Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 135 (всего у книги 311 страниц)

– Да. Собаки изменили меня. Как ни странно, с ними я что-то чувствую… если не любовь, то нечто очень близкое к ней. Я неожиданно понял это три года назад.

– Как это случилось?

– Я убил двоих заключенных. И понял, что сделал это ради них, ради собак. Впервые в жизни я совершил что-то ради кого-то, кроме себя.

Ответ. Тридцать лет назад

Чезаре сквозь слезы смотрел, как гроб матери закапывают на кремонском кладбище. Слезы были ему в новинку: до восьми лет он только выл и краснел от ярости, но глаза оставались сухими. Его сопровождали бабушка и ее жених в кипе, а чуть поодаль, кто в форме, кто в штатском, стояла группа криминальных друзей его матери.

Чезаре всегда удивлялся, что никто не понимает, кто они на самом деле. Они носили золотые часы и разъезжали на спортивных машинах, а на первое причастие подарили ему конверт с двумя миллионами – больше, чем получают школьные учителя. Он знал это, потому что спрашивал. В отличие от своих ровесников, он был любопытен и хотел знать все на свете, даже если не мог этого понять.

Для Чезаре мир был запутанным местом, но некоторые вещи, которые другим, даже взрослым, казались непостижимыми, были ему совершенно ясны. Анна, женщина, которая сидела с ним в Кремоне, когда его мать была слишком занята своими делами, шепнула что-то на ухо его бабушке и подошла, чтобы обнять его. Чезаре притворился, что ему приятны ее объятия.

– Мне очень жаль насчет твоей мамы, – сказала Анна. – Но по крайней мере, она все уладила, прежде чем уйти к ангелам. Она будто это предвидела.

Чезаре расплакался еще сильнее, понимая, что именно такого поведения от него ждут. Анна поцеловала его в лоб.

– Теперь она смотрит на тебя с небес, – добавила она.

Чезаре подумал, что мать не смотрела на него, даже когда была жива, и уж подавно не смотрит на него с небес, потому что попала в ад, как и все продажные полицейские, торговцы наркотиками и те, кто лезет детям в трусы. Бабушка была категорична в этом вопросе, а она никогда не ошибалась.

Именно бабушка объяснила ему, что нужно подражать остальным, если не хочешь, чтобы тебя считали идиотом, и научила смеяться. В первом классе, когда его товарищи смеялись, Чезаре злился, потому что не понимал, что происходит. Но бабушка сказала, что понимать тут нечего: это просто способ шуметь, который нравится детям. Как собачий лай. «Если не будешь смеяться с остальными, они подумают, что ты идиот. Тебя выгонят из стаи».

Это объяснение принесло ему облегчение. Все просто: он идиот и должен скрываться. С того момента Чезаре перестал раздавать одноклассникам щипки и оплеухи. Он смеялся вместе со всеми. Ха-ха-ха. Смотрите, я такой же, как вы.

Приятели никогда не заглядывали к нему после школы, и он проводил вечера в одиночестве. На лужайке за домом в Кастельветро находилась свалка, и он часто притаскивал оттуда какую-нибудь рухлядь – старый радиоприемник, сломанный миксер – и пытался починить ее или проводил эксперименты, разбрасывая детали по всей квартире.

Однажды Чезаре залил в телевизор отработанное масло и поджег его во дворе, чтобы посмотреть, взорвется ли электронно-лучевая трубка, и соседи нажаловались бабушке, но та, оставшись с ним наедине, только посмеялась над этими шмаками, не умеющими развлекаться. Он тоже смеялся: ха-ха-ха.

«Шмак» – новое слово, которое бабушка подхватила у своего жениха. Оно означало «тупица», и Чезаре понял, что так называют таких, как он, но не умеющих скрываться. Чтобы избавиться от зловещей угрозы, которая, казалось, исходила от этого слова, Чезаре повторял его даже при учителях. Он выдумал, что по-голландски это означает «спасибо», и они верили, пока не посмотрели в словаре. «По-твоему, это смешно?» – спросили его педагоги. Чезаре ответил «да», хотя и не был в этом уверен.

Ха-ха-ха.

