Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"
Автор книги: Си Джей Уотсон
Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
Жанры:
Крутой детектив
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 243 (всего у книги 311 страниц)
В мае 2013 года мы с Элис провели в Орфеа совершенно замечательный уикенд, подвигнувший меня попутно на панегирическую статью для журнала под заглавием “Величайший из маленьких театральных фестивалей”; я в ней призывал читателей все бросить и скорей мчаться туда.
В августе мне пришлось покинуть Элис и отправляться на наш традиционный семейный отдых, в говенный сарай на озере Шамплейн. Три часа мы с вопящими детьми и надутой женой тряслись в машине по пробкам ради того, чтобы, открыв дверь, с ужасом обнаружить: в дом через камин пробралась белка, а выйти не сумела. Попортила она сущую ерунду, погрызла ножки стульев и телевизионные кабели, замарала ковер и в конце концов сдохла от голода в гостиной. Но вонь от трупика стояла нестерпимая.
Отдых начался с трехчасовой генеральной уборки.
– Лучше бы мы поехали в твой “райский городок”! – чертыхнулась жена, утирая пот со лба: она как ненормальная оттирала загаженный ковер.
Она еще злилась на меня за тот уикенд в Орфеа. И я начинал задаваться вопросом, уж не догадывается ли она о чем-нибудь. Конечно, я уверял себя, что ради Элис готов развестись, но на самом деле меня вполне устраивало нынешнее положение вещей: я был с Элис и не забивал себе голову всякими пакостями, связанными с разводом. Иногда мне приходило в голову, что я трус. Но, в сущности, такой же трус, как все мужчины. Господь потому и дал нам яйца, что у нас их изначально не было.
Отпуск показался мне адом. Мне не хватало Элис. Каждый день я уходил на долгую “пробежку”, чтобы позвонить ей. Бежал в лес, останавливался минут через пятнадцать, садился на бревно у реки, звонил ей и разговаривал всякий раз по часу и больше. Мог бы говорить и еще, но пора было возвращаться домой: никто бы не поверил, что я способен заниматься физическими упражнениями больше полутора часов.
К счастью, в журнале в самом деле случилось срочное дело, и мне пришлось возвращаться в Нью-Йорк на автобусе на день раньше остального семейства. В моем распоряжении была целая ночь с Элис, на свободе. Я провел эту ночь у нее дома. Мы поужинали пиццей в постели и четырежды занимались любовью. В конце концов она уснула. Была почти полночь, мне захотелось пить. Облачившись только в короткую майку и трусы, я пошел на кухню налить себе воды. И, к своему ужасу, столкнулся нос к носу с соседкой Элис, которой оказалась одна из моих журналисток – Стефани Мейлер.
– Стефани? – еле выговорил я.
– Мистер Бергдорф? – Она удивилась не меньше моего.
Еле сдерживая смех, она оглядела мой комичный костюм.
– Так это ты соседка? – спросил я.
– Так это вы друг сердечный, которого я слышу за стенкой?
Я страшно смутился, лицо залила краска.
– Не бойтесь, мистер Бергдорф, я никому ничего не скажу, – пообещала она, выходя из кухни. – Ваши дела никого не касаются.
Стефани Мейлер была классная. Когда мы на следующий день встретились в редакции, она вела себя так, словно ничего не было. И больше никогда, ни при каких обстоятельствах об этом не упоминала. Но Элис я устроил выговор за то, что она меня не предупредила.
– Могла бы все-таки сказать, что снимаешь квартиру со Стефани! – негодовал я, закрыв дверь кабинета, чтобы никто нас не услышал.
– И что бы изменилось?
– Я бы к тебе не ходил. Представляешь, если про нас с тобой кто-нибудь узнает?
– Ну и что? Ты меня стыдишься?
– Нет, но я твой начальник. У меня могут быть большие неприятности.
– Вечно ты драматизируешь, Стиви.
– Нет, я не драматизирую! – вспылил я. – Кстати, к тебе я больше не приду, хватит ребячиться. Будем встречаться в другом месте. Где – я решу.
Именно в эту минуту, на шестом месяце нашей связи, все и пошатнулось. Оказалось, что Элис способна приходить в настоящее бешенство.
