Текст книги "Избранные детективы серии "Высшая лига детектива". Компиляция. Книги 1-14 (СИ)"

Автор книги: Лорет Энн Уайт

Глава 24

Ребекка подхватила свой шлем, лежавший на сиденье снегохода, и подняла его, собираясь надеть на голову. Эш остановил ее руку.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Нет, не в порядке, – отрезала Ребекка. Ветер хлестнул прядью волос по ее лицу.

– Я знаю, каково тебе, Бекка. Я сам…

– Ни черта ты не знаешь. Правда, Эш, мой отец… он работал над делом, которое ему так и не удалось раскрыть в прошлом. Когда отчаявшаяся мать пришла к нему и спросила: «Где моя дочь?» Ее вопрос угнетал его все эти годы. Это могла быть одна из тысяч мелочей, которые заставляли его ощущать безнадежность жизни и говорить людям в пабе, что он чувствует себя неудачником. Моя мать безвременно ушла из жизни и покинула его. Ему пришлось самостоятельно растить меня и холить, чтобы я была довольна жизнью, но мне все равно было больно, так больно, что я не видела собственного отца. Я не понимала его и не знала настоящего человека, каким он был глубоко внутри. Того мальчишку, которым он когда-то был, те мечты, которые у него еще оставались. Я не задумывалась о том, как он страдает и как тяжело ему приходится, потому что он всегда надевал на лицо улыбку ради меня, и…

– Она отвернулась, смаргивая слезы под клинками ледяного ветра, налетавшего с озера.

– А теперь… эта позорная смерть…

– Нельзя так говорить о самоубийстве. Это…

– Это не самоубийство! Я никогда не поверю, что он мог покончить с собой. Его застрелили и подстроили все таким образом, чтобы это выглядело как самоубийство. А потом сожгли вместе со всеми уликами, какие у него были. И все это произошло в уединенном доме, далеко от города. Никаких воинских почестей. Никакого полицейского братства, красных мундиров и прощального салюта над гробом. Я… – Она подняла лицо к небу, как будто сила тяготения могла удержать слезы. Дыхание облачком пара поднялось изо рта. – Я не возвращалась домой из-за тебя, Эш.

Она встретилась с ним взглядом.

– Из-за тебя и того, что случилось с Уитни. А теперь он мертв, его больше нет. И все по-прежнему выглядит так, как будто убийство связано с тобой и с Уитни. И со мной. Это убило его. Каким-то образом это погубило его жизнь.

– Послушай. – Эш взял ее за руку. – Это не…

– Перестань. – Ребекка рывком высвободила руку. – Только не говори, что это несправедливо. Это все, что остается в сухом остатке, и мы оба знаем об этом.

Эш обхватил ее за плечи и с силой привлек к себе. Он обнял ее своими сильными руками и крепко прижал к груди. Некоторое время они просто стояли, прижавшись друг к другу под порывами ветра. Эш сделал это, потому что уже пересек черту, когда положил руку на ее колено, и она позволила это сделать. И накрыла его руку своей.

Эш понимал, что все причинявшее Ребекке боль каким-то образом вращается вокруг него. Она до сих пор была неравнодушна к нему, и, наверное, так было всегда. И она не знала, что с этим поделать, потому что причина их расставания теперь подталкивала их друг к другу ради решения загадочного убийства ее отца. Роковое ощущение было тем более тяжким, что в глубине души Ребекка понимала: Эш тоже утаивает от нее что-то важное. Когда она узнает, что это такое, то может окончательно порвать с ним и со своими чувствами.

Прошлое создает настоящее, а настоящее создает будущее, и эта последовательность не может быть нарушена.

– Все в порядке, – пробормотал он, прижимаясь щетинистой щекой к ее холодной и гладкой щеке. – Все будет в порядке.

Ребекка прислонилась к нему и пожелала, чтобы так оно и было. Но глубоко внутри она сознавала, что это хорошо не кончится.

* * *

Оливия смотрела из окна на Эша, утешавшего Ребекку. Ее одолевал гнев пополам с тревогой.

