Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 244 (всего у книги 311 страниц)

– Тед, как я вижу, вы самовольничаете, – заявил он вместо приветствия.

Тенненбаум не сразу понял, в чем дело:

– Я вас не совсем понимаю, господин мэр. Что случилось?

Гордон вынул из кармана пальто листок:

– Я вам дал список фирм для строительных работ, вы ни в одну из них не обратились.

– Это верно, – ответил Тед Тенненбаум. – Я запросил смету и отобрал тех, у кого цены были ниже. Не вижу, в чем проблема.

Гордон слегка повысил голос:

– Тед, прекратите препираться. Если хотите начинать работы, советую вам обратиться к этим фирмам, у них квалификация гораздо выше.

– Я веду дела с местными фирмами, чья компетенция не вызывает сомнений. Я что, не могу делать так, как я хочу?

Гордон потерял терпение.

– Я вам запрещаю работать с этими фирмами! – закричал он.

– Запрещаете? Мне?

– Запрещаю. И буду блокировать работы столько времени, сколько потребуется, любыми средствами.

Несколько прохожих, привлеченных громким спором, остановились послушать. Тед, подойдя к мэру вплотную, закричал:

– Можно узнать, какого хрена вам надо, Гордон?!

– Извольте говорить “господин мэр”, – произнес Гордон, упираясь пальцем ему в грудь, словно ставил точку в своем замечании.

Глаза у Теда налились кровью, он схватил было мэра за шиворот, но сразу отпустил. Тот смерил его взглядом:

– Что, Тенненбаум, решили меня попугать? Нет уж, ведите себя прилично, нечего тут цирк устраивать!

В этот момент к ним подъехала полицейская машина, из нее, хватаясь за револьвер, выскочил помощник шефа полиции Гулливер:

– Господин мэр, с вами все в порядке?

– Все хорошо, Гулливер, благодарю вас.

* * *

– Вот из-за этого они и ссорились, – подытожила Сильвия, сидя с Анной на террасе кафе “Афина”. – Из-за списка строительных фирм.

– Верю, – отозвалась Анна.

– Правда? – Сильвия, казалось, даже удивилась.

– Правда. Мэр брал откаты с фирм, которым давал заказы. Думаю, строительство “Афины” требовало довольно значительных денег, и Гордон хотел получить свой кусок пирога. И что было дальше?

– Тед согласился. Он знал, что мэр найдет способ затормозить работы и доставить ему кучу неприятностей. Все уладилось, кафе “Афина” открылось за неделю до начала фестиваля. Все шло хорошо. Покуда Гордона не убили. Брат не убивал мэра, в этом я уверена.

– Сильвия, тебе что-то говорят слова “Черная ночь”?

– “Черная ночь”? – задумалась Сильвия. – Где-то мне это попадалось.

Она заметила на соседнем столике забытый кем-то номер “Орфеа кроникл” и потянулась за ним.

– Ну да, вот. – Она показала на первую полосу газеты. – Так называется пьеса, которую в итоге сыграют на открытии фестиваля.

– Твой брат был как-то связан с бывшим шефом полиции Кирком Харви? – спросила Анна.

– Насколько я знаю, нет. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что загадочные надписи “Черная ночь” появлялись в городе весь год перед первым фестивалем. И такую же надпись нашли на пепелище будущего кафе “Афина” в феврале девяносто четвертого. Ты не знала?

– Нет, не знала. Не забывай, я сюда переехала уже после трагедии, и то не сразу. Я тогда жила в Манхэттене, была замужем, занималась фирмой отца. А когда брат умер, я унаследовала кафе и решила его не продавать. Он так им дорожил. Наняла управляющего, а потом развелась и решила продать компанию отца. Мне хотелось чего-то нового. Окончательно я сюда переехала в 1998 году. Просто я хочу сказать, что знаю не всю эту историю. Например, ничего не слышала про эту “Черную ночь”, о которой ты говоришь. Как она связана с пожаром, понятия не имею, зато я знаю, кто поджег дом.

– Кто? – спросила Анна, затаив дыхание.

