Текст книги "Избранные детективы серии "Высшая лига детектива". Компиляция. Книги 1-14 (СИ)"

Автор книги: Лорет Энн Уайт

Глава 62

Открыв дверь своей тесной квартирки, Мерри Уинстон замерла, ощутив чужой запах. Здесь кто-то побывал. Она включила свет в коридоре и комнате. Занавеска легонько колыхалась от сквозняка.

Мерри быстро подошла к окну и отодвинула штору. Окно было приоткрыто, в щель тянуло холодом. Сердце замерло: она не оставляла окно открытым! Уинстон с силой задвинула раму и повернула ручку. Обернувшись, она огляделась, напрягая слух.

В квартире тихо, только кровь толчками шумит в ушах и слышится собственное частое дыхание. Уинстон не сводила глаз с входной двери. Расстояние, отделявшее ее от выхода, вдруг показалось огромным. Может, если кинуться бегом… на тот случай, если кто-нибудь притаился в ванной или спальне…

Мерри осторожно сделала шаг. Скрипнула половица. Мерри замерла, но все было тихо. И тут на обеденном столе, придвинутом к кухонной тумбе, она увидела маленький пакетик с белыми кристаллами, стеклянную трубку и зажигалку.

Мерри непроизвольно сглотнула, взгляд метнулся к двери спальни. Она ждала, прислушиваясь. Ничего не услышав, на цыпочках прошла по комнате и по миллиметру приоткрыла дверь в спальню. Ничего. Мерри заглянула в ванную, отодвинув душевую занавеску, проверила шкафы в коридоре, пошарила под кроватью. Вернувшись к столу, она уставилась на пакетик. Под ним лежал простой белый конверт. Мерри пришлось коснуться пакетика, чтобы вытащить конверт.

В нем оказалось два зернистых снимка, сделанные ночью. На одном ее «Фольксваген»-«жук» ехал вдоль берега бухты Аплендс. На другом Мерри собственной персоной, в пуховике и шапке, сидела на корточках между внедорожником и «Киа Соренто», направив огромный объектив прямо на того, кто ее фотографировал. Она перевернула снимок и прочла: «Тебе конец».

Мерри затрясло. Она посмотрела на лежавший перед ней пакетик, и в ней шевельнулся старый сосущий голод, неумолимый, как дракон, пробудившийся от спячки. Паника петлей стиснула горло. Уинстон кинулась к двери, где бросила свой рюкзак, и кое-как открыла боковой карман, нашарив визитку Энджи Паллорино. Она набрала номер, но после первого же сигнала включился автоответчик. Мерри сбросила звонок, забегала по квартире, остановилась и уставилась на наркотик. Нет. Нет. Нет… Дрожащими пальцами она нажала набор номера, но снова попала на автоответчик.

╬

Глава 63

Уже около полуночи Мэддокс въехал на парковку в Западной бухте и по дощатому настилу, отворачиваясь от дождя и ветра, направился к выходу на яхтенный причал. Пиво, выпитое с Хольгерсеном и другими детективами в «Летающей свинье», заметно ослабило эффект переизбытка кортизола: два дня выдались адские, плюс Мэддокс по-прежнему волновался за Энджи. Скучал по Энджи. Вожделел Энджи. Немного сердился на Энджи. Она занимала все его мысли – по пути домой Мэддокс проехал мимо ее дома, взглянув на крайние от угла окна на верхнем этаже, там, по словам Хольгерсена, жила Паллорино. Окна были темные.

Мэддокс остановился у калитки, чтобы набрать код, но слева в густой тени уловил движение и обернулся, схватившись за кобуру. Расслабляющее воздействие пива сразу прошло, когда от сырого мрака вдруг отделился знакомый силуэт.

– Энджи?!

Она ничего не сказала. Куртка блестела от дождя. Энджи была в черной шапочке, и от этого лицо будто светилось в темноте. Глаза были странные – больше, темнее и глубже, точно подведенные. Мэддокс заволновался, но тут же в душу закралось сумрачное подозрение, что она побывала в клубе.

