Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"
Автор книги: Стивен Кинг
Соавторы: авторов Коллектив,Роберт Антон Уилсон,Мэтью Квирк,Питер Свонсон,Кемпер Донован,Джей Ти Эллисон,Мик Геррон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 232 (всего у книги 342 страниц)
В толпе я всегда начинаю нервничать. Из-за комбинации клаустрофобии и социофобии. Если я не напьюсь или еще чем-то не накачаюсь, то буду нервничать. Элиза в своих постах признается в том же.
Я выпил пару стаканов и послушал джаз, но гудение музыки и голосов мешало расспрашивать незнакомых людей.
Тихо было лишь снаружи бара, поэтому я пробрался к черному ходу, где в потемках устроился на табурете вышибала. Я принялся топтаться рядом, наматывая мелкие тревожные круги, – синий свет от моей электронной сигареты озарял мои ноги.
Наконец я спросил:
– Извините, сэр. Немного внезапный вопрос, но вы никого не знаете в Cecil?
Помедлив, вышибала сказал:
– А, в том стремном отеле на Мейн? Где девочку на крыше нашли?
– Да, сэр. Совершенно безумная история. Я о ней пишу. Пытаюсь отыскать людей, которые там живут или работали там.
– У меня одна знакомая работает в Biltmore. – Вышибала стал что-то набирать в телефоне: – Сейчас проверю, знает ли она кого.
Мы еще немного поболтали, и я остался в заведении, надеясь, что вышибале ответят. Где-то полтора часа я вяло болтал с посетителями бара, каждые тридцать минут проверяя черный ход.
Наконец терпение мое закончилось. Но когда я уходил из бара, вышибала вдруг меня окликнул:
– Эй! У меня для вас есть номерок…
Он протянул мне клочок бумаги.
– Зовут ее Тина, может, она кого-то знает.
– Круто, спасибо, дружище.
Это был первый, но не последний раз, когда я получал информацию от вышибалы. И в следующий раз мне предстояло узнать нечто невероятное.
НОЧНОЙ КОШМАР
В ту ночь в отеле я не мог заснуть. Такого рода бессонницы у меня не было никогда. Сформулирую так: отель словно обладал собственным разумом, словно знал, что я приехал исследовать его, и поэтому забавлялся с моим рассудком, пытаясь при помощи своих темных сил обезоружить меня, напугать и сделать беззащитным.
Вообще паранойя мне не свойственна. Обычно, лежа в постели, я не воображаю, что кто-то вломится в мою комнату и убьет меня во сне. И ощущение, будто стены комнаты наблюдают за мной, меня, как правило, тоже не посещает. Но в Cecil со мной начало происходить именно это. Когда в коридоре раздавалось эхо шагов, я замирал в ужасе. Один раз я не выдержал и бросился к дверному глазку. Я смотрел на идущую мимо моей двери фигуру, чувствуя, что сейчас она резко остановится, повернется и взглянет на меня – отчего у меня неминуемо случится сердечный приступ.
Когда я наконец уснул, то увидел Элизу. В моем сне я наблюдал за ней сверху в маленькой комнатке, и она знала, что я смотрю на нее и пишу о ней. О том, что она мертва, она тоже знала. Я писал о ней, а она принялась писать обо мне, но я не мог разобрать ее почерк. Элиза пользовалась какой-то комбинацией ручки, печатной машинки и мозга, причудливым биомеханическим устройством, словно сошедшим со страниц «Голого завтрака»[485]485
«Голый завтрак» – роман Уильяма Берроуза.
[Закрыть].
Под конец сна она медленно взглянула вверх и вправо – прямо на меня. У нее не было глаз, как у одной из жертв Рамиреса, – вместо них были отельные дверные глазки. Пока я смотрел на нее сверху, она наблюдала меня в максимальном приближении, заглядывала в мои глаза, в мою душу, старалась угадать мои стремления и намерения. Я мысленно поклялся ей, что они чисты.
