Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 109 (всего у книги 311 страниц)

– Данте… это невозможно.

– Прошу тебя… Коломба…

Коломба взглянула на Хорхе:

– Давайте ваши рюкзаки.

– Зачем?

– Затем, что их понесу я. Ну же!

То ли из-за ее тона, то ли из-за самой ситуации, но оба парня без препирательств повиновались. Крикнув Сантьяго, чтобы ловил мешок с одеждой, она сбросила его в шахту и накинула по рюкзаку на каждое плечо. Оба они весили не меньше чем по пятнадцать килограммов. Груз тянул ее назад, и она почувствовала, что теряет равновесие. Если бы лестница была маршевой, спуститься по ней было бы непросто.

– Что теперь? – спросил татуированный.

– Присмотрите за ним. – Она кивнула на Данте. – Я отнесу рюкзаки и вернусь. Мы вместе спустим его вниз.

– КоКа… ты не можешь так со мной поступить, – промямлил Данте.

– Мне жаль, – пряча глаза, сказала Коломба. – Ну! Вы же не хотите, чтобы нас здесь обнаружили? Приближается вертолет!

Данте попытался было упираться, но татуированный молниеносно очутился у него за спиной и зажал ему рот, чтобы он не кричал. Бросив уничтожающий взгляд на Коломбу, Хорхе поспешно схватил его за руки. Глядя, как Данте извивается, пытаясь вырваться, Коломба почувствовала, что у нее сжалось сердце.

«У нас нет выбора», – мысленно повторила она и, как могла быстро, слезла по лестнице, рискуя сорваться и сломать шею. На полпути у нее соскользнула рука: не разбилась она лишь потому, что успела схватиться за один из покрытых смазкой канатов лифта.

С крыши кабины вскинулся луч желтоватого света – Сантьяго включил карманный фонарик.

– Где остальные? – спросил он, как только она спрыгнула с лестницы рядом с ним.

– Держат Данте. Сейчас я поднимусь за ним.

– Здесь для него не место.

– Сама знаю.

Избавившись от тяжелых рюкзаков, Коломба без труда поднялась наверх и тихонько постучала в дверцу, чтобы привлечь к себе внимание. Кукиллос протолкнули в шахту голову Данте. Затем показалась верхняя часть его туловища. Он попытался закричать, но Коломба закрыла ему рот рукой.

– Прошу тебя, не кричи. Я помогу, – сказала она ему на ухо.

Данте фыркнул и помотал головой.

Коломба продолжала зажимать ему рот.

– Ты привел меня сюда, а я выведу тебя отсюда, – сказала она, добавив про себя: «По крайней мере, попытаюсь».

Коломба велела парням столкнуть его вниз, и судорожно хватающийся за нее Данте вдруг навалился на нее всем весом. Теперь обе ее руки оказались заняты: одной она держалась за перекладины, а другой удерживала Данте. Но он так и не закричал. Отворачивая лицо и тяжело дыша, он молча обвивал ее за шею. Коломба подумала, что если они все вчетвером не упадут, то план вполне может сработать. В ту же секунду их ослепил блик установленного на вертолете прожектора.

Их заметили.

13

О подозрительных передвижениях на крыше галереи было немедленно доложено в диспетчерскую, а оттуда в свою очередь на позывной «Сиена-один», принадлежащий Марко Сантини. Или «сукиному сыну», как величали его между собой сотрудники спецподразделения, которым осточертело его вмешательство в работу их отдела. К этому времени забастовка была подавлена. Немалую часть местных жителей под конвоем согнали во двор или растолкали в наручниках по бронированным фургонам. На их черепах темнели свежие ссадины и порезы. Не обошлось и без переломов. Спецназовцы уже обыскивали квартиры на четвертом этаже, но Сантини, получив доклад из диспетчерской, перенаправил весь отряд, за исключением нескольких караульных, в соседнее здание. Насколько он понимал, Коломба пыталась осуществить побег прямо у них над головой.

