Текст книги "Избранные детективы серии "Высшая лига детектива". Компиляция. Книги 1-14 (СИ)"

Автор книги: Лорет Энн Уайт

Гости в лесном доме
Кэти

Кэти застучала кулаком в заднюю дверь дома.

Ответа не последовало.

Она покрутила дверную ручку, рванула на себя.

Заперто.

Мы велели Деборе запереть двери…

Но ее желание попасть в дом находилось за пределами здравого смысла. Кэти могла думать только о том, как проникнуть внутрь, любым способом. Она снова рванула дверь, обливаясь холодным потом. В лесу за ее спиной раздался сухой треск. Она застыла на месте. Очередной резкий хлопок эхом раскатился по лесу.

Выстрелы!

Кэти услышала мужские крики. Животный ужас, звучавший в этих криках, был невыносим.

Она отвернулась от двери и вслепую побрела по грязному снегу вдоль боковой стены дома, периодически падая и поднимаясь на ноги. Вскоре показалось крыльцо. Она пробежала последние метры и заколотила в парадную дверь, – рыдая, всхлипывая, умоляя впустить ее. Она промокла и была заляпана грязью.

Ответа не было.

Она потянула за ручку; к ее удивлению, дверь открылась. Помедлив, Кэти метнулась внутрь, захлопнула дверь, закрыла задвижку и прижалась обеими руками к шершавому дереву. Она тяжело дышала.

Понадобилось несколько секунд, чтобы ее мозг снова заработал. В доме было темно и тихо. Слишком тихо.

Дебора?

Кэти отошла от двери и направилась к подножию лестницы. Она положила руку на перила и прислушалась.

– Дебора! – позвала она.

Дом заскрипел и дохнул ей в лицо холодным воздухом с горьковатым привкусом дыма.

Кэти бегом поднялась наверх и остановилась на лестничной площадке. Дверь Деборы была закрыта. Она осторожно приблизилась, подняла руку, собираясь постучаться, но помедлила.

– Дебора?

Молчание. Дом снова издал скрипящий звук, словно выходил из зимней спячки. Кэти содрогнулась. Она тихо постучала, затем потянулась к дверной ручке, осторожно приоткрыла дверь и заглянула внутрь.

– Дебора?

Комната была пуста.

Снаружи донесся новый звук. Ручной клаксон. Гудок, похожий на сирену, ненадолго умолкнул, потом возобновился.

Где Дебора? Один клаксон должен был остаться у нее. Неужели она вышла на улицу?

А как насчет Стивена и Берта? У них тоже был клаксон и ружье в придачу.

Кэти поспешно вышла из комнаты, метнулась по коридору и ворвалась в свою спальню. Она закрыла и заперла дверь, потом прислонилась к створке, тяжело дыша.

Она сошла с ума – просто слетела с катушек. Натан не представлял угрозы для нее… или представлял? Или ей показалось? Что за чертовщина с ними происходит? Она вдруг что-то почувствовала и замерла.

В спальне кто-то был. Она ощущала чужое присутствие. Кэти осторожно шагнула вперед и заглянула за массивный шкаф.

Картина. Она казалась живой.

Габби.

Взгляд ее дочери был устремлен прямо на нее. Лукавая, самодовольная улыбка как будто говорила: Ты плохая мать. Ты обвинила хорошую женщину в том, что она была плохой матерью…

Кэти подошла к картине и пристально посмотрела на золотые весы в пухлой ручке Габби. На одной чашке весов лежало миниатюрное человеческое сердце. Слова Стеллы зазвучали у нее в голове, резью отдаваясь в груди.

У меня вырвали сердце из груди… А они сказали, что это карма.

У меня вырвали сердце из груди… Человеческое сердце, склонявшее чашу весов, лукавая улыбка ее собственной дочери, осуждающая ее.

Ошеломительное чувство вины пронзило Кэти. Она прижала ладонь ко лбу. Теперь она поняла, кто такая Стелла. Ужасное осознание начало как яд просачиваться в сознание Кэти, когда Стелла рассказывала свою историю, хотя другая часть ее мозга пыталась бороться с ним. Стелла была Эстеллой Маршалл, матерью Эзикиела Маршалла. Той самой женщиной, которую Кэти втоптала в грязь своими неистовыми репортажами о трагедии. В сущности, ни за что. Теперь, когда Кэти повзрослела и сама стала матерью, она остро чувствовала проявленную несправедливость.

