Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"
Автор книги: Стивен Кинг
Соавторы: авторов Коллектив,Роберт Антон Уилсон,Мэтью Квирк,Питер Свонсон,Кемпер Донован,Джей Ти Эллисон,Мик Геррон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 269 (всего у книги 342 страниц)
Следующие три дня – среда, четверг и пятница – прошли в упорной работе. Каждое утро я просыпалась в полпятого-пять и просматривала сделанные накануне записи. В семь вставало солнце, и как только тьма выпускала небо из своих объятий, я закутывалась и отправлялась в лес на прогулку, подобно тому, как совершала свой бодрящий моцион Элизабет Беннет[553]553
Главная героиня романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение».
[Закрыть], хотя промерзший неприветливый лес наводил скорее на мысли о Фанни Робин[554]554
Героиня романа Томаса Харди «Вдали от обезумевшей толпы».
[Закрыть]. К счастью, Дороти одолжила мне одно из своих безразмерных пальто – огромное, похожее на шатер, доходившее мне до икр, сделанное из толстой, травянисто-зеленой шерсти, украшенное зигзагообразным узором и вышитыми на лацканах розовыми и пурпурными гиацинтами. Выглядело оно ужасающе, полностью соответствуя описанию, так что вы легко могли представить другую Дороти – Дороти Зборнак[555]555
Персонаж популярного ситкома «Золотые девочки».
[Закрыть], – облаченную в подобный наряд во время ее поездок к северу от Майами. Это было настолько возмутительно, беспардонно уродливое пальто, что им нельзя было не восхититься. И замечательно теплое. (В среду один из подручных Лейлы взял ключи от моей нью-йоркской квартиры, слетал туда и, следуя моим указаниям по «фейстайму», упаковал в чемодан нужную мне одежду, включая черное зимнее пальто, которое я носила уже много лет. Но я все равно продолжала брать пальто Дороти.) После прогулки на свежем воздухе я принимала душ, загружала в себя сухой завтрак и следующие три часа работала без перерыва, постоянно подливая себе кофе в кружку. В полдень Труди подавала один из своих простых, но чрезвычайно вкусных обедов, и до пяти часов мы снова погружались в работу. Нас больше никто не прерывал – Питер, источник суматохи, улетел в Нью-Йорк утром среды, и даже те два загадочных происшествия, заметки о которых он выудил из газеты, лопнули как воздушный шарик. Скончавшийся бездомный оказался ветераном войны в Афганистане – газета опубликовала драматическое расследование, в подробностях изложив, как последние пять лет он катился по наклонной и погиб, по всей видимости, от передозировки (вскоре должна была приехать его сестра, чтобы забрать тело, отвезти в родной Огайо и похоронить с воинскими почестями). Что касается пропавшей женщины, то с помощью приложения «По соседству» (великолепный способ сунуть нос в чужие дела, к слову) я обнаружила, что она находится в городе и преспокойно оформляет временный запретительный приказ в отношении своего мужа, предварительно послав ему текстовое уведомление о том, что уходит от него. Судя по всему, он был еще тем козлом, и все, кому было что сказать по этому поводу, выражали радость от того, что Пола избавилась от супруга.
Так что мы привольно располагались каждая на своем конце пухлого дивана, и Дороти рассказывала, а я записывала.
Учитывая ее образ железной леди на публике, я опасалась, что она не захочет – или, хуже того, не сможет – раскрыться передо мной, но в среду она дважды расплакалась, рассказывая о своей матери, и я поняла, что Дороти Гибсон лишена качества, которым могут похвастаться многие мужчины-политики: способности сразу устанавливать личный контакт с большой толпой людей, в любое общественное взаимодействие вносить нотку открытости и доверия. Но многим ли женщинам выпал подобный дар? И разве поколение за поколением нам не вменялось строго разделять общественное и личное? Справедливо ли обвинять Дороти Гибсон в «негибкости», «роботоподобности», в то время как на другом конце спектра притаились обвинения в распущенности, бесстыдстве и легкомыслии, которые преследуют женщин с… да с самой зари цивилизации?