С тех пор как Оливия освободилась от позорного плена – после всех бесчеловечных вещей, которые садистские наклонности Юджина Джорджа могли изобрести для нее, – она не позволяла себе носить ярлыки, изображать жертву и подвергаться осуждению за свою порочность и испорченность. Члены собственной семьи пытались навязать ей эту роль, когда сторонились ее общества. Ее муж больше не прикасался к ней после того, как она вернулась домой. Она едва не сломалась. Едва не покончила с собой. Но она нашла Эйса. Она нашла собственный путь и покинула город. Изменила имя. А потом нашла это ранчо и Майрона Макдона, который дал ей работу, позволявшую держать при себе любимого пса. В свое время она познакомилась с Коулом, сыном Майрона, который оказался замечательным мужчиной. А потом к ней вернулся ее ребенок.

Теперь Оливия отказывалась навешивать ярлыки на свою дочь. Она будет матерью-тигрицей. Она покажет дочери образец для подражания в лице женщины, подвергнутой унижению и преследованию. Будь она проклята, если Тори придется покинуть этот город по обвинению в наследственности от ее биологического отца.

Если Тори побывала в том сарае, Оливия найдет способ, чтобы она рассказала об этом на своих условиях, когда придет время.

Коул подошел к ней, когда Эш и Ребекка наконец уехали на снегоходе. Он положил руку ей на плечо.

– Первым делом они вспомнят, что она дочь серийного убийцы, – сказала Оливия, глядя в сухую снежную дымку, взвихренную уезжающим снегоходом.

– Полегче, Лив. Ребекка всего лишь прошла по следу, который привел сюда. Вместе с уликами, о которых она рассказала.

Молчание.

– У нее свое горе, – продолжал Коул. – Ты видела ее реакцию на фотографии с похорон Гейджа.

– Она слишком сильно надавила на Тори. Это несправедливо. Мне нужно было вмешаться пораньше.

– Сейчас ты не можешь ясно думать. Тебе отчаянно хочется защитить то, что ты считала потерянным двенадцать лет назад. И ты не хочешь снова потерять это. – Коул оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что Тори не может их слышать, и тихо добавил: – Ты знаешь, что с ней что-то случилось тем вечером. Мы оба знаем, что перед пожаром она была с Рикки. – Он сделал паузу. – Нам нужна активная стратегия на тот случай, если начнется полицейское расследование и копы начнут стучаться к нам, требуя объяснений.

Оливия круто развернулась к нему:

– Думаешь, это не было несчастным случаем? Ты и впрямь думаешь, что Тори причастна к этому? – Ее страх был физически ощутимым. – Думаешь, она что-то видела?

«Ты думаешь, это кровь ее отца дает о себе знать?»

– Лив, ты говорила, что ей снятся кошмары. И еще есть бутылка браги, которую ты нашла в ее комнате.

Оливия с силой провела пальцами по волосам.

– Я даже не хочу обсуждать, что в ней могут однажды проснуться гены ее отца. Никогда. Но я вынуждена сомневаться, Коул, сомневаться в несомненном.

– Иди наверх и попробуй еще раз поговорить с ней.

Оливия неторопливо поднялась наверх. Дверь комнаты Тори была закрыта. Оливия немного замешкалась, потом тихо постучала.

– Тори?

– Уходи, – отозвался приглушенный голос из-за двери.

– Тори, мне нужно с тобой поговорить.

Молчание.

Оливия повернула ручку. К ее облегчению, дверь оказалась не заперта. Маленькие шаги, шаг за шагом. Оливия вздохнула и спокойно спросила:

– Я войду, ладно?

Снова молчание. Она вошла в комнату.

Тори сидела на ковре, обнимая Эйса. Она подняла голову, и Оливия увидела, что дочь плакала, уткнувшись в собачью шерсть. У Оливии сжалось сердце. Она хорошо знала, как это бывает, когда собака дарит утешение человеку.

Усевшись на полу рядом с ними, Оливия погладила Эйса.

– Тори, у них есть доказательства, что ты была там.

Девочка шмыгнула носом.

– И я знаю, что у тебя была бутылка браги из его сарая.

Тори оцепенела.

– Мы знаем, что ты приехала с Рикки на том снегоходе. Ты вернулась домой сразу же после начала пожара, а потом была очень расстроена, встревожена и плохо спала.

Молчание.

– Поговори со мной, Тори. Разреши помочь тебе, пока дело не зашло слишком далеко. Но чтобы помочь тебе, я должна знать все, от начала до конца. Почему вы убежали? Что вы с Рикки видели в тот вечер?

