Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"
Автор книги: Стивен Кинг
Соавторы: авторов Коллектив,Роберт Антон Уилсон,Мэтью Квирк,Питер Свонсон,Кемпер Донован,Джей Ти Эллисон,Мик Геррон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 231 (всего у книги 342 страниц)
Началось следующее десятилетие, а вместе с ним – новая страшная глава в летописи отеля: двое серийных убийц из числа самых чудовищных преступников, известных истории, поселились в Cecil и жили там во время своих кровавых разгулов.
НОЧНОЙ ОХОТНИК
Ранним июльским утром 1985 года двадцатилетняя Уитни Беннетт надела ночную рубашку и легла в постель. На другом конце коридора ее родители укладывались спать, проводив гостей. Уитни ходила на свою вечеринку и вернулась лишь к часу ночи.
Она заснула, не подозревая, что убийца уже проник в дом и стоит в коридоре прямо у двери в ее комнату, сливаясь с темнотой, точно хамелеон. Ночной Охотник решил, что прикончит ее ножом – для максимального удовольствия. Позже он говорил, что «через нож можно ощутить смерть жертвы – это почти как секс, лучше, чем секс».
Когда Уитни очнулась – что само по себе было чудом, – в комнате было темно, а все ее тело пульсировало от боли. Ей повезло, что она была в принципе способна что-то чувствовать, ведь кто-то безжалостно избил ее монтировкой. Голова и лицо девушки были сплошь покрыты синяками и опухли так, что ее едва можно было узнать. Оружие лежало на полу, кровавые отпечатки ног вели к открытому окну.
Уитни была одной из везучих жертв Ричарда Рамиреса, Ночного Охотника, в середине 1980-х повергшего Лос-Анджелес в ужас чередой жестоких убийств и изнасилований.
Он был высоким, костлявым, с взлохмаченными волосами и зловещим взглядом, и от него исходил специфический запах, который жертвы описывали как «запах мокрой кожи». В ту ночь он не смог подобрать подходящий нож, поэтому воспользовался монтировкой, собираясь забить всю семью до смерти, изнасиловать Уитни, а потом забрать из дома все ценное.
Он проник в спальню Уитни через незапертое окно и нанес ей множество ударов монтировкой. Затем обмотал ее шею телефонным шнуром, собираясь насиловать девушку, пока та будет задыхаться. Рамирес расстегнул брюки и затянул шнур. Он уже собирался стащить с Уитни белье, когда на шнуре внезапно вспыхнули искры. Перед Рамиресом материализовался синий туман. У него перехватило дыхание – никогда в своей жизни он не видел ничего подобного. Рамирес решил, что Иисус препятствует совершаемому им убийству, и это потрясло его до глубины души.
Он ослабил шнур, и Уитни смогла вдохнуть и глотнуть кислорода. Рамирес сбежал через окно, оставив в комнате сильно израненную, но живую жертву, чьи показания позже помогли отправить его в тюрьму.
Биографу Филипу Карло он рассказывал, что посчитал исходящий от Уитни синий туман ее душой.
Как и большинство убийц, Ричард Рамирес не родился душегубом-сатанистом. В детстве Ричи был тихим вежливым мальчиком, защищал сестренку и других девочек от хулиганов. Но став старше, сделался одержим насилием. В ранние подростковые годы одним из его героев был Джек-потрошитель. У него Ричи и позаимствовал идею одеваться во все черное. Он фантазировал о том, как станет знаменитее неизвестного Джека, как будет выныривать из тумана, чтобы лишать людей жизни, точно Смерть в человеческом обличье.
На протяжении многих лет выдвигались разные предположения о причинах жестокости Ричи: врожденные аномалии вследствие ядерных испытаний в Лос-Аламосе и/или воздействия промышленных химикатов, с которыми работала его мать, свирепый характер отца и домашнее насилие, височная эпилепсия, малые припадки, сексуальное насилие со стороны учителя в школе и даже эмоциональная травма, полученная из-за того, что в старших классах Ричи выгнали из футбольной команды.
Мы имеем дело почти что с идеально катастрофическим сочетанием биологических, генетических и психосоциальных факторов, способствовавших развитию патологии, которая в конечном счете превратила Ричарда в одного из самых страшных серийных убийц за всю историю, в человека, терроризировавшего Лос-Анджелес испепеляюще жарким летом 1985-го.
