Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Стивен Кинг

Мужчина выдвинул стул и тяжело опустился на него. Воцарилось молчание, растянувшееся на весь их брак. На их жизни.

– Она даже не слушала. Вот что ты должна понять. Даже не слушала! Она была в ярости. Да просто с ума… Селия, она использовала слово «изнасилование». Изнасилование. Только задумайся, что с нами стало бы, если бы это всплыло. Она все твердила, что заставит нас заплатить. Нас. Нашу семью. Я ей сказал, что за этим и приехал. Заплатить. Но она все равно не слушала.

– Может, она не деньги имела в виду.

– Люди всегда имеют в виду деньги. Отдают они себе в этом отчет или нет. – Оливер покачал головой. – Она все тыкала в меня пальцем, поливала матом. В конце концов распоясалась по-настоящему. Да еще эта собака, запертая в прихожей, все лаяла и скреблась в дверь. А потом она замахнулась и ударила меня. В полную силу, прямо в грудь. Вот, погляди.

Он развязал галстук и вытянул его из-под воротника, а затем расстегнул рубашку, чтобы продемонстрировать правую сторону груди. Синяк формой и размером – зубчатый круг диаметром сантиметров семь – напоминал плоского морского ежа, которых Селия коллекционировала в детстве.

– Она все напирала на меня, пыталась схватить за горло и расцарапать лицо. Ну вот я и… вышел из себя. Буквально на долю секунды. Я всего лишь оттолкнул ее. Только и хотел, что убрать ее от себя.

– Оливер…

– Она ударилась о журнальный столик. Как нарочно. Или ненароком. Да какая разница. Мой первый порыв был помочь ей. Но тогда дороги назад уже не осталось бы. Поэтому я подождал, пока она не… затихнет.

Мужчина закрыл глаза. Снова принялся поглаживать шрам.

– Открывать дверь той еще задачкой было – я опасался, что собака нападет на меня. Но пес устремился прямо к ней. Должно быть, увиденное ему не понравилось, потому что, когда я вышел из дома, он пронесся мимо меня, и потом его сбил этот пьяный идиот. И вместо того чтобы просто поехать себе дальше, ему надо было вылезти…

– И увидеть тебя.

– И увидеть меня. Когда он наконец-то убрался, я загнал пса в дом, чтобы он еще больше шуму не наделал. К тому же…

– Что?

– Мне вправду не хотелось оставлять ее одну.

Голос у него дрогнул. Оливер немного помолчал, затем прочистил горло, очищая себя от слабости, сбившей его с предначертанной цели.

– А когда обвинили Кристофера, тебе хоть раз приходило в голову остановить это?

– С какой стати? – Мужчина искренне удивился вопросу. – В этом-то и состоял смысл задачи. Но я позаботился, чтобы на него давили несильно. Совсем несильно.

Он встретился с женой взглядом.

– Селия, мне пришлось всю жизнь нести на себе бремя позора отца. И я не мог взвалить такое же бремя и на тебя. Ни на кого из вас. Если бы дело было только во мне…

– А Патрик?

– Этот человек заявился в наш дом, – будничным тоном ответил Оливер.

– Но зачем Джек вообще тебе позвонил? Да ей никто бы не поверил!

– Потому что он всегда мне звонит.

«Всегда, – подумала Селия. – Ну конечно. Это было не в первый раз. И не во второй».

– Так и что теперь? – спросила она.

– Теперь ничего, Селия. Мы продолжаем жить дальше.

Послышались шаги. Джек спускался вниз. Оливер застегнул рубашку. И когда их сын появился на кухне, Оливер и Селия уже приняли свой обычный вид. Джек едва ли на них взглянул.

– Привет, – бросил он, распахивая холодильник. – Что на ужин?

– Ничего, – ответила Селия.

Парень уставился на нее. Оливер тоже не сводил с нее внимательного взгляда.

– Мы уезжаем.

Муж выбрал стейк-хаус, с владельцем которого был знаком. Они заняли угловой столик, чтобы их никто не узнал. Впрочем, они никого и не интересовали. Сейчас с произошедшей драмой ассоциировались лица Иден и Кристофера. Жертвы и убийцы. Невинности и виновности. Добра и зла. Мир разделился по своим привычным линиям, и Пэрриши собирались поужинать.