– Я… меня там не было. Не было, – сдавленно повторила она. – Это все ложь. – По ее щекам потекли слезы, и она ткнулась лицом в шерсть Эйса. – Неправда, – пролепетала Тори, вцепившись в собачью шерсть. – Это не может быть правдой.

* * *

Когда Оливия вышла из ее спальни, Тори еще долго лежала, обнимая Эйса. Она была уверена, что ее вот-вот стошнит. Она не знала, что делать. Рикки увезут прочь, и она навсегда расстанется с ним. А если она признается, что побывала в сарае Ноя, чтобы украсть брагу, а потом вошла в его дом и устроила пожар, а потом убежала и не попыталась помочь, разве ее не отправят в колонию для несовершеннолетних, как Рикки? Разве ее не заберут вместе с ним?

Тори была испугана. По-настоящему испугана. Но она не была испорченной девчонкой. Ей хотелось довериться Оливии. Ей было очень жаль Бекку – ту женщину из полиции, потерявшую своего отца. Она не знала, что у старика есть дочь, тем более настоящий офицер полиции, как Гейдж. Не знала, что он был достоин такой чести, как мемориальная служба в присутствии его коллег, и Бекка тоже должна была получить сложенный флаг.

Тори очень хорошо знала, что значит потерять любимого отца. Она выросла в окружении рядовых полицейских, детективов и их помощников, поэтому изначально доверяла блюстителям правопорядка. Потому что копы избавляли мир от плохих парней. Как ее отец, который отправился на охоту за Юджином Джорджем, хотя никто не верил, что тот до сих пор в стране. Но при этом Тори любила Рикки. Он был для нее всем. Неужели он тоже оказался плохим парнем?

Она покачивалась, обняв колени. Все не так-то просто, да? Хорошее и плохое. Ей всегда казалось, что это просто.

Ей не хватало Мелоди, ее приемной матери. Тори ощущала это как дыру в сердце. Потому что Мелоди умела разбираться в таких вещах. У нее всегда были ответы.

Страж

Карибу-Кантри, полтора года назад

Эш сидит рядом с Саймоном Бегущим Ветром на вершине плоского холма. Долина и озера внизу выровнены отступающими ледниками. Отсюда, с этого наблюдательного пункта, Эш может чувствовать кривизну земли, бесконечность пространства.

Но острее всего Эш ощущает здесь течение времени. Времени и безвременья. Люди подобны муравьям, которые считают, что занимаются важными делами, но их жизнь и труды – всего лишь мгновение в контексте геологических эпох. Более того, это мгновение, взятое взаймы. Земле стоит лишь повести плечом в своей дреме, как все люди и их постройки рассеются по ее лику и выжившие устремятся в убежища.

Они с Бегущим Ветром безмолвно созерцают просторы, расстилающиеся внизу, ни слова не звучит между ними.

Бегущий Ветер неторопливыми, размеренными движениями обстругивает кусок серебристой березы. Он пользуется карманным ножом с полупрозрачной костяной ручкой, инкрустированной крошечной золотой головой лошади. Ножик снабжен несколькими складными инструментами, в том числе пробойником для лошадиных копыт.

Эш смотрит на руки Саймона. Его кожа имеет орехово-коричневый оттенок. Длинные черные волосы пронизаны серебряными прядями. У Саймона прямой нос с патрицианской горбинкой, похожий на орлиный клюв. Широкий лоб нависает над глубоко посаженными глазами.

Несмотря на возраст, у него мало морщин, но годы жизненного опыта, печалей и радостей отражаются в его взгляде. Белки глаз уже тронуты стариковской желтизной.

Эш ощущает ход времени.

Солнце начинает опускаться, и перемена температуры приносит легкий ветерок.

«Скоро пойдет снег», – говорит Бегущий Ветер, не глядя на Эша.

Тот кивает. Пока он ждет, в нем нарастают нетерпение и желание узнать, почему Бегущий Ветер предложил ему подняться сюда сегодня вечером. Но Эш научился не торопить старика и доверять его методам подачи информации.

Однажды Эш повстречал индейского траппера, который обходил линию своих капканов в лесу. Тогда Эшу было одиннадцать лет. Он набил свой рюкзачок одеждой, комиксами, сэндвичами и ушел, чтобы жить в лесной глуши, – так он объяснил Бегущему Ветру.

