Текст книги "Избранные детективы серии "Высшая лига детектива". Компиляция. Книги 1-14 (СИ)"

Автор книги: Лорет Энн Уайт

ГЛАВА 36

Пятница, девятое ноября.

Продолжительность дня: 7.29.16

Дорога заняла больше времени, чем ожидалось, из-за снегопада, глубоких сугробов и необходимости несколько раз сделать крюк. После того как их чуть не пристрелил Новак, наблюдавший за ними с вышки, Тана и Бабах смогли поговорить с ним, объяснить, зачем они сюда приехали, и удостоиться приглашения в его так называемый дом.

Было около трех часов дня, когда они уселись рядом с Новаком у костра в пещере, яму для которого он выкопал в черной земле. На лежавшие за костром бревна Новак навалил звериных шкур, надеясь, что они помогут согреться. Шкуры хлопали на ветру, в лицо летела снежная пыль. Снаружи уже начинало темнеть.

Воздух был спертым от древесного дыма, вони шкур, обглоданных костей. У огня спали две покрытые шрамами собаки, помесь волка и хаски. Пятеро щенят глодали кости и напрыгивали на взрослых животных. За пещерой, чуть повыше, находилось несколько других укрытий из грубо обтесанных бревен, кусков пластика и шкур. Щели между бревнами были залеплены смесью грязи и мха, запекшейся под летним солнцем. Еще несколько собак стояли рядом, привязанные к кольям, кругом валялись огрызки костей. Там же находилась кое-как сколоченная упряжка.

На гвоздях, вбитых в каменную стену пещеры, висели большие лыжи, несколько металлических капканов и силков. В дальнем углу пещеры, над меховой постелью, свисал ряд длинных полосок мяса без жира – Тана предположила, что когда они высушатся, их порежут на кусочки и смешают с животным жиром, чтобы приготовить пеммикан – очередную порцию Новак грел сейчас над костром в горшке с растопленным снегом. Он решил приготовить для них рагу, после того как наконец согласился впустить их к себе и поговорить. Это традиционное блюдо, сказал Новак, куда входят ягоды черной рябины.

– Рябина растет здесь на торфяных болотах, – пояснил он. – А мясо – карибу. Когда высушишь его, надо измельчить в порошок и смешать один к одному с топленым животным жиром. Отличный источник энергии. Так делали коренные народы, провожатые из индейцев учили этому путешественников и торговцев мехом.

Об этом Тана прочитала в романе Генри Спатта. Индеец Моро, герой книги, питался пеммиканом. Моро встретил свою смерть в когтях чудовища. Ему оторвали голову и вырвали сердце.

– Почему вы так уверены, что Реган и Дакоту убили не животные? – спросила Тана, желая перевести разговор в нужное ей русло. Было трудно сохранять спокойствие в разговоре с Эллиотом Новаком, со всем непоходившим на человека. Волосы свисали до плеч жирными седыми прядями, рот навсегда застыл в кривой ухмылке в день, когда были отморожены губы. Его гримаса, похожая на оскал скелета, напомнила Тане об изглоданном лице Селены Аподака. Исхудавшее тело было замотано в тяжелые, плохо обработанные шкуры. В сочетании с застарелым потом они жутко воняли. Часть носа Новака тоже была отморожена, на месте ноздрей зияли глубокие черные провалы. Искалеченными пальцами, почерневшими от грязи, он ухватил сигарету и сунул в уцелевшую часть рта, выдул дым из глубоких ноздрей, как дракон.

Что с головой у него явно не в порядке, не вызывало ни малейшего сомнения. Глаза бегали, будто пытались увидеть жутких существ, которые вот-вот набросятся на него из сумрака; разговор был бессвязным. Он постоянно перепрыгивал с одной темы на другую. У пояса, под меховой накидкой, висело мачете в ножнах, на ногах были самодельные унты. Все новые и новые вопросы возникали в голове Таны, ожидая ответов. Он ли был человеком в мехах, которого увидела на утесе Селена Аподака? Как он ездил здесь в бесснежную погоду? На собаках? А летом? Мог ли он узнать о пеммикане из книги Спатта?

