Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Стивен Кинг

По мере подготовки к путешествию моя тревога усиливалась, а душевное состояние ухудшалось. И совпадения заметно участились. Словно бы отель посылал ко мне дозорные мыслеформы – устроить диверсию и не дать мне вернуться. Это напоминало эпизод из «Сияния», когда «Оверлук» посылает своих призраков убедить Джека, что ему необходимо приструнить жену и сына. Отель не хочет, чтобы кто-то вмешивался в его дела. И внушает Джеку, что его сын «очень плохо себя вел».

И снова первым, что я услышал, когда заселялся, был смех, эхом отдающийся в просторном, богато украшенном лобби Cecil. Ленивое хихиканье прокатилось по помещению и стало громче за секунду до того, как консьерж в знак приветствия вперился своими зрачками в мои.

Мне выделили номер на том этаже, где жил второй легендарный серийный убийца Ceci, Джек Унтервегер.

Вот, что называется, повезло.

КЛОП МАЛ, ДА ВОНЮЧ

В самый последний момент я внезапно решил проверить, как в отеле обстоят дела с клопами. Много лет назад у меня был печальный опыт общения с этими существами, и страх остался с тех пор. Клопы вылезают из щелей в дереве лишь поздно ночью, перед рассветом. Стоит тебе вступить в драгоценную, целительную для здоровья фазу быстрого сна, как вдруг в мозг прокрадывается смутное осознание того, что шайка крохотных тварей старательно высасывает из твоего тела кровь.

Во многих домах и отелях завхозы и менеджеры совершенно не борются с клопами, поскольку это дорого и тягомотна В здании рядом с Макартур-парком, где мне довелось жить, отказались принимать меры, так что я ловил клопов в стеклянную банку на случай судебного разбирательства. Тогда мне пришлось изрядно пожертвовать сном и душевным здоровьем.

С клопами шутки плохи. Внезапно поняв, что совсем забыл про них, я в ужасе стал искать Cecil на специальном сайте, собирающем информацию о клопах в жилых помещениях, и обнаружил множество отзывов от людей, которых здесь покусали. Но я не пошел на попятную. Просто сожгу потом одежду, и все.

Войдя в свой номер, я сразу же выглянул в окно. Когда я был в отеле прошлый раз, он словно подговаривал меня выброситься. На сей раз он молчал. Но это было расчетливое молчание. Я не доверял этому месту. «Он хочет, чтобы я остался, – подумал я, – а если он напугает меня слишком рано, я могу сбежать. Он играл в эту игру и раньше».

Конечно же, я прекрасно осознавал, что моя логика дала крен, что моя паранойя граничит с шизоаффективным расстройством. Я был одним из сотен, возможно, тысяч человек, поддавшихся зловещим чарам Cecil. Одна девушка-диджей из караоке-бара призналась мне в разговоре, что ее бывший парень чуть не сошел здесь с ума. Он был уверен, что во время пребывания в отеле демон проник в его сознание и оставался с ним еще несколько месяцев. Это лишь одна из множества похожих историй.

Я сдернул с кровати простыни и проверил, нет ли на матрасе пятен крови, красноречиво свидетельствующих о клоповой деятельности. Быстрый осмотр ничего не выявил, но эти бестии умеют прятаться в мебели и половицах, чтобы пробудиться перед рассветом, подобно трудолюбивым фермерам.

К тому же служащие отеля могли убирать все матрасы со следами крови. Когда Челси Дамали и ее команда «Паранормальный синдикат» (Paranormal Syndicate) исследовали Cecil и проникли в подвал, то обнаружили там десятки сложенных стопками матрасов, обернутых в черную пленку.

Матрасы, без сомнения, убирают из комнат, в которых умерли постояльцы. Бывшая помощница управляющего Ташейла Маклин подтвердила это Челси, давая интервью для телесериала «Лицом к лицу с призраком» (Haunted Encounters Face to Face). Сотрудники отеля заворачивают такие матрасы в черную пластиковую пленку и часто складывают в подвале. Служащий мог заметить пятна крови от клопов и решить, что это результат убийства или самоубийства.

