Текст книги "Избранные детективы серии "Высшая лига детектива". Компиляция. Книги 1-14 (СИ)"

Автор книги: Лорет Энн Уайт

Суд по делу об убийстве

Февраль, наше время.

Верховный суд Нового Южного Уэльса

Барристер Питер Лоррингтон встает, готовый к перекрестному допросу. У Лоццы сводит живот. Недавно она рассказала суду о том, как они с Грегом прибыли на место и обнаружили тело Мартина. Хотя стороне обвинения не разрешается задавать наводящие вопросы на этом этапе, адвокат защиты может это делать и делает во время перекрестного допроса. Лоррингтону понадобится прямо или косвенно с самого начала определить свою защитную стратегию, и Лоцца знала о своей уязвимости. Они с Грегом – слабое звено в деле Короны. Лоррингтон будет безжалостно поджаривать ее в попытке посеять сомнения в достоверности уголовного расследования и склонить присяжных к разумному сомнению. Она ощущала взгляды своих коллег на набитой галерке.

Лоррингтон сверяется со своими записями и поднимает голову. Лоцца смотрит прямо на него и сглатывает.

Тишина в зале суда становится вязкой.

Слова Лоррингтона звучат внезапно, как пулеметная очередь:

– Старший констебль Бьянки, вы прикасались к телу до прибытия бригады криминалистов и патологоанатома? Вы каким-либо образом шевелили его?

Лоцца медлит с ответом.

– Тело уже было сдвинуто с места, когда подросток нырнул и перерезал веревки.

– Но вы прикасались к телу?

– Констебль Эббот поскользнулся и упал в воду, – осторожно говорит она, не желая подставлять партнера под автобус. – Он случайно столкнулся с покойным, в результате чего тот перевернулся на спину.

Лоррингтон задумчиво потирает подбородок.

– Значит, таким образом вы определили, что это было убийство?

Лоцца раздраженно вспыхивает и тут же успокаивает себя. Барристер пытается расслабить и разговорить ее, выставить ее действия как свидетельство вины.

– Именно так я увидела багор, воткнутый в его грудь, следы удушения и веревку, обмотанную вокруг лодыжек покойника.

Коникова кивает.

– Ваша честь, я не вполне понимаю, к чему…

– Я перейду к сути дела, ваша честь, – отрывисто произносит Лоррингтон. – Детектив Бьянки, вы и констебль Эббот первыми прибыли на место преступления, верно? Вы были первыми сотрудниками полиции, увидевшими тело Мартина Крессуэлл-Смита?

– Да, сэр, – отвечает Лоцца. – Я, констебль Эббот и констебль Мак Макгонигл, который был шкипером.

– Итак, для ясности: тело было потревожено обычным должностным сотрудником полиции, прежде чем детектив и квалифицированные криминалисты из уголовной полиции штата прибыли на место преступления?

Лоцца тихо кашляет.

– Как я уже сказала, констебль Эббот поскользнулся и упал в воду, задев тело.

– То есть ответ утвердительный?

– Да, – медленно говорит она. – Но я опытный детектив, сэр. Я пять лет прослужила в отделе уголовных преступлений этого штата.

Лоцца видит ловушку, когда произносит эти слова. Она вошла в мышеловку. Позднее Лоррингтон вернется к ее послужному списку во время работы в отделе убийств. Он собирался извалять ее в грязи ради спасения своей клиентки. Она заставляет себя смотреть ему в глаза.

– Сколько прошло времени до прибытия сержанта-детектива Корнелла Тримэйна и группы криминологических экспертов?

– Два часа и тридцать три минуты, – отвечает Лоцца. – Они дислоцировались в районе Сиднея, прилетели в Агнес-Бэзин на вертолете и были доставлены к месту преступления на катере. Сильная гроза на какое-то время задержала их.

– Что вы делали на месте преступления в этот промежуток времени?

– Констебль Эббот выставил кордон на участке вокруг тела. Я пошла по тропе туда, где находится старый, заброшенный фермерский дом.

– Одна?

– Да, – тихо говорит Лоцца, мысленно возвращаясь к тому дню и к жуткой сцене, которую она обнаружила. – Я пошла одна.

