Текст книги ""Фантастика 2025-114". Компиляция. Книги 1-32 (СИ)"

Автор книги: Владимир Поселягин

Соавторы: Андрей Сантана,Мария Лунёва,Инди Видум,Иван Шаман,Павел Ларин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 158 (всего у книги 337 страниц)

Я постепенно втягиваюсь в новую старую жизнь

– Что это? Что это, я тебя спрашиваю⁈ Кто это вообще?

7"Б" замер, затаив дыхание. Потому что ответ на данный вопрос мог быть каким угодно. Рисковать, высказывая свое мнение, никто не торопился. К тому же учитель ИЗО смотрел в этот момент конкретно на Лукину. Вот она пусть и отдувается.

– Где? – Спросила Настя, а потом на всякий случай втянула голову в плечи.

Кирпич, который с выражением вселенской скорби на лице застыл рядом с ней, конечно, драться бы не стал. Он же не идиот. К тому же – педагог. Правда, справедливости ради, надо отметить, что встречались и такие учителя, от которых указкой нехило прилетало. Но Кирпич вроде совсем уж психом не был. Хотя… Иногда его поведение на такую мысль наталкивало. Как сейчас, например.

– Это! – Он снова постучал пальцем по альбому Насти.

Лукина тяжело вздохнула, но промолчала.

Петр Сергеевич схватил ее рисунок и повернул его лицевой стороной к классу:

– На что это похоже? А? Кто мне скажет?

– Ну так-то… На корову похоже, только без рогов. Хорошая корова. Красивая. – Несмело заступился за одноклассницу Демидов.

– Это лошадь. – Тут же возмущенно вскинулась Лукина.

– Лошадь. Все услышали? Лошадь. – Учитель рисования шлепнул альбом обратно на парту, развел руками и покачал головой с удручённым видом. – Мы тысячу раз разбирали структуру животных. У твоей лошади круп, я извиняюсь, в два раза больше, чем голова! Это что, лошадь, которая, я извиняюсь вместо головы думает и ест…

Кирпич, видимо, хотел закончить гневную речь словом «жопа», но педагогическая этика взяла все-таки верх над злостью.

– И почему она у тебя плоская, позволь узнать? Свето-тень для кого придумали? Для меня? Сколько раз говорить, в мире нет плоских вещей. Даже если вы возьмете лист бумаги, он все равно будет в различных местах разным. Потому что с одной стороны на него падает свет! А с другой – тень!

– Ну все. Понеслось. – Тихо высказался Макс. – Слушай, он помешан на своем изо. Такое чувство, что нам всем после школы в ходожники идти. Он сейчас этой лошадью Лукину до инсульта доведёт.

Мы сидели на уроке рисования, наблюдая, как Петр Сергеевич ходит между рядами и почти каждому рассказывает про то, какой он дебил. В смысле не сам Кирпич дебил, а конкретный ученик. Свой предмет Кирпич любил фанатично, это, да.

Тема урока была свободная, поэтому одноклассники изголялись, кто во что горазд. Оказалось, фантазия у моих товарищей запредельная. Как, впрочем, и представление о животных, фруктах и проведенном на каникулах лете. Потому что основная часть класса именно это и пыталась изобразить. Либо натюрморт, либо скотину какую-то, либо летний пейзаж.

Отличился только Ромов.

– Вот! – Кирпич, задержавшись возле его парты, схватил альбом и показал рисунок всем. – Посмотрите! Это великолепно!

7"Б" в изумлении уставился на Дееву. Не на реальную, а на ту, которую простым карандашом воссоздал на бумаге Ромов. Ну…ладно. Это действительно было круто. Причем нарисовал ее Никита именно в моменте «сейчас», сидящую за партой с задумчивым видом, в полоборота.

– Ты только пришел к нам в школу, верно? – Спросил Петр Сергеевич, и тут же, не дожидаясь ответа, снова переключился на портрет. – Потрясающе…Просто потрясающе…

– А у нас что, новенький в старосту влюбился? Гы-гы… – Ермаков, конечно, не мог промолчать.

– Дурак! – Деева обернулась к Диману и показала ему язык.

Однако, лицо у нее всё-таки порозовело. Правда, непонятно, отчего именно. Приятно ей было или наоборот, Наташка засмущалась. Учитывая возраст, скорее все же второй вариант.