– Я уже говорила, что Тед в Риджспорте связался с дурной компанией. Там был один тип, Джеремайя Фолд, мелкий бандит, вымогатель и подонок, он вечно к Теду цеплялся. Джеремайя иногда появлялся тут с какими-то странными девицами и зажигал в “Паласе”. Прикатывал с полными карманами купюр на громадном мотоцикле, с грохотом, специально глушитель снимал. Шумный, грубый, часто обдолбанный. Устраивал попойки с оргиями, швырял стодолларовые купюры официантам. Владельцу отеля это не нравилось, но он боялся связываться с Джеремайей и пускал его в свое заведение. Однажды Тед решил вмешаться, он тогда еще работал в отеле. Хотел таким образом отблагодарить владельца “Паласа”, который дал ему шанс. Когда Джеремайя уехал из отеля, Тед погнался за ним на машине и в конце концов прижал его к обочине, заставил объясниться и сказал, что в “Паласе” ему больше не рады. Но у Джеремайи за спиной сидела девица, он попытался ударить Теда, чтобы выпендриться перед ней, и Тед ему как следует набил морду. Джеремайя был страшно унижен. Через какое-то время заявился к Теду домой с парой здоровенных парней, и те его поколотили. А потом Джеремайя узнал, что Тед собирается открывать кафе “Афина”, и потребовал, чтобы тот с ним “делился”: платил комиссионные за спокойную работу строительных фирм, а потом, когда ресторан откроется, процент с доходов. Пронюхал, что дело прибыльное.

– И как повел себя Тед? – поинтересовалась Анна.

– Сначала он отказывался платить. И однажды вечером, в феврале, “Афина” сгорела дотла.

– Джеремайя Фолд отомстил?

– Ага. В ту ночь Тед явился ко мне в три часа ночи. Вот тогда я и узнала, что происходит.

* * *

Ночь с 11 на 12 февраля 1994 года,

квартира Сильвии Тенненбаум в Манхэттене

Сильвию разбудил телефонный звонок. На будильнике было 2.45. Звонил портье снизу: приехал ее брат, срочное дело.

Она впустила его, и когда двери лифта открылись, перед ней предстал бледный как смерть Тед. Он еле стоял на ногах. Она усадила его в гостиной и напоила чаем.

– Кафе “Афина” сгорело. У меня там было все. План работ, все мои бумаги, месяцы труда – все превратилось в дым.

– У архитекторов есть копии? – Сильвия старалась успокоить брата.

– Нет, ты не понимаешь! Все очень серьезно.

Тед достал из кармана мятый листок бумаги. Анонимную записку, которую он нашел под дворником машины, когда выскочил из дому после звонка о бушующем пожаре:

В следующий раз сгорит твой дом.

– Ты хочешь сказать, это поджог? – ужаснулась Сильвия.

Тед кивнул.

– Кто это сделал? – закричала Сильвия.

– Джеремайя Фолд.

– Кто?

Брат рассказал ей все. Как запретил Джеремайе Фолду появляться в “Паласе”, как они подрались и к каким последствиям это привело теперь.

– Джеремайя хочет денег, – объяснил Тед. – Много денег.

– Надо сообщить в полицию, – стала умолять его Сильвия.

– Пока невозможно: я знаю Джеремайю, он кому-то заплатил за поджог. Полиция на него если и выйдет, то не сразу. Для меня это кончится лишь одним – суровым наказанием. Он абсолютный псих и готов на все. Будет только хуже: в лучшем случае он спалит все, что у меня есть, в худшем – один из нас будет убит.

– Думаешь, если заплатить, он оставит тебя в покое? – побледнев, спросила Сильвия.

– Не сомневаюсь, – сказал Тед. – Бабло он обожает.

– Так заплати ему пока, – взмолилась сестра. – У нас денег девать некуда. Заплати, у тебя тогда будет время разрядить ситуацию и сообщить в полицию, пока он не взял тебя за горло.

– Наверно, ты права, – согласился Тед.

* * *

– В общем, брат решил платить, по крайней мере пока, чтобы все улеглось, – продолжала Сильвия. – Он очень дорожил рестораном: это была его гордость, его личный успех. Он нанял строителей, указанных Гордоном, и регулярно переводил Джеремайе Фолду крупные суммы, чтобы тот не срывал работы. Поэтому кафе и открылось вовремя.

