Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: авторов Коллектив,Роберт Антон Уилсон,Мэтью Квирк,Питер Свонсон,Кемпер Донован,Джей Ти Эллисон,Мик Геррон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 213 (всего у книги 342 страниц)

Даниэль

Совету Гейтс она не последовала. Домой не поехала. Не переоделась в пижаму, не стала перезванивать всем тем, кто засыпал ее телефон сообщениями. Матери, сестре, Стиву Слейтеру. Друзьям – своим и Иден – и людям, которых не знала вообще. Даниэль осталась в Эмерсоне, потому что возвращение домой было бы равносильно признанию, что поделать она уже ничего не может и ей только и остается, что вспоминать и страдать.

Это время еще настанет. А пока для него рано. Прежде чем она начнет с тоской перебирать старые фотографии, ей необходимо кое о чем позаботиться. В частности, убедиться, что сделавший это человек пойман. И как только она доверила другим людям присматривать за Иден? Это же была ее обязанность. Даниэль поняла это, едва лишь ей на грудь – еще такую юную – положили склизкое, визжащее тельце дочери. Она испугалась, что уронит ее, но уже через несколько секунд поняла, что этого не случится. Кроха прильнула словно репей, цепляющийся к одежде на пустыре. И с тех пор они всегда были связаны. Именно ей Иден всегда звонила в случае неприятностей. И Даниэль всегда отвечала.

За исключением прошлой ночи. Прошлой ночью она не справилась. Пропустила звонок. Не позаботилась передвинуть переключатель мобильника на какой-то миллиметр, чтобы вывести его из беззвучного режима. Допустила, чтобы со спинки стула упали полотенца и заглушили вибрацию телефона. Все это произошло, потому что в глубине души она поверила, будто мир стал достаточно безопасным, чтобы можно было забыться спокойным сном. Двадцать лет бдительности и терпения подготовили ее к краткому периоду полнейшей востребованности – а она не справилась. Но это вовсе не означало, что сейчас ей можно перестать заботиться о дочери. Даже если все до одного жители Земли велят ей не вмешиваться, она не послушается. Потому что тогда Иден действительно настанет конец.

Даниэль даже представить себе не могла мир без дочери. Присутствие Иден ощущалось в ее жизни более кого бы то ни было даже во время взятого ими перерыва в отношениях. Смех, да и только – ведь никаких дурацких детей она не хотела. Когда тест-полоска посинела, ее первой мыслью было прервать беременность. Ей было-то всего семнадцать. И хотя отец, Майк Макмайкл, был хорош в постели и приколистом, хоть по телику показывай, на роль отца он навряд ли годился. Единственная его постоянная работа заключалась в покупке лотерейных билетов. Когда же первоначальный шок изгладился, она ни о чем другом и думать не могла, кроме как о ребенке. Иметь нечто, что принадлежит ей – и только ей. Нечто, что будет беззаветно ее любить.

Поначалу все шло, как и полагается. Иден была такой миленькой. Спокойной, ласковой, дружелюбной. Хотя, как оказалось, люди не врали насчет предстоящих трудностей. Но оказалось, что это и не имеет значения. И Майк старался, видит Бог. Он был рядом – по большей части – и не пил – практически. Устроился на настоящую работу, кровельщиком. При необходимости даже пользовался расческой. Оглядываясь назад на те первые годы, Даниэль не кривя душой могла сказать, что была тогда счастлива.

Но затем удача ее иссякла, по своему обыкновению. Майку предложили работу в Техасе, и он согласился, даже не подумав обсудить вопрос с Даниэль. Похоже, запасы отцовства в нем закончились. Иден было три годика, когда это произошло. И совсем скоро она начала превращаться в сущее наказание. Постепенно стало ясно, что с ней что-то не так. Нет, она вовсе не была дурочкой. Наоборот, весьма сообразительной девочкой. Она просто была другой. Словно бы никак не могла освоиться с жизнью на планете Земля в человеческом обличье. Постоянно витала в облаках. Абсолютно не боялась незнакомцев. Поначалу-то, может, и мило иметь ребенка, жаждущего обниматься с каждым встречным в супермаркете, но все-таки и тревожно, раз уж именно на тебе лежит ответственность следить, чтобы ее не продали в качестве малолетней невесты в Саудовскую Аравию. Даниэль не единожды посещала мысль, что мир видится дочери эдаким психоделическим волшебным луна-парком, полным чудес, приключений и обнимашек. Если когда-либо и рождался ребенок для беззаботной жизни, то это была Иден.

