Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"
Автор книги: Стивен Кинг
Соавторы: авторов Коллектив,Роберт Антон Уилсон,Мэтью Квирк,Питер Свонсон,Кемпер Донован,Джей Ти Эллисон,Мик Геррон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 256 (всего у книги 342 страниц)
А вещи все пропадали, чуть ли не каждый день что-нибудь да исчезало. Когда у Брэндона украли кубик Рубика, в школу к миссис Прайс пришла его мать. Я слышала обрывки их разговора, когда выбивала под окном тряпки, – дорогая вещь... подарок любимой тети... недопустимо...
– Люди, пора это прекращать, – заявила на следующий день миссис Прайс. – Я говорила с мистером Чизхолмом, и он готов обратиться в полицию.
По классу пробежал шепоток: полиция! Мы вжались в сиденья, как будто и впрямь были в чем-то виноваты.
Миссис Прайс призвала каждого из нас заглянуть в свое сердце, спросить свою совесть. Если вор придет к ней, сознается и вернет украденное, никаких вопросов она задавать не станет. Ничего ему не будет. Но, – она подняла руку, – если до понедельника никто не сознается, она попросит каждого из нас написать, кого он подозревает.
В ту неделю мы были друг к другу бесконечно добры: без возражений делились ножницами и штрих-корректором, уступали очередь к питьевому фонтанчику. Смеялись над шутками друг друга, даже над неудачными, строили вслух планы на дни рождения и звали всех, кто окажется рядом – даже тех, кого звать рискованно. Но при этом все были начеку – старались не оставаться одни в классе или в коридоре, не восхищаться в открытую чужими кроссовками или маркером. Рэчел и Паула по-прежнему шушукались про Эми, на нее пала тень подозрения, это видно было и мне, и ей. “Воровка, гадина, – твердили ей вслед. – Врунья. Чтоб ты сдохла. Пошла бы да убилась”. Миссис Прайс слышала эти разговоры, но не пресекала. Я не знала, что и думать; знала одно: надо быть настороже. Когда Эми позвала меня в среду к себе, я отказалась.
– Ладно, ничего. – Эми наклонилась ко мне поближе, будто собираясь поведать тайну. – Знаешь что? – шепнула она. – Я слышала, рак груди по наследству передается. – И ткнула меня в грудь.
Я знала, что это значит, помнила, как миссис Прайс рассказывала про гены и как мы рисовали родословные деревья. Поколения цветных человечков, чей цвет означал высокий рост, карие глаза, ведущую правую руку.
Эми расхохоталась:
– Видела бы ты свое лицо! – И добавила громче, снова ткнув меня в грудь: – И что ты там прячешь? Краденое?
На большой перемене я помчалась прямиком в школьную библиотеку. Сестра Бронислава кивнула мне из-за стойки. В глубине зала Доми расставлял по стеллажам возвращенные книги. Я нарочно задержалась у полок с детской литературой, а оттуда перешла в отдел “Наука” и стала листать книги о минералах, о лошадях, об электричестве, о звездах. Был там справочник деревьев Новой Зеландии, был даже атлас птиц, где, нажав на кнопку, можно услышать их голоса. Ничего по теме я не нашла.
Тут подоспела сестра Бронислава – должно быть, увидела, что я растерялась.
– Что ищешь, Джастина?
Доми стоял совсем близко.
– Хотела узнать, есть у вас книги про рак груди? – сказала я как можно тише.
Она знала, что случилось с моей мамой; она дала мне открытку с молитвой Деве Марии, когда мама умерла: Богоматерь в золотых одеждах стоит, опустив очи, ангелы коронуют ее золотым венцом, а против ее сердца распластал крылья белый голубь.
– Вряд ли тебе стоит об этом читать, – сказала сестра Бронислава.
– Но есть здесь такие книги?
– Нет, – ответила она, – таких не держим. А что бы ты хотела узнать?
– Мне сказали, что он по наследству передается.
– Это тебя запугать хотели, надавить на твое слабое место.
– Но это правда? Он заложен в генах?
Видно было, что она тщательно обдумывает, что сказать.
– Иногда болезни передаются по наследству, а иногда нет. Такие несчастья, беды – все это не в нашей власти. А то, что случилось с твоей мамой... Джастина, тебе всего двенадцать. Когда ты вырастешь, появятся такие лекарства, каких мы даже вообразить не можем. Каких только средств не будет! Нельзя, чтобы прошлое нас отравляло. Надо верить в будущее, в промысел Божий о нас. – Она вернулась за стойку.
