Текст книги "Избранные детективы серии "Высшая лига детектива". Компиляция. Книги 1-14 (СИ)"

Автор книги: Лорет Энн Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 83 (всего у книги 320 страниц)

– Хочу вас предупредить, что мобильная связь работает не везде и зависит от погоды, но на лужайке перед вашим домиком вы сможете поймать сигнал с вышки.

– Понял. – Он замялся. – Неприятные новости прозвучали по телевизору.

Оливия подняла на него глаза, выдержала взгляд.

– Да, действительно. У вас есть кредитная карта? Чтобы внести задаток?

Повисло молчание. Он достал бумажник, протянул ей карту.

– Я бы хотел оплатить все сразу и забыть об этом.

Оливия провела оплату картой, выдала ему чек.

– Мы можем зарезервировать места на сегодняшний ужин?

– Разумеется. Я внесу вас в список. Джейсон, наш шеф-повар, приготовит оленину.

Гейдж открыл дверь, кивнул Оливии. Она смотрела ему вслед, когда он шел по лужайке к дочери. Он обнял девочку за плечи, но та вырвалась.

Они направились к своему грузовику и трейлеру, вместе и все же отдельно. У девочки были прямые волосы, доходившие ей почти до талии. На солнце у них был иссиня-черный отлив.

Оливия сглотнула, ее охватило странное ощущение.

Ускользающее воспоминание, словно кто-то стучал ногтем по стеклу, пыталось выбраться на поверхность мозга. Тук, тук, тук.

* * *

Коул уставился на свое увеличенное фото в рамке над камином. Это было самое лучшее место в библиотеке. Старый снимок с обложки журнала «Мир вокруг». Он подошел к книжным полкам. Оливия была права. У отца были все написанные Коулом книги. Он взял одну из нескольких фотографий Джейн и ее семьи, вставленных в рамки и стоящих на полках.

Слова Оливии всплыли в его памяти.

«…Я нутром чувствовала, что Майрону необходимо увидеть своих детей. Особенно вас… Я уверена, что ему нужно исправить то, что произошло между вами. Ему требуется примирение. Мне кажется, это пойдет ему на пользу. Возможно, вам обоим будет лучше. Если вы попросите друг у друга прощения…»

Одно о своем отце Коул знал наверняка: он был гордым человеком. Мачо, который все делает сам. Генетическая неспособность признать, что был не прав. Или попросить прощения.

«…Держу пари, что вы будете похожи на него и в старости…»

Устами младенца. «Сходство сидит в засаде», – подумал он, поставил фото на место и подошел к окну.

Из окна Коул увидел того мужчину, который был в гостиной. Тот шел по лужайке. Он попытался обнять за плечи дочку. Та вывернулась. Они сели в машину и исчезли среди деревьев.

Мысли Коула вернулись к Таю. Он вспомнил, как шел рядом с приемным сыном, обняв того за плечи. Тай немного младше этой девочки. В висок Коула впилась острая боль. Он оперся ладонями о подоконник и глубоко вздохнул. Он бы многое отдал за то, чтобы пройтись с Таем до озера с удочками в руках.

Ему захотелось сказать мужчине и его дочери, что нет ничего вечного, что они должны пользоваться каждым моментом, каждым днем, словно драгоценным подарком. Нельзя позволять облаку гордости и своих желаний неправильно оценивать близких, нужно уметь защитить тех, кто ближе всего, уметь заботиться о них.

Во двор вышла Оливия, Эйс шел за ней по пятам. Она тащила рулон сетки к своему грузовику, на бедре висела сумка с инструментами. Ее каштановые волосы засияли на солнце, когда их приподнял ветер. Золотистые листья взлетали вверх под ее ногами. Оливия забросила проволоку в кузов. Коул негромко выругался. Она собралась чинить ту ограду. Он посмотрел на свои часы, чтобы понять, есть ли у него время поехать туда вместе с ней и помочь, пока не появится отец.

Но в эту минуту дверь в библиотеку распахнулась. Отец въехал в комнату в инвалидном кресле.

У Коула защемило сердце, когда он увидел отца, прикованного к коляске. Его лицо похудело, кожа стала серой, лицо было напряженным. Но глаза смотрели из-под кустистых бровей пристально и сердито.