Спасаясь от приступов отцовской ярости, Ричи убегал из дома и ночевал на кладбище Кордова, где в конце концов лишился невинности с милой девушкой, которая потом отзывалась о нем исключительно хорошо. Кроме того, Ричард совершал вылазки в пустыню и научился ориентироваться в темноте по звездам. Став старше, он принимал при свете пустынной луны психоделики и видел в галлюцинациях демонов, насилующих людей.
Как отмечает Карло в своей скрупулезной биографии «Ночной Охотник: история серийного убийцы Ричарда Рамиреса» (The Night Stalker: The Life and Crimes of Richard Ramirez), в подростковые годы из Ричи чуть ли не специально делали преступника. Родные братья обучали его воровскому искусству. А самые обстоятельные и жуткие уроки преподавал ему двоюродный брат Майк. Он вернулся из Вьетнама, когда Ричи еще не вошел в переходный возраст, и стал потчевать потрясенного кузена историями о сражениях с вьетконговцами в джунглях. Но это были не голливудские военные байки, это была правда, подлинные свидетельства американского вторжения на территорию чужого государства, ужасающие рассказы о пытках, хладнокровных убийствах и изнасилованиях.
Началось все с того, что Майк поведал Ричи, как в начале войны американские солдаты узнали: бойцы Вьетконга верят, что не попадут в рай, если у них будет не хватать части тела. Майк и другие стали отрезать у врагов уши (и не только уши), отсюда и пошла печально известная традиция вьетнамских ожерелий. Еще Майк показывал Ричи свою коллекцию фотографий, на которых обезумевших от ужаса вьетнамских женщин под дулом автомата заставляли делать минет. На одном из снимков Майк держал отрезанную голову одной из этих женщин.
Майк не только научил Ричи стрелять из двадцать второго калибра, он прибавил к набору его криминальных навыков умение избегать шуршащей щебенки, бельевых веревок, мусорных баков и собак. Майк обучил Ричарда приемам партизанской войны: как становиться невидимым для жертвы и как ловко, быстро убивать. А еще он привил Ричи идеологию бунта, жажду социальной справедливости, идеологию «мы против них» – бедные и угнетенные против богатых и облеченных властью. Убей или будь убит.
В итоге страсть к насилию довела Майка до того, что он в приступе неконтролируемого бешенства выстрелил в голову своей жене – его признали невиновным по причине невменяемости. Ричи был свидетелем этого убийства, он стоял в пяти футах от Майка, когда тот нажал на спуск.
Когда Рамирес начал убивать, его вдохновляли кокаин, Сатана и рок-музыка – американская мечта, «Бог, мама и яблочный пирог» контркультуры 1980-х. Еще подростком Ричард воображал жестокий секс, безжалостные пытки и убийства. Запредельный садизм словно был у него в крови. Долгие годы ему удавалось сдерживать свои порывы, но в конце концов он был вынужден дать им выход. Начал Рамирес с попытки изнасилования – его нашли, арестовали и отпустили. Инцидент не имел для него никаких последствий – и однозначно не принес облегчения.
Жертвой его первого успешного изнасилования была женщина, с которой он курил «ангельскую пыль». Рамирес ушел, а затем пробрался обратно через пожарный выход. Во время полового акта наибольшее наслаждение от получил от страха женщины. Это была абсолютная власть, он словно бы с помощью Сатаны отобрал у самого Господа контроль над Вселенной. Содеянное доставило Рамиресу такое удовольствие, что он решил не останавливаться.
Погружению Рамиреса в пучину физического насилия способствовала вера в Сатану, который, как ему представлялось, лично радовался актам варварской жестокости. Юношей Рамирес прочел «Сатанинскую библию» Лавея[480]480
Антон Шандор Лавей – известный американский оккультист, основатель и верховный жрец Церкви Сатаны.
[Закрыть] и угнал машину лишь для того, чтобы съездить в Лос-Анджелес повидаться с ним. Ричард принялся служить Темному Властелину, однако был «одиноким адептом», поскольку не доверял людским сообществам и считал, что многие прихожане Церкви Сатаны тяготеют к культу. Кроме того, он подозревал, что у полиции в Церкви Сатаны есть свои агенты.