В интервью Маклин подтвердила и кое-что еще: страшный факт касательно подлинной статистики смертей в Cecil. По ее словам, люди умирали в каждой комнате отеля. Всего в Cecil 600 номеров. Даже если Маклин ошибается, даже если реальная цифра на несколько сотен меньше, суть ясна: здание отеля буквально окутано смертью.

Может быть, именно поэтому людей здесь одолевает клаустрофобия.

«ЕЩЕ ОДНУ ДЕВОЧКУ УБИЛИ»

Во время моего пребывания в Лос-Анджелесе я познакомился с женщиной, которая когда-то жила в Cecil. То, что она мне рассказала, помогло увязать между собой прочие добытые в ходе расследования сведения, особенно после того, как я получил возможность сопоставить некоторые ее заявления с заявлениями других бывших постояльцев. Салли пожелала сохранить анонимность, поскольку опасалась мести со стороны руководства отеля.

Центральный Лос-Анджелес изменил Салли. В глубине души она оставалась милой деревенской девочкой из сельского Мэриленда, но необходимость обеспечивать себя при низких доходах в опасном, суровом к женщинам районе пробудила в ней инстинкт выживания, который постепенно ожесточил ее характер.

Салли ни от кого не потерпит нахальства. Когда киношники снимают центральный район, она, как бульдозер, расчищает актерам дорогу на своей электроколяске, с собакой на коленях. Этим она заработала себе репутацию. Люди замечают ее издалека.

Она не столь любезна с теми, кого считает паразитами от кинобизнеса. «Пошел прочь с моей дороги, пока я не попортила твою смазливую мордашку, – заявила она одной „знаменитости второго сорта“. – Ты просто богатенький лузер».

К бездомным она проявляет больше уважения, с ними она ведет себя как с друзьями. «Бездомные в Лос-Анджелесе живут одной семьей и заботятся друг о друге», – объяснила мне Салли.

Однако нищета, наркозависимость и психические заболевания способны высвободить в человеке все самое худшее, и Салли наблюдала это собственными глазами. До того как перебраться в Cecil, она жила в отеле на Скид-Роу со своим мужем, выходцем из Латинской Америки. Однажды, рассказала она, в коридоре шестеро мексиканцев кололи ножами белого парня – за то, что тот покалечил обслуживавшую его проститутку. Салли нужно было в туалет, и ее муж сказал мексиканцам, чтобы освободили проход. Тогда они отошли в конец коридора и вышвырнули белого парня в окно.

Она видела, как один парень зарезал человека, шедшего через парковку, и стал стаскивать с него обувь, чтобы посмотреть, нет ли там денег. «Убил мужика за пенни», – сообщил он со смехом.

Салли прожила на двенадцатом этаже Cecil большую часть восьмидесятых и все девяностые, а съехала в 2000 году. В ее рассказах отель предстает зловещим, опасным местом. Витающая в коридорах вонь от тел постояльцев, умерших в результате передозировки; горничные, подрабатывающие проституцией; шантаж и вымогательство; безудержная наркомания. На ночь Салли подпирала креслом дверь, чтобы задержать тех, кто может начать ломиться в комнату.

А если бы в отеле провели добросовестную инспекцию, то обнаружили бы множество трупов, возможно даже в шахте лифта, заявила Салли. Из-за этого постояльцы Cecil опасались ходить по коридорам: там пролетали духи умерших.

«Надо сжечь эту дрянь до основания и лишить владельцев права собственности», – так Салли высказалась об отеле.

Потом она стала предельно серьезной. Служащие отеля при помощи мастер-ключа вламывались в номера молодых женщин и насиловали их, сообщила Салли. Своим жертвам они говорили, что, если те расскажут кому-нибудь или пойдут в полицию, их выкинут на улицу, не вернув авансовый платеж. Одна женщина, подруга Салли, так боялась мести, что отказывалась рассказывать о случившемся с ней под запись. «У меня нет денег», – со слезами объяснила она. Бедняжка ждала выплаты социального пособия, просто чтобы купить продуктов.