Оливер и Джек заказали по стейку, Селия – салат. В ожидании подачи блюд женщина наблюдала за мужем. И размышляла о самодисциплине, потребовавшейся, чтобы выдержать тот вторник и последующие дни. О том, как он контролировал ситуацию. Предвидя проблемы, пряча концы в воду. Делая все это ради семьи.

Принесли заказ, и мужчины набросились на еду. Заработали их мощные челюсти, задвигались мышцы и сухожилия. Взгляд расфокусировался, дыхание чуть участилось. Если бы не глаза и губы, они действительно выглядели бы точными копиями друг друга.

Оливер взглянул на нее.

– Что-то не так с твоим салатом?

Он отправил бы его обратно. Заказал бы ей другой или что ее душа пожелает. Все что угодно ради ее счастья. Ради счастья их всех.

– Нет-нет, – отозвалась Селия. – Выглядит чудесно.

Оливер продолжал ждать. Тогда она взяла вилку и начала есть.

Эпилог

Ей наконец-то отдали дочь. Как только судья утвердил признание, Иден стала им не нужна. Загадок в ее теле больше не оставалось. С точки зрения штата Массачусетс ее история была ясна.

Дальнейшее взял на себя Дермот Костелло при содействии сына. Как Даниэль и предполагала, его тоже звали Дермот. Он являл собой точную копию отца – та же осмотрительность и меланхоличность, тот же едва различимый тик, придававший ему вид, будто он постоянно собирается подмигнуть. Несмотря на подобную комичную наружность, Костелло дело свое знали и были очень внимательны. В их движениях, в их негромких голосах сквозила некая грациозность. Их манеры вправду доставляли Даниэль некоторое облегчение.

Людей на похороны явилось больше, чем она ожидала. Главными действующими лицами, конечно же, были мать, сестра и Стив с дочерями. Но пришло и куда больше друзей Иден, нежели Даниэль рассчитывала, равно как и ее друзей, соседей и просто знакомых. И были совершенно незнакомые люди. Не меньше нескольких десятков, хотя никаких объявлений она и не делала. По большей части девицы, хотя мелькали и стройные юноши с длинными прядями, в черных джинсах в обтяжку. Ребятня, связавшая свои фантазии с реальностью Иден. Они держались подальше от Даниэль, справедливо полагая, что их сомнительные мечтания благосклонности у нее не вызовут.

Присутствовали и Бондуранты, и не только потому, что оплачивали счета. Они по-настоящему полюбили Иден. Бетси особенно изводилась. Ей уже довелось пройти через подобное с Риком. Даниэль задумалась, рискнет ли она снова ввести кого-нибудь в свою жизнь, чтобы заботиться о нем. Навряд ли.

Явилась и Гейтс. Даниэль это удивило – она полагала, что полиция уже распрощалась с ней после признания Кристофера Махуна. Ну и мрачным же выдался процесс. Паренек худенький что тростиночка, отец немногим лучше. У нее поинтересовались, не считает ли она приговор слишком мягким. Даниэль только и покачала головой. Ей не доставило радости наблюдать, как Кристофера упекли. Слишком легко, слишком быстро и слишком категорично все прошло. Дурное предчувствие, изводившее ее с самого начала, так никуда и не делось, и ей уже было весьма сомнительно, что оно исчезнет когда-либо вообще.

Да еще эта загадочная женщина. Она пришла одна. Среднего роста, золотисто-каштановые волосы, одетая в черное. Зеленые глаза, что открылись, только когда она сняла большие солнцезащитные очки. Одного возраста с Даниэль, более или менее. Ладно, менее. Даниэль ее не узнала, хотя совершенной незнакомкой женщина ей и не показалась. Где-то она ее видела, даже если мельком. Появилась поздно, в церкви сидела на задних рядах, но после церемонии подошла к ней первая, с конвертом в руке.

– Прошу прощения за беспокойство, – заговорила женщина. – Я всего лишь хотела выразить свои сожаления о случившемся с вашей дочерью.

– Вы ее знали?

– Она выгуливала собаку возле моего дома. У нее была такая прекрасная улыбка.

– Этого у нее было не отнять.

Женщина вручила ей конверт. Судя по весу, его содержимое не ограничивалось лишь открыткой.

– Здесь кое-что, что вам захочется прочесть.

– Хорошо.

– Мой телефон прилагается, если возникнет желание поговорить. А таковое, думаю, у вас возникнет.

Она пристально посмотрела Даниэль в глаза, затем развернулась и поспешила к броскому «Роверу». Даниэль взглянула на конверт. «Матери Иден». Она спрятала бумагу в карман и занялась другими присутствовавшими.