Прошли годы, и Церковь Сатаны объявила Рамиреса своим почетным членом.
К тому времени Ричард начал колоть кокаин в вену и вскоре пристрастился к нему настолько, что тратил на наркотик больше полутора тысяч долларов в неделю – деньги на вредную привычку он добывал при помощи грабежей. Попадая непосредственно в кровоток, кокаин вызывает эйфорический выброс дофамина – этот дофамин подпитывал фантазии Рамиреса о садистских убийствах.
Меж тем в его душе теплилась главная темная мечта: о собственном особняке, в котором он обустроит подвал, специально предназначенный для того, чтобы мучить и убивать женщин. Ричард откладывал деньги из награбленного на будущую пыточную камеру.
Он отчаянно любил рок-музыку и воображал, будто песни его обожаемых групп исполнены духа Сатаны. И так же, как ранее Чарльз Мэнсон, Ричард был убежден, что некоторые песни были написаны специально для него. Но он восхищался не битловской классикой вроде «Сексуальной Сейди», а «Ночным карателем» AC/DC и «Глазами без лица» Билли Айдола. «Ночной каратель» не мог не быть написан для него: герой песни прокрадывался в чужой дом и убивал хозяина.
Влекли его и жестокие фильмы ужасов, особенно те, в которых затрагивалась оккультная тематика. «Экзорцист», «Кошмар на улице Вязов», «Техасская резня бензопилой» – эти картины демонстрировали Ричарду подлинный ужас и азарт убийства. Даже мальчишкой, сидя в кинотеатре на тройном сеансе ужастиков, он улыбался, когда весь зал кричал. Он представлял себя чудовищем, от которого убегали прочие персонажи. «Плохие парни» были его любимцами. Кошмарные убийцы были настоящими героями, они оставались верны своей внутренней сути – изначально проникнутой жестокостью и хаосом сути самой Вселенной.
Ричард перебрался из Эль-Пасо в Лос-Анджелес и сразу же полюбил центральный район, особенно участок Мейн-стрит рядом с Cecil. Здесь, в среде бесправных и угнетенных, он чувствовал себя как дома. Его так и тянуло в темные переулки и магазинчики, торгующие порнографией.
Жестокость била из него фонтаном – звериная, не контролируемая. Хотя его излюбленным оружием был пистолет двадцать второго калибра, он часто прибегал к помощи ножа, потому что лезвие позволяло ближе подобраться к истинной сути смерти, даря эротическое, почти мистическое ощущение. У некоторых жертв Рамиреса на шее были такие глубокие порезы, что люди казались почти обезглавленными.
Те, кто сопротивлялся, приводили Рамиреса в состояние совершенно нечеловеческой ярости. Максин Заззара, смелая женщина-адвокат, дала Ричарду отпор и этим разозлила его так, что он попытался вырезать ей сердце. Не сумев справиться с крепкими ребрами своей жертвы, он вырезал ей глаза – на память.
«Именем всего сущего зла я, твой смиренный слуга, призываю Сатану явиться и принять этот дар…»
Вернувшись вечером в свой номер в Cecil, он вытащил глазные яблоки из насквозь пропитавшегося кровью кармана и положил на ночной столик.
«Глаза без лица…»
Он преклонил колени перед печальным ликом белеющей за окном луны под песню Билли Айдола, а потом рассмеялся.
Песня и впрямь была написана специально для него.
СКИД-РОУ
В 1989 году суд Лос-Анджелеса признал Рамиреса виновным в совершении тринадцати убийств. Его приговорили к смерти.
После оглашения приговора Рамирес поднял руку с вытатуированной на ладони пентаграммой и заявил журналистам: «Подумаешь! Смерть – повсюду. Увидимся в Диснейленде».
После Рамиреса еще один серийный убийца, Джек Унтервегер, «оказал честь» отелю самоубийц, сделав его своим убежищем: туда он возвращался после жесткого убийства очередной пойманной проститутки.
