Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"
Автор книги: Стивен Кинг
Соавторы: авторов Коллектив,Роберт Антон Уилсон,Мэтью Квирк,Питер Свонсон,Кемпер Донован,Джей Ти Эллисон,Мик Геррон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 330 (всего у книги 342 страниц)
Хотя сама Крисси бездетна, она знает то, чего не знает тоже бездетная Кейт Маккей: потеря ребёнка – это как потерять рай.
«Не думай об этом», – бормочет она. – «Знаешь, что будет, если задумаешься».
Она точно знает. Воспоминания о потере ребёнка вернутся – например, о безжизненной руке, ногтях, сверкающих на утреннем солнце. Это вызовет сильную головную боль, одну из тех, что словно разрывают мозг на две части.
Она путешествует с двумя чемоданами. Из одного достаёт короткую ночнушку, ложится и выключает свет. Снаружи, на западе, грохочет бесконечный грузовой поезд. Может, Кейт уже мертва. Кейт и та, с кем она ходит. «Может, моя работа сделана». – С этими мыслями Крисси засыпает.
6
Корри попросила переслать все фотографии, которые показал шериф, на её электронную почту, и шериф согласился. На следующее утро Кейт приходит в комнату Корри. В пижаме Кейт выглядит моложе и уязвимее.
– Довольна? – спрашивает она.
Корри качает головой.
Кейт ухмыляется: – Да идёт она к черту, если не умеет шутить, правда?
– Верно. ПЕД.
Кейт морщит лоб: – Что?
– ПЕД. Жаргон морпехов. Значит «пофиг, едем дальше».
– Забавно, – говорит Кейт, – но у нас есть время перед тем, как надо будет ехать в Де-Мойн. Слава богу. Недалеко есть спорт-бар, можем посмотреть, как «Янки» играют с «Кливлендом». Дневной матч. Разделим кувшин пенного. Заинтересована?
– Конечно, – отвечает Корри.
– Погоди, а тебе вообще можно пить?
Корри бросает на неё взгляд.
Кейт смеётся во всё горло.
7
Кейт и Корри смотрят игру «Янки» против «Гардианс» в спорт-баре DJ’s Dugout в Омахе. В Бакай-Сити Дин Майтер смотрит игру в баре «Хэппи», где большую часть времени работает Джон Акерли. Дин – ветеран полиции Бакай-Сити с восемнадцатилетним стажем, и его выбрал Лью Уорик в стартовые питчеры команды полиции на игру по софтболу «Пистолеты и Шланги» в конце месяца. Почему бы и нет? В прошлом году Дин провел три сухих иннинга, пока пожарные не прорвались и не набрали шесть очков против двух релив-питчеров.
Сегодня Дин не на службе. Он пьёт второе пиво с шотом, смотрит игру, никого не беспокоит. Кто-то садится рядом с ним у бара, сильно толкая его плечом так сильно, что пиво разливается по стойке.
– Ой, извините, – говорит новый гость.
Дин оглядывается и видит, слава богу, пожарного, которого он выбил в конце игры в прошлом году. До этого парень орал через поле, что никогда не видел таких трусливых «синих». После того как Дин его выбил, Дин крикнул: «А кто теперь трусишка, любитель?»
– Следи за собой, – говорит сейчас Дин.
Пожарный, крупный парень с большой головой, делает преувеличенно обеспокоенное лицо:
– Разве я не сказал «извините»? Почему такой обидчивый? Неужели потому, что в этом году мы опять собираемся тебя обыграть?
– Успокойся, придурок. Я игру смотрю.
Бармен – не Джон Акерли, у того сегодня выходной, но не менее искусный в распознавании надвигающейся заварушки – подходит неспешно.
– У нас тут все друзья, так ведь?
– Конечно, просто дразню его, – говорит пожарный. Но когда Дин подносит рюмку к губам, тот не просто толкает его плечом, а мощно «вписывает» в него. Виски оказывается не во рту, а на рубашке.
– Ой, извините, – говорит пожарный с ухмылкой. – Кажется, я… Дин разворачивается на барном стуле и замахивается, сжимая рюмку в кулаке. Пожарный с большой головой замечает удар – Дин не особо быстр – и успевает уклониться. Хотя, сказать по правде, и сам он двигается не быстрее. Вместо того чтобы промахнуться, кулак Дина с силой врезается в выступающий лоб пожарного. Тот слетает со своего табурета.