СТРАШНЕЕ ГЛАЗ Я НЕ ВИДЕЛ
Утром я ощутил непреодолимое желание убраться из отеля к чертовой матери как можно скорее. Мне требовались кофе и яичница, поэтому я решил отправиться в близлежащий ресторан Margarita’s, куда часто захаживал Рамирес. Но едва я ступил на Мейн-стрит, как увидел на тротуаре молодую женщину, смотрящую на одно из окон верхних этажей.
Я вспомнил о том, что пережил в колледже в Санта-Круз – а именно туда собиралась Элиза после Лос-Анджелеса, – и фигуру, глядящую на балкон, где застрелился молодой парень.
И еще одна деталь поразила меня в женщине. Ее красная кофта не совсем походила на толстовку Элизы, но она была красной и скрывала ее лицо. Женщина стояла посреди тротуара, вынуждая раздраженных прохожих огибать ее, и, засунув руки в карманы, смотрела вверх, на Cecil.
В моей памяти всплыл сделанный несколько лет назад подростком известный снимок с туманным человекоподобным силуэтом, маячащим в окне Cecil. Я невольно задумался, есть ли здесь связь с тем, сколько людей покончили с собой, выбросившись из окна отеля, или с той чудовищной тягой к окну которую испытал и я, и другие.
Не это ли ощутила женщина в красном? – спросил я себя. Или она – привидение одного из самоубийц, совершающее ностальгический визит на место своего отбытия из материального мира? Или это просто случайная прохожая, рассматривающая здание?
Был лишь один способ узнать правду. Я направился к женщине, но она резко развернулась и быстро пошла по Мейн-стрит прочь от меня.
Я решил навестить Першинг-сквер, где Голубиная Леди кормила птиц до того, как ее безжалостно убили в ее комнате в Cecil. Пересек Мейн-стрит и стал пробираться сквозь неопрятную толпу к Спринг-стрит. Прошел мимо книжного магазина, где у Элизы состоялся один из последних известных нам разговоров с менеджером Кэти Орфан, а затем пошел наискосок и миновал еще несколько кварталов.
За последние несколько десятилетий Першинг-сквер множество раз подвергали благоустройству, заменили живые пальмы на искусственные. Бездомные ночуют здесь до сих пор.
Внезапно по узким бетонным ступеням стала подниматься и прошла между сиреневыми колоннами парка… женщина в красном… На секунду она обернулась, но я не разобрал, увидела она меня или нет. Возникло странное ощущение, будто она каким-то образом привела меня сюда. А дойдя до верхней ступени, женщина столкнулась с высоким зловещим мужчиной с растрепанной черной шевелюрой – тот, похоже, поджидал ее.
Женщина остановилась, подняла на него взгляд. Затем они обнялись, и я заметил, как она что-то прошептала ему на ухо, после чего мужчина уставился на меня. Я был в чудовищном смятении. Эта облаченная в красное женщина смотрела на Cecil, потом исчезла и вновь появилась на моем пути, и она заметила меня и сообщила обо мне человеку, до жути похожему на Ричарда Рамиреса. Я помнил его глаза на старых фотографиях.
Я попятился и пошел прочь, засунув руки в карманы и стараясь сохранять непринужденный вид. Через десять секунд я обернулся: мужчина так и стоял, уставившись на меня. Страшнее глаз я в жизни не видел – дикие и черные точно уголь. Но женщина в красном пропала, я нигде ее не замечал.
Я много дней пребывал в ошеломлении от этой встречи. По спине у меня до сих пор пробегает холодок, когда я вспоминаю те глаза и загадочную красную птаху, их предвестницу.
ГЛАВА 10ВСКРЫТИЕ
Первый отчет о вскрытии Элизы Лэм был написан 27 февраля 2013 года, вскоре после ее смерти. Однако коронер заявил, что отчет неубедителен и, чтобы понять, как умерла Элиза, необходимы дополнительные исследования. На то, что обычно делается за шесть-девять недель, у патологоанатомов ушло более шести месяцев.
