Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"
Автор книги: Стивен Кинг
Соавторы: авторов Коллектив,Роберт Антон Уилсон,Мэтью Квирк,Питер Свонсон,Кемпер Донован,Джей Ти Эллисон,Мик Геррон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 220 (всего у книги 342 страниц)
Она набила сообщение Селии, пока дожидалась номера. В гостиницу обычно до четырех не заселяли, но Элис оказалась приоритетным клиентом. Банковская карточка у нее какая-то особая. Так что ей пообещали, что через час полулюкс для нее будет готов. Она решила посидеть в фойе. Внезапно обретенная дурная слава закрыла перед ней большинство мест, где она привыкла коротать время. Может, на некотором извращенном погранично-социопатическом уровне и захватывающе было бы нагрянуть в фитнес-центр или «Старбакс», но ей точно не хотелось, чтобы ее окатили чаем масала или уронили на ногу гирю. О доме Мишеля и думать было нечего. Элис даже представить было страшно его ярость и стыд, когда он прочел статью. Наверняка воспринимает ее теперь эдаким суккубом, вызванным из адских глубин, чтобы лишить его всего.
Она устроилась возле горшечного деревца и написала бывшей лучшей подруге, хотя Селия наверняка и удалит сообщение не читая. Потому что уже знает, что твиты «Эмерсонских Глубин» – работа Элис. Знает, что «ее дорогая» – на самом деле ее заклятый враг. И все же Элис была обязана попытаться достучаться до Селии. Иначе Кристоферу грозит оказаться за решеткой на долгие-долгие годы.
До звонка журналистки вчера вечером Элис по-настоящему была убеждена, что дела наконец-то пошли на лад. Выходные выдались славными. Ветка в «Твиттере» оказалась даже более действенной, нежели она надеялась. Комментарии демонстрировали, что ей удалось нащупать нерв скрытой неприязни к Джеку. Парня искренне недолюбливали. Он унижал каких-то там бедняков в торговом центре. Издевался над уймой одноклассников. Но самым большим его грехом был, по-видимому, мухлеж в теннисе.
Откровение о случае с Лекси многих задело за живое. Несколько учениц Уолдовской школы, не пожелавших раскрыть свою личность, заявили, что давно уже держатся подальше от Джека, распознав темную сторону его души. Одна из таких выразила мнение, что «Лекси с ним встречалась только потому, что была программной и с ней никто не общался». На что другой анонимный комментатор заметил: «А Ханна Хольт с ним встречается только потому, что она полная размазня».
«Не просто размазня», – подумала Элис. Ситуация гораздо сложнее. Теперь-то она поняла подоплеку их отношений. Ханна не просто терпела садизм Джека. Как раз именно садизм и привлекал ее к нему. А его к ней. На этом-то и держалась их связь – на жестокости и боли. Ханна принимала то, чем он с готовностью делился. И даже не просто принимала, а нуждалась в этом.
Элис пришла к заключению, что отношения пары строятся на причинении боли. На порезах и необъяснимых синяках. На вырванных с корнем волосах в постели Ханны. На уму непостижимых падениях – вроде того, когда она навернулась с лестницы в подвал и вывихнула запястье. И более всего – и страшнее всего – на том моменте, когда Элис вошла в комнату падчерицы и застала, как та отрывает острогубцами заусенец. По тыльной стороне руки девушки обильно текла кровь. Прежде чем Элис вмешалась, Ханна дотянула лоскут кожи до первого сустава пальца. Слабонервной Элис себя никогда не считала, однако ей стоило определенных усилий не грохнуться в обморок, пока она держала руку девушки под холодной водой в ванной. Ханну же кровь нисколько не напугала. Ее только и беспокоило, чтобы об этом не узнал отец. Элис не стала ему не рассказывать. Потому что думала, что справится с сумасбродствами падчерицы. Какой же дурой она была.
Ей вспомнился синяк, что она заметила на девушке в пятницу. Сколько их еще на ней? И сколько уже успело сойти? Теперь-то все было ясно как день. Джек причиняет боль Ханне. И она принимает ее, потому что для нее это плата за его любовь. Элис должна была обо всем догадаться, но ее слишком увлекали собственные острые ощущения, чтобы обращать внимание на что-либо другое. Обычно люди беспокоятся, каким тайным удовольствиям их дети предаются за закрытыми дверями, тогда как Элис стоило задуматься о тайной боли.