Анна задумалась. Значит, Тед Тенненбаум с февраля по июль 1994 года переводил деньги не Гордону, а Джеремайе Фолду.

– Ты полиции тогда рассказывала про все это? – спросила она Сильвию.

– Нет, – вздохнула та.

– Почему?

– Брата стали подозревать в этих убийствах. Потом он вдруг пропал и в конце концов погиб, когда уходил от полиции. Мне не хотелось навешивать на него еще и это. Но одно я точно знаю: если бы его не убили, я бы выяснила у него все, что не давало мне покоя.

* * *

Пока Анна с Сильвией Тенненбаум сидели в кафе “Афина” на Мейн-стрит, Элис таскала Стивена Бергдорфа по магазинам.

– Надо было брать с собой вещи, а не дурить. Теперь все приходится покупать! – пилила она его в ответ на все возражения.

Перед дверью в бельевую лавку он вдруг встал столбом на тротуаре.

– У тебя все необходимое с собой, – заметил он. – Незачем сюда заходить.

– Подарок мне, подарок тебе, – потребовала Элис, вталкивая его внутрь.

Они чуть-чуть разминулись с Кирком Харви. Тот прошел мимо магазина и остановился у кирпичной стены. Вытащил из сумки банку с клеем и кисть и наклеил только что отпечатанное объявление.

КАСТИНГ

на роли в знаменитейшем спектакле

ЧЕРНАЯ НОЧЬ

Гениальный и прославленный режиссер

ИЩЕТ:

АКТЕРОВ – С ОПЫТОМ И БЕЗ ОПЫТА

Мировой успех обеспечен!

Слава гарантирована всем!

Невероятные гонорары!

Прослушивание в понедельник, 14 июля, в 10.00

в Большом театре Орфеа

ВНИМАНИЕ!

РОЛЕЙ НА ВСЕХ НЕ ХВАТИТ!!!

Подарки и подношения принимаются и даже приветствуются!

В нескольких сотнях метров оттуда на объявление наткнулись Джерри и Дакота Райс, прогуливавшиеся по Мейн-стрит.

– Прослушивание на роли в спектакле, – прочел Джерри. – Давай попробуем? Ты, когда была поменьше, мечтала стать актрисой.

– Уж точно не в дебильной пьесе, – отозвалась Дакота.

– Попытка не пытка, там видно будет, – ответил Джерри, изо всех сил стараясь изобразить восторг.

– Тут написано, что прослушивание в понедельник, – заныла Дакота. – Мы сколько будем торчать в этой жопе мира?

– Понятия не имею, Дакота, – рассердился Джерри. – Сколько нужно. И не начинай, пожалуйста, мы только что приехали. Ты чем-то другим собиралась заниматься? Может, в университет поступать? Ах нет, совсем забыл, ты же никуда не записалась.

Дакота надулась и двинулась вперед, не дожидаясь отца. Они оказались перед книжной лавкой Коди. Дакота вошла и завороженно уставилась на стеллажи. Заметила на столе словарь, схватила его и стала листать. Цепочки слов, одно определение влекло за собой другое. Она почувствовала, что за спиной стоит отец, и сказала:

– Я так давно не видела словарей.

Схватив словарь, она начала рыться в романах. К ней подошел Коди:

– Ты ищешь что-то конкретное?

– Хороший роман, – ответила Дакота. – Я уже сто лет ничего не читала.

Он заметил у нее под мышкой словарь и улыбнулся:

– Но вот это не роман.

– Это гораздо лучше. Я его возьму. Не припомню, когда в последний раз держала в руках бумажный словарь. Обычно я пишу только на компьютере, и ошибки правит текстовый редактор.

– Ну и времена, – вздохнул Коди.

Она кивнула:

– Когда я была маленькая, я участвовала в конкурсах правописания, где слова по буквам произносят. Меня отец тренировал. Мы все время читали слова по буквам, мама просто с ума сходила. Когда-то я часами могла читать словарь и запоминать, как пишутся самые сложные слова. Попробуйте, спросите какое-нибудь слово.