Траппер просто кивнул. Он не пытался остановить мальчика или повернуть его обратно. Даже не спросил, куда он направляется.

Чувствуя себя немного испуганным и одиноким, Эш следовал за траппером, обходившим капканы, свежевавшим и разделывавшим свою добычу. Ночью траппер спал под деревьями без навеса и не разрешил Эшу спать слишком близко к нему. Он не стал предлагать маленькому Эшу и свою еду. А потом у Эша закончились сэндвичи, и он промок под холодным дождем. Он попросил у траппера немного еды.

Бегущий Ветер предложил ему поохотиться и объяснил, что так поступают все, кто живет в лесной глуши. Он сказал, что если Эш на самом деле хотел уйти из дома, то должен был все заранее спланировать, усвоить некоторые навыки и лучше подготовиться. Природа не терпит неподготовленных юнцов, сказал он. Если Эш действительно хочет отправиться на поиск силы и стать настоящим мужчиной, то он не только должен научиться языку дикой природы, но и подготовить свой разум. Лишь тогда он сможет охотиться на большого медведя.

В конце концов инстинкт выживания одержал верх над устремлениями юного Эша, и он вернулся домой. Но после того путешествия он регулярно искал встреч с загадочным Бегущим Ветром, расставлял капканы и охотился вместе с ним. Саймон Бегущий Ветер научил Эша слушать, наблюдать и разговаривать с глушью. И быть следопытом. Эш научился мастерски выслеживать как животных, так и людей.

Бегущий Ветер сдувает стружку с березовой палочки.

«Этот шрам, Эсбьорн. – Он не называл Эша полным именем с тех пор, как впервые встретил его в лесу. – Ты мог сделать операцию и подправить или получше скрыть его».

Эш напрягается.

«Однако ты этого не сделал. Ты решил носить его как отметину молодого воина, который повстречался с большим медведем. Как те медведи, которых ты ловишь теперь, чтобы заработать на жизнь».

Эш смеется, но его смех звучит неискренне. Беспокойство шепчет ему в уши. Он берет камешек и бросает его с откоса. Камешек стучит и подпрыгивает по пути вниз. Он бросает следом другой камешек, сильнее, чем предыдущий.

«Почему ты охотишься на хищников – на волков, медведей и больших кошек? Почему тебе нужно, чтобы фермерские телята и овцы оставались целы по ночам, Хоген?»

Молчание. Напряжение продолжает расти. Эшу кажется, будто черные чернила переливаются между отдельными ящиками, запертыми в его разуме.

Бегущий Ветер смотрит на него.

«Почему ты носишь этот шрам?»

Эш бросает еще один камень, с удвоенной силой. Он прыгает по склону и вызывает маленькую лавину песка и гравия, устремляющуюся вниз.

«Для того, чтобы помнить? В знак наказания? Как клеймо собственника на боку у коровы – чтобы показать, что ты отвечаешь за дело, совершенное в прошлом? Или это доказательство, что ты можешь победить медведя?»

Черт бы его побрал, вместе с его загадками и метафорами. Эш вскакивает на ноги, прежде чем ящики и перегородки в его мозгу разрушатся и сольются в ядовитую черную трясину, которая затопит разум и способность контролировать свою жизнь.

«Садись», – велит Бегущий Ветер.

Эш моргает при звуках его властного голоса.

«Я должен кое о чем тебя попросить. Мне нужна твоя помощь. С моим внуком».

Эша окатывает волна удивления.

«Рикки?» – говорит он.

«Садись».

Эш осторожно опускается на землю. Бегущий Ветер указывает березовой палочкой ему в лицо.

«Я не хочу, чтобы Рикки носил клеймо, как ты носишь свой шрам, Эсбьорн. Мне нужно, чтобы ты присмотрел за ним вместо меня. Следующей зимой ему исполнится тринадцать лет. Перед ним лежит тернистый путь. Я пристроил его в программу восстановительного правосудия, но… он приближается к опасной черте. Переход между юностью и зрелостью. Люди из его окружения… они оказывают сильное влияние на него. Если он снова оступится, его исключат из программы. Тогда он окажется далеко от дома, за бетонными стенами и колючей проволокой, среди плохих больших парней, и для него все будет кончено. Как это было с его отцом. Но мы можем еще несколько лет удерживать его на тропе…» – Его голос стихает.