– Всё, хватит! – вмешивается бармен. – Хотите продолжить – выходите на улицу!
Дин Майтер выходить никуда не собирается. Да и продолжать – тоже. Он разжимает кулак с криком боли. Три пальца вывихнуты, один сломан. Рюмка раскололась у него в руке. Из глубоких порезов торчат осколки. Кровь капает на стойку.
На карьере питчера Дину можно ставить крест.
Глава 6
1
После череды приятных майских деньков понедельник, 19-е, встречает пасмурной и моросящей погодой. Пока Холли разбирает очередную стопку страховой документации (и изо всех сил старается не заснуть – у неё давняя проблема с дождливыми понедельниками), ей звонят на личный. Это Иззи.
– Есть кое-что, что тебе стоит увидеть, – говорит она. – Но я не хочу отправлять это по СМС или мейлом. Такие вещи потом аукаются таким мелким бюрократам, как я. Можешь подъехать?
Любой повод сбежать от бумажной волокиты – хороший повод.
Холли спрашивает, на работе ли Иззи.
– Нет. Колледж Белл. Спортзал имени Стаки.
– Что ты там делаешь?
– Длинная история. Расскажу, когда приедешь.
2
Холли находит Иззи в спортивном комплексе колледжа Белл. Та в спортивных штанах, кроссовках и футболке с логотипом полиции. Волосы собраны в хвост, на левой руке – защитная перчатка. В сорока футах от неё на корточках сидит Том Атта. Он отбивает ладонью по ловчей рукавице, потом поднимает её на уровень груди.
– Бросай дропболл. Уже разогрелась. Давай, Из.
Холли прикидывает, что «разогрелась» – это ещё мягко сказано: по спине Иззи расползается «древо» пота. Та делает замах и бросает. Мяч сначала идет высоко – похоже, за пределами страйк-зоны, – а потом резко «проваливается» примерно на три дюйма. Будто фокус.
– Классно, – кричит Том. – Но тебе надо бросать чуть ниже, а то какому-нибудь пожарному прямо под биту прилетит. Давай ещё раз. Он кидает мяч обратно. На этот раз подача начинается примерно на уровне плеча воображаемого отбивающего, а потом снова резко проваливается на пару дюймов вниз.
– Идеально, – говорит Том, вставая с корточек и морщась. – Если они и сумеют по нему попасть, то мяч уйдёт в землю. Береги руку. К тебе пришли.
– А ты береги свои колени, старичок, – усмехается Иззи. Она ловит мяч и идёт к Холли. – Мы бы тренировались на открытом поле, если бы не дождь. – Она оттягивает ворот футболки от шеи. – Тут жара.
– И что это ты делаешь? – спрашивает Холли.
– Исполняю волю начальства.
К ним подходит Том:
– Она про Уорика. Он же капитан нашей софтбольной команды. И наш непосредственный начальник.
Иззи ведёт их к трибунам и садится, потирая плечо:
– Лью записал меня в состав на матч «Пистолеты и Шланги». Должен был кидать Дин Майтер, но он сломал руку в барной драке.
– Бар называется «Хэппи», но сам Дин не очень счастлив, – добавляет Том. Холли знает этот бар, но промолчала. Том снимает ловушку и встряхивает рукой. Ладонь покраснела.
– Ты хорошо вкладываешься в мяч, когда разогреешься, Из.
– А вот когда выйду на поле против реальных игроков – точно спасую, – хмурится Иззи. – В последний раз я подавала ещё в колледже. А это было... давно.
– Твой дропболл по-прежнему убойный, – говорит Том. – Вот твой козырь.
Холли знала, что Иззи в хорошей форме, но спортивная сторона её личности оказалась неожиданной.
Иззи встаёт, потягивается и упирается кулаками в поясницу:
– Старовата я уже для всего этого. Пошли, Холли.
Она ведёт её в женскую раздевалку, открывает один из шкафчиков. Внутри – уличная одежда, табельный Глок и сумочка. Иззи роется в сумке и достаёт сложенный лист бумаги.
– Вот. Если тебя с этим поймают – ты не от меня это получила.
– Конечно, нет.
Иззи вздыхает:
– Конечно, а от кого бы ты ещё это получила? Лью знает, что мы с тобой дружим. – Она оживляется: – С другой стороны, он всё равно не сможет меня уволить – по крайней мере, до игры «Пистолеты и Шланги».