– Я принял решение, – резко сказал Майрон, подъезжая к камину и разворачивая кресло, чтобы видеть лицо сына. – Оливии тоже нужно это услышать. Иди и приведи ее.

Коул вспыхнул, но сдержался.

– Она уехала по делам.

– У нас есть приемно-передающая радиоустановка. В офисе. У Оливии в грузовике рация. Мы используем четвертый канал. Скажи, что я хочу ее видеть. Немедленно.

– Ты в порядке?

– Черт подери, по моему виду можно сказать, что это так? Просто приведи сюда Оливию.

* * *

– Что тебя мучает, Тори? – спросил Гейдж, паркуя машину возле небольшого деревянного домика. На табличке над входом было написано «Конский каштан».

– Она мне не нравится.

– Оливия? Почему?

– А почему она нравится тебе? – бросила Тори, сверкая глазами. – Я это заметила. А как же мама?

Она распахнула дверцу, спрыгнула на землю и широким шагом пошла по лужайке. Ее плечи и голова были устремлены вперед, как у упрямой маленькой рыбки, плывущей против течения. Тори поднялась по деревянным ступенькам и ступила на маленькое изогнутое крыльцо. За последние месяцы она прибавила в весе, кожа стала рыхлой и прыщавой.

Гейджа охватило отчаяние.

Не было учебника, чтобы разобраться с этим. Не существовало подсказок, которыми он мог бы воспользоваться и помочь дочери избавиться от лишнего веса и прыщей, справиться с гневом и чувством вины. Он пытался отвести ее к психотерапевту, но Тори назвала парня идиотом и отказалась к нему возвращаться.

Боже, Гейджу самому нужен психотерапевт. Он так тосковал без Мелоди, что ему не хватало слов, чтобы выразить это.

Он вышел из машины и медленно пошел по траве к дому. Гейдж перевел взгляд на аквамариновое озеро и припорошенные снегом горы. Воздух был настолько холодный и чистый, что его, казалось, можно пить.

Убийца уже где-то здесь?

Неожиданно налетел ветер, зашептался со скрученными широкохвойными соснами, разбросал по траве желтые листья. От холода по коже побежали мурашки. Потом подступил страх. Сможет ли он, Гейдж, справиться с этим? Обеспечить безопасность им всем?

Или он поступил в высшей степени безответственно? Страх усилился. Но это был другой страх. Гейджа мучил вопрос о здоровье собственного мозга, о правильной оценке реальности.

«Нет. С тобой все в порядке. Ты поступаешь правильно. Ради Тори.

Ради Сары».

Его мысли снова вернулись к Саре – Оливии. Гейдж тревожился, что она его узнает, но опасения оказались напрасными. Он не был следователем по ее делу. Из Сюррея приехали большие шишки, сформировали федеральную бригаду и забрали дело себе. Но Уотт-Лейк был в его округе. А он был начальником округа, поэтому находился в курсе всех деталей расследования. Он смотрел записи всех допросов Себастьяна Джорджа и просматривал некоторые беседы с Сарой.

Внешность Гейджа с тех пор тоже изменилась. Тогда он был стройным, почти худым, носил фирменные длинные усы, подкрученные вверх. На голове у него было полно аккуратно подстриженных, темных волос.

Время кого-то меняет очень сильно, кого-то почти не меняет.

Гейдж взял свой мобильный телефон и нашел место перед домиком, где был более или менее приличный прием.

Он набрал номер Мэка Якимы. Гейджу хотелось узнать, что́ они выяснили об убийстве у реки Биркенхед. Его звонок сразу был переведен на голосовую почту. Гейдж убрал телефон в карман и вошел в домик. Внутри оказалось приятно. Чисто. По-деревенски уютно. Тори закрылась в одной из спален. Гейдж развел огонь в чугунной печке и, как только дрова затрещали, постучал в комнату дочери.

– Тори?

В ответ раздался приглушенный звук.

– Я прогуляюсь немного, ладно? Осмотрю окрестности.

Нет ответа.

– Не уходи никуда, пока я не вернусь. Если захочешь поесть, продукты в трейлере.

Молчание.

* * *

Приемно-передающая радиоустановка стояла на зарядке в офисе. Рядом лежал свежий номер «Провинции». На первой странице поместили статью об убийстве у реки Биркенхед. Над заголовком крупными печатными буквами были написаны имя и фамилия Оливии Уэст и адрес ранчо.