Управляющие отелем годами проворачивали трюк с авансовым платежом, чтобы грабить постояльцев. Они выгоняли людей из отеля и присваивали деньги. Иногда для предлога в комнаты подбрасывали наркотики. Поскольку денег у постояльцев не было, они были вынуждены отправляться на улицу и искать себе какую-то каморку. Даже если бы они обращались в полицию, это никак не помогло бы, потому что полицейские боялись Cecil и избегали его всеми возможными средствами. Отель пребывал за пределами действия системы правосудия.

Салли рассказала, что в 1980-х она и другие постояльцы регулярно выпивали на крыше, и она совершенно точно однажды видела в лифте Ричарда Рамиреса. Первое, что она сказала, услышав о деле Элизы Лэм: «Еще одну девочку убили».

«Им на все плевать, – заявила Салли. – Та бедняжка погибла, потому что они хотели заняться с ней сексом, а она, наверное, стала отбиваться».

Салли уверена, что Элизу выбрали для изнасилования и затем убили – свою версию она основывает на опыте общения со служащими отеля, которые, надругавшись над молодыми постоялицами, вынуждали тех молчать под страхом выселения. Салли считает, что смерть Элизы вписывается в картину сексуального насилия, которое она наблюдала лично. По ее словам, Элиза, вероятно, дала злоумышленникам отпор, и они решили, что оставлять ее в живых слишком хлопотно и рискованно.

«Ее душе не будет покоя».

«ЕГО ЛУЧШЕЕ УБИЙСТВО»

Вторым серийным убийцей, проживавшим в Cecil, был Джек Унтервегер. Джон Лик в своей книге «Путешествие в царство теней: двойная жизнь серийного убийцы» (Entering Hades: The Double Life of a Serial Killer) запечатлел историю о том, как Унтервегеру удалось осуществить множество жестоких преступлений на двух континентах и одновременно стать международной знаменитостью.

В 1974 году австриец Джек Унтервегер начал отбывать тюремный срок за убийство восемнадцатилетней девушки, которую он изнасиловал и задушил ее собственным бюстгальтером. В заключении Унтервегер создал впечатляющее творческое портфолио, включавшее в себя пьесу под названием «Чистилище», в которой размышлял над дантовским образом человека, пребывающего между Раем и Адом, – не мертвого, но и не живого, претерпевающего наказание в надежде на искупление.

Кроме того, он писал рассказы для детей, и в конце 1970-х австрийская радиокомпания ORF (Österreichischer Rundfunk) запустила их в эфир. Позже Унтервегер использовал эту площадку, чтобы поведать о своем детстве: о временах, когда он мучился от тоски по матери, которой не было рядом, и перенес душевную травму из-за убийства своей тети, проститутки, которую «прикончил ее последний клиент». Унтервегер вел из тюрьмы телетрансляции с чтением своих произведений и постепенно обзавелся поклонниками в венских литературных кругах – образ убийцы, реабилитирующегося посредством искусства, задел чувствительную струну в душе интеллектуалов.

Мальчишеская миловидность Унтервегера и его обаяние обеспечивали ему все новых и новых фанатов, и вскоре он сделался знаменитостью. После того как он отбыл необходимый минимум заключения – пятнадцать лет, – в стране развернули широкомасштабную кампанию с целью добиться для него помилования. Литература очистила Унтервегера от жестоких устремлений – утверждали венские интеллектуалы и политики. Благодаря новой программе ресоциализации, на которую была ориентирована система правосудия, и мечте об «обществе без тюрем» Джек Унтервегер превратился в живую рекламу реабилитации преступников. Он больше не был убийцей – теперь он был творцом.