– А ну-ка успокоились! – Кирпич повысил голос. – Никита. Верно? Ты же Никита? Задержись после урока, хочу поговорить с тобой на кое-какую тему. Все! Остальные продолжаем! До звонка осталось десять минут!

– Похоже, Петр Сергеевич в завязке, раз так лютует. – Тихо хмыкнул Макс, но тут же, заметив пристальный взгляд учителя, вернулся к своему рисунку.

Я тоже рисовал, как и все. Чисто машинально возюкал краской по листу, пытаясь изобразить реку, лужок и кривую берёзку. Параллельно думал.

Выходные прошли и были они потрачены… Бездарно.

Вазочка, практически проданная братцем, добила матушку. Видимо, после разговора с участковым, внезапно проснувшаяся в младшем сыне коммерческая жилка стала последней каплей.

– Вы! Оба! Я вас, знаете что? Я вас теперь вот так буду. – Родительница сжала кулак и потрясла им в воздухе.

Подразумевалось, что в этом кулаке зажаты я и младший братец.

– Ну все, Алёша, доигрался ты…И мне теперь тоже страдать из-за тебя. – Заявил Илья, потом тяжело вздохнул, как будто он не шестилетний пацан, а старый дед, и ушлепал в спальню, шаркая тапочками.

– Класс… – Я покачал головой, офигевая от наглости братца. Ведет себя, будто он вообще ни при чем.

– Значит так! Завтра – генеральная уборка, потом мы поедем на дачу к тете Зине собирать облепиху. – Сообщила мне мать и тоже ушла. В кухню.

– Я так понимаю, на танцы тебя сегодня не отпустят… – Сделал вполне логичный вывод Макс. – Ну ладно. Пошел я тогда домой. Держись тут. Но пасаран!

Он поднял руку вверх, сжав кулак. Прямо как мать совсем недавно. Только в случае с Максом смысл был другой. Этот жест испанских революционеров означал поддержку со стороны друга.

Я проводил его до двери, щелкнул замком и поплелся в комнату.

Очень быстро стало понятно, что материны угрозы вполне себе реальны. Обычно она могла пообещать нам какое-то наказание, но потом через несколько часов оттаять и забыть о своей злости. Однако, в этот раз матушка была настроена серьезно.

– А ты что собрался делать? – спросила она брата, когда тот с видом оскорбленной невинности выполз из спальни ближе к вечеру.

– «Спокойной ночи» хочу посмотреть. – Илюша слегка оторопел от ее вопроса. Вернее, от тона которым этот вопрос был задан. Судя по материному настрою, гнев на милость еще не сменился.

– А-а-а-а-а… Ну все. Посмотрел. На меня. Вот я тебе говорю, спокойной ночи. Теперь можешь идти спать.

– Ну ма-а-ам… – Илюша решил использовать тяжёлую артиллерию и захлюпал носом, намекая, что сейчас будут слёзы.

– Спать. – Категорическим тоном ответила родительница.

Потом вообще встала с дивана, отложила в сторону вязание, которым занималась, подошла к Илюше, развернула его и затолкнула обратно в комнату. Еще и дверь закрыла. Только что пинка не дала для скорости. Впрочем, Илюхе от этого было бы только лучше. Глядишь, мозги хоть немного на место встали бы.

– Ну вообще… – Братец, насупившись, уставился на створку, которая теперь была прямо перед его носом. – Все ты виноват!

Естественно, обвинение предназначалось мне, но я на него никак не среагировал. Я вообще уже плюхнулся в постель и теперь лежал на спине, закинув одну руку за голову. Размышлял.

Очевидно, ничего в жизни не происходит просто так. А уж то, что произошло со мной, тем более. Это понятно. Мне дали возможность исправить свою жизнь. Круто. Ну теперь-то я развернусь…

Вот такие крутились мысли. Поэтому все, что фоном трындел Илюха, вообще не особо в этот момент волновало. Планы у меня были мощные.

Жаль, что мои фантазии не совпадали с реальностью, как ее видела матушка. Уже на следующее утро выяснилось, она и правда настроена решительно воспитать в обоих сыновьях чувство ответственности.

Первую часть дня мы с братом занимались уборкой. А это, не в современности моющим пылесосом быстренько по комнатам пройтись. Это – целый квест.