Холли разворачивает листок и бегло его просматривает.
Эндрю Гроувз (1), Филип Джейкоби (2), Джабари Вентворт (3), Эми Готтшалк (4), Эллис Финкель (5), Тёрнер Келли (6), Коррина Эшфорд (7), Летиция Овертон (8), Дональд Гибсон (9), Белинда «Банни» Джонс (10), Стивен Фёрст (11), Брэд Лоури (12).
Судья: Ирвинг Уиттерсон Прокурор: Дуглас Аллен
– Не знаю, насколько это тебе поможет, – говорит Иззи.
– Ты не указала адвоката Даффри. Хотя, наверное, я могу посмотреть сама...
– Не нужно. Его зовут Рассел Гринстед. Но сомневаюсь, что именно он тот самый виновник, о котором писал Билл Уилсон. Насколько я вижу, Гринстед сделал всё возможное, чтобы вытащить Даффри, когда тот сказал, что хочет идти в суд.
– Он мог заключить сделку?
– По словам Гринстеда – да. Доказательств было маловато, а аргумент, что всё подброшено, выглядел пусть и не железобетонным, но довольно весомым. Он говорит, что Эл Тантлефф, наш главный прокурор, был готов пойти на сделку: признание по одному пункту. Даффри мог получить год тюрьмы – а то и вовсе условку с общественными работами. Но Даффри настаивал, что он совершенно невиновен... что его подставили. Особенно он не хотел попасть в Реестр – признание вины автоматически бы к этому привело. Тогда Тантлефф передал дело Дагу Аллену, и тот довёл его до конца. Мы с Томом хотим ещё раз поговорить с Гринстедом – просто чтобы держать его в курсе. Но больше всего нам нужно поговорить с Алленом.
– О чём именно?
– О том, что я узнала от Клэр Радемахер. Она...
– Главный кассир в банке, где работали Даффри и Толливер.
– Ты глубоко роешь, Гибни.
Холли неловко улыбается:
– Дел было немного.
– Прокуратура тоже кое-что узнала от Радемахер, – говорит Иззи и рассказывает про пакеты для комиксов из майлара, которые Кэри Толливер забрал обратно после того, как их потрогал Алан Даффри.
– Аллен не включил Радемахер в список свидетелей. И правильно сделал – она могла его делу только повредить, не помочь. Так что узнать, что она знала, должен был Гринстед, а он этого не сделал.
– У него что, не было следователя, кого можно было бы на это дело бросить? – спрашивает Холли. Она сама работала с адвокатами по уголовным делам всего пару раз, но почти уверена, что вышла бы на Клэр Радемахер и выслушала бы её историю.
– Нет, Гринстед – одиночка. Сам за всех. Он поговорил со всеми, кто был в списке свидетелей Аллена, и даже взял показания у некоторых – в том числе у Толливера, который тогда ещё не болел и не пережил своего прозрения. Но до Радемахер не добрался. Наверное, посчитал, что в этом нет нужды. Когда узнает, что Аллен от него скрыл, – взбесится.
– Нехорошо.
– Нехорошо, но не за пределами допустимого. Вот если бы прокурор уничтожил письмо с признанием – это да, нарушение. Но игра в три карты с показаниями – классическая прокурорская тактика. Адвокаты защиты тоже так делают.
– А вот что точно за пределами – это фотографии, которые Аллен представил в суде. На них якобы отпечатки Даффри на детских порножурналах. На самом деле – на упаковках от журналов. Съёмка была такая, что сами пакеты не видно, только отпечатки.
– Он подделал улики! – возмущается Холли. Такие уловки всегда приводят её в бешенство. Не сильно-то это отличается от того, как работают некоторые страховые компании, с которыми ей приходится иметь дело... в том числе та, где рекламный персонаж – говорящий осёл.
– Когда я его прижму, он только улыбнётся и скажет, что ничего не подделывал. Что одно дело – утверждать что-то прямо, и совсем другое – дать людям, в данном случае присяжным, самим сделать вывод. Он ведь только указал: да, отпечатки Даффри. А то, что они якобы были на журналах, – он этого дословно не говорил.
Холли в полном недоумении:
– Разве так можно?
