Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"
Автор книги: Стивен Кинг
Соавторы: авторов Коллектив,Роберт Антон Уилсон,Мэтью Квирк,Питер Свонсон,Кемпер Донован,Джей Ти Эллисон,Мик Геррон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 170 (всего у книги 342 страниц)
В кабинете Хо, однако же, собрались не все. И как Ривер только не заметил отсутствия Джексона Лэма? Однако комплектация вскорости была восстановлена: с лестницы послышались тяжелые шаги и низкое урчание, источником которого могло быть только пузо. Лэм, когда хотел, мог передвигаться бесшумно, зато, когда не хотел, о своем прибытии оповещал загодя. В кабинет Хо он не столько вошел, сколько заполнил его, тяжело отдуваясь и не говоря ни слова. На экране велась все та же однообразная трансляция: мальчишка в оранжевом комбинезоне, перчатках и с мешком на голове держит перед собой английскую газету, последней полосой к камере. Лишь секунду спустя Ривер отметил про себя, что пришел к заключению: на экране был мальчишка.
Мысль эта была прервана голосом Лэма:
– Еще и девяти часов нет, а мы уже смотрим садомазо-порнушку?
– А в котором часу полагается… – начал было Струан Лой.
– Заткнись, – оборвала его Сид Бейкер.
– Отличная идея, – одобрил Лэм. – Заткнись, Лой. Прямая трансляция?
– Стрим в реальном времени, – сказал Хо.
– Есть разница?
– Хотите, чтобы я объяснил?
– Верно замечено. А газета-то сегодняшняя. – Лэм покивал, одобряя собственные способности к дедукции. – Так что даже если это запись, то сделанная недавно. Как вы на это вышли?
– Через блоги, – сказала Сид. – Где-то час назад всплыло.
– Увертюра какая-нибудь была?
– Сказали, что отрежут ему голову.
– Кто сказал?
– Пока неясно, – пожала она плечами. – Но внимание они привлекли, спору нет.
– Заявили, чего хотят?
– Заявили, что хотят отрезать ему голову, – ответила она.
– Срок?
– Сорок восемь часов.
– Почему сорок восемь? Почему не семьдесят два? – спросил Лэм. – Что, уже и трое суток нельзя попросить?
Никто не решился уточнить, что он имеет в виду. Но он все равно пояснил:
– Всегда дают или сутки, или трое. Обычно есть либо двадцать четыре часа, либо семьдесят два. Никогда сорок восемь. Знаете, что меня уже бесит в этих мудаках?
– Незнание арифметики? – предположил Ривер.
– Неуважение к традициям, – объявил Лэм. – Полагаю, они также не сказали, кто этот слепой котенок?
– Угроза отрезать ему голову была озвучена в блогосфере, – сказал Хо. – Там же прилагалась ссылка на стрим. Там же был объявлен и срок исполнения. Другой информации нет. Трансляция ведется без аудио.
В течение всего этого времени никто не оторвал взгляд от монитора.
– С чего бы им быть такими застенчивыми? – удивился Лэм. – Когда человеку отрезают голову, обычно этим хотят что-то сказать. Но если никто не знает, чего они добиваются, то в чем смысл? Как это поможет их делу?
– Отрезание голов никакому делу никогда не помогает, – возразила Сид.
– Помогает, если само дело тоже подразумевает отрезание голов. И в таком случае они обращаются прямехонько к своей целевой аудитории.
– Какая разница, как они себя называют? – сказал Хо. – Они по-любому «Аль-Каида», как бы они ни назывались. «Братство пустыни», «Кара Аллаха» или «Меч Пророка», все они – «Аль-Каида».
Еще один припозднившийся – Джед Моди – вошел, не снимая верхней одежды:
– Слышали уже?
– Прямо сейчас смотрим.
Кей Уайт хотела было что-то сказать, но передумала. В менее сплоченные времена каждый из присутствующих отметил бы, что это случилось с ней впервые.
– Что будем делать? – спросил Ривер.
– Делать? – переспросил Лэм.
– Да. Что нам делать?
– Приступать к исполнению индивидуальных служебных обязанностей, что еще?
– Господи, ну не можем же мы тут сидеть, будто ничего не происходит…
– Да?