Сначала перемыли окна. Драли на куски старые газеты и натирали ими стекла. Деревянные рамы отмывали мыльной водой.

Потом пришло время люстры. Это была конструкция из трех кругов, один больше другого, и на каждом висели маленькие стекляшки, которые мать упорно считала хрусталём. Откуда она взяла подобную глупость, понятия не имею.

Стекляшек было просто до хренища. Мы их сняли, перемыли каждую, затем прицепили обратно.

После люстры пришла очередь посуды, стоявшей годами в серванте, потому что она была «для особого случая». Причём за всю свою жизнь, проведённую в отчем доме, я так и не застал ни одного «особого случая», когда эти чертовы сервизы оказались бы на столе.

– Ну а теперь Илья, запускай стирку, мой полы и вытирай пыль. Алексей идет выбивать ковры. – Радостно сообщила нам мать, наблюдая, как двое ее сыновей с остервенением суют эту посуду обратно в сервант.

– Ма-а-а-а! Я еще ребенок! – Возмутился Илюха.

– Серьёзно? – Матушка изобразила на лице удивление и покачала головой. – А ведешь себя, как взрослый, самостоятельный человек. Вещи из дома таскать решил.

– Да я собирался в поход! Как в походе без тушенки⁈ – Попытался объяснить неразумной родительнице Илюха. Неразумной она, конечно, была с его точки зрения.

– Вот видишь! – Мать, соглашаясь, кивнула. – Очень деятельный мальчик. Взрослый. Так что, давай. Сначала стирку, потом пыль. Алексей! Выбивалка – там!

Следующие два часа мы с младшеньким прозрели окончательно. Оба сделали выводы, что неправильно и крайне неосмотрительно расстраивать родителей. В нашем случае одну родительницу.

Я пока выбил дурацкие половики, чуть не помер. Слишком много времени прошло. Забыл, насколько это «увлекательный» процесс.

Во-первых, они были тяжёлыми. Просто неподьемными. Пока затянешь один палас на перекладину, офигеешь. Во-вторых, когда лупишь по ним пластмассовой выбивалкой, рука отнимается буквально после пятого удара. Чтоб пыль действительно вытряхивалась, бить нужно сильно. С оттяжечкой. В-третьих, проблемой стала как раз сама пыль. Она летела мне прямо в лицо, забиваясь в рот, в нос и даже в глаза.

Когда закончил с коврами, которых было аж четыре штуки, один из спальни, один из зала, один и прихожей и четвёртый – для «особого случая», чуть не взвыл от радости. Взвалил на плечо два и потащил их в дом. Потом вернулся за оставшимися.

– Ты что так долго⁈ – Встретил меня Илюша. – Я думал, ты там жить остался. Давай полы мыть. Мамка к теть Зине ушла. Договариваются, как поедем. На электричке или на машине. Но машина у них же маленькая. В «Запорожец» всеми не влезем.

– С чего бы полы будем мыть «мы», если это должен был уже сделать «ты»? – Поинтересовался я у братца.

– А у меня стирка. – Заявил он, нагло уставившись мне в глаза.

Я подошел к ванной комнате, открыл дверь, заглянул внутрь. На кафельном полу тряслась и громыхала круглая стиральная машинка. Такое чувство, будто она вот-вот выпустить огненный хвост и улетит в стратосферу. Настолько сильно все это гудело.

Ванная до верху оказалась заполнена водой. В воде плавали наволочки и полотенца. Наверное, их Илюша постирал в первую очередь, а теперь запустил вторую партию. Между вещей невозмутимо покачивались два кораблика, несколько солдатиков и большая пластмассовая миска.

– Это что? – Спросил я братца, а потом конкретно рукой указал в нужную сторону.

– Это я белье полоскаю. – Ответил Илюша с уверенностью абсолютно честного человека.

– А зачем, скажи мне, неразумное дитя, ты в воду налил «синьки»? – Снова поинтересовался я, изо всех сил сдерживая желание отвесить этому малолетнему придурку подзатыльник.

