Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"
Автор книги: Стивен Кинг
Соавторы: авторов Коллектив,Роберт Антон Уилсон,Мэтью Квирк,Питер Свонсон,Кемпер Донован,Джей Ти Эллисон,Мик Геррон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 335 (всего у книги 342 страниц)
– Всё зависит от христианских патриотов вроде нас, Кристофер. Мы должны действовать. Ты согласен?
Он согласился, всем сердцем. Как и Крисси.
На сцене Кейт говорит, чтобы они представили, что снова в школе:
– Сможете? Отлично! Все мужчины в зале, поднимите руки. Давайте, парни, представьте, что я та самая учительница, в которую вы были влюблены в шестом классе!
По залу пробегает смешок. Мужчины поднимают руки, Крис в их числе.
– А теперь те, кто делал аборт, оставьте руки поднятыми. Остальные – опустите.
Крис едва верит своим ушам. Будто она обращается прямо к нему.
– Неужели я вижу одного потрясающего мужчину? – спрашивает Кейт, прикрыв глаза от света. – Версию Девы Марии с хромосомами XY?
Крис замечает, что его рука всё ещё поднята. Он поспешно опускает её – под дружелюбный смех, который ему слышится как издевка. Он тоже смеётся – маскировка, чтобы не выдать себя, – но в голове у него шум и стук, как тот, с которым он иногда колотит кулаками в стены дешёвых мотелей, где живёт, – они единственное, чего он достоин, – колотит, пока кто-нибудь не крикнет: «Заткнись, чёрт тебя побери, спать мешаешь!»
«Ну давайте, – думает он теперь. – Смеётесь надо мной? Смеётесь до слёз? Ну посмотрим, как вы будете смеяться, когда я отправлю вашу королеву-сучку в ад».
– Ладно, хватит шуток, – говорит Кейт. – Мужчины не делают абортов, мы это знаем. Но кто принимает законы в Айове?
И с этим она пошла в наступление.
8
Иззи задерживается на работе допоздна, разбирая другие дела. В такие моменты, когда большинство рабочих кабинетов пустует, а даже в офисе Лью Уорика погашен свет, она думает, что, может быть, стоило принять предложение Холли и присоединиться к «Найдём и сохраним». Бумажная волокита всё равно была бы, но, возможно, удалось бы избежать цирковых представлений вроде сегодняшней пресс-конференции – и отвратительного Джорджа Пилла.
Звонит мобильный. На экране – 911.
– Джейнс.
– Иззи, это Пэтти снизу. Только что позвонил кто-то, кто утверждает, что он твой серийник. Хотел узнать твой добавочный, если ты на месте. Я дала…
Настольный телефон Иззи загорается.
– Отследи звонок, Пэтти, – говорит она и завершает вызов. Затем берёт трубку.
– Детектив Джейнс у аппарата. Кто говорит?
Когда Иззи была на первом году работы в качестве детектива, Билл Ходжес сказал ей, что будет удивлена, как часто этот простой вопрос выбивает из человека имя.
Но только не в этот раз.
– Билл Уилсон, – говорит голос. Это имя не сообщалось прессе. – Дайте мне номер вашего мобильного, детектив Джейнс. Я хочу отправить вам фотографию.
– Какого рода…
– Я знаю, как вы тянете время. Если хотите фото – дайте номер. Не хотите – я кладу трубку и отправляю его Бакайскому Брэндону.
Говорит взрослый мужчина, без явного акцента – по крайней мере, Иззи не улавливает. Возможно, лингвист-эксперт на записи услышит больше.
Иззи называет свой номер. В следующий раз – если он будет – она запишет разговор.
– Спасибо. Я отправляю фотографию, потому что хочу, чтобы вы увидели имя ещё одного человека, который содействовал убийству Алана Даффри. До свидания.
И всё – он разъединяется, но через несколько секунд телефон Иззи издаёт сигнал. Пришло сообщение. Она открывает его и видит фотографию: крупным планом – женская рука. Весь фон серый. Возможно, бетон.
Тротуар?
На руке женщины, печатными буквами, написано имя: Коринна Эшфорд. В деле Алана Даффри она была присяжной №7.