Это резко брошенное короткое слово сбило с Ривера весь пафос.
Лэм заговорил ровным, флегматичным тоном, словно все это – мальчишка на экране, мешок у него на голове, газета в руках – было лишь анимированной заставкой:
– Вы что, думали, сейчас начнет разрываться бэтфон? Что Леди Ди закричит: «Свистать всех наверх», да? Нет. Мы будем смотреть это кино как обычные зрители, как все остальные. Но «делать» мы ничего не будем. Делать всё будут взрослые мальчики. Которые, если вдруг забыли, с вами больше не водятся. Понятно?
Все молчали.
– Так что дружно пошли и приступили к перекладыванию бумажек. Чего вы вообще тут все столпились?
После этих слов все разошлись, один за другим, за исключением Хо и Моди, которым идти было некуда – они находились в своем кабинете. Моди повесил плащ на дверной крючок, не произнеся ни слова. А если бы он и произнес, Хо все равно не сказал бы в ответ ничего.
Лэм ненадолго задержался. Над его верхней губой нежно белела сахарная пудра от сдобного рогалика с марципаном, и пока он всматривался в экран, на котором не показывали ничего такого, чего бы не показали за предыдущие несколько минут, язык обнаружил эту порошу и снял сладкий урожай. Глаза Лэма жили собственной жизнью и никак не отреагировали на похождения языка, но если бы Хо или Моди в тот момент обернулись, то увидели бы нечто ошеломляющее.
На один короткий миг глаза этого грузного, потного, давно вышедшего в тираж оперативника озарились изнутри холодной яростью.
В следующий момент он повернулся, вышел и затопал наверх, к себе в кабинет.
* * *
У себя в кабинете Ривер включил компьютер и, проклиная неспешность машины, молча ждал, пока тот загрузится. Он едва заметил, как вошла Сид Бейкер, и, когда она заговорила, вздрогнул от неожиданности.
– Как ты думаешь…
– О господи!
Сид оправилась первой:
– Ах, простите, пожалуйста. Это, между прочим, и мой кабинет тоже.
– Да-да, конечно. Я просто… задумался.
– Разумеется, загрузка компьютера – серьезное дело. Требует пристального внимания и концентрации.
– Я просто не заметил, как ты вошла, Сид. Только и всего. Что ты хотела спросить?
– Ничего, проехали.
Она села за свой стол. Монитор Ривера тем временем привычно разыгрывал обманное пробуждение, сначала осветившись синим, а затем снова переморгнув в темноту. В ожидании Ривер покосился на Сид. Ее волосы сегодня были плотно утянуты назад, а лицо казалось бледнее обычного, что можно было в равной степени отнести как на счет оптического эффекта от черного кашемирового джемпера с треугольным вырезом, так и на счет того, что последние десять минут она наблюдала мальчишку с мешком на голове, который, судя по всему, был обречен на смерть.
И сегодня на ней не было серебряного медальона. Если бы кто-нибудь спросил Ривера, находит ли он это странным, он ответил бы, что понятия не имеет, однако тот факт, что Сид носит медальон примерно так же часто, как и не носит, позволяет сделать вывод, что никакой особой сентиментальной привязанности к медальону у нее нет. Но маловероятно, чтобы кто-нибудь спросил.
Компьютер издал короткий высокочастотный писк, который всегда звучал нетерпеливо-раздраженно, словно машина дожидалась пользователя, а не наоборот.
Практически не отдавая себе отчета в том, что говорит, Ривер сказал:
– Пардон за вчерашнее. Глупо было с моей стороны.
– Да.
– Я думал, выйдет смешно.
– Глупости поначалу часто кажутся смешными.
– И выгребать все это было не особенно приятно, если это тебя хоть как-то утешит.
– Меня бы утешило, если бы ты выгреб все как следует. У меня до сих пор яичная скорлупа под столом.
Но она почти уже улыбалась. Значит, данный инцидент можно было считать исчерпанным.
Тем не менее вопрос, почему на задание послали именно Сид, оставался открытым.
Компьютер наконец-то проснулся. Однако сделал это чисто по-человечески и до боли знакомым образом: пройдет еще несколько минут, прежде чем он начнет соображать как следует. Ривер запустил браузер.
