Текст книги "Избранные детективы серии "Высшая лига детектива". Компиляция. Книги 1-14 (СИ)"

Автор книги: Лорет Энн Уайт

Глава 43

Четверг, 14 декабря

Уже к концу дня Мэддокс с Паллорино подъехали к собору Св. Оберна возле католической больницы Сент-Джуд. Да, теперь Мэддокс и про себя называл временную напарницу Паллорино. Он проработает с ней до конца расследования, затем Паллорино вернется в отдел по борьбе с сексуальными преступлениями, и он сможет про нее забыть.

Они приехали наблюдать за похоронами Драммонд. Грабловски считал, что преступник, которого они ищут, следит за новостями, наведывается на места своих преступлений и склонен посещать подобные события, чтобы насладиться своей сомнительной славой. После похорон детективы планировали поговорить со священником. Обычно по четвергам в соборе репетировал университетский хор, но сегодня девушки будут петь на погребальной мессе, чтобы почтить память подруги.

Весь день Мэддокс и Паллорино сторонились друг друга и избегали глядеть в глаза, пока отчитывались, обсуждали версии, соображения и улики. Мэддокс встретился с Базьяком и надежным человеком из офиса прокурора, чтобы решить, достаточно ли у них оснований запросить образцы ДНК Джейдена Нортона-Уэллса и Зака Рэддисона: оба брюнеты и представляли интерес для следствия. Но государственный обвинитель, изучив обстоятельства, сразу сказал, что ордера на взятие образца ДНК, который в перспективе будет принят в суде, им никто не даст, учитывая высокое положение семей молодых людей и тот факт, что Джойс Нортон-Уэллс – главный государственный обвинитель провинции Виктория. Доказательства нужны солидные и неопровержимые, поэтому необходимо сперва расставить все точки над i и палочки на t, прежде чем идти к судье.

Оставалось надеяться, что результаты из лаборатории, которые уже начали поступать по найденным на Тетисе уликам, укрепят их позиции.

Мэддокс и Паллорино выяснили, что у всех – отца и сына Джексов, Зака Рэддисона и Джейдена Нортона-Уэллса – имеются действующие лицензии на управление прогулочными яхтами, что доказывало – они худо-бедно способны водить небольшое судно, потенциально знакомы с местными течениями и ориентируются среди островов. Автомобили тоже были у всех четверых.

Конечно, даже с натяжкой сложно было допустить, что кто-то из этой четверки соответствует сделанному Грабловски психологическому портрету зверя-одиночки – сексуального маньяка, садиста и психопата. Однако все четверо явно что-то скрывали.

Хольгерсену и Лео поручили заняться контактами и передвижениями Джона Джекса. Лео утром явился молчаливый и угрюмый, оберегая ушибленную челюсть и подрагивая от сильнейшего похмелья. Он держал рот закрытым и избегал как Мэддокса, так и Паллорино. Было ясно, что вчерашний инцидент исчерпан.

– Можно попросить Нортона-Уэллса и Рэддисона добровольно сдать образцы ДНК, чтобы их можно было исключить, – сказала Паллорино, когда Мэддокс остановил «Импалу» у собора. Она была очень напряжена, снова оказавшись с ним наедине, говорила отрывисто и смотрела в сторону. – Хоть будем знать, не им ли принадлежат черные волосы, найденные на теле Хокинг.

Мэддокс выключил мотор и глубоко вздохнул. Подчеркнуто глядя на лобовое стекло, залитое дождем, он сказал:

– Мы рассматривали такой вариант, раз у нас нет достаточных оснований для получения ордера у судьи, но Базьяк не желает рисковать – их адвокаты могут потребовать признания доказательств недействительными, а оспорить нам пока нечем. Они могут переключиться в аварийно-спасательный режим и завести расследование в тупик, перекрыв нам потенциальную возможность задавать какие-либо вопросы. Базьяку нужны еще доказательства, чтобы основания для запроса ДНК были резонными и правдоподобными, и он по-прежнему требует держать в строжайшей тайне связь между сыном заместителя генерального прокурора и помощником мэра. В частности, из-за неведомого информатора в полицейском управлении.

– Когда он тебе это сказал?

– Сегодня утром, на совещании с юристом.

Энджи ошеломленно уставилась на Мэддокса:

– Почему меня не пригласили? Базьяк мне не доверяет, что ли?