Джек вышел из тюрьмы 23 мая 1990 года в возрасте тридцати девяти лет. Вскоре после этого он впервые выступил с чтениями как свободный гражданин. Новая звезда, неизменно тяготеющая к оригинальности и размаху, пришлась по вкусу бунтарски настроенным творческим кругам Австрии. Для журнальной фотосессии Унтервегер позировал на затянутом паутиной чердаке, босиком, в одних джинсах, оголив неожиданно мускулистую и покрытую татуировками грудь. На чердаке нашлась длинная веревка, и Унтервегер соорудил из нее петлю, изобразив и палача, и осужденного.

На следующий год – по зловещему совпадению, одновременно с выходом фильма ужасов «Молчание ягнят» – в венском квартале красных фонарей были жестоко убиты три проститутки, а еще годом позже в расположенном неподалеку городке Граце обнаружили тело четвертой. Как только в кинематографе родился новый образ серийного убийцы – изощренного садиста Ганнибала Лектера, – Вена получила нового маньяка во плоти. Как будто Ганнибал сошел с экрана. На венских улицах воцарился страх.

Пока полиция искала убийцу, Унтервегер не оставался в стороне: он написал об убийствах статью, в которой призывал обеспечить безопасность секс-работниц в квартале красных фонарей и осуждал сенсационный тон, который взяли большинство репортеров. Унтервегер обвинял читателей из среднего класса в «жадном вуайеризме» и заявлял, что истерия вокруг преступлений мешает следователям искать убийцу – феномен, имеющий тесную связь с расследованием дела Черной Георгины в Лос-Анджелесе несколько десятков лет назад.

«Мы должны радоваться, что есть квартал красных фонарей, – заявлял Унтервегер. – Мертвые [женщины] в Венском лесу – это еще один аргумент в пользу того, что общество должно делать больше для обеспечения безопасности проституток».

Унтервегер проявлял острый интерес к убийствам и собирался активно писать о них. Он засыпал начальника полиции вопросами, хотя тот не мог разглашать важные подробности. Джек желал знать все, что знали полицейские. Но публично они могли объявить лишь о том, что жертв семь, все они секс-работницы и все были задушены.

Детали, которые полиция разглашать не имела права – их требовалось хранить в тайне, поскольку знать их мог лишь убийца, – были гораздо страшнее.

Во всех случаях орудием преступника был бюстгальтер жертвы. Эластичный пояс позволяет сделать из него надежный жгут, которым вполне можно задушить человека. Однако убийца надрезал лямки бюстгальтера и изменял его конструкцию так, чтобы использовать три лигатуры и «затягивать петли с максимальной силой». Полное перекрытие сонных артерий, в результате которого шея сжималась на несколько дюймов, обеспечивало мучительную смерть.

Интерес Унтервегера к жестоким преступлениям в сердце больших городов, к «историям нижнего мира» в конце концов привел его в Лос-Анджелес. Унтервегера завораживала мысль о великолепном, сияющем городе с гнусной изнанкой.

Он явился в Лос-Анджелес в 1991 году, в белом костюме и ковбойской шляпе, и поселился в отеле Cecil, идеальном месте для изучения и описания темных сторон великого американского города. В «Путешествии в царство теней» Джон Лик пишет, что «отель воплощал в себе идею, красной нитью проходящую через все журнальные статьи Джека о Лос-Анджелесе, – идею невероятной нищеты, существующей в самом сердце города, славящегося своим богатством».

Кроме того, Унтервегер слышал, что в 1980-х здесь останавливался один из самых жутких серийных убийц Америки, – и это его радовало.

У Унтервегера были большие планы на Лос-Анджелес. Он намеревался втереться в голливудскую «тусовку» так же, как втерся в венские литературные круги. Он хотел взять интервью у Чарльза Буковски и как минимум один раз бродил по ипподрому Hollywood Park, пытаясь найти знаменитого писателя. Он хотел взять интервью у Шер; он добрался по Тихоокеанскому шоссе до ее дома в Малибу, но не смог проникнуть за ворота.