– Думаешь, Хо прав? – сказала Сид. – Это «Аль-Каида»?
Ривер хотел было сострить, но прикусил язык – какой смысл?
– Ну а кто еще? Будто это в первый раз случается.
Оба помолчали. Оба вспомнили, как несколько лет назад подобным образом в прямом эфире обезглавили заложника просто за то, что он был гражданином западной страны.
– Они наверняка должны быть на радаре, – сказала Сид.
Ривер кивнул.
– Все, чем мы занимаемся, и тут, и в Риджентс-Парке, и в Челтнеме, – это же все не просто так. Мы же работаем. Как только станет известно, кто этот мальчишка и где все это происходит территориально, тут же составят список потенциальных подозреваемых. Ведь правда?
Компьютер наконец-то подключился к интернету.
– Какой там адрес?
– Секунду.
Мгновение спустя на экране всплыло уведомление о поступившем сообщении. Он нажал на ссылку в сообщении, и неприметный логотип госструктуры в окне браузера сменился уже знакомой картинкой: пацан, мешок, подвал.
За несколько минут, прошедших с тех пор, как они вышли из кабинета Хо, ничего не поменялось.
Они снова смотрели в молчании. Но молчание это отличалось от того, которое обычно царило в этом кабинете. На этот раз молчание было совместным, нежели продиктованным взаимным стеснением.
Но если у кого-то из них были надежды на то, что молчание нарушится голосом из подвала, им не суждено было сбыться.
– На мониторинг экстремистских организаций тратится огромное количество времени, усилий и средств, – сказал наконец Ривер.
Сид уже и забыла про свой вопрос.
– Но прямых разведданных – кот наплакал.
– Агентура, – сказала она.
В любой другой день Ривер бы саркастически ухмыльнулся.
– Да, агентура, – подтвердил он. – Одно время инфильтрация в экстремистские группировки была парой пустяков.
– Ты так говоришь, будто сам этим занимался.
– Я вырос на этих историях.
– Твой дед, да? – спросила Сид. – Твой дед был Дэвид Картрайт, так?
– Им и остается.
– Я имела в виду…
– Он жив-здоров. Как дай бог всем. – Ривер оглянулся; Сид, отодвинувшись от стола, смотрела теперь на него, а не на экран. – И кстати, государственные тайны он мне на ночь не рассказывал.
– Я не это имела в виду.
– Но первой книжкой, которую он читал мне перед сном, была «Ким». – По ее лицу Ривер понял, что вдаваться в подробности нет нужды. – Ну а дальше Конрад, Грин… Сомерсет Моэм.
– «Эшенден».
– Именно. Когда мне исполнилось двенадцать, он подарил мне собрание романов Ле Карре. Я до сих пор помню его отзыв о них.
«Сплошные выдумки. Но это не значит неправда».
Ривер снова повернулся к экрану. Газета в руках у пацана дрожала. Почему он показывает последнюю полосу? «Триумф Англии» – это про вчерашний отборочный матч чемпионата мира.
– Би-би-си, – сказал он вслух, думая о ссылке, которую переслала ему Сид.
– В блоге на их новостном сайте. Ссылку изначально опубликовали там, с предупреждением о казни. Оттуда разлетелось во все стороны. Теперь, наверное, уже везде.
Риверу внезапно представилось, как в комнатах с зашторенными окнами по всей стране, по всему миру люди всматриваются в экраны смартфонов, сидят перед компьютерами, наблюдая за экранами, на которых ничего не происходит, – минута за минутой. При этом некоторых охватывает тот же тошнотворный, подвздошный ужас, который сейчас чувствовал он, а некоторых – злобное ликование.
– А нельзя отследить ссылку? – спросила Сид. – То есть вычислить по провайдеру, откуда ведется трансляция?
– Навряд ли. Только если они совсем тупые. А если не совсем…
Оба прекрасно понимали, что проблема не решится так быстро и так просто.
– Он тебя вконец достал? Даже больше, чем обычно, да?
Уточнять не было нужды. Она имела в виду Джексона Лэма.
– Как долго ты уже здесь? – спросил он.
– С пару месяцев всего.
– А точнее?
– Точнее не помню. Где-то с августа.