– Ты больше не хочешь ко мне приходить? Это еще что такое? Ты за кого себя принимаешь, Стиви? Думаешь, ты будешь решать, что и как?
Мы первый раз поссорились. На прощание она сказала:
– Ты меня разочаровал, Стиви. Не оправдал ожиданий. И яйца у тебя крошечные и жалкие, как у всех мужиков твоего сорта.
Она удалилась и решила прямо с завтрашнего дня взять остававшиеся у нее две недели отпуска.
Десять дней от нее не было никаких вестей, на мои звонки она не отвечала. Меня страшно задел этот случай, я впал в жуткую тоску. А главное, я понял, что с самого начала ошибался: мне казалось, что Элис ради меня готова на все, готова удовлетворить любое мое желание, но все было ровно наоборот. Я думал, что она принадлежит мне, а на самом деле я принадлежал ей. С первого же дня она полностью подчинила себе наши отношения.
Жена заметила, что со мной творится что-то неладное.
– Что случилось, дорогой? У тебя такой озабоченный вид.
– Пустяки, это по работе.
На самом деле я ужасно грустил, что потерял Элис, и в то же время очень боялся, что она подложит мне свинью и расскажет о нашей связи жене и коллегам по журналу. Еще месяц назад я петушился, готов был все бросить ради нее, а теперь чуть не наложил в штаны: надо мной нависла опасность потерять и семью, и работу, остаться вообще без всего. Жена изо всех сил пыталась понять, что стряслось, держалась ласково и нежно, и чем добрее она была, тем больше я убеждался, что не хочу ее терять.
В конце концов я не выдержал и решил после работы отправиться к Элис. Не знаю, что мною двигало: желание услышать от нее, что она про нас никому не расскажет, или потребность увидеть ее снова. В семь вечера я позвонил в домофон. Никто не ответил, ее явно не было дома. Я решил дожидаться ее на ступеньках, у входной двери. Я просидел три часа, не сдвигаясь с места. Напротив было маленькое кафе, можно было подождать там, но я слишком боялся ее пропустить. Наконец она появилась. Я заметил на тротуаре ее фигуру – в кожаных штанах, на каблуках. Она была великолепна. Потом я заметил, что она не одна: рядом шла Стефани Мейлер. Они куда-то ходили вместе.
Они подошли ближе, я встал. Стефани вежливо поздоровалась со мной и, не задерживаясь, вошла в дом, оставив нас с Элис наедине.
– Что тебе нужно? – ледяным тоном спросила Элис.
– Попросить прощения.
– Это так ты просишь прощения?
Не знаю, что на меня нашло, но я встал перед ней на колени прямо на тротуаре. И она произнесла своим сладким голосом, от которого я всегда таял:
– О, Стиви, ты такой милый!
Подняла меня и томно поцеловала. Потом привела к себе, в свою комнату, и велела заняться с ней любовью. Прямо в разгар страсти она сказала, царапая мне плечи ногтями:
– Я люблю тебя, Стиви, ты знаешь, но прощение надо заслужить. Завтра в пять часов приходи в “Плазу” с хорошим подарком. Мои вкусы ты знаешь, и не жадничай.
Я обещал. И назавтра, в пять вечера, когда мы пили в баре “Плазы” шампанское гран крю, подарил ей бриллиантовый браслет, за который заплатил со счета, который мы с женой открыли для детей. Я знал, что жена никогда не станет проверять этот счет и у меня будет время восполнить недостачу так, чтобы она не заметила.
– Неплохо, Стиви, – снисходительно сказала Элис, надевая браслет на запястье, – ты наконец понял, как надо вести себя со мной.
Она залпом допила бокал шампанского и встала.
– Ты куда? – спросил я.
– Встречаюсь с друзьями. Увидимся завтра утром в офисе.
– Но я думал, мы проведем вместе ночь, – невольно простонал я. – Я уже номер снял.
– Что ж, хорошо тебе выспаться, Стиви.
Она ушла. А я провел вечер в номере, потому что отменять бронь было уже поздно. Обжирался гамбургерами и смотрел телевизор.