Доми, уже с пустой тележкой, подошел расставить по местам все книги, которые я достала с полок.
– Мне вот эта нравится. – Он открыл атлас птиц. И стал нажимать на кнопки, и мы слушали зимородка, белоглазку, новозеландского туи, макомако.
Когда я в следующий раз пошла после школы убирать к миссис Прайс, она попросила вытереть во всем доме пыль – как следует, не тяп-ляп, не то что она. А ей нужно в супермаркет, и она все оставляет на меня, ладно?
Начала я с глухого конца изогнутого коридора – вытерла плинтусы и зеркало рядом с ванной, взобралась на табуретку, чтобы дотянуться до янтарной люстры, стала открывать двери и протирать каждую вдоль верхнего края. Одна из дверей – в гостевую спальню в конце коридора – оказалась заперта, и я просто вытерла дверной косяк. На первый взгляд все было чище, чем на самом деле, но тряпка покрылась пылью, точно обросла серым пухом. В спальне хозяйки я подняла с ночного столика телефон и протерла под ним, потом взялась и за сам аппарат – залезала в каждую дырочку диска, оттирала с трубки следы пальцев. Затем принялась за тренажер – вытерла изящный стальной корпус и резиновые подставки для ног, стараясь не зацепиться тряпкой за туго натянутые пружины. На туалетном столике от кружевных салфеток остались круглые ажурные следы, как снежинки из пыли. Я открыла ящичек с косметикой, потрогала коробочки с тенями, золотые тюбики помады. Потом полезла в комод.
Ящики были так набиты, что белье выплескивалось через край, само просилось в руки. Я взяла кофейного цвета бюстгальтер, совсем новенький, с ценником, и приложила к груди, потом другой, бирюзовый с черной отделкой, и такую же комбинацию, потом корсет на косточках, белый, как подвенечное платье. Миссис Прайс ушла не так давно, времени у меня было хоть отбавляй. Сняв школьную форму и простенький белый лифчик, я надела бирюзовый комплект. Меня пробрал озноб: это было все равно что спрятаться в чашечке цветка. Я нашла такого же цвета трусики – впереди бирюзовый лоскуток, а все остальное прозрачное, из черного кружева – и тоже надела. Комплект оказался великоват, но самую малость. Если принять нужную позу – чуть прогнуться, расправить плечи, выставить зад, – то сойдет. “Ну что, люди, – сказала я, глядя в зеркало на туалетном столике, – кто хочет кокосового мороженого?” Подошла к зеркалу, виляя бедрами, потом отступила, оглянулась через плечо. Оседлала тренажер и, схватившись за ручку, принялась жать на педали. А потом, не зная, куда себя деть, разлеглась на золотистых подушках. За окном на альпийской горке весело зеленели под полуденным солнцем кактусы, а на потолке сверкали блестки, словно золотые искорки в глазах Карла.
Я постаралась сложить в комод все как было и снова взялась за уборку. К приходу миссис Прайс я почти управилась в столовой.
– Поможешь занести покупки, моя хорошая? – попросила миссис Прайс.
В пакетах лежали овощи, виноград, бутылка вина, целая курица, дорогие сыры и шоколадные конфеты.
– Дом стало не узнать, – похвалила миссис Прайс. – Ты просто чудо.
– В дальней комнате убрать не получилось, – призналась я. – Это ведь гостевая спальня? Она заперта.
– Ах да, что ж я тебя не предупредила, – спохватилась миссис Прайс. – Там и не нужно убирать.
Она достала из бумажника двадцатидолларовую банкноту, протянула мне.
– Слишком много, – запротестовала я.
Но миссис Прайс настояла на своем.
Когда я вернулась домой, отец готовил картофельную запеканку с колбасой – мою любимую. Он уже несколько месяцев толком не стряпал. Стол он накрыл скатертью с ветряными мельницами, достал из серванта наш лучший фарфор, даже кольца для салфеток начистил. Мое было серебряное, 1872 года – ровно на сто лет старше меня. Отец подарил его мне на крещение, на кольце была первая буква моего имени, с затейливым изгибом, похожая на рыболовный крючок.