Коул пробежал глазами статью. В середине текста обнаружилась врезка, отсылающая к другой статье на странице шесть. Коул открыл газету на указанной странице. Между страницами лежал пластиковый пакетик с жуткой рыболовной приманкой цвета лайма с тремя красными глазами.

Нахмурившись, Коул взял пакет и начал рассматривать приманку. Это не для форели, слишком большая. Скорее для зимнего стальноголового лосося или крупного кижуча.

Коул включил радиоустановку.

– Оливия, это Коул. Коул вызывает Оливию.

Отпустил ключ, подождал, изучая мушку. Дизайн был необычный.

Потрескивало статическое электричество.

Коул снова включил передатчик.

– Оливия? Ты на связи?

– В чем дело? – В ее голосе слышалось раздражение.

– Мой отец требует, чтобы ты пришла.

– Что?

– Майрон хочет тебя видеть.

– Сейчас?

– Да, сейчас. Иначе у него случится сердечный приступ. Он хочет видеть нас обоих в библиотеке, чтобы о чем-то сообщить.

«Вызвал нас к себе, как каких-то школьников».

Оливия пробормотала ругательство, потом сказала:

– Передай ему, что я буду через десять минут.

Коул положил пакет с мушкой обратно, между страницами шесть и семь, и взял газету, адресованную ей. Он отдаст ее Оливии наверху.

* * *

Оливия бросила рацию на сиденье грузовика и посмотрела на дыру в ограде. В руке она держала моток проволоки. Оливии не очень хотелось находиться в этом месте одной, но она решила сделать это сама, бросить вызов своему страху. Провести границу с Коулом. Он откусил слишком большой кусок ее пространства.

И вот теперь он хотел, чтобы она немедленно вернулась в большой дом. Тебе велят, прыгай. Вот так. Мужчины Макдона требуют ее к себе.

Лицо горело. За несколько часов, которые Коул провел на ранчо, он узнал о ней такие вещи, каких никто не знал и не видел. Она вспомнила тепло его руки на своей пояснице. Оливия стиснула зубы, ненавидя себя за то, что обрадовалась этому. Нуждалась в этом. И почувствовала комфорт от того, что кто-то ей помогал.

Она ненавидела себя за то, что находила Коула физически привлекательным. Но с этим она сможет справиться. А вот с состраданием, жалостью, добротой ей не совладать. Они заставляли ее снова чувствовать себя Сарой Бейкер. Изгоем. Жертвой изнасилования. Диковинкой.

Оливия развернулась, бросила проволоку обратно в кузов и широким шагом вернулась к дверце водителя. Она резко остановилась, заметив свежие отпечатки сапог на черной грязи поверх следов шин. Когда она проезжала тут с Коулом, их еще не было.

По спине пробежал холодок. Следы были такого же размера, как и те, которые шли параллельно ее следам вдоль маршрута Эйса. Взгляд Оливии метнулся к дыре в ограде. И следы сапог, и следы шин уходили далеко в лес. У нее снова появилось ощущение, что за ней наблюдают. Она сглотнула.

Потом выругалась. Открыв дверцу, она отодвинула Эйса, села за руль, сняла перчатки и потерла лицо руками. Когда-то она чувствовала себя на ранчо в безопасности. И даже поверила в то, что действительно сможет снова стать нормальной.

Как ее мир мог так быстро измениться?

* * *

Оливия распахнула дверь библиотеки, пояс с инструментами все еще висел у нее на бедрах. Она не планировала надолго задерживаться. Выслушает Майрона, а потом вернется чинить ограду. Она не откажется от этой работы. Порез на лбу пульсировал под лейкопластырем, который Оливия приклеила крест-накрест.

Майрон сидел в инвалидном кресле у камина. Коулу явно было не по себе в кресле с высокой спинкой, стоявшем напротив. Отец и сын. Прошлое и настоящее. Образ неожиданно оказался настолько абсолютным, что застал Оливию врасплох.

– Почему такая срочность? – спросила она Майрона.

– Тебе не следовало этого делать. Я же говорил, чтобы ты ему не звонила. – Майрон мотнул головой в сторону сына.

У Коула заходили желваки. Он сидел, но поза выдавала готовность к сражению, хотя и контролируемую.

