Текст книги ""Фантастика 2025-114". Компиляция. Книги 1-32 (СИ)"

Автор книги: Владимир Поселягин

– И что⁈ Что, я тебя спрашиваю, случилось с культурой⁈ Ты записывай, записывай…

Голос трудовика услышал, как только оказался рядом с дверьми. Причём, даже из-за закрытых створок звучал он отчетливо и ясно. Получается, Олег Петрович уже перешел к стадии «народного артиста». А еще получается, что представление в самом разгаре.

Ну… Хотя бы про культуру… Обрадовался было я. Однако, радость моя была недолгой.

– А культура пития, скажу тебе, это – одна из самых важных культур. Вот сейчас у нас борьба с пьянством, да? Но разве ж оно нам враг? Ты пойми, человеку необходимо расслабиться после тяжёлой рабочей недели. Прийти домой, налить рюмочку да и хряпнуть. Вот, к примеру, был у меня товарищ, майор КГБ…

Трудовик только успел произнести эту фразу, как в зале послышался грохот, будто кто-то упал или со стула, или вместе со столом. Видимо, три заветные буквы, а вернее, их сочетание, способствовало данному событию.

– Да ты чего? Куда? – Голос Олега Петровича стал обеспокоенным. Но совсем не по той причине, как могло показаться. – Аккуратнее надо. Сядь и пиши. Тебе такого никто не расскажет. Так вот… Товарищ майор… Он служил в Германии и жил в гарнизонном городке. Пять долгих лет томился на немецкой чужбине, скучая по родным березам и жигулевскому пиву. Наконец, товарищ мой, приняв на грудь в два раза больше положенной полулитры шнапса, совершил какой-то секретный подвиг. По слухам, подрался в пабе с местными камрадами. Командование оценило мужественный поступок и наградило его досрочной высылкой из Германии. Но не это главное. История моя не о том. Самым большим достоинством в моем товарище был богатый духовный мир, утонченность вкуса и непревзойденная манера сводить любую светскую беседу к выпивке…

В этот момент я понял, надо что-то делать. Иначе директрису точно удар хватит, когда она узнает, что тут нес трудовик.

Только протянул руку, собираясь толкнуть двери, как Олега Петровича перебил незнакомый мужской голос:

– Все это очень замечательно и интересно. Хотя подобных историй хотелось бы избежать. Петров, что конкретно вы можете сказать о Ромове? Это ведь машина главного инженера авиационного завода едва не задавила девочку?

Вот тут я офигел дважды. Во-первых, с каких это пор трудовик стал счастливым обладателем фамилии Петров? К тому же, даже в горячечном бреду его никак не перепутаешь с семикласником. Получается, серьёзные дяди в костюмах не знают, с кем им надо разговаривать? Вернее, не знают, что Петров – это ученик?

Во-вторых, об отце Никиты они спросили несколько странно для корреспондентов газеты. Манера говорить у невидимого журналиста скорее напоминала ментовской стиль. Типа, что вы можете сказать об убитом, гражданин сосед? Из этого разряда. Конечно, может из двоих сотрудников районного периодического издания тот, который высказался в данный момент, является поклонником жёсткого стиля общения, но, честно говоря, сомневаюсь в правдоподобности подобной версии.

Глава 13

– Я тебя… Я вас, Олег Петрович… Я вам…ну… Ты… Олег Петрович…

Жаба сидела за своим директорским столом в своём директорском кабинете, занимаясь крайне важным, ответственным делом. Она с трудом пыталась подобрать более-менее приличные слова.

Я и Деева стояли, как два столба, упорно отводя взгляд в сторону. Старались не пялиться на директрису с трудовиком, которые в данный момент являлись живым воплощением сцены из мелодрамы следующего содержания:«Я тебе верила, а ты…»

Естественно, мы с Наташкой чувствовали себя лишними на этом празднике жизни, но не решались вставить свои пять копеек, чтоб попроситься уйти. Состояние, в котором пребывала Александра Ивановна даже Деева оценила, как особо опасное. То есть, в любой другой ситуации Наташка уже непременно поинтересовалась бы, можно ли отправится на уроки? Тем более, перемена подходила к концу и вот-вот должен был прозвенеть звонок.