Просто среди полотенец и наволочек плавала еще и материна любимая блузка. Единственная. Она была белого цвета с мелкими цветочками. Ключевое слово «была». Потому что теперь такой уже не будет. Илюша, судя по романтичной, насыщенной голубизне воды, реально долбанул в ванную «синьки». Ладно, полотенца и наволочки. Им это не навредит. Но вот блузка…

– Ты дурак? – Спросил у меня младшенький. – Это же – море! А море, оно синее. Ну вообще… В школу ходишь, а простых вещей не знаешь.

– Сейчас мать вернется, будут нам и простые и сложные вещи. Иди отсюда! Мой полы. Сам закончу. – Я схватил Илюху за шиворот и попытался выпихнуть.

Хренушки! Этот чудо-ребенок раскорячился в проходе морской звездой. Он уперся руками и ногами в дверной проём, поэтому мне пришлось для лучшего эффекта просто дать ему пинка.

– Не трогай моих солдатиков! – Орал он, пробкой вылетев в коридор.

Пока братец мыл полы, ползая по полу с тряпкой в руках и громко сетуя на жизнь, я попытался выполоскать вещи. Естественно, ни черта у меня не вышло.

– Ну твою ж мать… – Я выкрутил блузку, встряхнул ее и около минуты тупо пялился на то, во что она превратилась. – Илюша, блин… Эстет херов. Море ему подавай.

– А я все мамке расскажу, как ты тут матюкаешься. – Между дверью и косяком просунулась голова брата.

Судя по его хитрой физиономии, он собрался меня шантажировать. Сейчас, очевидно, речь пойдёт о том, чтоб я взял вину на себя. А мы с шантажистами, что? Правильно! Мы с ними переговоров не ведем.

Поэтому, когда родительница вернулась от соседки, ее ждала чистая квартира, идеально вымытые полы и нежно-голубая блузка в цветочек.

– Это… что? – Спросила она, разглядывая вещь, которую я демонстративно крутил перед ней то одной, то другой стороной.

– Теперь у тебя есть новая кофточка. Давай смотреть на все позитивно. Твой младший сын решил, так будет лучше. – С улыбкой ответил я, искренне надеясь, что быстро, а главное, хорошо помытые полы скрасят эту печальную новость.

– Да меня, как бы, и старая устраивала. – Мать растеряно посмотрела на Илюху. Он сидел на диване, сложив руки на коленях. – Ты что, решил, мне очень нужна новая блузка? Поэтому надумал ее перекрасить?

– Конечно! – Ответил я вместо брата, не дав ему рта раскрыть. – Но ты не расстраивайся. Он больше так не будет. Да?

Я повернулся к Илюше и многозначительно поднял брови.

– Да. – Ответил он, а затем осторожно почесал спину. Там остался след от смачно приложившегося мокрого полотенца.

Детей бить нельзя. Наверное. Но я решил, это совсем другое. Это я его не бью, а просто доношу прописные истины максимально коротким путем. И в данном случае мысль была следующая: обосрался – расплачивайся.

– Ну… Хорошо. – Родительница вроде бы отнеслась к новости спокойно. – Давайте собираться. Электричка рано утром. Поможем теть Зине, а она нам выделит облепихи и картошки тоже обещали.

В итоге, мы благополучно, без эксцессов, что выглядело даже удивительно, поужинали и улеглись спать. Учитывая, насколько плотно прошёл день, я вырубился в момент. Тем более, предстоял ранний утренний подъём и поездка к материной подруге на дачу.

В принципе, дача эта всегда была достаточно красивым местом. Я ее помню. Участок тети Зины находился на краю деревни, по сути скорее напоминая просто сельский дом с садом и огородом. Рядом виднелся сосновый лес, а с другой стороны – огромный пруд.

Ездить туда в гости мне нравилось. Но зато категорически не нравилась сама тетя Зина и облепиха с длинными шипами. Обе они были крайне раздражающими. Материна подруга все время спрашивала про школу и достаточно больно теребила меня за щеку. А собирать оранжевую, кислую ягоду, которая лопалась в руках и от нее щипало кожу – вообще то еще развлечение.

Пожалуй, из плюсов данной поездки можно было назвать дядю Борю, мужа и главу семьи. Мужик он всегда был занимательный. Простой, как две копейки. Со мной вел себя так, будто я не тринадцатилетний подросток, а его ровесник.