Элис с самого начала задавала тон. Я попросту не хотел себе в этом признаться. Так началось мое долгое нисхождение в ад. Теперь я чувствовал себя пленником Элис. Погоду определяла она. Если я начинал вилять, она грозила все рассказать и меня уничтожить. Поставить в известность не только журнал и мою жену, но и полицию. Сказать, что ее принудил к сексуальным отношениям изворотливый тиран-работодатель. Иногда она несколько дней бывала изысканно нежна, и я, теряя последние силы, уже не мог по-настоящему ее ненавидеть. А главное, она вознаграждала меня – но только от случая к случаю – невероятными сеансами секса, которых я отчаянно ждал; из-за них у меня сформировалась кошмарная зависимость от нее.
Наконец, в сентябре 2013 года, я понял, что Элис двигали не только денежные интересы. Конечно, я тратил на подарки целое состояние, обзавелся четвертой кредитной картой и опустошил на добрую четверть семейный сберегательный счет, но она вполне могла соблазнить кого-нибудь побогаче и получать от него в сто раз больше. По-настоящему ее интересовала писательская карьера, и она считала, что я могу ей помочь. У нее была навязчивая идея стать новым модным нью-йоркским литератором, и она преисполнилась решимости устранить любого, кто мог составить ей конкуренцию. Мне особенно врезался в память один случай. Это было утром 14 сентября 2013 года. Она позвонила, когда мы с женой и детьми ходили по магазинам. Я отошел в сторонку, принял звонок, и в телефоне раздался ее крик:
– Ты поставил ее на обложку? Мерзавец!
– Элис, ты о чем?
Речь шла о последнем, осеннем номере “Нью-Йорк литерари ревью”. Стефани Мейлер написала отличный текст, и я его анонсировал на обложке. Элис только что это обнаружила.
– Но, Элис, ты с ума сошла? Стефани написала потрясающую статью!
– Мне срать на твои оправдания, Стиви! Тебе это дорого обойдется! Я хочу тебя видеть, ты где?
Мы договорились, что я встречусь с ней в кафе возле ее дома. Опасаясь ее гнева, я принес ей красивый платок дорогой французской марки. Она влетела, вне себя от злости, и швырнула подарок мне в лицо. Я никогда не видел ее в такой ярости.
– Ты занимаешься ее карьерой, ставишь ее на обложку, а я? Я так и буду жалкой нелепой секретаршей, почту приносить?
– Но, Элис, опомнись, ты же не пишешь статьи!
– Пишу! Веду писательский блог, ты мне сам говорил, что очень хороший. Почему ты не печатаешь фрагменты оттуда в нашем журнале?
– Элис, я…
Она оборвала меня гневным жестом и приказала, рассекая воздух платком, словно объезжала лошадь:
– Хватит пререкаться! Ты что, решил произвести на меня впечатление своей жалкой тряпкой? За проститутку меня держишь? Думаешь, меня можно купить?
– Элис, что ты от меня хочешь? – взмолился я.
– Я хочу, чтобы ты выставил эту дуру Стефани вон! Хочу, чтобы ты ее уволил, и немедленно!
Она встала, давая понять, что разговор окончен. Я хотел ласково взять ее за руку, удержать, но она впилась в мою ладонь ногтями.
– Скажи спасибо, что глаза тебе не выцарапала, Стиви. И слушай хорошенько: в понедельник с утра Стефани Мейлер будет уволена, понял? Иначе прямо в понедельник все узнают, что я от тебя вытерпела.
Вспоминая сегодня этот разговор, я сознаю, что мог тогда не уступить. Не уволь я Стефани, Элис заявила бы в полицию, выдала меня и жене, и всем встречным и поперечным. Мне бы пришлось расплачиваться за свои поступки. Я мог бы взять на себя ответственность, но для этого я был слишком труслив. Поэтому в понедельник я, сославшись на финансовые проблемы, уволил Стефани Мейлер из “Нью-Йорк литерари ревью”. Перед тем как уйти, она в слезах зашла ко мне в кабинет с коробкой личных вещей в руках.
– Не понимаю, за что вы так со мной, Стивен. Я пахала на вас день и ночь.
– Мне очень жаль, Стефани. Проклятая конъюнктура, пришлось сильно сокращать бюджет.
– Неправда, – сказала она. – Я знаю, что Элис вами манипулирует. Не волнуйтесь, я никому ничего не скажу. Можете спать спокойно, я вас не выдам.
