаетесь? Почему не сказали, что собираетесь? Я ждал дома, как дурак.

– Вот и сидел бы дома, – сухо ответил один из мальчишек.

– Вы откуда конфеты взяли?

– Спок, где надо, там и стрельнули, – ответил другой.

– Можно мне тоже? – спросил Эрик.

– Тебе вкус не понравится, – хихикнул третий.

Эрик догадался:

– Вы их где стащили? В магазине у моих родителей?

– А тебе что за дело? Заложить нас хочешь? Да вообще, у твоих стариков их полно, они и не заметят.

Эрик в ярости накинулся на приятелей. Но шансов у него было мало – один против троих. Его крепко поколотили. Мальчишки оставили его валяться на земле с разбитым носом и пригрозили:

– Проболтаешься – убьем! А про нас забудь, пень с ушами!

Эрик умылся в фонтане. Потом зашел в родительский магазин. Кровь на майке он объяснил тем, что свалился с велосипеда.

– Ты приятелей своих ищешь? – спросила мать. – Они только что сюда заходили.

– Знаю, – буркнул Эрик.

– Что-то не так, дорогой?

– Да осточертели мне эти идиоты. Лучше найти новых друзей. Настоящего друга.

– Почему бы тебе не пойти поиграть с Уолтером? Я только что встретила его мать: она расстраивается, что он целыми днями торчит в магазине, не знает, как от него избавиться. Говорит, у него нет друзей.

За неимением лучшего Эрик пошел в магазин для охотников и рыболовов, который находился совсем рядом. Мать Уолтера, Салли Кэрри, встретила его с распростертыми объятиями:

– Ты пришел к Уолтеру? Он в подсобке, вот он обрадуется!

Эрик опасливо направился к маленькой двери. За ней оказалась полутемная комната, заставленная коробками. В углу стоял верстак, а за ним устроился Уолтер, целиком поглощенный каким-то странным металлическим механизмом.

– Привет, Уолтер! – сказал Эрик.

– Привет! – отозвался Уолтер, не отрываясь от своего занятия.

Он возился с маленькими щипчиками, наматывал ими цветную нить.

– Ты чего делаешь? – спросил Эрик.

– Мушек. Рыбу ловить.

– Мушек из ниток? – Эрику стало любопытно.

– Для рыбалки на мушку.

– Можно, я помогу?

– Если хочешь, можешь посмотреть.

Эрик завороженно глядел, как Уолтер обматывает ниткой крючок, придавая ему полное сходство с мухой. Не успев закончить один, он принялся за второй. Так Эрик узнал о его внушительной коллекции насекомых. Понаблюдав несколько дней, Эрик под руководством нового друга тоже принялся за дело. И когда наконец сумел сам соорудить первую мушку, Уолтер решил:

– Надо опробовать!

– Мы пойдем ловить рыбу?

– Да.

– Я никогда не ловил рыбу на мушку.

– Я тебя научу.

Мальчики, взяв в магазине необходимое снаряжение, оседлали велосипеды и покатили к озеру Скотэм. В рюкзаках у них лежали складные удочки и болотные сапоги, чтобы заходить в воду по пояс. Впереди ехал Уолтер: он, как никто, знал все рыбные местечки. Велосипеды они оставили на парковке Грей Бич и двинулись дальше пешком. Эрик сперва подумал, что они будут рыбачить с пляжа, но Уолтер сказал, что им нужно на берег реки. Они углубились в лес. Уолтер шагал решительно, он точно знал, куда идет. Минут через пятнадцать они добрались до устья реки. Двинулись вверх по течению через роскошные заросли папоротников и оказались у небольшого каскада.

– Добро пожаловать в Форелий рай! – воскликнул Уолтер.

Мальчики подготовили удочки и вошли в реку по пояс. Уолтер показал Эрику нахлыст. У того сперва получалось плохо: надо было закидывать приманку ловким движением кисти, подражая полету насекомого, которое садится на воду. Эрику понадобилось несколько дней, прежде чем у него наконец стал получаться заброс: форель, прежде чем схватить муху, успевала распознать обман. Уолтер же обладал исключительной сноровкой. Он вытаскивал одну рыбину за другой и тут же выпускал обратно в реку.

Уолтер с Эриком все лето провели вместе в Форельем раю. Это место скрепило их дружбу, которой суждено было продлиться двадцать лет. Пока их не разлучили смерть и тюрьма.

* * *

Сидя в комнате для свиданий мужской тюрьмы штата, Эрик Донован с волнением вспоминал детство. Описывая реку и обитающих в ней рыб, он, казалось, на миг вырывался из заточения.

– Мы не расставались до самого окончания лицея. Все делали вместе, даже вместе оказались в беговой команде лицея Маунт-Плезант и общими усилиями выиграли региональный чемпионат в эстафете. Победили просто чудом. На нас бы никто и двух центов не поставил, а мы стали чемпионами.

– А потом?