– Я здесь уже восемь месяцев, две недели и четыре дня.
Помолчав немного, Сид Бейкер сказала:
– Ясно. Но на медаль за многолетнюю службу пока не тянет.
– Ты не понимаешь, что ли? Пока я тут, мне приходится просто сидеть и наблюдать за происходящим, как всем остальным. А я не для этого поступал в Контору.
– Может быть, мы тоже понадобимся.
– Не понадобимся. Весь смысл Слау-башни в том, что сюда отсылают за ненадобностью.
– Если тебе тут так плохо, почему не увольняешься?
– А дальше что?
– Ну, не знаю. Все, что хочешь.
– В банк? В страховой сектор?
Сид замолчала.
– В юристы? В риелторы?
– Напрасно ерничаешь.
– Вот моя работа. – Он ткнул в экран, где на стуле в подвале сидел мальчишка. – Предотвращать подобные ситуации. А если они все-таки возникают, если вот такое происходит, я должен это остановить. Понимаешь, Сидони? И больше ничем другим я заниматься не хочу.
Он не мог вспомнить, называл ли ее так когда-либо прежде.
– Прости, – сказала она.
– За что?
Она отвернулась. Затем тряхнула головой:
– Я тебя понимаю. Но одна-единственная ошибка не может положить конец карьере. Тебе дадут вторую попытку.
– А тебя за что?
– В смысле?
– За какие заслуги тебя сюда сослали?
– Мы тут выполняем полезную работу, – сказала она. – Полезную и важную работу.
– Которую с тем же успехом можно поручить ватаге дрессированных мартышек.
– Мерси за комплимент.
– Так ведь так оно и есть.
– А вчера утром? Файлы Хобдена? Тоже мартышка бы справилась?
– Ладно. Согласен. Тебе досталось…
– Я не хочу сыпать соль. Просто говорю, что, может быть, грядут какие-то изменения. Может быть, Слау-башня не такой уж и беспросветный тупик. Меня же вот послали на задание? И тебя тоже…
– Послали за помойным мешком.
– Да, с этим мартышка бы справилась.
Он рассмеялся. Потом помотал головой. На экране все оставалось по-прежнему. Смех вдруг показался неуместным.
– А вот этому бедолаге мартышки не помогут, – сказал он.
Сид согласно кивнула.
Рука Ривера соскользнула на бедро и нащупала твердую продолговатость флешки в кармане штанов.
Сид, очевидно, искренне так считала. Только вот ее предшественница уволилась из Конторы по собственному желанию, не вынеся тупой монотонной работы. Так же поступил и его собственный предшественник – некто по фамилии Блэк, – который продержался всего полгода и уволился еще до прибытия Ривера. В этом и состояло истинное предназначение Слау-башни: избавляться от сотрудников без лишнего шума и юридических рисков, сопряженных с увольнением за профнепригодность. Ему вдруг подумалось, что, возможно, в этом и заключалась роль юной и бодрой Сид: служить наглядным контрастом, оттеняющей и подчеркивающей ноткой в смердящем букете профессиональных провалов остальных слабаков. Сейчас, глядя в экран, на пацана с мешком на голове, он чувствовал этот запах на себе – запах провала. Он ничем не мог помочь мальчишке. Что бы сейчас ни делала Контора, она сделает это без участия Ривера.
– Что с тобой?
Он снова повернулся к Сид:
– В каком смысле?
– У тебя такой вид, будто тебя осенило.
– Нет, – помотал он головой. – Ничего.
На столе перед ним лежала стопка свежих транскриптов. Должно быть, Кэтрин Стэндиш принесла их еще до того, как все началось. Он взялся было за верхний и тут же бросил его обратно. Чуть слышный шлепок по столу – это максимальный эффект, который когда-либо произведет данный документ. Потрать Ривер хоть битый час на составление отчета по содержанию очередного отрывка болтовни, перехваченной в очередной предполагаемой зоне повышенного риска, в Риджентс-Парке его отчет удостоится не более чем беглого просмотра по диагонали. Сид сказала что-то еще, но он не расслышал. Его внимание было приковано к экрану, к мальчишке с мешком на голове, которого по той или иной причине, а возможно, и вовсе без какой-либо причины менее чем через сорок восемь часов казнят, и, судя по газете, которую он держит в руках, все это происходит здесь, на британской земле.