Еще не поздно остановить безумие. Что, естественно, означает предать Ханну. Но у Элис не оставалось выбора. Альтернатива была просто немыслима: Кристофер в тюрьме, Мишель сломлен, Ханна обречена на жизнь, полную мучений. Элис никогда не нравилось выражение «жестокость из любви» – во имя любви ей довелось вкусить более чем достаточно жестокости. Но внезапно она поняла, что именно это-то сейчас и требовалось.
И жестокость как будто принесла желанный результат. Элис выставила Джека садистом, коим он и являлся. А еще ей снова удалось встретиться с Мишелем – в субботу вечером, на стоянке шоссе 9. Поначалу вид у него был подавленный. Ранее днем он встречался с Кристофером и нашел состояние сына весьма скверным. Парень с трудом понимал, что ему говорят. Словно был одурманен наркотиками. Только и твердил, что не убивал Иден.
Элис попыталась приободрить Мишеля заверением, что Ханна вот-вот выложит ей всю правду. Только и осталось, что еще раз с ней переговорить.
– Но как нам заставить ее пойти в полицию? – спросил он, когда Элис передала ему рассказанное девушкой.
– Я работаю над этим.
Наконец, Мишель позволил утешить себя. Она начала гладить его по голове, последовал поцелуй, а потом и желание взяло свое. Элис потянула мужчину на пассажирское сиденье, послужившее им укромным местечком, для их любви и страсти.
Воскресенье тянулось целую вечность. Она думала, что Ханна вернется из Бостона днем, однако Джефф сообщил, что девушка будет в отъезде до следующего утра. А потом у нее зазвонил телефон, высветив бостонский номер. Телемаркет, решила Элис и не стала отвечать. К ее удивлению, звонивший оставил голосовое сообщение длительностью с полминуты. Она прослушала, и мир распался на части. Это оказалась журналистка из какого-то таблоида. По ее словам, против Элис выдвинуты серьезные обвинения, которые нельзя оставить без рассмотрения. Ей необходимо немедленно перезвонить – завтра они кое-что публикуют. Элис сделала глубокий вздох и нажала кнопку вызова.
– В чем дело?
– Не могли бы вы описать характер ваших отношений с Мишелем Махуном?
Репортерша была в курсе всего. Знала про Мишеля и ветку в «Твиттере». У них имелись фотографии, сделанные на их вчерашнем свидании. И криминальное досье на нее. До мельчайших подробностей. Кое-кто в своих стараниях значительно превзошел «Гугл». Не желает ли она прокомментировать?
– Это неправда!
– Что именно?
– Все!
– Но ваши нелады с законом являются публично доступной инф…
Элис ткнула кнопку отбоя. Объективный наблюдатель мог бы предупредить ее, что она совершает ошибку, да вот только таковых поблизости не случилось. «Только мы, курицы», – вспомнился ей вдруг анекдот про вора, ответившего так на вопрос «Кто здесь?» прибежавшего в курятник фермера. На мгновение шутка рассмешила ее.
– Только мы, курицы, – повторила она вслух.
А потом начала плакать. Сначала тихонько, потом навзрыд. Зазвонил городской телефон. Снова журналистка, на этот раз по душу Джеффа. Элис слушала, как голос женщины разносится по просторной кухне. Пока можно было не беспокоиться – муж уехал в лабораторию. После гудка она стерла оставленное сообщение. Номера Джеффова мобильника у них, конечно же, нет. Ни у кого нет. Из-за его секретной работы.
«Но как?» – изводила ее одна-единственная мысль. Наверно, прослушивали телефон Мишеля. Что-то обнаружили на изъятом у него компьютере. Следили за ним вчера вечером. Или за ней. Ей казалось, что они очень осторожны. Увы, она ошиблась.