– Что ты здесь делаешь в такой час? Что-нибудь случилось?

Не отвечая, Энджи подошла к нему вплотную, обняла ледяной рукой за шею и запустила пальцы ему в волосы, при этом в упор глядя в глаза – глубоко, в самую душу.

Мэддокс сглотнул.

– Энджи, ты давно здесь? – вполголоса спросил он.

По-прежнему молча она прильнула к нему, и холодные губы, мокрые от дождя, нашли его рот, целуя нежно, испытующе, дурманяще, отчего Мэддокс забыл обо всем на свете. Его дыхание участилось, когда он почувствовал, что рука Энджи пробралась к нему под пальто и двинулась вниз по животу, скользнув между ног. Низкий стон вырвался из груди, когда он ответил на ее поцелуй, открыв рот, пробуя ее, переплетаясь языками. Энджи гладила, массируя, его напрягшийся член, сдерживаемый тканью брюк, но, когда Мэддокс обезумел от страсти, когда кровь отлила от головы, устремившись в пах, некий осторожный голосок подсказал – тут что-то не так. Паллорино ведет себя иначе. Исчезло грубое, нетерпеливое вожделение, сексуальная агрессия, которая горела в ней прежде. Мэддокс отодвинулся, тяжело дыша.

– Энджи, – прошептал он, – ты не отвечала на мои звонки. Что случилось?

– Вы пригласите меня к себе, Джеймс Мэддокс? – Голос Энджи звучал напряженно, хрипло. Мэддокс поколебался, но взял ее за руку, открыл калитку, ведущую к воде, и повел свою спутницу по пристани, вздрагивавшей от ударов волн. Сердце билось от ожидания и обещания, от страха, от внутреннего конфликта…

«А еще мы ждем от вас официальной оценки работы детектива Паллорино, которая пока продолжит работать под вашим началом. Скажем, через две недели на брифинге? Здесь, в моем офисе?.. Нельзя сказать, чтобы она полностью справлялась с обязанностями, что косвенно подтвердил инцидент, закончившийся смертью ее напарника. Сержант Хашовски был одним из самых опытных и уважаемых детективов в управлении, он пользовался всеобщей симпатией. Я считал его своим другом…»

– Чего-нибудь выпьешь? – спросил Мэддокс, когда они спустились в каюту.

Энджи помотала головой, стягивая мокрую куртку. Бросив ее на пол, она взяла Мэддокса за руки и повела в глубь каюты, к кровати, на которой он спал. Мэддокс с пересохшим ртом ожидал, что она толкнет его спиной на постель, рванет на нем все пуговицы и молнии, как той ночью в клубе, оседлает и жестко, страстно и безжалостно отымеет.

Но она усадила его, одетого, на кровать и молча разделась перед ним, не выключая света, будто не хотела ничего скрывать, а, наоборот, решила перестать играть в игры. Она стояла обнаженная – белые груди, напрягшиеся бутоны сосков, темно-рыжий пушок внизу живота, длинные влажные волосы, тяжелой волной рассыпавшиеся по плечам. Сейчас Паллорино казалась трогательно-беззащитной – ее хрупкость приводила на память красивые стеклянные вещицы, произведения искусства, которые могут треснуть от одного прикосновения. В ушах шумело. Мэддокс чувствовал, как пульсирует кровь в паху. Он нерешительно потянулся к Энджи, желая коснуться ее бедер, но она отвела его руки и начала раздевать Мэддокса – чувственно, дразняще-медленно.

Когда они оба остались обнаженными, Энджи легла рядом с Мэддоксом и потянула его на себя. Огромные расширенные зрачки почти затопили светло-серые радужки, отчего глаза казались неестественно большими. Что с ней? Страх? Шок?

– Энджи, – повторил Мэддокс, из последних сил стараясь сосредоточиться, борясь с неистовым желанием, искрами пробегавшим под кожей, когда Паллорино, подавшись к нему навстречу низом живота, руками направила эрегированный член в свои складки. – Что произошло, черт побери?