Говорили, что с возрастом это пройдет. Ее проверяли в школе, но со всеми тестами она справлялась блестяще. Учителя качали головой, стоило им заговорить о ней, однако лица их при этом озарялись улыбкой. Иден любили все. Да и чего ж ее было не любить? Она была такой милашкой и готова была заниматься чем угодно. Все это было прекрасно, пока она оставалась маленькой девочкой. Но Даниэль уже знала, что грядет цунами. Ощущала его, прямо как жители побережий Таиланда. Можно было развернуться и пуститься наутек, но это лишь означало бы, что удар придется в спину.

Иден исполнилось тринадцать, когда волна в конце концов обрушилась. В уравнение добавились мальчики. Она, несомненно, пользовалась у них успехом. И они всё появлялись и появлялись, прямо как «Ходячие мертвецы». Вот только они были более чем живыми и, кажется, никто из них не ходил пешком. Иден отнюдь не являлась самой привлекательной девушкой города, но что-то в ней распаляло противоположный пол. Даниэль пыталась объяснить ей про тычинки и пестики, особое внимание уделяя опылению и завязыванию плода. Однако Иден занимали биологические факты куда проще. Если позволять мальчикам целовать себя, то будешь им нравиться. Даниэль пыталась посвятить ее в тонкости искусства заставлять их немножко потрудиться, но если дочь в детстве готова была обниматься с любым страшенным бездомным стариком, с чего ей было проявлять самоконтроль, когда к дому подкатывал горячий жеребец в свитшоте какого-нибудь футбольного клуба? Не то чтобы Даниэль сама годилась в наставницы по отношениям. К тому времени за ней числился такой послужной список, что ее подмывало давать на чай любому, кто осмеливался приглашать ее на свидание.

Однако шлюхой Иден не была. Уж нимфоманок-то Даниэль знавала. Черт, да несколько лет, после того как ей стукнуло двадцать, она и сама такой была. Но к Иден это не относилось. Мальчик всегда был только один. Шон или Райан – шонов и райанов сменилась целая уйма. Рейшард с его улыбкой. Дочь шалела после первого же свидания и потом только о новом избраннике и талдычила. Парней неизменно ошарашивали обрушивающиеся на них чувственные потоки, и некоторых даже отпугивали. Большинство же, однако, отирались поблизости, словно ребенок, которому посчастливилось наткнуться на сломанный торговый автомат со жвачкой.

Но затем жвачка заканчивалась. Даниэль не переставала поражаться, с какой скоростью влюбляется дочь. И она саму себя держала за бессердечную суку, но черт побери! Иден теряла интерес столь стремительно да столь категорично, словно страдала амурной амнезией. Порой это приводило к неловким моментам, и пару-тройку раз Даниэль приходилось объявляться у входной двери, вооружившись первым подвернувшимся на кухонном столе предметом. Не так-то просто отогнать разъяренного дружка, получившего отставку, одной лишь мутовкой.

Все это так утомляло. Потому-то переезд дочери к Бондурантам и показался замечательной идеей, в особенности после того как она временно зареклась от парней. Может, здесь, подальше от пролетарского тестостерона, Иден удастся разомкнуть цепь идиотских выборов. Вот только Даниэль ошиблась. Каким бы неблизким ни представлялся Эмерсон, оказался городок все же недостаточно далеким.

После часа бесцельной езды она остановилась у закусочной на шоссе 9, сразу же за северной границей города. Внутри воняло застоялым дымом. Древняя пара синхронно и сосредоточенно поглощала салисбурские стейки. Какой-то жирный извращенец в темных очках таращился в окно на поздний поток машин на дороге, вероятно, воображая себя снайпером. Два торчка пакетик за пакетиком сыпали сахар в бездонные чашки с кофе.

