Текст книги "Избранные детективы серии "Высшая лига детектива". Компиляция. Книги 1-14 (СИ)"

Автор книги: Лорет Энн Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 314 (всего у книги 320 страниц)

Мэттью

Тогда

15 июня, среда

За четыре дня до ее смерти.

Мэттью в одиночку ест за кухонным столом кусок заказанной пиццы. Папа опаздывает, а мама ушла. Фиби после ссоры с мамой рванула на второй этаж и захлопнула дверь. Мама заказала пиццу, сказала, что уезжает в церковь, и велела ему поесть, когда привезут еду.

Сначала было даже круто оказаться в одиночестве с целой пиццей. Но ненадолго. Теперь дом кажется пустым. Холодным.

Он слышит, как открывается дверь Фиби. Она спускается вниз с грозным видом. Она смыла весь готический макияж. И посылает ему раскаленный взгляд.

– Ты куда? – спрашивает Мэттью, когда его сестра направляется к входной двери и начинает надевать новые высокие ботинки на шнуровке, хотя на улице лето и жара.

– Не твое дело.

– Ты наказана. Из-за водки. Я слышал, мама сказала.

– Не твое вонючее дело, маленький урод.

Ну, теперь это точно стало делом Мэттью. Дела, которые его не касаются, – самые интересные. А если он сможет сделать фотографии сестры, сбежавшей из дома во время наказания, у него появится отличное средство для шантажа. Он уже так делал, и ей приходилось расплачиваться конфетами и всякими штуками, например, не дразнить его. И он хотел бы продолжить шантаж.

Он ждет, пока не захлопнется дверь, берет фотоаппарат и следует за Фиби.

Она идет в конце Оак-Энда.

Он прячется за кустами и наблюдает, как сестра стучит в дверь коттеджа. Выходит Джо. После короткого разговора Джо закрывает за собой дверь, и они отправляются в лес за домом.

Мэттью крадется за ними. В верхушках деревьев шумит ветер, скрывая все звуки его перемещений. Он в своей стихии, использует самостоятельно выученные уловки.

Фиби и Джо садятся на бревно.

Мэттью прячется в зарослях поодаль, щелкает камерой.

Джо оборачивается:

– Ты ничего не слышала?

Они прислушиваются, и Мэттью замирает.

– Думаю, просто ветер, – говорит Фиби.

Они целуются.

Сердце Мэттью стучит, как бешеное. Он делает новые и новые снимки. Теперь можно будет шантажировать сестру как угодно.

Когда они отрываются друг от друга, его сестра говорит:

– Знаешь, насчет тех поездок, фотографий у нас в коридоре?

– Что? – спрашивает Джо.

– Все было не так уж здорово – это семейное единение. Понимаешь… У меня ужасно надоедливый младший брат. А родители очень деспотичные. И мама… постоянно за мной следит. И, похоже, раздражается все сильнее и сильнее. Мне так жаль, Джо… Она повела себя ужасно грубо. Мне очень стыдно, что ты увидел ее в таком состоянии.

– Что она сказала, когда я ушел?

– Наказала меня. За водку.

Он кивает.

– Все равно я хотел бы поехать в Африку. С семьей или нет. Это просто мечта. Африканское сафари. И в Азию.

– Твой папа оттуда?

– Я не знаю, откуда мой папа. Я же даже не представляю, кто он.

– Ты бы мог поискать, знаешь? Уверена, есть много сайтов, которые с этим помогут. Ну, если ты хочешь.

– Хочу. Особенно теперь, когда мы переехали сюда. Моя мама тоже… Даже не знаю. Не в порядке. Она… – он умолкает.

– Она – что?

– Ничего. Просто она занимается чем-то странным и тщательно все скрывает, – он прикасается к запястью Фиби. Мэттью снова делает снимок и опускает фотоаппарат. Его поражает нежность прикосновения большого мачо Джо. Его доброта. Мэттью чувствует… всплеск эмоций. Он словно по-новому видит старшую сестру. Ее потребность в доброте и нежных прикосновениях.