Ее глаза заблестели, но она помотала головой, будто говоря: «Не сейчас», и раздвинула бедра. Нетерпение отразилось в ее движениях, когда она напряглась в ожидании, часто дыша. Его кожа казалась обжигающе горячей.

Перед глазами у Мэддокса все поплыло, когда он резко вошел в ее теплое влажное лоно. Энджи тихо вздохнула, словно от облегчения. Сначала Мэддокс двигался медленно и нерешительно, а она встречала его мягким уверенным движением бедер – старый как мир ритм, совпадавший с волнами, покачивавшими яхту. Но вскоре внутри его начало расти нестерпимое давление. Он чувствовал, как Энджи распаляется, становится нетерпеливее, начинает двигаться быстрее. Он ускорил темп. Она обхватила его ногами и крепко обняла, будто стараясь слиться с ним воедино, пропитаться им и поглотить.

Вдруг она ахнула и напряглась всем телом, глубоко впившись ногтями ему в спину, не дыша и не двигаясь, затем вскрикнула, и Мэддокс почувствовал, как сокращаются ее мышцы, будто волна за волной пробегают по телу. Энджи запрокинула голову, широко открыв рот и глаза, и Мэддокс не смог больше сдерживаться: со следующим мощным движением он разрядился, обессиленно опустившись на нее и сотрясаясь от сладострастных судорог.

Некоторое время они так и лежали, приникнув друг к другу и тяжело дыша. Кожа блестела от пота. Почувствовав на шее ее слезы, Мэддокс повернул голову. Энджи, с порозовевшими носом и щеками, плакала.

– Энджи?

Она покачала головой, обняв его ладонями за щеки.

– Как хорошо, – прошептала она, целуя его солеными от слез губами. – Это так прекрасно… Спасибо тебе, – пробормотала она ему в рот, – спасибо.

╬

Глава 64

Энджи смотрела снизу вверх в эти невозможно синие глаза, которые привлекли ее еще в первую ночь в клубе, и тихий голосок на краю сознания подсказал: «Ты могла бы полюбить этого человека».

Мэддокс соскользнул с нее и лег на бок, подперев голову рукой и глядя на Энджи. Повязку с переносицы он уже снял, но припухлость еще была заметна, а синяки под глазами даже не думали желтеть. Ее сердце сжалось.

«Ты правда могла бы…»

Но Энджи понимала, что пока не готова. Сперва ей нужно найти себя, выяснить, кто она такая. Ничего, что четверть века назад копам не удалось ничего выяснить; она добьется возобновления дела.

«Ты позволила себе быть покорной и слабой в его объятиях, и это принесло тебе удовольствие, а не страх. Это подарок судьбы, ты можешь стать новым человеком…»

– Энджи, поговори со мной, – шепнул Мэддокс, коснувшись ее губы и проведя пальцем по шраму. – Расскажи, где ты была, что случилось?

– Как там расследование? – отозвалась она, вдруг занервничав, оттого что придется ему все рассказать и от этого правда станет еще реальнее. – Меня просто убивает, что я не на работе. В новостях вроде ничего нового не сообщали?

– Расследование буксует, – ответил Мэддокс, обводя пальцами ее сосок, так что он снова напрягся и пробудил желание. Энджи вздрогнула, и Мэддокс накрыл их обоих одеялом. – А тут еще ты волынку тянешь. Что произошло? Что изменилось?

Энджи глубоко вздохнула и наконец ответила:

– Я съездила к специалисту. Неофициально. К доктору Алексу Страуссу, этой мой бывший научный руководитель и большой друг. Я ведь изучала психологию, прежде чем пришла в полицию.

Она рассказала, что удалось выяснить во время сессии с Алексом и разговора с отцом.

Мэддокс слушал, играя ее волосами, но взгляд оставался острым, сосредоточенным.

– Раз Мириам Паллорино не является моей биологической матерью, я не могла унаследовать от нее предрасположенность к шизофрении, – подытожила Энджи. – Я считаю, это важно. Алекс предложил провести еще несколько сеансов гипноза и поглядеть, смогу ли я вспомнить что-нибудь еще.