– После лицея наши пути разошлись. Я поехал учиться в Массачусетс. А Уолтер пошел в армию. Потом настал 1990 год: я разгуливал по кампусу, а его часть отправили в Саудовскую Аравию, на войну в Заливе. Когда я получал диплом, он воевал в Сомали. Сами понимаете, целая пропасть. Но все эти годы, несмотря на все трудности, которые нам – особенно ему – встречались на пути, нас по-прежнему связывала рыбалка на мушку. Каждый раз, когда он приезжал на побывку в Маунт-Плезант, мы отправлялись в Форелий рай. Вокруг нас менялось все, но этот уголок оставался неизменным. Из всего улова мы брали только две рыбины, разводили на Грей Бич костер и, засиживаясь за полночь, ели, пили, болтали обо всем на свете. В такие вечера у нас было чувство, что с нами никогда ничего не случится.

– Долго Уолтер служил в армии? – спросил Гэхаловуд.

– Несколько лет. Помню, он вернулся к жизни на гражданке как раз к чемпионату мира по футболу, он тогда проходил в Соединенных Штатах… Это было в девяносто четвертом. Мы тем летом вместе ходили на матч в Фоксборо. Сам не знаю, как я разжился билетами.

Он замолчал. Гэхаловуд продолжил допрос:

– Что происходило в промежутке между возвращением Уолтера к гражданской жизни и девяносто восьмым годом?

– Уолтер после армии вернулся в Маунт-Плезант. Сперва говорил, что на время. Поселился в квартире над магазином, до этого родители ее сдавали. Ему там понравилось. Магазин для него был тем что надо. Он любил охоту и рыбалку. Был в своей стихии. Никогда еще дела в магазине не шли так хорошо, как когда Уолтер взял его в свои руки. Народ со всей округи ехал к нему за советом, он был главный спец. Ну и если вы любите жить на природе, то ничего лучше Маунт-Плезант не найти. Я бы сказал, что Уолтер был счастлив.

– А вы?

– После университета мне обломилось хорошее место в Салеме. Я работал для сети супермаркетов. Мне это дело нравилось. Хотел создать в Нью-Гэмпшире региональный бренд по образцу родительского магазина. Надо было кое-что предпринять, особенно на северо-востоке штата.

– И Уолтер приезжал к вам в Салем, так?

– Да, часто.

– Значит, это через вас он познакомился с Аляской?

– Да. В Салеме я завел немало друзей, часто бывал на людях. Уолтер надеялся на поездки туда, хотел приударить за девицами. У него были какие-то неприятности в Маунт-Плезант с бывшей подружкой, Деборой Майлз. Думаю, вы слыхали…

– Слыхали.

– Короче, в Маунт-Плезант у Уолтера слегка подгорало, и Салем был для него отдушиной. С весны девяносто восьмого мне часто попадалась компания девушек, в которой была и Аляска. Они только-только стали совершеннолетними, оттягивались как могли. Когда Уолтер их первый раз встретил, тут же запал на Аляску. Аляска, надо сказать, это было что-то. Он ее охмурял, строил из себя старого солдата, любителя природы и фотографа-любителя. Фотографа, ага, как же! Разгуливал для шика с моим фотоаппаратом. Стырит его у меня и таскает через плечо, будто художник какой, а там часто и пленки-то нет.

Эрик хохотнул – он словно на миг оказался в шумном баре в Салеме, с бокалом и сигаретой, а Уолтер рядом с ним, хвастаясь его же фотоаппаратом, кадрил девиц.

– В итоге Аляска и Уолтер сошлись, – продолжал он. – Повозиться ему пришлось немало. Но, по-моему, ей нравилось, что он такой вояка. Какое-то время он ездил туда-сюда, и в итоге она наконец переехала к нему в Маунт-Плезант. Тогда мне это показалось странным.

– Почему? – спросил Гэхаловуд.

Эрик улыбнулся:

– Сержант, если бы вы знали Аляску, вы бы не спрашивали. Она была классная, прямо принцесса. Сногсшибательная. Не только из-за внешности. Она прямо светилась. До сих пор помню тот день, когда она явилась в Маунт-Плезант. Я тогда как раз уехал из Салема, вернулся к родителям.

– А почему вы уехали из Салема?

– Уволили меня, с патроном не поладил. Не сошлись во взглядах на стратегию. Я сказал себе, что работа в родительском магазине даст мне шанс обкатать концепцию, которую я хотел потом реализовать. Да и родители были не совсем в порядке, хотелось им немножко помочь. У отца нашли рак, по счастью, ничего особо серьезного, он поправился, но очень устал. Я был рад вернуться к ним. В общем, я уже несколько недель жил в Маунт-Плезант, и тут в один прекрасный день заявилась Аляска.

* * *

2 октября 1998 года

Вечерело. Эрик Донован помогал покупательнице загрузить хозяйственные сумки в багажник и тут заметил синюю машину с откидным верхом, стоящую перед магазином охотничьих и рыболовных товаров Кэрри. Дверца со стороны водителя распахнулась, и Эрик, к своему изумлению, увидел Аляску. В Маунт-Плезант она приехала первый раз. Окинула взглядом главную улицу. Стоял хмурый осенний день, черные тучи обещали неминуемый дождь, с неба уже падали первые капли. Аляска провела рукой по волнистым волосам, струившимся на кожаную куртку, и шагнула вперед.