В действительности к этому моменту беглецы были уже под землей. Поспешно спустившись в шахту лифта, они, не сбавляя скорости, добежали до подвала. Все это время Коломба заботливо обнимала Данте за плечи и что-то подбадривающе шептала ему на ухо. Тот, как оглушенный, шел за остальными. Его сознание обратилось внутрь себя, замкнулось в светлом и безопасном пристанище где-то в глубине мозга. Данте видел цветы и бабочек, фейерверки и звезды. Внешний мир он воспринимал лишь настолько, насколько это было необходимо, чтобы передвигать ноги.

Сантьяго провел их через огромный захламленный подвал, затем через соединяющий два дома подземный переход и, наконец, через подвал соседнего здания. Они старались бежать совершенно бесшумно и прислушивались к каждому шороху. Время от времени во тьме раздавался доносящийся с улицы писк раций. В какой-то момент они чуть не столкнулись с бегущей навстречу группой спецназовцев. С годами подвалы превратились в бесформенное скопление комнат, где господствовал закон джунглей. Некоторые из них служили свалкой мусора и рухляди; другие, со снесенными перегородками, использовались в качестве кабаков, гостевых, кладовых и бункеров, о содержимом которых было не известно никому, кроме их самозваных хозяев.

На перекрестке двух коридоров имелась даже площадка для барбекю. Здесь расположилась равнодушная к влажности и царящему наверху хаосу перуанская семейка, которая готовила цыпленка на гриле под решеткой парковки. Коридор периодически перегораживали то бронированные двери, то возведенные из подручных средств баррикады, но первые Сантьяго всякий раз отпирал одним из собственных ключей, а вторые знал, как обойти.

Наконец они оказались перед подвальной дверью, запертой на такой же висячий замок, как и дверца в лифтовую шахту. Когда Сантьяго открыл ее, они попали на какой-то склад, загроможденный побитой сантехникой.

– Отсюда можно попасть в парк? – озадаченно спросила Коломба.

– Exactamente[259]. Но расслабляться рано. Самое сложное впереди, – сказал Сантьяго и направил луч фонарика на заставленный банками с краской стеллаж. – Отодвиньте его, – приказал он.

Хорхе и татуированный сдвинули этажерку, открыв метровую брешь в стене, и вернулись в коридор, чтобы постоять на стреме.

Коломба взглянула на Данте, но тот никак не реагировал на происходящее и, казалось, не понимал, что происходит.

«Вот и отлично», – подумала она. В одиночку она бы его не удержала.

– Это вы стену раскурочили? – спросила Коломба.

– Два месяца жилы рвали, – с гордостью сказал Сантьяго.

По его словам, всего в нескольких метрах от подвала находился дренажный тоннель, направляющий ливневый сток из парка в проходящий под домом канализационный коллектор. Кукиллос проделали туда лаз, который использовали в качестве запасного выхода на случай облавы. Бывало, что в дождливую погоду тоннель почти доверху заполнялся водой, и пройти становилось невозможно, однако в последние дни было сухо, и они могли без проблем попасть в парк.

– Так вот как ты улизнул, когда я искала тебя два года назад, – сказала Коломба.

– Я был невиновен, как и ты, – засмеялся он.

Татуированный бегом вернулся на склад:

– Копы уже рядом! Я слышал шаги и треск раций.

– Вам пора. – Сантьяго передал ей фонарик и похлопал Данте по спине.

Тот снова остался безучастным и, когда Коломба подтолкнула его вперед, равнодушно залез в тесный, воняющий выгребной ямой тоннель. Она влезла в него вслед за Данте, потом обернулась и посмотрела на Сантьяго.

– Спасибо, – выдавила она.

– О, какие изысканные манеры! – засмеялся он и задвинул брешь стеллажом.

Трое кукиллос выбежали со склада, заперли дверь на замок и разделились, чтобы спрятать в подвалах рюкзаки. На полпути к выходу Сантьяго столкнулся лицом к лицу с Сантини и группой спецназовцев и понял, что попал. Как и всех остальных, кого полиция обнаруживала в подвалах, его прижали к стене и без лишних церемоний заковали в наручники.

– Где она? – спросил Сантини, сунув ему под нос фотографию Коломбы.