Фиби снимает африканский браслет, к которому прикасается Джо. Мэттью фотографирует, как она передает его Джо.

– Держи.

– Что?

– Хочу отдать его тебе. Это от Фонда спасения носорогов. Та наша фотография с сафари была сделана в сувенирном магазине, где часть прибыли передается на борьбу с браконьерством для спасения белых носорогов. Их помогают искать собаки и команды местных женщин. Полностью женские отряды из маленьких деревень, и эти «маммы», как их называют, преследуют браконьеров с ружьями и ищейками. Очень круто.

– Фиби, я не могу это взять. Это твоя память. Воспоминания о особом времени.

– Я хочу им поделиться. Тебе не обязательно оставлять его себе. Просто немного поноси. Ладно?

Какое-то время он молчит. Его плечи напряжены, и голова слегка наклонена вперед.

Фиби прикасается к его руке.

– Джо?

Он протирает глаза. И хрипло отвечает:

– Спасибо.

Впервые Мэттью чувствует: его здесь быть не должно, ему не следует шпионить. Некоторые вещи должны оставаться в тайне. Но если он убежит сейчас, они могут услышать шум в кустах. Поэтому он дожидается, пока они встанут и уйдут. А потом бежит домой со всех своих маленьких ног, чтобы Фиби не узнала о его отсутствии. Вряд ли он станет использовать снимки для шантажа. Не в этот раз.

Ру

Теперь

21 июня, вторник

Когда все идут к машинам, Ру говорит Тоши, что ей нужно зайти в туалет. Он ворчит, но она заявляет, что это срочно.

Она заходит в уборную и проверяет кабинки. Внутри никого нет.

Она звонит Эбу.

Возьми трубку, возьми трубку. Она смотрит на часы. Все ждут ее на улице.

– Мама?

Ее грудь переполняют эмоции.

– Эб, слушай, я не могу говорить, но мне нужно знать – где браслет из бусин, который ты купил во время нашей поездки?

– Что?

– Черт, просто ответь, быстро. – Ру слышит снаружи голоса. Женские. Они вот-вот войдут. Но их зовет кто-то еще, и они останавливаются поболтать снаружи.

– Мам? Что…

– Эб, пожалуйста. Где он?

– Я… не знаю. Я… его потерял. Похоже, он где-то порвался. Для таких браслетов используют дешевые нитки. Их делают деревенские женщины, которые…

– А браслет твоего отца?

– Я давно не видел, чтобы папа его носил. Мам, все в порядке?

Ру проводит рукой по волосам и смотрит на себя в зеркало. Она выглядит опустошенной. Судя по голосам снаружи, в уборную вот-вот зайдут.

– Хорошо. Хорошо, Эб, – тихо отвечает она. – Сегодня вернусь поздно – поговорим потом.

Дверь открывается, и заходят две женщины. Ру прячет телефон в карман, включает воду, умывается, вытирает лицо бумажным полотенцем и спешит на улицу – пора ехать к Брэдли.

Но ничего хорошего нет. Даже близко. Ее сын был возле «Красного льва» в последний рабочий день жертвы. И, похоже, ее ждал. Преследовал. И он потерял свой браслет.

Мама, я сделаю для тебя что угодно, ты ведь знаешь, правда?

В голове раздается голос Гарта Куинлана.

У вас есть дети, детектив? Вы бы хотели защитить своего ребенка, верно?

Том

Тогда

17 июня, пятница

За два дня до ее смерти.

Том и Арвен пересидели остальных завсегдатаев пятничных посиделок. После «Красного льва» они впятером – Том, Саймон, Арвен, Сандип и Милтон – отправились на яхту Брэдли «пропустить по последнему стакану».

Сандип и Милтон первыми сошли с лодки и, смеясь, направились на залитую лунным светом парковку в поисках такси. Саймон последовал за ними, допив свой стакан шестнадцатилетнего односолодового «Лагавулина».

Том оказывается наедине с Арвен у себя в каюте. Снаружи над негромко шумящим океаном висит большая, круглая, полная луна. Лодка мягко покачивается на волнах. Фалы позвякивают о мачты, и причал стонет от толчков кораблей.