– Послушайте, Майрон, что сделано, то сделано, – холодно ответила Оливия. – И я сожалею. Это была ошибка. Но я знаю, каково это – не сказать последнее «прости». И я думала…

Ее захлестнули эмоции. Она откашлялась.

– Я больше не буду вмешиваться. Вы двое разберетесь сами. Ранчо по-прежнему нуждается в управлении.

Она развернулась, чтобы уйти.

– Подожди. Я позвал тебя сюда, потому что вы оба должны это услышать. Я оставляю ранчо Оливии. В доверительное управление.

Она застыла, потом медленно повернулась к нему:

– Простите?

Внимание Майрона переключилось на Коула.

– Раз уж ты взял на себя труд все-таки вернуться домой теперь, когда я вот-вот сдохну, то вполне сможешь позвонить Джейн и сообщить ей эту новость.

Старик подъехал в кресле к сыну, его взгляд впился в Коула, пальцы крепко вцепились в колеса кресла.

– Примерно час назад я позвонил Нортону Пикетту, это мой юрист по недвижимости. Я попросил его составить новое завещание и привезти мне экземпляры на подпись, как только он закончит. Оливия получает ранчо Броукен-Бар в доверительное управление. Пока она захочет здесь жить, пока не уедет с ранчо или не умрет, оно будет принадлежать ей. Она может делать с ранчо все, что захочет. Ты, или Джейн, или Клейтон Форбс и его стервятники не смогут прикоснуться ни к чему. А я знаю, что Форбс охотится за этим местом. Я знаю, что вы оба, ты и Джейн, хотите продать его.

Оливия таращилась на старика. Коул молчал.

В камине потрескивал огонь, и тиканье часов в библиотеке, казалось, стало громче. От усилившегося ветра ритмично захлопала ставня.

– Что ты имеешь в виду под «доверительным управлением»? – наконец спросил Коул.

Майрон медленно повторил то, что уже сказал.

– Пока Оливия хочет жить здесь и управлять Броукен-Бар, ранчо принадлежит ей. До ее смерти. Или до того момента, когда она уедет отсюда по собственной воле. После этого ранчо может перейти к тебе и Джейн. Если вы переживете Оливию.

У двери за спиной Оливии раздался слабый шум. Она обернулась.

На пороге стояла Адель с тяжелым подносом в руках. Лицо у нее было белее мела.

– Ох, простите, я… ну… Я принесла чай и сэндвичи, как вы просили, мистер Макдона.

– Поставь сюда, – бросил Майрон, указывая на буфет.

Экономка поспешно подошла к буфету, отодвинула в сторону лежавшую на нем газету и поставила поднос. Звон чайных чашек и стук тарелок всем показался неестественно громким, потому что все трое в напряженном молчании ждали, пока экономка уйдет.

– И закрой за собой дверь, Адель.

– Разумеется, мистер Макдона.

Она бросила быстрый взгляд через плечо, на краткий миг встретилась взглядом с Коулом и вышла из библиотеки.

Как только за ней закрылась дверь, Оливия заговорила:

– Вы не способны мыслить ясно, Майрон. Вы принимаете много лекарств, поэтому…

– Черт подери, девочка, с мозгами у меня все в порядке. Мои мысли яснее, чем раньше. Прошлой ночью я все обдумал. Дело сделано. И вы никак не сможете это изменить.

– Ничего еще не сделано. Вы сами только что сказали, что Пикетту нужно составить документы. Вы еще ничего не подписали.

– Будем считать, что подписал, – ответил старик. – Завещание будет здесь сегодня вечером. Он понимает важность времени.

Оливия в отчаянии посмотрела на Коула.

– Скажи что-нибудь. Это твое наследство. Твоя земля.

– Это не его чертова земля, – вмешался Майрон. – Он уехал отсюда много лет назад. Он не может просто взять и вернуться теперь, когда я на пороге смерти.

– Но…

– Оливия, – негромко сказал Коул, – оставь. Дело не только в завещании. Дело во мне и моем отце, и в том, что произошло двадцать три года тому назад. Он винит меня в смерти матери и брата.

– Я ничего не возьму, черт подери! – рявкнула она, ее щеки покраснели. – Я не приму это. Я не хочу это ранчо. Я не могу отобрать его у тебя.