После ухода Стефани Элис успокоилась и теперь изо всех сил трудилась над своим романом. Говорила, что ей пришла в голову гениальная идея и книга получится отличная.
Так прошло три месяца, наступил декабрь 2013 года. Рождественские праздники обошлись мне в 1500 долларов за кулон для Элис и 150 долларов за оригинальную бижутерию для жены, которая, со своей стороны, сделала нам сюрприз: подарила всей семье недельный отдых на солнышке. Объявила она об этом в пятницу вечером и, сияя, показала туристические проспекты: “Вечно мы считаем каждую копейку, ничего себе не позволяем. Я с Пасхи откладывала со своей зарплаты, чтобы мы провели Новый год на Карибах”. Карибами она называла Ямайку – отель “все включено” для более чем среднего класса, корчащего из себя аристократию, с большим нечистым бассейном и отвратительным шведским столом. Однако влажная жара побережья Ямайки пошла мне на пользу: я спасался под пальмами от обжигающего солнца, потягивал третьесортные коктейли вдали от Элис и всех неприятностей, и мне было хорошо. Первый раз за очень долгое время можно было успокоиться и ни о чем не думать. Я понял, что хочу уехать из Нью-Йорка, начать жизнь сначала, с нуля, не совершать больше пагубных ошибок. Я даже заговорил об этом с женой:
– Тебе никогда не хочется уехать из Нью-Йорка?
– Что? Почему ты хочешь уехать из Нью-Йорка? Разве нам там не хорошо?
– Хорошо, но ты же понимаешь, что я имею в виду.
– Именно что не понимаю.
– Мы могли бы жить в небольшом городке, не тратить время на давку в общественном транспорте…
– Что опять за блажь, Стивен?
– Это не блажь, просто в голову пришло, захотелось с тобой поделиться.
Но жена, как истинная обитательница Нью-Йорка, не представляла себе жизни в другом месте, и моя идея сбежать и начать все сначала была вскоре забыта.
* * *
Прошло полгода.
К июню 2014 года детский сберегательный счет был пуст. Я перехватил звонок из банка: нас предупреждали, что держать пустой сберегательный счет нельзя, и я перевел на него денег, чтобы не забивать себе голову хотя бы этим. Мне во что бы то ни стало надо было найти способ его пополнить и тем самым не дать себя загнать в финансовую яму. Пора было положить всему этому конец. Я перестал спать, а когда наконец проваливался в сон, меня мучили невыносимые кошмары. Эта история подтачивала меня изнутри.
Элис дописала свой роман. Попросила меня его прочесть и высказаться абсолютно честно: “Как в постели: жестко, но прямо”. Я с трудом дочитал ее книгу, пропуская большие куски, – она хотела знать мое мнение как можно скорее, а мнение у меня, к несчастью, сложилось однозначное. Ее текст был беспомощен и бездарен. Но сказать ей об этом прямо я не мог. Сидя в модном ресторане в Сохо, мы чокнулись шампанским за ее грядущий громкий успех.
– Я так счастлива, что тебе понравилось, Стиви, – ликовала она. – Ты же не потому так говоришь, что не хочешь меня обидеть?
– Нет, мне правда понравилось. Как ты можешь сомневаться?
– Просто я его предложила трем литературным агентам, а они мне отказали.
– А, пусть это тебя не смущает. Если бы ты знала, сколько книжек были поначалу отвергнуты и агентами, и издателями!
– Вот именно. И я хочу, чтобы ты мне помог ее продвигать и дал ее почитать Мите Островски.
– Островски, критику? – с тревогой спросил я.
– Ну естественно. Он мог бы написать рецензию в ближайший номер нашего журнала. К его мнению все прислушиваются. Он может сделать из книги бестселлер еще до публикации, если ее похвалит. Ко мне сбегутся все агенты и издатели и станут молить принять их предложения.
– Не уверен, что это хорошая мысль. Островски может написать очень жестко, даже зло.
– Но ты же его начальник, в конце концов! Просто потребуй, чтобы он написал хорошую рецензию.