Нам с Деевой грозила перспектива пропустить еще один урок. Меня данный факт, естественно, не огорчал, а вот Наташку должен бы. Однако староста стояла молча. Даже ногой или рукой старалась не шевелить. Я, соответственно, вел себя точно так же.

Просто нас, как бы еще не отпустили из директорского кабинета, но складывалось ощущение, что исключительно по причине увлечённости персоной трудовика. Александра Ивановна настолько была впечатлена случившимся, что про меня и Наташку она словно забыла. Ее взгляд был устремлен на Олега Петровича. В этом взгляде, скажу я вам, была такая гамма эмоций и чувств, что любой психоаналитик расплакался, бы от счастья.

– Что ж ты… Вы… – Директриса зашла на новый круг. Цель была та же. Подобрать приличные слова для выражения эмоций.

Однако, судя по тому, что уже около пяти минут у нее кроме «Олега Петровича» и каких-то невразумительный обрывков ничего не получалось, приличные слова никак не подбирались.

– Вы… Ты… Вы зачем это устроили? – Наконец, выдала директриса.

– Дык кто ж виноват, если они обознались. – С совершенно невинным выражением лица сообщил трудовик.

Честно говоря, после ответа Олега Петровича, мне показалось, что Жаба сорвется. Ее руки сжались в кулаки, а лицо стало… Ну вот точно как у серийного маньяка. Возникло ощущение, будто Александра Ивановна в данную, крайне напряжённую минуту вспоминает, сколько светит по уголовному кодексу за особо тяжёлое убийство.

В принципе, по совести сказать, директриса вызывала сочувствие. Это – да. Я просто представил, что она сейчас испытывает. У нее столько было надежд на будущую статью в газете. Мне кажется, Александра Ивановна уже видела себя в роли звезды педагогического сообщества. А там, глядишь, можно рассчитывать на теплое местечко в отделе образования.

Тем более, чего уж скрывать, район у нас не самый прекрасный. На карьерный рост особо губы не раскатаешь. В основном, живут работяги. И школа далеко не на первых позициях.

В кои-то века Жаба получила возможность засветиться. Пусть не совсем она и не совсем в своей сфере, но школа все равно фигурировала бы. По сути, именно этого директриса и ждала от меня, как от главного участника. Чтоб я весь разговор свел к тому, что именно в нашей школе воспитывают таких замечательных подростков, которые готовы рискнуть жизнью ради товарищей. Чья заслуга? Естественно, педколлектива вообще и Александры Ивановны в частности. А тут… Мягко говоря, что-то пошло не так.

Однако с другой стороны, если честно, ситуация, конечно, сомнительная. Александру Ивановну действительно жаль, черт его знает, во что выльется сегодняшнее «интервью», но при этом…

Она ведь знает нашего трудовика очень хорошо. Зачем оставила его наедине с теми двумя товарищами?

Олег Петрович, если не открывает рот и не произносит ничего вслух, все равно сразу вызывает подозрение. Не в плане поступков, хотя и это тоже, а в плане того, что с его стороны не последуют какие-нибудь шуточки.

У трудовика даже внешний вид всегда говорил сам за себя. Он вечно выглядел каким-то мятым, немного сутулым, припорошенным стружкой, с легким запахом вчерашних возлияний. И хорошо, если вчерашних. Его любимая фраза, которую он искренне, с чувством при каждом удобном, и не очень, случае выдавал ученикам:" Бык сытт ровнее, чем ты обстругал". А это, между прочим, самое приличное. Ну чего она ждала от этого человека? Его выкрутасы уже давно стали школьными байками.

– Олег Петрович… – Жаба собрала всю волю в кулак и решила таки довести разговор до конца. – Я уже несколько лет закрываю глаза на ваше поведение. Которое, скажем прямо, не соответствует званию учителя. Почти каждую неделю на вас поступают жалобы от остального педколлектива. В начале учебного года, вы, к примеру, шестому «А» велели принести большие толстые тетради и две ручки. Потом два урока рассказывали им о происхождении своей фамилии. Причем, всем нам известно, что фамилия ваша Радович, но по одной из версий, которые вы же вдалбливали детям в голову, она произошла от слова «рядович». То есть два урока вы вместо того, чтоб заниматься с мальчиками трудом, рассказывали им, кого и почему В Древней Руси называли рядовичами. Когда были озвучены все легенды происхождения фамилии, вы переключились на этимологию имени. И даже про отчество вам нашлось что сказать. Всю эту ценную информацию детям, конечно же, пришлось записать в те самые тетради, принесённые по вашему распоряжению. Напомню, два урока…Потом вы дали мальчикам домашнее задание. Потребовали, чтоб они выучили записанную информацию. И на следующий день весь шестой «А», вернее мужская его часть, явились в школу не готовыми к другим предметам. В ответ на вопросы учителей, отчего так вышло, дети уверенно ответили, что Олег Петрович со следующей недели становится самым главным директором среди директоров… уж не знаю, откуда такое вообще взялось… и он сказал, будто теперь его уроки – это самое главное. Вы сказали.