Взрывы в метро были не подарком. В данном же случае новость прогремит на всю планету.
Сидони Бейкер повторила сказанное. Вроде что-то про перчатки.
– Как ты думаешь, почему он в перчатках?
– Не знаю.
Это был интересный вопрос. Но ответа у Ривера не было.
Что он знал, так это то, что ему нужно действовать, делать что-то конкретное, полезное. Что-то большее, чем перекладывание бумажек.
Он снова нащупал твердую выпуклость флешки.
Какая бы информация на ней ни хранилась, она была у него в кармане. Данные, добытые в результате настоящего оперативного задания.
Если знакомство с ними было той чертой, после которой пути назад уже не было, Ривер был готов переступить ее.
* * *
Тем временем в кафе «У Макса» кофе был дрянным, а газеты бестолковыми. Пролистав «Таймс», так ни разу и не прибегнув к записной книжке и косясь на блондинку с первой полосы «Телеграфа», Роберт Хобден краем уха уловил какие-то невнятные переговоры. Он оторвался от газет. У прилавка Макс и посетитель вперились в экран телевизора, стоящего на полочке в углу. Обычно Хобден требовал, чтобы звук убавляли. Сегодня он произвел сенсацию, потребовав сделать погромче.
«…данный момент не взяла на себя ответственность, и, кроме этого молодого человека, в кадре больше никто не появлялся, однако, согласно анонимному сообщению, опубликованному сегодня в четыре утра в блоге редакции общественно-политических программ Би-би-си, молодой человек, которого вы видите, будет казнен по истечении сорока восьми часов…»
– Охренеть, – сказал Макс.
– Подонки, – отозвался посетитель. – Просто подонки. Перестрелять к чертовой матери. Всех до одного.
Но Хобден их не слушал.
«Иногда просто чувствуешь, что нащупал какой-то серьезный эксклюзив, и выжидаешь, когда в потоке ежедневных новостей мелькнет спинной плавник этой истории».
Вот оно. Показалось на поверхности.
– Охренеть, – повторил Макс.
Но Хобден уже сгребал со столика ключи, мобильный, бумажник, ручку и записную книжку, засовывая все в сумку. Все, кроме газет.
Газеты он оставил лежать, где лежали.
* * *
Было начало десятого. Жиденькие солнечные лучи окропили Лондон. Расположенные к оптимизму увидели бы в этом предзнаменование грядущего погожего дня.
С высоты большого белого здания рядом с Риджентс-парком это представлялось единственной отрадой, которую готовил день грядущий.
Кабинет Дианы Тавернер располагался на последнем этаже. Когда-то она имела возможность наслаждаться панорамными видами, однако после Седьмого июля кабинеты высшего звена переместили вглубь здания, и теперь ее единственным панорамным окном было то, через которое она присматривала за своими подчиненными и через которое те, в свою очередь, могли присматривать за тем, как она присматривает за ними. В помещении оперативного управления окон тоже не было, но свет, проливающийся сверху, был мягким и голубоватым, и, согласно какому-то отчету или докладу (должным образом запротоколированному, промаркированному и помещенному на архивное хранение с выдачей на руки по соответствующему запросу), являлся лучшей альтернативой натуральному солнечному свету, которую могло предложить электрическое освещение.
Тавернер это одобряла. То, что молодежь теперь пользовалась плодами трудов и борьбы ее поколения, не вызывало в ней досады. Повторно бороться за то же самое не имело смысла.
Ее стажировка пришлась на то время, когда дотлевала холодная война, и порой ей казалось, что это было самым легким периодом ее карьеры. Контора имела освященную временем, благородную традицию посылать женщин на смерть в тылу врага, однако назначение их на руководящие должности воспринималось с меньшим воодушевлением. Тавернер – повсеместно известная как Леди Ди, хотя назвать ее так в лицо никто не осмеливался, – приложила немало усилий, чтобы пошатнуть данные устои, и скажи ей кто десяток лет назад, что в течение ближайшего десятилетия Контору возглавит женщина, она бы натурально посчитала, что имеют в виду ее.