– И что ты теперь чувствуешь?

От нахлынувшего волнения Энджи не сразу смогла ответить. Чуть повернув голову, она поглядела на Джека-О, свернувшегося на своем овечьем коврике, и ей стало чуть легче на душе.

– Я обязательно отыщу своих настоящих родителей. Выясню, кто я и откуда, как попала в Ангельскую колыбель и почему знаю отдельные фразы по-польски. – Она вновь повернулась к Мэддоксу. – Мне кажется, с моей матерью произошло нечто ужасное. Или с нами обеими… Наверное, поэтому я неосознанно подавляла память о раннем детстве.

Мэддокс помрачнел, и у Энджи шевельнулось нехорошее предчувствие. Ей не терпелось снова вернуться к расследованию, но это зависело от Мэддокса. Нужно, чтобы он ей поверил.

– Расскажи, что удалось обнаружить? – попросила она в надежде развеять его мрачность. – Что Лео и Хольгерсен сказали о моем отсутствии и о твоем носе?

– Утром поговорим.

Опасения усиливались. Он явно о чем-то недоговаривал.

– Почему?

– Энджи, ты знаешь, который час? Нам спать надо.

– Я хочу завтра вернуться на работу, Мэддокс. Меня не было уже целых два дня. Еще один – и ко мне возникнут серьезные вопросы.

– А как же психологическая оценка? – тихо спросил он.

У Энджи внутри все напряглось.

– Схожу. Запишусь к специалисту и схожу. Со мной все будет в порядке.

– А куда деть тот факт, что на тебя снова может накатить временное помрачение?

– Да нет, этого точно не повторится. Понимаешь, я много лет жила под страшным давлением, будто под холодной коркой моего сознания клокотала раскаленная лава. Я напрягала все силы, силясь сдержаться, но теперь наружный слой лопнул, трещина расширилась, лава вытекла, и давления больше нет…

Он смотрел на нее. Повисла тяжелая пауза.

– Мэддокс, – тихо сказала Энджи, – у меня уже все прошло, ты должен мне поверить.

– Завтра поговорим. – Он нежно поцеловал ее и выключил свет.

Но когда Энджи наконец задремала в его объятиях, обнаженная и теплая, – яхта мерно покачивалась, Джек-О похрапывал, старый пропановый обогреватель громко щелкал всякий раз, когда термостат подавал сигнал, что кабина слишком остыла, – в голове кто-то шепотом запел колыбельную. Послышалась музыка с каким-то металлическим призвуком, становясь все громче и громче:

– «Жили-были два котенка… Серые в полоску… Все дети, даже шалуны, закрыли глазки, только ты не спишь…»

От этой музыки в Энджи распространился глубокий беспричинный страх, клубясь холодной, угрожающей безумием чернотой и подтачивая ее уверенность в том, что она справится.

╬

Глава 65

Воскресенье, 17 декабря

Энджи вышла на маленькую кухню во вчерашней одежде, связав волосы в аккуратный хвост. Ей страшно хотелось под горячий душ, но еще больше хотелось поговорить.

Мэддокс накрыл стол на двоих. Он стоял спиной к ней, переворачивая омлет. Заваривался полный кофейник кофе. Джек-О хрустел собачьим кормом у ног хозяина.

– Привет, – сказала Энджи.

– Привет. Выспалась? – Мэддокс повернулся со сковородкой в руке, принес ее к столу и не поднимал глаз, раскладывая омлет по тарелкам. В душе Энджи ожила вчерашняя тревога: почему Мэддокс избегает ее взгляда?

– Еще как, – солгала она. Всю ночь ее мучили кошмары о том странном месте, где она побывала с помощью Алекса.

– Порубаем, что ли? – сказал Мэддокс, присев к столу, и, улыбнувшись, наконец-то поглядел на Энджи: – У меня так отец говорил. Кушать подано, ешь, пока горячее.