Он сидит на диване рядом с Арвен. Он расслаблен, и его бедро соприкасается с ее бедром. В иллюминатор светит луна, разливая на них серебряную лужицу. Объединяя их, создавая тонкую связь. Ее мизинец дотрагивается до его мизинца. Он не хочет убирать руку. Желание охватывает его всепоглощающей волной. Он глубоко вздыхает, не уверенный, пересек ли уже линию, после которой сегодня уже не будет возврата.

Она встает, подходит к маленькому бару и наливает ему еще виски, а потом – себе. Бросает взгляд на фотографию на стене. Том и Лили с детьми. Том сглатывает. Он не видит глаз Арвен, не может прочитать ее мыслей.

– Ты не рассказывал, как зовут твою жену, – говорит Арвен, бросая в бокалы кубики льда.

– Лили. Доктор Лили Брэдли. Она психотерапевт.

Арвен приносит ему напиток и садится рядом. На этот раз ближе. Браслеты на ее руках звенят при каждом движении. Она чудесно пахнет – легкий аромат духов, смешанный с запахом виски и благовоний от ее одежды напоминает Тому юность. На мгновение, в эту лунную ночь, качаясь на волнах, он просто парень в компании девушки. Не отец. Не профессор и преподаватель Том. Не доктор патопсихологии, исследующий темные, девиантные умы. Просто Том. Заключенный в пузырь времени, пространства и лунного света, где становятся возможными вещи, невозможные в его упорядоченном мире привычек и безопасной пригородной рутины. Как он вообще здесь оказался? Он думал, он хочет именно этого – семью. Дом. Детей. Рутину. Безопасность. И действительно этого хочет. Просто решил немного передохнуть, ведь всем нужен перерыв. Он пьян. Думает иначе, чем обычно. Он мыслит… спутанно. И немного… порочно. Алчно. Хищно.

– Ты добавила что-то мне в напиток?

Она улыбается, и ее образ искажается. Том пытается пересилить дезориентацию. Тщетно. Ему хочется смеяться. Он чувствует себя потрясающе. Счастлив. И очень возбужден.

– Добавила, да?

Она смеется, отбрасывая голову назад и демонстрируя белую шею. Татуировка шевелится, оживая. Не думая, он осторожно прикасается к ней кончиками пальцев.

– Химера? – шепчет он. – Почему?

Она сразу становится серьезной, и Том чувствует искру тревоги.

– А разве все мы – не разрозненные части, которые пытаются выглядеть единым целым? Хорошие части, плохие части, люди, которыми мы можем быть или быть не хотим, и все пытаются сосуществовать гармонично?

– Рассуждаешь, как Лили, когда она занимается юнгианским анализом.

Арвен умолкает и отворачивается. Том сразу жалеет, что заговорил о жене. Он разрушил какуюто магию. Думает о неправильности этой мысли, начинает хихикать и пытается сдержать хохот.

– Господи, что ты мне дала? Это потрясающе.

– Где ты познакомился с женой?

– А что?

– Просто любопытно.

– В Оттаве. На съезде психологов шестнадцать лет назад. Я выступал в качестве спикера, а она была молодой, красивой и умной и подошла ко мне с вопросами на одной из коктейльных вечеринок, – он улыбается воспоминанию. – Молодой, зеленый психоаналитик, мечтающий о собственной практике. Ей было двадцать девять. Мне, мужчине средних лет, польстил интерес девушки на пятнадцать лет моложе меня. Я пригласил ее на ужин. И понеслось.

– Мужчина средних лет, у тебя не было отношений, когда ты с ней познакомился?

Он смолкает. В голове раздается неприятный звон. Он начинает чувствовать покачивание яхты. Ветер усиливается. Звон фалов – тоже. Вода все громче плещется о пристань. Он прочищает горло.

– Я был, можно сказать, вдовцом. Моя гражданская жена умерла за несколько лет до этого, и я как раз закончил очередные потенциально долгие отношения.

– Как она умерла?

Он резко поднимает взгляд.

– Прости. Я… Это было грубо.