Она протянула словарь Коди, глядевшему на нее с веселым интересом. Тот взял, раскрыл его наудачу, пробежал глазами страницу и спросил:

– Голосистолический.

– Ну, это легко: г-о-л-о-с-и-с-т-о-л-и-ч-е-с-к-и-й.

Тот озорно улыбнулся:

– Ты и вправду читала словарь?

– Ой, целыми днями.

Она засмеялась и внезапно словно осветилась изнутри.

– Ты откуда приехала? – спросил Коди.

– Из Нью-Йорка. Меня зовут Дакота.

– А я Коди.

– Какой у вас магазин замечательный, Коди. Когда-то я хотела стать писателем.

На этих словах она вдруг помрачнела.

– Когда-то? – переспросил Коди. – А что тебе мешает? Тебе, наверно, и двадцати еще нет.

– У меня больше не получается писать.

– Больше? Что ты хочешь сказать?

– Больше не получается, с тех пор как я сделала одну очень страшную вещь.

– Что же ты такое сделала?

– Это слишком страшно, чтобы рассказывать.

– Ты могла бы про это написать, – предложил Коди.

– Знаю, мне психотерапевт все время твердит. Но оно из меня не выходит. Вообще ничего не выходит. Я внутри совсем пустая.

В тот вечер Джерри с Дакотой ужинали в кафе “Афина”. Джерри знал, что Дакоте всегда нравилось это заведение, и повел ее туда в надежде сделать ей приятное. Но она весь вечер дулась.

– Зачем мы сюда приперлись? – наконец спросила она, ковыряя вилкой спагетти с морепродуктами.

– Я думал, тебе здесь нравится, – оправдывался отец.

– Я про Орфеа. Зачем ты меня сюда притащил?

– Думал, тебе тут будет лучше.

– Думал, что мне тут будет лучше? Или хотел продемонстрировать, как я тебя достала, и напомнить, что из-за меня ты потерял дом?

– Дакота, что за ужасы ты говоришь!

– Я и так знаю, что испортила тебе жизнь!

– Дакота, хватит без конца есть себя поедом, ты должна двигаться вперед, ты должна поправиться.

– Ты что, не понимаешь? Я никогда не смогу поправить то, что сделала, папа! Ненавижу этот город, все ненавижу, ненавижу жить!

Она не смогла сдержать слезы и скрылась в туалете, чтобы никто не видел, как она плачет. Вышла оттуда не скоро, минут через двадцать, и попросила отца отвезти ее обратно в “Палас”.

Джерри не заметил, что в каждой из двух спален их люкса был мини-бар. Дакота, стараясь не шуметь, открыла дверцу, взяла стакан и достала из холодильничка крошечную бутылку водки. Отпила несколько глотков. Потом порылась в бельевом ящике и вынула оттуда ампулу кетамина. Лейла говорила, что такая упаковка практичнее, чем порошок, и прятать ее легче.

Дакота отломила кончик ампулы, вылила содержимое в стакан, размешала пальцем и залпом проглотила.

Через несколько минут она почувствовала, как ее охватывает умиротворение. Она стала легче. Счастливее. Она вытянулась на кровати и стала смотреть, как побелка на потолке начинает медленно идти трещинками и под ней проступает чудесная фреска: она узнала дом в Орфеа, и ей захотелось по нему побродить.

* * *

Орфеа, июль 2004 года

За завтраком в летнем домике, который снимали Райсы, царило радостное оживление.

– “Акупунктура”, – произнес Джерри с хитрым видом.

Девятилетняя Дакота задрала нос, состроив озорную мордочку; на лице матери, не сводившей с нее глаз, расцвела восхищенная улыбка. Потом девочка решительно схватила ложку, плававшую в миске с молоком, и, зачерпнув, стала доставать из него хлопья в форме букв, медленно проговаривая:

– А-к-у-п-у-н-к-т-у-р-а.

Одновременно она выкладывала соответствующую буковку на тарелку рядом. Потом, довольная, оглядела результат.

– Браво, дорогая! – восхитился отец.

Мать со смехом захлопала в ладоши:

– Как ты это делаешь?