– Я не знаю, кому он доверяет. Расследование поручено мне, вполне логично, что он вызвал к себе меня.

– А почему ты мне об этом не сказал?

– Вот сейчас говорю.

Энджи выругалась, выскочила из машины, грохнув дверью, раскрыла черный зонт и взбежала по ступеням собора. Мэддокс нагнал ее у входа. Стоя у дверей, они смотрели, как подъезжают машины и люди проходят на мессу. Вообще наблюдателей в штатском была полная улица. Двое снимали толпу на видеокамеру. Похороны «кладбищенской девушки» привлекли внимание многих, в том числе представителей СМИ. Мэр Киллион в своем заявлении для прессы сказал, что тоже посетит похороны, дабы отдать дань уважения покойной, не упустив, однако, возможности подчеркнуть, что срочные меры уже принимаются, гайки закручиваются и город вот-вот станет безопасным.

– Вон Киллион подъехал, – сказал Мэддокс, кивком указывая на черный таункар.

– Ублюдок, – прошептала Паллорино, глядя, как мэр выходит из машины в сопровождении Рэддисона. – Использует панихиду по несчастной девчонке как политический митинг…

Толпа все прибывала, но не было видно ни Нортона-Уэллса, ни Джонов Джексов, младшего или старшего. Вдруг Паллорино словно окаменела. Мэддокс, обратив на это внимание, тут же спросил:

– Что?

– Ничего.

– От ничего ты бы не напрягалась. В чем дело?

– Вон тот высокий блондин у западного выхода, в шапчонке и черном пальто… Я его уже видела.

Будто почувствовав на себе их взгляды, человек повернул голову и замер при виде Паллорино. Даже отсюда Мэддокс разглядел, какие у него бледно-голубые глаза.

– Где? – тихо спросил он.

– Вчера, в одном месте.

– Почему ты так поступила? Зачем ты поехала в клуб?

– Почему ты решил, что я ездила в клуб?

– Я за тобой проследил.

– Что?! – Энджи чертыхнулась. – Это не твое дело!

– Ты сделала так, что теперь мое дело.

– Да отвянь! – прошипела она, яростно сверкнув глазами. На скулах выступили красные пятна. – Отвали из моей жизни, ясно? И не езди за мной!

– Ты трахнула этого блондинчика? Поэтому он на тебя так смотрит?

Молодой человек уже спускался по ступенькам и скоро смешался с толпой на тротуаре.

– Я сказала, это не твое дело!

Мэддокс еле сдерживался. Шея напряглась. Он приказал себе не стискивать кулаки, а делать свою работу – рассматривать тех, кто пришел проводить Грейси Драммонд. Блондинистого Адониса в толпе он больше не видел и старался не представлять обнаженную Энджи верхом на нем: от этого гнев вскипал только сильнее.

– Ты и сам не святой, – буркнула Энджи.

– Я в этот клуб один раз приходил!

– Ну да, как же!

– Это правда. Приезжал мой приятель с материка, сказал, что мне нужно развлечься и обзавестись личной жизнью. Пообещал дождаться меня в клубе и так и не пришел. Я уже хотел уходить, но тут появилась ты.

– И я оказалась дешевле, чем шлюха.

– Ты сделала предложение, от которого я не смог отказаться! Подай теперь на меня в суд.

От обоюдной ярости между ними даже испарился холодный туман. Атмосфера ощутимо накалилась, едва не потрескивая от сексуального притяжения. На город опускались сумерки. Наконец из собора полились звуки органа. Дождь громче застучал по зонту Паллорино.

– Папа?

Детективы обернулись.

– Джинни? – Мэддокс знал, что дочь поет в университетском хоре и сегодня придет, но не ожидал увидеть ее с Ларой Пеннингтон. Лара сверкнула глазами на Мэддокса, потом на Паллорино, что-то шепнула Джинни на ухо и поспешила в собор.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Джинни у отца, подчеркнуто разглядывая Энджи.

– Я веду расследование.

– Тут похороны, папа!

– Давно ты знакома с Ларой? – спросил Мэддокс, стараясь одним глазом следить за редеющей толпой. – Неужели вы подруги?

Джинни нахмурилась:

– А что?

– Джинни, ответь на вопрос.