9
Триг завершает звонок с «горячего» телефона (в бардачке и в отделении с инструментами его Тойоты лежат ещё три таких). Не утруждает себя тем, чтобы вытащить SIM-карту. Пусть попробуют отследить местоположение, если смогут. Он находится на парковке у «Аудитории Минго», где в эту пятницу проходит шоу кастомных автомобилей с участием кантри-группы Ruff Ryders.
Основная стоянка забита машинами, на многих – стикеры вроде «Подумай дважды, потому что я не буду» и «Девчонки тоже любят оружие».
Триг подходит к ближайшей мусорной бочке, протирает телефон и бросает его внутрь. Возвращается в машину, заводит двигатель, уезжает. Возможно, телефон найдут (а может, его заберут утренние мусорщики в субботу). Даже если не найдут – по IMEI (уникальному «отпечатку» устройства) можно будет определить, где покупали телефон, – а это была забегаловка в Уилинге, штат Западная Вирджиния. Куплен он был за наличные, более двух месяцев назад. Если запись с камер наблюдения за тот день ещё существует – что маловероятно, – на ней будет видно: белый мужчина среднего роста в кепке с логотипом «Денвер Бронкос» и в солнцезащитных очках от Foster Grant.
Триг считает, что предусмотрел всё, но понимает: что-то он всё равно мог упустить. Как, например, тогда – забыл табличку автостопщика. Которая до сих пор лежит в багажнике.
Он, возможно, серийный убийца (и уже почти смирился с этим званием, хотя и не радуется ему), но уж комплексом бога точно не страдает. Если он продолжит – а он собирается – его в конце концов поймают.
Разговор с оператором 911, а затем с Джейнс – был рискованным. Отправить ей фотографию – ещё более рискованно, но Триг не может позволить себе просто так списать девчонку-наркоманку. Это было бы убийством ради убийства, и он надеется, что ещё не опустился до такого уровня. Они должны узнать, что её убили во имя Коринны Эшфорд.
Эшфорд должна узнать.
Он мог бы сообщить Джейнс местоположение тела, но тогда каток «Холман» стал бы местом преступления, а он хочет приберечь его для того, что теперь сам называет гранд-финалом.
Хотя, конечно, тело наркоманки могут найти и раньше – он это понимает. Это частично зависит от того, появятся ли рабочие, которым будет нужно зайти в каток в течение следующей недели. Он думает, что нет. Здание ведь признано аварийным.
Но городские службы – не единственная угроза. Даже если пока наркоманы туда не проникали, это не значит, что в будущем они не доберутся. Вполне возможно, что не он один знает про фокус с «кодом сантехников». Кто знает – может, там уже бывали, просто ничего не оставили после себя. Кто сказал, что все наркоманы – свиньи? Есть вероятность, что какой-нибудь торчок не заявит о находке, но скорее всего он сделает анонимный звонок (предварительно обыскав труп в поисках наркотиков или денег).
Есть и ещё один вариант: в зависимости от жары в ближайшие дни, кто-то может почуять запах разложения и отправить кого-нибудь из работников парка на проверку. А было бы жаль – Триг хотел снова использовать каток.
Если тело найдут – придётся пересматривать планы.
Как гласит вековая мудрость: дерьмо случается.
10
Холли выводит их через южный холл Макбрайда сразу после выступления Кейт, оставляя охотников за автографами у сцены с носом. (Позже она поймёт, что так легко будет не всегда.)
Книжный магазин выделил седан. Кейт, всё ещё на подъёме после шоу, даже не жалуется, что им предстоит ночёвка в «Холидей Инн».
– Хорошо прошло сегодня, да? – спрашивает она.
Корри говорит, что всё прошло отлично, Холли соглашается. Но на самом деле, когда Кейт вошла в раж, у Холли почти не осталось сил, чтобы оценить её остроумие и праведную ярость. Её ясность. Будь она в зале, она бы этим наслаждалась – и ясностью, и речью, и реакцией.
Но она здесь не для того, чтобы наслаждаться и восхищаться. Она передаёт Корри несколько распечатанных кадров – скриншоты, которые она заранее попросила у менеджера сцены. Это снимки с камер, направленных на публику, показывают первые три ряда центральной секции. Из-за света со сцены лица получились достаточно чёткими – они обращены вверх, на Кейт.
– Видишь кого-нибудь, кто похож на ту женщину, что напала на тебя в Рино?
Корри пролистывает снимки и качает головой:
– Всё произошло так быстро. И шёл дождь. Не могу сказать, есть ли она здесь или нет.