– Следы, – внезапно сказал Новак, тыча в Тану сигаретой. – Человеческие следы возле отметин, оставленных ботинками Реган. Кто-то выманил мою дочь из палатки, видимо, избил до потери сознания и утащил в леса.

Тана наклонилась поближе, стараясь посмотреть ему в глаза, но он не был способен на зрительный контакт.

– Вы уверены, что…

– Да, блин, я уверен! Хоть вы-то не начинайте, а? Это были следы двух ботинок, а не лап!

Удивленные внезапной вспышкой агрессии, собаки подняли головы. Одна тихо заворчала. Тана доверяла этим волкоподобным животным не больше, чем Новаку с его мачете. Посмотрела на Бабаха, сидевшего рядом на бревне. Он держался за нож. Кивнул ей, давая понять: продолжай, если что, я разберусь с собаками и с Новаком.

– К тому же с чего бы Реган одной тащиться в темный лес? – сердито прорычал Новак. – Смелой она никогда не была. Ее заманил кто-то. Кого она знала, кому доверилась. Кто ударил ее веткой. На ней были волосы Реган.

– Но больше никто не нашел следов человека, Эллиот, – мягко сказала Тана. – Я просто пытаюсь рассмотреть все варианты. Я уверена, вы, как офицер полиции, меня поймете. И к тому же я тоже не думаю, что это животные.

Ее слова подействовали на Новака. Склонив голову набок, он молча смотрел на Тану. Огонь потрескивал, шкуры хлопали на ветру.

– Так вы поэтому здесь? Чтобы помочь мне разобраться?

– Да. Мы все хотим с этим разобраться. И любая информация от вас очень нам поможет.

Он кивнул, пальцами свободной руки постучал по колену, глубоко затянулся. Вновь кивнул, когда дым повалил из носа.

– Ну давайте. Давайте. Задавайте мне вопросы.

– Что навело вас на мысль о том, что Дакоту тоже убил маньяк?

– Не знаю, с чего они решили, что это я. Засранцы. Они решили, что это сделал я, вы в курсе?

Тана кивнула:

– Я знаю. Но вы считали, что Дакоту преследовали. У вас были причины подозревать, что вашу дочь преследовали тоже?

Он почесал бровь и вдруг пробормотал:

– На бесплодной земле души чудовища требуют жертв. Изо льда их сердца, и налиты кровью глаза их.

– Что, простите?

Он повторил. Тана взглянула на Бабаха – тот не отрываясь смотрел в лицо Новака. Откашлявшись, она спросила:

– Эллиот, откуда это?

Он резко окинул ее взглядом, тут же переведя его в дальний угол пещеры.

– Слова. Слова. Они были написаны на бумажке и приколоты к шкафчику Реган в школе.

Пульс Таны участился.

– И вы помните эти слова?

Он кивнул.

– Реган показала мне эту бумажку. Странную. Очень странную. Я, конечно, запомнил. Я читал их снова и снова, пытаясь понять, о чем это вообще. Она рассказала, что кто-то шел за ней по дороге из школы, в темноте, а на следующий день она увидела эту записку. Она испугалась. Я подумал, кто-нибудь из мальчишек решил подшутить, и взял ее с собой на рыбалку, чтоб она немного расслабилась.

– Вы только поэтому взяли ее на рыбалку?

Он тут же умолк и отвернулся.

– Эллиот, – тихо сказала Тана, – я должна буду задать вам несколько личных вопросов, вы не возражаете? Нам это очень поможет, а с вас снимет подозрение раз и навсегда.

Он бросил окурок в огонь, поднял с земли палку, сунул в горшок и стал размешивать рагу, которое начинало вскипать и пускать пар. Поднялся затхлый запах несвежего мяса, ударивший Тане в ноздри. Резануло живот, ее чуть не вырвало. Прокашлявшись, она сказала:

– Была еще одна причина, по которой вы в эти выходные взяли Реган с собой, верно? Вы изменили жене. Хотели наладить отношения с семьей.