– Я хотел тебе кое-что сказать, доченька, – начал отец, и волосы у меня встали дыбом. Эти же слова, за этим же столом говорила мама, когда у нее случился рецидив. Я ждала, пока отец вытрет рот, хлебнет воды, снова утрется. – Я хотел тебе сказать, – продолжил он, – что завтра встречаюсь с Анджелой. С миссис Прайс.
Внутри у меня разверзлась черная пустота, страшная, сосущая.
– Это из-за краж? – спросила я.
– Что? Какие еще кражи?
– У нас в классе вещи пропадают. Ты же знаешь, это не я.
Отец улыбнулся.
– Что ты, ничего подобного. Она... она меня пригласила на ужин. Что скажешь?
– На ужин? – переспросила я.
– Да.
Я поправила скатерть возле своей тарелки, разгладила ажурные крылья мельницы, купы тюльпанов. На фоне синего голландского неба темнело застарелое пятно от соуса. Мысли мои уже летели вперед. Мы будем вместе ходить по магазинам одежды, вместе ездить отдыхать. Она будет красить мне ногти, водить меня в парикмахерскую. “Пора ей выбрать что-нибудь взрослое”, – скажет она, перелистнув страницу в журнале мод, потягивая со мной на пару диетический коктейль, после которого ни капельки не хочется есть.
– Джастина? – окликнул отец.
– По-моему, здорово, – отозвалась я. – И мне кажется, мама бы одобрила. – Я и впрямь в это верила. Сказала себе, что верю.
Отец выдохнул.
– Давай пока что никому не будем говорить, ладно? – попросил он. – Подумаешь, ужин. Кто знает, что из этого выйдет.
Я кивнула. Может быть, поедем все вместе в Австралию, познакомим ее с дядей Филипом, братом отца. А может, у меня даже будет платье подружки невесты. Мама бы одобрила. Конечно, конечно, одобрила бы.
– У тебя что-нибудь пропало? – спросил отец.
– Ты про что?
– Про школу. У тебя украли что-нибудь?
– Нет, – ответила я. Про украденную ручку решила не говорить. Так или иначе, она снова у меня.
Эми позвонила, когда мы домывали посуду – отец размахивал полотенцем, словно хлыстом, пытаясь шлепнуть меня по ногам, как в былые времена. Потихоньку-помаленьку, подумала я, он становится прежним.
– Кто вы такая? – сказал он в трубку. – Что вам нужно от моей дочери?
Старая дурацкая игра, но Эми всегда ему подыгрывала. “Я похититель драгоценностей, а она моя клиентка-богачка”, – отвечала она, или: “Я ее сестра-близнец, нас разлучили в детстве”, или: “Я частный детектив, мне нужно ее допросить”.
– Тебя спрашивает некая мисс Фан. – Отец передал мне трубку. – По-моему, темная личность. – Он отнес в гостиную наш лучший фарфор и убрал в сервант.
– Я звоню с телефона наверху, – начала Эми вполголоса. – Весь день не могла дозвониться. Ты куда пропала?
– Работала, убирала.
– А-а, это, – протянула Эми. – Ясненько.
Она никогда за меня не порадуется, подумала я.
– Что звонишь?
– Миссис Прайс воровка, – шепнула Эми.
– Что ты сказала?
– Миссис Прайс зашла сегодня в лавку...
– Можешь говорить погромче?
– Родители если услышат, с ума сойдут.
– Послушать тебя, так это ты с ума сошла, – сказала я. – Наверное, по наследству передалось.
– Она купила тыкву, картошку. Батат, виноград.
– Ну и?..
– Я на нее смотрела в кривое зеркало. Она подошла к полкам с импортным товаром. И прикарманила банку жасминового чая.
– То есть как? – Я посмотрела через стеклянную дверь в сторону гостиной, близко ли отец – вдруг услышит?
– А вот так: украла банку жасминового чая. Спрятала в сумочку – думала, никто не видит.
– Не верю.
– Я видела.
– В кривом зеркале чего только не покажется.
– Джастина, я же видела.
– Не может быть, – возразила я.
– Не может быть?
– Нет. Я ее покупки сама разбирала. – Я старалась не сболтнуть лишнего – вдруг отец услышит?
– Но чай был в сумочке – ее ты тоже разбирала?
– Нет, конечно.
– В том-то и дело.
– А когда ты родителям рассказала, что они? – Я так и не могла поверить.