В отеле находили приют и другие, не столь активные преступники: в 1988-м здесь арестовали человека, обвиняемого в убийстве своей девушки в Хантингтон-Бич, в 1995-м нашли и задержали Эрика Рида, подозревавшегося в убийстве и сбежавшего из тюрьмы в общине Кастаик. В 2003-м в Cecil вновь произошло убийство. Субботним днем полицейские обнаружили тело человека, которого, судя по всему, задушили в его номере.
И отель все так же продолжал соблазнять людей, оказавшихся на грани, возможностью без страданий кануть в небытие. В начале 1990-х пьяную женщину, намеревавшуюся выпрыгнуть из окна десятого этажа, отговорил от этого намерения легендарный местный полицейский Ларри Сольц.
Постоянные обитатели Cecil, такие как семидесятисемилетний Саверио «Мэнни» Мэнискалько и Майкл Сэдоуи, прожившие здесь по тридцать лет, называли отель «Суицидником».
В общей сложности в этих стенах покончили с собой или были убиты по меньшей мере шестнадцать человек, причем многие – ужасным образом. Поговорив с постояльцами, я уверился в том, что число жертв может быть больше, поскольку многие преступления и смерти скрывали, о них сообщали ложные сведения или не сообщали вовсе.
Один бывший постоялец Cecil по имени Майк рассказал, что видел, как из окна отеля выбросилась дама. Она упала на крышу ломбарда и была еще жива, когда до нее добрались люди. Один из тех, кто пытался ей помочь, сказал Майку, что дама бормотала: «Зачем со мной это сделали?»
Проблемы Cecil, разумеется, в изрядной степени были спровоцированы системной экономической несправедливостью, которая наполняла неимущими и бездомными центральный Лос-Анджелес, где и располагался Скид-Роу, регулярно именуемым районом с самым большим среди американских городов числом жителей, не имеющих крыши над головой.
Истоки проблемы бездомных в этом районе – и способы ее искоренения – являются предметом бурных споров, в то время как проблема бедности в Лос-Анджелесе усугубляется уже больше столетия. Еще в начале XIX века местные газеты отмечали засилье бродяг, приезжих и мигрантов. Свою роль сыграло и «освобождение» психически больных из стационаров во второй половине XX века в сочетании с неспособностью властей обеспечить людям должную социальную помощь.
В 2006-м начальник полиции Уильям Дж. Брэттон начал усиленно наводить порядок в соответствии с теорией разбитых окон[481]481
Теория разбитых окон – сформулированная американскими социологами Джеймсом Уилсоном и Джорджем Келлингом криминологическая теория, согласно которой мелкие правонарушения оказывают сильное влияние на уровень преступности в целом. Название теории происходит от приводимого авторами примера: «Если в здании разбито одно стекло и никто его не заменяет, то через некоторое время в этом здании не останется ни одного целого окна».
[Закрыть], в результате чего бездомным были выписаны тысячи штрафов за мелкие правонарушения вроде перехода улицы в неположенном месте и брошенные окурки. Имевшие шансы на успех проекты, как, например, предложение округа инвестировать сто миллионов долларов в пять региональных убежищ для бездомных, были отклонены. Небольшой прогресс был достигнут в 2006 году, когда вышел указ, разрешающий спать на тротуарах, – разумеется, это привело к резкому увеличению числа поселений бездомных.
Криминализация бездомных к тому же совпала с «новой волной» заключения под стражу психически больных. Психолог и публицист Стивен Хиншоу отмечает, что окружную тюрьму Лос-Анджелеса можно смело назвать крупнейшим психиатрическим заведением США. Каждый год сюда поступает около 150 000 людей с психическими расстройствами – людей, не получающих продуманного лечения и склонных к «наркоторговле, сексуальной эксплуатации и рецидивизму».
Отель Cecil стоит в самой гуще этих злосчастных улиц, там, где в порочный круг бедности, наркомании и душевных болезней пойманы множество поколений страдающих душ. Впрочем, когда после джентрификации центральный район наконец-то вновь стал приносить доход, новые застройщики все равно старались вкладывать активы в отели и бары, рассчитанные на студентов, квалифицированных специалистов и туристов.
Когда в 2013 году история Элизы Лэм разлетелась по Интернету, мрачное прошлое отеля вытащили на свет и явили всему миру. И снова Cecil выставили паршивой ночлежкой, одной из самых опасных гостиниц на планете, кишащей злоупотреблениями, криминальными элементами и призраками.