Арвен берет его за руку и переплетает с ним пальцы. Каюту наполняет молчание. Она рассматривает его. Лунный свет мерцает в ее глазах, блестит на маленькой сережке в носу. Соблазнительно, но жутковато. Кажется, она трансформируется. Как ее химера. В ней чувствуется нечто холодное, угрожающее. Пристальный взгляд, резкие вопросы. Том ощущает от нее животный голод. Что-то подсказывает ему: пора заканчивать. Попрощаться. Уйти. Сейчас. Пока он невредим. Но алкоголь и нечто еще более дурманящее оказывают свое действие, и он говорит:

– Ничего. Из-за… очень агрессивного рака яичников. Я потерял ее прежде, чем мы смогли создать семью.

– Ты не хотел на ней жениться?

Он криво усмехается.

– Хотел. Она не хотела. Объясняла это феминизмом. У нее был блестящий ум, ее очень уважали в профессиональном сообществе, – он делает глоток и погружается в воспоминания. – Она работала в психиатрическом институте в Альберте. Я преподавал в школе неподалеку. Я… сломался, когда ее забрала болезнь. Понадобилось несколько лет, чтобы пережить утрату. Прошло шесть лет, прежде чем я, успев побывать в других отношениях, наконец встретил Лили. Иногда… Мне кажется, я ее не заслуживаю. Она подарила мне новую жизнь, новый… смысл.

– Лили из Оттавы?

– Да. Выросла там. Сирота.

Арвен резко садится и отворачивается.

Тому становится неловко. Неудобно.

Не глядя на него, она делает глоток виски.

– Какой психиатрический институт в Альберте?

– Институт Марго Явински.

Она смотрит ему в глаза.

– Я же говорила, что провела детство в Альберте, да? В маленьком городке Глен Дэнниг.

В каюте становится прохладно. У Тома начинает шуметь в голове.

Внезапно она снимает блузку, и ее грудь белеет в лунном свете. Тома пронзает шок. Она медленно, хитро улыбается, наклоняется вперед и прижимается губами к его губам. Ее язык проникает к нему в рот. Ее рука ложится ему между ног. Из груди Тома вырывается стон, и он чувствует, как твердеет под ее ладонью. Он позволяет ей углубить поцелуй. Он падает, падает вниз, погружаясь в горячее, красное безумие.

Она массирует его эрекцию и бормочет, не отрываясь от его губ:

– Видишь? Ты меня хочешь. А еще хочешь свою милую провинциальную жизнь. Видишь, Том – химера, – она расстегивает молнию и сует руку ему в штаны. Он мягко стонет. – Но я знаю твой секрет, Том Брэдли, – жарко шепчет она ему в губы. – Я знаю, что ты делал все эти годы.

Тонкое ледяное лезвие пронзает его липкое, сладкое желание. Он пытается осознать ее слова.

– Что?

Она откидывается на спинку дивана. Опухшие губы. Страстные глаза. Ее губы кривит недобрая улыбка. Или это его одурманенный мозг воспринимает все в странном, искаженном виде?

Он пытается сесть, прийти в себя.

– Какой… какой секрет? О чем ты?

– Я знаю о пациентах твоей гражданской жены, Том. В институте.

Она мягко проводит пальцем по его лицу.

Он смотрит ей в глаза.

Она берет блузку, снова надевает ее и залезает босыми ногами в сандалии. Встает, берет сумочку.

– Мне пора.

Он сидит с расстегнутой молнией и заметной эрекцией, и в голове пульсирует недоумение.

– Я не понимаю…

– Думаю, прекрасно понимаешь. Мне известно и про твою жену. Я знаю, что вы оба сделали.

Она начинает подниматься по ступеням.

– Арвен… подожди!

Но, с ароматом благовоний, звоном браслетов и мягким взмахом длинной юбки, она уже наверху. Том чувствует, как покачивается лодка, когда она вылезает наверх, и слышит на пристани ее шаги.

Его охватывает паника. Он вскакивает на ноги. Мир вокруг вращается, когда он взбирается по ступеням на палубу.