Он поднялся на ноги так быстро, что Тану откинуло назад, и она чуть не упала с хлипкого бревна, на котором сидела. Новак принялся расхаживать взад-вперед, взад-вперед, то и дело стуча себя по бедрам. Бабах напрягся. Собаки тоже.

– Кто эта женщина, Эллиот?

Он повернулся и посмотрел на нее.

– Не ваше дело.

– Кто решил оборвать эту связь, вы или она?

– Не ваше дело! Она уехала сто лет назад. Вообще здесь ни при чем. – Собака, что была побольше, поднялась и медленно прошла мимо костра к Новаку, встала рядом и устало посмотрела на Тану. Новак раздраженно копался дрожащими руками в кожаной сумке, свисавшей с ремня, пока не вытащил мятую коробку «Мальборо». Скрюченными пальцами подцепил сигарету и зажал между зубами. Поднес к огню палку, зажег сигарету, глубоко вдохнул. По-видимому, курение его успокаивало.

Тана подумала о психиатре, о котором говорила Дженни Смитерс, – о женщине, покинувшей город, но прежде рассказавшей Дженни о супружеской неверности Эллиота. Интересно, подумала Тана, может быть, Новак именно с ней изменял жене?

Вновь обвела взглядом пещеру, в голове роились мысли. Нехитрое имущество Новака было по большей части изготовлено из здешних материалов, не считая нескольких инструментов – ножа, топора, мачете, базовых материалов, таких, как пластик. Все это он мог притащить сюда, когда только что приехал. Она задумалась, общается ли он вообще с цивилизованными людьми.

– Где вы взяли сигареты? – спросила она, желая сменить тему.

– Друг приносит.

– Какой друг?

Молчание.

– Конечно, не из глуши, – пробормотала она. – И не из Твин-Риверса. Вряд ли кто-то сунется сюда.

– Проклятое место. Да, так и есть. Я живу в проклятом месте. Летом тут все превращается в кишащее клопами болото, кое-где покрытое клочьями травы. Надо знать, где тут каналы, как идти, а не то засосет. Они сюда не придут. Я в безопасности.

– У вас есть при себе книги?

– Нет. И очки я потерял. Не могу читать без очков.

– А когда у вас были очки, вы читали книгу под названием «Голод»?

Он вновь принялся раздраженно вышагивать из угла в угол, и от порывистых движений пещера наполнилась вонью грязных шкур и немытого тела.

– Ее написал тот человек, – сказал Новак, – который каждый год приезжает в лагерь. Когда она только вышла, проводил презентацию в столовой.

– Вы ее читали?

– Не помню. Может быть. Да. Наверное.

Тана облизнула губы.

– Вы знаете о недавнем нападении волков и медведей? На двух биологов?

– Слышал.

– От кого вы слышали?

– У меня порой бывают гости.

– Ваш друг сказал?

– Да, наверное. Но это не волки и не медведи убили биологов, – сказал он. – Животные пришли потом.

– Откуда вы знаете?

– Просто знаю. То же самое, что случилось с Реган и Дакотой. Животные пришли потом. Сначала кто-то другой.

– У вас есть предположения, кто этот другой?

Он сильно затянулся сигаретой.

– Кто-то оттуда. Из Твин-Риверса. Кто-то плохой. Очень плохой. Злобный. Кто-то, кто еще здесь.

– Вы считаете себя «плохим» или «злобным», Эллиот?

Он окинул ее беглым взглядом.

– В каждом есть что-то плохое. Злобный – смотря кто судит.

– Вы были пьяны, когда Реган покинула палатку?

Новак замер, как столб. В пещере повисло напряжение. Потрескивал огонь, в тишине шумно булькало рагу. Внезапно он рухнул на бревно. Слезы потекли по щекам, по бороде. Он кивнул.

– Вы поэтому не услышали, как она кричала?

Он кивнул.

– Вы сами не могли бы ударить Реган, верно? Даже будучи сильно пьяным? Даже случайно?

Он подался вперед всем телом и замотал головой.

– Вы точно не хотите сказать мне, кто ваш друг, Эллиот?

Он снова затряс головой.