Энджи не шевельнулась, изучая его лицо. Улыбались только губы, глаза оставались серьезными. На нем джинсы и красивая рубашка без галстука. Одет для работы, но менее формально, чем обычно… Она вспомнила, что сегодня воскресенье.

– Мэддокс!

– Сядь, – повторил он, наливая кофе в две кружки, но тут же, будто осекшись, поглядел на нее: – Как ты себя чувствуешь?

– Как огурчик. А ты?

Его рука замерла, улыбка исчезла.

– Нам нужно поговорить, – тихо сказала Энджи.

– Я помню, но сейчас мы поедим. – Мэддокс взглянул на часы, берясь за нож и вилку.

Энджи нехотя опустилась на стул.

– Ты едешь в управление, – начала она. – Посматриваешь на часы. В деле наметился какой-то прогресс, раз тебе не терпится попасть на работу.

Энджи чувствовала себя исключенной, забытой, словно ее отделяла от остальных целая пропасть. Ее охватило тоскливое предчувствие.

– Да. – Мэддокс отпил кофе, отрезал кусок омлета и отправил его в рот: – Вчера Джейден Нортон-Уэллс добровольно сдал образцы ДНК. Санни обещала к утру подготовить для нас результаты.

У Энджи глаза полезли из орбит:

– Что?!

– Ешь, – сказал Мэддокс, кивнув на тарелку.

– Зачем? Мне что, тоже нужно торопиться? Я еду с тобой, Мэддокс?

Он отложил вилку и нож и встретился с Энджи взглядом. На лице отразилась внутренняя борьба – лоб пошел морщинами, две глубокие вертикальные складки залегли по сторонам рта.

– Ты избегаешь этого разговора. Избегаешь меня. Этот чертов нервный срыв… Ты меня пугаешь, потому что я тебя таким не видела. Мне казалось, ты вилять не станешь, скажешь прямо, как есть. Нам очень многое нужно обсудить.

– Прости, Энджи, я… – Мэддокс глубоко вздохнул. Порывы ветра раскачивали яхту. – Я не знаю, как поступить. Я в такой ситуации впервые. Я двумя руками за тебя и…

– Но не знаешь, что со мной делать? Ты отобрал у меня табельное оружие. Ты знаешь о моем психическом состоянии такое, о чем обязан доложить начальству. Мы переспали друг с другом. Напарники! А на меня ведь уже пытались повесить гибель напарника. Это об этом говорили в управлении? Как ты объяснил синяки на лице, что рассказал про меня? Что сказали Лео, Хольгерсен и остальные, когда я не пришла? Рвали меня на клочки, как шакалы? Дождались своего часа, наконец? – Ее голос звучал сипло, глаза щипало от слез. Самое худшее в метафорической трещине и излившейся лаве состояло в том, что теперь, без толстой корки, Энджи все чувствовала и от этого становилась слабее. Ей уже хотелось его одобрения, веры в нее. Да, ночью она попробовала слабость и покорность, и это оказалась прекрасная, трепещущая и хрупкая штука, но Энджи не была уверена, что сможет быть такой постоянно. Она глядела на Мэддокса, и в ней росли воинственность и отчуждение.

– Ненавижу, – отчеканила она. – Ненавижу, когда мне от кого-то что-то нужно. Я обойдусь. Прости, что поставила тебя в такое положение, конечно, это нечестно. – Она приподнялась: – Лучше будет, если я сама…

Рука Мэддокса, большая и теплая, властно легла на ее руку:

– Энджи!

Сердце гулко застучало. Энджи слышала ток своей крови. Ветер задевал фалами о мачты, волны плескали о борт. Время исчезло – прошлое, настоящее… неопределенное будущее…

– Выкладывай, Мэддокс, – тихо сказала она. – Давай по пунктам, если иначе не можешь. Так я вытянула правду из отца. Я справлюсь. Лучше без обиняков – я сейчас не выдержу намеков, недомолвок… Неизвестности…

Он взглянул ей в глаза. Энергия исходила от него ощутимыми волнами. Кивнув, Мэддокс отодвинул тарелку, тяжело вздохнул и провел рукой по волосам.