Но и с этим утверждением я не могу полностью согласиться – женщины все-таки не сделаны под копирку, вокруг полно «крутых девчонок», особенно в политике, которые дадут фору самым ловким и обаятельным мужчинам. Данная теория могла послужить прекрасным стержнем для первой части мемуаров (а возможно, и детектива), которая является самой сложной для написания.
Другими словами, работа у нас спорилась, и поэтому меня охватило раздражение, когда в пятницу утром раздался стук каблуков и в библиотеку вошла Лейла с планшетом в руках.
– Помнишь, ты фотографировалась с этой женщиной? – повернула она его экраном к нам. На нем было фото из винного магазина. И хотя его сделали при мне, я поразилась, как неугомонная соседка Дороти – как же ее звали? – умудрилась в нужный момент выпучить глаза и сложить губы в удивленное О. Получившееся выражение показалось мне слегка порнографическим. Еще она, очевидно, использовала фильтр, чтобы кожа выглядела более свежей. Даже винные бутылки на заднем плане казались ярче, эффектнее.
– Да, – без запинки ответила Дороти. – Вивиан Дэвис, живет на Орчард-Ридж, но временно остановилась в Хрустальном дворце. Мы встретились с ней у Бетти.
Все эти дни Дороти по полной демонстрировала чудеса своей памяти, так что я уже перестала удивляться.
– Оу. – Лейла убрала планшет. – Ну ладно, просто хотела удостовериться.
Я осознала, что, возможно, в мире существует столько же поддельных фото Дороти Гибсон, сколько подлинных.
Дороти вздохнула и подняла на Лейлу взгляд.
– Полагаю, я могла отказаться или заставить ее сфотографироваться снаружи. Но в чем дело? Что, опять пошли слухи о том, что я алкоголичка? Так не в первый раз.
– Не-е-ет, проблема не в выпивке. Я хочу сказать, люди и про это пишут, но я побеспокоила тебя не из-за такого пустяка.
– Так из-за чего тогда ты меня побеспокоила? – отрывисто уточнила Дороти.
Мы с Лейлой перекинулись взглядами. Я приподняла брови в, как я надеялась, сочувственном выражении – каким-то образом за эти пять дней я тоже вошла в совещательный комитет детей Дороти.
– Да ничего такого, – небрежно ответила Лейла. – Просто эта женщина умерла. – И она сделала шаг назад, наблюдая за последствиями брошенной ею гранаты.
Дороти широко распахнула глаза.
– Правда?
Лейла кивнула.
– Самоубийство. Муж нашел ее вчера в ванной с пустой баночкой из-под снотворного.
– Ого, – выдавила я.
Дороти медленно кивнула.
– Действительно «ого».
– Скоро об этом напишут и крупные издания. – Лейла водила указательным пальцем по планшету. – Похоже, она была зарегистрирована на «Кикстартере».
– Да, она упоминала, – подтвердила Дороти. – Но вроде бы больше ради забавы.
– Да, понимаю. – Лейла фыркнула. – Видела, что она обещала сделать за тысячу долларов?
– Нет, что?
– Одеться как Чудо-женщина и привязать себя с помощью лассо к ограде Белого дома. Впрочем, примечание гласит «по крайней мере, к ограде моего собственного дома». Прелесть какая. – Она пролистала дальше. – Планировалось собрать миллио-о-о-о-о-он долларов с шестью О. Полагаю, это Остин Пау… Ого! – Она подняла голову. – Вы знаете, сколько собрал этот проект?
– Десять тысяч? – попробовала угадать я, предположив, что смерть Вивиан привлекла к нему внимание.
– А не хочешь сто тысяч? И сумма растет. В буквальном смысле, пока мы разговариваем, накапало еще две. – Лейла покачала головой. – Ненавижу интернет. – Она заткнула планшет под мышку, как администратор ресторана – ламинированное меню. – Ну тогда мы просто подождем, пока дело не утихнет само.
Дороти кивнула.
Лейла направилась к дверям, а я начала разыскивать в записях, на чем мы остановились.
– У нее остались дети? – уточнила Дороти.
– Нет, я проверила.