Холли забирает фотографии обратно.
– Это была авантюра.
Кейт их не слушает.
– Вам правда понравилось, да? Только честно.
Корри в очередной раз уверяет её, что да, понравилось. Холли вновь – в четвёртый или пятый раз – оглядывается, проверяя, нет ли машин слежки. Но сейчас уже темно, и кто разберёт – за спиной просто силуэты в свете фар.
У неё болит голова – слабо, но навязчиво. И надо в туалет. Она в который уже раз напоминает себе: если подвернётся ещё один заказ на работу телохранителем – сто раз подумай.
Иногда её покойная мать говорит у неё в голове – как правило, в самый неподходящий момент. Вот и сейчас: «Если Кейт Маккей убьют у тебя на глазах, можешь ни о чём больше не переживать».
А потом – с тем самым знакомым, многострадальным вздохом: «О, Холли…»
Глава 11
1
Холли то засыпает, то просыпается, и сон у неё неспокойный. Их «Холидей Инн» расположен в Корал Ридж Молл, довольно тихом после десяти вечера – лишь в дальнем конце кто-то шумел, но к полуночи всё затихло. Зато мотель находится между I-80 и шоссе Великой Республиканской Армии, и гул фур – в обе стороны, на восток и на запад – не прекращается ни днём, ни ночью. Обычно этот звук её убаюкивает, но только не сегодня.
Холли заказала три номера: Кейт – с одной стороны, Корри – с другой. Она всё ждёт, что раздастся звук ломающейся двери или сработает тревожная сирена, которую они носят с собой на случай попытки изнасилования. Она понимает, что будет плохо спать ещё как минимум неделю. А может, и дольше – если продолжит тур. Было бы легче, если бы удалось поймать ту женщину, что плеснула отбеливателем и отправила сибирскую язву, но даже тогда...
Холли всё вспоминает тот сектор зала, где кричали – те самые мужчины и женщины в голубых футболках с надписью «Жизнь с зачатия». Как яростно они выглядели, как праведно злились. Такие люди нередко протестуют у абортариев. Иногда они бросают в женщин и девушек пакеты с кровью животных. А в нескольких случаях нападали на врачей и медсестёр. По крайней мере одного врача, о котором знает Холли – Дэвида Ганна, – застрелили.
Наконец ей удаётся погрузиться в более глубокий сон – и ей снится мать.
– Думать, что ты можешь защитить этих женщин – нелепо, – говорит ей во сне Шарлотта Гибни. – Ты ведь даже книжку из библиотеки забывала, когда выходила из автобуса.
Когда Холли чистит зубы – на часах шестнадцать минут седьмого, – зазвонил её телефон. Это Джером. Он спрашивает, можно ли угостить Джона Акерли завтраком за счёт фирмы.
– Я хотел спросить у него кое-что про того парня из АА, которого он нашёл мёртвым, – говорит Джером. – Я пытался тебе вчера позвонить, но у тебя был выключен телефон.
Холли вздыхает:
– Эта работа не оставляет времени на посторонние дела. Что ты хочешь у него спросить? Только имей в виду: это дело полиции, а не наше.
– Это насчёт записной книжки. Ладно, забудь, я сам заплачу за завтрак. Это же долларов двадцать, тридцать максимум.
«С таким успехом книги, как у тебя, ты уж точно можешь себе это позволить», – думает Холли.
– Нет, оплати с карты «Найдём и сохраним». Просто скажи мне, если что-то всплывёт.
– Хорошо. Хотя, скорее всего, это ничего важного.
– Тогда зачем ты звонил? Не верю, что только чтобы спросить, можно ли угостить завтраком возможного источника.
– Если что-то будет – расскажу. Даже если ничего не будет. Как там у вас в глухомани?
Холли подумывает надавить на Джерома – он бы рассказал, думает она, ведь именно ради этого он и позвонил, – но решает не торопить события.
– Пока всё идёт нормально, – говорит она. – Но я на взводе. Эта женщина, которая преследует Кейт, – она настроена серьёзно.
Холли рассказывает Джерому, что произошло, включая взломанную дверь и кровавую жижу, вылитую на вещи Кейт.
– Она не думала всё это бросить? – спрашивает он.
– Нет. Она… предана делу.