Элис схватила на кухонной стойке мраморный пестик и с силой запустила его через всю кухню. Метательный снаряд пролетел прямехонько через дверной проем в гостиную, где без всякого ущерба врезался в заднюю стенку дивана. Женщина безотчетно осмотрела кухню, и взгляд ее остановился на наборе ножей «Вюстхоф». Она задумалась, не вспороть ли себя от пупка до грудины. Пожалуй, лучше все-таки предупредить Мишеля о статье. Вот только о разговоре ей и подумать было страшно. «Прости, милый, кажется, я профукала все шансы на освобождение твоего сына. Может, встретимся попозже? На твоей стоянке или моей?» В итоге Элис даже сообщения ему не отправила. Пускай уж у него будет хотя бы одна ночь надежды. От идеи позвонить Ханне тоже отказалась. Ей-то наверняка уже все известно. Теперь уж и думать нечего о том, что девушка ей откроется.
Так что вместо звонков Элис достала из холодильника бутылку водки и поднялась к себе. Сделала большой глоток. Привет, тьма, моя новая подружка. Ей лучше просто исчезнуть. Касательно измен брачный договор не отличался строгими формулировками. Как бы Джефф ни ополчился на нее, парочка миллионов за ней да останется. Может, ей наконец-то стоит попробовать обосноваться в Нью-Йорке, раз уж она обзаведется двумя отсутствующими ингредиентами, необходимыми там для успеха, – материальным благополучием и моральным банкротством.
Вот только никуда она не поедет. Даже мысль бросить Мишеля причиняла боль. Ночь еле тянулась. Элис приговорила примерно треть бутылки, пока сидела перед открытым сайтом газеты, каждые несколько секунд кликая кнопку обновления. Как всегда, подумала она. Чуть ли не двести лет прошло после смерти ее соседушки Готорна, а она ухитрилась схлопотать пришпиленную на джемперок «алую букву» – «А», адюльтер, про который он настрочил целый роман. Водка вовсе не сморила ее. Наоборот, ввергла в куда более проблематичную инсомнию. Наступило два часа ночи, потом три. В какой-то момент Элис начала клевать носом, незаметно перейдя к минутному свободному падению, по завершении которого ее размазало по асфальту какой-то стоянки. Вот тебе и поспала.
Статью выложили в пять. «Неуместный роман: дело об убийстве Иден сотрясает тайная интрижка». Вся суть в фотографии: Мишель и Элис спрятались и це-лу-ют-ся себе. Публикация начиналась в незатейливой фактологической манере. Отца подозреваемого застигли в безлюдном месте на интимной встрече с мачехой одной из главных свидетельниц обвинения. Затем авторы лихо перешли к инсинуациям, мол, «еще надо посмотреть», а не является ли Элис автором твитов, что «взбудоражили» местное сообщество в пятницу. После чего приступили к изложению ее прошлого, водрузив в качестве вишенки на этот отнюдь не сладкий торт откровения Леандра и Джилл из Земли очарования, как называют Нью-Мексико. Парочка старательно изображала из себя разнесчастных жертв, словно они подвергались мучениям в этом домике у бассейна, а не перекидывались ею друг с другом подобно картонному ведерку попкорна. Высказалась и Селия, вся из себя горестная и обманутая. С Мишелем журналюгам связаться не удалось, а его адвокат от каких-либо комментариев воздержался. Единственное, что хоть сколько-то утешило Элис, это что они не нарыли про Романа, эротического фотографа в Саут-Бич. Пока еще.
Джефф проснулся в начале седьмого. Сначала пошумел в ванной, затем звуки жизнедеятельности переместились в кабинет. Где-то через минуту дверь кабинета снова хлопнула. А спустя мгновение муж предстал на пороге ее комнаты. Взбешенным Джеффа Элис видела крайне редко. И зрелище это было отнюдь не эстетичным. В подобных случаях лицо у него искажалось так, будто оказывалось под воздействием юпитерианской гравитации.
– Ты навредила моей дочери!
– Так было нужно.
– Так было нужно? Ты серьезно? Ты же публично обвинила ее во лжи, покрывающей Джека!
– Джек изнасиловал Иден Перри, а потом вернулся и убил ее, чтобы заткнуть ей рот.
– Ты ошибаешься. Всю ночь он пробыл у нас.
– Да тебе-то откуда знать! Ты же был в полном отрубе. На тебе треники можно было поджечь, ты бы очухался, только когда ноги до костей обуглились бы. Джефф, ты врешь. Мне и копам. Потому что тебе велел Оливер Пэрриш.