Раньше
Элли

26 октября, более одного года назад.

Джервис-Бэй, Новый Южный Уэльс

Свет струился через открытые жалюзи, ровный и ослепительно яркий. В комнате было жарко. Моя голова гудела, все тело болело. Птицы – ужасные птицы ярчайших расцветок – порхали с ветки на ветку и верещали за окном.

Осознание того, что я нахожусь в моем новом доме, встряхнуло меня, как электрический разряд. Обнаженная, запутавшаяся во влажных простынях. Кислый привкус рвоты и винного перегара во рту, к которому примешивался оттенок металла… кровь? Я прикоснулась языком к нижней губе; она была рассечена и распухла. Мое сердце учащенно забилось, и я осторожно повернула гудящую голову. Моя одежда скомканной кучей валялась на полу. Ужас, чистый ужас. Я сунула руку под простыню и ощупала себя между ног. Липко, набухло, саднит.

Я крепко зажмурилась, пока страх поднимался и кружил надо мной, словно осязаемое существо. В мозгу всплывали разрозненные фрагменты воспоминаний. Гром. Белая молния. Проливной дождь, запах воды на сухой земле. Мартин, выезжающий на подъездную дорожку. Летучие мыши на дереве над гаражом. Он наполовину несет, наполовину волочит меня по какой-то лестнице. Потом… ничего. Пустота, черная дыра. Мой страх обернулся ужасом. Неужели это происходит снова? Отключение сознания?

Я села, оттолкнувшись локтями, и заметила свое отражение в зеркальных дверцах шкафа на другой стороне комнаты. Я находилась на двуспальной кровати и едва узнавала женщину с всклокоченными темными волосами, набрякшими веками, кругами под глазами, рассеченной губой и красным искусанным лицом, смотревшую на меня из зеркала.

Я приложила ладонь ко лбу.

«Думай, черт побери! Вспоминай».

Но я не могла.

Я посмотрела на подушку со вмятиной, где лежала голова. Бутылка воды стояла рядом с цифровыми часами на прикроватном столике. Все еще холодная, покрытая конденсатом. Она недолго простояла здесь. Ее оставил Мартин? На часах было 14.56.

Из-за открытого окна донесся звук автомобиля: хруст гравия под колесами. Я выбралась из кровати, побрела к окну и заморгала от резкого света. Я находилась на втором этаже. Подъездная дорожка внизу была пуста, дверь гаража открыта. Меня обдало волной облегчения. Мартин уехал. Я не могла допустить, чтобы он увидел меня в таком виде; теперь у меня было время собраться с силами и подумать.

В ванной, примыкавшей к спальне, я обнаружила мою косметичку, лежавшую на белой мраморной полке. Все вокруг было белым, от кафеля до свежих полотенец. Кто-то опустошил мою косметичку: моя зубная щетка и паста лежали в чашечке возле умывальника. Я старалась не смотреть на мое отражение, пока торопливо чистила зубы. Потом я приняла горячий душ. Когда мыло прикасалось к моим интимным местам, они начинали саднить. Я напряглась. Что бы ни случилось вчера ночью, секс был агрессивным. Возникло смутное воспоминание… или обрывок кошмара? Меня грубо схватили и удерживали на месте, несмотря на сопротивление. Я отогнала от себя эту картинку. Мне не хотелось признаваться себе, что, возможно, это был не сон. Я нервно растерлась полотенцем и расчесала влажные волосы.

В зеркальном шкафчике над умывальником лежали остальные вещи из моей косметички, включая бутылочку с обезболивающими средствами и… пузырек с таблетками ативана.

Я смотрела на него с сильно бьющимся сердцем. Мартин. Он раскрыл мою косметичку и увидел мои таблетки. Я выдвинула верхний ящик маленького комода под полкой и похолодела от ужаса. Он обнаружил богатый запас таблеток, упакованный в моем чемодане, и положил их сюда.