– Ты имеешь в виду упряма? – уточняет Джером.
Наступает короткая пауза. Потом Холли отвечает:
– И то, и другое.
– Я немного удивлён, что издательство не свернуло тур. Обычно они трусоваты.
Он вспоминает, как перед выходом его книги редактор пригласил эксперта по чувствительным темам, чтобы тот просмотрел рукопись. Тот посоветовал внести несколько мелких правок. Джером их внёс, догадываясь, что будь он белым, правок было бы больше.
– Издательство тут ни при чём, – говорит Холли. – Тур Кейт организовала сама. Это для неё больше политика, чем реклама новой книги. Координацией с книжными магазинами занимается её помощница – Корри Андерсон. Мне она нравится. Очень толковая. А это важно, потому что Кейт – дама требовательная.
– Это та самая помощница, которую облили отбеливателем? И ей же прислали конверт с сибирской язвой?
– Да.
– Но она продолжает?
– Да.
– Похоже, работы у тебя непочатый край.
– Да.
– Жалеешь, что взялась за это?
– Это напряжённо, но я смотрю на это как на возможность для роста.
– Береги их, Холлиберри. И себя.
– Так и планирую. Только не называй меня так.
– Само вырвалось. – Она слышит усмешку в его голосе.
– Считаю это несерьёзным. Передавай привет Джону, обязательно.
– Передам.
– Ну давай, рассказывай, что на уме. Я знаю, ты хочешь.
Он думает и говорит:
– Позже, Аллигатор. – И завершает разговор.
Холли одевается, аккуратно складывает пижаму в чемодан и подходит к окну, чтобы посмотреть на широкие просторы Айовы. В такие моменты, ранним весенним утром, ей очень хочется сигарету.
Звонит телефон. Это Корри спрашивает, готова ли она ехать в Давенпорт.
– Готова, как никогда, – отвечает Холли.
2
Крис просыпается от страшного кошмара. Во сне он снова сидит в третьем ряду «Макбрайд-холла». Женщина на сцене – магнитическая, красивая и опасная – просит всех мужчин в зале поднять руки. «Представьте, что я та учительница, в которую вы были влюблены в шестом классе», – говорит она. Для Криса это была мисс Ярборо. Конечно, он учился дома – все дети из Церкви Истинного Святого Христа учились на дому (муниципальные школы считались инструментом тайного правительства), но мисс Ярборо приходила давать уроки математики и географии. Золотистые волосы, голубые глаза, длинные гладкие ноги.
Во сне Маккей просит тех мужчин, кто делал аборт, не опускать руки. Зал смеётся над этой абсурдной идеей, и все мужчины опускают руки. Все, кроме Криса. Его рука остаётся поднятой, словно приклеенной – прямая и неподвижная. Тысячи людей смотрят на него.
Кто-то кричит: «Где твоя сестра?» Кто-то тихо шепчет: «Наш секрет». Он узнаёт этот голос. Поворачивается, рука всё так же поднята и неподвижна, и видит маму – такой, какой она была под конец: бледная и худая...
Она кричит так, чтобы весь «Макбрайд-холл» услышал:
– Ты – это ты, а она – это она!
В этот момент он вырывается из сна и обнаруживает себя растянутым на грязном, сплющенном матрасе в своей комнате мотеля. Простыня и изношенное одеяло запутались вокруг него, и он с трудом разжимает пальцы, чтобы освободиться.
– Ты – это ты, а она – это она.
Он встаёт, пошатываясь, идёт в ванную и обдаёт лицо холодной водой. Думает, что это поможет, всё исправит, но вдруг его живот сжимается, и у него нет времени даже повернуться к туалету – он просто вырывает в умывальник вчерашнюю кесадилью со стейком из «Тако Белл».
– Наш секрет.
Так было какое-то время.
Он стоит на месте, уверенный, что сейчас опять стошнит, но диафрагма расслабляется. Он набирает воду в умывальник и вытирает остатки с помощью тряпочки, которую бросает в ванну – бульк.
В такие моменты, после частых кошмаров, он – одновременно и одно, и другое.
Он думает о руке, свисающей с верхней койки, и снова – и то, и другое. «Не умерла, не умерла» – обычно это работает, но после кошмаров, в глубине ночи, такие слова теряют силу. В такие моменты он не может отрицать тот факт, что Кристина навсегда останется семилетней, с хрупкими волосами в её узком подземном мире, и всё, что он может – это жить с призраком своей сестры.