На работу она вернулась на следующий день после слушаний. Все только и нянчились с ней, пока ее отношение к хлопотам не стало очевидным, и тогда коллеги отстали от нее, вновь погрузившись в продажу побрякушек молодым, ставящим на карту свое будущее. Работать ей нравилось. Помогало меньше думать о Патрике. По крайней мере, днем. Вот ночью дело было другое. Ночью мысли шли непрерывным потоком.

Уже стемнело, когда пришло то его сообщение. «Сейчас я этим займусь». В полицию Даниэль позвонила после некоторых колебаний. Она уже предала Патрика утром, когда бросила его. Тем не менее намерение не вмешиваться сохранялось у нее лишь несколько минут. Гейтс оказалась занята, и в конце концов ее связали с Прокопио. Детектив был немногословен, и зловещесть его молчания напугала женщину.

Заподозрив, что совершила ошибку, Даниэль помчалась в Эмерсон. Ее страхи полностью подтвердились, стоило ей свернуть на Фокс-Чейз-лейн. Перед домом стояли три полицейские машины, две патрульные и седан. На лужайке толпились люди, среди них Джек Пэрриш и какая-то блондинка – очевидно, его мать. Даниэль проехала дальше и припарковалась за машиной Патрика. Не зная, что делать, она лишь наблюдала за суматохой в зеркало заднего вида. Затем к мигалкам добавились новые – пожарной машины, патрульной штата и скорой помощи.

Тогда она выбралась из машины и направилась к участку Пэрришей. Обогнув территорию вдоль ограды, оказалась на границе заднего двора и по аккуратно подстриженной траве прошла за огороженное патио. Открывшаяся ее глазам кухня была заполнена полицейскими и парамедиками. Еще там находился Прокопио и мужчина, в котором она немедленно признала отца Джека Пэрриша. Кто-то лежал на полу, почти полностью скрываемый кухонным островком. Ясно Даниэль разглядела лишь лоферы лежавшего – а большего ей уже и не требовалось. Она немного постояла в темноте, а затем удалилась, так никого и не потревожив своим присутствием.

На протяжении нескольких последующих дней Даниэль хоть и осознавала, что должна изводиться скорбью и виной, на деле чувств не испытывала практически никаких. Та ее часть, в которой подобные чувства обитали, была уже битком забита. Так что женщина предавалась воспоминаниям о проведенных вместе выходных. Не о пьянстве, не о лихорадочных рассуждениях и даже не о сексе. Но о тех моментах нежности, когда они тихонько лежали на его широкой кровати, сонные, и все же в миллионах километров от сна. В какой-то момент Патрик признался, что прошло уже почти два года с тех пор, как к нему прикасались. Казалось, он был безмерно благодарен ей за одну только ее руку у него на груди, за ее теплое дыхание на его щеке. Она вспоминала голос мужчины. Жалела, что они провели так мало времени вместе, что он никогда не встречался с Иден. Воображала, как он терпеливо выслушивает дочь, пытаясь понять, что творится у нее в голове. Кто его знает, может, он-то как раз и понял бы ее.

В крематорий она отправилась одна. Тело погрузили в печь, раздалось «вжух!» – и все. Конец Иден.

Потом у нее дома состоялись поминки. Ими заправляли Слейтеры. С едой они поистине превзошли самих себя. Еще Стив разорился на уйму выпивки. Гейтс не пришла, Бондуранты удалились менее чем через полчаса. Показались четыре странные девицы с кладбища. Забились себе в угол, поклевывали сырые овощи да дерзко отбивались от всех попыток втянуть их в разговор.

Уже через два часа все разбежались. Близнецы Слейтеров хотели помочь с уборкой, однако Даниэль велела им идти – им и без того предстояла работенка по транспортировке Стива, малость перестаравшегося с мистером «Джеком Дэниелсом». Ее сестра и мать предложили остаться у нее на ночь, но Даниэль отказалась. Раз уж ей суждено жить в одиночестве, то почему бы сейчас и не начать.

Так что в итоге компанию ей составляли лишь мясная нарезка, океан алкоголя да сокрушительная пустота, которой она старательно избегала последнюю пару недель. Бондуранты привезли остававшиеся у них вещи Иден и молча сложили их в углу гостиной. Бо́льшую часть одежды дочери Даниэль забрала ранее на неделе, но до обуви не дошли руки, да еще по всему их дому была разбросана косметика. Среди таковой оказалась и щетка для волос, вся забитая ее волосами. Даниэль просто понесла пакеты в комнату Иден. Распакует либо позже, либо вообще никогда. Какая разница, где теперь валяться ее старым кедам.