– Не знаю, мам. У меня как будто фотография слова в голове, и обычно она правильная.

– Давай еще раз попробуем, – предложил Джерри. – Инкарвиллея.

Дакота закатила глаза, вызвав взрыв веселья у родителей, и попыталась выложить буквы слова. Не хватало только одного “л”.

– Почти угадала! – поздравил ее отец.

– По крайней мере, узнала новое слово, – философски заметила Дакота. – Теперь больше не ошибусь. А можно я пойду в бассейн?

– Иди надевай купальник, – улыбнулась мать.

Девочка с радостным криком выскочила из-за стола и скрылась в коридоре. Джерри проводил ее нежным взглядом, а Синтия, воспользовавшись минутой покоя, уселась к мужу на колени.

– Спасибо, любимый, ты гениальный муж и отец.

– Тебе спасибо, ты совершенно невероятная.

– Даже представить себе не могла, что можно быть такой счастливой. – Сильвия смотрела на него сияющими любовью глазами.

– Я тоже. Нам так повезло, – подхватил Джерри.

Джесси Розенберг

Воскресенье, 13 июля 2014 года

13 дней до открытия фестиваля

В то воскресенье Дерек и Дарла пригласили нас с Анной к себе искупаться в их бассейне. Мы первый раз собирались вместе просто так, а не ради расследования. А я вообще впервые за очень долгое время проводил вечер у Дерека дома.

Главная цель приглашения состояла в том, чтобы мы расслабились, попивая пиво. Но Дарла на минуту отлучилась, дети возились в воде, и мы не удержались и снова заговорили о деле.

Анна пересказала нам свой разговор с Сильвией Тенненбаум. Потом пояснила, что на Теда давил, с одной стороны, мэр Гордон, который навязывал ему строительные фирмы по своему выбору, а с другой – Джеремайя Фолд, местный криминальный авторитет, которому взбрело в голову его шантажировать.

– “Черная ночь” может быть как-то связана с Джеремайей Фолдом. Это он поджег кафе “Афина” в феврале девяносто четвертого, чтобы надавить на Теда и заставить его платить.

– Может, “Черная ночь” – это название преступной банды? – предположил я.

– Надо проверить эту версию, Джесси, – отозвалась Анна. – Я не успела заскочить на службу и нарыть побольше про этого Джеремайю Фолда. Знаю только то, что поджог убедил Теда заплатить.

– Значит, все перечисления, которые мы тогда обнаружили на счетах Тенненбаума, на самом деле предназначались этому Джеремайе? – догадался Дерек.

– Да, – кивнула Анна. – Тенненбаум хотел быть уверенным, что Джеремайя даст ему спокойно завершить работы и “Афина” откроется к фестивалю. А поскольку мы теперь знаем, что Гордон брал откаты со строительных фирм, становится понятно, откуда у него в это время взялись деньги. Он наверняка потребовал комиссионные с фирм, занятых на строительстве кафе “Афина”, сказал, что эти заказы они получили только благодаря ему.

– А если Гордон и Джеремайя Фолд были как-то связаны? – произнес Дерек. – Могли быть у мэра связи среди местного криминала?

– Вы в свое время не рассматривали такой вариант? – спросила Анна.

– Нет, – ответил Дерек. – Мы думали, что мэр – просто продажный политик. Нам и в голову не приходило, что он может собирать дань на всех уровнях.

– Предположим, что “Черная ночь” – название преступной группировки, – продолжала Анна. – А что, если эти надписи, появлявшиеся на стенах Орфеа за несколько месяцев до убийств, предвещали убийство мэра? Убийца оставил подпись, все это видели и знали, но никто не заметил?

– То, чего никто не увидел! – воскликнул Дерек. – То, что было у нас перед глазами, а мы не заметили! Что скажешь, Джесси?

– В таком случае это должно означать, что Кирк Харви расследовал дела этой группировки, – подумав, ответил я. – И что он все знал. Наверно, поэтому и забрал с собой досье.

– Вот этим нам и надо заняться завтра в первую очередь, – предложила Анна.