– С чего это мне врать ради него?
– Да потому что он знает, что дети принимали твои стимуляторы. И знает, что, если сдаст тебя, ты просрешь хренову тучу бабок!
– Кто тебе сказал, что это были мои препараты?
– Ханна.
Джефф так и застыл на месте.
– И еще ты пошалил с записью с нашей камеры слежения. Только не вздумай отрицать это, Джефф. Я видела тебя за этим. Вправду видела. И даже видела вас обоих в его машине посреди ночи.
Мужчина и вовсе вытаращил глаза, и Элис решила, что здесь-то прижала его. Да так, что ему и не рыпнуться. Но затем Джефф с горечью улыбнулся и покачал головой.
– Боже. Опять твое воображение. Ты все не так поняла.
– Да ну? И как же это?
– Да, Оливер приезжал повидаться со мной на рассвете в четверг. И да, он хотел, чтобы я сказал копам, что Джек всю ночь пробыл у нас. Его беспокоило, что одной лишь Ханне полиция не поверит, но, если ее слова подтвержу я, сын будет вне подозрений. Для него действительно было очень важно, чтобы Джек не стал подозреваемым, хоть он и невиновен. Ему могло бы навредить одно лишь подозрение. Но не мне тебе об этом говорить, так ведь?
Элис промолчала. Ее ощущение триумфа стремительно испарялось.
– Вот только я не мог просто взять и подтвердить, что Джек оставался у нас, потому что – да, ты права – на какое-то время отключался. Тогда Оливер спросил, есть ли у нас камера слежения, я ответил, есть, и он попросил меня проверить запись. Элис, он попросил меня проверить запись! Только подумай над этим! Он знал, что его сын невиновен. Что ему ничего не грозит. Тогда препараты еще даже не всплыли. Он поступил как обеспокоенный отец, всего лишь. Ну я и проверил. И знаешь что? Джек действительно пробыл у нас всю ночь. Появился вместе с Ханной в 23:57 и ушел только в 6:58. В этом промежутке никто не выходил и не входил. Ни через парадный вход, ни через задний, ни через гараж. Так что да, я удружил парню. Но я всегда говорил правду.
– Значит, слов Ханны тебе было недостаточно?
– Тебе, что ли, было достаточно?
«Туше», – подумала Элис.
– И ты показывал записи копам?
– Естественно, я переслал им копии. Элис, Джек – не подозреваемый. Полиция арестовала того, кого следовало. А своими твитами ты только и добилась, что вынудила страдать невинную семью. – Джефф протянул руку в направлении своего кабинета. – Если хочешь, могу и тебе показать.
– Но наркота, – отозвалась Элис, осознавая, как жалко звучит ее голос.
– Это снотворное, пока еще не одобренное саннадзором. Мне его дал Сид. Вроде «Триазолама», только более специфическое. Период полувыведения у него очень короткий, чуть ли не час. Я сам принял его той ночью. – Вдруг Джеффа вновь охватил гнев. – Никто никого не шантажирует! Иден убил сын твоего дружка! Полиции это известно, и теперь он получит свое.
Элис продолжала молчать.
– Повар, – фыркнул мужчина. – Просто невероятно! Повар в колпаке! Но довольно. Я хочу, чтобы ты убралась из моего дома. Немедленно. Собирай вещички и выматывайся. Живи у своего повара. Или под мостом. Где хочешь. Но еще раз подойдешь к Ханне – и я перережу твою гребаную глотку.
Угроза весьма напыщенная, однако про набор ножей на кухне забывать все-таки не стоило. Убедившись, что суть предупреждения донесена, Джефф двинулся прочь из комнаты.
– Джефф, подожди.
Он развернулся. Холодное и твердое выражение лица мужчины давало понять, что мольбы о прощении его не проймут.
– Мне просто интересно. Когда вся эта каша заварилась, тебе хоть раз приходило в голову рассказать все мне?
– Ага. В среду вечером. Когда мы вернулись из участка. Тогда-то я и хотел поговорить с тобой. Но тебя не оказалось дома. Потому что ты была с ним, верно?
Элис ничего не ответила.