Даниэль заказала мясной салат, кофе и яблочный сок. Затем проверила телефон на предмет новостей от копов. Ничего. Лишь новые сообщения от друзей, родственников и коллег. Мать в Нью-Гэмпшире предлагала приехать таким тоном, что не возникало сомнений, что на самом деле ей этого совершенно не хочется. Вот сестра во Флориде по-настоящему жаждала примчаться. Даниэль понимала, что лучше ответить. Иначе они обидятся. Как-никак, они переживали за нее. Впихнув в себя немного еды, она приступила к исполнению долга. Все это сочувствие ни черта ей не поможет.

А потом она заглянула в «Твиттер» и увидела, что подозреваемый местный юнец обрел имя. Кристофер Махун. Ученик выпускного класса. Выложили и его фотографию. Худой, широкоглазый и улыбающийся. Совершенно не похож на убийцу. И даже наоборот, его лицо казалось таким безобидным и приятным, что ненависть вспыхнула в Даниэль словно бы нехотя. Первые комментарии только усилили ее замешательство. Несмотря на ближневосточную фамилию, ксенофобских выпадов попадалось не так уж и много. Знавшие Махуна утверждали, что он хороший парень. Никто не верил, что убийство его рук дело.

Даниэль поискала его семью. Если Кристофер живет в Эмерсоне, то деньги у них наверняка водятся. Действительно, отец владел модным рестораном в городе, где за какие-то тридцать шесть баксов вам приготовят кролика. Приводился его снимок из местной газеты – он обеспечивал питанием какой-то благотворительный забег. Очень привлекательный мужчина со сдержанной, но искренней улыбкой. Приехал сюда из Парижа, хотя родом из Ливана. Как Иден познакомилась с его сыном? Состояли ли они в отношениях? Вообще-то, такими она не увлекалась. Этот выглядел чересчур цивилизованным.

И Гейтс наверняка ведь знала об этом во время их разговора, когда Даниэль примчалась в участок от Билла и Бетси. Быть может, парень даже сидел в камере в нескольких шагах от них. Почему же детектив ничего не рассказала? Почему ей приходится узнавать новости из «Твиттера»? Подозрение, то и дело охватывавшее ее в течение дня, вновь вернулось, да еще усилившимся. Местный парень, местные копы. «Вы должны доверять нам».

Зажужжал телефон. Снова мать. Даниэль ткнула иконку принятия вызова.

– О боже, я уж начала думать, что и тебя прикончили, – взвыла та и разразилась слезами.

Понадобилось какое-то время, чтобы отделаться от старой перечницы. Снайпер выглядел так, будто набирался храбрости попытать с ней счастья. Даниэль расплатилась и остальные звонки проделала уже из припаркованной машины. Начала с сестры в Брейдентоне, велев ей оставаться на месте, пока не назначат дату похорон. Стив Слейтер расщедрился на столько выходных, сколько ей понадобится, что означало, решила Даниэль про себя, до понедельника. И он хоть тресни хотел послать цветы. Она пообещала проинформировать его. Потом позвонила подруге Джеки, которая вроде как немного оскорбилась, услышав, что ее помощь не требуется. Остальные переговоры женщина решила отложить. Успокаивать других ей немного надоело.

Все еще не желая возвращаться домой, Даниэль принялась колесить по Эмерсону. Левый поворот, правый. Знаки остановки и светофоры. Она вовсе не искала какую-то подсказку. Просто отдалась ощущению. Интуиции. Чувство, что она испытывала, когда в первый раз привезла сюда дочь, вернулось с удвоенной силой, но на этот раз ничего приятного в нем не было. Другая страна. Дома, дворы, школы. Лежачие полицейские вдвое выше тех, к которым она привыкла. В большинстве домов горел свет, внутри можно было различить людей. Сегодняшним вечером они будут пялиться в экраны телевизора, компьютера или телефона, насыщаясь смертью ее дочери.