Бабушкин жених вернулся домой вместе с ними. Чезаре ушел к себе в комнату, чтобы посмотреть телевизор, который продажные полицейские подарили ему на день рождения, но через пару минут жених явился и туда.

– Как дела? – спросил он со своим странным акцентом. – Можно с тобой поговорить?

Чезаре знал, что если ответить «нет», то он обидится.

– Да.

– Мы с твоей бабушкой знакомы уже почти год и поняли, что хотим провести остаток жизни вместе. Она ведь тебе уже говорила?

Бабушка никогда не говорила об этом человеке, но Чезаре кивнул.

– Я хотел сказать тебе, что мы с твоей бабушкой решили пожениться.

– Хорошо.

Жених сделал то же, что и все взрослые, когда им неловко: начал слишком много двигаться. Чезаре похрустел позвонками и костяшками пальцев, подражая ему.

– Но буду с тобой откровенен: мы не купаемся в золоте, – добавил мужчина.

– Золото твердое. Может быть, в расплавленном золоте.

– К сожалению, твоя бедная мама оставила нам только долги, а нам нужно позаботиться о тебе. Мы решили перебраться ко мне на родину, в Израиль. – Жених показал ему эту страну в атласе.

– А я тоже поеду?

– Конечно! Как ты мог подумать, что мы тебя бросим?

Чезаре снова похрустел пальцами.

– Мама не любила меня.

– Но мы тебя очень любим! Значит, ты не против? Ты рад?

На этот вопрос тоже существовал только один ответ.

– Да.

Но жених еще не закончил. Он заключил Чезаре в объятия:

– Я не такой, как твоя бедная мама, я люблю тебя. И надеюсь, что ты тоже немного меня любишь.

Чезаре хрустнул шеей. Жених напрасно ждал, что он что-то скажет: мальчику нужно было подумать.

Раздумья Чезаре продолжались почти год после путешествия, которое показалось ему бесконечным, пока он пытался приспособиться к миру, словно сошедшему со страниц приключенческого комикса, где люди в белом ходили по улицам с автоматами, говорили на непонятных языках и готовили странные блюда. То и дело звучали сирены и падали ракеты.

Однажды ночью Чезаре украл все деньги, которые нашел в доме, собрал рюкзак, облил шторы бабушкиным пятновыводителем и поджег. Затем убежал.

Чезаре было одиннадцать лет. Таков был его ответ.

Обещание. Наши дни

62

Джерри отвез Франческу в свое убежище, арендованное еще на несколько дней. Им требовалось где-то переночевать, и он был вполне уверен, что этой ночью наемники из «Цапли» их не найдут. Если кого-то и следовало опасаться, то только полицейских. Металли отправил Франческе несколько эсэмэсок, после чего прислал голосовое сообщение, в котором требовал, чтобы она немедленно с ним встретилась и привезла с собой Джерри. Интерпол проводит проверку и так далее. В его тоне сквозили нотки раздражения и тревоги, и Франческа поняла, что он вот-вот вынесет постановление об их задержании.

Франческа никак не ожидала, что убежище окажется ветхим двухэтажным домом, который выглядел так, будто его обставили мебелью с блошиного рынка. Пока собаки ходили кругом и обнюхивали комнаты, Джерри показал ей двуспальную кровать в спальне наверху с постельным бельем, испещренным отпечатками лап.

– Есть только это. Не подумай, что я к тебе подкатываю. Я посплю на диване внизу. – По пути в убежище они незаметно перешли на «ты».

– Я знаю, что ты ко мне не подкатываешь, но с твоей стороны очень любезно допустить такую возможность. Если ты не против, я лягу на диване.

– При чем здесь любезность? Ты привлекательная женщина.

– Я на двадцать лет старше тебя. Настрой радио в своей голове получше.

– Тебе не хватает уверенности в себе.

Франческа, сгорая от смущения, сбежала на первый этаж. Хотя она и не поверила ему, но в глубине души была польщена. Она легла на диван, весь сгорбленный, но достаточно широкий, чтобы удобно устроиться, закутавшись в одеяла. Она задумалась, сколько пар занимались любовью на этом диване, и тут же упрекнула себя за такие легкомысленные рассуждения – ведь ее племянница все еще находилась в лапах у монстра.