– Я им не сказала, – призналась Эми.
– Что?
– Она увидела, что я на нее смотрю. Спрятала в сумочку чай, глянула в зеркало и увидела, что я смотрю. И вроде как кивнула мне – мол, не выдавай.
Я вертела в руках телефонный шнур, сплетала и расплетала.
– Странно все это очень.
– Это и было странно. Я не знала, что делать.
– Странно, потому что ничего такого не было.
– Не было? По-твоему, я выдумала?
– Не знаю. Я, пожалуй, пойду.
– Я пошла за ней следом, – поспешно добавила Эми. – Вышла за ней на улицу и взяла да и попросила, в лоб, открыть сумочку.
– Ужас!
– Она отказалась, я и говорю, что видела, как она взяла чай, и знаю, что она и в школе у нас крадет.
– Ужас, Эми!
– Она вцепилась ногтями мне в руку, обозвала меня сучкой. И велела смотреть за собой – если проболтаюсь, то пожалею.
– А это ты рассказала родителям?
Эми помолчала.
– Нет.
– Потому что ничего такого не было.
– Потому что думала... думала, они на меня будут злиться за то, что я поднимаю шум в школе. Им такого труда стоило нас сюда протолкнуть.
– Вообще-то не представляю, чтобы миссис Прайс такое сказала. Я, пожалуй, пойду.
– Чего не рассказала родителям? – спросил отец, когда вернулся на кухню.
– Ее травят в школе.
– Да, ничего хорошего. Хоть ты-то за нее заступаешься?
– Еще бы, – заверила я.
Язык во рту еле ворочался. Это все от новых таблеток.
На другой день в классе Эми снова завела со мной разговор об этом, но я отмахнулась.
– Все-таки когда в следующий раз к ней придешь, то поищи, – шепнула Эми. – Нашу банку жасминового чая. Ладно?
На большой перемене я, подсев к Мелиссе и Селене, смотрела, как мальчишки боролись на гигантских деревянных катушках – кто кого столкнет на землю. Рэчел выполняла поручения миссис Прайс и, убегая с площадки, победно улыбнулась мне, но я не расстроилась: я же работаю у миссис Прайс дома! А мой отец с ней встречается! Скоро ли можно будет всем похвастаться?
Я была рада за него – рада за нас обоих. В тот день в лавке вместо обычных поручений – вымыть купленный отцом фарфор и хрусталь, погладить старинные скатерти и ночные рубашки – он поставил меня за прилавок. Я принимала у покупателей деньги, заворачивала в папиросную бумагу покупки, пока он оценивал новый товар.
– Как думаешь, какая им цена? – Он показал мне дорожные часы. – Пятьсот?
– Больше, – ответила я, а отец засмеялся и написал на ценнике: 550.
Да, я была рада за него, но все равно в пятницу вечером, когда он пошел ужинать с миссис Прайс, я достала лампу черного света и полезла в мамин платяной шкаф. Такая у меня с недавних пор появилась игра: мысленно задаю вопрос и, закрыв глаза, направляю луч наугад. Какие слова выхватит луч, таков и будет мамин ответ.
– Ты одобряешь миссис Прайс? – тихонько спросила я.
И, зажмурившись, направила луч.
Кто вы? – вспыхнули мамины слова.
Отец вернулся домой, напевая под нос, а утром нажарил на завтрак блинчиков, как раньше, когда мама была здорова.
– Люди, – сказала в понедельник миссис Прайс, – мне очень жаль, что вор так и не сознался. У меня есть кое-какие мысли, но хотелось бы знать ваши.
Она попросила Катрину раздать листки, всем по одному. Рэчел нахмурилась: Катрине с недавних пор поручали все больше дел.
– Напишите, кого вы подозреваете, – велела миссис Прайс. – Как справитесь, сложите листки пополам, а я соберу.
Все взяли ручки, уставились на свои бумажки, точь-в-точь как на контрольной. Я достала из кармана ручку с парома. За окном клубились серые тучи, раскачивался на ветру канат на площадке. По ту сторону живой изгороди лежал монастырь с тихими опрятными кельями.
Миссис Прайс, прекрасная миссис Прайс, в узких джинсах, наблюдала за нами, примостившись на краешке учительского стола. На шее у нее блестело золотое распятие.
– Прошу вас быть честными до конца, – сказала она. – Не бойтесь.