Унтервегер не сомневался, что повстречается с продюсером, которому будет интересно превратить какую-нибудь из его книг в американский фильм.

Наиважнейшей профессиональной задачей Унтервегера в Лос-Анджелесе было собрать материал для своей одиссеи по «нижнему миру»; воочию увидев «темную сторону Лос-Анджелеса», он хотел раскрыть суть городского преступного дна. Познакомившись с лейтенантом полиции Лос-Анджелеса, он попросил разрешения сопровождать того во время патрулирования, представившись сотрудником австрийского полицейского журнала, что было правдой лишь отчасти.

Основная исследовательская деятельность Унтервегера состояла в том, чтобы проинтервьюировать как можно больше проституток. Он начал с того, что принялся прочесывать район вокруг Cecil, вооружившись магнитофоном и микрофоном. А вечером, вернувшись в свой номер, Унтервегер приступал к дополнительным, экспериментальным исследованиям. Он приглашал проституток к себе – вместе они поднимались на крышу по пожарной лестнице, и там девицы обслуживали его.

Наведался он и в голливудские стрип-клубы, где обнаружил потрясающий ассортимент секс-работниц.

Унтервегер не знал, что венская полиция уже нашла ключ к разгадке убийств в Вене и Граце. И строго говоря, еще до того, как он покинул столицу Австрии, полиция установила за ним наблюдение, поскольку способ умерщвления жертвы, применяемый «новым австрийским убийцей проституток», совпадал с тем, что когда-то использовал «исправившийся» преступник. Однако доказательств пока было недостаточно.

И тут случилось нечто любопытное. Убийства секс-работниц в Австрии прекратились, зато труп проститутки нашли в Лос-Анджелесе. Туристы обнаружили тело во время солнечного затмения 11 июля 1991 года – можно догадаться, насколько жуткая это была картина. Причиной смерти жертвы, чей мозг почти полностью выели черви, была асфиксия вследствие удушения петлей.

Менее чем через пять лет после окончания чудовищного царствования Ночного Охотника детективы Лос-Анджелеса снова приготовились к худшему. И разумеется, два новых убийства не заставили себя ждать. Одно из них произошло на Седьмой авеню, всего в паре кварталов от Cecil. Собственно говоря, громадная красная маркиза отеля была видна с места преступления: ее очертания сквозили в мутном, плавящемся от жары воздухе. Жертва – двадцатидвухлетняя Шеннон Эксли. Орудие убийства – бюстгальтер Шеннон, туго затянутый вокруг ее шеи таким манером, какого детективы еще не видели.

А Унтервегеру меж тем опостылел Cecil. Похоже, даже серийных убийц это место угнетало. Его здесь обворовали, и он хотел съехать. Но лишь после того, как проследит за работающей на стойке регистрации юной девушкой, обманет ее и соблазнит.

Она согласилась съездить с ним за город…

Венская полиция к тому времени уже собрала весомые улики, позволяющие установить связь Унтервегера с преступлениями в Австрии. Однако он все еще пользовался крепкой поддержкой в литературном сообществе, в среде социальных активистов и представителей интеллигенции, полагавших, что, не сумев найти настоящего убийцу, полиция решила свалить все на Джека.

Мифология, которую Унтервегер создал в тюрьме своими автобиографическими апокрифами, затмила жестокое преступление, совершенное им в юности. Многие австрийцы в то время были душевно и идеологически очень преданы идее реабилитации преступников, и при помощи своего обаяния и красноречия Унтервегер обвел вокруг пальца всю страну, создав иллюзию своей невинности. Возможно, он был единственным в истории серийным убийцей, использовавшим для прикрытия своих злодеяний литературу.

Однако Джек вошел в раж, и детективам открылась его истинная суть. Они осознали чудовищный факт: Унтервегер писал статьи об убийствах, которые сам же и совершал. Кроме того, его патология, позже определенная как нарциссическое личностное расстройство (психическое заболевание, часто встречающееся у серийных убийц), проявлялась в том, что Джек продолжал интервьюировать детективов в то время, когда они собирали на него данные. Он старательно опрашивал следователей, пытаясь выяснить, что им известно об убийствах и о нем самом.