«А где сейчас ты сама? Каким бы любезным ни казался Джерри, он убивает людей с такой же легкостью, как комаров». Франческа вернулась к размышлениям о том, как можно заниматься любовью на диване, – эта мысль была приятнее, – снова отругала себя и провалилась в сон, в котором смешались образы парочек, занимающихся любовью, и серийных убийц.

Джерри подождал, пока ее дыхание станет ровным, затем прихватил «косметичку» и через люк в потолке вылез на крышу.

Луна освещала лежащий внизу двор и выхватывала из темноты очертания соседних домов. Джерри сел рядом с дымовой трубой. Из «косметички» он достал светящуюся доску на батарейках, заменяющую зеркало, мешочек с песком и Зогар.

Джерри немного почитал, затем закрыл глаза и мысленно повторил фразу, отрешаясь от ночного холода, крыши под собой и остального мира.

Он погрузился в осознанное сновидение. Во сне царила глубокая ночь, и Джерри снова был ребенком. Он босиком подошел к приоткрытой двери в кухню, из которой падала полоска света. Заглянул в щелку.

Мать разогревала что-то на плите.

«Она никогда не готовила, не умела», – подумал он.

Эти воспоминания были бесполезны, и взрослый Джерри, вселившийся в тело Джерри-ребенка, мягко отогнал их, чтобы продолжить смотреть.

– Мама? – произнес во сне маленький Джерри.

Она обернулась:

– Солнышко, я тебя разбудила! – Она подбежала, чтобы его обнять. Мама была ледяной, и холод пробирал его до костей сквозь фланелевую пижаму. – Ты проголодался? Хочешь пить?

– Нет. – Отвечая, Джерри уже не знал, вспоминает он или выдумывает.

Холод усилился, мать словно превратилась в ледяную статую. Ее объятия не успокаивали, а вызывали дрожь.

– Мама, мне холодно, – услышал он себя со стороны.

Мать не отпускала его.

– Это была моя вина, – сказала она. Даже голос ее стал ледяным. Холод обжигал ему уши, проникал в горло. – Не все они, только…

Голос перешел в жужжание, хватка становилась все крепче. Маленький Джерри поднял взгляд и увидел, что голова матери превратилась в голову насекомого. Мощные мандибулы сомкнулись на его ухе и оторвали его.

Джерри вышел из осознанного сновидения с грязной бранью, которая шокировала бы тех, кто обучил его глубокой медитации.

В песке на светящейся доске, уже начинающей отражать рассвет, была выведена перевернутая буква «Нун». Как и все еврейские буквы, она имела много значений; перевернутая, она встречалась в священных текстах и по некоторым толкованиям обозначала отказ от разума во имя веры. А также – «идти собственным путем».

Джерри вздохнул и спустился на первый этаж. Франческа спала на диване, а сверху на ней разлегся Заин. Заин чуял страх, – возможно, Франческе приснился кошмар. Джерри заварил в кастрюльке кофе, стараясь не шуметь, но Франческа все равно проснулась.

– Почти готово, – сказал он ей.

– Почему ты такой пыльный?

– Я медитировал на крыше.

– Ты медитируешь?

– Когда мне нужно прояснить мысли, а это случается часто.

Джерри пересказал ей свой сон. Франческа выслушала его в недоумении.

– Ты веришь в вещие сны?

– В этом отношении я агностик, но уверен, что этот сон не из вещих. Просто подсознание хочет мне что-то сказать.

– У тебя очень запутанное подсознание. – Она потянулась, ощутив боль в пояснице. – Ты что, варишь кофе в кастрюле?

– Да. Кажется, у вас это называется «кофе по-турецки».

Напиток, который он налил Франческе в стакан, оказался густым, как патока, и горьким, как яд.

– И как ты истолковываешь этот сон?

– В нем повторяется то, о чем я и сам думал. А именно – что осы важны и что… – Джерри вспомнил еще один обрывок сна, – что Джада может быть нашим ключом. Она единственная афроитальянка, помимо твоей племянницы… Правильно говорить «афроитальянка»?