Все уже писали имена. Я разглядывала родинку у себя на пальце, потом перевернула бумажку, словно надеясь найти на обороте ключ, подсказку. Бесполезно. Я бросила взгляд на Мелиссу, но та закрылась от меня ладонью. Эми сидела прямая как струнка, теребя хвостик косы, а бумажку уже успела свернуть. Миссис Прайс прохаживалась по рядам, собирая секретные записки, а за нею тянулся шлейф духов: жасмин и жимолость – тени летних цветов – и еще другая, мрачноватая нотка.
Ручка лежала в руке неуклюже – толстая, липкая, – но миссис Прайс приближалась, и нужно было написать имя, помочь ей.
Я написала: Эми.
Думаю, с той минуты возврата уже не было.
Глава 17Несколько дней миссис Прайс не напоминала ни о кражах, ни о бумажках с именами. Мы не знали, что и думать. Говорила она уже с мистером Чизхолмом? А в полицию заявили?
Когда я пришла к ней в четверг, она попросила сделать уборку в ванной. Я стерла со стенок ванны сероватый жирный ободок, достала из слива застрявшие волосы. В аптечке нашла пузырек с таблетками, похожий на мамин, только с чужим именем на этикетке. Повертела в руках бритву, которой мы брили ноги миссис Прайс, – лезвие заржавлено, точно присыпано рыжей пудрой.
Миссис Прайс в это время сидела в кабинете, готовилась к урокам.
– Хочешь пить – возьми молока или соку, – крикнула она оттуда. – А в кладовке смородиновый сироп. И коробка с печеньем.
– Вам что-нибудь принести? – спросила я по пути на кухню.
– Ты просто чудо! Нет, обойдусь – но все равно спасибо.
Я налила себе стакан молока, взяла печенье. Рядом с электрочайником стояли жестянки с чаем, кофе и сахаром. Я прислушалась, нет ли шагов в коридоре, сняла крышку с чайной банки: обычные пакетики. В кухонных шкафчиках тоже ничего, только посуда, да миксер, да противни, а под раковиной – чистящие средства. Как и должно быть. Все так же прислушиваясь, я обыскала кладовку, осмотрела полки, сдвигая банки с моченой свеклой, лососем, порошковым молочным коктейлем. Я старалась не выдать себя шумом, но знала, что надо спешить. И вдруг уронила на пол банку спагетти.
– Все в порядке? – спросила из кабинета миссис Прайс.
– Да, спасибо, – отозвалась я. – Ничего не разбилось.
– Печенье нашла?
– Да, очень вкусно – спасибо.
Чтобы достать до верхней полки в кладовой, пришлось залезть на табурет, но нашла я одни консервы да залежавшиеся супы в пакетиках. Раздались шаги миссис Прайс, и голова закружилась, я чуть не рухнула с низенькой табуретки.
– Съем-ка печенья, – послышался голос миссис Прайс. – Всего одну штучку. Ты на меня дурно влияешь, Джастина!
В тесной кладовой было нечем дышать. Надо скорей слезать, миссис Прайс уже на подходе. Но там, на верхней полке, в самом дальнем углу, за стеклянной формой для кекса в виде рыбки – банка жасминового чая. Сухие бутоны, маленькие белесые катышки.
Соскочив с табуретки и задвинув ее под стол, я схватила коробку с печеньем и протянула миссис Прайс, переступившей порог.
– Что ж, не откажусь, – сказала она.
Прислонившись спиной к краю раковины и хлопая глазами, чтобы прогнать дурноту, я в два счета осушила стакан молока.
– Как бы ты не перетрудилась, – заметила миссис Прайс. – Раскраснелась вся.
– Ванну драила.
– Неужели я такая грязнуля?
В ответ на мои сбивчивые извинения она лишь посмеялась – дескать, шутка, не принимай близко к сердцу.
В тот вечер в очередной серии “Лодки любви” капитан Стюбинг встретился со своей давней любовью, и та захотела уместить целую жизнь в несколько дней на борту. Когда капитан пообещал посвятить ей себя целиком, она спросила: а кто же будет вести корабль?
– Какой корабль? – переспросил капитан, обнимая ее.
– Все-таки это безответственность, – нахмурился отец.
– Ну? – спросила на следующее утро Эми, когда мы вешали сумки. – Искала?