– Какое-то время я что-то подозревал, – продолжал Джефф. – Не такой уж я и идиот. Окончательно мне стало ясно, когда я увидел повязку у тебя на руке.
– Повязку?
– Сама себе сделать ее ты не могла. В способности водителя «Убера» мне тоже не особо верилось. Я собирался серьезно поговорить с тобой, но со всеми этими событиями… Хотя мне и в голову не приходило, что это может быть он. – Такого горестного тона Элис в жизни от мужа не слышала. – Ты просто долбанутая, Элис. Мнишь себя оторвой, но по большому счету ты всего лишь паршивая эгоистка.
– Но разве не из-за этого ты и женился на мне? Из-за моей оторванности? Думал, тебе удастся унять меня?
На это ответа у Джеффа не было. Едва лишь он ушел, Элис, как ей и было велено, собрала кое-какие вещи и добралась до ближайшей приемлемой гостиницы. И лишь когда она вселилась в номер, страх и унижение по-настоящему проняли ее. Вот и все. Она все потеряла. Мишеля, дом, Ханну. В конце концов она зашла слишком далеко и теперь заплатит за это.
Раздался звонок гостиничного телефона. Элис схватила трубку.
– Что?
Записанный голос предложил ей вкратце поделиться впечатлениями о проживании в гостинице.
– Да я только въехала! – рявкнула она и с такой силой швырнула трубку, что ни в чем не повинное устройство уцелело лишь чудом.
МишельКогда Кантор сообщил ему о статье, он даже не удивился. Все выходные его не оставляло ощущение надвигающейся новой катастрофы. Да, после опубликования Элис разоблачительных твитов надежда у него на какое-то время воскресла. Глядишь, и привлекут Джека Пэрриша к ответственности. Но полиция ни на что не обращала внимания, задержание Кристофера сменилось арестом, и отчаяние снова взяло свое. Пускай последнюю пару дней в сети и перемывали косточки Джеку и семье, его сын все равно оставался за решеткой. И утренняя статья в «Геральд» лишь придала дополнительное ускорение лифту, на котором Мишель неумолимо спускался в ад.
После слушаний в суде остаток пятницы он ломал голову, где же раздобыть четверть миллиона долларов. Кантор считал, что именно такая сумма и понадобится, если судья соизволит отпустить Кристофера на поруки. Придется взять кредит под залог дома, выжать всё из имеющихся кредиток да еще оформить новые. Пустить в ход отложенные на колледж деньги, взять в долг у семьи и друзей. Может, и удастся набрать необходимую сумму. Естественно, он увязнет в долгах. Возможно, вынужден будет даже наняться куда-нибудь вроде сети «Чизкейк фэктори». Но сейчас Мишелю было не до этого. Сейчас нужно во что бы то ни стало вытащить Кристофера.
Только в субботу ему наконец-то позволили встретиться с сыном. Поскольку обвинение Кристоферу предъявили как взрослому, содержали его в окружной тюрьме. Так уж совпало, что для заключенных с фамилией на «М» и далее по алфавиту суббота как раз являлась там днем свиданий. По выходе из дома Мишель заметил, что репортеры исчезли. Что ж, раз Кристофер арестован, тактика осады уже неактуальна. Драма перемещается в суд.
Тюрьма была старой – кирпичные стены, колючая проволока, готические окна с решетками. В сыром помещении для встреч атмосфера царила гнетущая, более-менее человеческим ощущался лишь угол с потрепанными игрушками. Ввели заключенных. Кристофер едва отрывал ноги от пола и выглядел еще даже хуже, чем в суде. И хотя физические контакты на свиданиях запрещались, Мишель быстро прикоснулся к щеке сына. Ему показалось, будто он вошел в зимний лес.
– Тебе холодно?
– Я не знаю.
Они сидели напротив друг друга на жестких пластиковых стульях. Стол между ними демонстрировал многочисленные попытки посетителей выцарапать на нем что-нибудь высокохудожественное, однако поверхность неизменно доказывала свою несокрушимость.
– Скоро мы освободим тебя под залог.
– Парни здесь говорят, за убийство белой девушки ни за что не выпустят.
– Ты не убивал ее.
– Не в этом суть, папа.
– Кантор ведет переговоры с обвинением. Ты должен верить.
– Во что?