Судьба, однако, имеет обыкновение вставлять палки в самые разнообразные предметы. После смерти Чарльза Партнера в коридорах Конторы запахло грядущими переменами, извне звучали призывы к пересмотру методов работы Конторы. Выражение «мутное времечко» стало всплывать все чаще. В сложившейся ситуации необходимо было передать управление в надежные руки своего человека, и обладательницей таких рук оказалась Ингрид Тирни. Тот факт, что Тирни – женщина, стал бы для Тавернер утешением, не окажись он вместо этого крайне болезненной занозой.
Но как бы там ни было, определенный прогресс был налицо, и это было хорошо. Разумеется, он был бы еще прогрессивней без участия Тирни, однако же и это был прогресс, а она, Тавернер, была теперь первым замом, пускай даже пересмотренная служебная иерархия и предполагала наличие нескольких первых замов, и подчиненные ее теперь круглый год трудились при свете весеннего утра, сидя в эргономичных креслах, что тоже было хорошо. Потому что теперь им приходилось работать еще и с мальчишками, садящимися в лондонское метро с бомбами в рюкзаках. Все, что помогало ее подчиненным делать свою работу, в глазах Тавернер было хорошо.
А сегодня утром им приходилось работать еще и с казнью в прямом эфире.
Ссылка появилась в блоге Би-би-си около четырех утра и сопровождалась кратким и доходчивым сообщением: «отрежем ему голову сорок восемь часов». Без знаков препинания. Лаконично. Экстремистские организации, особенно религиозные, обычно разводили беллетристику: сатанинское семя, адское пламя и так далее. В данном случае ничего подобного не было, что вызывало еще более серьезную тревогу. Будь это постановкой, без пафосных фраз не обошлось бы.
И теперь, как обычно при хорошо продуманной медийной кампании, это было на каждом экране в поле ее зрения. И более того – на каждом экране по всей стране: в квартирах и офисах, над тренажерами в спортзалах, на планшетах и смартфонах, на спинках сидений такси. И по всему миру люди, узнавая об этом в разное время дня или ночи, будут реагировать на новость так же, как в первый момент отреагировали ее подчиненные: «Не может быть, чтобы это происходило в Британии». В других частях света изуверств было предостаточно. Скажи среднестатистическому гражданину западного государства, что в Казахстане играют в поло человеческими головами, и он ответит: «Да, я что-то такое слыхал». Но даже в самых жутких бандитских трущобах британских городов людям не отрезают головы. По крайней мере, не в эфире Би-би-си.
И этого не случится, пообещала себе Тавернер. Этого просто не произойдет. Предотвращение этого станет звездным часом ее карьеры и поставит точку в конце черной главы в истории Конторы, в череде сомнительных досье и загадочных смертей. Это извлечет из опалы всех: ее саму, ее начальство и всех этих мальчишек и девчонок, работающих в оперативном управлении под ее началом, этих недооцененных трудяг, которые по зову долга первыми вставали на защиту интересов отчизны и которых, если все заканчивалось хорошо, благодарили в последнюю очередь… Не прошло и года с тех пор, как ее сотрудники обезвредили террористическую ячейку, готовившую массированный удар по столице; аресты, изъятое оружие – все это смаковалось в прессе день-два, но когда дошло до суда, то главным вопросом стало: как такое допустили? почему ячейку не выявили раньше? почему им едва не удалось осуществить задуманное?
Годовщины провалов отмечались у всех на виду; люди выходили из офисов на улицы, чтобы минутой молчания почтить память невинных жертв. Сообщения же об успехах тонули в медийной трескотне, уступая место на первых полосах скандальным подробностям из жизни звезд и предсказаниям экономических невзгод.
Тавернер сверилась с часами. Сегодня ей предстояло прочитать немало бумаг. Первая оперативная сводка вот-вот должна была лечь на стол. Тридцать секунд спустя состоится планерка в зале экстренных совещаний, менее чем через час – доклад министру, затем – летучка по медийному эмбарго. Журналисты захотят пресс-конференцию. Ввиду того что Ингрид Тирни сейчас находилась в Вашингтоне, конференцию также проведет Диана Тавернер. Тирни, кстати, будет этим очень довольна: чем больше происшествие будет ассоциироваться с Тавернер, тем лучше будет для нее, в случае если все усилия пойдут прахом и гражданину Великобритании все-таки отрежут голову в прямом телеэфире.