– Меня одно смущает, – заметил Дерек. – Почему Тед Тенненбаум ни слова нам не сказал о том, что у него вымогает деньги этот Джеремайя Фолд? Мы же его спрашивали про списания со счета.

– Боялся последствий? – задумалась Анна.

Дерек поморщился:

– Может, и так. Но если мы прохлопали эту историю с Джеремайей Фолдом, значит, могли прохлопать и что-то еще. Надо бы заново пересмотреть весь контекст этой истории, выяснить, что писали тогда местные газеты.

– Я могу попросить Майкла Берда подготовить нам все архивные материалы об этих убийствах, какие у него есть.

– Хорошая мысль, – одобрил Дерек.

Вечером мы остались на ужин. Дерек, как всегда по воскресеньям, заказал пиццу. Когда мы все рассаживались на кухне, Анна заметила фотографию на стене: Дарла, Дерек, Наташа и я стояли перед “Маленькой Россией”, закрытой строительными лесами.

– Что это за “Маленькая Россия”? – простодушно спросила Анна.

– Ресторан, который так и не открылся, – ответила Дарла.

– Ты любишь готовить? – поинтересовалась Анна.

– Когда-то только этим и жила.

– А кто эта девушка с тобой, Джесси? – Анна указала на Наташу.

– Наташа, – ответил я.

– Твоя тогдашняя невеста?

– Да, – кивнул я.

– Ты мне так и не сказал, что между вами произошло…

Дарла, поняв по нескончаемым вопросам Анны, что та ничего не знает, произнесла, покачав головой:

– Господи, Джесси, значит, ты ничего ей не рассказывал?

* * *

В “Палас дю Лак” Стивен Бергдорф и Элис устроились на шезлонгах у бассейна. День выдался на редкость жаркий, среди купальщиков, освежавшихся в воде, барахтался Мита Островски. Окончательно размокнув, он выбрался из воды и направился к своему шезлонгу обсыхать. И с ужасом обнаружил, что ровно на соседнем шезлонге расположился Стивен Бергдорф, натирающий кремом для загара спину какого-то юного создания, явно не жены.

– Стивен! – воскликнул Островски.

– Мита? – поперхнулся Бергдорф, увидев перед собой фигуру критика. – Что вы тут делаете?

Он, конечно, видел Островски на пресс-конференции, но никак не предполагал, что тот может поселиться в “Паласе”.

– Позвольте и вам задать тот же вопрос, Стивен. Я уезжаю из Нью-Йорка, хочу пожить спокойно, а тут опять вы!

– Я приехал разузнать про загадочный спектакль, который тут будут играть.

– Я здесь был раньше вас, Стивен, так что возвращайтесь в Нью-Йорк и вообще валите отсюда.

– Мы ездим, куда хотим, у нас демократия, – сухо ответила Элис.

Островски узнал ее: она работала в журнале.

– Ну и ну, Стивен, – присвистнул он, – вижу, вы отлично сочетаете работу с удовольствием. Ваша жена, наверно, очень довольна.

Он собрал свои вещи и в ярости удалился. Стивен побежал за ним:

– Подождите, Мита…

– Не волнуйтесь, Стивен, – пожал плечами Островски, – я ничего не скажу Трейси.

– Я не о том. Я хотел сказать, что виноват перед вами. Мне очень жаль, что я с вами так обошелся. Я… я в тот момент был не в себе. Простите, пожалуйста.

Островски показалось, что Бергдорф говорит искренне. Извинения тронули его.

– Спасибо, Стивен.

– Вот уж не за что, Мита. Вас сюда прислал “Нью-Йорк таймс”?

– О боги, нет, конечно, я теперь безработный. Кому нужен старомодный критик?

– Вы великий критик, Мита, вас любая газета с руками оторвет.

Островски пожал плечами, потом вздохнул:

– Может, в этом-то и проблема.

– Это почему?

– Со вчерашнего дня меня преследует одна мысль: мне хочется пойти на прослушивание для участия в “Черной ночи”.

– А что вам мешает?

– Но это же невозможно! Я литературный и театральный критик! Значит, я не могу ни писать, ни играть сам!