Наконец 19 июня судебный патологоанатом Юлай Ванг подтвердил причину смерти, и 21 июня после всех проволочек, загадок, конспирологических теорий и безумия на интернет-форумах полиция Лос-Анджелеса и коронер округа были готовы рассказать общественности, что случилось с Элизой Лэм.
К тому времени, когда были обнародованы посмертный эпикриз, полный отчет о вскрытии и результатах токсикологической экспертизы, я уже прочел столько постов Элизы, что она казалась мне подругой. Потому мне и было так дико читать о том, что ее мозг, тот самый мозг, что породил эти посты, весил один килограмм и сто граммов, имел темно-серый цвет и полушария его были симметричны.
Я воспринимал все это как будто сквозь некий когнитивный фильтр, словно вспоминая сон. Воображение дорисовывало определенные подробности: зеленоватый оттенок тела, пятна на ногах, оплывшее лицо с выпученными глазами, кожа, вместе с волосами слезающая с черепа от малейшего прикосновения. Читать такое было сложно. Как коронеры выполняют свою работу?
По большей части все было не так жутко. На самом деле такие отчеты в основном пишутся сухим научным языком, и, если вы не специалист, понять их трудно. Позже, поговорив с судмедэкспертом, я понял, как важно иметь на руках анализ, сделанный человеком, который по-настоящему разбирается в теме. Но тогда я был вынужден вместе с прочими завсегдатаями интернета полагаться на достижения и выводы полицейских и коронеров Лос-Анджелеса.
Помню, как в предвкушении того, что наконец узнаю что-то о причинах смерти Элизы, я отчетливо ощущал пробегающий по телу электрический разряд. Трудно объяснить, почему я так проникся этой историей.
После шести месяцев и множества отсрочек полиция Лос-Анджелеса, очевидно, надеялась, что публикация полного отчета о вскрытии, результатов токсикологической экспертизы и посмертного эпикриза поможет снять напряжение.
ОДЕЖДА
Как известно, Элизу нашли голой, а ее одежда плавала рядом с телом в цистерне. В отчете о вскрытии наконец привели список этой одежды: черные мужские шорты, широкая зеленая футболка с логотипом Alexander Keith’s India Pale Ale и изображением оленя, сандалии, красная толстовка с капюшоном самого маленького размера и черное кружевное нижнее белье.
Раздел криминалистического отчета, посвященный уликам, судя по всему, отражает позицию детектива Стернса или детектива Теннелла:
Согласно отчету, тело вместе с одеждой и наручными часами извлекли из водяной цистерны отеля после пребывания там на протяжении многих дней. На одежде повсеместно обнаружены маленькие, плоские и ломкие белесые частицы неизвестного вещества, на некоторых предметах одежды обнаружено несколько темных волосков или нитей несколько дюймов длиной.
В отчете следователя упоминаются показания сестры Элизы, Сары Лэм, которая заявила, что у Элизы не было суицидальных мыслей.
ВНЕШНИЙ ОСМОТР
По результатам внешнего осмотра были зафиксированы шрам длиной один дюйм на правом колене и четвертьдюймовая ссадина на левом колене. Помимо этого не было обнаружено никаких признаков повреждений. Ни ушибов, ни крови, ни синяков, ни следов игл. Никаких признаков травмы шеи. Никаких шрамов на запястьях, никаких признаков самоповреждения.
ВНУТРЕННИЙ ОСМОТР
На образцах мягких тканей, взятых из горла Элизы, не было обнаружено признаков кровоизлияния. Подъязычная кость и щитовидный хрящ тоже не были повреждены. Но кое-что необычное все-таки нашли: очаговое покраснение щитовидной железы. Это явление наблюдается примерно у 40 % женщин, и, как правило, на постановку диагноза уходят годы. С удушением или физической травмой его обычно не связывают.
Сердечно-сосудистая, гепатобилиарная и желудочно-кишечная системы Элизы были в норме. Не было повреждений гениталий, однако было анальное кровотечение в результате выпадения кишки. Позже я нашел этому объяснение: после смерти организм остается без иммунитета, поэтому бактерии принимаются активно размножаться и разрушать клетки. В результате образуется газ, который расширяется и выталкивает внутренние органы из тела. Довольно зловещее явление, но признаком сексуального насилия его не считают – по крайней мере, коронеры округа Лос-Анджелес.