В конце концов женщина припарковалась у дома Бондурантов, на противоположной стороне улицы. Здание закрывала целая стена деревьев. Отнюдь не то место, где можно оказаться по случайности. Но также и место, где с улицы не видно, если все-таки подберешься ко входной двери. Наверно, все так же и обстояло, когда произошло убийство. Тихо и темно. И как будто совершенно безопасно. Даниэль задумалась о приходе Кристофера Махуна. Приглашала ли его Иден? Или же он явился нежданно-негаданно – лишь случайный знакомый, практически чужой, тайно вожделевший ее?

Внезапно она осознала, что уже не одна здесь. Какой-то мужчина направлялся по обочине дороги к дому. Вряд ли коп или журналист. Одет со вкусом, прическа аккуратная. Незнакомец остановился у начала подъездной дорожки, и тогда-то Даниэль его и узнала. Тот тип, что находился вместе с ней в полицейском участке.

Она выбралась из машины и осторожно закрыла дверцу, чтобы не вспугнуть мужчину. Затем двинулась к нему, и он обернулся, совершенно не застигнутый врасплох.

– Я видела вас раньше, – заявила женщина.

– Да, помню.

– Во-во, и у меня вопрос. Вы кто такой?

– Всего лишь любопытствующий зритель, – ответил тип после секундной заминки.

Глаза ее постепенно привыкали к свету. Он был привлекательным, но, как она успела заметить еще в участке, каким-то мягким. Как будто запекался в денежном кляре. Его «бэха», которую он почему-то припарковал перед соседним домом, на вид стоила пару ее годовых окладов. Такие типы просто так не любопытствуют. Если уж появились, значит, имеют какой-то интерес.

– Почему же вы тогда общались с копами?

– Вы ведь ее мать?

– Ну да. Я ее мать.

– Мне очень жаль. – Говорил он так тихо, что ей пришлось чуть податься вперед, чтобы расслышать.

– Спасибо. Но я все-таки не понимаю, кто вы такой и что здесь делаете.

– Послушайте, я вправду не хочу вмешиваться.

– Да вы вроде как уже вмешались.

Мужчина снова уставился в сторону дома.

– Давайте же, помогите мне, – не сдавалась Даниэль. – А то от копов помощи мне явно не дождаться.

– Я бы не возлагал больших надежд на местную полицию.

Только сейчас она различила, что незнакомец самую малость шамкает. И слегка растягивает слова. Так он поддатый. Ей потребовалась минута, чтобы уловить его опьянение, но теперь оно не вызывало сомнений.

– Ах, вот как? – отозвалась Даниэль на замечание мужчины. – И почему же?

Тот лишь пожал плечами. Тогда она решила зайти с другой стороны:

– Как вас зовут?

– Патрик.

– Даниэль.

Предлагать руку ей все-таки показалось чересчур нелепым.

– Разве вы не понимаете, как это выглядит для меня? – продолжила женщина. – Я встречаю вас в участке, где вы разговаривали с детективами. Потом вижу здесь. Для этого должна быть причина. Пожалуйста.

К этому слову прибегала она не так уж и часто. Как и к «простите». Похоже, Патрик это понял.

– Я сбил собаку.

– Так.

– Прошлой ночью, когда проезжал здесь.

– Часом, не большую черную?

– Так вы ее знаете?

Даниэль указала на дом.

– Да это их псина. Бондурантов. Моя дочь выгуливала ее. То есть его, Тора. Я видела его пару часов назад.

– И как он?

– Жить будет.

– Он укусил меня.

– Да ну? Мне он злым не кажется.

– Полагаю, что у него выдалась бурная ночь. – Мужчина поморщился. – Простите.

Она отмахнулась от извинений.

– Так вы сбили пса и…

– Болело не так уж и сильно, так что я просто поехал домой. А когда увидел новости, мне показалось, что копам следует об этом узнать.

– А здесь вы типа потому, что вам жаль собачку?

– В ту ночью я…

Патрик осекся. Слова так и замерли у него на кончике языка. Он пытался решить, стоит ли ему произносить их.

– Что? Что «в ту ночь вы»?

Мужчина покачал головой.