Ярость и тревога бушевали в моей груди. Как он посмел рыться в моих вещах! Почему он не уважает мою личную жизнь? Разумеется, даже в браке должны существовать какие-то границы? Дуг всегда давал мне личное пространство. Я и представить не могла, как он разбирает мои вещи, особенно мою косметичку. Или я ошибалась, и все мужчины это делают?

Я с шумом выпустила воздух из легких.

Независимо от моих чувств, теперь Мартин видел все мои таблетки. Я достала из шкафчика пузырек ативана и поспешно проглотила таблетку в надежде снять остроту наступавшего полномасштабного приступа паники. Когда я вернула пузырек на место, то увидела, что он положил рядом мои мультивитаминные капсулы. Я проглотила одну капсулу и добавила таблетку от головной боли.

Завернувшись в полотенце, я прошла в спальню и сдвинула в сторону зеркальную дверцу шкафа-купе. Здесь была одежда Мартина. Я озадаченно посмотрела на немыслимо аккуратную стопку футболок, разложенных по цвету. Парадные рубашки на плечиках были развешаны через равные интервалы. Это производило зловещее, холодное впечатление. Невероятная организованность; как я раньше не заметила в нем эту черту? Вероятно, потому, что мы еще не жили вместе. После свадьбы он лишь несколько раз ночевал в моей квартире, а остальное время он проводил между деловыми поездками и своей штаб-квартирой в Торонто.

Я открыла другую половину шкафа. Он развесил и сложил мою одежду, включая лифчики и трусики, по сходным цветовым парам. По моей спине пробежал холодок. Он перетрогал все мои вещи и распоряжался ими по своему усмотрению.

Я нашла сарафан и натянула его через голову, когда почувствовала действие ативана. Лекарство принесло облегчение. Потом я занялась макияжем, постаравшись свести к минимуму последствия алкоголя и комариных укусов. Наконец я босиком спустилась вниз.

Внизу все было белым. Большая комната с открытой планировкой, выдержанная в стиле минимализма. Огромные абстрактные картины с цветовыми мазками – кроваво-красные полосы, черное на желтом. Стеклянная раздвижная дверь выходила на лужайку, полого спускавшуюся к деревьям вдоль реки. Бонни-Ривер, по моему предположению. Я видела устье реки, где коричневая вода струилась в аквамариновое море. За устьем находился скалистый мыс, где волны грохотали и пенились, взметая тучи белых брызг.

Я прошлепала в гостиную; белые плитки были приятно гладкими под босыми ступнями.

– Мартин! – позвала я.

Новый дом ответил гробовой тишиной.

– Мартин! – еще громче окликнула я.

Нет ответа.

Слева я увидела закрытую дверь и повернула ручку. Заперто. Кабинет Мартина? Но зачем ему запираться от меня? Мое беспокойство усилилось.

Кухня была огромной. Опять-таки все белое, даже полотенца для посуды. Никаких грязных тарелок в раковине или забытых кофейных чашек на столе. Холодильник для алкоголя был полностью загружен белыми и розовыми винами, плюс две бутылки просекко. Когда я изучала ряды охлажденных бутылок, во мне шевельнулось слабое желание, но вместо этого я открыла главный холодильник в поисках холодной воды. Пошарив среди бутылок пива и сидра, я нашла бутилированную воду. Отвинтила крышку и замерла с внезапным ощущением, что за мной наблюдают. Я опустила бутылку и развернулась. Ощущение слежки усилилось.

– Мартин? – тихо спросила я, но там никого не было.

Я направилась к раздвижной двери и вышла в патио с видом на реку. Воздух был насыщен запахами моря. Ощущение слежки никак не отставало от меня. Я посмотрела на деревья, и в ту же секунду два какаду с ярко-желтыми хохолками с пронзительными криками понеслись ко мне. Я ахнула и пригнулась. Они захлопали крыльями надо мной и улетели с издевательским клекотом. Я с трудом успокоила сердцебиение.

Я медленно описала круг, стараясь найти источник моего беспокойства. Слева от меня находился пустой участок, заросший чахлыми растениями. Справа располагался соседний дом. Я изучила окна второго этажа, смотревшие на наш двор. Кисейная занавеска шевельнулась, возможно, от дуновения жаркого бриза, поскольку я никого не заметила. Сиплые птичьи крики были громкими и назойливыми.