В конце концов Унтервегера арестовали, экстрадировали в Австрию и признали виновным в совершении восьми убийств. Он понимал, что в этот раз шанса на помилование у него нет. Спустя всего несколько часов после оглашения приговора Унтервегер покончил с собой в камере тюрьмы Грац-Карлау. Он смастерил веревку из шнурков от ботинок и спортивного костюма и сделал на ней такую же хитроумную петлю, при помощи которой душил своих жертв.

Позже пресс-секретарь правительства назвал это «его лучшим убийством».

ДИСТАНЦИОННОЕ ВИДЕНИЕ

Бродя по проулку, я почти что видел Унтервегера, примостившегося на пожарной лестнице и глядящего вниз, заточенного в Cecil – своем новом чистилище.

Экстрасенс Челси Дамали, изучая дело Элизы Лэм, провела сеанс дистанционного видения и почувствовала, как девушка убегала от чего-то, что видела лишь она. В цистерну ее силой затолкал некий человек, однако Челси полагает, что убийца находился под воздействием темных духов. Позже, когда члены Паранормального синдиката лично обследовали Cecil, они осмотрели комнату Унтервегера на пятнадцатом этаже. Челси пришлось в спешке покинуть номер, потому что она инстинктивно ощутила его садистическую жестокость, как ощущают укус пчелы. Он все еще там, заявила она. Он пребывает между миром живых и мертвых, но, возможно, не осознает этого. Он до сих пор выискивает новых жертв. Как и Рамирес, живший здесь.

Во время дистанционного видения экстрасенс пытается на расстоянии получить информацию о событии или месте, используя лишь силу разума. Некоторые парапсихологи, такие как Рассел Тарг, руководивший легендарным проектом Stargate (отображенным в фильме «Безумный спецназ»), полагают, что таким образом можно нащупать нелокальную информацию сквозь квантовую запутанность.

Хотя многие скептически относятся к таким возможностям сознания, рассекреченные документы ЦРУ свидетельствуют о том, что Вооруженные силы США действительно прибегали к шпионажу методом дистанционного видения во время холодной войны, и Советский Союз занимался тем же. В других документах описывается, как правоохранительные службы по всей стране регулярно обращаются за помощью к экстрасенсам, чтобы те проводили сеансы дистанционного видения для поиска пропавших людей и в иных случаях.

Заявления Челси заставили меня задуматься о том, зачем Элиза бродила по верхним этажам, предназначенным для долговременного проживания. А еще именно там останавливались Унтервегер и Рамирес и именно там случилось много самоубийств.

Что манило туда Элизу?

Если какие-то частицы убийц до сих пор пребывают в отеле, если его стены хранят в себе остатки их кровожадных порывов, не влияет ли это на других постояльцев? Не поэтому ли гости, занимающие комнату убитой Голди Осгуд, постоянно сообщают, что их словно бы душит невидимый злодей? Не поэтому ли в голову тем, кто заходит в комнату, где когда-то покончил с собой человек, закрадывается мысль о суициде?

Затронула ли эта темная энергия Элизу? Затронула ли она человека или людей, которые, возможно, убили ее?

«Затронет ли она меня?» – думал я, направляясь обратно в лобби.

ОБОСТРЕНИЕ

Вернувшись в отель, я решил, что соберу себя в кучку и сяду за расследование. Но сначала… вздремну.

Дремать для меня – занятие всегда опасное. Иногда я просыпаюсь в настолько эмоционально спутанном состоянии, что оно может перейти в панику. В этот раз я пробудился с подсознательным ощущением, что кто-то за мной наблюдает. Мне снился впечатляющий сон, но я не мог вспомнить подробностей, кроме того, что там были яркие цвета и предсказания будущего. Как я и предполагал, от этого меня накрыла дисфория, охватила тоска по жизни, которой у меня никогда не было, по миру, который никогда не существовал.