И разве она сама не совершала ничего подобного? Движимая точно таким же побуждением, эгоистичным порывом, который мог привести к трагедии? Однажды ей понадобилось кое-что купить в бакалейном магазине. Она думала, что дело займет не больше минуты, поэтому оставила свой автомобиль вместе с Габби на бесплатной пятнадцатиминутной стоянке перед магазином. Она заперла двери и приоткрыла окна лишь на щелочку, чтобы никто не смог похитить ее драгоценную дочку. Одна минута превратилась в двадцать минут, когда у кассы выстроилась очередь за пожилой женщиной, которая забыла ПИН-код своей кредитной карты, да еще и рассыпала пакет с клубникой. Был жаркий летний день. Кэти обрушила на старушку шквал словесного яда, когда наконец смогла расплатиться и протиснулась мимо нее.

Когда она выбежала из магазина со своими покупками, какая-то молодая женщина барабанила в окошко ее автомобиля портативным огнетушителем.

«Прекратите! Отойдите от моей машины!»

«Вы оставили там маленького ребенка! Что вы за мать? Разве вы не видите, какая жара? Она вся раскраснелась, она плачет! Это преступление. Я сейчас вызову полицию».

Женщина положила огнетушитель и начала рыться в сумочке, собираясь достать телефон.

Кэти быстро забралась в автомобиль. Она включила зажигание и сразу же сдала назад; колеса автомобиля подпрыгивали на проклятом огнетушителе, а ее сердце прыгало в груди. Если репортеры узнают о том, что Кэти Колбурн заперла своего ребенка в автомобиле… Кэти снова обругала несчастную пожилую женщину, которой она могла бы помочь вместо того, чтобы оскорблять ее.

«Мамочка! Мамочка!»

«Все в порядке, милая. Все хорошо. Просто мама очень спешит…»

Слава богу, все обошлось. Если бы этот инцидент попал в газеты или приобрел бы вирусную известность в соцсетях… Тогда она вспомнила об Эстелле Маршалл и о том, как она поспособствовала крушению чужой жизни. Отчасти из-за этого Кэти ушла с работы на телевидении. Она на своем опыте убедилась, как одна глупая, эгоистичная ошибка, – один инцидент, одно обвинение, – может разрушить жизнь. Или несколько жизней. Ей захотелось покинуть эту сцену, избавиться от дешевой популярности. Ей захотелось стать хорошей матерью.

Теперь она знала. Стелла была Эстеллой.

Нас всех наказывают… это расплата.

Она с силой провела пальцами по волосам, откинув их с лица, и посмотрела на маленькую девочку, точное подобие Габби.

Теперь Габби была того же возраста, что и Эзикиел Маршалл в день своей смерти.

Почему она не должна подвергнуться такому же наказанию, как Стелла? В тот день ей просто повезло. Это была случайность, жребий судьбы, определявший дальнейшее течение жизни.

Не судите, да не судимы будете.

Очередной крик рывком вернул Кэти к действительности. Она в панике обернулась.

Крик был женским. Он раздался снова. Он прозвучал внутри дома. Эхо отражалось от стен и потолка, как будто кричал весь дом, как если бы крики исходили от старых досок и бревен.

Ужас охватил Кэти со всех сторон.

Остаться на месте? Спрятаться? Отпереть дверь и отправиться на помощь? Нерешительность пригвоздила ее к месту.

Прошло несколько секунд, но все было тихо.

Кэти еще немного подождала, пока ожидание не стало невыносимым. Она открыла дверь и выглянула наружу. Ничего. Она осторожно прошла по скрипучим половицам и перегнулась через балюстраду. Внизу, в большой гостиной, за головами животных и под рогатой люстрой стояла Дебора.

Капли воды стекали с ее куртки, как будто она только что пришла снаружи. Она прижимала ладони ко рту и смотрела на чайный столик.

– Дебора! – позвала Кэти.

Взгляд Деборы метнулся вверх. Лицо женщины было молочно-белым, а глаза превратились в черные дыры. Дрожащей рукой она указала на шахматную доску.

– Еще один, – прошептала Дебора. Звук ее голоса поднялся к сводчатому потолку и с шипением закружился наверху. Еще один еще один еще один еще один… Кэти боролась с желанием заткнуть уши.

Дебора взяла два кусочка дерева: тело и голову. Вытянув руки, она подняла их в сторону Кэти, как будто возносила жертву богам.

– Голова, – тихо сказала Дебора. – Она отрублена.