– Мита, я вас что-то не понимаю…

– Стивен, да напрягите же мозги, ради бога! И скажите, с какого перепугу театральный критик станет играть в спектакле? Вы можете себе представить, чтобы литературные критики писали романы, а писатели – рецензии? Можете вообразить, чтобы Дон Делилло писал рецензию для “Нью-Йоркера” про новую пьесу Дэвида Мэмета? А Поллок критиковал последнюю выставку Ротко в “Нью-Йорк таймс”? Чтобы Джефф Кунс громил в “Вашингтон пост” последнюю работу Дэмьена Хёрста? Вы можете вообразить Спилберга, который в рецензии на последний фильм Копполы напишет в “Лос-Анджелес таймс”: “Не ходите на это говно, это жесть кромешная”? Поднимется страшный скандал, все будут кричать о необъективности, и совершенно правильно: нельзя критиковать тот вид искусства, которым занимаешься сам.

Бергдорф, уловив наконец ход мысли Островски, позволил себе заметить:

– Формально вы больше не критик, Мита, ведь я вас уволил.

Лицо Островски просияло: Бергдорф был прав. Бывший критик немедленно поднялся к себе в номер и достал номера “Орфеа кроникл”, посвященные исчезновению Стефани Мейлер.

А если в книге судеб написано, что мне суждено оказаться по другую сторону стены? – думал Островски. А если Бергдорф, уволив его, вернул ему свободу? А если все это время он, сам того не ведая, был творцом?

Он вырезал нужные статьи и разложил их на кровати. С ночного столика на него смотрела фотография Меган Пейделин.

Вернувшись к бассейну, Стивен с упреком сказал Элис:

– Не цепляйся к Островски, он тебе ничего не сделал.

– А почему нет? Ты видел, с каким презрением он на меня смотрит? Как будто я проститутка. В следующий раз скажу ему, что это я его уволила.

– Не смей никому говорить, что это ты потребовала его уволить! – рассердился Стивен.

– Но это же правда, Стиви!

– Ну да, из-за тебя я по уши в дерьме.

– Из-за меня? – оскорбилась Элис.

– Да, из-за тебя и твоих идиотских подарков! Мне звонили домой из банка, и жена скоро обнаружит, что у меня проблемы с баблом, это только вопрос времени.

– У тебя проблемы с деньгами, Стивен?

– Естественно! – вне себя рявкнул Бергдорф. – Ты не видишь, сколько мы тратим? У меня на счетах пусто, я в долгах, как последний мудак!

Элис грустно взглянула на него.

– Ты мне никогда не говорил, – упрекнула она его.

– Что не говорил?

– Что подарки, которые ты мне дарил, тебе не по средствам.

– А что бы это изменило?

– Все! – вспылила Элис. – Это бы все изменило! Мы были бы осмотрительнее. Не разъезжали бы по “Паласам”! Ну, Стиви, как же так… Я думала, ты завсегдатай в “Плазе”, видела, что ты все покупаешь и покупаешь, мне казалось, что у тебя есть деньги. Мне даже в голову не приходило, что ты живешь в кредит. Почему ты мне не сказал?

– Потому что мне было стыдно.

– Стыдно? Чего ты стыдился? Стиви, я все-таки не проститутка и не мерзавка. Я с тобой не для того, чтобы получать подарки или доставлять тебе неприятности.

– Тогда почему ты со мной?

– Да потому что я тебя люблю! – закричала Элис.

Она смотрела на Стивена в упор, по щеке у нее катилась слеза.

– Ты меня не любишь? – всхлипывая, продолжала она. – Ты на меня злишься, да? Потому что ты из-за меня в дерьме?

– Я тебе вчера уже говорил в машине, Элис, наверно, нам обоим стоит подумать, взять паузу, – осторожно предложил Стивен.

– Нет, не уходи от меня!

– Я хочу сказать…

– Уйди от жены! – взмолилась Элис. – Если ты меня любишь, уйди от жены. Только не бросай меня. У меня есть только ты, Стивен. Никого, кроме тебя. Если ты уйдешь, у меня никого не останется.

Она рыдала в голос, тушь размазалась по щекам. Все вокруг смотрели на них. Стивен поспешил ее успокоить:

– Элис, ты же знаешь, как я тебя люблю.