– Впервые вижу, – с развязной улыбочкой ответил Сантьяго.

Сантини приказал своим людям прочесать подвалы вдоль и поперек и, если потребуется, снести все стены. Сантьяго обмяк в руках тащивших его куда-то полицейских. Прежде чем его запихнули в битком набитый фургон, он успел подумать об этом gringo loco – чокнутом гринго, который хотел спасти детей, и о его подружке с пронизывающим взглядом.

– Mucha suerte y adelante, compinches![260] Удачи! – прошептал он. Впервые в жизни он переживал за чужие шкуры.

В это время Коломба и Данте ползли по тоннелю. Точнее, по нему ползла Коломба, которой то и дело приходилось подталкивать Данте вперед. Он же двигался вслепую, не открывая глаз, постоянно останавливался и то и дело падал лицом в грязь. Минут через десять земляные стены сменились бетонными, и Коломба поняла, что они добрались до коллектора. Теперь можно было ползти на четвереньках. Постепенно воздух становился свежее и холоднее. Однако за поворотом оказался почти наглухо перекрывающий тоннель бетонный уступ. Пространство между уступом и сводом коллектора было перегорожено прочным с виду куском листового металла.

Коломба с беспомощном ужасом подумала, что Сантьяго ее обманул. Они замурованы с обеих сторон и, как крысы, подохнут в канализации. Легкие сжались от паники, и перед глазами в свете фонаря затрепетали тени.

– Только не сейчас, – пробормотала она и, уперевшись в стену, изо всех сил толкнула заграждение.

Лист металла с оглушительным грохотом выпал наружу, и тоннель залил поток льющегося с высоты тусклого света. Коломба помогла Данте забраться в проделанную ей щель, пропихнула туда мешок с одеждой, наконец забралась сама – и тут же упала на дно сухого дренажного тоннеля, который представлял собой проведенную прямо под открытым небом бетонную траншею, почти скрытую корнями и ветвями деревьев.

Она выключила фонарь, чтобы их не заметили. Когда ее глаза привыкли к темноте, она различила за кронами деревьев очертания домов, из которых они сбежали. Над зданиями слепнем кружил вертолет.

Данте, с ног до головы перепачканный пылью и землей, лежал, зарывшись лицом в ворох листвы, и тяжело дышал через рот. Его лицо и руки были покрыты длинными черными полосами канатной смазки. Коломба потрясла его за плечи и заметила, что его глаза понемногу оживают.

– Все получилось, – сказала она ему. – Мы выбрались.

Сначала Данте казался безразличным, но ему придали бодрости свежий воздух и свет луны.

– Куда? – слабым голосом спросил он.

– Потом объясню. Сможешь встать?

Данте не пошевелился. Тогда она взяла его за плечи, поставила на ноги и подтолкнула вдоль канала, по сторонам которого росли деревья. Мешали идти то ветви, то попадающиеся на дне камни. Траншею покрывали трещины, и временами идти приходилось прямо через лужи. В этот час в парке не было ни души. Впереди показался огороженный из-за ремонтных работ искусственный водоем.

Наконец они подошли к забору из проволочной сетки, отделяющему парк от дороги. Убедившись, что их не поджидают полицейские автомобили, Коломба облегченно вздохнула и не без удивления отметила, как быстро привыкла считать врагами людей, которые еще недавно были ее верными товарищами.

– Подожди здесь, – сказала она Данте, спряталась в кустах и переоделась из превратившейся в половую тряпку ночнушки в вещи, которые ей выдала сестра Сантьяго: джинсы, явно поддельную футболку с логотипом «Джорджо Армани» и свитер.

Ей немного полегчало, но она бы с радостью отдала литр крови за возможность принять душ: она измазалась в грязи до кончиков волос.

За время ее отсутствия Данте даже не пошевелился. Он следил глазами за вертолетом, который описывал все более широкие круги над районом.

«Кто-то сообразил, что мы улизнули», – подумала Коломба. Если полицейским хватит машин, они скоро перекроют дороги.

– Сможешь перелезть через забор? – спросила она Данте.