У дверей спальни она вспомнила рассказ Гейтс о записи на автоответчике матери детектива и задумалась, сколько еще здесь провисит эта вырезка с надписью «Угроза Иден». Даниэль собиралась просто свалить пакеты за дверь, но что-то завлекло ее в комнату. Она окинула взглядом плакаты на стенах, такие же бессистемные, что и сама Иден. «Бешеные псы» Тарантино, «Подсолнухи» Ван Гога, какой-то татуированный дрищ-недоумок в расстегнутой рубашке. На комоде валялась косметика вместе с бейсбольным мячом, что она поймала на стадионе «Фенуэй Парк».

Даниэль улеглась на кровать без постельного белья, и в этот момент у нее из кармана что-то выпало. Конверт, что ей на похоронах вручила та зеленоглазая женщина. «Матери Иден». Она вскрыла его. Открытка оказалась довольно милой. Без всяких банальных надписей, просто черно-белая фотография орхидеи. Она открыла ее посмотреть, кто же эта незнакомка. Из открытки выпало несколько листков бумаги, с обеих сторон исписанных аккуратным мелким почерком. Даниэль посмотрела на последнюю страницу. Подписано Элис Хилл. Ах, ну конечно. Мать Ханны. «Здесь кое-что, что вам захочется прочесть».

Женщина уронила листы на покрывало. Сил на чтение у нее сейчас не было совершенно. Потом почитает. И хотя она ни капли в рот не взяла, на нее внезапно обрушилась усталость. Словно усыпляющий газ, в комнату незримо просачивалась пустота дома. Даниэль вовсе не хотелось лежать здесь и думать о своем мертвом ребенке, однако из-за охватившей ее слабости она не смогла оказать сопротивление вторгшемуся воспоминанию. Иден была совсем маленькой, три или четыре годика. Они вдвоем отправились в торговый центр. Даниэль понадобилось купить новое платье: ее подруга Мод выходила замуж за не того парня, в очередной раз. Они прошли в примерочную, где Иден стала развлекаться, разглядывая свои отражения в противоположных зеркалах. Бесконечное количество Иден. А затем, в тот самый момент, когда голова Даниэль скрылась под платьем, в которое она пыталась втиснуться, Иден рванула из кабинки со стремительностью спущенного с привязи спаниеля. Лихорадочно натягивая платье, Даниэль позвала – сначала дочь, а потом хоть кого-нибудь в пределах слышимости. Когда же она наконец отдернула занавеску, девочки и след простыл. Никто ничего не видел. Разразилась паника, к которой подключились продавцы, охранники и просто сознательные граждане. Заработала их личная система оповещения о похищении детей – прямо здесь, в универмаге «Филенз».

Сама же Даниэль ее и нашла. Возможно, просто повезло, а может, то было нечто большее – инстинкт какого-нибудь там рода, что завел ее за квадратный прилавок в косметическом отделе, где дочка безмятежно наносила помаду перед зеркальной колонной. Наносила не только на губы, но и на щеки, на лоб и шею. Девочка подняла на мать сияющий взгляд, с гордостью демонстрируя свои успехи. Даниэль хотела наорать на нее, да смысл? Глупый ребенок даже не понял, что потерялся.

Даниэль заснула, внезапно провалившись в тьму без сновидений, что объяла ее словно теплая ванна. Она понятия не имела, на сколько выключилась. Может, на несколько секунд. А может, и на час. Сомнений не вызывала лишь причина пробуждения. К ней обратился голос – не из окружающего мира, но слишком четкий и слишком реальный, чтобы быть сном. Мягко побуждающий ее что-то сделать.

– Мам?

Джейк Андерсон
ИСЧЕЗНУВШАЯ В ПОЛНОЧЬ

Элизе и Джилл, которые навсегда останутся в наших сердцах

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Эта книга – результат моего многолетнего расследования смерти Элизы Лэм. Как журналисту мне пришлось столкнуться с серьезными препятствиями, а если точнее, с тем фактом, что с тех пор, как дело было официально закрыто, три самых очевидных источника информации – полиция Лос-Анджелеса, отель Cecil и семья – хранили полное молчание.