Коул насмешливо фыркнул.

– А вот Джейн считает иначе. Она полагает, что ты использовала свои женские чары, чтобы оказать непозволительное влияние на нашего больного отца в его уязвимом состоянии.

Оливия поперхнулась.

– И ты в это веришь?

– Что ж, Джейн явно что-то почувствовала, судя по последним событиям.

– Ублюдок. Я поверила в твою искренность.

Коул поджал губы и посмотрел на нее с молчаливым спокойствием.

В груди Оливии бушевал гнев.

– Я и ломаного гроша не дам за то, что ты или твоя сестра думаете обо мне, Коул Макдона. – Она повернулась лицом к Майрону. – А вы… Я не отниму это ранчо у вас или у ваших детей, вы поступили как подонок.

– Ты что, и в самом деле думаешь, что эта земля принадлежит им? Этот дом? Они оба отсюда уехали. Они просто хотят получить наследство, чтобы продать какому-нибудь девелоперу. А ты? Тебе некуда идти. Я знаю, что ты любишь это место. Я знаю, что ты можешь с ним сделать. Тебе под силу сделать так, чтобы мечты Грейс стали реальностью, чтобы это ранчо стало местом для круглогодичного отдыха.

– Правильно, – негромко сказал Коул. – Все дело в маме. Всегда так было.

– Завтра же мое заявление об уходе будет лежать у вас на столе, – заявила Оливия. – Я не стану ввязываться в семейную распрю из-за наследства. Вы вынуждаете меня уйти.

– И куда ты поедешь? – проворчал Майрон. – У тебя нет друзей, дуреха. Если не считать умирающего старика, вспыльчивого идиота, который позволил своей семье развалиться.

Взгляд Коула метнулся к отцу, его брови взлетели вверх, когда он впервые услышал, как отец признает свою вину в распаде семьи.

– Дело не во мне, Майрон. Это вы пытаетесь причинить боль вашему сыну, а он в ответ бросается на вас. Все дело в старой глупой борьбе между двумя упрямыми самцами, которые не могут понять, что все это больше не имеет значения.

Майрон задохнулся, согнулся в своем кресле, как будто его ударили под дых. Лицо побагровело и исказилось. Дыхание вырывалось со свистом. Он ударил по подлокотнику кресла, как будто пытался что-то сказать.

– Его таблетки! – заорал Коул, вскакивая с места и бросаясь к графину с водой. – Они на буфете. Дай их сюда.

Коул налил воды в стакан.

Оливия метнулась к буфету, схватила таблетки, сбросив на пол газету. Заголовок бросился ей в глаза.

«Убийство на берегу Биркенхед – эхо убийств в Уотт-Лейк?»

У Оливии зазвенело в ушах.

– Давай сюда таблетки, черт тебя дери! Быстрее!

Она поспешно протянула Коулу лекарство.

– Сколько? – спросил он у нее, срывая крышку. От тревоги и адреналина у него жгло глаза.

Но Оливия потеряла способность думать. Звон в ее голове становился все громче. Она ощущала страшную слабость. Майрон поднял два пальца. Коул вытряс две таблетки на ладонь, вложил их в рот отца и поднес стакан к его губам.

Майрон захлебнулся, проглотил, закашлялся. Он вцепился в подлокотники кресла, опустил голову и крепко зажмурился, ожидая, пока подействует лекарство. Постепенно дыхание стало свободнее, и все его лицо как будто изменилось. С плеч Коула спало напряжение. Оцепеневшая Оливия смотрела на них, не в силах полностью осознать настоящее. Она сглотнула, деревянной походкой вернулась к буфету, подобрала с пола газету.

Над заголовком крупными печатными буквами были написаны ее имя и фамилия. Взгляд упал на подпись, предлагавшую прочесть еще одну статью на странице шесть. Она открыла газету на указанной странице.

Оливия чувствовала, что Коул на нее смотрит.

Что-то вылетело из газеты и приземлилось у ее ног. Маленький пластиковый пакетик. Она нагнулась, подняла его.

Внутри была большая искусственная приманка для рыбы. Мушка связана из геодезической ленты цвета лайма. Три блестящих красных глаза. Переливающаяся голографическая нить вокруг крючка с зазубриной на приспособлении для направления снасти.