Он кивнул. Однако в этом не оказалось никакой необходимости: металлическая сетка была рваной, и они без особого труда пролезли сквозь прореху в заборе.

Всего несколькими метрами далее на повороте возле входа в парк стоял серый «опель-корса» с ключами в зажигании. Хотя машина не была перевязана подарочным бантом, было очевидно, что это дань щедрости Сантьяго.

«Следующий случай проявить щедрость будет у него еще нескоро», – подумала Коломба. Учитывая предыдущие приводы, на сей раз Сантьяго попадет за решетку – по крайней мере, до тех пор, пока она не докажет свою невиновность.

Она уложила Данте на заднее сиденье и села за руль. Тяжесть собственного положения обрушилась на нее костедробильной свинцовой лавиной. Нет смысла себя обманывать: ее невиновность не будет доказана никогда. Дети останутся в лапах Отца, который будет истязать их до тех пор, пока они не станут слишком взрослыми. Она едва не расплакалась, с силой сжала руль и постаралась хоть немного взять себя в руки. Не время распускать нюни. Если она оступится, никто не поможет ей подняться.

– Когда выезжаем? – пробормотал с заднего сиденья Данте, как будто услышав ее мысли.

Коломба украдкой вытерла слезы рукавом.

– Сейчас, – глухо ответила она и завела мотор.

Когда Сантини и Инфанти обнаружили за стеллажом тоннель, Данте и Коломба были уже далеко.

14

Путешествие Данте и Коломбы было долгим и изнурительным. Шоссе и скоростные объездные трассы были для них недоступны из-за видеокамер и патрулей, и Коломбе пришлось добираться до ведущей из Рима на север улицы Аурелия по государственной автостраде. Стоило ей почуять, что впереди блокпост, как она уверенно сворачивала на проселки. В два часа ночи, когда машин стало так мало, что их «опель» стал бросаться в глаза, они припарковались на грунтовой дороге за деревьями и дождались рассвета. Поспать им удалось лишь урывками – оба были слишком напряжены. Все их разговоры вертелись вокруг Отца и похищенных им за эти годы детей. Они непрестанно обсуждали, зачем и с какой целью он похищал мальчиков, и раз за разом возвращались все к тем же гипотезам.

Данте уже немного оправился, но по-прежнему был замкнутым и угрюмым. Положение беглеца, вынужденного отсиживаться в провонявшей потом и канализацией машине, действовало ему на нервы. Он нуждался в душе, горячем кофе, постели и безопасном убежище. Ему до сих пор не удалось вернуть себе чувство реальности. Временами она ускользала, как песок сквозь пальцы, и он переносился в самые тревожные моменты прошлого. Его мучил похожий на галлюцинацию кошмар: автомобильное сиденье превращалось в кресло кинотеатра, на экране которого разворачивалась компиляция всей его трагической и жалкой жизни. Спася Коломбу из горящего здания, он почувствовал себя почти героем, но последние события отбросили его к привычной беспомощности. Он был лишен самых элементарных способностей к выживанию и чувствовал себя комфортно только внутри собственной головы.

На рассвете Данте и Коломба, полумертвые от холода и усталости, снова двинулись в путь по наиболее загруженной дороге, где не было камер и их сложнее было заметить. Они знали, что рассчитывают на случайность: побегу мог положить конец любой патрульный с хорошей памятью на лица или не в меру любопытный прохожий.

Они заправились на старой бензоколонке, где не было системы видеонаблюдения. В туалете Коломба покрасила волосы и вернулась в машину с завернутой в пластиковый пакет головой. Проехав еще сто километров, она смыла краску на другой видавшей виды заправке. К этому времени скальп чесался настолько невыносимо, что она готова была отрезать себе голову. Зато краска принялась, и ее волосы приобрели оттенок красного дерева. В купленных в табачной лавке полосатых солнечных очках под зебру и одежде кричащих цветов она мало напоминала свою фотографию, распространяемую следственным управлением. Данте, в свою очередь, наголо побрился электробритвой и приобрел на придорожной барахолке необъятных размеров прикид. За последние дни он еще больше похудел и осунулся. В новой одежде он был похож на беженца, зато, когда прятал больную руку в карман – специальная перчатка потерялась во время побега, – никто бы не узнал в нем бывшего мальчика из башни, чье лицо не сходило с газетных полос. Они перекусили в пригородном баре, хозяева которого были китайцами, а значит, по мнению Коломбы, не совались в чужие дела. Они пересчитали оставшиеся у них деньги и постарались прикинуть, сколько на них удастся протянуть.