– Ну и хорошо.
Лейла снова развернулась к выходу, но вдруг остановилась и пристально взглянула на меня.
Почти сорок лет неврозов выбили заглушку, и едкий огонь потек у меня по внутренностям, подобно горящему маслу, вылитому со стен осажденной крепости. Понимаю, сравнение патетическое, но я пытаюсь передать охватившую меня тревогу. С безошибочным инстинктом подростка, над которым глумились в школе, я поняла, что Лейла собирается каким-то образом поддеть или поддразнить меня.
– Так что, Горячий Телохранитель положил на тебя глаз?
– Ох, да ради бога, – перебила Дороти и все же посмотрела на меня с интересом. Теперь я оказалась под испытующим взглядом сразу двух пар глаз.
– Кто тебе сказал? – изобразила недоумение я.
Лейла пожала плечами.
– Да просто услышала. Но я смотрю, ты ничего не отрицаешь. Любопытно.
– Да нечего тут отрицать, – возразила я. Ну в самом деле, с той встречи на лестнице я всеми силами старалась избегать столкновения с Телохранителем и при каждом удобном случае обдавать его холодом – к этому у меня большой талант (не хочу хвастаться, но скажем так – я никогда не страдала от одиночества, хоть и не жаждала внимания).
– Ладно-ладно, не обращай на меня внимания. – Лейла подмигнула, и моя злость на нее только возросла. – У меня просто приступ сволочизма. – И она победно вышла за порог, закрыв дверь.
Я уставилась на экран с ключевыми моментами будущей книги, словно горящими у меня перед глазами, и решилась поднять голову только спустя несколько минут – чтобы обнаружить, что Дороти пристально смотрит на меня.
– Разве было похоже, что Вивиан Дэвис находится на грани самоубийства?
– Мне так не показалось, – ответила я.
– И мне тоже. То, как она спрашивала, как долго сами-знаете-кто будет занимать свой пост… О таком не рассуждают, если через несколько дней планируют наложить на себя руки.
– Но все-таки она явно была чем-то встревожена, – заметила я. – Почти одержима. Может, у нее было биполярное расстройство?
– Или веская причина находиться в депрессии.
Мы еще не настолько сблизились, чтобы я начала разубеждать Дороти, что смехотворно и эгоистично винить себя в самоубийстве постороннего человека.
Лейла снова просунула голову в дверь. Я поспешно опустила взгляд, притворяясь, что поглощена работой.
– Ожидаемо, звонили из Хрустального дворца, завтра там пройдет поминальная церемония, вас приглашают. Событие планируется камерное.
Дороти задумалась на мгновение.
– Полагаю, стоит поехать, – решила она. – Но я бы хотела, чтобы мы поехали вместе, хорошо?
– Конечно, – согласилась Лейла.
– Да я не об этом. – Я подняла голову – взгляд Дороти по-прежнему был сосредоточен на мне. – Я имела в виду вас, мы же вместе тогда встретились с Вивиан. Или вы бы предпочли отказаться?
Поверх ее плеча я увидела, как Лейла старательно пытается стереть с лица обиду и досаду. Я не хотела соперничать с ней, так что я тоже посмотрела прямо на Дороти и дала единственно правильный, на мой взгляд, ответ – и, как ни удивительно, одновременно с тем искренний:
– С радостью поеду.
Часть третья
Вскрытие
Глава 15Мне всегда нравились похороны. Я понимаю, звучит жутковато, но как и в случае с интервью, для них существует регламент: все мы более или менее знаем, что следует – или не следует – говорить на похоронах. В отличие от большинства собраний здесь от вас не требуется с кем-то общаться, никто не упрекнет вас в социофобии. Добавьте к этому тот факт, что в сравнении с прочими ритуалами инициации (свадьбами, выпускными) похороны длятся недолго и не требуют сложного дресс-кода (например, половина моего гардероба – черного цвета. Вы в шоке, да?) – и вы получите максимально комфортную для меня церемонию.