Звон в ушах Оливии превратился в визгливую какофонию. Над верхней губой выступили капельки пота.

– Откуда… это взялось? – Оливия произнесла это хриплым шепотом.

– Это было в газете, которую доставили в офис сегодня утром, – ответил Коул, стоя рядом с отцом. Его рука лежала на спинке инвалидного кресла, как будто защищая старика. – Я принес ее сюда.

– Нам не доставляют газеты.

– Я подумал, что ее принесли с почты. На ней было твое имя и адрес ранчо.

Оливия уставилась на приманку.

– Это было в офисе?

– На прилавке.

Кровь отлила от головы. К горлу подступила тошнота.

– Это невозможно, – прошептала Оливия.

– Что невозможно? Что происходит, Оливия?

– Ты видел, кто ее там оставил?

– Я понятия не имею, кто оставил газету. Кто бы это ни был, он, вероятно, заходил после того, как ты уехала, но до того, как в офис пришел я, чтобы связаться с тобой по радио.

«Это невозможно. Это не может быть он. Он мертв…»

Она развернулась и, крепко сжимая в руке газету и пакет с приманкой, деревянной походкой направилась к двери, аккуратно ставя одну ногу перед другой, как пьяный, старающийся казаться трезвым.

Оливия открыла дверь, вышла в коридор и тихо закрыла ее за собой.

Глава 10

– Что ее так огорчило? – спросил Майрон.

– Кроме того, что ты оставляешь ей ранчо, и того, что я повел себя как подонок? Думаю, эта история об убийстве. – Коул нахмурился, глядя на закрытую дверь, через которую Оливия только что так странно вышла. – Новость сообщили по телевидению, когда мы были внизу. Когда Оливия увидела это, ей как будто выстрелили в грудь двенадцатым калибром. Она рухнула на пол.

– Какое убийство?

– Два подростка нашли обнаженное тело женщины, повешенное за шею на дереве. Ее выпотрошили, словно оленя. Внутренности наружу, глаза вырезаны.

Майрон внимательно смотрел на сына, на его лице появилось выражение тревоги.

– Известно, кто это сделал?

– Копы почти ничего не говорят. Но в газете есть статья, связывающая это убийство с убийством в Уотт-Лейк десятилетней давности.

Глаза Майрона сузились, он явно волновался.

– А в пакете? Что было в пакете, который она держала в руках?

– Искусственная приманка для рыбы. Кто-то оставил это внутри газеты. На газете было написано ее имя.

– Иди, – негромко, настойчиво попросил Майрон. – Иди за ней.

Он резко покатил свое кресло к двери, как будто хотел встать и сам побежать за Оливией, если бы ноги повиновались ему.

– Не оставляй ее одну. – Глаза старика расширились. – Она однажды уже пыталась покончить с собой, и это случилось незадолго до того, как она появилась здесь. Когда она приехала в Броукен-Бар, шрамы были совсем свежими и багровыми. Эта новость явно имеет какое-то отношение к ее прошлому. Она ей о чем-то напомнила.

Коул замешкался, потом быстро вышел в коридор, перегнулся через перила лестницы.

– Оливия! – позвал он.

Хлопнула входная дверь.

Коул побежал вниз по лестнице следом за Оливией.

– Ты только не дави на нее слишком, ты ее напугаешь! Она в этом смысле совершенная дикарка! – крикнул ему отец с площадки лестницы.

* * *

«Проклятье. Проклятье. Проклятье».

Оливия вылетела на лужайку, сжимая в кулаке газету и приманку. Ей хотелось только одного: добраться до своего домика, и как можно быстрее, а потом закрыть дверь, отгородиться от мира, от жутких ночных кошмаров. Это желание гнало ее в ольховую рощу. Когда она оказалась там, деревья со светлыми стволами вдруг показались ей зловещими. Ветер дул сильнее, и листья злословили и насмехались над ней. Они касались ее кожи своими сухими и острыми краями.

Оливия изо всех сил старалась похоронить ту женщину, которой она когда-то была, запереть наивную, глупую жертву, эту Сару Бейкер, в подвале своей души и выбросить ключи. Она сражалась за новую себя, за эту новую жизнь.

И вот теперь странные совпадения открыли замки, заставляя ее снова заглянуть в страшную пропасть прошлого.