– Нет, не знаю! Скажи мне! Покажи, как ты меня любишь! Не надо уезжать прямо завтра, останемся здесь еще на несколько дней, напоследок. Почему бы тебе не сказать в журнале, что мы пойдем на прослушивание и подготовим статью о пьесе изнутри? Репортаж из-за кулис спектакля, о котором все будут говорить! Тогда тебе оплатят расходы. Пожалуйста! Хоть на пару дней.

– Хорошо, Элис, – обещал ей Стивен. – Останемся еще на понедельник и вторник, сходим на прослушивание. И напишем вместе статью для журнала.

* * *

После ужина, дома у Дерека и Дарлы.

На город опустилась ночь. Анна с Дереком убирали со стола. Дарла курила на улице, у бассейна. Я подсел к ней. Жаркий воздух полнился трелями сверчков.

– Ты только взгляни на меня, Джесси, – саркастически произнесла Дарла. – Собиралась свой ресторан открывать, а теперь заказываю пиццу по воскресеньям.

Я чувствовал, что она расстроена, и попытался ее подбодрить:

– Пицца – это просто традиция.

– Нет, Джесси. И ты это знаешь. Я устала. Устала от этой жизни, от ненавистной работы. Знаешь, что я себе говорю, когда прохожу мимо какого-нибудь ресторана? “Он мог бы быть моим”. А вместо этого горбачусь сиделкой. И Дерек ненавидит свою работу. Двадцать лет ненавидит. А в последнюю неделю, когда вместе с тобой снова занимается расследованием, опять на коне, сияет и глядит именинником.

– Это его призвание, Дарла. Дерек – потрясающий детектив.

– Джесси, он больше не может быть копом. Тем более после всего, что случилось.

– Тогда пусть выйдет в отставку и займется чем-то другим! На пенсию он заработал.

– Мы за дом еще не все выплатили.

– Так продайте его! Дети через пару лет все равно разъ едутся по университетам. Найдите спокойный угол, подальше от этих городских джунглей.

– И что мы там будем делать? – безнадежным голосом спросила Дарла.

– Жить, – ответил я.

Она молча смотрела в одну точку. На ее лице плясали отблески бассейна.

– Пошли, – наконец сказал я. – Хочу тебе кое-что показать.

– Что именно?

– Проект, над которым я работаю.

– Какой проект?

– Ради которого я скоро уйду из полиции. Я не хотел тебе говорить, пока не все готово. Пошли.

Мы сели в машину, оставив Дерека с Анной дома. Двинулись в сторону Куинса, потом свернули на Риго-парк. Когда машина остановилась на нужной улочке, Дарла поняла. Она вышла из машины и оглядела домик:

– Ты взял его в аренду?

– Да. Там была какая-то галантерейная лавка, она закрылась. Я перекупил аренду по дешевке. Скоро начну работы.

Она смотрела на вывеску, завешенную тканью.

– Только не говори, что…

– Вот именно, – ответил я. – Постой тут секунду.

Я вошел внутрь и зажег вывеску. Нашел лестницу, вынес ее наружу, дотянулся до парусины и сорвал ее. И в ночи засияли буквы:

МАЛЕНЬКАЯ РОССИЯ

Дарла не говорила ни слова. Мне стало не по себе.

– Смотри, у меня сохранилась ваша красная книга со всеми рецептами, – показал я ей драгоценный сборник, который вынес вместе с лестницей.

Дарла по-прежнему не произносила ни звука. Я снова попытался ее расшевелить:

– Правда, кулинар из меня тот еще. Я буду делать гамбургеры. Больше ничего не умею. Гамбургеры с Наташиным соусом. Может, ты бы помогла мне, Дарла? Открыли бы ресторан вместе. Это выглядит странновато, знаю, но…

– Странновато? – воскликнула она. – Это безумие, вот это что такое! Ты спятил, Джесси! Зачем ты это сделал?

– Чтобы все поправить, – тихо сказал я.

– Джесси, нельзя здесь ничего поправить! – в голос зарыдала она. – Слышишь? Того, что случилось, не поправит никто!

И в слезах кинулась бежать в ночь.