Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Стивен Кинг

Часть четвертая
Расследование

Сеть кипела и кишела постами и комментариями на тему «шокирующей» токсикологической экспертизы смерти Вивиан Дэвис. Виновато было селфи с Дороти – кто бы удержался от искушения поделиться подобной пикантной новостью, если к ней можно было присовокупить фото женщины, чуть не ставшей президентом, щека к щеке с жертвой убийства? Прежде чем мы легли спать, редакции всех крупных изданий связались с общественным представителем Дороти, а действующий президент и бывший второй кандидат выразили в «Твиттере» «озабоченность» ситуацией.

У Дороти и Лейлы состоялась напряженная онлайн-конференция с еще как минимум шестью людьми, затянувшаяся глубоко за полночь, в ходе которой они составили следующее заявление, где каждое слово стоило кровавого пота. Но читая его, невозможно понять, сколько сил и времени на него ушло.

«Мысленно я пребываю с семьей и близкими моей соседки Вивиан Дэвис, которая, как и многие в наши дни, пыталась обрести смысл в окружавшей ее действительности. Поскольку расследование скоропостижной кончины миссис Дэвис все еще продолжается, других комментариев у меня пока что нет».

Это заявление отправили в маленькую консервативную газету, выходящую в штате Миннесота. Во время кампании ее редактор опубликовал заметку, оказавшую большое влияние на общественность. Благодаря ей Дороти смогла выиграть выборы в этом штате – с минимальным отрывом. Поэтому стоило выложить это заявление на сайте газеты, как оно разлетелось по всей стране в считанные минуты.

Пока все это происходило, меня не просили уйти, но если бы и попросили, я бы настояла на том, чтобы остаться – под предлогом, что это необходимо для работы над книгой. Но по правде я не собиралась выпускать изо рта чудом упавший туда ароматный кусок загадочного преступления, который раньше всегда доставался кому-то другому. Я наотрез отказывалась упустить шанс поучаствовать в происходящем и собиралась по полной использовать свой талант закручивать сюжет и свою любовь к писательскому делу.

Меня нельзя было бы сдвинуть с места даже бульдозером.

* * *

На следующее утро – уже наступил понедельник – с ранними пташками к нам заявилась полиция.

Мы с Дороти встали еще раньше и, сидя на диване, обсуждали сюжетную линию книги, так что врасплох нас не застали. Когда я чуть позже спустилась к завтраку, Дороти сидела на угловом диванчике рядом с двумя типами в костюмах: жемчужно-сером, двубортном и помятом, сшитом на заказ, темно-синем, с видневшимися из-под края брюк носками в бело-розовый ромбик. Мужчина в жемчужно-сером – старший юрист – принадлежал к обширной когорте официальных представителей Дороти, седовласых, в бифокальных очках, частенько занимающих ведущие посты в разных администрациях. Тот, что в темно-синем, помладше, энергичный и даровитый, работал в пиар-команде Дороти, и хотя он не жевал жвачку (на часах было всего семь утра), по его виду можно было предположить, что делает он это постоянно.

Дороти сама сегодня надела костюм – один из своих фирменных брючных костюмов цвета бледной лаванды, отделанный по лацканам и боковым швам брюк белым шнуром. Ее волосы были выпрямлены, уложены и залачены в модный объемный маллет, которым она щеголяла многие годы. Впервые я видела ее в образе «Дороти Гибсон», и пока мы сидели на диване, я поняла, что с трудом могу сосредоточиться на работе. Да, мы уточняли до мельчайших подробностей хронологию ее пребывания на посту сенатора – не самое увлекательное занятие, но знаете, у кого не возникло проблем с концентрацией? У женщины в брючном костюме, которая устремила цепкий взгляд на юриста и специалиста по связям с общественностью, вошедших в комнату.

– Они здесь?

Мужчины кивнули.

– Хорошо. – Дороти отложила ноутбук и разгладила брюки. – Давайте побыстрее с этим покончим.

* * *

Сакобаго – это деревушка, входящая в состав городского поселения Хай-Касл, именно поэтому на левой стороне ветровки детектива-сержанта Дэниэла Брукса, напротив сердца, красовалась эмблема ПУХК[561]561
  Полицейское управление Хай-Касла.