У Оливии щипало глаза. Мышцы напряглись. «Будь оно все проклято».

Нет, это всего лишь совпадение. Должно быть совпадением. Потому что он мертв.

Убийца из Уотт-Лейк превратился в пепел.

Журналист из газеты «Провинция» всего лишь хотел создать сенсацию, отыскивая сходство. Убийство на реке Биркенхед не имело никакого отношения к Себастьяну Джорджу. Это просто невозможно. А если и были какие-то совпадения в расположении тела, то это работа имитатора. Какой-то псих, вдохновившийся «подвигами» серийного убийцы.

А следы, параллельные ее следам, на тропе сегодня утром? Всего лишь рыболов, охотник или турист, шедший по своим делам. Шарф из Аризоны, который она нашла поверх собственных следов, могло занести ветром. Его просто потеряла какая-нибудь женщина, гулявшая на рассвете. Корзинка с дикой черникой у ее двери? Но ведь она так и не спросила об этом Неллу. Возможно, девочка просто поблагодарила ее за помощь с домашним заданием.

Ее мозг просто проводит глупые параллели. Ветер подул сильнее, снова осыпав ее и Эйса дождем из мелких сухих листьев. Оливия глубоко, судорожно вздохнула, идя по сужающейся тропинке, петляющей между деревьями. Просто время года такое. Пряные ароматы осени, надвигающийся снег, крики гусей, улетающих на юг, эхо выстрелов, сезон охоты на оленей, ощущение того, что зима зажимает природу в кулаке. Это время всегда было для нее непростым.

Запахи, образы – все это может воскресить воспоминания. Психотерапевт говорил ей об этом.

«Пришло время… Пришло время для охоты, Сара…»

Она крепче сжала газету, стараясь не слышать его голос.

«Хищник… Отличное название…»

Так почему же кто-то оставил копию той самой мушки рядом со статьей об убийствах в Уотт-Лейк? В газете, на которой было ее имя? В груди снова возник страх. Горло сдавило. Она пошла быстрее.

За спиной она услышала топот шагов. Быстрых шагов. Кто-то бежал – гнался за ней.

Паника возникла мгновенно. Желание убежать победило рассудок. Оливия бросилась в лес. Она бежала, ничего не видя, не по тропинкам, а между деревьями, уворачиваясь от веток, спотыкаясь о корни, тяжело дыша. Краем сознания она понимала, что где-то свирепо лает собака. Сучья, ветки трещали. Шаги стали ближе. Тяжелое дыхание у нее за спиной…

Ей нужно спрятаться, найти медвежью берлогу. Кожа намокла от пота. Шаги сзади стали громче, быстрее. Он схватил Оливию за руку, развернул к себе. Она вырвалась и тут же бросила газету. Охотничий нож мгновенно оказался у нее в руке. Она крепко держала рукоятку, подняв лезвие ножа кверху, готовая ударить в печень, под ребра. Оливия чуть согнула колени и медленно водила ножом, угрожая ему. Пот заливал глаза. Сердце стучало так громко, что она не слышала ничего, кроме биения крови о барабанную перепонку.

Глаза Себастьяна пронзили ее. Он улыбался. Его блестящие черные кудри раздувал ветер. Он подошел ближе, еще ближе…

«Игра начинается только тогда, когда оба знают, что они играют, Сара, моя сладкая… Добыча должна знать, что на нее охотятся…»

– Не двигайся, – прорычала Оливия сквозь зубы. – Еще один шаг, и я распорю тебе горло.

Он остановился. Медленно поднял обе руки вверх.

– Оливия, – негромко сказал он, – приди в себя. Это я, Коул. Коул Макдона. Сын Майрона. Ты в безопасности. Все в порядке. Оливия? Ты меня слышишь?

Оливия.

Ее имя.

Новое имя.

Не Сара.

– Все в порядке, – повторил он. – Иди ко мне.

Зрение вернулось, из отдельных точек стали формироваться предметы, превращаясь в более крупную реальную картинку. Она в шоке смотрела на Коула. Эйс озадаченно взвизгивал у его ног. Она ничего не понимала. И вдруг ее отчаянно затрясло. По телу проходили волны дрожи из-за того, что она вернулась из одной реальности в другую.

– Послушай, отдай мне этот нож. – Коул протянул к ней руку.