– Ты прекрасно знаешь, что так не делают, Элис. Каждый волен…
– Хватит опять читать мне мораль, Стиви. Я требую, чтобы Островски написал восторженную статью про мою книгу, и он это сделает. Ты найдешь способ его заставить.
В этот момент подошел официант с нашими лобстерами, но она жестом отправила его обратно на кухню.
– Я уже не хочу есть, вечер получился ужасный. Хочу домой.
Следующие десять дней она все время требовала подарков, за которые мне уже было нечем платить, а если я отказывался, мучила меня всеми возможными способами. В конце концов, чтобы ее успокоить, я обещал, что Островски прочтет ее книгу и напишет хвалебную статью.
Я отдал текст Островски, тот обещал прочитать. Через две недели, не имея от него никаких вестей, я поинтересовался, заглянул ли он в роман. Он ответил, что прочел его до конца. Элис потребовала, чтобы я вызвал его к себе и выслушал отчет от него лично. Мы назначили встречу на 30 июня. Перед приходом Островски Элис спряталась в шкафу. Критик высказался как нельзя более резко:
– Скажите, Стивен, я вас чем-то невольно обидел? – спросил он с порога, усаживаясь в кресло. – Если так, прошу прощения.
– Нет, – удивился я. – Что за странный вопрос?
– Просто если вы заставляете меня такое читать, значит, вы на меня сердиты! А теперь еще вынуждаете тратить время на разговоры про это. Но я все-таки понял, почему вы так настаивали, чтобы я прочел эту гадость.
– Да? И почему? – с некоторым беспокойством спросил я.
– Потому что вы сами написали эту книгу и хотите знать, чего она стоит. Мечтаете стать писателем, Стивен, верно?
– Нет, автор этой книги не я, – заверил я его.
Но Островски не поверил:
– Стивен, скажу вам как друг, потому что не хочу, чтобы вы питали ложные надежды: вы бездарны. Это отстой! Отстой, отстой, отстой! Я бы даже так сказал: ваша книга – идеальное воплощение отстоя. Мартышка и та написала бы лучше. Окажите услугу человечеству, бросьте это дело, очень вас прошу. Может, попробуете рисовать? Или играть на гобое?
Он удалился. Не успела за ним закрыться дверь кабинета, как Элис вылетела из шкафа.
– Элис, он сам не понимает, что говорит, – попытался я ее утихомирить.
– Я хочу, чтобы ты его прогнал!
– Чтобы я его прогнал? Но я не могу уволить Островски. Читатели его обожают.
– Ты его уволишь, Стиви!
– Ну уж нет, Элис, этого я не могу! Ты соображаешь, что говоришь? Уволить Островски?
Она угрожающе наставила на меня палец:
– Ты у меня в аду гореть будешь, Стиви. Я тебя разорю и засажу в тюрьму. Ты почему не слушаешься? Придется тебя наказать!
Островски я уволить не мог. Но Элис заставила меня позвонить ему при ней по громкой связи. К моему великому облегчению, тот не ответил. Я решил потянуть с этим делом в надежде, что гнев Элис уляжется. Но спустя два дня, 2 июля, она как фурия влетела ко мне в кабинет:
– Ты не уволил Островски! Ты с ума сошел? Ты смеешь мне перечить?
– Я же при тебе пытался ему звонить, он с тех пор не перезванивал.
– Так попробуй еще раз! Он у себя в кабинете, я с ним только что столкнулась.
Я позвонил ему по прямой линии, но он опять не брал трубку. В конце концов звонок переключился на секретаршу, и та сообщила, что он дает телефонное интервью какой-то французской газете.
Элис, багровая от гнева, жестом согнала меня со стула и уселась за мой компьютер.
– Элис, ты что делаешь? – заволновался я, увидев, что она открывает мою почту.
– То, что ты давно должен был сделать, слизняк.
Она создала новое письмо и написала:
Мита, поскольку на мои звонки Вы ответить не соизволили, извещаю Вас письменно: с настоящего момента Вы больше не работаете в “Нью-Йорк литерари ревью”. Стивен Бергдорф.
Кликнула на “отправить” и с победным видом вышла из кабинета.
В этот момент я подумал, что так дальше продолжаться не может. Я терял контроль над журналом и над собственной жизнью. Я был в долгах с ног до головы, все кредитные карты были пусты и семейный сберегательный счет тоже.