– Что искала?
– Сама знаешь! – прошептала Эми. – Чай!
– Это еще не доказательство, – ответила я.
– Так я и знала! – воскликнула Эми. – И что теперь?
– Ничего. Ты даже родителям не сказала. Если расскажешь сейчас, тебе же хуже.
Этого Эми не учла.
– И вот что, – продолжала я, – может, этот чай у нее уже сто лет стоит. Может, она его купила давным-давно, он ей не понравился, вот она его и спрятала в чулан.
И все же что-то подтачивало меня изнутри. Вдруг Эми проговорится? И тогда мы с отцом потеряем миссис Прайс? Да только Эми ошиблась, точно ошиблась. В классе мне не сиделось на месте, а когда сестра Бронислава повела нас на урок пения, я барабанила пальцами и топала ногами в такт песням, лишь бы заглушить стук собственного сердца. Я не знала, куда себя деть. До свиданья, ливерпульский старый порт, зафрахтованы мы в рейс до Калифорнии, – пела я, не слыша своего голоса. Слева от меня пели Эми и Карл, справа – Мелисса. – Возвратимся, может, через год[522]522
“Прощание с Ливерпулем”, песня британских моряков, перевод А. Романова.
[Закрыть]...
Когда прозвенел звонок на большую перемену, я бросилась на площадку и полезла вверх по канату, стараясь не замечать, как саднит ладони. Впервые в жизни мне удалось забраться на самый верх. Оттуда виден был весь школьный городок: и задняя блочная стена церкви, и облетевший грецкий орех, и монастырский сад с клумбами и овощными грядками, и прозрачный грот Девы Марии из оргстекла, и окна классов, увешанные мятыми картинками и гирляндами из бумажных человечков.
– Здорово, Крив! – крикнул снизу Карл. – Ты у нас кто – шпионка? Наемная убийца?
Я соскользнула вниз слишком уж быстро, содрав о канат ладони и колени. Больше я не распоряжалась своим телом, оно само принимало решения. Карл и три Джейсона боролись на деревянных катушках, а другие мальчишки – послабее, – сгрудившись внизу, подзадоривали их, требовали крови. Я вскарабкалась на катушки и, дернув Джейсона Дэйли сзади за пиджак, в два счета столкнула его на землю. Мальчишки-зрители свистали и гикали, а я, сграбастав Джейсона Асофуа, расправилась и с ним. Джейсон Моретти держался чуть дольше, хватал меня за руки, ноздри у него раздувались... но и он полетел с катушки. Мы с Карлом присели друг возле друга на корточки, его глаза с золотыми искорками уставились на меня в упор. Я уже не слышала шума на площадке, не чувствовала холода, и когда Карл откинул с глаз растрепанные ветром волосы, я поняла, что он смотрит на меня иначе, видит меня в новом свете. Мы одновременно бросились в атаку, схватили друг друга за плечи, пытаясь столкнуть. Кончики его пальцев впивались мне в плечи до боли.
– Не на того напала, – сказал Карл, а я расхохоталась ему в лицо, как шпионка, как наемная убийца. Он с силой толкнул меня, я споткнулась, потеряла опору, но все еще держалась за его плечи, и он тоже покачнулся, но устоял, и я вместе с ним. Упираясь ногами, мы толкались что есть мочи, по очереди теряя равновесие. Откуда-то издалека подбадривали нас криками мальчишки, им стали вторить и девочки, но голоса их были для нас лишь посторонним шумом. Тут мы услышали новый голос:
– Люди! Люди! Что вы там устроили?
Миссис Прайс неслась по площадке, зрители внизу разбежались.
– Что за безобразие?! – кричала миссис Прайс. – Слезайте сейчас же!
Отпустив друг друга, мы спрыгнули на землю. Я спрыгнула неудачно, отбила ноги.
– Вы что, звери? – спросила она строго, глянув на Карла, потом на меня. – Отвечайте.
Мы замотали головами: нет, не звери. Мы просто играли. Подумаешь, игра.
– Что скажет твой папа, если узнает, как ты себя ведешь, Джастина?
– Не знаю.
– Что скажет мистер Чизхолм? Джастина? Карл?
На этот вопрос мы тоже не знали ответа.
– Он достанет ремень, – пригрозила миссис Прайс, – и задаст жару вам обоим. Разве не так?
Мы закивали.