Директриса сделала акцент на последней фразе и замолчала.

Мы с Деевой переглянулись, а затем осторожно сделали несколько шагов в сторону выхода. Вернее, даже не шагов. Просто начали пятиться к двери как два рака, только быстро и бесшумно.

Подозреваю, Александра Ивановна решила припомнить трудовику вообще все прегрешения. По выражению ее лица стало понятно, сейчас мы прослушали лишь вступление. К основной части она еще не подобралась. И вот скажу точно, я к примеру, не готов знать об Олеге Петровиче и его сложных взаимоотношениях с директрисой всё. Судя по Наташкиному лицу, она тоже.

Вмешиваться в волнительный диалог, происходящий между Жабой и трудовиком, с вопросами:" можно ли идти? " ни я, ни Наташка по-прежнему не рисковали. Мы как-то одновременно надумали свалить по-английски.

А ведь меньше часа назад все было почти нормально. Имею в виду, относительно интервью. Ну и если не брать в расчёт мою очередную ссору с Деевой из-за ее дяди.

Даже тот факт, что Жаба решила позвать Наташку, выглядел вполне обнадёживающим. Я рассчитывал, что основной «удар» придётся на старосту, а у меня получится просто скромно отсидеться в сторонке. И еще была одна мыслишка…

Я уже обдумывал ее, когда переключил внимание Жабы на Дееву. Если получится звездой беседы с журналистами сделать Наташку, смоюсь под шумок из актового зала, потом из школы, и вернусь к Деевой домой. Проверю, так ли уж там никого нет, как она уверяла.

А в итоге оказалось, что товарищи журналисты вовсе нам не товарищи. И даже не журналисты. Это, конечно, было самым большим ударом для Жабы. Вот только выяснились столь важные детали слишком поздно.

Сначала, когда я один стоял под дверью и «гостей» не видел, думал, правда бедолаги журналисты попали в руки Олега Петровича не в самый лучший момент. Естественно, не самый лучший для самих журналистов.

Первые сомнения появились после того, как они задали вопрос про Ромова. Просто, если вспомнить, что говорила директриса, статью хотели написать о героическом мальчике Алеше Петрове, то есть обо мне. А тут вдруг в центре сюжета всплыл Ромов-старший, которого вообще даже рядом не было. Да, машина его, но за рулём сидел не сам владелец. Это – первое. А второе – в чем принцип, кто именно мог оказаться виновником? Я имею в виду, в чем принцип для журналистов?

Сейчас, конечно, 1985 год и вот-вот страна узнает любопытное слово «гласность», но все же не уверен, что какие-то парни из газеты будут выяснять, как в случившемся фигурирует главный инженер завода. Странно очень.

Время громких разоблачительных статей еще не пришло. Слова «хайп» и «желтая пресса» никому не знакомы. Никакая газетенка, к тому же районная, не рискнула бы никогда самостоятельно устроить «головомойку» одному из первых лиц завода. Уж тем более, докапываться до его вины в аварии. Поэтому вопросы журналистов сразу показались мне подозрительными.

Я даже, если честно, перестал нервничать из-за того, что эти товарищи отчего-то упорно называли трудовика Петровым. Решил, может, так оно и лучше? Вот не хотелось мне уже разубеждать гостей, чьи голоса за дверью подозрительно напоминали сотрудников совсем другой организации, что Олег Петрович совсем не тот, кто им нужен.

– Петров, ты чего тут застыл? Я же сказала, иди в актовый зал! – Раздался недовольный голос.