[Закрыть]. Детектив был определенно моложе меня на несколько лет, полный мальчишеской неуемной энергии, что я нашла очаровательным, хотя выглядел он неважно – кожа на лице сальная, очки старомодные. Как ни странно для сотрудника полиции, он носил пышную хипстерскую бороду, модную нынче у мужчин (клянусь, когда потомки будут изучать наши современные тенденции касательно мужской растительности на лице, они найдут их столь же смехотворными, как викторианские бакенбарды). Еще он был коротышкой – со своими ста шестьюдесятью семью сантиметрами роста я возвышалась над ним на добрых пять сантиметров.

На мой взгляд, низкорослые мужчины делятся на две категории:

1) тех, кто недоволен своим ростом и поэтому ведет себя отвратительно,

2) тех, кто еще в юности перестал зацикливаться на своей физической особенности и превратился в самых приятных и образованных мужчин среди всех мне известных.

Судя по тому, как сердечно детектив Брукс пожал мне руку и поинтересовался, в каком году был выпущен стоящий в гостиной рояль (если вам интересно – в 1937-м), у него были все шансы попасть во вторую категорию.

Жаль, не могу сказать того же о старшем следователе Локусте.

Из того, что мне удалось узнать, полиция штата Мэн нечасто занималась расследованием убийств, но нынешняя администрация решила, что городскому поселению Хай-Касл понадобится помощь в данном деле, и поэтому сюда из Южного отдела расследований тяжких преступлений прислали Стивена Локуста. В отличие от Брукса он был чисто выбрит, его волосы песочного развевались, причем спереди они отступали по прямой линии, отчего его массивный лоб был заметен еще сильнее. Нельзя сказать, что он отличался поразительным ростом, но, учитывая суровый вид и разницу в росте между ним и напарником, он наслаждался тем, что смотрел на окружающих свысока – если старший следователь Локуст был вообще способен чем-то наслаждаться.

Моя преподавательница на третьем курсе миссис Карни говаривала, что худшее наказание для человека с дурным характером – это то, что ему с собой всю жизнь жить, и эта присказка, на мой взгляд, как нельзя лучше подходила следователю Локусту. Он постоянно находился в крайней степени раздражения, и когда я представляю его, первым в памяти всплывает его похожий на клюв нос. Клянусь, этот шнобель мог бы выступать в шекспировском театре, настолько он был выразительным. Он ни минуты не оставался в покое – или морщился от отвращения, или раздувал ноздри от возмущения, или нетерпеливо подрагивал. Его возможности, как какого-нибудь суперприбора из «магазина на диване», казались бесконечными.

Этим утром одна его ноздря была слегка раздута, предвещая грядущий приступ ворчания. Одет он был в безыскусный, купленный в магазине костюм, и я сразу поняла, что он из тех мужчин, которые даже под страхом смерти не наденут шорты (а вот детектив Брукс, вероятно, придя домой, скидывал свою форму цвета хаки и, прыгая на месте, надевал яркую пару).

Лейла представила собравшихся; учитывая юриста и специалиста по связям, нас в библиотеке оказалось семеро, настоящая толпа. Полицейские сидели на изящных стульях, которые успешно вписались бы в постановку Джейн Остин, а напротив них, на пухлом диване, расположились Дороти (по центру), юрист и специалист по связям (по бокам от нее), а также я и Лейла (по краям). Кто-то, возможно, счел бы эту двойную линию безопасности угрожающей или, по крайней мере, обескураживающей – но только не следователь Локуст.

Он поднял повыше свой телефон.

– Полагаю, никто не возражает, если я буду вести запись? Это сильно облегчит нам жизнь.

– Вообще-то… – Специалист по связям почесал щеку, будто извинялся. – Мы, типа, возражаем, простите.

Ноздри Локуста раздулись до своего великолепного максимума.

– Да все в порядке, я все равно всегда делаю заметки. – Детектив Брукс вынул из кармана ветровки блокнот и снял колпачок с ручки. – Это хорошее подспорье, когда ведешь дело.

Локуст наградил его гневным взглядом, бросил «ладно» и повернулся к Дороти:

– Как вы себя чувствуете сегодня, миссис Гибсон?

– Хорошо, – ответила она. – А вы?

– Честно говоря, не особо. Я в замешательстве. А я не люблю находиться в замешательстве.

Воцарилась пауза. Я увидела, как детектив Брукс приподнял брови, не отрывая взгляда от блокнота, в котором он пока что не написал ни единого слова.