Я прошла по жесткой траве вниз по склону к небольшому эллингу, про который Мартин говорил, что он будет идеальным для моей студии.

На траве повсюду блестели капли воды. Вчера ночью явно прошел ливень, основательно размочивший землю. С листьев эвкалиптов до сих пор капало. Стебли травы жестко стелились у меня под ногами; все здесь было слишком жестким и резким.

Стены студии тоже оказались ярко-белыми – кухонька, крошечная ванная комната и диван, над которым висели одинокие черно-белые часы. Точно такие же, как в гостиной. Коробки, которые я доставила из Канады, были сложены перед кухонной тумбой. Раздвижная стеклянная дверь вела на дощатую площадку, уходившую к причалу на темной реке.

Я подошла к дивану, накрытому белым стеганым одеялом. Судя по вмятинам, кто-то недавно лежал здесь. Из-под угла подушки выглядывала полоска темной ткани. Я приподняла подушку. Это была вязаная резинка для волос.

Ее ткань была темно-зеленой, с вплетенными золотыми нитями. К ней прилипла длинная прядь каштановых волос. Волнистых волос. Я нахмурилась от воспоминания: Леннин, наблюдавшая за нашей ссорой из окна офиса продаж. За этим последовало другое воспоминание: брюнетка с двойником Мартина. Я вспомнила, как мне показалось, что Мартин смотрел сквозь меня, не замечая ничего. Шепоток сомнения раздался снова.

«Нет, Элли, только не делай этого еще раз».

Я реально начала сходить с ума, когда заподозрила, что у Дуга есть роман на стороне. Мне повсюду мерещились знамения.

«Но ты не ошиблась, Элли. У него был роман. В конце концов, ты выяснила это».

«Да, но некоторые вещи были воображаемыми».

«Правильно, – как ты вообразила, что мужчина в гараже был Мартином. Но он был двойником, а не Мартином. Поэтому брюнетка, которую ты видела рядом с ним, ничего не значит для тебя».

«Но как насчет каштановых волос, застрявших в резинке на этом диване?»

Я поднесла резинку к носу и принюхалась. Одновременно с этим я услышала какой-то шум и застыла на месте. Прислушалась. Вот снова: глухой стук.

Я быстро сунула резинку в карман и вышла из студии. На лужайке никого не было. За большими стеклянными окнами нашего дома не просматривалось никакого движения. Я пошла к гаражу вдоль забора с соседним участком. Вошла в боковую дверь. Внутри стоял полумрак. Автомобиля не было; Мартин еще не вернулся. Когда мои глаза привыкли к освещению, я убедилась, что интерьер гаража такой же аккуратный, как и платяной шкаф Мартина. На вешалке висел гидрокостюм. К стене была прислонена доска для серфинга. Тщательно развешанные инструменты на стене над верстаком. Рыбацкий нож лежал на столе рядом с багром, похожим на тот, который я видела на «Абракадабре». Возможно, это был тот самый багор.

Я вышла из гаража, и ощущение слежки вдруг стало почти непреодолимым. Я замерла, прикрыла глаза козырьком ладони и посмотрела на окна соседнего дома над оградой, увитой жасмином.

В окне на втором этаже снова дернулась занавеска. Я напряглась, когда увидела женщину, которая быстро отступила назад. Потом уперлась взглядом в пустоту, гадая, почему она не помахала мне.

– Эй! – позвала я и подошла к ограде, вдруг разозлившись на подсматривание, которое вызвало у меня неприятные ощущения на собственном дворе. – Эй, добрый день! – крикнула я над жасминовыми зарослями.

Ничто не пошевелилось.

Я выругалась и вернулась в дом, намереваясь позвонить Мартину, выяснить, куда он пропал, и спросить, что такое с его соседями.

Наверху я нашла мою сумочку, порылась в ней, обнаружив мой паспорт, бумажник, авиабилеты и посадочные талоны… но телефона не было.

Я вывалила на кровать содержимое сумочки.

Мой телефон пропал.