– Чаще говорят «итальянка во втором поколении». Но продолжай.

– Кроме того, Джада – последняя жертва настоящего Окуня.

– Но Окунь никогда не был связан с осами. Почему ты считаешь, что они важны?

– Потому что в дикой природе шершни-мандарины не выжили бы в течение целого сезона в климате Северной Италии. Однако, судя по частицам, которые Иммануил нашел в фильтре фургона, похититель Амалы держит их где-то в округе по меньшей мере год. И они размножаются. Обычно, если заражение насекомыми усугубляется до такой степени, что они гнездятся под капотом, люди от них как-то избавляются, – объяснил Джерри.

– Верно… хотя мы не знаем, как он рассуждает. Но мы всегда думали, что он похитил Амалу, чтобы расквитаться со мной, а не из подражания Окуню.

– Окуню этот мотив подходил. Он мог хотеть наказать тебя за то, что ты спасала козла отпущения, или посмеяться над системой правосудия. Но подражатель должен действовать из других соображений. Настоящий Окунь никогда к тебе не приближался. Не обижайся, но в книгах о Речном монстре ты всего лишь сноска.

– Нужно выяснить, откуда он узнал о Джаде и Марии, учитывая, что он не настоящий Окунь, а они обе не попали в официальный список жертв. Один из людей Феррари?

– Которые подставили Контини, чтобы замять скандал в семье Феррари? Их мало, они очень преданны, и если бы один из них проявил странную склонность к убийствам, остальные это заметили бы, – возразил Джерри.

– И все-таки что-то здесь не сходится. Феррари утверждает, что, когда Джаду похитили, он уже посадил сына под замок.

– По словам Донати, ее забрал Амато, бывший подчиненный моей матери, но Донати не знал куда. Мы можем только предполагать, что он отвез ее в гостиницу Феррари. В чем дело?

– Мне не по себе, когда ты говоришь о людях, которых убил, – ответила Франческа.

– Понимаю, это может вызывать тревогу.

– Это все твой тон. Быть таким расслабленным ненормально.

– Если хочешь, могу изобразить эмоции. Ты знаешь, где находилась гостиница Феррари?

– Провожая меня в гостиную, Бенедетти назвал ее «Квисисана», и насколько я поняла, она где-то в Бергамо.

– Я проведу кое-какие поиски в айпаде, а у тебя есть время собраться, если хочешь. Возьми с собой все свои вещи, потому что сюда мы больше не вернемся. У людей из «Цапли» много связей, оставаться здесь еще на одну ночь слишком рискованно.

Франческа помылась в раковине, потому что ей не хотелось пользоваться ржавым душем Джерри. Дом был довольно чистым, но в полуразрушенном состоянии: заплесневелые стены, неровные полы, сквозняки, накипь. Две комнаты из четырех были загромождены старым пыльным барахлом. Когда она вернулась на кухню, Джерри собирал сумку.

– Можно тебя кое о чем спросить? Почему ты называешь себя Джерри?

– В Тель-Авиве никто не выговаривал «Чезаре», ближе всего было «Джерри». Но это прозвище, а свое настоящее имя я принял после бар-мицвы.

– И как же тебя зовут?

– Не скажу.

– Получается, ты действительно израильский иудей.

– Я не ортодоксален, но в данный момент иудаизм – единственная религия, которая представляет для меня интерес. А Израиль – единственная страна, к которой я чувствую привязанность. От Италии у меня остались только неприятные воспоминания.

Их прервал шум двигателя, и Франческа подбежала к окну. Во двор въезжал минивэн «фольксваген».

– Кто-то приехал, – сказала она.

– Это наше новое средство передвижения. На этот раз не на наше имя.

– Быстро ты подсуетился… Для сбежавшего заключенного у тебя много друзей.

– С чего ты взяла, что я сбежал?

– Ты связывался с Ренато из закрытого учреждения.

– В закрытом учреждении можно находиться по тысяче причин, – ответил Джерри.

Вытянуть из него еще хоть слово по этому поводу Франческе не удалось.