Загадочные случаи насилия в отеле продолжались. В 2010 году пожарного Чарльза Энтони Мак-Дугалла ударили в Cecil ножом. Ему собирались присудить звание парамедика года, но внезапно отправили в административный отпуск после того, как полиция обнаружила что-то подозрительное на его банковском счете. Историю успешно замяли. Возможно, мы никогда не узнаем, что Мак-Дугалл делал в отеле и что с ним произошло. Мой запрос по этому делу полиция Лос-Анджелеса отклонила.
Но похоже, что сколько бы отель ни переходил от владельца к владельцу, какую бы новую политику ни проводили власти, сколько бы ни вкладывали в благоустройство, как бы черного кобеля ни пытались отмыть добела, проклятие не исчезает. В 2015 году на Мейн-стрит перед зданием Cecil обнаружили тело очередного человека, предположительно покончившего с собой. А возможно, убитого. Я не в курсе, потому что полиция Лос-Анджелеса отказалась обнародовать какие-либо подробности и этого дела тоже.
Я въехал в исторический район и немедленно ощутил биение зловещего пульса, почти что магнетическое притяжение отеля Cecil. Словно там пролегала некая роковая линия, обнаженный нерв Вселенной.
Я представил, как Элиза приехала сюда, скорее всего плохо представляя устройство Лос-Анджелеса. Большинство людей, незнакомых с этим городом, не подозревают, насколько он велик и насколько широко раскинулся. Голливудский район, где расположено большинство самых знаменитых улиц, находится в семи с половиной милях от центра, ближайший пляж – в семнадцати с половиной милях, и из-за перманентных пробок на дорогах добираться туда на машине приходится больше часа, куда дольше, чем общественным транспортом.
Я остановил машину у отеля и поднял голову, глядя на нависающую громаду. Тихий зов, шелест перебивающих друг друга голосов, стал громче. «Это просто мое воображение», – сказал я себе.
ГЛАВА 9ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ ЭТАЖ
Войдя в дом, Элиза ждала, что к ней выбежит щенок. Это был инстинкт, нейронный проводящий путь, вымощенный идущей еще из первобытных времен любовью человека к псу.
Два дня назад щенок выскочил на обычно пустую улицу их района Барнаби, и его сбила машина. Этот нелепый несчастный случай нанес Элизе неизлечимую рану. Размышлять об ужасных подробностях было невыносимо, и Элиза похоронила их на дне души.
Эта потеря вызвала в памяти другую смерть – дедушкину. Элиза была рядом с ним в последние сутки его жизни. Больница выделила семье отдельную комнату ожидания – кто-то (Элиза не помнила кто) говорил, что так медсестры дают родственникам пациента понять: конец уже близко, пора прощаться. В последние часы медсестры объяснили семье – Элиза переводила с английского, – что дедушке нужен дыхательный аппарат. От имени всех Элиза дала согласие.
Кроме этого, его присоединили к аппарату для диализа. Дедушкина кожа была мертвенного цвета, возможно, из-за того, что у него отказали почки и печень. Элиза была убеждена, что в больнице что-то напутали, ошиблись, когда брали анализ, и поэтому дедушку подсоединили не к той трубке. Или она не так поняла медсестру…
Последними словами дедушки перед тем, как его увезли в реанимацию, были: «Не надо бояться». Элиза сидела у его кровати, крепко сжимала его руку, чтобы он понимал: она рядом. Один раз он сжал ее руку в ответ, но вскоре провалился в забытье. Элиза сидела с ним, одна. Она поражалась тому, как тонка грань между жизнью и смертью, как неизбежно однажды предстоит кануть в вечность – всем.
Наконец медсестра тронула ее за плечо и сказала: «Думаю, вам надо позвать вашу семью. Он отходит».
Элиза сжалась в комок и плакала, пока родные, медсестры и доктора суетились вокруг. Дедушка хотя бы успел увидеть, как она окончила школу. А пару лет спустя, когда она приехала в гости к бабушке, все дедушкины безделушки и документы так и лежали в квартире, словно дедушка до сих пор был здесь. Она взяла себе его шарф.