В дыхательных путях Элизы содержались коричневатые слизистые выделения, которые обычно появляются после смерти. В плевральной полости содержалась темно-коричневая жидкость – 300 кубических сантиметров в правой части и 200 кубических сантиметров в левой. В брюшной полости жидкости обнаружено не было.
ТОКСИКОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА
Было известно, что Элиза принимала прописанные ей препараты, однако, согласно данным токсикологической экспертизы, в последнее время она принимала не все из них. Снимок кровотока сердца и анализ образцов из печени указали коронерам Эду Уинтеру и Юлаю Вангу на следующее:
• Велнафаксин (антидепрессант) присутствовал в кровотоке сердца и энзимах печени.
• Метаболиты бупропиона (антидепрессанта) присутствовали в кровотоке сердца и энзимах печени (однако это не означает, что там присутствовал бупропион как таковой, то есть, возможно, Элиза принимала его недавно, но не в день своей смерти).
• Кветиапин (нейролептик) и его метаболиты не были обнаружены в кровотоке сердца ни в каких количествах.
• Ламотриджин (нормотимик) был обнаружен в кровотоке в столь малых количествах, что факт его наличия спорен («количество недостаточно»), однако следы ламотриджина были обнаружены в энзимах печени. Это позволяет предположить, что Элиза принимала препарат недавно, но не в день смерти.
• Уровень содержания этанола (спирта) в печени – 0,02 % (нормальный).
• Этанол (спирт) в крови обнаружен не был, это означает, что в день смерти Элиза не употребляла никаких алкогольных напитков.
• Токсикологическая экспертиза свидетельствуют о том, что никаких запрещенных веществ в организме Элизы не содержалось. Ее кровь проверили на марихуану, кокаин, экстези, барбитураты, опиаты и амфетамины – во всех случаях результатом было «не обнаружено», что означает: незадолго до смерти девушка не принимала даже декседрин (медицинский амфетамин / стимулятор).
Ни запрещенных веществ, ни алкоголя. Тестов на «наркотики для изнасилования» вроде рогипнола («руфи»), гаммагидроксибутирата или кетамина, в рамках токсикологической экспертизы не проводилось.
Затем я нашел то, что искал, – причину смерти. Оказалось, она была на первых двух страницах отчета, а я, переволновавшись, проскочил их. Возможно, и хорошо, что проскочил, – это могло отвлечь меня от всего остального.
В протоколе осмотра трупа отмечается незначительное разложение и говорится, что «трупное окоченение спало» и «зафиксированы трупные пятна». А также: «Очевидных признаков травм не обнаружено».
ТРАВМЫ, НЕСОВМЕСТИМЫЕ С ЖИЗНЬЮ: отсутствуют
ВНУТРЕННИЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ: отсутствуют
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: Смерь наступила в результате утопления. Вскрытие не выявило признаков травм, а токсикологическая экспертиза не выявила признаков острого наркотического или алкогольного отравления. В анамнезе покойной присутствует биполярное расстройство, для лечения которого ей были выписаны медикаменты. Были проведены токсикологические тесты для выявления наличия в организме этих медикаментов. Однако количественное содержание медикаментов в крови не было определено по причине недостаточности образцов. Таким образом, возможности интерпретации ограничены. Полицейское расследование не выявило признаков преступления. Подробный анализ обстоятельств дела и консультации у соответствующих специалистов не поддерживают версию о намерении покойной нанести себе вред. Смерть охарактеризована как наступившая в результате несчастного случая.
На основании анатомических данных и сопутствующих обстоятельств смерть признана наступившей в результате УТОПЛЕНИЯ.
Другие обстоятельства, сопутствовавшие, но не связанные с причиной смерти: БИПОЛЯРНОЕ РАССТРОЙСТВО.