Мы ехали даже не на похороны, а на поминки. К моему удивлению, Хрустальный дворец и правда располагался по соседству с домом Дороти, хотя их разделяло настолько обширное пространство (каждое владение окружали многие акры леса), что об этом невозможно было догадаться.
И вот спозаранку в воскресенье мы загрузились в «Линкольн», доехали до развилки и направились по левой тропе (можно, можно пойти по любой тропе, высоси, Роберт Фрост!). Она оказалась такой же узкой и извилистой, как и правая, но вдоль нее росло куда больше вечнозеленых деревьев, так что я решила, что их высадили по указанию ландшафтного дизайнера. Из-за них лес казался темнее, и щетинистые ветви бросали на дорогу куда более густую тень, чем любое листопадное дерево в это время года. Эффект усиливал снег, набившийся между иголок (за эту неделю он шел еще дважды, хотя и был не таким обильным, как в первый раз). Стоял один из тех пронзительно-солнечных дней, какие случаются во время резкого похолодания, но сюда солнечные лучи едва доходили, так что возникало ощущение, что мы едем по пещере. А поскольку мы направлялись на собрание по мрачному поводу, мне очень не нравилась тишина вокруг.
Всего два дня назад Вивиан Дэвис навсегда отошла в это безмолвие…
Но почему? Что заставило ее покончить с собой? Дороти была права – мы не заметили за Вивиан суицидальных настроений. Она казалась рассерженной и меркантильной, полной корыстного интереса, который я нахожу отталкивающим, потому что в глубине души не лишена его, пусть изо всех сил и изображаю обратное. Я не заметила уныния и отчаяния, которые вроде как должен проявлять человек, которому надоело жить. Я знала одну женщину, которая покончила с собой: ее душа словно впала в спячку и стала похожа на выдохшееся шампанское или потухший костер.
Но что я могла понимать? Возможно, в случае Вивиан Дэвис затея с «Кикстартером» явилась криком о помощи? Возможно, ее душа была более хрупкой, чем виделось со стороны, и перспектива четырех, а может и восьми лет под новой властью подкосила ее? Уж если я что и выучила за свою жизнь, так это то, как мало я знаю – и особенно как мало понимаю, когда дело доходит до чужих внутренних переживаний.
* * *
Сидевшая на заднем сиденье Дороти повернулась к Лейле (я снова оказалась спереди вместе с мрачным офицером Доннелли):
– Расскажи мне об этих людях. Муж какой-то изобретатель?
Лейла кивнула, и ее блестящая грива упала вперед, когда она наклонилась, чтобы свериться с заметками в телефоне. Или, возможно, она и так знала ответ, а в телефон смотрела просто потому, что привыкла держать перед глазами какой-то экран.
– Вальтер Фогель, родился в Польше, приехал сюда учиться в колледже, да так и остался.
– И где учился?
– В Гарварде. Там же закончил медицинскую школу. Специализируется на дерматологии. Открыл заведение здесь, в Портленде, что может показаться странным выбором, но он создал себе репутацию проверенного специалиста, к которому на косметические процедуры съезжаются возрастные дамы со всего побережья Мэна. По крайней мере, среднестатистические возрастные дамы.
– Эй-эй! Погоди, когда тебе сравняется семьдесят, посмотрим, какие у тебя будут ощущения. Вот эта возрастная дама из Мэна совершенно не против сделать небольшую подтяжку хоть сейчас.
– Да брось, тебе не дашь больше шестидесяти восьми.
Месяц назад Дороти исполнилось шестьдесят девять, поэтому в ответ она запрокинула голову и издала свой фирменный безумный смешок.
– Они с Вивиан поженились три года назад, и заметь – она была одной из его пациенток, именно так они и познакомились.
– На разделочном столе. – Эта фраза вырвалась у меня прежде, чем я задумалась, не слишком ли вышла дурная шутка – вернее, насколько подобная дурная шутка будет уместна. Но Дороти хихикнула, а Лейла подняла ладонь в жесте «дай пять», чем я решительно и ответила.
– Десять баллов, – заметила она. – Вот что значит – писатель. Мне кажется, ты даже Джо разведешь на улыбку.