Элиза отправилась в ванкуверский торговый центр, чтобы выбраться из дома и спастись от преследующих ее воспоминаний о дедушке и щенке.
Она заметила смешно одетого мужчину – именно это ей было нужно, чтобы отвлечься. «Извините, конечно, – позже написала она в блоге, – но азиат пятидесяти лет в костюме от Paul Smith, джинсовой куртке, норковой накидке, кедах Air Force Ones и очках-жалюзи – ОН КУДА ИДЕТ? На работу в бухгалтерскую контору, которой заправляют Канье Уэст и десятилетняя девочка? Или опаздывает на встречу с Вилли Вонкой[482]482
Канье Уэст – американский рэпер и продюсер; Вилли Вонка – герой сказочной повести Роальда Даля «Чарли и шоколадная фабрика».
[Закрыть] во Всемирном банке?»
Обычно Элиза не была столь резка, но ей требовалось выпустить пар.
До Торонто только так ей удалось поддерживать себя в состоянии бодрствования. Она проспала три дня напролет. В город приехали родственники, и она напрочь проспала их визит. Ну, почти. Проспать все напрочь было бы чудесно. Увы, она пободрствовала достаточно, чтобы ее успели отругать за необщительность. Родные просто не понимали, что ей физически больно сидеть за столом с другими людьми. Так она сидела со своим парнем и его отцом – и все время улыбалась и кивала.
Как будто кто-то смотрел на нее. Осуждал ее. Внушал ей лживые мысли о самой себе. Но не было никакого «кого-то». Она сама была и охотником, и жертвой. И иногда казалось, что она убегает от кого-то – от чего-то, – от преследователя, непреклонного, как Терминатор.
Элиза писала в блоге, что однажды ее положили в «психлечебницу»: «Тоскливое место, все выкрашено по-больничному, еда паршивая, мебель пожертвовали благотворители, телевизор доисторический, в пазлах не хватает деталей… все пропитано безнадежностью».
Хуже могло быть только «сесть на веганскую чечевично-ягодную диету и распевать буддийские мантры по шесть часов в сутки…».
«Йога, медитация, барабанные круги, иглоукалывание и т. п. Я открою в себе богиню земли, соприкоснувшись со своей внутренней сутью и познав свою целостность! Цирк с конями!»
Элиза вернулась из Торонто с воспаленными бронхами, кашлем, больным горлом и своей вечной бессонницей. В эту поездку она отправилась, чтобы выбраться из зоны комфорта, пожить в реальном мире, а не в собственноручно созданном онлайн-коконе с тщательно отобранными друзьями и удовольствиями.
Она все больше отстранялась от социума, и ситуацию лишь усугубляли периодически терзающие ее приступы гипомании или глубокой депрессии, во время которых девушка укрывалась в постели и обрубала все контакты с внешним миром.
Чувство отчужденности заставило ее прочесть «Манифест одиночек». После этого она стала изучать разделы «Самопомощь» в книжных магазинах.
Она увиделась со старыми приятелями, надеясь, что те ей помогут, но стало лишь хуже.
Как-то она увиделась с другом, к которому когда-то питала сильные платонические чувства. Она помнила, как четыре года назад просыпалась в его объятиях. Никакой романтики (ну, хорошо, может быть, где-то в старших классах и вспыхнула влюбленность), но чувства их были глубоки. Этот человек был одним из немногих, кто напрямую спрашивал у Элизы, не в депрессии ли она.
Теперь от их связи остались лишь смутные воспоминания. Школьные годы подошли к концу, и они больше не виделись каждый день. Теперь он отлично проводил время в компании, как и все прочие ее друзья – отвернувшись от нее.
Ну что ж, подумала она. «ВСЕ ЖИЗНИ КОНЧАЮТСЯ. ВСЕ СЕРДЦА РАЗБИВАЮТСЯ. НЕРАВНОДУШИЕ – ЭТО НЕ ПРЕИМУЩЕСТВО»[483]483
Цитата взята из сериала «Шерлок».
[Закрыть].