– Увидела ее сейчас в автобусе, вместе дошли. Лара дружила с Грейси. Она тоже учится в нашем университете и поет в хоре. Мы…

– Джинни, я не хочу, чтобы ты с ней общалась.

– Что та-ко-е?!

– До окончания расследования я прошу держаться от нее подальше.

У Джинни даже рот приоткрылся, и она изумленно уставилась на отца. Паллорино, не выдержав, тоже покосилась на напарника.

– Джинн, – тихо начал Мэддокс, – по городу бродит убийца, охотясь за…

– О, и ты решил, что он вдруг с чего-то кинется на меня? Иисусе!

Двери собора уже закрывали.

– Слушай, когда месса закончится и вы споете, пожалуйста, дождись меня, я отвезу тебя домой. Ладно?

– Иногда, – тихо сказала Джинн, еще раз смерив Энджи взглядом, – я очень жалею, что ты переехал в Викторию.

Она взбежала по оставшимся ступенькам и исчезла за высокими дверями.

– Ты бы на нее не давил, – тихо сказала Паллорино.

– Полезный совет от бездетной дамочки.

– Но я сама была когда-то семнадцатилетней, и мой отец тоже пытался мне диктовать…

– И погляди, какая прелесть из тебя выросла!

Энджи испепелила его взглядом и тоже ушла в собор. Дверь за ней закрылась.

Повалил мокрый снег, но Мэддокс предпочел ждать снаружи, чтобы поглядеть, не явится ли с опозданием кто-нибудь подозрительный (и не вернется ли тот белокурый Адонис). Минуты шли, становилось все холоднее. Мэддокс сунул руки в карманы и поднял воротник, мысленно ругая себя за то, что так неуклюже все опять получилось с Джинни.

Занятый расследованием, он автоматически отметил, что Джинни внешне очень походит на девушку, которую сегодня хоронят. Совпадают и возраст, и интересы – взять хоть пение в хоре. А рядом крутится эта Пеннингтон, лучшая подруга Драммонд с начальной школы. Лара что-то скрывает и чего-то смертельно боится, за ней следит обладатель черного «Лексуса»… Вряд ли он, Мэддокс, так уж не прав, пытаясь запретить дочери общение с этой Ларой.

╬

Креститель

Радуйся, Мария, благодатная, Господь с тобою. Благословенна ты в женах, и благословен плод чрева твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись за нас, грешных, сейчас и в час смерти нашей, аминь.

Уже стемнело. Он караулил девушек на углу, где они будут поджидать автобус до дома. Какое приятное уединение, подальше от толпы и полицейских… Утром он незаметно ехал за Ларой до кампуса и ждал ее до окончания занятий. Он соображал, где ее лучше забрать, выбирая удобное «окошко» в ее расписании… Это становилось все труднее – полиция отрядила машины патрулировать улицы…

Он знал, что сегодня у Лары хор: все газеты писали о похоронах Грейси. Он хотел увидеть это сам. Приехать за Ларой сюда стоило риска, он пошел бы на это, просто чтобы насладиться масштабами дела рук своих – и ощутить знакомое возбуждение.

Ветер донес до него обрывки женских голосов. Идут! Его пульс участился.

В автобусе он осмелился сесть прямо за Ларой и ее новой подружкой так близко, что чувствовал их запах и при желании мог бы коснуться их волос. Лара в последнее время нервничала, часто озиралась, и это тоже затрудняло дело, но сегодня, увлекшись болтовней с подругой, существенно ослабила свою дурацкую бдительность.

Он слышал, как они разговаривали о хоре, о том, как Грейси будут отпевать в красивом большом соборе с блестящими полированными скамьями – в юности он сам помогал их чинить и полировать, пока мать была на исповеди или приносила провизию святому отцу. И заставляла заодно исповедоваться и его, сына.

«Благословите меня, святой отец, ибо я согрешил…» Но я ни разу не признался, что я любопытный скверный мальчишка, которому нравится подсматривать за голыми девочками в раздевалке…»

В соборе Св. Оберна он осваивал азы профессии, когда волонтером полировал церковные скамьи. «Это благородное занятие, сын мой… Иосиф был плотником, и даже Иисус занимался семейным ремеслом, прежде чем исполнить свою миссию…»

Девушки почти поравнялись с ним. Он отступил в дверную нишу и ждал там в тени. От возбуждения кожа покрылась мурашками. Вторую девушку звали Джинни. Из разговора в автобусе он узнал, что отец Джинни – детектив Мэддокс, тот самый, который ведет это расследование вместе с детективом Паллорино. На днях он видел Мэддокса у дома Лары и вдруг понял, что небеса подают ему знак.