Иззи улыбается хищно:
– Нет. Это этическое нарушение. Верховный суд штата не лишит его лицензии официально, но скорее всего, он попадёт под дисциплинарное взыскание, равносильное отстранению. Потому что, видишь ли, Алан Даффри не может потребовать пересмотра дела.
– Не может.
– С письмом с признанием или без него – Дуглас Аллен больше никогда не сядет в кресло окружного прокурора. Но сейчас это не самое главное.
– Ты думаешь, Билл Уилсон считает, что виноват именно он? – Если он знает о фокусе с пакетами и журналами – думаю, вполне возможно. А если верит, что Толливер действительно написал в феврале письмо с признанием, – тогда почти наверняка. Тем более что сам Толливер рассказывал об этом письме подкастеру, Бакайскому Брэндону. Тот назвал его «якобы письмом» в эфире, но всё же...
– Всё же помощнику окружного прокурора Аллену может серьёзно прилететь, – заключает Холли.
Иззи стягивает с себя футболку и вытирает ею пот со лба:
– Пойду-ка я в душ.
– Я тебя оставлю.
– И, Холли?
Говорить не нужно. Холли закрывает губы воображаемой молнией и поворачивает невидимый ключ.
– И ещё кое-что. Ты говорила, знаешь кого-то из местных анонимных алкоголиков. Ты с ним – или с ней – говорила?
– В последнее время – нет, – отвечает Холли. Формально это не ложь. Но как только она выходит из спортзала, сразу же звонит Джону Акерли. Он берёт трубку после первого же гудка.
– Йо, Холли.
– Извини, что отвлекаю на работе, Джон.
– Всё нормально. Сегодня тихо.
– Ты успел поговорить с тем парнем, о котором упоминал?
– С Майком «Большой Книгой»? Знаешь, нет. Как-то вылетело из головы.
– У меня тоже, – признаётся Холли.
– Я поговорю, но не думаю, что он что-то расскажет. На собраниях рот не закрывается, но к вопросу анонимности относится очень серьёзно.
– Понимаю.
– Препод, кстати, иногда бывает на встрече Круга Трезвости по средам, а потом заходит в «Флейм». Знаешь это место? Маленькая кофейня на Бьюэлл-стрит.
– Да, была там. Рядом с моим офисом.
– Я схожу на собрание, и если он там будет – поговорю с ним после. Если не будет – поспрашиваю у других. Ты ведь ищешь кого-то, кто называет себя Билл, или Билл У.?
– Верно.
– Что-нибудь ещё?
– Спроси у этого Майка «Большой Книги», не слышал ли он, чтобы кто-то высказывался злобно насчёт убийства Алана Даффри?
3
Таппервиль – приятный, зажиточный городок, что-то среднее между деревней и пригородом, примерно в двадцати милях к северу от города. Именно здесь живёт Майкл Рафферти – он же Препод, он же Майк «Большая Книга», – когда не ездит по собраниям АА и НА по всему округу Апсала. Здесь же находится городской центр досуга – с тремя бейсбольными полями для младшей лиги и одним для старшей. Все с освещением. До центра от дома Препода всего с полмили. Триг тщательно изучил район, но мог лишь надеяться, что во вторник вечером не пойдёт дождь. Непогода отменила бы игры, а значит – и его план. Но день выдался безоблачным и тёплым, особенно после вчерашних ливней. Триг не станет говорить, что это знак одобрения от Бога… но и не скажет, что не знак.
Игры идут на всех четырёх полях, обе парковки почти забиты. Триг аккуратно втискивает свою неприметную Тойоту в одно из немногих оставшихся мест, надевает солнцезащитные очки и кепку «Кливленд Кавальерс» и выходит. На нём серая куртка – такая же невыразительная, как и его машина. В одном из карманов лежит револьвер Смит-и-Вессон 38-го калибра. Он бы предпочёл свой 22-й, но с неохотой решил: Препод не может стать четвёртым «двойником присяжного». Препод относится к Одиннадцатой традиции («Мы всегда должны сохранять личную анонимность») очень серьёзно, но готов ли Триг поставить под угрозу свою миссию, полагаясь на то, что Майк «Большая Книга» никому не проболтался о сегодняшней встрече? Нет.
«Зачем я вообще сказал тогда, что человек, которого я оплакивал, умер в тюряге?»
Мысль была его, но голос – покойного отца.