– Просто мне жаль, что в ту ночь я ничего не мог сделать.

– Да уж, мне тоже.

Он взглянул на нее, и Даниэль поняла, что ответ получился гораздо резче, нежели она подразумевала.

– Я хочу сказать, мне тоже жаль, что я ничего не могла сделать в ту ночь.

– Мне пора, – проговорил Патрик.

«Черт, Даниэль! – подумала она. – Это тебе не какой-то штукатур. Включи деликатность уже!»

Мужчина достал из кармана бумажник, и на какой-то момент Даниэль заподозрила, что он собирается дать ей денег. Однако он протянул визитку.

– На случай, если захотите поговорить.

– Но мы и так уже разговариваем, – возразила она.

– Может, потом что-нибудь произойдет. Что-нибудь прояснится.

Ну а теперь-то он что имеет в виду, черт побери? Патрик так и продолжал держать карточку, и она взяла ее и наклонила к свету уличных фонарей, чтобы прочесть.

– Не пойму – «Нуль»?

– Нет, «Нун». – Он улыбнулся. – Но я отзываюсь и на то и на другое.

В следующий момент он как будто снова пожалел о шутке.

– Мне вправду очень и очень жаль, что такое случилось с вашим ребенком.

Прощальные слова, однако мужчина не двигался с места. Он встретился с ней взглядом, и ей вдруг пришло в голову, что этот тип, этот Патрик Нун, вовсе не чокнутый, вовсе не какой-то там урод. Нет, было в нем что-то такое, чего она не понимала, но от чего не могла просто взять и отвернуться.

– То, что она мертва, вовсе не значит, что ее нет, – произнес он неожиданно абсолютно трезвым голосом.

– Конечно, – отозвалась Даниэль после секундного замешательства.

– Но вы поймете, что это зависит от вас, останется ли она среди живых.

– Это зависело от меня прошлой ночью.

– Нет, это другое.

– В смысле?

– Трудно объяснить. Но вы поймете.

Мужчина улыбнулся, развернулся и пошел прочь. Когда он завел двигатель, его машина взревела, как целых три. Проезжая мимо, Патрик не глядя махнул ей рукой. Даниэль помахала ему в ответ визиткой, что он дал ей.

Четверг

Селия

Джек только собрался на учебу, когда позвонили из полиции. Селия не хотела, чтобы сын сегодня ходил на занятия – там стены будут сотрясаться от сплетен и патетики. Задержание полицией ученика Уолдовской школы по подозрению в убийстве являлось самым громким событием на памяти горожан. И Джек оказался непосредственно замешанным в историю. Его нужно ограждать от всей этой грязи, пока истерия не утихнет. Однако Оливер взял верх. Их сын не сделал ничего дурного, так что нет причин вести ему себя так, будто он в чем-то виноват.

Несмотря на беспокойство, по пробуждении утром Селия была убеждена, что худшее для них уже позади. Да, давать показания еще придется. И люди будут шептаться за спиной. Однако вчерашнее ощущение стремительно надвигающейся катастрофы прошло. Оливер прав. Джек невиновен. Его давным-давно не было на месте трагедии, когда его друг помутился рассудком. Что подтвердила Ханна. Селии по-прежнему не доставляла удовольствия ложь сына о местонахождении той ночью, однако муж был склонен закрыть на историю глаза как на усвоенный урок.

А потом из полиции позвонили во второй раз, застигнув Оливера в дороге, – еще до рассвета он отправился на машине на работу, но после звонка вернулся. Когда муж неожиданно появился на пороге, Селия сразу же заметила, что он обеспокоенно поглаживает шрам.

– Звонила детектив Гейтс. Им снова необходимо поговорить с ним.

– О чем?

– Пока неясно. Но понадобилось срочно.

– Ты связался с Бартом?

– Он мало что сказал. Только то, что тут замешан окружной прокурор.

– А ты что думаешь?

– Да не знаю, правда. Насколько мне представляется, они все еще возбуждают дело против Кристофера.