Он слышит, как папа говорит маме:
– Я запрещаю это. Ты что, хочешь быть Евой? Ты послушаешь змея, а не мужа, и съешь с Древа Познания?
В тот день мама была там, куда почти никогда не ходила – в папином сарае. Там, где он изобретал вещи, которые сделали их... ну, не богатыми – ведь большую часть денег от папиных патентов отдавали церкви – но довольно обеспеченными.
– Никогда не хвастайтесь, – говорила мама близнецам. – Всё, что у нас есть, – от Бога. Твой отец – лишь проводник. Он просто передаёт это дальше.
Крис стоял у стены сарая, среди травы по колено, кузнечики прыгали вокруг его голеней, слушая сквозь щель между досками – щель, которую нашла Крисси.
Мама редко отвечала папе, но в тот день, после того, как похоронный звон утих, она заговорила:
– Ты прячешься здесь, Харольд. Как ты можешь называть себя учёным и не хотеть узнать, что убило твою дочь?
– Я не учёный. Я отрицаю науку. Я – изобретатель! Они будут её разрезать, глупая женщина!
Крис никогда не слышал, чтобы отец называл маму глупой. Даже не слышал, чтобы он повышал на неё голос.
– МНЕ ВСЁ РАВНО!
Кричит! Мама кричит!
– МНЕ ВСЁ РАВНО! Я ДОЛЖНА ЗНАТЬ!
Она добилась своего. Несмотря на учения церкви, была проведена аутопсия Кристины Эванжелин Стюарт. И выяснилось, что причина – нечто под названием синдром Бругада. Его семилетняя сестра умерла от сердечного приступа.
– Ты должна была знать, – позже сказал папа маме. – Ты должна была знать, правда? А теперь ты знаешь, что и у мальчика это может быть, потому что это наследственное. Вот тебе и знание, женщина.
Бесполезное и бессмысленное знание.
В тот раз они были дома, но Крис уже стал мастером подслушивания. Он не понимал, что значит «наследственное», поэтому посмотрел это в большом словаре Вебстера в учебной комнате. Он понял, что то, что убило Крисси, может убить и его. Конечно, может – это было логично, ведь они же близнецы. Крисси – с тёмными волосами отца, Крис – с блондинистыми волосами матери, лица не были одинаковыми, но были похожи настолько, что каждый, кто их видел, понимал: они брат и сестра. Они любили маму, любили папу, любили пастора Джима и диакона Энди, любили Бога и Иисуса. Но больше всего они любили друг друга и жили в своём секретном мире «двоих». Синдром Бругада.
Наследственное.
Но если бы Крисси была жива, если бы не было руки, свисающей с верхней койки в луче пыльного утреннего солнца, тогда он мог бы перестать бояться, что когда-нибудь его сердце тоже остановится. Если бы Крисси была жива, боль его мамы исчезла бы. Исчезла бы и его боль. Пустота. Тьма, где прячется монстр с вытянутыми когтями – монстр по имени БРУГАДА. Ждущий момента, чтобы напасть. Отца утешала церковь. А Крис утешал маму. Впервые, когда он пришёл к маме в одном из платьев Крисси, не было ни ужаса, ни отвращения. Она просто открыла ему свои объятия.
– Я буду твоей девочкой, – сказал он, прижимаясь к её груди. – Я буду и твоим мальчиком тоже. Я могу быть и тем, и другим.
– Наш секрет, – сказала она, поглаживая его волосы, такие же тонкие, как у Крисси. – Наш секрет.
Они поддерживали её живой. Когда папа узнал и назвал его трансвеститом, Крис не понимал, что это значит, пока снова не заглянул в словарь Вебстера. Тогда он рассмеялся. Он вовсе не был таким – он был Крисси. Не всегда, но когда был, она тоже была.
Они были близки; и снова стали близки.
– Оставь его в покое, Харольд. – На этот раз не крик, а твёрдый голос. Это было через неделю после того, как папа узнал. Харольд ходил на консультации к старейшинам церкви. – Все вы, оставьте его в покое. И её тоже.
– Женщина, – сказал Харольд Стюарт, – ты сумасшедшая.