– А причина моего замешательства заключается в следующем: днем субботы вы беседовали с тремя разными чиновниками и просили как можно быстрее провести токсикологическую экспертизу Вивиан Дэвис. Я бы сказал – умоляли. Один из чиновников так и выразился – «она меня умоляла», миссис Гибсон. И хотя обычно на токсикологические отчеты уходит как минимум несколько недель, и хотя десятки других экспертиз ждали своей законной очереди, поскольку вы высказали просьбу, люди вам уступили. И вот теперь, когда ваше пожелание выполнено…. – Он широко развел руки, универсальным жестом изображая взорвавшуюся бомбу.

– Я, кажется, пропустил вопрос, – заметил специалист по связям.

– Почему вы так отчаянно выбивали этот отчет, миссис Гибсон? Таков вопрос. Потому что я не понимаю причины. Я вообще не могу взять в толк, почему вы решили, что вас это касается? Отсюда мое замешательство.

– Я не уверен… – Юрист прокашлялся и делал это долго и старательно. Снова заговорил он в манере человека, не привыкшего торопиться, кто ждет, что за каждым поворотом его мысли будут терпеливо следить: – Думаю, мне не особо нравится покрой вашего кливера, молодой человек.

Нос следователя Локуста нахмурился в растерянности.

– Покрой моего кливера?

– Это морской термин, – пояснила Лейла, – также используется для того, чтобы назвать кого-то козлом.

– Причина – это я.

Все мгновенно повернулись ко мне, и прежде чем от волнения я успела потерять дар речи, я пустилась в настолько подробное изложение своего разговора с Евой Тёрнер, насколько возможно, под успокаивающий скрип ручки детектива Брукса по бумаге.

– С субботы вы больше не разговаривали с этой секретаршей? – строго спросил Локуст, когда я закончила.

Я покачала головой.

– Нет.

Локуст вперил в меня обозленный взгляд, и если бы он оскалил зубы и зарычал, я бы не удивилась. Испугалась бы, но не удивилась.

– В течение часа я проверю эту информацию. – Эта фраза прозвучала скорее как предостережение. Я кивнула, и он снова повернулся к Дороти. – Выходит, мы должны поверить, что все эти звонки вы сделали по доброте душевной? Так вы это позиционируете?

Юрист выставил перед собой руку, как постовой на перекрестке.

– Я полагал, что нам предстоит формальный обмен вопросами и ответами ради уточнения деталей. Но не допрос.

– Я просто пытаюсь понять, как все произошло, – сбавил напор Локуст. – Потому что единственное, в чем я уверен на данный момент – все произошло совсем не так, как должно было.

– Только не надо волноваться, – весело вставил детектив Брукс.

– Я с трудом понимаю, почему в этом обвиняют сенатора, – высказал недоумение юрист. – Уж если на то пошло́, вы должны быть ей благодарны.

Плотно сжатые губы Локуста медленно расползлись в улыбке, а нос приплющился, как у змеи перед броском.

– И почему меня не удивляет ваша позиция? – процедил он и внимательно оглядел толпу перед собой. – Вы, видимо, полагаете, что мы, полицейские, плохо выполняем свою работу. Что мы слишком тупые, слишком нетерпимые, слишком продажные, чтобы довести дело до конца по всем правилам. Так вот, позвольте стать первым, кто вам это сообщит: на примере дела, которое мы расследуем сейчас, вам предстоит убедиться, как вы ошибаетесь.

Детектив Брукс сделал вид, что его нет, занося тираду Локуста в блокнот – или притворяясь, что заносит.

– Итак, хочет ли кто-нибудь сообщить еще какую-то информацию? – Локуст по очереди взглянул на каждого из нас, остановившись на мне. – Любую информацию.

Я могла бы рассказать ему о своей встрече с Лорой. Могла бы сообщить, как подозрительно напряглись Анна и Самир Шах при упоминании Вивиан. Но как подчеркнул сам Локуст, полиция в любом случае собиралась допросить всех причастных. Вообще я проснулась поутру с твердым намерением рассказать кому-то из официальных лиц о Бернарде Спилсбери и о моей блестящей теории касательно того, как Вивиан Дэвис могли утопить в ванной, не оставив никаких следов… Но чем скорее следователь Локуст покинул бы поместье Дороти, тем лучше было бы для всех нас.