Слова Оливера успокоили бы Селию куда больше, если бы им соответствовало поведение мужа. Вот только выглядел он еще даже более встревоженным, нежели вчера. Женщина отправилась за сыном, собиравшимся в школу. На стук он отозвался немедленно и, выслушав мать, заявил, что понятия не имеет, в чем причина переполоха. Однако, как и отец, он тоже явственно обеспокоился.

– Джек, что происходит?

– Я спущусь через минуту, – только и сказал парень и мягко закрыл дверь у нее перед носом.

Селии хотелось поехать в участок вместе с ними, однако муж счел, что сопровождать Джека лучше ему одному. К этому моменту он полностью переключился в режим адвоката. Элейн Отто будет ожидать их в участке. Данное обстоятельство встревожило Селию еще сильнее, однако Оливер успокоил ее, что это лишь мера для перестраховки.

– Жду не дождусь того момента, когда меня больше не нужно будет успокаивать, – отозвалась она.

Следующие два часа Селия провела, нервно расхаживая по дому. Просмотрела соцсети. Никаких новостей – уж точно того рода, что могли бы навредить ее мальчику. В основном обсуждали Кристофера, и по большей части ксенофобы – естественно, семью совершенно не знавшие. Внезапно все превратились в экспертов по Махунам, стремительно трансформировавшимся из французских католиков в арабских фанатиков, строчивших у себя в подвале на Смит-стрит пояса смертников.

Строителям Селия дала выходной, но сейчас жалела, что они не шумят во дворе. Ее изводило чувство одиночества, да еще тихонько нарастала паника. Что-то не так. Привлечение главы отдела защиты по уголовным делам из фирмы Оливера виделось ей дурным знаком. Из головы у нее никак не выходило угнетенное состояние Джека вчера утром, еще до обнаружения трупа девушки. Вечером-то она лихорадочно отметала все дурные мысли и просто убедила себя, что не стоит заострять внимание на тогдашнем настроении сына. Сейчас же, однако, женщина не могла отделаться от подозрения, что ему все-таки было что-то известно задолго до момента, когда полиции пришлось взламывать дверь у Бондурантов.

Словно бы ощущая ее тревогу, позвонили старшие сыновья, один за другим. Скотти из Дартмута, Дрю из своей нью-йоркской конторы. Селии сразу полегчало. Она выложила детям последние новости, хотя они, похоже, и без того были в курсе. Эмерсон – городок маленький, но руки у него длинные. Люди разъезжались отсюда кто куда, но неизменно оставались на связи. Сыновей история не очень-то и беспокоила. Ведь проблемой занимается папа. А раз так, все будет в порядке.

Затем последовали еще звонки, от друзей и знакомых, жаждавших выведать свеженькие сплетни. Женщина набрала Элис – они не общались с самого ее бегства из полицейского участка прошлым вечером, – однако та не ответила. Что, вообще-то, удивления не вызывало, раз уж Элис и Джефф разбирались с той же проблемой, что и Пэрриши. Чуть погодя можно будет заехать к ней. Поболтать с подругой не помешает. Ее голос почему-то действовал на Селию успокаивающе.

Ее мужчины вернулись перед самым полуднем. Джек с расстроенным видом сразу же скрылся в своей комнате. На мать он даже не взглянул. И выражение лица Оливера было даже еще мрачнее, чем утром. Благородно обветренная кожа и строгие черты лица внезапно обвисли, выдавая доселе скрывавшегося под ними стареющего мужчину.

– В общем, Кристофер сделал кое-какие весьма серьезные заявления, – заговорил муж, стоило Джеку удалиться. – Он обзавелся адвокатом. И хорошим.

– И?

– Он говорит, будто Джек напал на девушку.

– Что?! Он говорит, что это сделал Джек?

– Непосредственно об убийстве речи не идет. Он говорит, будто Джек напал на нее, а потом ушел с Ханной. Кристофер остался утешать ее. Надо полагать, девушка была очень расстроена. Но все же оставалась живой, когда он покинул ее ранним утром.

– А что именно он подразумевает под этим «набросился»?

– Заявляет о действиях сексуального характера.

– Но это же безумие! Ведь там находилась Ханна!

– Вот именно.