Я огляделась по сторонам. Его не было ни на прикроватном столике, ни в ящиках, ни в ванной комнате. Я быстро спустилась на первый этаж и остановилась посреди гостиной с гудящей головой. Белый дом казался клиникой, выбеленной клеткой. Когда я последний раз пользовалась мобильным телефоном? В сиднейском аэропорту? Может быть, я потеряла его там? Теперь у меня не было способа связаться с Мартином. Я не заметила в доме ни одного стационарного телефона. Напоследок я потрясла ручку двери, ведущей в комнату, которую я посчитала кабинетом Мартина. Определенно заперто.

И даже если бы здесь был стационарный телефон, я не смогла бы вспомнить мобильный номер Мартина. Обычно я просто нажимала кнопку прямой связи с ним в списке моих контактов. Разве в наши дни кто-то запоминает телефонные номера?

Я нашла сандалии, снова вышла из дома и направилась к гаражу. Тот глухой стук, который я слышала, как будто раздавался за гаражом.

Когда я подошла к углу гаража, то услышала треск ветвей. Я застыла и прислушалась; сердце билось в грудную клетку с неестественной быстротой. Почему я ощущала беспричинный испуг? Должно быть, неустанные птичьи крики действовали мне на нервы. Я свернула за угол и замерла, как вкопанная.

Там стоял Мартин, весь в крови. Кровь капала с массивного ножа в его руке. Он изумленно посмотрел на меня и быстро шагнул вперед.

Я закричала и отступила от него.

Он ухмыльнулся. Потом засмеялся и помахал ножом передо мной.

– Ты застала меня врасплох, миссис Крессуэлл-Смит.

В моей голове всплыло очередное воспоминание: мои руки в железном замке над головой, бедра насильно раздвинуты. У меня пересохло во рту, и я попятилась от него.

Он заметно помрачнел и шагнул ко мне.

– Чего ты так боишься, Элли?

Раньше
Элли

Мой мозг переключился на первобытный режим. Я развернулась, собираясь убежать, но Мартин рванулся вперед и перехватил мою руку своей окровавленной рукой.

– Стой!

Я остановилась и захныкала. Слезы жгли мне глаза. Его пальцы впивались мне в кожу.

– Элли, – очень тихо и мрачно произнес он.

– Пожалуйста… пожалуйста, отпусти меня, – хрипло попросила я.

– Отступи на шаг от стены, Элли.

Я не могла пошевелиться. Просто не могла.

– Сосредоточься, Элли. Смотри на меня.

Я медленно повернула голову. Он указывал острием ножа на кирпичную стену.

– Видишь? Ты должна немедленно отойти в сторону. Сейчас же.

Я попыталась сосредоточиться. Кончик его ножа указывал на паука с гладким панцирем и мохнатыми ногами, которые в данный момент были направлены на меня, как и его жвалы, нацеленные для атаки.

– Он ядовитый, – тихо сказал Мартин, пока я смотрела на паука. – Воронковый водяной паук, один из самых ядовитых на свете. Сейчас ты должна отступить в сторону; ты едва не прикоснулась к нему.

Я смотрела на окровавленный нож. Его руки и рубашка тоже были в крови. Он отпустил меня, и я поспешно отошла от стены. Он положил нож на деревянный стол, где лежала крупная рыба со вспоротым брюхом и кучкой кровавых внутренностей, валявшихся рядом. Повсюду блестели налипшие чешуйки, над рыбой жужжали жирные мухи. Рядом со столом находилась стойка из нержавеющей стали и раковина, наполненная водой и заткнутая пробкой.

– Зог отправился на рыбалку. Он принес нам бонито[120] 120
  Бонито, или атлантическая пеламида – рыба семейства скумбриевых. Вес достигает 5 кг (прим. пер.).


[Закрыть], и я занялся разделкой. Ты вспугнула меня – я слушал музыку во вставных наушниках. – Он помедлил и сосредоточенно нахмурился. – С тобой все в порядке? Ты же не подумала, что я…

– Я тоже испугалась, – я вытерла рот дрожащей рукой. – Я… я искала тебя. Звала тебя. Потом услышала стук.