– Ладно. – Он оперся ладонями о колени и тяжело поднялся, заставив стул протестующе заскрипеть. – Рискну сделать безумное предположение, что никто из вас понятия не имеет, как результаты экспертизы просочились в прессу.

– Вы считаете, что это мы устроили? – воскликнула Лейла. – Да вы шутите!

– Приятель, вы уже переходите черту, – заметил специалист по связям.

Следователь Локуст кивнул с выражением мрачного удовлетворения.

– Я также уверен – нет смысла сообщать вам, что мы предпочли бы, чтобы вы никуда отсюда не уезжали, не поставив нас в известность. Просто на случай, если потребуется провести еще одну беседу, раз уж эта оказалась столь продуктивной.

– С этим затруднений не возникнет, – заверил юрист.

Локуст повернулся, чтобы уйти, потом развернулся обратно и навис над специалистом по связям:

– И в следующий раз, когда решите ко мне обратиться, используйте слова «офицер» или «детектив», а не «приятель».

Тот замер, не отводя глаз, но в итоге нашел в себе силы кивнуть – а что еще ему оставалось делать?

Прежде чем выйти из комнаты, детектив Брукс поймал мой взгляд и пожал плечами, и я ответила ему тем же.

* * *

– Ого, – выдохнула Дороти, едва закрылась входная дверь.

– Ну и спесь, – прокомментировал специалист по связям.

– Вынужден согласиться, – кивнул юрист. – В основном, конечно, просто собака лает. Хотя лично я не хотел бы проверять, как сильно этот пес кусает. – Он повернулся к Дороти и похлопал ее по руке. – Лучшее, что вы можете сделать, моя дорогая, это сидеть дома.

Дороти отдернула руку.

– А чем я тут, по-твоему, занимаюсь, Ларри? Торчу дома. Впервые за много дней я выехала куда-то именно на эту поминальную церемонию.

* * *

Юрист и специалист по связям на обед не остались. Дороти сообщила, что хочет провести остаток утра в одиночестве, и когда мы снова встретились в столовой в полдень, она все еще была не в духе. Труди приготовила салат фризе с тушенным в уксусе беконом и яйцами-пашот, необыкновенно вкусный, но Дороти, против обыкновения, даже не притронулась к своей порции (несмотря на миниатюрность, аппетитом она обладала отменным). Она снова облачилась в один из своих привычных домашних нарядов: темные легинсы и тяжелый, свободный свитер лимонно-желтого цвета, доходивший почти до колен. Волосы она убрала под головную повязку (а как же иначе? Ранняя Дороти известна своим пристрастием к таким повязкам, хотя эта была эластичной, как у спортсменов).

– Я бы хотела прогуляться, – сообщила она. – Пойдете со мной?

Мы с Лейлой дали знать, что обе присоединимся с большим удовольствием.

– А если по пути случится так, что мы выйдем к Хрустальному дворцу, вдруг окажемся внутри и порасспрашиваем кое-кого, то что ж тут такого?

– Ты правда считаешь, что это хорошая идея? – уточнила Лейла.

– Да, – ответила Дороти.

– Эти копы все еще могут быть там. Что, если ты на них натолкнешься?

– Они сказали, чтобы я не уезжала отсюда, не предупредив их, но ничего не сказали о том, что мне запрещено навещать соседей. Или разговаривать с людьми. Я вроде еще не под арестом – хотя много кто мечтает об этом.

– Но Ларри и Тодд…

– Я знаю, что сказали бы Ларри и Тодд. Я устала слушаться Ларри и Тодда! И Ванессу. И Лесли. И Филиппа. И Джеральдину. И Сета. И Магду. Да какого черта?! – крикнула она.

Конечно же, о взрывном характере Дороти ходят легенды – такие легенды ходят о любой женщине, которая добилась хоть какого-то успеха. Утверждают, что она сквернословит, что словесно оскорбляет подчиненных, бросаясь нецензурными выражениями направо и налево. Что иногда она бросается в людей первым, что попадется под руку – телефоном, степлером и так далее. Все помнят тот случай, когда помощница забыла положить в упаковку с салатом, который Дороти собиралась съесть в самолете, вилку. Дороти достала из сумочки пилку для ногтей и съела салат с ее помощью, а потом заставила помощницу вычистить эту пилку.