Бабах вынул из кармана кусок вяленого мяса. Наклонился и подманил к себе одного из щенков. Взрослая собака недружелюбно смотрела, как он подползал ближе и ближе к пальцам Бабаха. В ту же секунду, когда щенок ухватил мясо, Бабах сгреб малыша в охапку и уложил на спину. На животе собачки было маленькое красно-коричневое клеймо.

– Это охотник Эдди, – тихо сказал Бабах. – Это с ним вы видитесь, верно, Эллиот? Вот откуда у вас ездовые собаки. Так метит своих щенков только Эдди. Это его собака. Он недавно принес вам новых.

Новак нервно зашаркал ногами.

– Думаю, Эдди же показал вам, как ставить капканы, чем питаться. Дал вам несколько собак, помог построить упряжку, на которой вы ездите. Потому что Эдди такой, помогает другим. Это у него в крови. К тому же он не из этих краев. Верит в другие мифы, не те, что рассказывают ужасы про пустошь. Ему нетрудно сюда прийти.

Новак что-то буркнул.

– Но вот в чем дело, – продолжал Бабах, наклонившись вперед и оперевшись руками о бедра, – Эдди почти не ездит в город, ну, может, раз или два в год, так что вряд ли он привозит вам «Мальборо». Их привозит другой ваш друг?

– Наверное.

Как Бабах и Тана ни старались, из бывшего полицейского, ушедшего в леса, удалось вытащить только это. Тана чувствовала жалость к нему, идя обратно мимо укрытий, возле которых они припарковали снегоходы. Валил снег, уже почти стемнело, так что им пришлось надеть на лоб фонарики, чтобы видеть дорогу. Собаки рвались с веревок и рычали, из пастей шел горячий пар. Тана была уверена – если освободить этих животных, они разорвут на части и ее, и Бабаха. Снова вспомнились волки, растащившие по кускам тела Аподаки и Санджита, и ее затошнило.

Бабах остановился у одного из укрытий, сунул голову внутрь. Внезапно напрягся.

– Эй, Тана, – позвал он, – подойди сюда, посмотри.

Она заглянула в укрытие вслед за Бабахом. На стене висели инструменты. Один из них напоминал плуг, но был снабжен четырьмя острыми, витыми зубцами и длинной ручкой. Судя по всему, он был сделан из тяжелого металла. Тана пролезла внутрь, чтобы приглядеться. В свете фонаря не увидела крови, во всяком случае заметных следов. Сняла перчатки, сделала несколько фото на телефон, сняла и другие инструменты. Взглянула на запачканный пол. Там, в замерзшей грязи, четко виднелся след со знакомой зазубриной. «Баффин-Арктик».

Она наклонилась к нему, бронежилет больно впился в живот.

– Черт, – пробормотала она, – ты это видишь?

Навела фонарь на рваную отметину, проходившую через весь отпечаток ботинка.

– Тот самый узор.

Бабах присел на корточки чуть поодаль.

– Тут есть еще один. Тоже левого ботинка. Та же отметина на подошве.

Тана торопливо сделала еще несколько фото, положив рядом со следами свою перчатку для сопоставления размеров – рулетку она с собой не взяла.

– Это не следы Новака, – сказал Бабах, поднимаясь на ноги и разглядывая отпечатки. – Новак носит унты, такие же, в каких ходит Эдди, и ноги у него здоровенные, думаю, размер двенадцатый, а то и больше.

– Ты не думаешь, что это следы Эдди?

Бабах покачал головой.

– Если ничего не изменилось, Эдди убежден, что любая современная обувь вредна для здоровья. Этот идиотский стереотип основан на том, что в детстве мать заставляла его носить ботинки, и теперь он косолапит. Много лет назад он рассказал мне, что как только смог, начал сам делать унты и носит только их.

– Значит, к Новаку приходит кто-то еще. Но кто?

– Возможно, тот, кто приносит ему сигареты.

– Ты знаешь кого-нибудь, кто курит «Мальборо»? – спросила она.

– Несколько ребят из ВестМина. Виктор Барошков – я видел, на барной стойке в «Красном лосе» лежала пачка. Несколько дружков Дэмиена с водопада Росомахи. Да это один из самых популярных брендов в Северной Америке! Но тот факт, что их курит Новак, не означает, что он курит их все время, или что их курит тот человек, который привозит их Новаку. Может, он вообще не курит.