Я обернулся. Буквально в двух шагах от моей персоны нарисовалась директриса. Рядом с ней с мрачным видом стояла Деева. Видимо, Наташка славы не ищет. Ну или ей просто не хотелось снова оказаться в моей компании.

Именно в этот момент произошло вполне ожидаемое событие. Разговор между трудовиком и гостями продолжился.

– Итак, товарищ Петров… – Раздался из актового зала голос одного из журналистов. – Продолжим нашу беседу. Вы остановились на том, что машина, которая чуть не сбила ученицу, принадлежала главному инженеру Авиационного завода.

Александра Ивановна, естественно, прекрасно расслышала сказанное. Она удивлённо уставилась на дверь, потом быстро моргнула несколько раз, посмотрела на меня и снова перевела взгляд на створку.

– Кого он назвал Петровым? – Замогильным голосом поинтересовалась директриса.

Причем тон у нее был такой, будто ответить обязан именно я. Будто мне наверняка известено, что вообще происходит за этой чёртовой дверью.

– Подозреваю, Олега Петровича. – Сказал я совершенно искренне, чистую правду.

– Да погодите вы со своей аварией! – Возмутился трудовик. Он наоборот с каждой фразой становился все более весёлым. Олег Петрович просто не подозревал, что сам себе сейчас роет глубокую яму. – Я ж вам рассказываю настоящий смак, а не историю. Вы к этой аварии прицепились… Так вот…Про товарища… Тот самый товарищ, который вернулся из Германии, научил меня готовить яичный ликёр. Понимаешь, привёз рецепт, так сказать, прямиком от немцев…

Голос Олега Петровича звучал все более уверенно. Он настолько проникся своей ролью, что даже перебил гостя, не дав тому высказаться до конца.

– Он… Я… Сейчас я его убью.

Спокойно, без лишних эмоций сообщила Жаба закрытой двери, а потом рванул вперед с таким энтузиазмом, что меня этой дверью чуть не пришибла.

И вот уже когда мы все трое заскочили в актовый зал, когда я увидел тех самых «журналистов», стало понятно, все гораздо хуже, чем можно было думать.

Глава 14

– Как думаешь, кто это был? – Спросила Наташка, внимательно изучая носки своих туфель.

Она забралась на старую парту и сидела теперь, свесив не только ноги, но и голову. Настроение у девчонки было удрученное.

– Ты про журналистов? – Спросил я хмуро. Меня тоже совсем не вдохновляло все случившееся и даже, наверное, расстраивало.

Просто… Ерунда какая-то, честное слово. Все события вдруг свернули совсем не в то русло. Желая изменить будущее… Или прошлое… Черт. Желая изменить свое прошлое, которое пока еще является будущим, я словно ухудшаю ситуацию. Вот правда. Уже страшновато лишнее движение сделать.

Такое чувство, чихну не в ту сторону, и вообще какой-нибудь внеочередной Карибский кризис случится. Потому что с каждым моим действием перемены и проблемы становятся все серьёзнее.

– Да, про то, кем являются эти люди. – Задумчиво ответила Наташка, продолжая пялиться на свои туфли.

Чего уж она там увидела, не знаю. В мою сторону девчонка вообще не смотрела, хотя я стоял прямо рядом с ней, опираясь задницей о парту.

Любопытно, как у нас мысли сошлись. В моей голове крутился в данную секунду тот же самый вопрос. Кто это был?

Чисто теоретически, могу дать девяносто восемь процентов из ста, что гости к газете имеют точно такое же отношение, какое я к классической музыке. То есть – никакого. Почему девяносто восемь? Два процента оставлю на ошибку. Хотя, очень, очень вряд ли.

Товарищи, несущие службу в органах, в любых, особенно в серьёзных, имеют определённый, узнаваемый налет невыразительной казенности. Если бы их первым встретил я, а не Жаба, уверен, вот такой дурацкой ситуации с Олегом Петровичем точно не произошло бы. Потому что я сразу понял бы, это не журналисты.

Однако, судьбе было угодно распорядиться, чтоб первым человеком, встретившим загадочных товарищей, была директриса, которая ни о чем, кроме статьи, в тот момент не думала. Ей бы показали Кобзона или Муслима Магомаева, и она бы их хрен узнала, потащила бы тоже в актовый зал, чтоб трижды проклятое интервью состоялось.

Это тот самый вариант, когда человек находится по уши в своих собственных иллюзиях и ничего кроме иллюзий видеть не хочет.