ЗОВ ОКНА
Войдя в лобби, я услышал отзвуки смеха. Источником оказался пьяный гастарбайтер в углу. Я зарегистрировался, попутно заметив то, о чем упоминали другие: странный вычурный декор и шляющиеся повсюду посторонние, как будто присматривающиеся к постояльцам. А за стойкой регистрации, когда-то огороженной защитным стеклом, – с десяток экранов видеонаблюдения рядом с неработающими часами.
Я попросил номер на четырнадцатом этаже – где Элиза попала на камеру и где жил Ночной Охотник, но оказалось, что все комнаты там закреплены за постоянными резидентами (я задумался, что же тогда там делала Элиза). Зато мне дали номер на пятом этаже, том самом, где жила Элиза. Уже хорошо.
Я немедленно ощутил упоминавшуюся другими дурноту. Клаустрофобический ужас, плотно обволакивающий мысли, словно влажный воздух – тело.
Я зашел в свою комнату. Это была тесная дыра с окном, выходящим на Мейн-стрит.
Я подошел к окну и выглянул наружу, вспоминая, сколько людей окончили свою жизнь, выбросившись с верхних этажей. Какой ужасный способ умереть! Какой кошмар! Многие из тех, кто выпрыгнул из окна и каким-то образом остался жив, рассказывали, что, едва оказавшись в воздухе, ощущали панику и раскаяние, как будто внезапное осознание непоправимости совершенного ими поступка моментально развеяло мглу отчаяния. Я часто размышлял о том, на что будет похож человек после такого падения.
Я начал думать, каково это будет – открыть окно, забраться на подоконник и просто шагнуть наружу, но потом встряхнул головой и выругал себя. Какого черта меня потянуло на такие отвратительные мысли?
Я вспомнил, что экстрасенс Натали испытала в своем номере то же самое. Ее внезапно потянуло к окну, в голову полезли мысли о суициде, словно отель шепотом приглашал ее в смертельное путешествие, рисовал прекрасное видение грациозного полета, обещал окончательное освобождение от боли и страха.
Я попытался успокоиться и устроиться в комнате поудобнее, но ужас и дурнота меж тем стали сильнее. По телевизору показывали «Охотников за привидениями».
Я встал, подошел к двери и посмотрел в глазок: передо мной предстала зловеще округленная панорама коридора. Я слышал бормотание голосов, но никого не видел. Стало еще страшнее. Меня охватила тревога, я почувствовал себя уязвимым, беззащитным.
«Господи Боже, я что, проведу здесь ночь? – подумал я. – Да. И у меня здесь дело».
Разумеется, я искал людей, которые могли знать, что случилось с Элизой. Но в случае неудачи я планировал исследовать Cecil так же, как это делала Элиза. Паранормальными явлениями она, судя по всему, не интересовалась. В ее многочисленных постах ни разу не упоминаются ни призраки, ни демоны, ни одержимость духами, ни еще какие-либо явления из области эзотерически-сверхъестественного. Так что какая бы сущность ни обитала в отеле, если она сама мне не явится, я ее разыскивать не буду.
Я вышел из комнаты и направился к лифту, думая о том, что даже коридоры кажутся слишком тесными и сюрреалистичными. Что-то было такое в идущих по потолку вентиляционных трубах и мягком синеватом освещении, отчего я ощущал себя будто внутри некоего разумного механизма.
Где же люди? С тех пор как я покинул лобби, я не видел ни одного постояльца.
Я зашел в лифт и взглянул на кнопочную панель, вспоминая, как на видео Элиза беспорядочно жала на кнопки. В верхнем углу кабины мои движения записывала камера наблюдения, а над ней расстилалось нарисованное на потолке лазурное небо с пушистыми белыми облаками.
Это была не единственная художественная причуда управляющих Cecil. Кое-где на стенах здесь можно было обнаружить и более странные изображения, вроде огромной черной собаки, нависающей над городом.
ОХРАННИК
Я вышел на четырнадцатом этаже.
Четырнадцатый этаж на самом деле был тринадцатым. А тринадцатого тут официально не было. Ничего удивительного. В общем-то в большинстве крупных городов найдется немало отелей без тринадцатого этажа – дань уважения стойким суевериям, идущим из глубины веков.
После бесчисленных просмотров видео с Элизой стоять здесь самому, глядеть на этот коридор казалось какой-то фантастикой. Да что же за чертовщина так ее напугала, когда она высунула голову из кабины лифта посмотреть, нет ли кого снаружи? Она что-то услышала или увидела? Или вообразила что-то и довела себя до безумия на пустом месте?