63

Солнце, бьющее в глаза, вывело Амалу из полукоматозного состояния. В конце коридора виднелось голубое небо. Она спит? Сырой ветер, развевающий и треплющий ее волосы, казался настоящим. Но где я? Камни стены, у которой она спала, оставили синяк на ее руке; они выглядели точно как те, что в подвале, а значит, здание, видимо, было тем же самым: пользуясь бессознательным состоянием Амалы, Орест отнес ее к выходу.

Амала с усилием встала и, пошатываясь, поплелась к источнику света, но через несколько шагов ее остановило кольцо привязи. Здесь была только одна направляющая, и на середине коридора она оканчивалась металлическим навесным замком, большим, как из «Игры престолов»[321], лишая возможности пройти дальше. Сразу после этого пол превращался в гладкую поверхность из ПВХ, которая выглядела новой и продолжалась до самого выхода.

В противоположном конце коридора была только глухая стена: неужели это всего лишь длинный узкий склад? Подойдя поближе, Амала поняла, что на самом деле стена представляет собой металлическую плиту, расписанную под кирпичную кладку, похожую на ту, что была у настоящей стены. Очередная потайная дверь.

Амала попыталась толкнуть дверь, но та не поддалась. Еще слишком слабая от наркотиков, чтобы попробовать ее выбить, она вернулась туда же, где очнулась, и села спиной к стене. Орест зачем-то унес ее носки и обувь, но температура соответствовала поздней весне, хотя уже стоял октябрь, а запах полей и пение птиц были так прекрасны, что на несколько минут Амала забыла о своем положении. Она легла ногами к двери и оттопырила пальцы, наслаждаясь обдувающим их ветром. Затем в памяти вспыхнула коллекция вырезок под плакатами, тех самых, с фотографиями девушек, и она вспомнила, что сказал ей Орест.

«Ты станешь последней».

64

Коммерческий минивэн «фольксваген» был потрепанным, но достаточно просторным, чтобы вместить стаю. Из любопытства Франческа заглянула в техпаспорт и узнала, что минивэн зарегистрирован на транспортную компанию, о которой она никогда не слышала, а имя водителя – Марио Росси.

Франческа охотно пустила бы за руль Джерри, потому что не привыкла к такому типу транспортных средств, но, если бы их остановил дорожный патруль, Джерри не смог бы предъявить права на имя Перетца – существовал риск, что Металли объявил его в розыск.

– Не вздумай, как обычно, засыпать, – сказала она. – Мне нужно о многом поговорить с тобой по дороге.

Джерри выпрямился на сиденье, опустил стекло и высунул из окна локоть. Солнце резко освещало его. Усы он сбрил, и с обнажившейся губой, вечно изогнутой в саркастической усмешке, его лицо снова изменилось.

– Хочешь учинить мне допрос с пристрастием по поводу моего прошлого? Я не настроен на откровения.

– Меня интересует только то, что касается Окуня. Откуда ты получил всю информацию, которая была у тебя до приезда в Италию?

– От матери.

– Она рассказывала тебе об этом, когда ты был маленьким?

– В некотором смысле. Перед тем как отправиться на охоту за Окунем, мама оставила мне наследство и передала его в чемодане своей домработнице Анне, которая жила с ней в одном доме в Кремоне. Внутри были драгоценности, свидетельства о праве собственности на две квартиры в Риме и несколько миллионов наличными.

– Доходы от ее преступлений.

– Несомненно. Помимо прочего, она положила в чемодан три трехдюймовые дискеты со всеми своими заметками, написанными к тому дню. Мама была очень осторожна и не называла никаких имен, но я сразу понял, что она сделала, хотя мне и пришлось прояснять ее путь сначала у Ренато, а потом у тебя. Моя мать пошла иным путем, чем мы, и выяснила, что Окунь выбирал жертв среди девушек, которые посещали гребной клуб «Тоти». Но подробностей не было, а клуб уже много лет как закрылся. Тупик.

– Я помню «Тоти». Но почему ты не навел справки раньше?

– Потому что я узнал о своем наследстве только два года назад. Перед нашим отъездом в Израиль Анна передала чемодан моей бабушке, и та не сказала мне ни слова. До конца жизни она жаловалась на безденежье. И до последнего доила своего мужа.