И новый план, гораздо значительнее и масштабнее жалкого кружка девочек, которых он должен спасти, несравненно тоньше и изощреннее, шевельнулся в его мозгу, щекотнув похоть. Большой замечательный план с участием Джинни Мэддокс.

╬

Глава 44

– Да, я лично знал Грейси, – отозвался отец Саймон, снимая через голову широкую фиолетовую ризу. С грустной улыбкой он открыл шкаф, вставил в ризу вешалку и повесил ее на перекладину рядом с похожими облачениями красного, черного, зеленого и белого цветов. – Лорна Драммонд потребовала фиолетовую, – объяснил он, приглаживая волосы. – Сочла, что традиционный черный слишком формален для службы по ее Грейси. Ей хотелось акцента на скорби и искуплении грехов…

Из своего католического прошлого Энджи знала, что каждому событию в годовом цикле богослужений соответствует риза своего цвета: зеленая – для ежедневных служб, белый цвет – символ одержанных побед, например воскресения Христа, красный символизирует Святую Троицу, языки пламени и кровь, пролитую мучениками во имя Господа. Черное же облачение традиционно надевалось священником для заупокойных месс.

Детективы и священник стояли в ризнице, примыкавшей к главному нефу; здесь традиционно хранились облачения, церковная утварь, священные сосуды и приходские книги. Сняв ризу, отец Саймон остался в классическом белом подризнике, подхваченном синктурой – шнуром, символизировавшим целомудрие. Священник оказался неожиданно молодым и красивым, с точеными чертами, фигурой триатлониста и светло-карими глазами. Взгляд у отца Саймона был ясным, энергичным, выдававшим внутреннюю силу, которую Энджи находила сексуальной, манкой и несколько контрастировавшей с символом целомудрия на талии священника. Она готова была поспорить, что среди многочисленных прихожанок, молодых и не очень, не одна находит отца Саймона соблазнительным, и не в последнюю очередь потому, что он поклялся блюсти чистоту и умерщвлять плоть, посвятив себя Богу.

Любопытно, что обратило этого полного сил, молодого мужчину в веру? Какие тайны кроются в его прошлом?

– Грейси спрашивала моего совета, когда решила вновь стать образцовой католичкой, – рассказывал отец Саймон, развязывая пояс и расстегивая и снимая подризник, под которым оказались черные брюки и черная рубашка на пуговицах. Да, фигура у него прекрасная, этого не отнять. Он поправил белый стоячий воротничок. – С того дня она ни разу не пропустила воскресной мессы, разве что бывала совсем уж больна, она пела здесь вместе с университетским хором.

– Вы считаете, что сыграли роль в спасении Грейси, святой отец? – спросил Мэддокс.

Несколько секунд отец Саймон взвешивал вопрос. Его глаза стали серьезными.

– Вы имеете в виду, выкручивал ли я ей руки, угрожая адом и вечным проклятием, если она не вернется в лоно католической церкви?

Мэддокс промолчал, но взгляда не отвел.

Отец Саймон вздохнул:

– Грейси вернулась к вере по своему желанию. Это была воля Господа. – Он повесил подризник на вешалку.

– Она делилась с вами какими-то страхами или опасениями? Может быть, говорила, что ее преследуют или следят за ней? – спросила Энджи, в который раз недоумевая, почему ее семья вдруг прекратила всякие сношения с церковью.

– Нет, – ответил отец Саймон, закрывая шкаф.

– А что-нибудь можете нам рассказать, чтобы нам узнать о ней больше? – спросила Энджи.

Взгляд священника на мгновение потемнел, точно на дне глаз прошло облако. Или ей это показалось? Энджи пристально смотрела в эти ясные светло-карие глаза, дожидаясь, когда в них снова мелькнет нечто темное.

– Да пожалуй, что нет… Она была доброй, нежной, очень набожной. Строила планы на будущее.

– А конкретнее? – спросил Мэддокс.