– Должно быть, это когда я отрубил голову рыбе.

Я заметила маленькие беспроводные наушники, лежавшие на деревянной полочке, прикрепленной к стене гаража над разделочным столом. У меня не было слов. Я по-прежнему думала о грубом сексе, об ощущении, будто я умоляла его остановиться… но я была не уверена, случилось ли это на самом деле.

– Иди-ка ты лучше в дом, Элли, а я позабочусь о пауке и закончу возиться с рыбой. Как насчет того, чтобы погулять вдвоем? Я покажу тебе окрестности.

Его голос был ласковым, взгляд добрым.

Я попыталась ответить, но в голове как будто произошло короткое замыкание, и это пугало меня больше, чем все остальное. Меня как будто одурманили.

– Элли?

– Твой автомобиль, – выпалила я. – Где он?

– Пикап? Я одолжил его Зогу, чтобы он смог вытащить свой катер из ремонтного дока и спустить на воду. Вот он и подарил нам этого красавца, – он указал на распластанную рыбу.

– Кто такой Зог?

– Владелец «Одинокого плавника», это магазин для серферов на пляжной дороге. Мы пройдем мимо, когда отправимся на прогулку. – Он помедлил. – Хорошо?

– Я не могу найти мой телефон.

– Ох, извини, – он вытер руки тряпкой и пошарил в боковом кармане рабочих шорт. – Вот, – он протянул мой телефон. – Я решил оказать тебе небольшую услугу, пока ты спала. Взял твой телефон и вставил новую сим-карту с настройками для Австралии.

Я взяла телефон и посмотрела на него. Он не только распаковал мою одежду и косметику, но и залез в мой телефон.

– Спасибо, – тихо сказала я.

– Ты все еще неважно себя чувствуешь?

Я подумала о саднящей промежности, о провалах в памяти. О куче таблеток, которые он видел.

– Просто я очень устала после перелета, – осторожно ответила я.

Он широко улыбнулся.

– Но прошлая ночь была хороша!

Я заморгала.

– Секс, – пояснил он.

– Я… – я сглотнула. – Наверное, я совсем устала.

– Ты не помнишь? – обеспокоенно спросил он.

Жар бросился мне в лицо.

– Ничего, Эль, это нормально. Я даже не удивлен. Ты выключилась, как свет. А все из-за вина, – он выдержал паузу. – Поверх этих таблеток.

Мое лицо пылало. Я не помнила, что пила еще вино – любое вино, – но сегодня я проснулась со страшным похмельем. И я не могла поспорить с ним насчет таблеток. Он наклонил голову набок, внимательно глядя на меня.

– Ты уверена, что сейчас с тобой все в порядке?

Нет, сейчас я ни в чем не уверена.

Я кивнула.

– Я… думаю, я начну распаковывать свои коробки в студии.

Мне нужно было найти точку опоры. В этих коробках, доставленных через океан, находились мои художественные принадлежности, рисунки, эскизы, фотографии друзей и членов семьи, плюс другие вещицы, помогавшие определить, кто я такая и чем я занимаюсь. Мне хотелось распаковать все это, повесить картины и фотографии на клинически белые стены и оставить свой отпечаток на этом месте – нечто такое, что поможет мне чувствовать себя более реальной, поскольку я не могла отделаться от ощущения растущей дистанции между мною и действительностью. Я еще не освоилась в этой новой обстановке, не осмыслила масштаб этой стремительной перемены. Кроме того, ощущение расплывчатости и неопределенности никак не отставало от меня. Возможно, это был лишь тяжелый случай сбоя суточных ритмов организма, но мне не нравилось, как паранойя снова запускает свои холодные пальцы по краям моего сознания, пытаясь проникнуть внутрь. Мне не нравилось беспокойство, которое я испытывала по отношению к собственному мужу.

– Отличная мысль, – сказал он и вернулся к рыбе.

Я еще раз взглянула на соседское окно; там никого не было. Тогда я пошла к своей приречной студии, безуспешно пытаясь избавиться от ощущения, что меня выслеживают и подстерегают. Как добычу.