Прежде чем выехать из Рима, они сняли с карты Данте все доступные средства, но теперь расплачиваться ею было нельзя, чтобы не навести на свой след полицию. Если в Кремоне они не найдут ожидаемой помощи, им не на что будет даже поесть. По крайней мере Коломбе, потому что у Данте окончательно пропал аппетит. С начала поездки он съел всего пару яблок и стебель сельдерея, и Коломба со страхом замечала в нем признаки истощения.

В одиннадцать утра они наконец въехали в регион Эмилия-Романья. По мере приближения к Кремоне Данте становился все более дерганым и боязливым. Он без остановки тараторил о каких-то пустяках и грыз ногти, чего Коломба никогда раньше за ним не замечала. Стараясь его успокоить, она попросила Данте рассказать о приятных воспоминаниях, связанных у него с родным городком, но оказалось, что их у него не было. Он мало что помнил о жизни до похищения. Когда же он попытался разузнать о ней, выяснилось, что его детство поглотило пламя.

Данте лежал на полностью опущенной спинке сиденья. В лицо ему бил задувающий в открытое окно ветер.

– Когда моя мать покончила с собой, – произнес он, – отец напился вдрызг и поджег дом. Не знаю, сделал ли он это намеренно, или пожар вспыхнул в результате несчастного случая. Дом потушили, он впервые оказался за решеткой, ну а из семейных вещей почти ничего не уцелело. По крайней мере, все, что принадлежало мне, сгорело дотла. Единственные сохранившиеся фотографии ты видела в материалах прокуратуры.

Хорошо это или плохо, но о пребывании в Кремоне после заточения в силосной башне Данте тоже мог рассказать немногое. Он прожил там всего два года, пока сдавал экзамены на аттестат об окончании средней школы. Его душевное состояние неуклонно ухудшалось, и в конце концов отец Данте отправил его в психиатрическую клинику.

– Швейцарская психушка – не слишком-то оригинальный выбор. – Данте приподнял спинку сиденья и закурил. – Только не думай, будто это был какой-нибудь концлагерь. Для этого клиника была слишком дорогостоящей. Отцу пришлось отстегнуть немалый кусок полученной от государства компенсации, чтобы меня туда отправить. Прежде всего это была контролируемая среда, где таблетки сыпались как из рога изобилия, а пациентов по сто раз на дню загоняли на обязательные сеансы всевозможной психотерапии. Сегодня ее назвали бы реабилитационным центром.

– Сколько ты там пробыл?

– Четыре года.

– Вот дерьмо!

– Через год мне разрешили путешествовать. Меня стали отпускать в организованные туры – сначала с сопровождающим, а потом и одного. Когда я начинал сходить с ума или плохо себя чувствовал, поблажки отменялись. Понимаешь, я всегда был под колпаком и постоянно то попадал в клинику, то снова из нее выписывался. Но через четыре года мне удалось добиться, чтобы суд признал меня дееспособным, и я с ними распрощался.

– Тогда-то ты и отправился в те самые роскошные путешествия, о которых рассказывал?

– Именно. Хотя путешествовал я не так много, как хотелось бы. Самолет для меня табу, а кое-куда ни сушей, ни морем не попадешь. Но с тех пор как я вернулся в Италию, я никогда не бывал в Кремоне.

– Ни разу?

– При одной мысли об этом у меня наступало обострение. Как и сейчас. Хотя после всего, что я пережил за последние дни, я сильно сомневаюсь, что мне может стать еще хуже.

– Сколько ты уже не видел отца?