Конечно, мои догадки – всего лишь догадки. Наверняка утверждать не могу. Однако, стоило мне увидеть «журналистов», в голове что-то щелкнуло. Правда, не сразу.

Когда мы коллективно ввалились в актовый зал, сначала была немая сцена. Все по классике. Вот прямо чистый «Ревизор» Гоголя. Только в роли Хлестакова – сразу трое. Трудовик, которого по совершенно непонятной причине приняли за семиклассника, чего, как бы, даже в горячечном бреду представить сложно. И суровые мужчины, которые вообще нисколечко не похожи на работников СМИ. Я понятия не имею, как их можно было перепутать.

Двое товарищей в одинаковых темных костюмах, с четкими стрижками, с холодными взглядами и сурово сжатыми губами молча уставились на Жабу, меня и Дееву. В их глазах не было вообще ничего. Никаких эмоций. Даже удивления из-за резко открывшейся двери или раздражения из-за внезапной помехи. Ни-че-го.

Жаба тоже не издавала ни звука. Но она, в отличие от «журналистов», очень пыталась. Директриса хватала воздух ртом, однако оттуда не вылетало ни слова. Только тихие хрип и свист. Мы с Наташкой тоже молчали по причине юного возраста. Вот именно в данную секунду с нашей стороны это было самое правильное поведение.

Просто картина, повергшая директрису в шок, действительно могла вызывать слова только матерные.

Возле сцены, там, где заканчивались деревянные сиденья, стоял школьный стол. За столом с одной стороны сидели «журналисты». Оба они держали в руках блокноты и ручки. Видимо, что-то записывали. С другой стороны, напротив этих товарищей, расположился Олег Петрович.

Вид трудовик имел важный, солидный. Он как-то даже стал шире в плечах, между прочим. Щеки его раздулись, а нижняя губа вдруг оттопырилась.

Сверху, на обычную одежду Олег Петрович накинул рабочий халат, в котором обычно проводит урок. И вот из кармана халата на нас абсолютно вызывающе смотрело горлышко «Столичной».

Не знаю, увидели гости бутылку или нет. Трудовик именно этим боком и этим карманом сидел к выходу. Но вот директриса точно увидела и оценила. Поэтому у нее, как у той вороны из басни, спёрло дыхание в зобу.

Она пока еще не понимала, что ситуация гораздо хреновее, чем ей кажется, однако несомненно оценила уровень дурости и наглости трудовика. Александра Ивановна решила, будто он порочит ее светлое имя перед журналистами. Но уже от этого Жабу вот-вот мог хватить инсульт.

Что интересно, трудовик настолько вдохновился своей ролью, что появление директрисы осталось им незамеченным. Он эмоционально рассказывал крайне интересную историю, смотрел только вперед, размахивал руками и по-моему был немного пьянее, чем обычно бывало в школе.

– Дорогие мои друзья, чтоб вы понимали, вся Европа нынче пьет лишь ликеры и сухие вина. Остальное – моветон, но вам исключительно повезло, я как раз знаю рецепт удивительного яичного ликера. Пальчики оближите! Рецептура проста: на поллитра водки берется банка сгущенки, пяток яичных желтков, ваниль, сахарная пудра, может и еще что, не помню. Всё тщательно сбивается миксером. Получается очень даже вкусно. А научил меня тот самый товарищ. Да… Помню, как мы первый раз его рецепт опробовали. Для ликера следовало купить двадцать бутылок водки, двадцать банок сгущенки, сотню яиц и ваниль с сахарной пудрой.Трудности с покупкой я опускаю, поверьте было сложно. Дефицит товара на рынке, подставные покупатели…

– Олег Петрович!

Голос директрисы был похож в этот момент на твой сирены. И я не преувеличиваю. Даже «журналистов» проняло. Один из них вздрогнул и дернул рукой, будто собирался перекреститься. Второй выронил блокнот.

Трудовик резко замолчал, медленно повернул голову ко входу. Потом достаточно громко икнул, но скорее с перепугу.

– Ну… В общем-то, я вам тут все приготовил… Вот как раз и Петров ваш…

Олег Петрович сполз со стула и бочком начал двигаться к сцене. Он понимал, выход из актового зала перекрыт директрисой. Единственное место, где можно спрятаться от ее гнева, закрывшись на ключ, это – каморка за сценой.