ВЕРСИЯ ПОЛИЦИИ ЛОС-АНДЖЕЛЕСА
Вот так. Преступления не было. Элиза поднялась на крышу сама, сняла одежду, забралась в цистерну и утонула. После шести месяцев ожидания официальный отчет коронера превратил самое загадочное дело века в трагический, необъяснимый несчастный случай.
В своем отчете детектив Теннелл говорит, что последний раз Элизу видели 31 января. Однако, давая свидетельские показания, он заявил, что Элиза, насколько можно предположить, 1 февраля была еще жива. Точное время ее смерти неизвестно, а то, что она умерла около полуночи, можно списать на неточность.
Позднее, уже на гражданском суде, Уоллас Теннелл сообщил: «Я думаю, она попала туда через дверь», – скорее всего, он имел в виду главный выход на крышу. Странное заявление, поскольку эта дверь предположительно была оснащена сигнализацией, и, если бы кто-то ее открыл, немедленно поступил бы сигнал на стойку регистрации. Плюс к этому громкий звук был бы слышен на двух верхних этажах. Если Элиза, как полагает детектив, попала на крышу через дверь, это означает, что а) сигнализация не работала, б) кто-то из служащих отеля отключил ее, чтобы Элиза могла пройти.
Заявление Теннелла важно, и мы к нему еще вернемся.
Дальнейшие рассуждения Теннелла были таковы: «Я считаю, что [Элиза] перестала принимать свои лекарства и в этом состоянии нашла проход на крышу, где забралась в цистерну с водой… На тот момент, полагаю, цистерна могла быть полна. Но по мере того, как люди пользовались водой, уровень незаметно для девушки понижался, и наступил момент, когда она уже не могла дотянуться до верха и выбраться, и из-за этого она умерла».
Я провел много часов, размышляя о таком способе умереть – в чем-то более страшном, чем от руки убийцы. Забравшись в цистерну, Элиза должна была довольно быстро обнаружить, что внутри нет ни желобов, ни ручек – ничего, за что можно держаться. Если уровень воды понизился или уже был настолько низок, что не позволял дотянуться до верха, ей пришлось барахтаться в воде, поскольку глубина не позволяла достать ногами дно.
К тому же внутри цистерны, вероятнее всего, было темно. Элиза могла барахтаться в воде несколько часов. Стены цистерны, скорее всего, заглушали ее крики о помощи, добавить к этому, что на крыше – по крайней мере, по версии полиции – она была одна. Ее никто не слышал. Она ничего не могла сделать.
Возможно, изможденная и охваченная отчаянием, она сняла с себя одежду, чтобы, насколько возможно, освободиться от лишней тяжести и продержаться в воде до тех пор, пока кто-нибудь ее не спасет. Или, может быть, она подумала, что сумеет заткнуть одеждой отверстия подсоединенных к цистерне труб и тем самым вынудить рабочего прийти выяснить, что скучилось; или она надеялась повысить уровень воды, замедлив ее вытекание, чтобы дотянуться до верха и выбраться.
Возможно также, что Элиза сняла одежду потому, что пребывание в воде вызвало у нее гипотермию – это состояние парадоксальным образом заставляет человека испытывать ощущение перегрева. Или, может быть, Элиза попросту захотела искупаться голышом и только в цистерне вспомнила, что надо раздеться.
Невозможно сказать наверняка, зачем Элиза забралась в цистерну и в каком состоянии находился ее рассудок. Но если она утонула там, бессмысленно предполагать, что это случилось мгновенно. Меня охватывает дрожь при мысли о том, какой ужас, какое отчаяние она испытала.
Снова проглядев отчет о вскрытии, я заметил еще кое-что любопытное. Где-то между 19 и 21 июня, когда отчет был обнародован, на одной важной странице с медицинской информацией сделали поправку. В графе «Причина смерти» удалили отметку «Не установлена», поставили подпись и дату, затем вписали «Несчастный случай», поставили подпись и дату. Я задумался: что такого могли обнаружить эксперты в эти несколько дней, чтобы с уверенностью назвать смерть Элизы несчастным случаем?