Я уже провела с ней достаточно времени, чтобы усомниться в правдивости большинства этих историй. Но признаюсь, жутко было увидеть с какой скоростью – и легкостью – в ней вспыхнул гнев. Получается, ярость все время таилась в ней, приструненная, но готовая сорваться с цепи в любой момент.

– Я тебя услышала, – ответила Лейла. – Поверь мне, никто не слушает тебя внимательнее, чем я. Но это не значит…

– А ты знаешь, сколько слов я произнесла за все это апокалиптическое утреннее интервью? Могу сделать подсказку – их можно сосчитать по пальцам одной руки. Каждый из вас сказал больше, чем я. Каждый.

Я взглянула на Лейлу – она положила вилку рядом с тарелкой и показалась мне усталой, даже изможденной, несмотря на свой шикарный внешний вид. И я впервые задумалась, как же тяжко ей, должно быть, пришлось за эти два последних года.

– Господи боже, – продолжала Дороти, – да неужели я до сих пор не заработала право поступать как вздумается? Что мне еще для этого сделать!? И в любом случае, что мне еще терять-то?

– Ты знаешь, что это неправда, – тихо произнесла Лейла. – Ты для многих являешься примером, опорой…

– Я просто хочу поговорить с несколькими людьми. Возможно, помочь выяснить, почему в доме по соседству убили женщину. А в процессе обелить свое имя, поскольку меня явно сочли заинтересованным лицом на основании нескольких телефонных звонков! – Дороти схватила стакан с водой и сердито отпила из него. – Уже не говоря о том, что кто бы ни совершил это преступление, он попытался обставить дело так, словно Вивиан покончила с собой из-за моего поражения на выборах.

– Естественно ты можешь делать что угодно, – медленно молвила Лейла, соглашаясь. – Но в мои обязанности входит высказывать тебе свое мнение прямо, и я считаю, что это плохая идея. Очень плохая. Старший полицейский явно пытался выставить тебя виноватой, и готова спорить на что угодно, что он голосовал за…

– Да мы не о выборах сейчас говорим! Эти проклятые выборы тут ни при чем!

Дороти хлопнула ладонью по столу с такой силой, что ее полный вина бокал подпрыгнул и перевернулся. Потрясенные, мы смотрели, как она поднимает его, кладет салфетку на быстро расползающееся пятно и безуспешно пытается его вытереть. Это продолжалось, наверное, с минуту, потом она наконец подняла голову.

– Простите.

Лейла покачала головой.

– Тебе не за что…

Дороти подняла руку.

– На самом деле мне за многое нужно извиниться. Я не взываю к коллективной жалости и не напрашиваюсь на комплименты, поэтому, пожалуйста, позвольте мне сказать. – Она сложила влажную салфетку и отложила ее в сторону. – Я так устала, что мной управляют – комитет, фокус-группы, – и что они трясутся в ужасе даже перед самым пустяковым решением. Потому что неважно, сколько мнений я учту, мне все равно прилетит. Я все еще претендент, проигравший выборы, человек, на чьих плечах лежит ответственность за то, что их выиграл тот мужчина, а не эта женщина. – Она ткнула себя пальцем в грудь. – Я. Я должна была победить, и винить стоит только меня. Так что я не спрашиваю чьего-то мнения, – она встретилась взглядом с Лейлой, – как бы сильно я его ни уважала. Я просто сделаю то, что решила, и точка.

Она взяла вилку и отправила в рот лист салата.

– Но я все равно пойду с тобой, если ты хочешь, – сказала Лейла мягко. Я никогда не слышала такой теплоты в ее голосе.

Дороти покачала головой, мы подождали, пока она проглотит салат.

– В этом нет необходимости. Знаешь, возможно, ты и права. А я никогда не прощу себе, если ты из-за меня попадешь в беду.

– Ну, а я точно хочу пойти, – встряла я.

Я пыталась не смотреть на Лейлу, но ее взгляд притянул мой, как магнитом, и я прочитала в ее глазах: «В самом деле, Брут? Вот ты как?»

– Хорошо. – В голосе Дороти сквозило удивление, словно я была щенком или ребенком, который вдруг что-то пропищал из своего уголка, напомнив о своем присутствии. – Кто знает, может, этот эпизод каким-то образом войдет в книгу?

«Ох, дамочка, – подумала я, запихивая комок яичного белка с текущим из него желтком в рот как можно быстрее, чтобы не капнуть на одежду, – еще как войдет».