– Он любит её, – сказала она (Крис опять слушал через щель в стене сарая изобретений). – А я люблю их обоих. Я отдала тебе всё, Харольд. Я пожертвовала своей жизнью ради твоей жизни и твоей церкви. Ты не заберёшь у меня мою дочь, и у Кристофера – его сестру.
– Он сумасшедший!
– Не более сумасшедший, чем ты, когда пользуешься наукой и называешь это волей Божьей.
– Ты оспариваешь моё понимание? – предупреждающий гул в голосе, как отдалённый гром.
– Нет, Харольд. Никогда не оспаривала. Я лишь говорю, что, как и он, у тебя два способа мышления. Нет... два способа быть. Крис – такой же. – Пауза. – И она тоже.
– Ты хотя бы согласишься на консультации?
– Да. Если это останется в церкви.
Так Крис и Крисси начали ходить к Энди Фэллоузу. Энди не смеялся. Он пытался понять. Близнецы всегда будут благодарны ему за это.
– Бог ошибается? – спросил диакон Энди.
– Нет, конечно.
– А у тебя ещё бывают мужские порывы, Кристофер? – с отведёнными глазами диакон смущённо указал в сторону паха Криса.
Думая о Диане Лейн, своей партнёрше по орфографии и математике, он ответил, что бывают, по крайней мере, когда он – Крис. С Дианой и позже с мисс Ярборо он всегда был Крисом; он был Крисси только с мамой, потому что один раз, когда папа увидел его в платье и парике, который мама купила для него... этого одного раза хватило.
Наш секрет, наш секрет.
– Когда ты – Кристина, это успокаивает твою маму, правда?
– Да.
– И тебя тоже.
– Да.
– Ты не боишься умереть так же, как она?
– Нет, потому что она жива.
– Когда ты – Кристина...
– Крисси.
– Когда ты – Крисси, ты и есть Крисси.
– Да.
– Когда ты – Крис, ты и есть Крис.
– Да.
– Ты веришь в Бога, Крис?
– Да.
– Ты принял Иисуса Христа как своего личного Спасителя?
– Да.
– Очень хорошо. Ты можешь продолжать быть Кристиной – Крисси – но только с мамой. Ты сможешь?
– Да.
И вот какое облегчение.
Позже, намного позже, он поймёт, что такое шизофрения. Которой, по мнению Церкви Истинного Святого Христа, просто не существует. И в его собственном понимании – тоже нет. Для Криса (и для Крисси) они были вполне нормальны. Но существовало понятие одержимости, которая могла быть как демонической, так и добродетельной. Хотя Фэллоуз никогда не говорил об этом прямо, Крис пришёл к мысли, что диакон Энди решил: возможно, им овладел дух его умершей сестры.
Сколько ему тогда было? Девять? Десять?
Прошло пять или шесть лет, когда диакон Энди – после консультаций со старейшинами церкви, пастором Джимом и его отцом – начал говорить с Крисом о Кэтрин «Кейт» Маккей.
Никогда Фэллоуз не упоминал никому из них, что обсуждает женщину, убивавшую младенцев, не только с Крисом, но и с его сестрой.
3
Крис выходит из ванной и смотрит на два чемодана у изножья кровати – один розовый, другой голубой. Он открывает розовый. Сверху лежат два парика – чёрный и блонд (красный он выбросил в Рино). Она надевает узкие джинсы и футболку с вырезом лодочкой. На сегодня Крисси – та, кто отправится в следующий пункт назначения Маккей.
Крис – человек действия, измученный сумбурными мыслями и кошмарами. Крисси – мыслительница с более ясным сознанием. Она прекрасно понимает, что Энди Фэллоуз, возможно вместе с пастором Джимом, рассматривают эту раздвоенную личность как данное Богом орудие для свержения Королевы Убийств. Обе персоны, Крис и Крисси, будут утверждать, что действовали самостоятельно, и церковь к этому не имеет отношения. Они, говоря грубо, но по делу, будут молчать.
Фэллоуз и пастор Джим считают Кейт Маккей ужасным влиянием, противостоящим Божьему закону – не только по вопросу абортов, но и из-за принятия гомосексуальности и её настойчивости ограничить Вторую поправку (удушить Вторую поправку). Их больше всего тревожит влияние Маккей на законодательные собрания разных штатов. Маккей понимает, что настоящее изменение происходит на местном уровне, и именно это делает её ядом, который проникает в политическое тело.