– Подождите… Как Петров? – Удивился гость, который сидел ближе к нам. – Вы же сказали, Петров это – вы.

– Кто? Я⁈ – Фальшиво удивился трудовик. – Вы что-то путаете, милейший. Я сказал, Петрович. Ох. А вам что же… Другое послышалось. Очень жаль… Очень жаль…

А вот уже дальше началось подробное выяснение ситуации. Правда, о чем директриса говорила с «журналистами» осталось загадкой. Они отвели ее в сторону и что-то тихо втирали около пятнадцати минут. Потом распрощались и покинули актовый зал.

Мы с Наташкой как два дурака топтались возле сцены, вообще не понимая, как лучше поступить. Нас, вроде бы, еще не отпускали и вдруг всё-таки решат опросить. Соответственно, уйти нельзя. Но при этом чувствовали себя абсолютно лишними.

Тем более разговор был очень волнительный. Жаба вернулась к нам с белым лицом и трясущимися губами.

– Быстро. Ко мне. В кабинет. – Сказала она громко.

Настолько громко и таким безапелляционным тоном, что дверь камоки тихо открылась, явив миру половину лица Олега Петровича. Просто тудовик в образовавшуюся щель смотрел одним глазом.

Однако, пойти против начальства он не решился. Поэтому в кабинете директора мы оказались всей компанией.

Теперь же я и Наташка сидели внизу, на первом этаже под лестницей, ожидая, когда закончится следующий прогулянный урок. Правда, прогулянный не по нашей вине.

Нам удалось выскользнуть из кабинета директрисы, но совсем не для того, чтоб отправиться получать знания. Мы рысью побежали за медсестрой, потому что, пока я и Наташка пятились к двери директорского кабинета, у Жабы прихватило сердце. Причём, реально прихватило достаточно сильно. Она покраснела, начала тяжело дышать и держалась за грудь.

– Бегом в медкабинет! – Гаркнул Олег Петрович.– Пусть Алла скорую вызывает и что-нибудь даст… Не знаю… Валидол, корвалол. Что есть.

Самое интересно, всю его придурковатость как рукой сняло. В момент.

Честно говоря, всегда подозревал, что трудовик больше кривляется от нечего делать. Или Жабу специально дразнит. Тоже как вариант. Она иногда бывает слишком невыносима, Олег Петрович ей таким образом мстит. Хотя сегодня он, конечно, превзошел сам себя.

Естественно, мы с Наташкой, вылупив глаза, помчались к медсестре. Та сразу позвонила в неотложку, а потом рванула в директорский кабинет. Мы тоже рванули, хотя совершенно непонятно, зачем. Ни я, ни Наташка помочь Александре Ивановне точно не могли бы. Вернее, я-то мог в некоторых вопросах, но боюсь, не поймут окружающие, откуда Алеша Петров, семиклассник и раздолбай, знает такие вещи.

В большей мере, мы со старостой просто поддались панике, которую демонстрировали и трудовик, и медсестра. Естественно, даже при коллективной нелюбви к директрисе, плохого ей никто не желал.

К счастью, когда забежали обратно в кабинет, оказалось, что все уже в норме. Не было сердечного приступа. Это просто Жабу сильный невроз накрыл.

Медсестра все равно померяла начальству давление, сунула какую-то таблетку под язык и настойчиво хотела отправить в больничку. Однако, оно, это начальство уже пришло в себя и пообещало, что если от него сейчас же не отстанут, то отправлены будут все остальные. На вольные хлеба по статье.

Соответственно, со всеми происходившими перипетиями мы с Деевой пропустили еще один урок.

– Слушай… – Наташка резко подняла голову, уставившись прямо на меня. – Мы ведь товарищи, да?

– Кто? Мы с тобой? – Сильно напрягся я. Начало разговора пугало.

– Да нет! Мы все. Мы, пионеры. Одноклассники. – Девчонку явно посетила какая-то мысль, и не факт, что это безопасно для окружающих. – Мы должны поговорить с Ромовым. Должны предупредить его. Понимаешь? Эти люди… В общем… Мы должны поступить по-товарищески.

Я молча, в изумлении уставился на Дееву. Надо же…Иногда она подает весьма неплохие идеи.