Но прежде чем произошло все вышеперечисленное, в дверях кабинета возникла фигура. Ник Даффи, старший Пес.
Не важно, на какой ступеньке служебной лестницы ты стоишь; как только нежданно-негаданно перед тобой появляются Псы, первая реакция – ощущение того, что ты в чем-то провинился.
– Что там?
– Кое-что, о чем вам, думаю, следует знать.
– Я занята.
– Ни секунды не сомневаюсь, шеф.
– Выкладывайте.
– Я вчера встречался с одним из наших бывших. Моди. Джед Моди.
– Его выперли после скандала с Миро Вайсом. Разве он не в Слау-башне?
– Да. И ему там не нравится.
Дверь открылась. Юнец по имени Том положил на стол Тавернер папку коричневого картона. Первая сводка. Папка выглядела неестественно тощей.
Тавернер кивнула, и Том, не проронив ни слова, вышел.
– Через тридцать секунд меня здесь не будет, – предупредила она Даффи.
– Моди рассказал мне про одну операцию.
– У него подписка о неразглашении. – Она подхватила папку. – Если он планирует болтать о своем славном прошлом, вызовите на ковер и вправьте мозги. Или воспользуйтесь услугами кого-нибудь ручного из полиции. Мне вас учить, как вам делать свою работу?
– Он имел в виду не прошлое. Сказал, что Джексон Лэм проводит операцию.
Она помолчала. Потом сказала:
– Слау-башня не занимается оперативной деятельностью.
– Именно поэтому я посчитал, что вам об этом следует знать.
Несколько секунд она смотрела поверх его плеча на стеклянную стену, за которой работали ее сотрудники. Затем перевела резкость и увидела в стекле собственное отражение. Ей было сорок девять. Стресс, напряженная работа и чертов Хронос оттоптались на ней по полной программе, и тем не менее она унаследовала отличные черты лица и обладала прекрасной фигурой. И то и другое она умела подать в лучшем виде. Сегодня на ней был темный костюм и нежно-розовая блузка, подчеркивающая оттенок ее волос по плечи. Она выглядела хорошо. Небольшое техобслуживание в перерывах между совещаниями там и тут, и к вечеру был шанс не выглядеть так, словно весь день трудилась в свином хлеву.
При условии, что не будет крупных неожиданностей.
– Что представляет собой эта операция? – спросила она.
– Я сначала подумал, что это мужик, но потом…
– Сидони Бейкер, – сказала Тавернер голосом, которым можно было резать стекло. – Джексон Лэм поручил ей наблюдение за журналистом. За Робертом Хобденом.
Ник Даффи кивнул, но было очевидно, что его утро испорчено. Одно дело – выкопать для хозяйки сахарную косточку, но обнаружить впоследствии, что хозяйка сама же эту косточку и закопала, – совсем другое.
– Да, – сказал он. – Конечно. Я просто…
Она смотрела ледяным взглядом, однако к чести Ника Даффи следовало отметить, что он не стушевался:
– Вы же сами сказали. Слау-башня не занимается оперативной работой.
– Это не операция. Это поручение.
Она практически слово в слово повторила то, что он сам вчера сказал Джеду Моди. Даффи даже слегка опешил.
– Задача наших слабаков, – продолжала Тавернер, – перекладывать бумажки и сортировать скрепки. Однако мелкую кражу им доверить можно. Ресурсы у нас на пределе, Даффи. Время сейчас непростое.
– Свистать всех наверх, – неожиданно для себя отозвался он.
– Да, лучше и не скажешь. У вас ко мне что-то еще?
Он помотал головой:
– Простите, что побеспокоил.
Даффи развернулся на выход. В дверях она окликнула его:
– И вот еще что, Ник…
Он повернулся.
– Кое-кому может не понравиться, если узнают, что я выдаю субподряды. Могут подумать, что это демонстрирует отсутствие у меня доверия к коллегам.
– Я понял, шеф.
– Тогда как на самом деле это не что иное, как целесообразное задействование ресурсов.