– Мы вместе ужинали в прошлом году. На нейтральной территории, во Флоренции. Он все время ворчал, а потом у него начались колики. Незабываемый вечер.

– Может, стоит придумать другой план?

– Других вариантов у нас нет. В Кремоне сложно спрятаться без помощи местных. В этих краях он единственный, кто может согласиться мне помочь.

Они добрались до Кремоны в четыре часа дня, проехав по железному мосту через реку По, соединяющему Эмилия-Романью с Ломбардией. Внизу виднелись воды почти разлившейся реки и каноэ с двумя гребцами. На первой развязке, украшенной металлической абстрактной скульптурой скрипки, Данте попросил Коломбу свернуть на дорогу, спускающуюся к реке, и объяснил, как проехать по набережной. Справа от них бежала По, слева мелькали ворота платных пляжей. Погода была ясной, но сырой и прохладной: пешеходы и велосипедисты попадались лишь изредка, и все они были пожилыми.

Они остановились в нескольких метрах от низкого красного домика с засаженным пальмами просторным патио, где была возведена выкрашенная в голубую краску пляжная забегаловка, или чирингито. Вывеска гласила: «ДРУЗЬЯ РЕКИ». В патио не было ни души, но за окнами угадывались кое-какие признаки жизни.

– Приехали, – сказал Данте. – В этом клубе мой родной отец каждый божий день играет в шашки.

Коломба заглушила мотор. Данте нахлобучил на голову купленную по дороге бейсболку с Микки-Маусом и сунул больную руку в карман.

– Ты точно в состоянии зайти внутрь? – спросила Коломба.

Данте замер, придерживая здоровой рукой дверцу машины.

– Я уже два часа себя на это настраиваю. К тому же, сама видишь, там полно окон, – сказал он, но его голос выдавал волнение.

– Если что, сразу беги на улицу, и попробуем в другой раз.

Данте грустно кивнул:

– Хорошо.

Он вышел из машины и, размеренно дыша, медленно побрел к зданию. Он старался вообразить, что перед ним всего лишь голливудский картонный фасад, за которым не скрывается ничего, кроме открытого пространства.

«Ну же, – уламывал он себя. – Ты пережил подвалы. И шахту лифта. Что тебе стоит просто войти внутрь?»

Но он не мог заставить себя на это решиться. Казалось, тело стало одновременно хрупким и отяжелевшим. На ступенях он остановился и закурил.

Коломба с щемящим сердцем следила за передвижениями Данте. Он так медленно плелся посреди дороги, что она за него испугалась. Она почти ждала, что из-за угла выскочит Отец и заберет его навсегда. Но ничего не случилось. Данте докурил и почти бегом скрылся внутри.

Коломба терпеливо прождала пару минут, потом – уже с некоторым нетерпением – еще две минуты. Из машины не было видно, что происходит в клубе. Если Данте нарвался на неприятности или кто-то вызвал полицию, она узнает об этом только по приближающимся мигалкам. Но если она выйдет из машины, чтобы посмотреть, что происходит, ее могут узнать. Какое-то время она мучительно размышляла, как поступить, а потом импульсивно распахнула дверцу машины и, опустив голову, подошла к окну дома.

Она приставила ладони к глазам и заглянула внутрь. Клуб оказался непритязательным местечком в морском стиле. На стенах были развешены муляжи рыб и рыбацкие сети, перемежаемые неизбежными фотографиями второразрядных знаменитостей. В зале с десяток посетителей играли в карты и шашки. Всем было хорошо за шестьдесят. Наклонив голову, Коломба наконец заметила Данте: тот сидел за одним из столиков, беседуя с каким-то сухопарым стариком в шерстяной шапке и очках, в дужке которых неуклюже маскировался слуховой аппарат. Похоже, это и есть его родной отец. Не ясно только, почему Данте продолжает сидеть с ним в клубе, вместо того чтобы сразу же выйти и их познакомить.

Один из карточных игроков, сидящий за спиной у Данте, поднял глаза, заметил ее за стеклом и приветливо помахал рукой. Коломба отшатнулась и прислонилась к колонне патио. За оградой струилась По. Река выглядела коварной, полной водоворотов и скрытых течений. Казалось, она жаждет затянуть тебя под воду и больше не выпускать.