Суббота, 12 июля 2014 года
14 дней до открытия фестиваля
На выходных мы решили отдохнуть. Нам нужно было немного отвлечься, перевести дух. Нам с Дереком приходилось держать себя в руках: слишком многое окажется под угрозой, если Кирк Харви заставит нас сорваться.
Я вторую субботу подряд провел на кухне, возился с соусом и гамбургерами.
Дерек набирался сил в кругу семьи.
Что же до Анны, то она никак не могла отключиться от нашего дела. По-моему, ее больше всего потрясли слова Базза Ленарда про Шарлотту Браун. Где та пропадала во время открытия фестиваля 1994 года? И почему? Что она скрывала? Брауны, и Алан, и Шарлотта, очень поддержали Анну после ее переезда в Орфеа. Она потеряла счет их приглашениям на ужин, предложениям погулять или прокатиться на катере. Она часто ужинала вдвоем с Шарлоттой, чаще всего в кафе “Афина”; они часами сидели там и болтали. Анна пожаловалась ей на свои трения с Гулливером, Шарлотта рассказала, как переехала в Орфеа. Она тогда только что окончила университет. Нашла себе место у какого-то ворчливого ветеринара, который мало того что превратил ее в секретаршу, но еще и, похохатывая, хватал за зад ницу. Анна никак не могла себе представить, чтобы Шарлотта проникла к кому-то в дом и перебила всю семью.
Накануне, просмотрев видео, мы позвонили Баззу Ленарду и задали ему два важных вопроса: была ли у кого-то из актеров машина и кто имел копию видеозаписи спектакля?
Насчет машины он высказался однозначно: вся труппа приехала вместе, на автобусе. Машины не было ни у кого. Что же касается видеокассеты, то жителям Орфеа в разных точках города было продано шестьсот ее экземпляров. “ Кассеты лежали во всех магазинах в центре, в бакалейных лавках, на заправках. Люди покупали их как сувениры. С осени девяносто четвертого года и до следующего лета разошлось все”.
Из этого следовали две вещи. Для Стефани не составляло труда раздобыть кассету из вторых рук, она имелась даже в городской библиотеке. А главное, в вечер убийства Шарлотта Браун без машины могла за время своей получасовой отлучки добраться из Большого театра только до точки, находившейся в пятнадцати минутах ходьбы, не дальше. Мы с Дереком и Анной решили, что если бы она поймала одно из редких городских такси и попросила отвезти ее в квартал Пенфилд, водитель после трагических событий наверняка бы объявился.
В то утро Анна, выйдя на пробежку, решила засечь, за какое время можно дойти от театра до дома Гордона, а потом вернуться. Пешком получалось почти 45 минут. Шарлотта отсутствовала около получаса. Но как широко можно толковать слово “около”? Бегом можно было обернуться за 25 минут. Хороший бегун справился бы и за двадцать, а человек в неподходящей обуви – скорее за тридцать. Значит, теоретически это было возможно. У Шарлотты Браун было время добежать до Гордонов, убить их, а потом вернуться в театр.
Пока Анна раздумывала, сидя на скамейке в парке напротив бывшего дома Гордонов, ей позвонил Майкл Берд. Голос у него был встревоженный:
– Анна, можешь сейчас подойти в редакцию? Случилась очень странная вещь.
Сидя в своем кабинете в “Орфеа кроникл”, Майкл рассказал Анне о неожиданном визитере:
– К нам заявился Мита Островски, знаменитый литературный критик. Хотел знать, что случилось со Стефани. Когда я сказал, что ее убили, разорался: “Почему мне никто не сообщил?”
– Он как-то связан со Стефани? – спросила Анна.
– Понятия не имею. Потому тебе и позвонил. Он меня прямо засыпал вопросами, все хотел знать. Да как она умерла, да почему, да какие версии рассматривает полиция.
– Что ты ему ответил?
– Только повторял то, что и так всем известно и о чем писали в газетах.
– И что потом?
– Потом он у меня попросил старые номера газеты, где говорилось про ее исчезновение. Я ему дал из нераспроданных остатков. Он пожелал непременно за них заплатить. И сразу ушел.
– Куда ушел?