– Базьяк отстранен до окончания внутреннего расследования.

Энджи заморгала и медленно опустилась на скамью:

– Продолжай.

– Понятия не имею, что у них на него есть, но об отстранении объявили в пятницу. Отчасти поэтому я решил вытрясти из Нортона-Уэллса добровольный анализ ДНК.

– А кто вместо Базьяка?

Мэддокс промолчал.

– Ты?! – Мир Энджи снова накренился на своих осях. Она почувствовала себя преданной. – Теперь ты мой начальник?!

– Слушай, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь…

– Нет, ты не понимаешь!

– А мне кажется, понимаю. Я с тобой переспал, я о тебе многое знаю. Я не стал вчера говорить – тебе и без того было о чем подумать, не хватало еще, чтобы…

– А ты мне нянька, что ли? Решаешь, что мне нужно услышать, а что нет?

Добровольный отказ от контроля и покорность в сексе еще ладно, но на работе?! Это уже совсем другое. Энджи сглотнула сжатым горлом. Уши заложило. Нахлынула клаустрофобия. Сосредоточься. Не уступай. Она снова вскочила, не в силах сидеть в этой тесной каюте, в этой крошечной яхте-качалке…

– А еще Фиц попросил меня шпионить за тобой.

Это произвело эффект удара кувалдой.

– Что?!

Мэддокс промолчал.

– Да вы действительно снюхались, что ли?

– Стал бы я тебе говорить, если бы снюхался с Фицем!

Энджи сверлила Мэддокса взглядом. Прежний, хорошо знакомый гнев, ослепляющая ярость бушевали в ней, выжигая страхи, и Энджи даже обрадовалась.

– Шпионить? Из-за Хаша?

Мэддокс кивнул:

– А еще из-за того, что Фиц – мелкий женоненавистник с комплексом Наполеона.

– Значит, я тебе еще и здесь нагадила – обострила конфликт интересов. Поставила в положение, когда тебя просят оценить мою психологическую пригодность для этой работы, а ты уже убедился, что я слетаю с катушек и могу убить! Ты сказал об этом Фицу?

– А ты как думаешь?

– Я уже не знаю, что мне думать, Мэддокс. Я сама виновата. Сижу вот здесь, вся в твоей власти. Телом, сердцем и душой… – Она замолчала, поразившись собственным словам.

Сердцем.

Душой.

У нее защипало глаза. Мэддокс замер. Его глаза тоже подозрительно заблестели.

Вот и вышло наружу. Непонятная вибрация между ними оказалась зарождающимся чувством. Трудновообразимые последствия. Забрезжившие возможности. Соперничество.

В Энджи тихим приливом поднялся ужас, затопив вспышку гнева и оставив после себя нечто гораздо более сложное.

– Я на твоей стороне, Энджи, – прошептал Мэддокс. – Ты должна это знать.

– Это тебе дорого обойдется, Мэддокс. – Опустив глаза, она снова и снова переворачивала серебряный столовый нож, лежавший рядом с тарелкой с нетронутым завтраком. Нужно уйти и не возвращаться – ради Мэддокса. Уволиться или куда-нибудь перевестись. Иначе нечестно по отношению к нему. Но ей совершенно не хотелось уклоняться от вызова – не в ее характере было признавать поражение. Эмоции вели в ней гремучую войну. Вчера впереди вроде бы забрезжило решение, и она готова была ухватиться за это решение, но мир отчего-то задумал сделать все не таким простым и легким. Она подняла глаза.

Она хотела этого человека.

Она не могла уйти от него, как бы ей этого ни хотелось.

– И не я один, – тихо добавил Мэддокс.

– В смысле?

– Хольгерсен тоже за тебя.

– Он знает?!

– Об инциденте у собора – нет, но он видел нас возле «Летающей свиньи».