«Прямо как история, в которую мы вляпались», – с горечью подумала она.

Вид на реку загородил остановившийся перед ней пикап. Из него вышел необъятных размеров старик, который, по прикидке Коломбы, весил не меньше двухсот килограммов. Старик медленно тащил себя вперед, опираясь на две трости. Коломба опустила голову, чтобы не показывать лица, но ей показалось, что в его свиных глазках вспыхнул интерес. Вместо того чтобы подняться по ступеням, он тяжело поплелся к ней.

Всем весом опираясь на костыли, которые, казалось, вот-вот переломятся, толстяк остановился прямо перед ней. Вблизи он выглядел еще более грузным. Его нос был обезображен багровым родимым пятном.

– Мы с вами, часом, нигде не встречались? – хриплым баритоном спросил он.

Коломба попыталась улыбнуться:

– Нет, не думаю. Я не местная.

– Я и не говорил, что вы местная. Я только сказал, что я вас уже где-то видел.

На этот раз Коломба жестко посмотрела ему в глаза:

– Оставьте меня, пожалуйста, в покое.

Ее слова не произвели на мужчину никакого впечатления. Он только свирепо улыбнулся и наставил огромный, как сосиска, указательный палец ей в лицо.

– Вы та женщина из полиции! – воскликнул он. – Которая со взрыва. Вашу фотографию показывали по телевизору.

– Вы ошибаетесь.

– Я никогда не ошибаюсь. Что вы здесь делаете?

Коломба была бы не прочь хорошенько ему врезать и сделать ноги. Но Данте был до сих пор внутри, и бросить его она не могла. Поняв, что ничего иного не остается, она оттолкнула толстяка и вбежала в клуб.

При виде ее Данте тут же вскочил.

– Что случилось? – спросил он.

– Какой-то тип меня узнал. Нам надо сейчас же уходить. – Она наклонилась к изумленно глазеющему на нее старику. – Прошу прощения. Данте свяжется с вами позже. Пожалуйста, не говорите никому, что мы здесь были.

Старик все так же ошарашенно таращился на нее.

– Не понимаю, – промямлил он.

Коломба потащила Данте к выходу:

– Ты что, не мог сразу выйти с ним на улицу?

– С какой стати? Он же не мой отец.

– Тогда кто?

Очевидно, толстяк, когда хотел, умел двигаться вполне проворно, потому что, когда они были уже почти на пороге, дверной проем загородила его тучная, монументальная фигура. Он потряс костылем перед лицом Коломбы.

– У вас дурные манеры! – проревел он. – Я с вами разговаривал!

Коломба приготовилась сшибить его на землю ударом плеча, но Данте, угадав ее намерения, придержал ее больной рукой.

– Вот мой отец, – сказал он, указав на преградившего выход человека. – Вижу, вы уже познакомились.

15

Родным отцом Данте был семидесятилетний Аннибале Валле, страдавший от эмфиземы и больного сердца. Он залез в свой пикап, а Данте и Коломба, бдительно озираясь, поехали вслед за ним на машине Сантьяго. Судя по всему, хвоста за ними не было. Дороги были почти пусты, и, если бы за ними следили, они бы это заметили.

Коломба не могла отойти от потрясения всю поездку. Не то чтобы она ждала, что отец и сын будут похожи как две капли воды, но того, что отцом Данте окажется орк в три раза выше его, она никак не могла предвидеть. Единственными их общими чертами был цвет глаз и непоколебимая уверенность в собственной правоте.

Они держались за пикапом Валле, пока не очутились в квартале Боскетто перед односемейным домиком, который отличался от остальных выходящих на улицу домишек разве что цветом гаражной двери. Крошечный огороженный садик, пышно засаженный цикламенами, охраняла целая армия садовых гномов. Коломба поставила машину в гараж и накрыла брезентом. Валле припарковался позади них.