Дядя Боря не подвел. Едва мы, дотопав от электрички, вошли в дом, он тут же усадил нас пить чай и сходу начал травить байки. Он их рассказывал с таким вдохновением, что заслушаешься.

– И вот ты представь, Леха, тесть-охотник подарил мне не очень крупную молодую собаку. Специально её охоте не учили, но нахвататься знаний успела. Дрянь такая…Пошёл я с псиной по грибы. А у нее явно сработала природная установка: я – с человеком! в лесу! надо работать! Знаешь, чем все закончилось? – Дядь Боря выдержал паузу, чтоб все слушатели прониклись, а затем продолжил. – Закончилось тем, что через полчаса я сидел на дереве и орал благим матом. Иди ты хрен вместе с этим грёбаным лосем! Нахрена ты его на меня загоняешь⁈ У меня ружья нет! Мы пошли в лес за гри-ба-ми!

– Борис! – Мать с укором посмотрела на дядь Борю. – Ну ты вот зачем выражаешься при детях? У меня потом про Илюшу в садике говорят, что он матерится. Воспитатель опять жаловалась.

– Все. Понял, понял. – Дядь Боря со смехом замахал руками, затем снова переключился с матери на меня. – В общем, орал я все это уже с дерева, куда спешно вскарабкался, спасаясь от огромной бегущей туши, которая дурная и крупнее коровы. Представляешь? Псина моя лося загнала. Понял? Пришлось на дереве сидеть часа два.

Вот под такие истории мы провели весь день. И это хоть немного скрашивало процесс собирания облепихи. Правда, постоянно еще приходилось следить за братцем. Но тот, помятуя о вчерашнем полотенце, был подозрительно скромен и робок. Мать даже разволновалась, не заболел ли младшенький.

В общем, к вечеру воскресенья я уже очень сильно хотел в школу. В том числе, потому что пока собирал эту чертову облепиху, придумал план, как подтолкнуть два противоборствующих лагеря к решению не начинать войну.

Я снова становлюсь центральным персонажем

Главная роль в моем плане отводилась Максу. Впрочем, на самом деле, это был ещё не совсем план, но уже некое подобие плана. По крайней мере, относительно одного крайнего важного пункта.

Я бы очень хотел лично в процессе премирения Ермакова и Ромова не участвовать. А помирить надо конкретно этих двоих товарищей. Потому что на начальном этапе основная волна все равно будет идти от Димана. Сильно он закусился из-за Рыковой.

Кстати, тоже удивительный момент. Это я сейчас понимаю, что на самом деле причиной злости Ермака стала девчонка, которая ему нравилась, а в то время, когда все происходило, искренне ненавидел Никиту Ромова. Считал его редкостным козлом, а Димку – борцом за справедливость. Нет, то, что Ромов козёл, это несомненно. Но вот Диман… Он на самом деле всего лишь тешил уязвленное самолюбие, пытаясь принизить новенького.

Правда, справедливости ради, стоит отметить, что потом и сам Ромов немало приложит усилий для того, чтоб одноклассники начали его тихо ненавидеть. Не все, конечно. Некоторые все-таки предпочтут дружить с пацаном, который скоро станет звездой школы. Причем не только с точки зрения окружающих, но и по своему, личному мнению.

Однако в нашем классе бо́льшая часть парней окрысятся ещё сильнее. Костяк противоборствующих лагерей останется прежним. С одной стороны – Ермаков, Демидов, Макс, Строганов, Лебедев и, по идее, я. С другой – Ромов в окружении своих подпевал.

Фишка в том, что я должен по минимуму фигурировать в этой истории борьбы добра со злом. Вот такая у меня имелась чёткая убеждённость.

Потому что в оригинальном варианте событий, не отправься я в поход с классом, все могло повернуться иначе. Мне кажется, основные действия, которые будут иметь последствия, привязаны именно к моей персоне. Неспроста ведь сюда вернули меня, а не того же Макса. Тьфу-тьфу-тьфу… Надеюсь в той, предстоящей жизни, в будущем, он жив здоров и все у него хорошо.

Соответственно, мое появление в 1985 году точно можно расценивать как прямой знак от высших сил, если таковые существуют. Вот конкретно об этом однозначно думать не хочу. Кто-то решил, что Леха Петров еще должен задержаться на грешной земле. Правда, не совсем в том виде, в котором он чуть с этой земли не отчалил, но уж такие моменты вообще понять сложно. Главное – посыл. Мол, ты, Алёша, накосячил, тебе и разбираться.