Энджи непроизвольно сглотнула – память о том поцелуе на секунду вытеснила все. А потом она помчалась в клуб и пришла в отчаяние, потому что не смогла перешагнуть через себя и переспать с тем светловолосым Адонисом с глазами-льдинками. Мэддокс тайно ехал за ней, а она и не знала…

– Это Хольгерсен предупредил меня, что Фиц хочет тебя подсидеть. Он и тебе несколько раз звонил. – Мэддокс помолчал. – Энджи, поверь, в управлении у тебя есть друзья. Ты бываешь вспыльчивой, раздражительной, стараешься оттереть новых напарников в сторону и скрутить их в бараний рог, но Хольгерсен тебе симпатизирует. О’Хейган тебя любит, и я… Я…

– Ты веришь Хольгерсену? – тихо спросила она.

Мэддокс поколебался.

– Скорее да. Он темная лошадка и много чего повидал, но, мне кажется, Хольгерсен парень правильный. Может, даже больше чем правильный. – Он подался вперед: – Слушай, Фиц интригует не только против тебя, но и против меня. Пытается использовать втемную, водит за нос. Он бы меня живьем сожрал, если бы не личное распоряжение мэра раскрыть эти убийства до Рождества: если нам удастся задержать маньяка, лавры достанутся Фицу. Он же мелкий деспотичный параноик, который охотится на ведьм где только может. В любую щель пролезет, лишь бы выслужиться.

– А мне ты доверяешь? – спросила Энджи.

«Ты доверяешь мне настолько, чтобы снова работать со мной? Ты доверяешь мне настолько, чтобы подпустить меня к остальным?»

Мэддокс некоторое время молчал, но едва он открыл рот, как у Энджи зазвонил мобильный. Она судорожно принялась доставать его из кармана, будто ловя спасательный трос. Номер был неизвестный, но этот человек звонил уже несколько раз.

– Мне нужно ответить, – сказала она и нажала зеленую кнопку. – Паллорино!

– Детектив… это Мерри… Уинстон. – Голос в трубке звучал слабо и странно, будто язык звонившей слегка заплетался. Энджи бросила взгляд на Мэддокса, пристально следившего за ней.

– Что случилось? – спросила она, чуть отвернувшись в сторону.

– Я звоню вам, звоню… Со вчерашнего дня… Можете со мной встретиться? У меня для вас кое-что есть. Тут такое дело… срочное…

– Какое дело?

– Покажу, когда приедете.

– Куда, Мерри?

– Возле Огден Пойнт есть такое бистро «Уорф», прямо на пирсе. Открывается рано. И окон много – можно увидеть, если кто-то идет от дороги. Только вы приезжайте одна – обещайте, что придете одна, иначе я уеду на фиг, и вы ничего не получите!

На этом трубка опустела.

– Звонила Уинстон, – объяснила Энджи. – Разговаривает как-то странно. Вся перепуганная. Хочет встретиться со мной в кафе у Огден Пойнт.

– Зачем?

– Говорит, у нее срочная информация. – Энджи встала. – Надо ехать.

– Информация по нашей «Улитке»?

– Я не знаю.

Оставшийся без ответа вопрос по-прежнему висел в воздухе: «Ты доверяешь мне настолько, чтобы…»

– Я должна к ней ехать, Мэддокс, – тихо сказала Энджи. – Я же говорила, мне удалось до нее достучаться. Уинстон попросила, чтобы я приехала одна.

Он глубоко вздохнул, встал и подошел к обшитой деревом стене. В ней оказалась потайная ниша, в которую был вмонтирован маленький сейф. Мэддокс открыл его и достал ее табельный пистолет, обойму и автоматический нож.

Выложив все это на стол перед Энджи, Мэддокс встретился с ней взглядом.

– Чтобы ты была в безопасности, – тихо сказал он.

Энджи долго смотрела ему в глаза. От него исходила решимость, и Паллорино поняла – он пересек черту. Он сделал ставку на нее, на свою напарницу. И она его не подведет.

Она взяла пистолет и вставила обойму, а нож убрала в карман.

– Спасибо, – шепотом сказала она.

╬