– И что на это говорит Джек?

– Разумеется, что Кристофер лжет. Между девушкой и Кристофером поначалу возникли некоторые трения, но поведение нашего сына на протяжении всей встречи оставалось в рамках закона. – Оливер печально усмехнулся. – У Джека, как всегда, имеется психологическая теория насчет Кристофера. Мол, он проецирует.

– А полиция что думает?

– Пожалуй, к версии Кристофера они относятся скептически, если не сказать больше. Изменение показаний после найма адвоката – несомненный повод для настороженности. Кроме того, у нас сложилось отчетливое ощущение, что появились кое-какие результаты экспертизы, но полиция о них пока помалкивает.

– А Элейн что говорит?

– Насколько ей представляется, шансы, что Джека привлекут к какой-либо ответственности, очень малы, – угрюмо ответил муж.

– Почему же тогда у тебя такой безрадостный вид?

– Хм… Если заявление Кристофера получит хоть какую-то поддержку, это может обернуться весьма скверными последствиями. Особенно если всплывет прошлогодняя вздорная история.

– Что мы можем поделать?

– Пресечь это на корню.

И с этим он направился в кабинет делать звонки. Селия так и рухнула в кресло в алькове. Ей хотелось бы разделять уверенность Оливера, что врет только Кристофер, вот только перед глазами у нее стоял образ связанной женщины на экране компьютера сына. И еще выражение его лица, когда в прошлом году из дома выбежала Лекси, – уж очень оно походило на то, с каким он явился домой вчера утром.

Что бы там ни произошло, в одном Оливер был прав. Обвинение в сексуальном насилии – новость очень и очень плохая, каким бы мутным наговор ни казался. Доказательств и не потребуется. Как не понадобится и суда. Достаточно будет радиоактивным слухам набрать критическую массу, и их сын – а с ним и вся семья Пэрришей – увязнет в нескончаемом кошмаре.

Оливер на произошедшее реагировал особенно болезненно. Ему уже довелось пройти через один катастрофический семейный скандал. Селия услышала об этой истории вскоре после того, как они начали встречаться. Он учился в школе права, она – в колледже Уэллсли. Оливер хотел, чтобы она все узнала еще до того, как их отношения разовьются в нечто большее. Селия выслушала его с абсолютным спокойствием, после чего заявила, что этот эпизод совершенно ничего для нее не меняет. Она уже вполне разобралась, что за мужчину он собой представляет. Кроме того, она ни за что не станет судить о человеке на основании поступков его отца – после того, что ее собственный проделывал с ней в своем кабинете в Бэк-Бэе.

Фредерик Пэрриш был успешным адвокатом, специализирующимся на уголовном праве. В основном на должностных преступлениях. Встречи его проходили так буднично и почтенно, что зачастую даже не верилось, что большинство клиентов являются преступниками. В очках без оправы, с обвислыми щеками – да в бизнес-зале любого регионального аэропорта полно таких типов, ожидающих обратного рейса до своих пригородных домов.

Его последний клиент, Матильда Черни, была одной из немногих женщин, которых ему довелось защищать. Возрастом под сорок, она занимала должность старшего помощника финансового директора крупной фирмы по страхованию фермерских хозяйств. Согласно обвинению, она использовала занимаемое положение, чтобы вывести со счетов фирмы более двух миллионов долларов – а вот куда, так и оставалось неизвестным.

Дело выдалось непростым. За время продолжительных встреч адвоката и клиента произошли две вещи. Во-первых, Фредерику стало очевидно, что Матильда Черни виновна по всем пунктам обвинения. Во-вторых, он в нее влюбился. Смесь данных факторов оказалась гремучей, и в результате уважаемый адвокат исчез со своей клиенткой непосредственно перед судом. Пять дней спустя Фредерика арестовали в Мехико, после обнаружения в бессознательном состоянии в гостиничном лифте. Деньги и документы у него отсутствовали, равно как и одна из туфель. Матильды же и след простыл.