 
Шестеро лгунишек старались выживать,
Один судью увидел, и их осталось пять.
 

Кэти невольно произнесла эти слова. Рано или поздно это все равно бы случилось. Дом собирался избавиться от них. Он собирался пробудить безмолвного демона, обитавшего в каждом из них.

– Я вспомнила, кто такая Стелла.

Дебора немигающим взглядом смотрела на нее, по-прежнему держа в руках остатки разрубленной фигурки.

– Четырнадцать лет назад ее маленький сын Эзикиел Маршалл был сбит насмерть синим «БМВ» перед магазином «Китс-Корнер». Зик – она называла его Зиком – держал бумажный пакет с коробкой «Тути-Попс», батончиком «Сникерс» и упаковкой яиц. Еще он держал щенка на поводке. Я освещала этот инцидент. Я спросила его мать Эстеллу Маршалл, почему она купила эти продукты. Она собиралась приготовить «спагетти карбонара» на ужин. Зику и ее мужу очень нравилось это блюдо. И… у них закончились «Тути-Попс». А Зик хотел сладкого, поэтому она купила ему батончик «Сникерс» с арахисом. А потом она решила купить к ужину бутылку вина…

Дебора медленно опустила руки. Она ничего не сказала, но продолжала смотреть на Кэти.

Кэти закашлялась, избавляясь от вязкой слюны, забившей ей горло.

– Эстелла Маршалл сказала мне, что видела в том автомобиле двух человек. Мужчину и женщину. После столкновения они немного отъехали назад и увидели мать, с криками выбегавшую на дорогу. Тогда они дали полный газ и свернули в темный переулок. – Ее голос прервался, как будто чья-то рука стиснула ей горло. – Какая женщина может уничтожить другую женщину в СМИ, как это сделала я, потому что собиралась заработать себе громкое имя? Скажите, Дебора, кто я после этого?

– Кэти, вы не можете…

– Я не поверила ее словам, что на перекрестке была свидетельница, укравшая рюкзак ее сына, когда он истекал кровью на мостовой, – сказала Кэти. – Понимаете? Откровенно говоря, кто мог бы сотворить такое? Эстелла утверждала, что это была женщина. Рост пять футов шесть дюймов, короткая юбка и зонтик. Худощавое телосложение. Возможно, уличная девка; раньше она видела проституток на этом перекрестке. Но я все равно ей не поверила, потому что никто так и не появился.

Она выдержала паузу. Сердце громко стучало у нее в ушах.

– И знаете что? – тихо сказала Кэти. – Думаю, теперь я знаю, кто эта женщина.

Гости в лесном доме
Моника

Моника, спотыкаясь, брела по тропе к дому. В ее голове остались только две мысли: добраться до дома, потом запереться изнутри и ждать возвращения остальных.

Она была трусихой. Так было всегда. Она пряталась от неприятных и безобразных вещей, она бежала от них.

Моника протискивалась через заросли колючего кустарника. Мокрые ветви хлестали ей в лицо. Она бежала от правды, от разоблачения своей истинной сущности. Она бежала от самой себя. От мерзкой тайны, дышавшей ей в спину четырнадцать долгих лет. Эта тайна регулярно возвращалась к ней в ночной темноте, в ее снах. Она просыпалась в поту…

Моника споткнулась и полетела на землю. Воспоминание об ударе в «БМВ» сотрясло ее тело, и вместе с ним пришли другие воспоминания, закольцованные в бесконечную петлю.

«Мать твою! Что там…» Стивен ударил по тормозам.

Его напряженный пенис воткнулся ей в глотку от удара. Моника поперхнулась.

Собака… мы сбили собаку!

Она отдернула голову, зажатую между ног Стивена. Какой ужас, если они сбили собаку…

Он быстро переключился на заднюю передачу. Так и сидел с расстегнутой ширинкой и торчавшим наружу, по-прежнему напряженным членом. Она слышала скрип покрышек «БМВ» на мокром асфальте. За окнами в разводах дождя проплывали огни витрин, зеркальные отражения. Худощавая женщина в мини-юбке и сапогах на высоком каблуке склонилась над маленьким телом, распростертым на дороге.

Монику окатило волной ужаса.