– Она не отдала тебе даже дискеты?

– Нет. Когда она умерла, ее муж нашел их и принес мне. Это случилось два года назад, но, думаю, он знал обо всем и раньше. Он был очень стар и таким образом хотел попросить прощения перед Богом.

– Мне жаль, что тебе не повезло с семьей.

Джерри пожал плечами:

– Подростком я ушел из дома и оборвал с ними связь. Я начал понимать, что бабушка не тот человек, каким я ее считал, и увидел свою жизнь в другом свете. Но я и подумать не мог, что она еще и обокрала меня. Не то чтобы меня заботили деньги…

– Я поняла это по тому, как ты живешь.

– Почему? Как я живу?

– Скажем так – аскетично.

– Не всегда. Но когда они мне нужны, я знаю, как их получить. Знаешь такую поговорку: рано или поздно Бог разлучает дураков с их деньгами? Достаточно просто быть рядом, когда это произойдет.

– Ты еще и экономист?

– Знаток в этой области.

– Так я и думала.

Следуя карте, они преодолели несколько крутых поворотов и прибыли в отель Relais & Châteaux[322] под названием «Эвкалипты», с термальным бассейном и рестораном, упомянутым в рейтинге Gambero Rosso[323]. Каменное здание, увитое плющом, окружал обширный сад, украшенный скульптурами современного искусства. В этот сезон постояльцев было немного, и все эти немногие оказались пожилыми людьми, которые наслаждались утренним солнцем, сидя за завтраком или лежа в шезлонгах.

– Не думаю, что это подходящее место для похитителя Амалы, – заметила Франческа.

Джерри, которому она все же уступила руль, припарковался между белыми разграничительными полосами на стоянке для постояльцев.

– Я на это и не надеялся. Пойдем посмотрим.

Франческа удержала его за руку:

– Никакого насилия.

Джерри иронически улыбнулся и открыл для нее дверцу.

Молодой носильщик в форме подошел и спросил, есть ли у них багаж. Джерри дал ему четыре купюры по пятьдесят евро.

– Вещи мы привезем позже, но сначала нам с женой хотелось бы прогуляться, потому что в будущем мы хотели бы здесь остановиться.

При слове «жена» Франческа вздрогнула. Между тем Джерри непринужденно осведомился у парня:

– Вы не могли бы нас провести?

Носильщик едва не запрыгал от радости и провел им полную экскурсию по всем помещениям общего пользования, ресторану, коридорам с номерами и даже одному из люксов, а затем отвел их в спа-центр, где группа семидесятилетних толстяков в банных халатах прохаживалась по дорожкам Кнейпа[324]. Они вернулись на улицу, и Джерри выпустил собак. Несмотря на елизаветинский воротник[325], Заин тут же принялся кататься по траве.

– Когда вы открылись? – спросил Джерри у носильщика, после того как они с Франческой устроились за одним из столиков. – Все выглядит совсем новым.

– Три года назад.

– Раньше здесь была другая администрация?

– Нет, раньше здесь были одни руины. А еще раньше – развалины не знаю чего. – Парень понизил голос. – Оказывается, при раскопках обнаружилась уйма костей. Но если вам интересно, у нас есть фотографии реконструкции. Вы найдете их в вестибюле.

– Спасибо. Теперь мы можем что-нибудь заказать.

– Я позову официанта, – сказал носильщик.

Джерри заказал сэндвич с тунцом, а Франческа – еще кофе. Она не ужинала, но ее желудок был сжат и вряд ли принял бы еду.

– Я хотела спросить тебя, каково находиться там, где погибла твоя мать, но, похоже, это не отбило у тебя аппетита.

– Правило войны: ешь, когда можешь. А кости принадлежат не ей, ведь ее нашли в реке.

– Кстати, о войне… ты действительно, помимо прочего, служил в армии? Или всю жизнь был мошенником?

Джерри вздохнул, и на несколько секунд его взгляд стал отрешенным.

– Да. И если я не попал в беду, когда был еще молод и глуп, так это благодаря армии.

– Но?..

– К нам это не имеет отношения.