Мы все уставились на офицера Доннелли, и, похоже, тонкая линия его рта и в самом деле слегка изогнулась.
– Я ценю хорошие шутки! – торжественно сообщил он, заставив нас покатиться со смеху.
Оглядываясь назад, я испытываю некоторое смущение: мы ехали на поминки по женщине, которая покончила с собой, но разве в подобных случаях частенько не бывает именно так? Смерть выбивает нас из колеи, и нас тянет на сомнительные шутки, но иногда шутить – лучший способ справиться с ситуацией.
Пока машина забиралась все глубже в вечнозеленую чащу, Лейла сообщила, что Вивиан была замужем не впервые. Заняв второе место в конкурсе «Мисс Вирджиния», она какое-то время перебивалась в Нью-Йорке участием в пьесах Офф-Бродвей и работой диктором на местном телевидении, пока не вышла замуж за банкира намного старше себя. Несколько лет спустя тот умер, оставив Вивиан приличное состояние и дом в Мэне, куда она наезжала время от времени, чтобы сделать пару-тройку пластических операций.
– А теперь он, похоже, работает над каким-то проектом по регенерации кожи. Пока не очень понятно. Насколько я выяснила по крохам информации из сети, идея состоит в том, чтобы взять несколько клеток кожи и из них создать целый пласт. Полагаю, там будет использоваться та же технология, что и в 3D-принтерах. Ну или вроде того.
Перед моим взором предстал принтер, из которого выползает костюм из человеческой кожи…
– Спонсоров они пока не набрали, но сюда приехал представитель одной из крупных венчурных компаний из Кремниевой долины, – продолжала Лейла. – Фогель развел целый цирк с конями, что и понятно: Хрустальный дворец арендуют, только чтобы произвести на кого-то впечатление. – Она подняла голову, откинув волосы с лица. – Помнишь, как туда приезжали эти засранцы, замороченные на солнечной энергии? Та толпа, которая трется вокруг Маска?[556]556
Илон Маск – американский предприниматель, инженер и миллиардер, основатель компаний SpaceX и Tesla.
[Закрыть]
Дороти демонстративно распахнула глаза.
– Да как такое забудешь!
«Толпа, которая трется вокруг Маска»? Да куда ж мы едем-то?
И тут – что бывает нечасто – на мой вопрос прилетел мгновенный ответ: словно в последнем акте пьесы, вечнозеленый полог расступился, и перед нами предстал Хрустальный дворец во всем своем великолепии.
* * *
Задавать вопрос, откуда взялось такое название, мне не пришлось – весь фасад здания состоял из окон, возможно даже из одного окна, поскольку я не видела рам. Высотой в три этажа и равной ширины, дворец представлял собой идеальный куб, сверкающий под безудержным декабрьским солнцем так ослепительно, что я не могла смотреть на него прямо – пришлось приложить ладонь козырьком к глазам и пожалеть, что я не захватила с собой солнечные очки, как Дороти и Лейла (у Лейлы были стандартные авиаторы розового цвета, а у Дороти – огромные, черные, в стиле Анны Винтур[557]557
Известная журналистка, главный редактор американского издания журнала Vogue.
[Закрыть]). Никаких подходов к зданию я не видела – ни тропки, ни лестницы, я даже двери не могла разглядеть. Просто штука из стекла, словно упавшая на снег с неба. Он походил скорее на неолитический монумент или космический корабль, чем на дом, внутри которого люди вели обыденную жизнь. Неужели там, внутри, кто-то разогревал суп или чистил уши?
Мы подрули к черной конторке, типа тех, что я привыкла видеть на входе в рестораны и прочие деловые заведения. Над конторкой – и над стоявшим за ней служащим – возвышался Телохранитель, который приехал заранее для поверки безопасности. Сегодня он облачился в черный костюм и галстук – идеальный вариант, чтобы слиться с толпой на поминальной церемонии – и всем своим видом излучал вайбы «людей в черном». Наконец-то его внешний облик соответствовал прозвищу, и я не без труда отвела от него взгляд.