Затем случилось нечто непредвиденное и неприятное. Я открыл ноутбук и увидел в почте новое письмо. Когда я щелкнул по нему, мое сердце замерло. Письмо было от Лорен, моей бывшей. Я отвернулся, прежде чем увидел его содержание. Глаз успел поймать лишь тему: «Привееееет».

Что-то сломалось у меня в голове. Боль от нашего разрыва внезапно рухнула на меня всей своей неизмеримой тяжестью. Я вспомнил тот вечер, когда нашел любовное письмо, адресованное Лорен мужчиной гораздо старше ее, – это было лишь предвестием ворвавшихся в мою жизнь маленькой орды социопатов-агрессоров средних лет. Их социальное положение варьировалось от бездомного анархиста до университетского профессора. Но я не успел даже начать осмысливать эту информацию, когда Лорен заявила, что профессор ее изнасиловал. Это произошло, сообщила она, после того как мы расстались, когда я поехал в Альбукерке. Возможно, когда я, охваченный нервным срывом, съезжал с шоссе, я улавливал на расстоянии ее боль.

Кое-кто из моих друзей сомневался, что изнасилование действительно было, но я верю жертвам насилия, если только не располагаю достоверными доказательствами их лжи. И видя страдания Лорен, я мог точно сказать, что она говорит правду. Я был зол на нее за совершенное предательство, но не позволил этой злости заставить меня отказать Лорен в поддержке в трудную минуту.

Лорен дошла до того, что я начал не на шутку опасаться, как бы она не покончила с собой или не довела себя до смерти фатально саморазрушительным поведением. Анархист – вы же помните, что я его так назвал? – который когда-то обнимался со мной на встречах нашей группы активистов, пытался агрессивно контролировать Лорен, используя ее психологическую нестабильность как средство давления. Также он продолжал издеваться надо мной, стараясь навредить как можно сильнее. Он прислал мне в Facebook целую серию саркастических сообщений, в которых называл меня трусом за то, что я принимаю препараты от депрессии.

Мне не следовало отвечать, но я ответил. Я поговорил с другой девушкой – она была связана с сайтом, для которого я писал, и она рассказала, что Анархист агрессивно к ней приставал и использовал ее психологические и личностные проблемы как инструмент для манипуляций. Поэтому я ответил на его сообщение и довел до его сведения, что он ничем не лучше профессора, изнасиловавшего Лорен. Я написал, что он точно такой же абьюзер, точно так же соблазняет молодых женщин и манипулирует ими.

Его следующий удар был крайне болезненным. Поскольку я запретил ему заходить в мою квартиру, Анархист заявил, что это я виноват в том, что Лорен подверглась сексуальному насилию. Если бы в ту ночь он крутил шашни с Лорен в моей квартире, утверждал этот тип, профессор не вошел бы туда и изнасилования не случилось бы. В таком духе он продолжал, пока я его не забанил.

Мои мысли переключились на профессора – я фантазировал о том, как убиваю его. Мне удалось выяснить, что его обвиняли в том, что он на протяжении многих лет соблазнял девушек-студенток в Сан-Диего; на него много раз подавали жалобы в сексуальных домогательствах – с ними разбиралось руководство университета. Перед тем как заключить бессрочный контракт с Университетом Сан-Диего, профессор преподавал в Делавэрском университете, где студенты тоже обвиняли его в сексуальных домогательствах. Возможно, это был случай процедуры «передай харассера» – в университетской среде она, как показывает практика, почти так же популярна, как в католической церкви.

Я стал искать его адрес, готовясь к битве, но в последний момент отговорил себя от такого безумства. От этого я почувствовал себя трусом и невольно вспомнил, что так меня называл Анархист. Слово «трус» и по сей день заставляет меня вздрагивать, словно это сочетание звуков принуждает меня стать тем, что они обозначают.