Франческа кивнула. Впервые она почувствовала, что Джерри действительно по-своему ей открылся.

– Думаешь, он приезжал сюда за сувенирами в память о своем вдохновителе?

– Возможно. Когда, по-твоему, он начал похищать девушек?

– Мы знаем только о последних пяти…

– Пока мы думали, что имеем дело с Окунем, это не могло не быть продолжением. Серийные убийцы не останавливаются по своей воле. Но если это подражатель, то он убил первую девушку пять лет назад.

– Может быть, пять лет назад он просто начал подражать Окуню.

– Не исключено, – ответил Джерри. – Но это ни к чему нас не ведет, и мне это кажется неверным. Я вижу прогресс, нам нужно понять, что именно послужило ему триггером пять лет назад.

Принесли их заказ, и Джерри положил картофель фри в сэндвич, прежде чем его съесть.

– Ты точно итальянец? – спросила Франческа.

– По словам моей бабушки, я калабриец, мы высшая раса. – Он с хрустом откусил сэндвич. – Но на мою бабушку нельзя было положиться.

– Значит, нам нужно найти связь между тем, что случилось пять лет назад, и осами. Похоже на игру в угадайку.

– Если хочешь, я усложню тебе задачу. Что так покорило подражателя, что он захотел имитировать Окуня? Что такого значительного сделал этот маньяк?

– Он убил пять девушек… У нас в Италии было не так уж много серийных убийц.

– И еще меньше подражателей. Но если они появляются, то только когда первоначальный убийца совершает нечто эпическое, что попадает в газеты по всему миру. Зодиак, Джек-потрошитель, Флорентийский монстр. Окунь не мог вдохновить серьезного социопата. – Джерри порвал недоеденный сэндвич на кусочки и бросил собачьей своре. Заин поймал свой кусок воротником. – Пойдем посмотрим снимки реконструкции?

За плексигласом при входе висел десяток обрамленных фотографий: раскопки развалин, извлечение обломков мебели, работы по укреплению грунта и, наконец, закладка нового фундамента. При виде проекта у Франчески возникло чувство дежавю, и она поняла почему, когда заметила логотип студии, курировавшей работы: это была студия ее брата.

65

Танкред только что вернулся в Читта-дель-Фьюме из больницы, где Сандей, уже пришедшую в себя, еще на несколько дней оставили выздоравливать, когда к воротам подъехали Франческа и Джерри. «Газель» карабинеров все еще дежурила, но журналисты исчезли: спустя почти неделю новость устарела, и интерес публики переключился на другие трагедии.

– Тебя искал Металли, – с вежливым недоумением сообщил Танкред сестре. – Не знаю зачем. По его словам, с тобой невозможно связаться по телефону.

– К сожалению, я уронила мобильник, но днем обязательно ему перезвоню, – ответила Франческа. – Это господин Росси. Он хотел с тобой познакомиться.

– Марио Росси, – представился Джерри. Он выбрал имя водителя минивэна, несмотря на возражения Франчески, которой это казалось насмешкой. Из своего багажа он достал галстук и очки без диоптрий в тяжелой оправе, в которых выглядел другим человеком. Даже его голос стал слегка жалобным. – Сочувствую вам в это тяжелое время. Позволите войти?

– Конечно.

Танкред провел их в гостиную. На столе все еще стояли грязные тарелки, оставшиеся с предыдущего вечера. Общая атмосфера заброшенности была под стать самому Танкреду, помятому и источающему алкогольные пары.

– Господин Росси работал со мной в Лондоне. Он частный детектив, – добавила Франческа, заканчивая ложь. – Он предложил нам свою помощь в поисках Амалы.

– Только в том, в чем смогу пригодиться, – сказал Джерри. – Я знаю, что карабинеры прекрасно справляются, но иногда бывает полезен взгляд со стороны.

– Если бы карабинеры прекрасно справлялись, моя дочь была бы сейчас здесь. Вы когда-нибудь расследовали похищения?

– Да. В одних случаях я занимался выкупом, в других – освобождением заложников. Но я бы хотел отметить, что нахожусь здесь исключительно в качестве бесплатного консультанта. – Он сдвинул очки на нос. – Для начала могу сказать, что похищение вашей дочери аномально.