Оливия окончательно еще не пришла в себя. Она сглотнула, сделала шаг назад и убрала нож в ножны. Отступила еще на шаг, вытерла верхнюю губу тыльной стороной ладони и налетела спиной на ствол дерева. Паника нокаутировала ее. Мозг отказывался работать. Оливия изо всех сил боролась с желанием убежать, пыталась остаться в настоящем. Но страх мучил ее – она снова теряла рассудок. Как раньше.

– Сосредоточься. – Голос Коула был низким, сиплым. Темно-серые глаза смотрели пристально, они были полны тревоги.

Коул подошел ближе. Сердце Оливии забилось еще чаще, желание сбежать почти ослепляло. Она не могла дышать.

Он поднял руки и твердо положил их ей на плечи. Крупные успокаивающие ладони. Он удерживал ее на месте. Каким-то краем сознания Оливия приняла исходящее от него тепло. Надежность. Безопасность. Появилось ощущение защищенности.

Коул провел ладонями по ее рукам и взял ее пальцы в свои, потом медленно притянул к себе. Он обнял Оливию и крепко прижал к себе ее дрожащее тело. Так крепко, что она не могла пошевелиться. Так крепко, что она не могла отбиваться.

Он погладил ее по волосам. От нахлынувших эмоций у нее защипало глаза. Его запах заполнил ее чувства. Твердость и жар его тела, жесткая щетина пробудили в ней то, что она считала давно умершим. Оливия попыталась противостоять своему желанию, попыталась окоченеть. Но от его заботы, от его успокаивающих прикосновений отчаяние взорвалось в ее груди. Это была потребность в том, чтобы ее обнимал другой человек, чтобы он дорожил ею. Любил. Просто принимал.

Оливия боролась с этими новыми чувствами, потому что они влекли за собой новые страхи. Но у нее не получалось. Уголек загорелся и глубоко прожег ее.

Коул держал ее до тех пор, пока дыхание не замедлилось и не выровнялось, пока ее мышцы не расслабились. Тогда он взял лицо Оливии в ладони и заставил посмотреть ему в глаза. Его рот был так близко. На шее часто билась жилка.

Оливия подняла на него глаза. Красивый мужчина. Мужчина из диких мест. Он заставлял ее чувствовать, и она не знала, что́ пугало ее сильнее.

– Ты вспомнила прошлое, – негромко заговорил он. – Расскажи мне, Оливия, что происходит.

Ее взгляд метнулся в сторону, она искала способ не отвечать на вопросы, убежать от всего. Она сглотнула.

– Я знаю, что такое посттравматический синдром. – Коул немного помолчал. – Тебе нечего стыдиться. Это всегда повторяют солдатам. Нечего стыдиться. Незачем пытаться его скрыть.

Стыд.

Откуда ему знать всю глубину того стыда, который она испытывала из-за того, что была жертвой насильника Себастьяна? Что она привлекла его. Что попалась на его удочку. Что сочла его красивым, очаровательным. Милым.

Оливию охватило смущение. Откуда ему знать, какой запятнанной, грязной и в высшей степени униженной она чувствовала себя из-за отношения собственного мужа? Отца и матери. Окружающих. Она стала «другой». Испачканной. Чем-то таким, что люди прячут в шкафу или выбрасывают, чтобы не сталкиваться с темными сторонами, с собственной слабостью и собственными страхами.

Коул нагнулся, подобрал газету и приманку. Оливия, должно быть, бросила их, когда доставала нож.

Коул протянул их ей. С пересохшим ртом она взяла у него газету и пакет.

– Ты расскажешь мне, что происходит?

Оливия снова отвела глаза, потом все же встретилась с ним взглядом. Решимость крепла, обвивая ее колючей проволокой. Коул подобрался слишком близко к ее душе. Он знал и видел слишком много. А она не могла открыться больше. Она не могла быть Сарой Бейкер в его глазах, в глазах любого другого человека.

– Я скажу тебе, что происходит. – Она указала в направлении большого дома. – Твой отец заставляет меня ввязаться в схватку с тобой и твоей сестрой, и как бы сильно я ни любила старого барсука, как бы я ни хотела, чтобы он ушел с миром, этого я не хочу. Я отказываюсь иметь дело с его наследством.