– В основном о путешествиях.

– Наверное, с молодым человеком? У нее был парень, о котором вам известно?

– Я не могу ответить.

– Не можете или не хотите?

И снова отец Саймон некоторое время изучающе смотрел на Мэддокса, оставаясь, впрочем, обезоруживающе добрым и благожелательным. Однако Энджи уловила скрытую враждебность между собеседниками – либо же Мэддокс делал из себя дурака, все еще раздраженный пикировкой у собора.

– Я считаю, у нее был молодой человек, к которому она относилась по-особенному, – помолчав, ответил отец Саймон. – Но кто он, мне неизвестно.

Он спокойно ожидал дальнейших вопросов, снисходительный, как к нетерпеливым детям, которые со временем научатся. Атмосфера старинного собора с его величием и историей странно действовала на Энджи: ей очень захотелось на воздух. Она откашлялась, испугавшись, что это начало очередной галлюцинации.

– А есть ли кто-то в вашей конгрегации или среди тех, кто следит за зданием и коммуникациями, или ухаживает за садом, или выполняет в приходе какие-то административные обязанности, тот, кто мог испытывать повышенный интерес к Грейси Драммонд? – спросила она.

– Вы считаете, на нее напал кто-то из наших прихожан?

– Кто бы на нее ни напал, святой отец, он осуществляет свои сексуальные фантазии в сильном религиозном контексте. Вероятнее всего, под католическим влиянием.

– Почему именно под католическим?

Энджи взглянула на Мэддокса. Тот едва заметно кивнул.

– Мы считаем, что после жестокого изнасилования он погружает своих жертв в воду, символизируя крещение. Очищает их во имя Божие. После этого он оставляет им на лбу знак креста и отрезает части тела, чье функциональное назначение ограничивается получением женщиной удовольствия от половых сношений. Кроме того, умирающую Грейси преступник положил к стопам Девы Марии.

Энджи не сводила взгляд с отца Саймона, но тот и бровью не повел.

– Символы распятия и крещения не обязательно указывают именно на католика. Крещение с погружением применяется или применялось во многих направлениях в христианстве.

Энджи взглянула на Мэддокса, чтобы убедиться, что он не против раскрытия толики секретной служебной информации, пусть даже она уже просочились в СМИ. Мэддокс слегка кивнул. Глаза его по-прежнему были гневными.

– Во время нападений он произносит особые слова и заставляет жертв давать определенные ответы, прежде чем насилует их. Фразы и ответы взяты из формулы католического крещения, – пояснила Энджи. – Священник, в частности, спрашивает родителей крестимого: «Отрекаешься ли ты от Сатаны и всех дел его и всех искушений его? Отрекаешься ли от соблазнов неправедной жизни, чтобы грех не господствовал над тобой? Отрекаешься ли ты от Сатаны, виновника и князя греха?» – Энджи помолчала, глядя на священника. – А крестные родители должны отвечать «Отрекаюсь» на каждый вопрос, прежде чем их крестник будет окроплен святой водой, после чего священник рисует знак креста на лбу ребенка. Все верно?

Отец Саймон медленно кивнул.

– Но это не значит, что он из нашего прихода.

– Это же церковь Грейси, святой отец! Она сюда ходила, пела здесь. Учитывая религиозный, а конкретно – католический контекст преступлений, нетрудно представить, что она именно здесь повстречала человека, возможно, раздираемого внутренними противоречиями в отношении греха и вожделения… – Энджи снова ощутила неловкость, пробудившуюся в клубе от слишком очевидных параллелей с ней самой.

Священник глубоко вздохнул и потер подбородок. Светло-карие глаза прищурились, и энергии в них поубавилось.

– Подходит кто-нибудь под это описание? – спросила она.

Отец Саймон покачал головой:

– Мне очень жаль, но, боюсь, я вам ничем помочь не смогу. – Он взглянул на часы на стене: – У меня встреча через десять минут. Я вам еще нужен или мне можно идти?

Энджи не покидало чувство, что отцу Саймону есть что сказать, но он не имеет права или не желает поделиться.

– Еще несколько вопросов. Вы знаете Джона Джекса? – Она выложила на стол два снимка из онлайн-новостей: Джекса-старшего и Джекса-младшего.

Священник пристально вгляделся.