– Чего они от него хотят? Зачем приезжают к нему? Вряд ли у него есть друзья, он же чокнутый.

– Да, – сказал он, поднимая глаза. В укрытие внезапно влетел порыв ветра. – Нам надо ехать, Тана. Если буря усилится, придется ночевать тут, а я стопудово не желаю больше здесь оставаться.

ГЛАВА 37

Держа обеими руками дымящуюся кружку, Тана прихлебывала суп-концентрат, приготовленный с помощью растопленного снега на маленькой газовой горелке. Они с Бабахом грелись у этой горелки в спальных мешках под оранжевым куполом крошечной палатки, а ветер рвал, метал и бушевал снаружи, в темноте, и снег все мел и мел. Маленький фонарь, работавший на батарейках, покачивался у входа в палатку, заливая их уютным желтым светом.

Им повезло поставить палатку до того, как разразилась настоящая буря, на ровном месте под защитой холма. Снегоходы, припаркованные за палаткой, быстро заносило снегом.

– Ты считаешь, это мог быть Новак? – спросила Тана, осторожно сделав еще глоток. Ее губы были такими холодными, что даже чуть теплый суп обжигал их.

Какое-то время Бабах раздумывал над ее вопросом, а она всматривалась в тени на его лице. Ей нравилось смотреть на Бабаха. У него были красивые глаза, и в морщинках под ними таились истории. Она думала обо всем, что ему довелось увидеть и сделать, и у нее сжималось сердце.

– Он псих, это ясно, – никакой связи с реальностью, – сказал Бабах. – К тому же может далеко уехать на собаках.

– Но на них не доберешься до утеса, где были убиты Аподака и Санджит.

– Он мог бросить упряжку и пойти пешком. Согласно твоим записям, Хизер сказала, что Селена говорила о человеке в мехах. Эллиот носит меха.

Она отхлебнула еще, слушая ветер, думая о бесконечной, бесплодной земле, протянувшейся по всему Северу.

– Когда напали на Аподаки и Санджита, снега было еще слишком мало.

– Ну, может, он проделал пешком весь путь. Это заняло много времени, но он мог прийти туда раньше, охотиться, может, даже наблюдать, как работают ребята, и строить планы.

– А при чем тут красный вертолет?

Он покачал головой.

– Не знаю. Совпадение?

– Я не очень верю в такие совпадения. Может, это охотник Эдди? Он всегда поблизости.

– Сомневаюсь, что это он. И след не его – в этом я точно уверен. Еще есть вероятность, что след не имеет ничего общего с убийцей.

– Как насчет Кроу Удава и его инструментов? Он привык вынимать сердца и кишки. Может быть, он перешел за грань и принялся за людей, воплощая сюжет книги?

– Кроу не умеет читать, – заметил Бабах.

– Для этого не нужно уметь читать. Зверь-каннибал – местный миф, старая история, и все здешние жители слышали ее, сидя у костра.

– Да, но кто-то списал эти строчки из книги и скопировал рисунок. Это однозначно связано с книгой и с тем, кто умеет читать.

– Верно. – Мысли Таны переключились на автора, Генри Спатта, и других, чьи имена она писала на доске. – Нужно еще раз съездить в лагерь ВестМина, – сказала она. – Я поговорю с зимним составом команды, осмотрю их подошвы, опрошу их. Если Гарри Бландт и Маркус Ван Блик четыре года назад уже наметили это место и планировали строить шахту, у них есть тут помощники, и может быть, эти помощники сейчас в лагере. Ведь есть такая возможность?

– Туда на снегоходе долго ехать, – сказал Бабах. – Может, подождем, пока наладится погода, и подброшу тебя на самолете.