Слева от лифта, недалеко от того места, куда Элиза в последний раз вышла из кабины, было окно, через которое можно было выбраться на пожарную лестницу. Оно оказалось заперто, и открыть его я не сумел. Однако я смог хорошо рассмотреть лестницу и удивился тому, какой ветхой она выглядела. Ржавые решетки и ступени казались до ужаса хлипкими. А внизу простиралась смертельная бездна.
Я вспомнил движения Элизы на разных этапах записи и попытался воспроизвести их перед зеркалом. То есть в буквальном смысле реконструировал некоторые из ее действий.
Внезапный шум спускаемой воды заставил меня подпрыгнуть до потолка. Я забыл, что в коридоре располагается общий туалет, «Шшшух!» – раздалось словно из ниоткуда. А еще этот звук означал, что я на этаже не один.
Я подождал. Но никто не появился.
Вернулся к окну и посмотрел на улицу. Я помнил, что Элиза была без очков, – потому она и нагибалась так низко и почти утыкалась лицом в панель. Но от этого было еще труднее поверить, будто она могла справиться с этим окном, открыть его и вылезти на пожарную лестницу, где от гибели ее отделял всего один неверный шаг.
Но опять же – без очков она могла не понять, насколько опасна лестница.
– Вы что делаете? – внезапно раздался голос позади лифта.
Я снова подпрыгнул до потолка, а потом весело рассмеялся, увидев, что на выходе из туалета стоит охранник. В руке у него была рация, и он заправлял рубашку в брюки.
– Смотрю… на пожарную лестницу.
– Вы зарегистрированный гость?
– Да.
– Вам туда нельзя, – заявил охранник.
– Ну, если только пожара не случится, верно?
Он уставился на меня.
– Я не собираюсь туда лезть… если только не будет пожара.
Поскольку охранник явно хотел, чтобы я покинул четырнадцатый этаж, я спустился на десятый и принялся там бродить. Я надеялся побеседовать с кем-нибудь из давних обитателей отеля. Из базы данных в интернете я узнал, что на десятом этаже живет состоящий на учете насильник. Его снимали в новостях на CNN – рассевшись в своем номере, он рассказывал об отеле. Конспирологи проанализировали ту новостную передачу вдоль и поперек, и некоторые пришли к выводу, что этот человек виновен в смерти Элизы.
Я немного пошатался по коридорам в надежде, что кто-нибудь выйдет из комнаты, но никто не вышел.
Следующим пунктом моего плана было отправиться в ближайший бар, оформленный под старомодную пивнушку и попытаться выяснить, не туда ли заходила Элиза. Шансов на успех тут было мало. Даже если окажется, что это тот самый бар, вероятность того, что кто-то там вспомнит кого-то заходившего несколько лет назад, ничтожна. Но иногда удача улыбается нам, и Вселенная забывает отправить старый документ в архив.
– Фиделио, – сказал я вышибале, вспомнив пароль времен своего последнего приезда в Лос-Анджелес.
Я словно очутился внутри хипстерской версии «Малхолланд-Драйв» (в котором, кстати, есть кадры с отелем Cecil) или «С широко закрытыми глазами»[484]484
«Малхолланд-Драйв» – психологический триллер, в 2001 году снятый Дэвидом Линчем по собственному сценарию; «С широко закрытыми глазами» – фильм Стэнли Кубрика 1999 года, снятый по мотивам повести австрийского писателя Артура Шницлера «Новелла о снах».
[Закрыть], только здесь вместо множества прекрасных обнаженных людей в экзотических масках были разрозненные стайки насквозь пропитавшихся тушью и потом фриков в шляпах-федорах, перьях и чулках в сетку, снующих туда-сюда в волглом сигаретном тумане.
Сквозь туман я разглядел стены, увешанные оккультными принадлежностями. Перкуссионный джаз с диссонирующей электронной слабой долей зазвучал громче, и я начал протискиваться меж хохочущих пьяных людей, застывших с телефонами в руках, рассылающих друг другу улучшенные инстаграмными фильтрами версии себя.