«В чем дело?»

Бегущий Ветер отводит глаза и смотрит на холмы, озера и белые горные вершины на горизонте.

«Думаю, ты знаешь, в чем дело, Эсбьорн», – тихо говорит он.

Пульс Эша учащается. Он смотрит на профиль Бегущего Ветра – на агрессивную линию носа, гордо выпирающий подбородок. Широкий рот, кожа цвета полированного ореха. Теперь Эш понимает. Сроки близятся; Бегущий Ветер скоро умрет.

«У тебя есть семья, – говорит Эш. – Другие друзья».

«Я думаю, что ты понимаешь, почему мне нужно, чтобы это был ты».

Потому что Бегущий Ветер однажды заглянул в глаза одиннадцатилетнего мальчика и увидел там правду, которую не видел никто другой. Или другие отказывались ее видеть, потому что она была слишком неудобной. Потому что если бы они признали эту правду, то им пришлось бы столкнуться с собственными темными отражениями в зеркале и увидеть чудовищ, глядящих им в глаза.

От этой мысли к горлу подступает тошнотворная горечь.

«Да», – это все, что может сказать Эш.

«Да?»

«Я присмотрю за ним».

Бегущий Ветер внимательно изучает его глаза.

«Обещаю, я сделаю это. Я проведу Рикки по этой тернистой тропе. Я умру на этом холме ради тебя».

В уголках стариковских глаз с пожелтевшими белками собираются морщинки, когда Бегущий Ветер улыбается.

Он указывает березовой палочкой на широкую долину внизу.

«Когда-то вся эта долина была покрыта зарослями полыни. Ничего, кроме полыни. До тех пор, пока один маленький бобер не запрудил маленький ручей».

Он замолкает. Ветер шелестит в осенней траве.

«Один небольшой поступок, который преобразил будущее, – тихо говорит Саймон и смотрит на Эша. – Прошлое не всегда определяет будущее».

* * *

Эшу позвонили через две недели после того, как он встретился с Бегущим Ветром на вершине плоского холма. Останки его старого учителя были обнаружены в свежевыпавшем снегу в отдаленной части леса, у одной из его традиционных линий капканов и ловушек.

Судя по всему, старый траппер умер через три дня после того, как попросил Эша присмотреть за его внуком, но его труп нашли только через десять дней.

Его нашел охотник, который заметил орлов и ворон, круживших высоко над поляной. Волки побывали у тела траппера, как и лисы, куницы, птицы, грызуны и другие мелкие существа. От него осталось совсем немного. Бегущий Ветер счел бы такой конец подобающим для себя: его тело было переработано и вернулось к лесу, к животным и к земле его народа.

Он ушел в мире с собой, зная о том, что Эш сдержит свое обещание. Это было лучшее, что Бегущий Ветер мог сделать для Рикки Саймона.

Теперь дело было за Эшем.

Глава 25

– Вы знаете кого-то, кто курит такие сигареты? – Ребекка положила пачку «Денали плэйн» на кофейный столик.

Клайв Додд сидел в инвалидном кресле напротив нее, подключенный к портативному кислородному аппарату. Тонкие трубки обвивали его морщинистые щеки и заходили в ноздри. Эш отвез Ребекку в город после того, как они вернулись на ранчо Хогена, сменили снегоход на автомобиль и взяли с собой Кибу. Ребекке нужно было купить кое-какую одежду. Она хотела принять горячий душ. Она хотела позвонить Лэнсу и восстановить душевное равновесие. Она нуждалась в некотором расстоянии между собой и Эшем, чтобы ясно сформулировать свои следующие шаги.

Его присутствие и его властная аура слишком сильно нарушали ее покой. Ребекке нужно было отступить в сторону и собраться с мыслями.

Но когда они приблизились к заправке «Петрогаз», она попросила его сначала остановиться возле круглосуточного магазина. Там она купила сигареты, и они проехали по задней аллее к дому Додда, куда, предположительно, собирался зайти ее отец в тот роковой день, пока не вмешался Эш, который отвез его домой.

Перед окнами Додда, покрытыми морозными узорами, уже выросли длинные темные тени. Пронизывающий ветер, налетавший с севера, стучал в его ставни, поднимая облачка сухого снега, и гонял мусор по тротуарам, превращая Клинтон в призрачный город, где вместо жары и перекати-поля царствовали холод и лед.