В общем, я решил, мне по-любому нужен тот, чьми руками смогу действовать. Но только в хорошем смысле слова.

А значит, необходимо поговорить с Максом. Он – единственный, на кого сто́ит рассчитывать в столь щепетильном деле. Естественно, правду ему сказать не могу, но кое-какую причину я придумал. Причину, которая объяснит мою заинтересованность в том, чтоб Ермак с Ромовым подружились.

И потом, у Макса есть одно несомненное достоинство. Я бы даже сказал бесценное качество.

На данный момент он еще считает меня своим другом и поверит всему, что я скажу. Макс не будет задавать лишних вопросов. Не станет ковыряться в ситуации, выясняя детали. Это тот самый друг, которому позвонишь сообщить, что совершил убийство, а он через час будет стоять возле твоего дома с лопатой и подробной картой местности, где крестиком отмечены наиболее густые леса. Если бы мы с Максом не разосрались в этом чертовом походе, пожалуй, наша дружба сохранилась бы до самого конца.

В общем, я настроился на следующей после ИЗО перемене утащить его в сторону и начать обрабатывать почву. Провести, так сказать, разведку боем.

Но… События опять повернулись так, что мне свою задумку пришлось отодвинуть в сторону.

Если бы я действительно верил в высшие силы, засомневался бы, в ту ли сторону иду. Просто на ровном месте, из ниоткуда, постоянно выскакивают какие-то нелепые препоны.

Кошка эта, например, дурацкая. Ведь не было такого в моем прошлом. Значит, и сейчас быть не должно. А оно было. И черт его знает, куда еще данная ситуация вывернется. Генерал сильно близко к сердцу принял кед на своем генеральском лице. Да и участковый совсем был бы не нужен рядом. Я, конечно, преступных замыслов не имею, но зачем оно надо?

Правда, в тот момент, когда мы дружно вывалились из кабинета рисования, я обо всем этом еще не думал и никаких выводов не делал. Именно в тот момент меня интересовал лишь предстоящий разговор с Максом.

7"Б", попрощавшись с Петром Сергеевичем, толпой рванул в коридор. Единственным, кто задержался, был Никита Ромов, потому что его попросил об этом сам Кирпич.

– Никита, давай я тебя подожду. – Рыкова остановилась возле двери, пропуская одноклассников. – Ты ведь не знаешь, где кабинет алгебры. Вдруг заблудишься.

– А ты ему расскажи, как стороны света определять. Пусть углы с мхом ищет. – Съерничал Ермаков.

Хотя по злому, раздраженному взгляду, брошенному на новенького, было понятно, Диман явно не на шутки настроен. Он бы с гораздо бо́льшим удовольствием сказал что-нибудь грубое не Рыковой, а непосредственно Ромову. Но именно в данной ситуации тогда стало бы понятно, что причина злости Ермака – Леночка Рыкова. А настоящие мужчины своей слабости не показывают.

– Иди, вон… На алгебру! – Фыркнула Ленка и демонстративно повернулась к Диману спиной, уставившись на Никиту, который внимательно слушал, как Кирпич ему что-то активно бубнит.

То есть уже в тот момент ситуация начала снова накаляться. Но никто особо не обратил внимания. Мало ли, о чем там пререкаются Рыкова и Ермаков. Все дружно отправились к кабинету алгебры.

– Подожди… – Я тронул Макса за плечо, – Надо поговорить. Давай только где-нибудь в сторонке.

– Хорошо, Лёх. Я закину сумку и пойдём. Неохота таскаться с учебниками.

Однако, когда мы подошли к кабинету, выяснилось, что дверь заклинило. Вообще непонятно, по какой причине.

– Да что такое… – Рядом с кабинетом суетилась наша математичка, Валентина Сергеевна Штоль.

Думаю, можно не уточнять, что ее фамилия много лет служила предметом шуток и приколов со стороны учеников. Фантазия-то у подростков не особо богатая. Ко всему прочему, математичка ещё и выглядела немного чудаковато.

Маленькая, худенькая, в больших очках, с рыжеватыми кудряшками и вздернутым носиком, который она зачем-то постоянно морщила, будто рядом дурно пахнет.