– Потому что был на взводе, – бормочет он, поднимая ворот куртки и направляясь по улице к маленькому домику с одной спальней, где живёт Препод.
Даже если Препод и не сказал никому, что сегодня ждёт Трига на консультацию, они всё же бывали вместе на собраниях. В основном за пределами города, но всё же.
Если Триг оставит имя присяжного у Майка, кто-то может связать их двоих.
Это крайне маловероятно, ведь Триг никогда не называет на встречах своего настоящего имени. Но маловероятно – не значит невозможно. Лучше, чтобы всё выглядело как ограбление. Придётся убить ещё одного человека, но с этим Триг уже смирился.
Убивать, похоже, и правда становится проще.
4
Препод встречает Трига у двери и задаёт неожиданный вопрос:
– А где твоя машина?
Триг запинается, но быстро выкручивается:
– А, точно. Я оставил её у центра. Не хотел загромождать тебе подъезд.
– Зря. Моя в гараже, места полно. Заходи, заходи.
Препод ведёт Трига в уютную гостиную. На одной стене – рамка с текстом «Как это работает» из Большой книги. На другой – фото основателей Анонимных Алкоголиков: Билл У. и доктор Боб, обнявшись.
– Выпить хочешь? – спрашивает Препод.
– Мартини. Очень сухой.
Препод расхохотался. Хохот его напоминает Тригу, как смеётся Говорящий Осёл из тех самых реклам страховой компании: «и-а, и-а».
Даже зубы у него такие же – крупные, ослиные.
– Я бы выпил «Кока-Колу», если есть, – говорит Триг. Он мысленно напоминает себе отслеживать всё, к чему прикасается – из-за отпечатков. Пока – ничего.
– «Коки» нет, но есть имбирный эль.
– Отлично. Можно в ванную?
– По коридору направо. Проблема всё ещё в том друге, который умер в тюрьме?
– Именно, – говорит Триг, думая, что если бы любопытный ублюдок ещё не был приговорён, то сейчас бы точно стал. – С вашего позволения.
Ванная, несмотря на то что Препод всю жизнь холостяк, выдержана в девчачьей розовой гамме. Триг не смог бы пописать даже под дулом пистолета – мочевой пузырь вздут и напряжён. Но он всё равно спускает воду, потом берёт с перекладины полотенце (розовое) и вытирает им сливной рычаг.
Он достаёт 38-й из кармана куртки и оборачивает его полотенцем – так же, как это сделал Вито Корлеоне в «Крестном отце 2», когда застрелил Дона Фануччи. Заглушит ли это выстрел в реальной жизни? Триг может только надеяться, хотя 38-й калибр всё же громче, чем его любимый Таурус 22-го калибра.
По крайней мере, по соседству нет других домов.
С короткой молитвой к своему «Богу как он его понимает» Триг выходит из ванной и идёт по короткому коридору в гостиную. Препод возвращается из кухни с двумя стаканами имбирного эля на подносе. Он улыбается Тригу и говорит:
– Ты забыл повесить полотенце…
Триг стреляет. Выстрел глухой, но всё равно громкий. В кино полотенце вспыхивало, но в реальности этого не происходит. Препод замирает, выглядя комично ошеломлённым, и Триг сперва думает, что промахнулся – крови не видно. Наверное, попал в стену или куда-то мимо. Потом поднос начинает медленно наклоняться. Стаканы с имбирным элем скользят по нему и падают на ковёр. Один разбивается. Другой нет. Препод роняет поднос. Он всё ещё смотрит на Трига с тем же выражением.
– Ты выстрелил в меня!
Господи, мне придётся стрелять снова. Как тогда – в ту женщину и того бомжа.
Препод разворачивается, и Триг наконец видит кровь. Она сочится из дырки в центре его клетчатой рубашки.
– Выстрелил в меня!
Триг снова оборачивает полотенце вокруг пистолета (не самый хороший глушитель, но хоть что-то) и поднимает его. Но выстрелить не успевает: Препод опускается на колени, потом падает лицом вниз в дверном проёме, ведущем в кухню. Одна из его ног дёргается и задевает уцелевший стакан. Тот прокатывается чуть-чуть по ковру, всё ещё проливая имбирный эль, и замирает.
Триг подходит к Преподу и нащупывает пульс на его толстой шее. Кажется, его нет. Похоже, он мёртв. Но тут один глаз, который Триг видит, открывается.