– Арвен! – кричит он в ночь.

Он видит, как она достигает конца пристани. Она идет на парковку. Лунный свет блестит на ее волосах, словно чернила. Том спешит вслед за ней, топая босыми ногами по доскам.

– Арвен! Подожди!

Она исчезает в тенях на другом конце парковки. Том останавливается, тяжело дыша. Все вокруг качается – мачты, лодки, причал, деревья на ветру, тени, он.

Он видит в темноте маленькую оранжевую вспышку и чувствует в свежем ночном воздухе запах сигаретного дыма. На палубе соседней яхты виднеется фигура, силуэт в лунном свете. Снова светится сигарета. Том понимает, что это Саймон. Сидит на стуле на своей яхте и наблюдает. Перед Саймоном стоит штатив с профессиональной телескопической камерой.

– Саймон?

– Привет, приятель. Проблемы?

– Что… какого черта ты тут делаешь?

– Снимаю луну, – Саймон делает еще одну затяжку и кивает подбородком в наполненное звездами небо. Выпускает дым. – Уходя с твоей яхты, я увидел, как она встает над водой. Вспомнил, что у меня тут лежит камера. И решил сделать несколько снимков. Нечасто выпадает такая возможность. Красиво, правда?

Саймон бросает взгляд направо, где пришвартована яхта Тома.

Том следит за его взглядом. С этой точки прекрасно видна подсвеченная каюта Тома. Можно рассмотреть все, что внутри. Если Саймон смотрел туда, то видел, как Том целуется с Арвен. Видел обнаженную грудь Арвен. У Тома внутри все сжимается. Его наполняет гнев.

Саймон улыбается в темноте. Блестят его зубы. Происходящее кажется Тому сюрреалистичным. Все на свете пошло вкривь и вкось.

– Почему она так поспешно ушла? – спрашивает Саймон, выдыхая дым.

– Ничего не случилось, – отвечает Том.

– Разумеется, нет, старина. Я сохраню твой секрет, Томми, – еще одна затяжка. – Но она того стоила, верно? – он показывает непристойный жест возле паха.

– Иди к черту, Саймон.

– Осторожнее, – пауза, еще затяжка. – Она – испорченный товар.

– В каком смысле?

– Думаешь, ты единственный завсегдатай «счастливого часа», затащивший ее в постель?

– Я же сказал, ничего не было. Я…

– Да, конечно, конечно. Не беспокойся. Я никому не скажу, малыш Томми, – Саймон поднимается на ноги и подходит к перилам.

Том вспоминает слова Арвен в тот вечер, когда она шла с ним до автобусной остановки, в тот вечер, когда он предложил позвонить американцам насчет коттеджа.

Саймон говорил, там может скоро освободиться жилье.

– Ясно… Понятно, – шея Тома напрягается. И начинает болеть голова. – Наверное, тебе удобно было устраивать моими руками свои делишки. Отдельную студию через улицу, куда можно зайти через уединенный лес, чтобы не видели Ханна и дети.

– Ну-ну, Том, дружище. Это на тебя не похоже, – еще одна улыбка, – верно? Это ведь просто пьяная болтовня? Или дело в наркотиках, которые она тебе дала? Она любит играть с изменяющим сознание дерьмом. Темная штучка эта Арвен.

Дует ветер, и все яхты словно поднимаются, вдыхают воздух, вздымая гигантские груди, оживают, и маленькие окошки мерцают в лунном свете, будто глаза, а мачты звяк, звяк, звякают от смеха. В голове у Тома снова раздается голос Арвен.

Маленький городок Глен Дэнниг… Я знаю твой секрет… Я знаю о пациентах твоей гражданской жены, Том. В институте.

Может, это ему приснилось. Это не может быть правдой. Дело в наркотиках, в алкоголе.

Я знаю, что вы оба сделали.

– Иди домой, Том, – говорит Саймон. – Возвращайся к жене. Но сначала застегни молнию.

Том изумленно опускает взгляд. Застегивает молнию и идет к яхте. Находит ботинки, запирает двери и выключает свет. Его разум слегка очищается, и страх растет.