В отличие от Криса, Крисси знает, как Фэллоуз видит их: как пешек. Но важно ли это? Нет. Главное – то, что Маккей пытается присвоить себе власть Бога над земными созданиями, которые не понимают Божьего плана.
4
Джером Робинсон и Джон Акерли завтракают яичницей-болтуньей и выпивают почти галлон кофе в кафе недалеко от «Хэппи», который Джон откроет в восемь утра, чтобы обслуживать ранних посетителей, желающих получить столь важный утренний «выстрел» из водки с апельсиновым соком.
– Ну что, красавчик, как дела? – спрашивает Джон. – Не то чтобы я не ценил бесплатную еду.
– Наверное, ничего особенного, – отвечает он. Это он сказал Холли, но что-то его гложет. – Ты получил то фото, которое я тебе отправил?
– Ага. – Джон засовывает в рот яичницу-болтунью. – Крупный план на майскую страницу из записной книжки Рафферти. Ты уже нашёл этого парня? Бриггс? Потому что я спрашивал у многих из Программы – никто не слышал, чтобы кто-то называл себя так.
– Это дело полиции. Я просто любопытный наблюдатель.
Джон указывает на него пальцем:
– Подцепил детективный зуд от Холли, да? Он заразнее ковида.
Джером не отрицает, хотя в его голове это больше похоже на ядовитый дуб – постоянный зуд.
– Посмотри ещё раз. На моём iPad видно лучше, чем на твоём телефоне. – Он показывает фото квадратного блока календаря.
Джон внимательно смотрит, даже увеличивает изображение движением пальцев.
– Ладно. Бриггс, 7 вечера, 20 мая. Что дальше?
– Чёрт его знает, – говорит Джером, – но это сводит меня с ума. БРИГГС – большими буквами.
– Препод писал имена всех, кому давал консультации, большими буквами. – Джон показывает на КЭТИ 2-Т, потом на КЕННИ Д. – И что? Его почерк, скорее всего, отвратительный. Мой точно такой. Половину времени даже я не могу разобрать, что написал.
– Это логично, но всё равно... – Джером забирает iPad и хмурится, глядя на фото календарной страницы. – Когда я был ребёнком, я видел в комиксе оптическую иллюзию. С первого взгляда – просто куча чёрных пятен, но если смотреть достаточно долго, то появляется лицо Авраама Линкольна. Пятна – и вдруг лицо. Для меня это похоже на то. Тут что-то странное, но я не могу понять, что именно.
– Значит, ничего, – говорит Джон. – Просто хочешь сам раскрыть дело.
– Чушь, – говорит Джером, но думает, что Джон может быть прав. Или частично прав.
Джон смотрит на часы.
– Пора идти. Постоянные посетители уже выстраиваются в очередь.
– Серьёзно?
– Серьёзно.
Джером повторяет вопрос Холли:
– Кто захочет «отвёртку» в восемь утра?
И Джон даёт тот же ответ:
– Ты бы удивился. Так что, встречаемся в пятницу вечером?
– «Пистолеты и Шланги»? Конечно. Ты можешь быть моей парой, или я – твоей. Только если игра будет полной катастрофой, я уйду.
– Мы можем уйти после первого иннинга, – говорит Джон. – Мне только надо быть там, когда Сестра Бесси поёт национальный гимн. Это обязательно к просмотру.
5
Группа по разгрузке оборудования работает только полдня по субботам, если нет шоу, а первое выступление Сестры Бесси в Минго ещё через неделю. Сейчас идёт репетиция музыки, технических настроек и финализация списка песен.
Барбара стоит за сценой, наблюдая, как Бэтти и Пого показывают ей, как работают предохранители с усилителями и светом, когда к ней подходит Тонс Келли и говорит, что Бетти хочет её видеть.
Гримёрки Минго находятся на этаж выше, и они первоклассные; даже для свиты Бетти. На её двери уже есть звезда и фото в блестящем костюме шоу Сестры Бесси. Внутри Бетти сидит на винно-красном диване вместе с Хенни Рамер, её агентом. Хенни убирает свою книгу со словами-головоломками, когда входит Барбара, и Барбара замечает, что Тонс Келли тоже здесь. Вдруг ей становится страшно.
– Меня увольняют? – выпаливает она.