– Сказал, что будет изучать их в отеле. У него номер в “Палас дю Лак”.
Анна забежала домой, наскоро приняла душ и отправилась в “Палас дю Лак”. Островски она нашла в баре отеля: там он назначил ей встречу, когда она позвонила ему в номер.
– Со Стефани я познакомился в “Нью-Йорк литерари ревью”, – объяснил он. – Потрясающая женщина, огромный талант. Обещала вырасти в большого писателя.
– Откуда вам было известно, что она поселилась в Орфеа?
– После того как ее уволили, мы продолжали общаться. Созванивались иногда.
– Вас не удивило, что она стала работать в маленьком городке в Хэмптонах?
– Сейчас, вернувшись в Орфеа, я понимаю, что это был очень правильный выбор: она говорила, что хочет писать, и городок очень к этому располагает, полный покой…
– Про полный покой – это вы слегка преувеличиваете, – возразила Анна. – Если не ошибаюсь, вы не первый раз сюда приезжаете, мистер Островски?
– Ваши сведения верны, юная миссис офицер. Я приезжал сюда двадцать лет назад на первый фестиваль. Не могу сказать, что программа в целом произвела на меня неизгладимое впечатление, но город мне понравился.
– И с 1994 года вы на фестиваль больше не ездили?
– Нет, ни разу, – подтвердил он.
– Тогда почему вы вдруг вернулись двадцать лет спустя?
– Получил любезное приглашение от мэра Брауна и подумал: “Почему бы нет?”
– Вас с 1994 года не приглашали?
– Приглашали. Но в этом году мне захотелось приехать.
Анна чувствовала, что Островски чего-то недоговаривает.
– Мистер Островски, может, не стоит держать меня за круг лую дуру? Я знаю, что вы сегодня были в редакции “Орфеа кроникл”, что вы расспрашивали главного редактора про Стефани. По его словам, вы были не в себе. Что происходит?
– Что происходит? – возмутился он. – Происходит то, что убита молодая женщина, которую я безмерно уважал! Так что уж простите, не сдержался, когда мне рассказали об этой трагедии.
Голос у него срывался. Анна почувствовала, что он на пределе.
– Вы не знали, что случилось со Стефани? В редакции “Нью-Йорк литерари ревью” никто об этом не говорил? Обычно такие слухи распространяются очень быстро, у кофемашины, например.
– Возможно, – сдавленным голосом отозвался Островски, – но я не мог об этом знать, потому что меня уволили из журнала. Выставили! Унизили! Обошлись со мной как с пылью под ногами! Не успел этот мерзавец Бергдорф меня уволить, как меня на следующий же день выгнали вон, свалили мои вещи в коробки, меня не пускают в редакцию, не отвечают на мои звонки. Со мной, великим Островски, обошлись как с последним ничтожеством! И вообразите, миссис офицер, во всей этой стране только один человек по-прежнему был со мной приветлив, и этим человеком была Стефани Мейлер. Я сидел в Нью-Йорке на грани депрессии, никак не мог ей дозвониться и решил съездить к ней в Орфеа. Мне показалось, что приглашение от мэра – очень удачное совпадение, быть может, знак судьбы. Я приезжаю, все равно не могу с ней связаться, решаю сходить к ней домой, а там какой-то служитель правопорядка сообщает, что ее убили. Утопили в грязном озере, бросили ее тело на растерзание насекомым, червям, хищным птицам и пиявкам. Вот почему я в такой печали и в таком гневе, миссис офицер.
Повисло молчание. Он высморкался, смахнул слезу и глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки.
– Мне очень жаль, что ваша подруга умерла, – наконец произнесла Анна.
– Спасибо, что разделяете мою боль.
– Вы говорите, вас уволил Стивен Бергдорф?
– Да, Стивен Бергдорф. Главный редактор “Нью-Йорк литерари ревью”.
– То есть он сначала уволил Стефани, потом вас?
– Да, – подтвердил Островски. – Думаете, здесь есть какая-то связь?
– Не знаю.
После разговора с Островски Анна пошла перекусить в кафе “Афина”. Когда она садилась за столик, кто-то ее окликнул:
– Вам очень идет штатское, Анна.
Анна обернулась. На нее с улыбкой смотрела Сильвия Тенненбаум, явно в хорошем настроении.