Эш сидел на стуле со спинкой, увешанной грязной одеждой, а Кибу лежал у его ног. Ребекка ощущала на себе взгляд Эша. Ей казалось, что она чувствует давление его мыслей. Она заставила себя снова посмотреть на Додда, ради которого приехала сюда. Вернее, ради сведений о своем отце.

– Как ты жестока, Ребекка Норд, – произнес Додд, глядя на голубую пачку с наклейками, предупреждавшими о вреде для здоровья. Он открыл рот, чтобы снова заговорить, но вместо этого захрипел и закашлялся. Когда он промокнул уголки рта носовым платком, Ребекка обратила внимание на его пальцы, пожелтевшие от никотина.

Додд слабо улыбнулся.

– Пачка «Денали плэйн» в день – это мой бывший грех. – Он снова закашлялся. – А теперь посмотри на меня! Эмфизема. Легкие ни к черту. Ты и впрямь искушаешь меня этой штукой.

– Но вы время от времени позволяете себе выкурить одну? – поинтересовалась она. – Может быть, мой отец иногда покупал их для вас, когда приходил сюда?

Он рассмеялся, но почти сразу захлебнулся в очередном приступе кашля и хрипа, заставив Эша и Ребекку тревожно переглянуться. В уголках его рта собралась слюна. Додд промокнул губы носовым платком, но в его слезящихся глазах искрилось веселье, и Ребекка на короткий момент увидела того мужчину, которым когда-то был Клайв Додд.

– Возможно. – Он погрозил ей пальцем. – Но если ты скажешь Торе, мне придется убить тебя.

– Кто она такая?

– Торалайн Баттерсби? Моя сиделка и кровавая диктаторша. Ты смотрела кино «Пролетая над гнездом кукушки»? Так вот, она сестра Рэтчет. Работала в центре охраны здоровья в Клинтоне до ухода на пенсию. Потом, как и большинство из нас, была вынуждена вернуться к подработкам, чтобы сводить концы с концами. Теперь она работает сиделкой. Ей около семидесяти, но она до сих пор не прочь выпороть нас, старичков. Ты ее не помнишь?

– Я… наверное. – Ребекка порылась в памяти, но не смогла отыскать эту женщину. Она взглянула на Эша. – А ты?

– Я знаю, кто это, – ответил он неожиданно резко, заставив Ребекку призадуматься. Она сделала мысленную пометку, чтобы потом вернуться к этой теме.

– Ну да, – сказал Додд. – Я всегда говорил, что тебе везет, Бекка. Ты выбралась отсюда. Городок чахнет, все катится под гору быстрее, чем раньше. Люди продают землю немцам, зарубежным инвесторам, китайцам, разным южным компаниям, которые не жалеют средств. Думаешь, они приезжают сюда и вкладывают деньги в город? Ничего подобного. Мелкий бизнес умирает. Даже старым магазином у заправки теперь управляют беженцы. Скоро фермеры и владельцы ранчо начнут носить чертовы тюрбаны. Говорю тебе: старожилов вытесняют еще до того, как мы оказываемся одной ногой в могиле. Каждый раз, когда твой отец оплакивал твое отсутствие, я говорил ему, что ты умница и что тебе повезло. Хорошо, что ты вовремя убралась отсюда.

Он немного помолчал, тяжело отдуваясь.

– Но он тосковал по тебе, Бекка. Что верно, то верно. – Старик углубился в воспоминания, и его отекшее лицо приобрело грустное выражение. Он кивнул, как будто соглашаясь со своими мыслями или видениями. – Знаешь, если Ной о чем-то сожалел в своей жизни, так это о том, что он не заслужил твою любовь.

– Я любила его, – сдавленно сказала Ребекка и быстро покосилась на Эша. – Поэтому сейчас я здесь и не собираюсь уезжать, пока все не закончу.

Клайв Додд снова захлебнулся хлюпающим кашлем. Эш поспешно налил ему стакан воды из кувшина на столе. Додд взял стакан дрожащей рукой, отпил несколько глотков и осторожно поставил на столик.

– Господи, я буду скучать по Ною, как душа в аду. Кто теперь будет приходить ко мне, кроме сестры Рэтчет? Ха… – Он снова потянулся за стаканом и отхлебнул воды. – Наверное, скоро я встречусь с ним, поскольку точно не попаду на небеса. – Додд помолчал. – Мне жаль, Бекка. Мне очень жаль. Я правда верил, что отдам концы раньше, чем он.