Танкред повернулся к сестре:

– Видишь? Он тоже говорит, что происходит что-то странное. А твой дружок-прокурор отказывается в это верить, все повторяет, что поиски продолжаются. Он единственный, кто не называет меня слабоумным…

«Только потому, что водит тебя за нос», – подумала Франческа. Джерри вертел в пальцах ручку, расточал улыбки и бессовестно заискивал перед Танкредом.

– Господин Росси – необыкновенный человек.

– Какие странности вы заметили? – спросил Танкред.

– Вашу дочь похитили не с целью изнасилования, – ответил Джерри. – Большинство подобных преступлений совершаются под влиянием импульса, а похититель вашей дочери подготовился заранее. Требование выкупа вам не поступало, и мне не кажется, что кто-то хочет свести счеты с вашей семьей. В противном случае вам подложили бы взрывное устройство под автомобиль.

– Согласен, – сказал Танкред.

– Но если этот человек подготовился, то, несомненно, следил за вашей дочерью на протяжении долгого времени, изучил ваше жилище и привычки. Силы правопорядка прочесали места, где любила бывать ваша дочь и ее знакомые. На этот счет мне нечего сказать, но я узнал, что коммивояжер, у которого угнали фургон, использованный для похищения вашей дочери, часто колесил по провинции Бергамо. Я задумался, не может ли это иметь какое-то значение. Ваша дочь часто посещала эти края?

– Понятия не имею, – покачал головой Танкред.

– А вы сами?

– В последнее время – нет.

– Однако в прошлом вы провели в этой местности важную работу. Я навел справки. – Джерри с улыбкой извлек из кармана блокнот, которого Франческа никогда раньше не видела, и полистал. – Минутку, я только найду нужную страницу… А, вот она. Отель «Эвкалипты». Это ведь вы занимались его реконструкцией?

Танкред одобрительно поморщился:

– А вы знаете свое дело. Да, я создал проект и следил за работами, но они завершились до локдауна. Разве это может быть важным?

– Не знаю, но это один из тех моментов, которые следствие до сих пор упускало из виду. Что вы помните об этой, надо сказать, замечательной работе?

– Что она была очень сложной… Раньше там находилась другая гостиница, уничтоженная лет тридцать назад и полностью заброшенная, территорию требовалось рекультивировать…

Продолжая болтать, они поднялись на верхний этаж. Сам того не замечая, Танкред утратил обиженный и жалобный тон, которым говорил последние несколько дней. Актерское мастерство Джерри было бы достойно аплодисментов, если бы не вызывало страх. Франческа не решалась вставить ни слова, чтобы не нарушить идиллию.

Танкред заглянул в большой шкаф, служивший ему архивом, и разложил на столе с подсветкой проект гостиницы, не переставая рассказывать Джерри о своих архитектурных решениях.

– Работы превратились в кошмар, потому что огромный кусок скалы размером с фуру оторвался от массива и раскололся при падении, разметав грязь и обломки. Он рухнул прямо на гостиницу, частично уничтожил ее, а остальное засыпал.

– Не опасно ли было там работать? – спросил Джерри.

– Укреплением грунта занималась специализированная фирма совместно со службой гражданской обороны. Чего они только не раскопали: автомобили, человеческие кости… – Танкред снова порылся в шкафу, неразборчиво жалуясь на беспорядок. Он достал огромный фотоальбом и начал его листать. – Я люблю снимать на поляроид. Вот фотографии «Эвкалиптов» в начале работ.

Он повернул альбом к ним. На одном из снимков девочка лет двенадцати сидела на покореженном автомобиле между двумя сотрудниками муниципальной полиции. Амала.

– Видите, какой милашкой она была в детстве? Сейчас она стала настоящей красавицей, но раньше была ангелочком…

– Почему ее окружают полицейские? – спросил Джерри.

– Итальянская бюрократия. Автомобили лежали погребенными под землей тридцать лет, но, когда мы их достали, полиция уведомила владельцев на случай, если те захотят забрать свою собственность. – Танкред утер слезу. – Кто-нибудь хочет аперитив?