– Аляска?

Она обернулась, увидела Эрика в фартуке с вышитой надписью “Продукты Донованов” и лучезарно улыбнулась:

– Привет, Эрик.

– Что ты делаешь в Маунт-Плезант? – спросил Эрик.

– Увидеть Маунт-Плезант и умереть, – расхохоталась Аляска.

– На выходные приехала?

– Во всяком случае, на несколько дней. Может, и на подольше. По-моему, мне надо переменить обстановку, деревенский воздух пойдет мне на пользу.

Неделю спустя, пятничным утром 9 октября, Эрик столкнулся с Аляской в “Сизон”. Она пила кофе.

– Обустроилась? – шутливо спросил он.

– Да уж, нашла замену Нью-Йорку, – грустно улыбнулась она.

– Это как?

– Я решила поселиться тут, хотя бы на время. Переезжаю к Уолтеру.

– Что, ты переезжаешь в Маунт-Плезант? Но что ты тут будешь делать?

– Понятия не имею. У меня проблемы с родителями, пришлось смываться.

– Ох, сочувствую. Если я могу быть чем-то полезен…

– Можешь. Мне надо работать, я без копья. Твои родители не могли бы взять меня на работу?

– Мне жаль, но у нас сейчас не лучшие времена. К тому же я приехал на подмогу, нам сейчас не нужны лишние руки.

На ее лице отразилось разочарование:

– Уолтер спросил своих родаков, они совсем не против, чтобы я помогала, но бесплатно. Привет, халява. Если тебе что-то попадется, скажи.

Она положила деньги на стойку и ушла. Эрик перехватил ее на тротуаре:

– Погоди, я знаю, что старик Джейкоб с автозаправки ищет работницу. У него там объявление на дверях висит уже не первый месяц. Заправка на шоссе 21, прямо перед Грей Бич. Мимо не проедешь.

– Сейчас же еду туда. Спасибо.

Пошел проливной дождь, и Аляска бросилась бежать.

– Ты что, будешь работать на заправке? – крикнул ей вслед Эрик.

Она обернулась. Ее лицо выражало покорность судьбе.

– Когда сидишь по уши в дерьме, нечего воротить нос, – сказала она и кинулась прятаться от дождя.

* * *

– “Когда сидишь по уши в дерьме, нечего воротить нос”, – повторил Эрик. – Это ее точные слова. Я потом долго думал, что же такое случилось в Салеме.

– Мать Аляски сказала, что они поссорились, – пояснил Гэхаловуд. – Вроде бы они с мужем обнаружили, что Аляска курит марихуану.

Эрик только посмеялся:

– Аляска могла скрутить косяк, как любой другой в ее возрасте. Но чтобы из-за этого уехать из Салема, похоронить себя в Маунт-Плезант… Нет, как по мне, тут наверняка была причина поважнее.

– Уолтер вам ничего не говорил на эту тему?

– Нет, и не потому, что я не спрашивал. Но он вилял. Твердил, что у них великая любовь, и я в конце концов решил, что Аляске хорошо в Маунт-Плезант. В этом городке приятно жить. Ничего общего с бурлящим Нью-Йорком или славным Лос-Анджелесом, но есть в нем такая простота и тихая радость, за которые все золото мира отдашь. Сами видите, сержант, я вам сколько времени рассказываю про свою жизнь, вспоминаю про нас с Уолтером, и ничего неприятного в голову не лезет. Не знаю, с чего вы уперлись в свою идею о мести. Я часто думаю об Уолтере. Это для меня вроде побега отсюда. Ложусь на кровать в этой жуткой тюрьме, закрываю глаза и отвлекаюсь от всего, что меня окружает, – от шума, вони, криков. Тогда я могу слышать детский смех. Вижу, как мы вдвоем, я и Уолтер, бежим по главной улице. Добегаем до магазинов родителей и загадываем: добежать до книжного Чинции Локкарт раньше, чем проедет машина. И несемся, как две ракеты. Мы часто такое загадывали. Тогда и подхватили вирус бега. Когда оказались в лицее, могли пулей носиться. Вот нас и включили в беговую команду, я потом благодаря этому получил стипендию в университете. Вот так я каждый день вырываю себя из камеры и возвращаюсь в Маунт-Плезант, где мы с Уолтером были рядом. В общем, когда я про него думаю, сержант, то думаю не про месть, а про наши рыбалки, про форель, которую мы жарили на костре на Грей Бич, про ночные споры на пляже… Вспоминаю все это и говорю себе, как же это казалось легко…

– Что казалось легко?

– Быть на свободе, сержант.

* * *

Когда мы выходили из тюрьмы, Патрисия Уайдсмит спросила Гэхаловуда:

– Что думаете, сержант?

– Не скрою, я слегка запутался. Если верить Эрику, у Уолтера не было ни малейших причин желать ему зла. И тем не менее он его погубил. Намеренно возвел на Эрика ложное обвинение. Почему?

Патрисия Уайдсмит смотрела на Гэхаловуда в упор:

– Значит ли это, что вы считаете Эрика невиновным?

– Надо же с чего-то начинать, чтобы двигаться вперед.