– Нет, по-моему, нет.

– А Джейдена Нортона-Уэллса? – Энджи добавила фото Джейдена, тоже взятое из интернета.

– Семью Нортон-Уэллс я знаю очень хорошо, – сказал отец Саймон, взглянув на снимок. – Они не из нашего прихода, но ревностные прихожане другой большой католической общины. Щедрые прихожане.

– Грейси с Джейденом сюда ни разу не приходили?

– Насколько мне известно, нет.

– Она когда-нибудь говорила, кто подарил ей медальон со святым Христофором?

Лоб священника пошел морщинами:

– Нет.

– А с Фейф Хокинг вы знакомы?

– Только из газет, – вздохнул отец Саймон. – Помилуй, Господи, души этих бедных созданий. А теперь, если не возражаете, я вас провожу. – Он сделал жест в сторону двери.

Детективы покинули ризницу и вслед за священником прошли по центральному проходу между рядов полированных деревянных скамей. Паника, подобно пару, с шипением вырывающемуся из трещин, заполняла извилины мозга Энджи.

Соберись! Сосредоточься!

В последнем ряду на коленях стояла женщина, склонив голову и перебирая четки. У Энджи мелькнуло смутное воспоминание при виде двух исповедален по обе стороны от последней скамьи.

Над дверьми исповедален горели белые, с зеленоватым оттенком, лампочки, означавшие, что желающий исповедаться может войти. Красный свет означал, что внутри кто-то признается священнику в своих грехах.

Энджи остановилась и повернулась к отцу Саймону:

– Вы когда-нибудь исповедовали Грейси, святой отец?

Священник взглянул на молящуюся и ответил вполголоса:

– Давайте поговорим вон там.

Он провел детективов в своего рода переднюю собора и остановился у чаши со святой водой.

– Детектив Паллорино, вам наверняка известно, что тайна исповеди священна. Долг клирика – никогда не открывать то, что он услышал от кающегося во время исповеди.

Пульс Энджи участился: значит, отец Саймон что-то знает. Она чувствовала это, читала в его взгляде.

– Если Грейси вам что-то сказала и это может помочь нам найти того, кто с ней такое сделал, это спасет многих девушек от чудовищной…

– Меня лишат сана, – сухо ответил священник. – Я скорее умру, чем нарушу тайну исповеди.

Сердце Энджи забилось еще быстрее. Она ощутила, как изменилась исходившая от Мэддокса энергия.

– Даже верховный суд провинции не сможет заставить меня нарушить клятву, – добавил отец Саймон. – Кстати, юридически меня защищает закон о конфиденциальности информации…

– Пусть так, – согласилась Энджи. – Но есть судебное постановление, что священник обязан сообщать о любых подозрительных контактах, замеченных вне стен исповедальни. Возможно, Грейси упоминала что-то во время обычной пастырской беседы, а в этом случае конфиденциальность имеет свои пределы.

Несколько долгих секунд длилась дуэль взглядов, и трещина, пробежавшая по броне этого красивого молодого священнослужителя, подалась и начала углубляться.

– Ваша работа – искать убийц, – тихо сказал он, – а моя – спасать души.

– Так вы спасли душу Грейси? – вскинулась Энджи. – Подумайте, что она вынесла – страх, муки, боль, пока какой-то психопат-извращенец пытался «спасти ее душу» по собственным перевернутым понятиям! Поверьте мне, святой отец, страдания она перенесла нечеловеческие, от них вы ее не спасли. Но можете спасти других, если не будете сейчас скрывать важную информацию.

– Каждый из нас несет свой крест, детектив…

Ее охватило отчаяние. Энджи открыла рот, чтобы возразить, но тут зазвонили соборные колокола, и она сбилась с мысли. К первым колоколам присоединились новые, и шум стоял оглушительный: от трезвона на колокольне огромный каменный неф резонировал, словно гигантский колокол. Увидев, что напарница стоит как потерянная, Мэддокс встревожился.

– Пожалуй, у нас все, – сказал он. – Благодарю вас, святой отец.

Он нажал на тяжелую деревянную створку двери, за которой открылась зимняя ночь, когда отец Саймон вдруг сказал:

– Грейси переживала внутренний конфликт. Это я вам могу открыть.