Мы выбрались из машины и несколько мгновений стояли, созерцая возвышавшееся перед нами чудовищное порождение архитектурного бреда. Подойдя ближе, я разглядела ровно посередине первого этажа прямоугольный контур размером с дверь, над которым на несколько сантиметров выдавалась камера наблюдения, смотревшая вниз.
– Внутри еще страннее, – пробормотала Лейла, когда прямоугольник подался внутрь.
В проеме возникла молодая женщина в облегающем коктейльном платье, с африканскими косами, собранными на макушке. Она жестом пригласила нас войти и отступила в сторону, давая дорогу.
Телохранитель пошел вперед, и я видела, как напряжена его могучая, как у Минотавра, спина под пиджаком.
Дверь за нами захлопнулась, отрезав нас от внешнего мира.
Глава 16Прошу прощения за историческую справку, но оригинальный Хрустальный дворец – это выставочный зал, построенный в лондонском Гайд-парке в 1851 году из чугуна и стекла для демонстрации чудес тогдашней промышленной революции. Само здание являлось одним из этих чудес, поскольку массовое производство больших листов стекла тогда только начиналось. Из стекла был сделан даже потолок дворца, и поэтому из всех известных строений он обладал самым высоким соотношением стеклянных частей к частям, сделанным из других материалов. Полагаю, если бы строители могли обойтись совсем без металлического каркаса, они бы так и поступили. Так что современный Хрустальный дворец, спрятанный глубоко в лесах Сакобаго, штат Мэн, полностью наследовал своему тезке. Правда, он предназначался не только для проведения мероприятий, но и сдавался в аренду под жилье на недели и месяцы по баснословной цене. Его выстроили примерно двадцать лет назад, на волне бума в интернет-сфере; его использовали в качестве санатория для высшего руководства компании, входящие в список «Форбс», а частные лица, которые купались в деньгах, считали предметом гордости приехать сюда в отпуск на неделю-другую. Престиж дворца только вырос, когда рядом поселилась Дороти Гибсон, и наверняка лист ожидания брони в нем почти сравнялся с листом ожидания сумочки «Биркин». Тот факт, что Вальтер Фогель и Вивиан Дэвис остановились тут, свидетельствовал об их высоком статусе в местном обществе.
Мы вошли в длинный узкий зал, из которого открывался беспрепятственный обзор что в горизонтальной, что в вертикальной плоскости, подтверждая мои предположения о том, что и задняя стена здания, и потолок были сделаны из стекла – тонированного, поскольку отсюда небо казалось темнее, чем снаружи, цвета голубики, а не незабудки. Я испытала уверенность, что стены по левую и правую руку тоже прозрачные, хотя пока что не имела тому доказательств, поскольку зал с обеих сторон обрамляли большие листы гипсокартона. На фоне этих внутренних стен возвышались два ряда колон, образовывавших букву U. На высоте двух третей здания колонны разделялись, огибая каждая по балкону и обозначая второй этаж, а вершинами поддерживали еще один ряд балконов, обрамлявших третий этаж. Таким образом балконы образовывали арки в виде подков, очень сильно напоминая церковные хоры. Вообще интерьер создавал ощущение, что вы вошли в один из огромных европейских соборов с их вытянутыми, стрельчатыми пропорциями.
И как обычно при виде большой высоты, мне представилась ужасающая картина падения с одного из этих балконов на черно-белый мраморный пол.
Помимо церковного нефа этот зал напоминал и вестибюль музея, и атриум шикарного отеля – между колонн были расставлены большие кадки с папоротниками, создававшими дополнительный арочный мотив. Будь здесь лестница, это пространство стало бы больше походить на дом, но я не видела ни одной.
– Добро пожаловать, – поприветствовала встретившая нас женщина достаточно тихо, чтобы не вызвать эхо. Она одарила нас идеально подобранной для события, по поводу которого мы собрались, улыбкой: дружелюбной, но сдержанной, как бы говорящей: «Какая приятная встреча, несмотря на сложившиеся злосчастные обстоятельства». Я тут же позавидовала ее фигуре, прекрасно обрисованной облегающим коктейльным платьем: с пышными формами, но подтянутой, явно благодаря регулярным активным упражнения. Само платье было самого темного серого оттенка. Я поняла, что оно не черное, только разглядев черный узор «гусиная лапка», и меня впечатлил столь удачный выбор наряда для поминок – сдержанный, но стильный.