И вот опять же, во времена учёбы Валентина Сергеевна казалась мне очень взрослой женщиной. Едва ли не старухой. А в реальности, ей всего лишь чуть больше сорока.

– Ничего не понимаю… – математичка дернула дверь на себя. Потом толкнула ее в обратную сторону. – Хм… Я не закрывала… Вышла всего на пару минут. Ерунда какая-то…

– Давайте мы.– Предложил кто-то из одноклассников.

– Не надо! – Валентина Сергеевна вздрогнула, а потом испуганно оглянулась на столпившихся рядом учеников.

У нее уже имелся не самый удачный опыт помощи со стороны 7″Б". Впрочем, мне кажется, все учителя через это прошли. Наш класс, как правило, постоянно ухитрялся «отличиться».

Однажды математичка во время урока попросила помыть тряпку, чтоб нормально вытирать ею доску. На перемене дежурные упустили этот момент.

Казалось бы, чего уж проще. Возьми, сходи в туалет и прополосни.

Вызвался Строганов. На самом деле ему бы эта тряпка сто лет не приснилась, но поход в туалет давал возможность пошляться некоторое время по коридору.

Серега отправился выполнять поручение. Пока шёл, открыв рот и думая черт знает о чем, уронил тряпку, даже не заметив. В туалете, само собой, спохватился. Возвращаться обратно ему было лень, тем более, здесь, прямо перед носом, была намотана на кран техническая ветошь.

Строганов рассудил, какая к черту разница, что именно будет за тряпка. Эта даже приличнее выглядит. И не долго думая, принялся драть ветошь с законного места.

Ветошь оказалась гораздо умнее Сереги и поначалу активно сопротивлялась, всем своим упорством намекая пацану, не надо. Не трогай. Если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно. Если меня здесь примотали, то вовсе не для того, чтоб ты, дурак неумный, отматывал.

Поведение ветоши Серегу ранило до глубины души. Строганов еще не читал Достоевского, но явно решил доказать, что он не тварь дражащая, а человек, вершина эволюции. Поэтому его слово – закон.

В общем, вызов Серегой был принят и драть ветошь с крана он начал гораздо активнее. Там было без вариантов.

Итог порадовал весь 7″ Б". Вернее, в то время мы еще были шестиклассниками. Ржали долго, когда в кабинет влетел мокрый по уши Серега, с круглыми, выпученными глазами и криком:«Спасайся, кто может! Потоп!»

Вот только директриса почему-то юмора ситуации не оценила, заподозрив Строганова в сознательной и умышленной порче школьного имущества.

И это был не единичный случай. Буквально сразу после «всемирного потопа» наш класс на перемене гонял по коридору, играя в «сифу». Строганов погнался за Демидовым, который вроде бы убегал от него в сторону туалета. По крайней мере, позже Серега уверял, что все было именно так, что ему в пылу погони показалось, будто Демид заскочил в клозет.

Причем, в объяснительной, которую он писал директрисе, фигурировали конкретно такие, максимально художественные эпитеты – «пыл погони», «азарт преследования», «раж охотника» и «клозет». По русскому языку у Серёги всегда стояло «отлично».

В общем, увлечённый игрой, Строганов заскочил в сортир и взревел страшным голосом: «Я тебя вижу, вражина недобитая!»

Потом он решил, что этого мало, надо к словам добавить действий, и вышиб дверь кабинки с ноги. Главное, эти двери появились в школе буквально за неделю до описываемых событий и вызывали гордость у всего педколлектива. Особенно у директрисы. Мне кажется, если бы ей дали «добро», она бы водила других директоров школ на экскурсию в наш сортир.

Ей они достались каким-то особо сложным путем. Поэтому каждая дверца была для директрисы дороже родных детей, которых у нее, кстати, не имелось.

И все бы ничего. Ну, сломал, бывает. Опять же, просто выбил щеколду. Могли бы и не заметить. Но…

Демидова в кабинке не было. А вот незнакомый мужчина в строгом костюме и галстуке – был. Он посмотрел на сильно удивлённого Серегу не менее ошалевшим взглядом, а потом ответил:«Теперь я тоже тебя вижу».