Однако я располагал чрезвычайно ценными сведениями, первоисточником, изменившим траекторию моего расследования, – Элиза оставила после себя настоящий клад из онлайн-постов. Вначале я рассматривал их как потенциальные источники подсказок, которые помогут понять, что происходило с девушкой в ее последние дни. Прочитав и проанализировав несколько сотен страниц ее текстов, я с изумлением понял, что у меня с Элизой очень много общего. В полной мере я осознал эту связь лишь в середине своей работы – и был потрясен до глубины души.

Несмотря на то что я не имел возможности побеседовать с семьей погибшей (такой возможности не имел никто), ее личные монологи, обращенные к широкой аудитории, дополнили те рассказы и предположения, которыми поделились со мной ее друзья, и позволили воссоздать некоторые аспекты ее жизни. И хотя кое-где я проявляю творческую вольность в изображении событий, действующих лиц и в компиляции фактов, те места, где присутствует Элиза, в большинстве своем основаны сугубо на ее собственных словах.

Пришлось потратить немало времени (по сути, годы), но постепенно я начал обнаруживать в деле Элизы новые улики. Поскольку подавляющее большинство сотрудников полиции Лос-Анджелеса и служащих отеля Cecil отказались говорить на эту тему, я был вынужден закидывать сеть фактологического поиска глубже и изобретательнее. В итоге, помимо записей Элизы и полицейских и судебных протоколов, мои источники включили сведения, полученные от полицейского информанта, журналиста-расследователя, частного детектива, отставного помощника коронера, эксперта-криминалиста, штатного психолога полиции Лос-Анджелеса, нескольких постояльцев отеля, вышибалы, родственника одного из служащих отеля и множества других людей. Предоставленная ими информация заставляет значительно пересмотреть официальное объяснение смерти Элизы.

Строго говоря, нежелание членов семьи сотрудничать – могу представить трагичность их положения, ведь поднятая прессой шумиха вокруг смерти Элизы лишь усугубила горе, – должно было отвратить меня от намерения извлечь из расследования коммерческую выгоду. Однако я твердо уверен: коль скоро в сети уже присутствуют десятки тысяч постов и видео (многие – с подключенной монетизацией), в которых Элизу стигматизируют, выставляют в нелицеприятном свете и часто сообщают о ней неверную информацию, найдется место и еще для одного рассказа – рассказа, который позволит читателю с головой погрузиться в ранее неизвестные подробности дела и, что не менее важно, даст возможность лучше понять обстановку, в которой она вела свою внутреннюю битву. В этом смысле моя книга является гибридом криминальной документалистики и мемуаров с элементом психоанализа, а кроме того – призывом к справедливости как в юридическом, так и в социологическом смысле слова.

Я верю, что история Элизы поможет другим более человечно и без стигматизации относиться к психическим заболеваниям, и в результате больше людей станут открыто говорить о своих проблемах с друзьями и родными и обращаться за помощью. Дело Элизы – и сама Элиза – стали символами эпохи, а для многих превратились в настоящий предмет одержимости (на пике охватившей соцсети лихорадки число поисковых запросов без рекламы доходило до 70 000 в месяц). Анализируя такую реакцию общества, я разбираю социологическую составляющую ее дела, что включает в себя анализ патологий, конспиративных теорий, поиска идентичности и жажды самореализации в цифровую эпоху.

Кроме того, история Элизы – это повод поговорить об уголовном правосудии и зарождающемся движении сетевых расследований.

При работе над книгой я действовал простыми методами, но кропотливо. Я делал выводы, основываясь лишь на фактах или опровержениях ложных утверждений; я избегал оказывать предпочтение тем фактам, что подтверждали мои гипотезы, и, неуклонно подчиняясь требованию объективных данностей, подвергал эти гипотезы постоянному пересмотру; я следил за тем, чтобы повествование шло за анализом, а не наоборот; я стремился к информационной прозрачности там, где это было возможно (хотя некоторые мои собеседники потребовали сохранить их анонимность, опасаясь преследования); и я старался как можно чаще использовать первоисточники.

Техническое замечание: отель Cecil упоминается в этой книге несколько сотен раз. Несмотря на то что за несколько лет до описываемых событий его переименовали в Stay On Main, я решил сохранить первоначальное название, чтобы избежать путаницы.

Часть доходов, вырученных от продажи этой книги, я планирую пожертвовать семье Лэм, а также нескольким передовым программам изучения психических заболеваний и правозащитным организациям.