– Меня зовут Ева Тёрнер, я личная помощница мистера Фогеля.
Свежесть юности сочеталась в ней с крайним самообладанием, что встречается не так редко, как вам может подуматься. Клянусь, чем старше я становлюсь, тем больше усилий мне приходится прикладывать, чтобы скрывать неблаговидные черты моей личности. Я помню времена, когда подобная внешняя безмятежность давалась мне куда легче (и естественнее), а теперь, когда впереди маячит цифра 40, я понимаю, что класть я хотела на внешнюю благопристойность, в то время как Еве Тёрнер до этого еще очень далеко. Будь она моей воспитательницей в детском саду, я считала бы ее самой красивой женщиной в мире. Но, став старше, я больше не верила, что выдержка добавляет человеку красоты.
– Пол возьмет ваши пальто.
Из-за ее спины появился мужчина, облаченный в двубортный пиджак с воротником-стойкой и клетчатые брюки, какие носят работники кухни, и смущенно помахал нам рукой. Его грузная фигура с объемным животом и складкой шеи, нависающей над воротником, и заплывшие узкие глаза напомнили мне свинью – но дружелюбную, вроде Бейба, а не персонажа «Скотного двора». Волосы у него на висках слиплись от пота, и у меня возникло ощущение, что если он мотнет головой, то промочит нас насквозь.
– Позвольте проводить вас в Приемную, – пригласила Ева, когда мы выпутались из одежды и сгрузили ее на руки Пола. – Церемония состоится там.
Давненько я не слышала слова «церемония» в обыденной речи.
Вслед за Евой мы пошли вдоль правой сводчатой галереи.
– Эй, босс, – театральным шепотом обратилась Лейла к Дороти.
– Да-а? – не менее театральным шепотом отозвалась та.
Лейла подняла указательный палец вверх.
– Этот стеклянный потолок вам будет не так-то просто пробить.
Дороти подняла палец в знак одобрения.
* * *
Вслед за Евой мы вошли во вторую дверь по правую руку, миновали короткий коридор и оказались, вне сомнения, в Приемной.
Описывать площадь в цифрах для меня бесполезно; по моим прикидкам в это помещение влезло бы четыре, а может и все шесть моих однокомнатных квартир. Таким образом речь шла о площади в двести, а то и триста квадратных метров, фактически, самолетном ангаре (и с цементным, как в ангаре, полом). Разбросанная там и тут массивная угловатая мебель напоминала островки в цементном море: два кожаных кресла и при них куб, изображавший кофейный столик; высокая стойка, на которую вы могли облокотиться, чтобы заняться созерцанием установленного на ней вычурного бонсая; четыре стальные скамьи, составленные в квадрат, вокруг углубления в полу в центре. Каждую из этих инсталляций разделяло расстояние в несколько десятков шагов, и, похоже, их расположение было призвано не заполнить пространство, а похвастать тем, что тут не экономят на месте. Лейла была права – это было очень странное место, и когда я увидела его изнутри, мне стало еще сложнее представить обычных людей, ведущих тут обычную жизнь: как они едят суп или чистят уши. Это здание предназначалось для показухи, для того, чтобы делать громкие заявления, а не ходить из комнаты в комнату, занимаясь рутинной человеческой деятельностью. Полагаю, ситуацию смягчал тот факт, что во Дворце не предполагалось задерживаться надолго, но даже несколько часов жизни в этих стенах лично для меня стали бы мучением.
Вивиан Дэвис явно разделяла мои чувства.