Ребекка сделала медленный вдох.

– Когда вы последний раз видели его, Клайв?

– Пожалуй, недели две назад.

– Как он выглядел?

– Ты хочешь сказать, выглядел ли он как человек, который собирается вынести себе мозг из ружья? Ни хрена подобного. Нет.

– Вы собирались встретиться с ним в день его смерти?

– В том-то и дело, что собирался. Он позвонил мне из «Лося и Рога». Судя по голосу, он был на нервах и беспокоился из-за какого-то дела. У него сохранились старые привычки. Он брал какое-нибудь старое дело, или дело пробирало его до печенок, и он размышлял до тех пор, пока не утомлял свои старые серые клетки. Тогда он приходил ко мне, и мы устраивали мозговой штурм. Ной сказал, что хочет снова заняться этим. Он сказал, что ему нужна дружеская помощь, и я был рад этому, поскольку в последнее время его внимание находилось где-то далеко, и на мою долю почти ничего не оставалось, особенно зимой. Поэтому я ждал, но он так и не пришел. Я подождал еще, а потом подумал, что, наверное, он снова напился и уснул за столом в пабе. Но… потом я услышал новости.

– Значит, он собирался принести вам сигарет?

– Нет. Брагу – это да, но курева он не приносил. – Додд посмотрел на пачку. – Ты оставишь их мне?

– Я не могу… или могу?

Он пожал плечами и протянул дрожащие руки ладонями вверх.

– Я все равно помираю, верно? Может быть, мне осталось несколько дней, недель или месяцев. Если бы у меня был выбор, то что бы я сделал? В смысле, где мои удовольствия? Он отошел в мир иной, занимаясь любимым делом, – мне всегда нравилось это слышать, когда кто-то помирал. А когда ты можешь только ходить под себя, какое в этом достоинство?

Ребекка посмотрела на Эша. Тот пожал плечами. Она помедлила, потом толкнула пачку «Денали плэйн» через кофейный столик в сторону Додда.

– О, ты ангел. – Он наклонился вперед, протянул дрожащую руку, словно артритную клешню, и жадно схватил голубую пачку с грозными предупреждениями о вреде для здоровья.

– Мне нужно спрятать их от нее, – сказал он. – Она конфискует их, если найдет. Проклятая лицемерка! Наверное, она отбирает у меня сигареты, чтобы не покупать самой. – Он засмеялся и закашлялся одновременно. – Честно говоря, не знаю, что твой отец в ней нашел.

– Мой отец? Тора?

Додд выглядел удивленным. Потом кивнул, как будто признавая, что Ребекка ничего не знала о собственном отце.

– Ной встречался с ней. С Торалиной. С сестрой Рэтчет.

У Ребекки зачастило сердце. Она посмотрела на Эша, но он выглядел не менее изумленным.

– Просто для ясности, – сказала она. – Вы утверждаете, что мой отец встречался с Торой Баттерсби, то есть он…

– …ухаживал за ней. Да. У нее с твоим отцом кое-что началось около месяца назад. Он встречался с ней прямо здесь, у меня дома. Конечно, Ной давным-давно был знаком с ней, но тогда он был женат. Потом она с мужем на несколько лет уехала из города для работы по контракту. Но Тора вернулась сюда после того, как овдовела, бог знает почему. Некоторые места удерживают людей без разумных причин.

Шокирующая новость звенела в голове Ребекки, отодвигая в сторону все, что она знала до сих пор. Ее отец снова ухаживал за женщиной? Она никогда не думала о нем в подобном контексте – как о мужчине, нуждавшемся в женской любви. Если не считать ее матери. Сконфуженная и опечаленная, она тихо спросила:

– Как долго мой отец увлекался своим новым расследованием, Клайв?

Он поджал губы, любовно поглаживая голубую пачку «Денали плэйн».

– Трудно сказать. Три или четыре недели.

– Он рассказывал, что это за дело?

– Дело о пропавших детишках, дело более чем двадцатилетней давности. Он узнал что-то новое по этому поводу.

– Он говорил, что именно?

– Ни слова. Но в тот день он как раз собирался поговорить об этом.