Она посмотрела ему в глаза. Он не отвел взгляд. Что-то нарастало между ними – сильное, ощутимое. И вместе с тем что-то мрачное, коварное. Пугавшее Тану. Заставлявшее ощущать свою чувствительность. И сквозь шепот, стук и рев ветра она услышала голос бабушки:

Восприимчивость – не хорошее и не плохое качество, Тана. Это не мрачное чувство, не светлое. Это не слабость. Это зарождение всех чувств. Если ты бежишь от него, если ты его боишься и гонишь прочь, ты гонишь прочь все, что дает жизни цель и смысл…

Она не могла этого сделать. Не могла положиться на кого-то, кроме себя. Она знала – ей самой придется справляться с трудностями материнства, с работой. Ей придется доказать, что она справится. Она совершила слишком много ошибок, злоупотребляла сексом и общением с мужчинами. Теперь ей предстояло отделить все это от того, что действительно важно, выйти на свой путь. Бабах же был совсем не таким человеком. Ему еще предстояло решить свои серьезные задачи. Он жил как Джим – на грани гибели, бросал вызов вселенной – пусть покарает, может быть, даже хотел, чтобы она его покарала. Она не хотела больше верить и терять. Это просто убило бы ее. Она глубоко вдохнула.

– Трудно представить того, кто это сделал, правда? – сказала она. – Совершил это омерзительное, чудовищное преступление и все еще живет, все еще вписывается в общество. Нужно столько энергии, чтобы это скрывать. Планировать, заметать следы. Казаться нормальным.

– Нормальность – относительное понятие, Тана.

Он был прав. Она думала, Джим нормален. Никогда не знаешь, что скрывается от посторонних глаз.

Бабах забрал у нее кружку, расстегнул молнию палатки, выплеснул остатки, очистил кружки снегом и убрал в сумку.

– Лучше поспи, если сможешь. Погода наладится к утру, и если верить прогнозу, ожидается небольшое затишье, прежде чем буря разразится снова. Нам нужно постараться и успеть добраться до Твин-Риверса.

Тана натянула шерстяную шапочку на уши и забралась в спальный мешок. Бабах последовал ее примеру, и они улеглись в маленькой палатке, тесно прижавшись. Бабах выключил фонарь. Желтый свет потух, и первобытная тьма внезапно стала немыслимо всеобъемлющей. Были только они одни, кусок оранжевой ткани над ними и вселенная снаружи. Тане вспомнились оранжевые клочки, разбросанные по месту гибели Аподаки и Санджита. Она представила себе, как четыре года назад Бабах заворачивал в ткань палатки то, что осталось от Реган Новак, и вздрогнула.

– Холодно? – спросил он в темноту.

– Да нет, нормально.

– Сообщишь об этом теперь, да, Тана?

– Угу, – сказала она. – Ответов я не нашла, зато накопилось достаточно вопросов, чтобы вынудить Йеллоунайф прислать сюда команду следователей. У меня есть книга Спатта, и это явное доказательство убийств. Кто-то шатается поблизости и охотится на людей, а роман Спатта служит ему картой, кто-то нагнетает страх, прежде чем нанести удар. Может, это сам Спатт. Нужно, чтобы приехали следователи, сняли отпечатки пальцев, сделали анализ ДНК, поторопились с результатами вскрытия. Теперь у меня есть все необходимое для этого.

– Тебе придется общаться с Каттером?

Тана уловила подтекст вопроса.

– Нет, – тихо ответила она. – С сержантом Леоном Киланом. Но я не знаю, к кому обратиться… теперь у меня достаточно свидетельств. Я сообщу через центральную диспетчерскую службу, добьюсь, чтобы об этом узнали все – следователи, патологоанатомы, родители Аподаки и Санджита. Это вынудит Каттера и Килана действовать быстро, раз уж ничто другое не в состоянии на них повлиять. Они не смогут смотреть сквозь пальцы на это дело и на меня. Не в этот раз.

Он не ответил, и Тана подумала, что он спит. Прислушалась. В палатку пробрался холод, пронизал до костей. Она содрогнулась, и Бабах неожиданно обнял ее.

– Придвинься поближе, – прошептал он, и теплое дыхание коснулось ее шеи.

Все ее тело словно окаменело, сердце неровно забилось.

– Ладно тебе. Тепло другого человека нужно, чтобы выжить.

Она неохотно придвинулась, попыталась расслабиться в его руках.