Я загнал боль внутрь, всю до последней капли. Когнитивный диссонанс оттого, что я жаждал утешить Лорен, хотя был смертельно уязвлен ее поступками, разрывал меня на части. Мое сознание словно вернулось в ту пору, когда я оканчивал старшие классы и узнал, что девочку, в которую я был влюблен, – девочку, одарившую меня первым поцелуем, словно пыльцой фей, – изнасиловали. Потом я наблюдал, как она медленно угасала, совсем как Лорен.

Так что в каком-то смысле моя одержимость поиском возможного насильника в деле Лэм могла быть вызвана подсознательным желанием выплеснуть наружу свою боль, призвав преступников к ответу.

В период непосредственно после того, как Лорен подверглась нападению, мы все еще жили в одной квартире, в нашем Гроте отчаяния. На моих глазах поведение Лорен становилось все менее и менее адекватным, а Анархист все сильнее наседал на нее, словно главарь секты, надеясь вывернуть ее травму так, чтобы искусственно сфабриковать из нее любовь к нему. Кроме того, он стал приводить к Лорен одного из своих друзей. Вне всякого сомнения, нежных чувств здесь не было – лишь жажда власти.

Поняв, что Лорен необходимо кардинально сменить обстановку, я поговорил с ее матерью, врачом, и та согласилась приехать и увезти Лорен домой лечиться. Она прописала ей циталопрам, и это, возможно, спасло Лорен от катастрофы. Круг замкнулся: человек, когда-то сомневавшийся в том, что мне требуются антидепрессанты, сам стал их принимать.

Я швырнул ноутбук на пол.

Перед путешествием мне успешно удалось снизить потребление лекарств и спиртного. После электронного письма я буквально бегом бросился в ближайший алкомаркет и купил бутылку виски. Проглотив пару таблеток болеутоляющего и затянувшись электронной сигаретой, я побрел по Мейн-стрит обратно в Cecil, не видя ничего по сторонам от себя, лишь мутно-оранжевое свечение на горизонте.

Подойдя к отелю, я остановился и в ступоре присел на корточки, чтобы передохнуть. Поднял глаза на змеящиеся по стене здания пожарные лестницы, сосредоточился на четырнадцатом этаже и попытался представить, как Элиза выбирается на лестницу и карабкается на крышу.

Потом я перевел взгляд на два этажа ниже и представил, как Джек Унтервегер стоит на пожарной лестнице, курит сигарету и смотрит вниз, в проулок, где он опрашивал секс-работниц, следит за их движениями, выбирая подходящую жертву.

И… Джек стоял там, наверху, крутя в руках бюстгальтер, отлаживая лигатуры, добиваясь максимальной силы закручивания, чтобы тщательно контролировать ритм, в котором он будет выдавливать жизнь из своей следующей жертвы. Он усмехнулся и подмигнул мне.

Я зашел в отель, сел в лобби, все глубже проваливаясь в отчаяние, затерянный во вселенной, представляющейся мне храмом злодеяния и ничем более.

«Может, мне просто съехать для моего же блага? – подумал я. – И из Cecil, и из храма вообще».

Меня охватила паника. Надо было пошевелиться, встать. Но я не знал, куда идти и что делать. В данный момент я не имел никакой возможности наладить свою жизнь. Не исключено, что это были козни демона, кормящегося моей болью. А может, виновата была деструктивная информация из прошлого, реверберирующая в настоящем.

«Ночка будет долгая», – подумал я и еще раз приложился к бутылке с виски.

НАСИЛЬНИКИ НА ЗАРПЛАТЕ

Есть множество свидетельств того, что служащих Cecil обвиняли в извращенных, агрессивных и преступных действиях. Я вспомнил несколько отзывов с Yelp, где постояльцы отеля упоминали о подобном со стороны охранников. По очевидным причинам эта информация важна в контексте дела Элизы Лэм, а после того, как я поговорил с Салли о тех годах, что она провела в Cecil, стало ясно: это необходимо принимать во внимание любому, кто серьезно собирается расследовать историю Элизы.