На этот вопрос Мишель ответить не мог.
– С тобой плохо обращаются? – спросил вместо этого он.
– Мы только телевизор и смотрим.
– Не видел, что говорят про Джека?
– По новостям ничего не показывали.
– По слухам, в прошлом году он приставал к одной девушке и его семье пришлось заплатить ей, чтобы замять историю.
– Лекси, верно?
– Да.
– Я подозревал что-то подобное.
– Правда? Может, тебе что-то известно, что нам пригодится?
– Он никогда не говорил об этом.
Мужчина подался вперед и тихонько проговорил:
– Кристофер, что произошло тогда в доме?
– Тебе не понравится.
– Я знаю про наркотики. Теперь это не имеет значения.
– Да, пожалуй, не имеет…
Парень уставился на царапины на столешнице, словно пытаясь разгадать таящийся в них смысл.
– Мы просто тусили. Как обычно. У девчонок были эти колеса, и они предложили их нам. Сказали, клевая штука. Джек не стал, он вообще ни разу не пробовал наркотики. Я бы тоже не стал, но тогда Иден подняла бы меня на смех, так что я притворился, будто проглотил таблетку, а на самом деле спрятал ее в руке и потом утопил в унитазе. Но девчонок сильно зацепило, только ничего хорошего в этом не было. Их ужасно клонило в сон, и в итоге они чуть ли не в зомби превратились. Ханна куда-то ушла полежать, а Иден в конце концов отрубилась на диване. В какой-то момент я сказал Джеку что-то вроде: «Как бы мне хотелось ее добиться». То есть я любил ее, папа. Она была просто…
Он вдруг умолк.
– Кристофер.
Парень взял себя в руки.
– И тогда Джек сказал: «Брось, просто будь смелее, чувак». А я ему такой: «Ты о чем вообще?» Она к тому времени уже полностью отключилась. Ну он начал нести свою обычную ахинею, типа, не позволяй им помыкать собой, они вообще не понимают, чего хотят, пока ты сам не сделаешь, что ты хочешь.
– И ты его слушал?
– Нет! Но Джек потом говорит, типа: «Я тебе сейчас покажу». Ну и подошел к ней, а я подумал сначала, что он только прикалывается. А он возьми и сунь руку ей между ног. То есть на ней были пижамные шорты, такие, с мордочками котиков, и вот он сует под них руку. Я ему говорю, прекрати немедленно, и хватаю его, а она вдруг просыпается и как заорет, как будто ее режут. И потом набрасывается на Джека, словно на полном серьезе собирается его убить. Он удерживает ее за запястья, а я пытаюсь растащить их, ну она и хватает меня за горло. Так хорошо впивается в кожу ногтями. Потом прибегает Ханна и тоже вписывается в эту кучу-малу. Мне наконец-то удается освободиться, и тут Иден начинает угрожать Джеку. Типа, он за это заплатит. Ханна тоже выходит из себя, ну Джек и решает, лучше убраться отсюда подобру-поздорову. Смотрит на меня и говорит, уладь тут все, на хрен. И они уходят.
– И что произошло потом?
– Я хотел поговорить с Иден, но она просто замкнулась в себе. Позвонила своей маме, но та не ответила, и это вроде как окончательно ее добило. Она немного поспала, а я просто сидел там. Потом Иден проснулась, посмотрела на меня и только и сказала: «Убирайся». Знаешь, так, по-настоящему холодно. Ну я и ушел. Сначала гулял, а потом отправился домой.
– Кристофер, посмотри на меня.
Парень встретился с ним взглядом.
– Ты точно ничего не сделал этой девушке?
Он помедлил. Всего лишь секунду. Даже меньше секунды. Какую-то долю. И все же она была, эта мельчайшая приостановка в потоке времени.
– Богом клянусь, папа. Ты мне веришь?
– Конечно, верю, – ответил Мишель.
После этого ему велели уйти. По пути домой мужчина размышлял о том, что произошло в огромном доме Бондурантов, о сыне наедине с девушкой, которую тот любил, но не мог добиться. Мишель вспомнил, как Кристофер вел себя по возвращении домой в четыре утра. И выражение лица детектива, когда она увидела царапины у него на шее. И недавнюю паузу в долю секунды перед его клятвой, что ничего плохого он не делал. Мужчина думал обо всех этих вещах, но никаких заключений из них не выводил. Его разум просто не смел проследовать туда, куда подталкивали эти мысли. Потому что Кристофер не мог этого сделать. Нет, это невозможно.