История выглядела нелепой. Матильде с ее массивными бедрами да косыми глазками было весьма далеко до роковой женщины. Вот только нечто накапливавшееся во Фредерике годами внезапно взбурлило за тихие часы, что он проводил с ней в своем роскошном офисе на Кольцевой. Скука, страх перед старением, перспектива шальных денег. В чем бы ни заключалась причина, он устремился на юга.

Фредерик признал вину и получил пять лет в тюрьме нестрогого режима в Миссури. Оливер, которому тогда исполнилось семнадцать, нанес ему один-единственный визит. К его удивлению, отец практически не изменился. В основном говорили об Оливере, в частности о его поступлении в Дартмутский колледж осенью. Осознав в конце концов, что по своей воле Фредерик объяснений не предоставит, сын поинтересовался у него напрямик, почему он так поступил. Мужчина снял очки и принялся сосредоточенно протирать их подолом рубашки из грубой ткани.

– Жизнь – сложная штука, – изрек наконец он и больше ничего к этому не добавил.

Вместо того чтобы отправиться домой, Оливер пустился в трехдневный автопробег, совмещенный с запоем и закончившийся для него извлечением посредством гидравлического резака из искореженной и дымящейся груды металла добровольной пожарной командой. Глубокая рана на голове оставила его на всю жизнь со шрамом. Через четыре месяца он поступил в Дартмутский колледж, а еще через четыре года – в Гарвардскую школу права. Однако во многих отношениях он по-прежнему выжимал педаль газа своего «Форд-Гран-Торино», стремясь умчаться как можно дальше от позора собственного отца. Стремясь искупить порок. Стремясь стать мужчиной, каким его отец лишь притворялся.

Селия тихонько поднялась по лестнице. Дверь в комнату Джека оказалась закрыта. После возвращения из участка он не издал не звука. Женщина стукнула разок, затем постучала погромче. Ответа не последовало. Она не входила к сыну без приглашения с того самого ужасного инцидента, когда он учился в девятом классе, однако в данный момент обстоятельства представлялись оправданными. Селия нажала на ручку и толкнула дверь. Джек сидел на кровати в шумоизолирующих наушниках, лихорадочно набивая что-то на телефоне. Она указала рукой себе на уши, и сын послушно снял наушники. Пробивающаяся из них музыка больше походила на отповедь взбешенного соседа своим детям.

– Нам нужно поговорить.

– Последнее время я только этим и занимаюсь.

– Джек, бедная девочка мертва! Ты будешь говорить столько, сколько будет нужно! И выключи эту ужасную музыку!

Ошарашенный сердитым тоном матери, парень подчинился.

– Что с тобой творилось вчера утром? Почему ты вернулся от Ханны таким расстроенным?

– Да не был я расстроен.

– Джек, будешь мне врать, ей-богу, позову отца!

Сын закрыл глаза, картинно вздохнул и покачал головой.

– Я устал. Всю ночь не спал, заботился о Ханне.

– Ей было плохо?

– Она закинулась кое-чем.

– Чем?

– Вроде как экстази, только мне кажется, это была какая-то другая штука. И убойная. С Ханной еще Иден и Кристофер закинулись.

– И зачем им это надо было?

– Чтобы испытать эйфорию.

– Но ты ведь не употреблял?

– Нет, конечно же. Мне такое ни к чему.

– Где они взяли наркотик? Иден угостила?

– Да, – чуть поколебавшись, ответил Джек.

Внезапно эта девушка с милым личиком перестала казаться Селии милой.

– Ты рассказал об этом полиции?

Он кивнул.

– Значит, отец в курсе?

– Я взял с него обещание не рассказывать тебе.

– Но почему?

– Потому что я не хотел этого разговора! Слушай, зря я тебе соврал об этом. И где мы были. Проще было не объяснять.

– Но как, по-твоему, погибла эта девушка?

– Честно? Думаю, после нашего ухода Кристофер начал к ней приставать, а она его обломала. Ну, у него бомбануло, он и убил ее.

– Но ведь это Кристофер!

– Когда дело касалось ее, он как с катушек слетал.

– А теперь он сваливает вину на тебя.

– Таким бардаком все обернулось, – уже едва ли не плача произнес Джек.