Стивен замедлил ход. Женщина с молочно-бледным лицом заглянула в окошко автомобиля. Она потрясенно округлила рот, потом подхватила что-то с мостовой и убежала. Моника увидела пакет из бакалейного магазина, валявшийся под дождем. Потом раздавленную коробку, торчавшую оттуда. Она сразу же узнала, что это «Тути-Попс», характерный мультипликационный персонаж, ярко-красное, зеленое и желтое содержимое. Когда ее собственные дети были маленькими, они постоянно хныкали у полок продуктовых магазинов, выпрашивая это лакомство. Рядом лежала раздавленная картонка с яйцами, вытекшими на асфальт. Потом в поле ее зрения показалась маленькая белая рука.

Он лежал навзничь, выпавший из руки надкушенный шоколадный батончик валялся рядом. Светлые волосы. Из его рта сочилась струйка крови. Его глаза… они слепо смотрели на воду, падавшую с неба, которая уже собиралась в лужицы вокруг его головы.

«Срань господня!» Стивен хлопнул ладонями по рулевому колесу.

После секундного замешательства он дал полный газ. Завизжали покрышки, сила инерции вдавила Монику в пассажирское кресло. Еще одна женщина вышла из винного магазина, выронила бутылку, которую держала в руках, и закричала. Она побежала к ребенку, неподвижно лежавшему на мокрой мостовой. Одновременно она махала рукой Стивену, призывая его остановиться. Но тот, не снижая скорости, выкрутил руль, и машину вынесло в соседний переулок.

Стивен срезал очередной поворот, задев фургон, стоявший у тротуара. Заднюю часть «БМВ» занесло, и автомобиль едва не столкнулся с внедорожником, ехавшим навстречу. Водитель дал гудок и свернул в сторону.

«Остановись, Стивен! Нам нужно вернуться туда!»

«Заткнись!» Он продолжал вести машину, крепко обхватив руль и глядя прямо перед собой. Ее сердце стучало так сильно, что она начала задыхаться. Он больше ничего не сказал, только сворачивал из одного переулка в другой, пока наконец не замедлил ход и не выехал на главную транспортную артерию. Здесь он двигался крайне осторожно в плотном потоке движения, не совершая никаких маневров. Он посматривал на другие автомобили, как будто ожидал увидеть мигалки и услышать вой сирен. Дождь полил еще сильнее, и стеклоочистители заработали быстрее. Наконец он помигал указателем и аккуратно свернул на дорогу, ведущую к океану.

«Стивен, он может быть жив. Тот ребенок…»

«Заткнись, Моника».

Она тряслась и обильно потела.

Он вывел ее «БМВ» на большую пустую автостоянку у мокрого пляжа. Покрышки хрустели по песку, когда он проезжал мимо туалетных кабинок и здания летней гостиницы, где летом всегда было полно народу. Там он поставил автомобиль на бетонной стоянке: очень аккуратно, между линиями. Желтоватый свет ближайшего фонаря падал на его лицо, придавая ему зловещий оттенок.

Он сидел неподвижно. Она потянулась к дверной ручке.

Его внезапная хватка была жесткой, как тиски.

«Приди в себя, Моника».

Она уставилась на него.

«Мы… нам нужно вернуться. Ты сбил ребенка».

«Мы».

«Что?»

«Мы с тобой сбили ребенка, Моника. Ты и я вместе, в твоей машине».

Он заправил в брюки обвисший член и застегнул молнию.

Реальность произошедшего начала доходить до нее, просачиваясь, как вода сквозь пористую бумагу. Моника Макнил, богатая наследница. Владелица крупной сети продуктовых магазинов. Жена профессора Натана Макнила. Изменившая мужу с местной знаменитостью, доктором Стивеном Боденом, у которого хватило ума и денег основать хирургическую клинику Оук-Стрит, где богатые домохозяйки из Ванкувера совершали косметические операции. Доктор Боден, женат на бывшей фотомодели, владевшей шикарным бутиком в центре города.

«Мы ехали с превышением скорости, Моника. Мы оба состоим в браке. У нас обоих есть дети. Супруги со своей карьерой и репутацией, – он окинул ее долгим, сумрачным взглядом. – У каждого из нас есть свой бизнес и сотрудники, о которых мы обязаны думать».

Он дал ей минуту-другую, чтобы осмыслить это.

«Репортеры и полицейские… будет настоящий кошмар, – продолжал он. – Мы отправимся в тюрьму».

Он внезапно обхватил ее лицо ладонями и сжал так плотно, что ей показалось, будто он готов убить ее. Он сверлил ее взглядом. Его глаза превратились в безумные черные провалы в тошнотворном желтоватом свете уличного фонаря.