– Никто не узнает, шеф, – пообещал он. И вышел за дверь.
Диана Тавернер предпочитала не делать письменных заметок, если могла обойтись без них. Запомнить имя Джеда Моди большого труда не составляло.
Изображение на настенном экране не менялось: мальчишка в оранжевом, с мешком на голове. Сейчас по всему миру десятки тысяч людей уже жалели его и молились о нем. Помимо этого, его личность была темой огромного числа догадок и предположений. Для Дианы Тавернер же он был просто фишкой на доске. И ничем иным быть не мог. Если позволить себе руководствоваться эмоциями, то она не сможет делать то, что ей следовало, результатом чего должно быть возвращение мальчишки домой целым и невредимым. Она будет просто делать свою работу. Ее подчиненные будут делать свою. Мальчишка будет жить. Точка.
Она поднялась, собрала бумаги и направилась к двери, но на полпути вернулась к столу, выдвинула ящик и заперла в нем флешку, переданную ей накануне Джеймсом Уэббом. Копия флешки Хобдена, сказал он, сделанная Сид Бейкер. Благополучно доставленная. Никем не просмотренная. Данные с промежуточного ноутбука удалены безвозвратно. Его словам она поверила. Если бы она полагала, что он способен на несанкционированный просмотр данных, то питала бы к нему больше уважения, но в то же время и задания бы не поручила.
Мальчишка на экране сидел неподвижно. Только дрожала газета в руках. Он будет жить, сказала она себе.
Но даже Диане Тавернер было очевидно, что ему сейчас страшно.
* * *
Страх обитает в кишках. Там его логово. Он заселяется, двигает там все туда-сюда, освобождая для себя пространство. Страх любит слушать эхо от ударов собственных крыльев. Страх любит нюхать собственный пердеж.
В его представлении он хорохорился минут десять, а на самом деле – три. Потом страх занялся обустройством и перестановкой мебели. Он опростал кишечник в ведро в углу, до боли в животе напрягая и расслабляя мускулы; и задолго до того, как с этим было покончено, он ясно осознал, что это не благотворительный розыгрыш. Какими бы отвязными ни были его сокурсники, происходящее вышло далеко за пределы песочницы. Это уже было в сфере ответственности полиции. «Мы просто пошутили» – в суде не оправдание.
Он не знал, день сейчас или ночь. Сколько времени он провел в фургоне? Съемка могла состояться вчера, а могла и пару часов назад. Она могла состояться даже завтра! А газета – подделка, полная новостей о событиях, которые еще не произошли…
Сосредоточься. Сохраняй спокойствие. Не позволяй Ларри, Мо и Керли превратить мозги в кашу.
Он прозвал их Ларри, Мо и Керли[413]413
Персонажи водевильного номера «Три балбеса» (с 1922 г.), впоследствии герои популярных короткометражных комедий, где две роли бессменно исполняли Ларри Файн и Мо Ховард, а в третьей в разное время снимались Керли Ховард, Шемп Ховард, Джо Бессер и Джо Деррита.
[Закрыть]. Потому что их было трое, а отец всегда называл так покупателей, приходивших в магазин втроем. Приходивших парами он называл Лорел и Харди[414]414
Стэн Лорел и Оливер Харди – знаменитый комический дуэт, работавший с 1927 г.
[Закрыть].
Раньше все это казалось жутко отстойным – и сами прозвища, и то, что отец повторял прикол по два-три раза за неделю. «Ларри, Мо и Керли то, Лорел и Харди се… Пап, ну смени уже пластинку». Но сейчас от этих слов было легче. Он даже слышал интонацию, с которой говорил отец. «Ну и ну, угораздило же тебя связаться с этими клоунами». Так получилось, пап. Я не виноват. Просто-напросто оказался в проулке в неподходящий момент.
Ага, шел и витал в облаках, напомнил он себе. Голова была занята обычными проделками: сочиняла очередную хохму, очередной прикол, который заставил забыть про осторожность ровно на столько, сколько потребовалось отморозкам, чтобы завалить его… Кстати, в этом тоже есть какой-то прикол, правда? «Завалить его» не составило бы труда и троим шестиклассникам. Он далеко не экшн-мэн.