– Выстрелил в меня, – шепчет Препод, и кровь течёт из его рта. – За что?..
Триг не хочет стрелять ещё раз и решает, что это необязательно.
На концах маленького дивана лежат две подушки. На одной вышито: БУДЬ ПОПРОЩЕ. На другой: ОТПУСТИ И ДОВЕРЬСЯ БОГУ. Триг берёт вторую и кладёт её на лицо Преподу. Прижимает минуту. А может, и чуть дольше. Голос отца внутри говорит: «Сейчас было бы очень нехорошо, если бы кто-то вошёл».
Когда он убирает подушку, единственный видимый глаз Препода открыт, но словно стеклянный. Триг тычет в него пальцем – никакой защитной реакции.
Он ушёл.
– Прости, Препод, – говорит Триг.
Он шарит в заднем кармане Препода, достаёт бумажник и заглядывает внутрь. Тридцать баксов и карта Visa. Бумажник отправляется в карман Трига. Затем он снимает с Препода часы и тоже прячет их. В спальне он открывает дверцу шкафа, используя полотенце. Тянет достаточно сильно, чтобы сдвинуть её с направляющих. Стаскивает одежду – в основном джинсы и дешёвые рубашки – на пол вместе с вешалками.
Снова с помощью полотенца открывает ящик прикроватной тумбочки. Внутри – Библия – Большая книга. Двенадцать шагов и двенадцать традиций, кучка медалей трезвости AA, сорок долларов, пара, кажется, аптечных очков и фотография, на которой Препод сосёт член молодого мужчины. Кажется, Триг видел его на собраниях. Его вроде бы зовут Трой. Триг забирает деньги, а после короткой паузы – и фотографию. Ему бы не хотелось, чтобы полиция её нашла. Парень может попасть в неприятности.
На кухне он находит записную книжку. В клетке на 20-е число большими буквами написано: «ТРИГ 7 вечера». Это создаёт проблему. Украдёт ли случайный грабитель такую бесполезную вещь, как блокнот с записями? Нет. Кто-нибудь может заметить, что она исчезла. Например, уборщица, если у Препода была такая. Украдёт ли вор один-единственный лист? Определённо нет. Пролистав записи за прошедшие месяцы, Триг видит, что там аккуратно прописаны другие имена и даты – тоже, вероятно, сеансы «консультаций». Или свидания.
Что делать?
Первая мысль – нацарапать кучу случайных имён и времён, включая своё. Будто бы это сделал сам Препод, если бы люди не приходили на назначенные встречи. Он берёт ручку, лежащую рядом, чтобы начать строчить, но останавливается. Где-то могут храниться и другие блокноты за прошлые годы – на чердаке, в подвале, в гараже. Если полиция найдёт их и увидит, что ни в одном имена не зачёркнуты, это вызовет подозрения, верно? Они внимательно изучат дату сегодняшнего дня. А если смогут с помощью какой-нибудь научной приблуды – инфракрасного света или чего-то ещё – разглядеть имя под зачеркушкой...
Он фыркает, почти смеётся. Совершить четыре убийства – и споткнуться об адресную книжку? Абсурд!
«Ты идиот», – говорит голос отца. И Триг почти его видит.
– Может быть, – отвечает он. – А может, это всё твоя вина.
Собственный голос немного его успокаивает, и тут приходит идея.
Он берёт ручку и склоняется над клеткой с собственным именем. «Осторожно, – говорит себе. – Делай так, будто от этого зависит твоя жизнь, потому что, возможно, так оно и есть. Но не тормози, как начнёшь. Не дёргайся. Должно выглядеть правдоподобно».
5
К тому времени, как Триг выходит из дома, уже почти стемнело. Он идёт обратно к освещённым бейсбольным полям, туда, откуда доносится шум болельщиков. Его никто не замечает, и он воспринимает это как знак одобрения от отца – как миссии в целом, так и той небольшой, но важной правки, которую он внёс в блокнот Препода. Отец мёртв, но его одобрение по-прежнему важно. Не должно бы – но важно.
Триг садится в машину и уезжает, остановившись лишь затем, чтобы вытереть 38-й и выбросить его в ручей Крукед-Крик. Кошелёк и часы Препода летят туда же. Вернувшись в «Элм-Гроув», он выуживает из мусора пустую банку из-под томатного супа, кладёт в неё фотографию и поджигает. Поездка в Таппервиль была необходимым отклонением от маршрута, но теперь он может вернуться к главной задаче.