«Мы. Все. Потеряем, – он не ослаблял хватку. – Ты понимаешь?»

Она попыталась кивнуть.

Он отпустил ее голову и откинулся на спинку кресла. Она чуяла его запах. Едкий пот. Страх. Алкоголь. Секс.

«Кто-то видел нас», – тупо сказала она.

«Уличная проститутка, не более того».

«Не более того?»

«Я знаю этот перекресток, – сказал Стивен. – Я не раз видел там местных шлюх – может быть, и эту самую женщину. Даже если она решится дать показания, эти женщины до краев накачаны наркотиками и алкоголем. Я знаю. Я видел все это, когда работал в отделении скорой помощи, пока учился в аспирантуре. Даже если она что-то помнит, ей придется долго беседовать с блюстителями порядка, а шлюхи очень не любят это делать. Это вызывает недовольство их сутенеров. И в любом случае их считают ненадежными свидетельницами. У них мозги наизнанку. Они бесполезны; их показания не выдержат проверки на суде».

«Она что-то подобрала с мостовой».

«Ну и что? Тогда она тем более не обратится в полицию».

«Мать ребенка видела нас. Она видела мой автомобиль».

«Запри его в гараже и больше не пользуйся им».

«Я не могу просто…»

«Мы не можем вернуться туда. Не сейчас. Только не после бегства с места преступления».

Стивен чуть заметно дрожал. Выходит, в нем тоже оставалось что-то человеческое.

Он повернулся на сиденье.

«Послушай меня, Моника. Нам обоим нужно залечь на дно. Мы перестанем встречаться. Посмотрим, что будет дальше».

Значит, он собирался предоставить ее воле судьбы, если полицейские найдут ее автомобиль. Или если кто-то видел номерные знаки. Краска с ее «БМВ» должна была остаться на фургоне, который они задели. Она была уверена, что на багажнике остались следы крови. Ее глаза наполнились слезами.

«Могли быть и другие свидетели, Стивен. Машины были припаркованы по всей улице и в переулках. Кто-то мог сидеть внутри и видеть все, что там произошло. Может быть, сотрудник магазина, который посмотрел в окно… Потом, ты едва не столкнулся с джипом, где мог быть установлен авторегистратор. Перед этими магазинами полно видеокамер наружного наблюдения…»

«Было темно, Моника, и шел сильный дождь. Видимость резко ухудшилась. Наезды на пешеходов часто случаются в такую погоду. Ради всего святого, тот ребенок выбежал прямо на дорогу! Что он там делал? Один, на дороге? Мы не виноваты».

«Не виноваты? Даже если столкновение было неизбежным, мы бежали с места происшествия, – тихо сказала она. – Ты дал задний ход, увидел, что произошло, и только потом уехал оттуда. Ты же врач, Стивен. Ты мог помочь этому ребенку и его матери. Может быть, ты даже мог спасти бы его жизнь, – теперь ее трясло, лицо было мокрым от слез. Она ощущала вкус винного перегара во рту. – Натан увидит, что случилось с моим автомобилем».

«Тебе придется сказать ему, что ты врезалась в столб. И отремонтировать машину».

«Пошел ты к дьяволу, – прошептала она. – Я тебя ненавижу. Ненавижу, и все».

«Теперь я собираюсь уйти, Моника. Немного отойду в сторону и вызову такси. Ты можешь сама доехать до дома».

«Клянусь, если они найдут мою машину и обвинят меня, то я расскажу им, что ты был за рулем. Я все им расскажу».

Ужас того вечера подгонял Монику, пока она с рыданиями тащилась по лесной тропе. Она ковыляла к дому, следуя за полосками оранжевой ленты, которую сама прикрепляла к ветвям.

Я больше не могу, я не выдержу… Только не здесь. Грешница. Я грешница; мы все грешники.

 
Девять лгунишек на самолет попросим,
Один опоздал, и их осталось восемь…
…Последний лгунишка решил, что победил,
Ведь в конце остался только он один.
Но может быть… не должен остаться ни один.
Прокляты те, кто согрешил
И покрывает ложью дела свои,
Ибо Чудище восстанет изнутри…
 