Бетти смеётся, а потом говорит:
– В некотором смысле, да. Больше не будешь работать с грузчиками, Барбара.
– Вопрос страхования, – говорит Хенни. – А ещё профсоюзный вопрос.
– Я думала, у нас нет профсоюза, – возражает Барбара.
Хенни выглядит неловко.
– И да, и нет. Мы соблюдаем большую часть правил Американской федерации музыкантов.
– Мне всё равно на эти федеративные дела, – говорит Бетти, – но теперь ты – талант. Если потянешь спину, не сможешь идти в ногу с «Кристалс».
– «Кристалс» в порядке, но мне и грузчики нравятся, – протестует Барбара, – и, кажется, я им тоже.
– Им ты нравишься, – говорит Эйси, – ты работаешь на совесть, но мне нужно, чтобы ты сосредоточилась на гармонии с девочками.
Девочкам – Тесс, Лаверн и Джем – уже за 70...
– И наш дуэт в «Джазе». Вот что для меня сейчас главное. Девочка, мы так оторвёмся на этой песне, что когда доберёмся до Нью-Йорка, это будет финал шоу. Группа останется играть только на ударных, а мы выйдем и... – она заливается пением, топая мокасинами. – Jazz, jazz, bring that shazz, do it, do it, show me how you move it, get on down and groove it... – Она возвращается к разговорному тону. – Вот так, и так долго, как получится. Будет как у Дж. Джайлза в «Ain’t Nothin’ But a House Party», только мы сделаем это в стиле соул, а не рок-н-ролл. Не против, если я немного переделаю? Потому что, девочка, мы можем эту штуку порвать.
Барбара действительно в теме. Ритм, который задаёт Бетти, – именно то, что она услышала в голове, когда впервые читала расистское (но дико заразительное) стихотворение Вачела Линдси «Конго». Но в то же время...
– Бетти, я поэт, а не певица. Я брату то же самое говорила. Пытаюсь быть поэтом, во всяком случае. Это... сумасшествие.
– Не считая юридических вопросов, есть и практическая сторона, – говорит Хенни. – Факт в том, что ты лучше поёшь, чем работаешь грузчиком. Голос хороший. Ты не Мерри Клейтон…
– Или Арета, – добавляет Тонс. – Или Тина.
– А кто? – говорит Хенни. – Ты хороша в этом, а что такое поэт без песни? Или без жизненного опыта?
– Но…
– Никаких но, – перебивает Бетти с дивана. – Патти Смит. Чертовски хорошая певица и писательница. Ник Кейв. Гил Скотт-Херон. Джош Риттер. Леонард Коэн. Я читала их всех и тебя тоже. А теперь ещё и твоего брата, и мне интересно, может ли он тоже петь.
Барбара смеётся:
– Он ужасен. Не стоит слушать его в караоке.
– Тогда меня не зови, но у меня есть ты, – говорит Бетти. – И я хочу этого для тебя. С этого момента, как говорит Мэвис: ты принадлежишь группе, аллилуйя. Всё ясно?
Барбара сдаётся, и когда это происходит, она обнаруживает, что это доставляет ей удовольствие.
Бетти раскрывает руки.
– Давай, девочка, обними эту жирную старушку.
Барбара подходит и позволяет себя обнять. Делает то же в ответ. Бетти целует её в обе щеки и говорит:
– Я забочусь о тебе, девочка. Сделай это ради меня, ладно?
– Да, – говорит Барбара. Ей страшно, но она ещё молода и готова раскрывать крылья. К тому же ей нравится мысль о том, что она в одной компании с Патти Смит и Леонардом Коэном.
Заходит Гибсон, программный директор Минго.
– Ваш звукорежиссёр говорит, что вас зовут на сцену, мисс Брэди.
Бетти встаёт, всё ещё держа Барбару за руку.
– Пойдём, девочка. Мы будем петь от всей души. А ты будешь бить в бубен на «Saved».
6
Кейт сама несёт свои совершенно новые сумки к пикапу, что Холли очень ценит. Начальница в хорошем настроении, и её помощница тоже.
– Мы снова в «Аудитории Минго», – говорит Корри. – Я только что час разговаривала по телефону с Гибсоном, программным директором, и с людьми из книжного магазина. Просто на день раньше – в пятницу вместо субботы. Большинство площадок были готовы помочь.