Он понимает, что даже немного ждёт этого момента. Ну и что, если это то же чувство, с каким он раньше ждал следующую дозу алкоголя?
6
Иззи никогда не имела дела с помощником окружного прокурора Дугом Алленом, а вот Том – да.
– Этот тип – крендель, – высказывает он мнение, пока они идут по коридору к кабинету Аллена.
Аллен – высокий, сутулый мужчина, отращивающий эспаньолку, которая совсем не идёт его худому, бледному лицу. У него нет секретаря или помощника – он сам открывает им дверь. Его стол педантично чист: на нём только компьютер да фотография жены и двух маленьких дочек в рамке. На стене – диплом и снимок, на котором Аллен обнимается с сенатором Джей Ди Вэнсом.
Том Атта берёт инициативу в свои руки: сначала показывает Аллену письмо от Билла Уилсона, затем кратко излагает ход дела на данный момент.
Когда Том пересказывает момент, в котором Толливер утверждает, что написал письмо с признанием («Адресовано вам, мистер Аллен»), по бледным щекам Аллена начинает подниматься румянец – от линии челюсти до самых висков. Иззи никогда раньше не видела, чтобы мужчина так краснел, и находит это зрелище завораживающим. Он ей кого-то напоминает, но пока она не может вспомнить, кого именно.
– Он солгал. Никакого письма не было, – говорит Аллен. – Я сказал об этом тому нелепому типу, Бакайскому Брэндону, когда он запросил комментарий. – Он наклоняется вперёд на своём кресле, руки сжаты так сильно, что побелели костяшки. – Вы только сейчас сообщаете мне об этом? После трёх убийств, связанных с делом Даффри?
– Сначала мы не связали имена, найденные у жертв, с присяжными по делу Даффри, – говорит Том. – Эти имена держались в секрете, как и в процессе Трампа, и на суде над Гислейн Максвелл.
– Но когда вы всё же связали? – Аллен качает головой с отвращением. – Господи, да что вы за детективы такие?
«А вы-то что за прокурор?» – думает Иззи.
Том отвечает:
– Мы не пришли к вам сразу по двум причинам, мистер Аллен. Первая и самая важная – из этой прокуратуры всё утекает, как из решета. Информация входит – и тут же выходит наружу.
– Я возмущён!
– Дело Родни и Эмили Харрис – отличный пример, – говорит Том. – Стоило вашему офису получить информацию, как она стала доступна всем, начиная с вашего дружка Бакайского Брэндона. – Это было не моё дело, и он мне не дружок!
– А как насчёт порножурналов, найденных в подвале Алана Даффри? Это было ваше дело, и до суда всё это всплыло в газетах и в интернете.
– Понятия не имею, кто это слил. А если бы знал, этот человек уже бы искал другую работу.
И тут Иззи вдруг понимает, кого ей напоминает Аллен: Алана Рикмана, который играл главного злодея в «Крепком орешке». Она не может вспомнить имя персонажа, хотя уверена – Холли бы точно вспомнила.
Том продолжает:
– Сейчас это не вопрос для окружной прокуратуры, мистер Аллен. Пока мы не произвели арест, это исключительно дело полиции. Остальные присяжные не были уведомлены, потому что мы не считаем, что они в личной опасности. Иззи добавляет:
– Этот псих убивает не присяжных, он убивает людей от их имени. Его жертвы…
– Подставные лица. Я это понимаю, детектив Джейнс. Я не идиот.
– Согласно письму Уилсона, – говорит Иззи, – он собирается убить тринадцать невиновных и – или включая, это не совсем ясно, возможно, намеренно – одного виновного. Судья Уиттерсон может быть тем, кого он считает виновным, но, скорее...
– Толливер, – перебивает Аллен. – Человек, который его подставил. – Он разводит руками, как бы говоря: «Вот, я только что раскрыл ваше дело».
– Кэри Толливер умер сегодня утром в больнице Кинера, – говорит Том. – Что касается виновного, мы думаем, что следующей целью можете быть вы.
– Почему? – спрашивает Аллен, но в его глазах читается: он знает, почему.
Всё из-за того самого письма (предполагаемого письма).