Я знаю твой секрет.

Когда он покидает гавань, Саймон по-прежнему курит на палубе. Том выходит на тротуар, в кронах дубов шумит ветер. Он чувствует, как деревья шепчутся, передавая друг другу сигналы. Чувствует, как плотнее сдвигаются тени.

Все кажется нереальным. Его фантазией.

Верно?

Лили всегда говорит, что реальность находится не снаружи, что это лишь история в голове. И все. Выдумка. Ловкость рук. Спровоцированная наркотиками фантазия о зазеркалье в духе Льюиса Кэрролла.

Что-то шуршит в кустах. Том замирает. У него колотится сердце. Он смотрит на растения. Из зарослей выходит на тротуар енот. Останавливается, смотрит на Тома. Разбойник в маске. Том не двигается. Енот переходит дорогу в сопровождении троих детенышей.

Семья.

Осознание поражает его, словно удар. Если Арвен расскажет его секрет, его семья будет уничтожена. Абсолютно. Его брак. Лили. Все.

Он не позволит этому случиться.

Ханна

Тогда

18 июня, суббота

За один день до ее смерти.

Над океаном сияет прекрасный июнь. Осталось два дня до самого длинного дня в году, думает Ханна. Обычно событие приносит радость, но сегодня она раздражена. Она покрывает глазурью пирог, испеченный для барбекю.

Вчера Саймон вернулся домой очень поздно, и она слышала, как он наткнулся на садовый стул рядом с бассейном. Она выглянула в окно и увидела в лунном свете его фигуру – он шел в сторону скал, к ступеням, ведущим к его, как он выражается, «мужской хижине». Она вернулась в постель и пролежала целый час, пялясь на тени на потолке, пока он тихо не прокрался в дом. От него сильно пахло алкоголем. Но еще Ханна почувствовала нечто зловещее – чувство, которое ей обычно удается прогнать.

Сегодня утром, когда она проснулась, Саймона уже не было. Он оставил записку, где написал, что отправится на долгую пробежку, потому что завтра барбекю и он хочет помочь ей с приготовлениями.

Ханна бросает взгляд на записку, по-прежнему лежащую на столешнице. Мрачное предчувствие снова возникает в груди. Она его не впускает. Ей нужно закончить пирог, потом разбудить детей. Она повезет Джейкоба на урок плавания в рекреационный центр «Уиндзор Парк», где увидится с Лили, которая привозит на занятия Мэттью в это же время. Они обсудят, что еще нужно купить, а потом она отправится в магазин за цветами. Ханна опускает нож в чашку с горячей водой и пытается расправить глазурь. Мысли возвращаются к Саймону.

Этот «счастливый час» по пятницам длится все дольше и дольше, но дело не только в этом. Есть кое-что еще. Две недели назад она нашла в кармане Саймона чек из магазина шоколада. А еще два рыжих волоса на рукаве куртки, когда ее вешала, – и от ткани явно пахло духами. А два дня назад, во время стирки, она обнаружила след розовой помады на белом воротничке рубашки.

Та женщина, поселившаяся напротив, – вот что действительно тревожит Ханну. Официантка из таверны. Ведет себя с Саймоном куда приветливее, чем следует, а он прямо сбился с ног, помогая ей разгрузить странный синий фургон, раскрашенный снежинками. Ханна накладывает ножом новую порцию глазури и размышляет, было ли идеей Саймона поселить напротив них официантку. По его утверждениям, это придумал Том.

Ханна наклоняется и пристально рассматривает глазурь. Поправляет неровность. Женщины вроде Арвен Харпер – Ханна считает таких опасными. Она – полная противоположность Ханны. Свободная. Творческая. Немного дикая. Непредсказуемая. Сексуальная. Она угрожает образу жизни Ханны. Бросает вызов понятиям Ханны о подобающем поведении домохозяйки среднего возраста.

Ханна делает шаг назад и вытирает руки полотенцем. Она рассматривает пирог. Возможно, с Арвен спит Том. Не Саймон. Ей нравится думать, что это проблемы Лили, а не ее. Идеальной Лили. Возможно, семья Лили не так уж идеальна.