Но даже это могло остаться безнаказанным, если бы мужчина, по своей наивности решивший посетить столь расхваливаемый директрисой школьный сортир, не оказался представителем РОНО, который всего лишь приехал в школу по каким-то организационным вопросам.

Поэтому реакцию Валентины Сергеевны, последовавшую за предложением помочь и открыть дверь, вполне можно понять. Услышав от кого-то из моих одноклассников столь опасное предложение, она сразу представила, чем это может обернуться.

– Вдруг повредите себе что-нибудь… Я сейчас учителя труда позову. С инструментом. Потому что ключ точно остался там. Ребят, не трогайте. Хорошо? Я быстро. Просто стойте, ждите.

Математичка вздохнула. Мне кажется, она хотела ещё добавить:«Не шевелитесь!», но решила, это будет совсем уж грубо. А зря, между прочим…

Валентина Сергеевна сорвалась с места и засеменила в сторону лестницы, чтоб спуститься на первый этаж. Она даже ходила смешно, маленькими, крошечными шажочками.

– Не будет алгебры, штоль? – Громко спросил Демидов, а потом заржал своей же шутке.

– Ну ты и дурак… – Деева, стоявшая возле двери, покачала головой.

Она, кстати, уже который день подряд вела себя немного странно. Меня избегала, это ладно. Это у нас такая новая традиция теперь. Сначала в бой кидается за мою честь, затем под дверьми ментовки караулит, а потом в школе – ноль эмоций, фон презрения.

Но даже не общаясь со мной, не пересекаясь на уроках, Деева, мягко говоря, выглядела немного раздраженной и хмурой.

– Сколько можно? – Она окатила Демидова гневным возмущением, выраженным во взгляде. – Два года один и тот же глупый юмор. Твоему «штоль» уже никто не смеётся.

– Ты чего? Совсем сбесилась…– Начал возмущаться Демидов, но потом, не выдержал, хмыкнул и добавил. – Сбесилась, штоль?

– Дурак… – Процедила Наташка сквозь зубы.

– И что? Вы хотите, чтоб она оставалась старостой? – Раздался голос Рыковой за спинами столпившихся у кабинета одноклассников.

7"Б" заволновался. Девчонки начали переглядываться, пацаны просто в наглую пялились на Дееву с Рыковой. Сказать честно, ни разу за все время совместной учёбы у нас не складывалось подобных ситуаций. Вообще никогда. Может, мы не были совсем уж близкими друзьями, но тем не менее, ссоры всегда случались мелкие и на уровне «дурак – сам дурак». А тут назревала целая полномасштабная война. Тем более, между двумя отоичницами.

Рядом с Рыковой, что было вполне ожидаемо, стоял Никита Ромов.

– Лена, мне кажется, ты сейчас перебарщиваешь. – Оттеснив пацанов, вперед вылез Кашечкин. – Ты если перед новеньким себя так ведёшь, то очень зря. Он сегодня с нами, а завтра куда-нибудь в центр учиться упылит и все. Его не будет. Но мы-то останемся.

Я, честно говоря, посмотрел на Антона с некоторым уважением. Не ожидал от него подобной разумности.

– А ты зачем решаешь за меня? – Ромов легонько отодвинул Лену с дороги и вышел вперед.

– Да я не решаю. Просто такие, как ты с обычными, простыми ребятами в обычной простой школе не учатся.

– Тебе почем знать, что делают такие как я. – Ромов сделал еще один шаг в сторону Кашечкина. Тот, чисто машинально, повторил движение новенького.

– Еще пару фраз, и они носом друг в друга уткнуться. – Тихо хохотнул рядом со мной Макс.

А вот мне не было смешно. Если я правильно помню, в чем уже не совсем уверен, Кашечкин должен как раз быть на стороне Никиты, когда у нас случится конкретный раздел на два лагеря. Но сейчас вполне становится очевидным, что друзьями им не бывать. Я вообще впервые видел Кашечкина настолько решительным и деятельным. Обычно он побаивается лезть в ссоры первым.

Но дело даже не во внезапно проснувшейся мужественности отличника. Если Ромова и Кашечкина не остановить, то скорее всего, мирить придётся не двоих, а очень до хрена кого. С Ермаком мы хотя бы хорошие товарищи, там есть шанс. Но вот Кашечкин не послушает ни меня, ни Макса. Он нас на дух не выносит.