Валле попросил их подождать несколько минут, пока он поговорит с хозяйкой, после чего увешанная браслетами и цепочками женщина лет шестидесяти с крашеными волосами провела их в меблированную, как швейцарское шале из рекламы, гостиную. Над газовым камином висел написанный маслом двойной портрет хозяйки в юности и мужчины в охотничьем костюме. Ванда немедленно заключила в объятия Данте, который робко жался к окну, стараясь не показывать, насколько ему неловко находиться в этом чужом месте. Он чувствовал, что ему здесь рады, поэтому и сумел заставить себя войти, но температура его внутреннего термометра держалась на высокой отметке.

– Вот ты какой, сын Аннибале, – проворковала женщина с таким сильным диалектальным акцентом, что Коломбе стоило немалого труда разобрать ее слова. – Дай-ка тебя хорошенько разглядеть.

– Здравствуйте, синьора, – смущаясь, ответил напряженный, как струна, Данте.

– Обращайся ко мне на «ты». Не представляешь, как давно я мечтала с тобой познакомиться. – Она погладила его по щеке, и Данте склонил голову набок, как домашний кот.

Коломба подумала, что в жизни Данте, должно быть, было слишком мало ласки и тепла.

– Синьора… – начала она.

Женщина повернулась к ней. Тени на ее веках были того же оттенка голубого, что и висячие серьги.

– Зовите меня Ванда.

– Ванда, господин Валле ввел вас в курс дела?

– Да. Сказал, нельзя никому рассказывать, что вы здесь.

– Мы постараемся не слишком злоупотреблять вашим гостеприимством, – продолжала Коломба. – Но вы должны понимать, что, если нас обнаружат, у вас будут большие неприятности из-за того, что вы нам помогали.

– Но вы ведь ни в чем не виноваты, правда? – спросила Ванда.

– Правда. Мы не сделали ничего плохого. Но это ничего не меняет. Вас обвинят в укрывательстве разыскиваемой за убийство беглой преступницы.

Ванда криво улыбнулась:

– Хотите меня напугать?

– Нет. Я лишь хочу, чтобы вы понимали, чем рискуете.

Ванда оглянулась на Валле, который расселся в кресле со стаканом виски в руке.

– За вас поручился Аннибале.

– Только за сына! – проворчал он. – Девицу из полиции я знать не знаю. Но в данный момент они, как я погляжу, неразлейвода.

Ванда вздохнула:

– Значит, придется принять обоих.

– Спасибо, Ванда, – с искренней признательностью сказала Коломба. Еще недавно она бы посчитала эту женщину преступницей за помощь беглецам, скрывающимся от служителей закона.

– Я покажу вам, где ванная. Вы, наверное, хотите освежиться.

Первой отправившаяся в ванную Коломба надела полиэтиленовую шапочку, чтобы не намочить свежеокрашенных волос, и стояла под душем, пока не сморщились подушечки пальцев. Выданные ей Вандой чистое белье и футболка отлично сели, и, выйдя из ванной, Коломба чувствовала себя почти по-человечески.

Данте с недовольным лицом сидел в гостиной с Валле. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что они поругались. Должно быть, поэтому Ванда и удалилась в кухню.

– Ты мне хоть немного горячей воды оставила? – спросил Данте.

– Да, иди давай.

Он так опасливо выскользнул из гостиной, словно в каждом углу мог поджидать неприятный сюрприз. Несколько секунд Коломба и Валле в полном молчании смотрели друг на друга.

– Это вы вбили ему в голову эту чепуху? – внезапно спросил из глубины кресла Валле.

– Какую чепуху?

– Что он должен поймать своего похитителя, учинить самосуд!

Коломба подтянула к себе стул и села на него верхом напротив Валле.

– Учинять самосуд никто не собирается. Единственное, о чем я его прошу, – это помочь мне спасти детей. Уж и не знаю, кто кого убедил. Это была командная игра.

– Если Данте сдаст вас полиции, у него больше не будет никаких проблем, – сказал Валле.

– И вы постарались уговорить его это сделать?

– А сами как думаете?

– Думаю, если Данте вас послушает, это разрешит его проблемы с полицией. Но только с полицией.