Но мысли делают новый круг.

А вдруг Саймон влюбился в официантку? Она не может его потерять. Что ей делать? Он заберет дом. Он был его собственностью, когда они познакомились. Чего захотят дети? Останутся с ним и его новой, сексуальной женой? Кому будет нужна Ханна? У нее появились новые морщины. У нее лишний вес. У нее обвисает лицо. Она больше не притягивает взглядов. Теперь она понимает, что имеют в виду женщины, когда говорят, что ее ровесницы словно исчезают. Ханна думает о Саймоне, уронившем стул у бассейна на пути в свою хижину в лунном свете.

Она была в хижине всего раз, и Саймон об этом не знает. Она построена на отвесной скале и фактически висит над морем – попасть туда можно только по крутой деревянной лестнице с веревочными перилами. А поскольку Ханна ужасно боится высоты – у нее практически фобия, – Саймон думает, что хижина безопасна от ее визитов. Но два года назад Ханна, изо всех сил цепляясь за перила, спустилась по ступеням с ключом, найденным в ящике с носками Саймона.

Когда она начинает вспоминать тот день, ее пульс ускоряется. Она поспешно несет нож и миску к раковине и на полную мощность включает воду. Она не хочет вспоминать увиденные в хижине фотографии. Саймон – наблюдатель, вот и все. Он наблюдает за женщинами и за птицами и делает снимки. Вот и все. Он разглядывает и исследует людей. Философ, размышляющий о мировоззрениях. Он своего рода ницшеанский сверхчеловек и не верит в Бога. Поэтому Саймон считает, что неотъемлемой морали или абсолютных ценностей не существует. Он считает, человек сам создает ценности и мораль. А значит, теоретически Саймон мог бы изменить, если бы почувствовал, что роман добавит его жизни ценность, и не посчитал бы это неправильным. Он бы сказал: «Смысл жизни в том, что мы умираем, значит, нужно придавать ей ценность, Ханна. Чтобы она имела значение».

А что, если он спит с Арвен в той хижине на скале?

Она чувствует, как глаза наполняются слезами. Выключает воду и развязывает фартук.

Хижина.

Ханну непреодолимо тянет в хижину.

Она берет телефон на случай, если она упадет, застрянет, замерзнет или случится еще что-нибудь ужасное. Чайки кричат и летают вдоль края скалы, на границах своей океанской обители. Шепчут деревья, тесной стеной стоящие у края леса.

Ханна крепко держится за перила. Она спускается вниз, сантиметр за сантиметром. На коже выступает пот. Время идет. Он скоро вернется. Далеко, далеко внизу наступает и отползает океан. Ханна закрывает на мгновение глаза, заставляя себя дышать. Она представляет, как отпускает руку, спотыкается, катится в пропасть, переворачиваясь и, ударяясь о камни, бах, бах, бах, до самой воды, пока не умрет.

Сосредоточься.

Она пытается собраться и медленно продвигается к деревянной постройке.

Ханна отпирает дверь. Внутри – слабый аромат благовоний. Чучела птиц смотрят на нее стеклянными глазами. И ласка тоже. Ханна подходит к столу с компьютером, где она нашла фотографии в прошлый раз.

И замирает от шока. На столе разложены новые фотографии, напечатанные Саймоном.

Там Том. И, похоже, Арвен. Они целуются. В иллюминаторе яхты. Яхты Брэдли. Ханна в ужасе. Она снимает фотографии на телефон. Ее отвлекает шум.

Она поднимает взгляд.

Это просто ветер колышет странное украшение, висящее перед окном.

Она делает последний снимок и убирает телефон в карман.

На душе становится легче.

Проблема в Томе. Не в Саймоне.

Когда она запирает дверь в хижину, ее грудь наполняется странным, горячим удовольствием. Маленькая, недобрая часть Ханны хочет показать снимки Лили. Показать всем. Даже просто чтобы отвлечь внимание от себя, от вещей, которые ужасают ее в собственном браке.

И, возможно, так она и поступит.