Мишель позвонил Элис, и они встретились во тьме. Неописуемо хорошо было затеряться в ее теле. А как она двигалась почти невесомо на нем, как обжигала ее обнаженная кожа. После обоюдного оргазма они долго сидели обнявшись. Ему хотелось остаться здесь навсегда, на этой темной пустынной стоянке, в окружении теней и деревьев. Это место как будто не существовало.
А потом снова пришло одиночество. Воскресенье тянулось целую вечность в ожидании звонка Элис с вестью, что она убедила Ханну раскрыть правду.
Во второй половине дня дешевый телефончик наконец-то разразился трелью, но это оказался Кантор. Он спешил к нему. И в его голосе отчетливо различались плохие новости. За двадцать минут, что потребовались адвокату на дорогу, Мишель успел перебрать ужасный перечень всевозможных событий. Кристофера избили в тюрьме. Обнаружена еще более обличающая улика.
– Вы разговаривали с ними? – буквально на пороге спросил Кантор.
– С кем?
– С журналистами, Мишель. Газета «Геральд».
– С какой стати мне с ними разговаривать?
– Расскажите мне об Элис Хилл.
– Что им известно? – помолчав, спросил Мишель.
– Все. У них есть фото вас двоих в страстных объятьях.
– Даже не знаю, что сказать.
– Скажите, например, как долго вы вместе с этой женщиной?
– Три месяца.
– И посты в «Твиттере» – ее работа?
– Да.
– Чем она еще занимается?
– Пытается заставить Ханну признаться.
– В чем признаться?
– Что та лжет о том, что Джек пробыл в ее комнате всю ночь.
– Хм, что-то подсказывает мне, что рассчитывать на это больше не стоит. – Адвокат вздохнул. – Послушайте, Мишель, перво-наперво, я вовсе не против всех этих вещей. Теоретически. Реальное доказательство, что Ханна и Джек врут полиции, было бы для нас даром небес. Вот только действовать нужно с умом. Если собираетесь выступить против сына Оливера Пэрриша, нужно при этом не допускать ошибок. А спать с мачехой Ханны – несомненная ошибка.
– Эта мысль приходила мне в голову.
– Но тяга непреодолима?
– Я люблю ее.
– Понятно…
– Так и что теперь?
– Вы должны перестать встречаться с Элис Хилл. Если она попытается связаться с вами с какой-либо информацией касательно дела вашего сына, пускай звонит мне. Никаких исключений.
– Принято.
– Мне следовало бы отстранить вас.
– И вы можете это сделать?
– Мы ведь в Америке. Здесь кого угодно можно отстранить.
– Я предпочел бы, чтобы вы этого не делали.
Кантор кивнул, но дружелюбия в его поведении уже не проявлялось, и Мишель сомневался, что расположение адвоката когда-либо вернется.
– И вот что я вам скажу. Об освобождении под залог можно забыть.
– Но ведь это я провинился, не он.
– В том-то и дело, Мишель! Ведь вы ответственный взрослый человек, под чье поручительство мы просим суд отдать обвиняемого в убийстве. От которого всецело ожидается, что он не выкинет что-нибудь безрассудное вроде тайного вывоза сына из страны. Но теперь будет весьма затруднительно убедить судью, что вам не свойственны опрометчивые поступки.
Мишель только и обхватил голову руками.
– Так и что теперь?
– Утром у меня запланированы встречи с кое-какими людьми, и тогда посмотрим, что мы имеем.
– Что мне делать?
– Ничего. Полагаете, вы способны справиться с ситуацией?
Посреди ночи вернулись репортеры. Пронюхали о предстоящей публикации в таблоиде. К утру вся улица была полностью забита. И на этот раз вели себя они гораздо наглее. Прежние правила больше не действовали. Журналисты толпились прямо у дверей, вызывая свою жертву:
– Мишель, да ладно вам! Поговорите с нами! Нам нужны ваши комментарии! Мишель!..