– Конфликт в связи с чем? – тут же спросил Мэддокс, не отпуская дверь. Снаружи колокольный звон был еще громче. Через дверной проем Энджи видела в свете уличного фонаря, что мокрый снег превратился в мягкие крупные хлопья. Отчего-то ее бросило в жар, а во рту пересохло.

Голос отца Саймона долетал будто издалека:

– Выполняя пастырский долг вне стен исповедальни, я узнал, что Грейси Мэри стыдилась своих беспорядочных половых связей.

Энджи попыталась ухватиться за эти слова, сосредоточиться и задать вопрос, но в голове стоял туман. Страх разгорался, как костер от ветра, от этого колокольного звона, падающего снега и запаха озона и металла, который несло в открытую дверь. Время растягивалось, как эластик, искажая все вокруг.

– Простите, в каком смысле? – переспросил Мэддокс.

– Сказанное Грейси позволяло предположить, что у нее регулярно был секс с разными партнерами, и она мучилась угрызениями совести.

– Она вам это сказала? Не на исповеди, а так? – уточнил Мэддокс.

– Да.

– Довольно интимное признание для беседы молоденькой девушки и священника. Почему у вас зашла об этом речь? Какие отношения связывали вас с Грейси? – спросил Мэддокс.

– Она пробовала на мне свои женские чары.

– Грейси Драммонд пыталась вас соблазнить?!

Колокола зазвонили громче.

– Когда я спросил, зачем она это делает, выяснилось, что Грейси была… эмоционально зависимой. Ей была необходима любовь, симпатия. Мне кажется, ей было одиноко – отец бросил семью, мать пропадала на работе. В детстве ее тоже травили и не желали принимать. Из того, что она мне рассказала, я сделал вывод, что, отдаваясь, она как бы покупала внимание мальчиков, а вслед за этим – интерес одноклассниц. Секс сделал Грейси популярной в школе. Насколько я понял, это и была подоплека ее романа с прежним мальчиком.

– Риком Батлером? – уточнил Мэддокс.

– Кажется, да.

– Она что-нибудь рассказывала о своем новом бойфренде и других мужчинах, с которыми якобы спала?

– Я сказал вам что мог, детективы. Теперь я должен идти.

– Когда вы сами в последний раз видели Грейси? – спросил Мэддокс.

Открылась внутренняя дверь, и вышла прихожанка, которая молилась у исповедальни. Створка двери начала медленно закрываться, и тут из собора полились звуки органа – разыгрывался органист. Мальчик-певчий запел изумительным высоким альтом:

– Аве, Мари-и-и-я…

Энджи охватил ужас.

Она поглядела на дверной проем, ведущий на улицу. Сердце готово было выскочить из груди.

– В позапрошлое воскресенье, – ответил священник. – На мессе, во время святого причастия.

– Спасибо, святой отец, – пробормотала Энджи и выбежала из собора под снег. Пушистые хлопья парили в туманных гало вокруг уличных фонарей. Колокола отдавались оглушительной какофонией в ущельях дворов и уступах зданий, становясь все громче… громче… громче… Энджи уставилась на красный крест над входом в приемный покой больницы на другой стороне улицы. Безумие кружащихся снежных хлопьев, трезвон, от которого закладывало уши, светящийся красный крест, молитва, потонувшая в звоне колоколов – все это слилось в оглушительный рев у нее в голове:

– Беги, беги! Утекай, утекай!

Голос Мэддокса доносился до нее как в тоннеле:

– Что ты думаешь об этом целомудренном святоше и его отношениях с Грейси? Ничего себе у них была тема для разговоров – секс!

Они проходили под горгульями Сент-Джуд, направляясь к красному кресту над больничным входом. Как они сюда попали? Неужели перешли улицу? Знак креста совсем близко.

– Забирайся сюда! Вскакуй до шродка, шибко! Шеди тихо! Сиди тихо!

Пронзительный женский крик прорезал многоголосый звон, и наступила мертвая тишина. Энджи ничего не слышала и не видела, кроме красного креста, просвечивавшего сквозь густо валивший снег. Она ослепла. Опасность. Боль. Повсюду. Они идут…

Ее рука нырнула под куртку, к бедру. Быстрым привычным движением Энджи выхватила из чехла свой нож из углепластика, выпустила лезвие и пригнулась, чуть согнув ноги в коленях…

╬