Но Иззи уводит разговор в другую сторону:
– На тех брошюрах с детской порнографией не было отпечатков Даффри, верно?
Аллен не отвечает, но Иззи по выражению его лица понимает: никто и не говорил, что были.
– Они были на пластиковых пакетах от комиксов, которые Толливер забрал обратно после того, как Даффри их потрогал. Но вы заставили присяжных поверить, что отпечатки были на самих брошюрах.
В глазах заместителя окружного прокурора Аллена появляется краткая паника, пока он прикидывает последствия – и кому они могут рассказать. Потом он берёт себя в руки:
– Я... то есть, я и мой помощник... мы не лгали насчёт расположения отпечатков. Обязанность объяснить это лежала на Расселле Гринстеде...
– Приберегите свои оправдания для комиссии, которая будет решать, стоит ли вас привлекать к дисциплинарной ответственности, – говорит Иззи. – Нас сейчас больше волнует, знает ли этот Билл Уилсон, что вы подставили Алана Даффри и фактически обрекли его на смерть. А письмо, о котором мог соврать Толливер...
– Конечно он соврал! Он хотел свои пятнадцать минут славы, вытащив якобы невиновного человека из «Биг-Стоун»! Имя в газетах! Интервью по телевизору! Что, мы собирались судить его за ложь? Конечно нет, и он это знал! Он и так умирал!
– Думаю, Билл Уилсон это учёл, – говорит Иззи. – Но фальсификация с отпечатками, мистер Аллен... это уже целиком на вашей совести.
– Я возмущён...
– Возмущайтесь сколько хотите, – говорит Том. – Нам нужны все материалы по делу. Мы должны найти Билла Уилсона, пока он не убил ещё больше невиновных. И, вполне вероятно, вас.
Даг Аллен уставился на них. Слова – его профессия, но сейчас он, похоже, не находит ни одного.
Зато Иззи находит:
– Хотите полицейскую охрану, пока мы не поймаем этого типа?
7
После обеда Джон Акерли идёт на собрание Круга Трезвости на Бьюэлл-стрит. Тема обсуждения – как справляться с близкими, которые продолжают пить или употреблять, – вызывает оживлённую дискуссию, и Джону нравится слушать разные точки зрения. Но Майка Рафферти, которого называют «Большой Книгой», там нет – как, впрочем, и в кафе «Флейм» после собрания.
Поскольку остаток дня у Джона довольно свободный – да и Холли ему нравится, и он сожалеет, что забыл, о чём она просила, – он решает съездить в Таппервиль. Он не знает точно, где живёт Преподобный, но это должно быть где-то рядом с рекой; каждый год на день рождения Билла Уилсона Преподобный устраивает там барбекю для ребят из Программы. А по его мнению, кстати, этот день вообще должен быть национальным праздником (и Джон с этим, надо сказать, согласен).
Джон спрашивает в местном магазине Piggly Wiggly. Продавец не знает, но почтальон, сидящий снаружи на скамейке в тени и пьющий «Нехи» после смены, знает.
– Идите туда, – говорит почтальон, указывая рукой. – Примерно четверть мили. Дом 649. Маленький, стоит один-одинёшенек. Цвет – что-то вроде коричнево-серого.
– Спасибо, – говорит Джон.
– Вы его друг?
– Типа того.
– Он вообще когда-нибудь замолкает?
Джон улыбается:
– Редко.
– Тогда занесите ему почту, ладно? Ящик полный. Сегодняшнюю еле втиснул.
Джон говорит, что занесёт почту, и едет дальше – к дому Преподобного, который действительно оказывается того самого «грязнокоричневого» цвета. Почтовый ящик набит под завязку счетами, каталогами и журналами, в том числе свежим выпуском AA Grapevine. Джон паркуется на подъездной дорожке и выходит из машины, держа в руках очередную порцию почты для Преподобного. Он поднимается по ступенькам к задней двери и тянется, чтобы нажать на звонок.
Но его палец замирает, так и не коснувшись кнопки. Рука опускается, и он роняет всю почту себе под ноги. В двери есть окно, и через кухню он видит ноги Майка Рафферти. Дверь не заперта. Джон заходит и убеждается, что Преподобный мёртв. Потом выходит обратно, подбирает письма, которые больше никогда никто не прочтёт, и набирает 911.