Возле дома стояла патрульная машина, однако полицейский и не думал вмешиваться. После рассвета в почтовую щель сунули экземпляр «Геральд». Мишель взглянул на фотографию на первой странице и принялся за статью. Аресты, парочка в Нью-Мексико, горькие слова Селии. Да он совершенно не знает эту женщину. Ее тело – да. Но не более.
Кантор вернулся в понедельник поздним утром. Репортеры при его появлении словно взбесились. Вид у адвоката был еще более мрачный, чем накануне, и он начал говорить, не успел Мишель ему даже кофе предложить:
– Как и ожидалось, судья отложил слушание об освобождении под залог. Что, пожалуй, и к лучшему. В ближайшем будущем вам точно не захочется показываться в зале суда. Он меня только что хорошо так нагнул, и вы явно вывели его из себя.
– И?
– Думаю, настало время говорить о признании.
– Что-что? Ни за что!
– Я обязан по меньшей мере обсудить это с вами.
Мишель мрачно кивнул.
– Итак, что мы в таком случае имеем. Всем, у кого еще есть мозги, абсолютно ясно, что с обвинением перегнули. Доказать умышленное убийство Кристофером Иден Перри практически невозможно. Думаю, нам удастся свести к непреднамеренному. При хорошем поведении он пробудет за решеткой пять-шесть лет.
– По-другому никак?
– Почему же. По-другому мы предстаем перед судом. Однако можно с уверенностью предположить, что ни Джек, ни Ханна своих показаний не изменят. Также нам известно, что отец Ханны утверждает, что парень не покидал его дома, и он может подтвердить свои слова записью камер наблюдения. Результаты экспертизы убедительны и свидетельствуют против нас. Несомненно, последуют и другие. Пока даже не знаю, как скажется на деле ваш роман с Элис Хилл, но очень сомневаюсь, что нам на пользу. Мишель, я очень хороший адвокат, но я не отобьюсь от такого.
– Могу я задать вам один вопрос?
Кантор с несчастным видом кивнул. Он знал, что сейчас последует.
– Вы считаете моего сына виновным?
– Я не вижу смысла в теоретизировании на эту тему.
– Пожалуйста. Не для прессы.
Адвокат без всякого выражения воззрился на Мишеля. Что-то было у него на уме, что он почему-то не решался сказать. Мишелю тут же вспомнилась заминка Кристофера в тюрьме, когда он спросил сына, виновен ли он в чем-нибудь. Та доля секунды, что растянулась на целую вечность.
– Моя работа заключается в обеспечении наиболее оптимальной защиты вашего сына с учетом всех имеющихся свидетельств.
– Значит, вы не хотите отвечать.
– Думаю, я как раз и ответил. Вы просто не услышали.
Через час после ухода Кантора появилась София. Мишель собирался проигнорировать звонок в прихожей, однако увидел плавающее перед дверными окошками облако черных волос, перепутать которое ни с чем другим было нельзя. Ее объятья были дежурными, выражение лица суровым. Она прочитала статью.
– Мы одни? – спросила женщина, с подозрением оглядываясь по сторонам.
– Не волнуйся. Я расстался с ней.
– Нам нужно поговорить.
– Тебя Дэвид прислал?
– Он сказал мне, что ты в ужасном состоянии.
Мишель внимательно посмотрел на Софию, и она подтвердила, что они с Дэвидом снова встречаются.
– Это создает какие-то сложности? – поинтересовалась женщина.
– Нет. Буду только рад, если кто-нибудь найдет счастье посреди всего этого. Так… он считает Кристофера виновным?
– Этого он никогда не говорил. Но сомнения у него есть. И большие. Ему кажется, что-то разрывает Кристофера изнутри.
– Девушка, которую он любит, убита, и в этом ложно обвиняют его.
– Это отнюдь не все, Мишель.
– Кантор так сказал?
– Он выразился еще короче.
– Только не говори мне, что и ты считаешь, будто Кристофер сделал это!
– Считаю ли я, что мой младший кузен умышленно причинил кому-то вред? Убил девушку? Разумеется, нет. Это безумие. Но он любил ее, а влюбленные порой теряют голову. Поверь мне. Я ношу перцовый баллончик вовсе не из-за незнакомцев.