– А ты? – прошептала она. – Что ты собираешься делать с Каттером, Штурманн-Тейлором?

Он глубоко вздохнул.

– Все еще хочешь убить его?

– Нет, Тана. Больше не хочу.

На нее накатила волна облегчения.

– Что изменилось?

– Ты, – прошептал он.

Вновь поднялся страх, живот свело напряжением, во рту пересохло. Она хотела, чтобы он прикоснулся к ней, крепко прижался губами к шее. Хотела его тело, теплое, обнаженное. Хотела почувствовать его в себе. Глаза жгло. Но вместе с этим волновало другое – Каттер и Штурманн-Тейлор, Ван Блик. Что они могут сделать с ней и с ее ребенком в этом диком, отрезанном от всего мира месте, где никто не узнает?

– А что тогда ты будешь делать? – прошептала она.

– Сообщу в ФБР, – сказал он. – В Интерпол. Всю информацию, что собирал годами, пока носил ему в зубах косяки. Выложу все как есть, пусть посмотрят, кто на самом деле Штурманн-Тейлор и Каттер. В том числе секретную информацию, которую выяснил, работая под прикрытием. Все о Штурманн-Тейлоре, о лагере, о людях, которых он сюда приглашает. О роли Каттера – пусть знают, где копать. Думаю, остальное они сделают сами.

Дунул ветер, резкий порыв снега ворвался под ткань палатки и зашелестел.

– Спасибо тебе, Тана, – прошептал он и очень нежно прижался губами к ее шее под тяжелым узлом волос. Его объятия были крепкими и теплыми. Живот Таны охватило жаром, затвердевшие соски свело острой болью.

– Мне кажется, это фортуна, – сказал он, и она услышала в его голосе прежнюю улыбку. – Она привела тебя ко мне и внесла все недостающее. Может быть, все эти годы наконец обретут смысл.

Он говорил не только об операции под прикрытием. Он говорил о потерях, которые пережил, о выборе, совершенном много лет назад, когда работа стоила ему семьи. Он говорил о Ларе и о погибшем ребенке, о том, как больно ему было осознавать, что он не защитил ее, что ей вышибли мозги. Тана сглотнула и замерла от ужаса при мысли о том, что возбуждение станет еще сильнее, и не шевелилась, пока не услышала, как дыхание Бабаха стало ритмичнее. Он уснул. Только тогда она позволила себе немного расслабиться, и уже когда ее начало клонить в сон, она вдруг ахнула.

Бабах тут же проснулся.

– Что такое?

Она вновь ощутила в животе движение, маленький толчок, и глаза заслезились от нахлынувших чувств.

– Ребенок. Он толкается. Вот, потрогай, – она открыла спальный мешок и просунула его руку себе под термобелье. Его ладонь, грубая, теплая, коснулась натянутой кожи ее живота. Малыш снова повернулся. Еще толчок.

– Ты чувствуешь?

Он не ответил. Придвинувшись поближе, она коснулась его лица. Щеки были мокрыми.

– Да, – прошептал он хрипло. – Да. Чувствую.

Он держал руку на ее животе, и они долго лежали так, чувствуя близость с бесценным маленьким человеком, живущим внутри ее. Тана поняла, что уже не одинока. Это все по-настоящему. Существо, быстро растущее в ней, мужчина, греющий их обоих в объятиях.

– Ты уже знаешь, мальчик это или девочка? – спросил он.

– Нет, – ответила она тихо. Ей пока не хотелось знать. Она надеялась, что будет мальчик, потому что девочкам тяжело приходится в жизни – судя по ее опыту. Но сейчас ей стало все равно. Это ее ребенок. Ее малыш. И на ничтожную долю секунды ей вдруг показалось, что все будет хорошо.

Маленькое племя, бабушка. У меня есть свое маленькое племя…

И Тана наконец уснула в объятиях Бабаха, теплых, укрывающих от бури. Чувствовать, что ее обнимают вот так, не судят, не пытаются использовать, не давят… не испытывать никакого стыда в этих грубых руках, лишь силу дружбы… было неописуемо трогательно. И уютно.