Этим Чудищем была Моника; оно находилось внутри ее и запустило в нее когти, терзая ощущением вины. Оно находилось и внутри Натана, который помог спрятать ее автомобиль. Оно сидело внутри у матери, выбежавшей на улицу из винного магазина, потому что она покупала «Шардоне» вместо того, чтобы присмотреть за своим малышом, который упустил свою собаку, пока откусывал от батончика «Сникерс». Чудовище сидело внутри у худощавой женщины в плаще, которая забрала рюкзак Эзикиела. И номерной знак, как впоследствии узнала Моника, когда поставила свой автомобиль в гараж и увидела пропажу таблички, которую так и не удалось найти полицейским. Чудовище находилось внутри у Стивена, который держал ее лицо в тисках своих рук; у Стивена, который каким-то образом заплатил свидетельнице за молчание и ничего не сказал об этом Монике. Оно завладело Бертом, потому что он отремонтировал ее автомобиль и избавился от него, – от орудия убийства, – хотя должен был видеть новости, где копы просили свидетелей дать показания. Дикий, животный ужас наполнял Монику. Она побежала быстрее.

Грешники… мы все грешники. Лжецы.

Моника выбежала из леса. Какое-то время она стояла, тяжело дыша и пытаясь сориентироваться в тумане, затянувшем поляну. Она увидела тень дома и побежала туда, срезав путь между тотемными столбами с жуткой головой ворона. Когда она достигла парадной двери, ее грудь тяжело вздымалась и опускалась, в горле першило от холодного воздуха.

Она потянула дверную ручку. Дверь была не заперта.

Она замерла, одолеваемая внезапным беспокойством, потому что Деборе было сказано запереть двери.

Кровь стучала у нее в ушах. Моника тихо приоткрыла дверь и услышала внутри женские голоса.

Что-то в тоне этих голосов заставило ее помедлить. Она осторожно заглянула в щель и посмотрела в полумрак гостиного зала.

Дебора стояла у чайного столика, запрокинув лицо, и смотрела на галерею на втором этаже. В руках она держала фрагменты шахматной фигурки.

Моника услышала голос Кэти Колбурн:

– Я не поверила ее словам, что на перекрестке была свидетельница, укравшая рюкзак ее сына, когда он истекал кровью на мостовой. Понимаете? Откровенно говоря, кто мог бы сотворить такое? Эстелла утверждала, что это была женщина. Рост пять футов шесть дюймов, короткая юбка и зонтик. Худощавое телосложение. Возможно, уличная девка; раньше она видела проституток на этом перекрестке. Но я все равно ей не поверила, потому что никто так и не появился.

Лицо Моники покрылось холодным потом. Как и Дебора, она замерла на месте, услышав слова Кэти.

– И знаете что? – Голос Кэти доносился сверху, и Моника не могла видеть ее. – Думаю, теперь я знаю, кто эта женщина. Кажется, все мы собрались здесь. Водитель и пассажир «БМВ», автомеханик, который помог отремонтировать автомобиль и спрятать его от полиции. В таком престижном районе? Кто-то должен был знать. Не только они старались замести следы. Молчание – тоже грех, разве вы не понимаете?

– Перестань, Кэти, – сказала Дебора.

Кэти Колбурн разразилась пронзительным смехом, в котором звучало безумие.

– Почему я должна перестать? Почему я должна молчать? Мы все в одной лодке. Все мы причастны к смерти маленького Зика Маршалла. А знаете, кто еще хотел, чтобы Эстелла Маршалл заплатила за гибель своего шестилетнего ребенка? Стюарт Маршалл, муж Эстеллы, потерявший своего сына. Он сказал мне это во время интервью с ним. Интересно… может быть, он стоит за всем этим?

Дебора внезапно увидела Монику у парадной двери и развернулась к ней:

– Что вы здесь делаете? Что с вами случилось? Где остальные? Что там была за стрельба и гудки клаксона?

Моника молча смотрела на нее. Медленно, очень медленно она вошла в гостиную. Она посмотрела наверх и увидела Кэти, стоявшую на галерее. Потом ее взгляд вернулся к Деборе. К фрагментам резной фигурки, которую та держала в руках.

Один судью увидел, и их осталось пять…

– Что-то… произошло что-то ужасное, – прошептала Моника. Собственный голос показался ей чужим, пока она смотрела на обезглавленное деревянное туловище в руке Деборы. – Я слышала мужской крик. Подумала, что там появился убийца. Нам нужно запереть все двери.

Она вдруг ускорила шаг и почти бегом поднялась по лестнице.

– Никого не впускайте. Запритесь в ваших комнатах.

– Как быть с остальными? – крикнула Дебора.

Но Моника вбежала в свою комнату и повернула ключ в замочной скважине. Ее сердце было готово выскочить из груди.