– Я не знала про твоего брата, – сказала Анна. – Только сейчас выяснила, что с ним случилось.
– Что это меняет? – спросила Сильвия. – Ты стала иначе ко мне относиться?
– Я хотела сказать, что мне очень жаль. Для тебя это, наверное, было ужасно. Ты мне очень симпатична, и я тебе сочувствую. Вот и все.
Сильвия погрустнела:
– Спасибо. Можно я к тебе пристроюсь, пообедаем вместе? Я угощаю.
Они уселись за столик на террасе, поодаль от других посетителей.
– Меня все долго считали сестрой чудовища, – призналась Сильвия. – Местным очень хотелось, чтобы я уехала. Продала бы по дешевке его ресторан и выкатилась отсюда.
– Твой брат, он был какой?
– Золотое сердце. Открытый, щедрый. Но слишком вспыльчивый и драчливый. Это его и сгубило. Он всю жизнь себе испортил из-за кулаков. Еще со школы. Стоило ему повздорить с другим мальчишкой, тут же лез в драку. Его отовсюду выгоняли. Дела у отца шли прекрасно, он нас записывал в лучшие частные школы Манхэттена, мы там жили. Брата исключили изо всех школ, в итоге ему наняли домашнего учителя. Потом его приняли в Стэнфорд, но через год отчислили за драку с преподавателем. Подумать только, с преподавателем! Брат вернулся в Нью-Йорк, нашел работу. На восемь месяцев, потом он сцепился с коллегой, и его уволили. У нас был летний дом в Риджспорте, неподалеку отсюда, и брат перебрался туда. Нашел место управляющего в ресторане. Ему это страшно нравилось, ресторан процветал, но он там связался с дурной компанией. После работы ходил в бар с сомнительной репутацией. Его задерживали то за пьянство, то за травку. А потом случилась жуткая драка на парковке. Теду дали полгода тюрьмы. Выйдя на свободу, он решил вернуться в Хэмптоны, а не в Риджспорт. Хотел подвести черту под прошлым. Говорил, что начнет все сначала. Так он и приехал в Орфеа. Найти работу с тюремным прошлым, пусть и коротким, было очень сложно, но в конце концов владелец “Палас дю Лак” взял его носильщиком. Он был образцовым работником, быстро поднялся по служебной лестнице. Стал охранником, потом замдиректора. Включился в общественную жизнь, сделался пожарником-волонтером. Все было как нельзя лучше.
Сильвия замолчала. Анна, чувствуя, что ей не очень хочется рассказывать дальше, решила ее подтолкнуть.
– А потом что? – ласково спросила она.
– У Теда была деловая жилка, – снова заговорила Сильвия. – В гостинице он часто слышал жалобы клиентов, что в Орфеа невозможно найти настоящий ресторан. Ему захотелось открыть собственное дело. Отец к тому времени умер, оставив нам довольно большое наследство, и Теду удалось выкупить заброшенное здание в центре города, идеально расположенное: он хотел его перестроить и превратить в кафе. К несчастью, вскоре все пошло наперекосяк.
– Ты имеешь в виду пожар? – спросила Анна.
– Ты в курсе?
– Да. Мне говорили, что у твоего брата были очень напряженные отношения с мэром, с Гордоном. Тот отказывался менять целевое назначение здания, и Тед якобы устроил пожар, чтобы легче было получить разрешение на строительство. Но и на этом трудности с мэром не закончились…
– Знаешь, Анна, я тоже все это слышала. Тем не менее могу тебя заверить, что брат здание не поджигал. Да, он был холерик, но вовсе не мелкий жулик. Он был порядочным человеком, у него были свои ценности. Да, в самом деле, стычки между братом и Гордоном продолжались и после пожара. Я знаю, многие видели, как они кричали друг на друга прямо посреди улицы. Но если я тебе скажу, из-за чего они ссорились, ты не поверишь.
* * *
Орфеа, Мейн-стрит
21 февраля 1994 года
Спустя две недели после пожара
Подойдя к зданию будущего кафе “Афина”, Тед Тенненбаум обнаружил, что на улице его поджидает Гордон – вышагивает взад-вперед по тротуару, чтобы согреться.