Стеклянные стены Приемной создавали ощущение, что мы оказались в аквариуме, и оно только усилилось после того, как все умолкли и уставились на нас. Всего здесь собралось около двадцати человек, разбившихся на группки по трое-четверо. Судя по роскошным темным нарядам и по тому, как сияла их кожа в приглушенном солнечном свете, все это были люди богатые. Очень богатые. И почти все среднего возраста – в данном случае я подразумеваю «на шестом десятке» (впрочем, чем старше я становлюсь, тем дальше для меня отодвигается нижняя граница этого понятия. Если мне удастся дотянуть до семидесяти, наверняка я буду считать, что столетние старички преодолели только половину жизненного пути). Обычно двадцать человек в одном помещении создают ощущение толпы, но не в этом зале. Ева уверенно лавировала между ними, направляясь к мужчине, который выпал из своей группки, развернулся и поприветствовал нас.
Вальтер Фогель был совершенно лыс, хотя видно было, что волосы перестали расти только на макушке, гладкой, как яйцо, а ее окружала бритая кожа, но в целом его голова выглядела очень симпатично. Лысина придает мужчинам уверенный вид – во всяком случае, если подавать ее правильно, – и Вальтер Фогель являл собой один из лучших образчиков носителей великолепной лысины среди белых мужчин.
Отсутствие волос привлекало все внимание к его лицу с выразительными, скульптурными чертами. Оно словно вышло из-под резца Родена, только творения Родена не могут похвастать каким-то особенными глазами, а в облике Вальтера вы в первую очередь замечали именно их. Я увидела их еще с середины зала – бледно-голубые, как лед, и почти прозрачные, холодные глаза дельца или, возможно, маньяка. С самого начала, еще до того, как мы оказались рядом, до того, как обменялись хоть словом, я знала, что ему нельзя доверять.
Или мне так кажется задним числом.
– Дороти, – протянул он руку. – Рад, что ты приехала.
Странно, почему все вокруг считали себя вправе вести себя с ней так панибратски? С другой стороны, Дороти в самом деле была своей для всей страны.
Ева развернулась и шагнула в сторону изящным танцевальным движением.
– Вот и Вальтер, – попросту представила она, жестом предлагая нам подойти ближе, а сама направилась обратно к дверям, через которые мы вошли. Там теперь стоял Телохранитель, выглядевший среди собравшихся, несмотря на костюм и галстук, белой вороной: он был на добрых двадцать, а то и тридцать лет младше их и на десять-пятнадцать килограммов (мышц, а не жира) тяжелее. Меня захлестнула волна ревности, когда Ева прошла мимо него и они оглядели друг друга. Но как я могла винить их, ведь в этом помещении никто не мог сравниться с ними красотой.
Впрочем, Вальтер Фогель не многим им уступал. Даже под рыбацким свитером и мешковатыми шерстяными штанами угадывалось тренированное тело. Ростом он не отличался, его практически можно было назвать коротышкой, но каждое его движение переполняла энергия, и в сочетании с глазами, пронзительными, как у Распутина, впечатление от роста отходило на второй план.
Дороти шагнула ему навстречу, и он обхватил ее ладонь обеими руками.
– Для меня большая честь, что вы и ваши друзья, – он умолк, кивнув мне и Лейле, – смогли присоединиться к нам по такому печальному поводу.
Он говорил без акцента, но академический стиль речи и то, что он не использовал стяжение, выдавали тот факт, что английский ему не родной. Подобно многим иностранцам, он говорил так, словно сначала написал текст, выучил его и уже потом произнес.
– Я тоже рада, Вальтер, хотя сожалею, что мы знакомимся в подобных обстоятельствах, – ответила Дороти, представив меня и Лейлу. – Позвольте выразить мои глубокие соболезнования вашей утрате.
– Благодарю. Мы все здесь опечалены, но ваш приезд согрел мое сердце, потому что я знаю, как рада была бы Вивиан увидеть вас. Не могу описать, как… – он умолк, подбирая выражение, – она прыгала от радости после встречи с вами. Она снова и снова показывала мне ваше совместное фото.
Дороти вежливо улыбнулась.
– Она была сама доброта и дружелюбие.
– В тот день я впервые после выборов увидел ее жизнерадостной и оживленной. Такой, какой она всегда была. – Вальтер вздохнул. – Я надеялся, что перемена места ей поможет, но увы. Мы живем тут неподалеку, – пояснил он. – Уже две недели как.