– Мне надо все это обдумать, – сказала миссис Прайс. – Ступайте.
Весь день мы гадали, что же теперь будет. Когда миссис Прайс вышла к доске сделать объявление, мы с Карлом обменялись взглядами через голову Эми. Ну вот, допрыгались, сейчас она позовет мистера Чизхолма.
– Люди, – начала она, – я посмотрела, чьи имена вы написали в понедельник.
Шум в классе стих. За эту неделю ни у кого из нас ничего не пропало, и мы думали, что все разрешилось само собой.
– Называли несколько имен, – продолжала миссис Прайс, – но одно имя всплывало снова и снова, и это сходится с моими выводами. – Она обвела взглядом класс, остановившись на каждом. – Я решила назвать этого человека вслух, – объявила она. – Не для того, чтобы мы могли отомстить. Не для того, чтобы нападать. Нет. Иисус учит нас милосердию. Он учит нас, добрых католиков, подставлять другую щеку. Словом, я решила дать ей возможность исправиться.
Значит, это девочка. Я закусила губу.
– Эми, – сказала миссис Прайс ласково, – почему ты так себя ведешь? Может быть, дома нелады?
Все мы уставились на Эми.
– Говорила же я, – крикнула Рэчел. – Чтоб ей убиться!
– Давайте попросим Эми что-то сказать, – предложила миссис Прайс.
И Эми сделала худшее, что можно представить, – заплакала.
– Да, – кивнула миссис Прайс. – Ужасно, когда тебя изобличают, правда? – Она подошла к Эми и стала гладить ее по спине. – Зато прекрасно, дорогая моя, что можно все исправить. Попросить прощения.
– А вещи нам вернут? – спросила Паула.
– Конечно. Это будет часть искупления, – заверила миссис Прайс.
– Нет у меня вашего барахла! – огрызнулась Эми. – Нет, потому что я его не брала!
До сих пор у меня перед глазами ее лицо, искаженное, гневное.
Миссис Прайс отошла в сторону, вздохнула.
– Ты пока не готова, – заключила она. – Понимаю. Люди, дадим Эми время. Пусть она сама придет к раскаянию. Давайте все помолимся о ней перед сном – ведь мы с вами семья, а Эми одна из нас.
Дело было под конец школьного дня, и после звонка Эми выбежала в коридор, ни с кем не прощаясь.
– Карл и Джастина, задержитесь, пожалуйста, – попросила миссис Прайс. – Остальные свободны, спасибо.
– Я могу окна закрыть, – вызвалась Катрина, но миссис Прайс лишь повторила: остальные свободны.
Карл выносил мусор и закрывал окна, пока я мыла доску и выбивала тряпки.
Такое нам выпало наказание – даже и не наказание вовсе.
По дороге домой Карл шел со мной рядом, ведя в гору велосипед.
– Я думал, мы влипли, – сказал он. – Что на нее нашло?
Я пожала плечами:
– Такой уж она человек. – Как будто знала ее всю жизнь.
– Может, она была слишком занята Эми, – предположил Карл. – Но я бы все равно победил.
– Что?
– На площадке. Еще чуть-чуть – и полетела бы ты вверх тормашками.
– Ха! – Я толкнула его в бок.
Карл толкнул меня в ответ, забрызгав мне грязью ногу, и засмеялся.
– Что думаешь насчет Эми? – спросила я.
– Она же твоя подруга. Сама-то что думаешь?
– Не знаю. По-моему, она в последнее время... изменилась.
– Ты тоже.
Я шла, не сбавляя шагу, и смотрела под ноги, чтобы он не заметил, как я покраснела.
– Но ведь ее имя почти все написали, – сказал Карл. – И миссис Прайс думает, что это она.
– Значит, у нее есть доказательства, – отозвалась я. – Не могла же она просто так сказать?
– Да, наверное, есть доказательства, – согласился Карл. – По всему видно.
Какое-то время мы шли молча. Не хотелось верить, но, похоже, правда: Эми воровка. Для меня она все равно что умерла.
– Эй. – Карл схватил меня за руку, притянул к себе. Я ощутила запах моря. Сеял мелкий дождик, и в черных волосах Карла сверкали капельки. – Можно у тебя кое-что спросить?
Я поперхнулась. Кивнула.
Он спросил:
– Как по-твоему, нравлюсь я Мелиссе?