Теннелл объяснял, почему исключил версию убийства: «Мы с напарником пытались разобраться, как кто-то мог поместить ее туда, ведь такое очень трудно сделать, не оставив отпечатков, не оставив ДНК или еще чего-то такого. Так что она забралась туда сама».
Неудивительно, что не все поверили сделанному полицией заключению. И что еще важнее, не все согласились с выводами, сделанными коронером. Но для полиции Лос-Анджелеса дело было закрыто.
Тогда мне подумалось, что обнародование результатов вскрытия положило конец моему криминалистическому расследованию. Какая, собственно, криминалистика без криминала?
Однако, как выяснилось, для сообщества сетевых расследователей все только начиналось. И отчет о вскрытии, тот самый документ, при помощи которого полиция Лос-Анджелеса надеялась покончить с делом, лишь пробудил новые вопросы.
Спустя какое-то время я разработал альтернативную версию смерти Элизы. К тому моменту моя жизнь и мое расследование – слившиеся воедино – окончательно встали с ног на голову.
ЧАСТЬ 2
СЕРОТОНИН И СИНХРОНИЧНОСТЬ
– Просто ты не привыкла жить в обратную сторону, – добродушно объяснила Королева. – Поначалу у всех немного кружится голова…
– В обратную сторону! – повторила Алиса в изумлении. – Никогда такого не слыхала!
– Одно хорошо, – продолжала Королева. – Помнишь при этом и прошлое и будущее!
– У меня память не такая, – сказала Алиса. – Я не могу вспомнить то, что еще не случилось.
– Значит, у тебя память неважная, – заявила Королева[486]486
Пер. с англ. Н. Демуровой.
[Закрыть].Льюис Кэрролл. Алиса в Зазеркалье
ГЛАВА 11
ИСКУССТВО ПРОВАЛА
В июне 2014 годя я прекратил отношения со своей девушкой. И это самая дипломатичная формулировка. Мы несколько лет грызлись, как голодные гиены, но неизменно с ощущением некой общей миссии. Миссия эта обернулась катастрофическим провалом.
Я усугубил ситуацию, совершив ужасную глупость. Я решил, что все у нас пошло вразнос по моей вине, что наши отношения сгубила моя психологическая фальшь. И убедил себя в том, что самым правильным решением будет прекратить прием всех психиатрических препаратов, чтобы найти «истинного себя».
Весь следующий месяц мы с моей бывшей подыскивали себе новые квартиры в Сан-Диего, пока что проживая вместе. От всего этого мне было физически плохо с утра до вечера. Одновременно я снижал дозировку прозака, велбутрина и страттеры, развинчивая свои нейрохимические механизмы, превращаясь в подобие компьютера HAL из «Космической одиссеи», поющего «Дэйзи», пока астронавт-человек отсоединяет его когнитивные блоки.
Я делил таблетки напополам, на мелкие кусочки, аккуратно развинчивал капсулы, старательно уменьшая количество получаемых моим мозгом крупинок и гранул. Я чувствовал себя так, словно эвакуирую ребенка из зоны военных действий на воздушном шаре. Пока я устраивал себе нейротрансмиттерную голодовку, моя бывшая встречалась с пятидесятитрехлетним общественным активистом, который жил в своем фургончике. В дальнейшем я буду нежно именовать его Анархистом.
Я съездил в Альбукерке навестить родителей – поездка была задумана для того, чтобы мы с моей бывшей пореже и поменьше бывали под одной крышей, тем более что в летние месяцы наша квартира превращалась в душное логово погибшей любви.
По дороге домой я то и дело, пересекая множество полос, съезжал с автострады, чтобы остановиться на площадке для отдыха и переждать паническую атаку или нервный срыв.
Одновременно с отказом от смеси лекарств и антидепрессантов, годами позволявших мне сохранять стабильное состояние психики, я начал употреблять большие дозы рецептурных болеутоляющих. Это однозначно следовало счесть грубым нарушением философии поиска «подлинного себя», однако я все равно запасся болеутоляющими в промышленных количествах. Потому что ничто не дает такой свободы от таблеток… как другие таблетки.
Когда договор об аренде квартиры наконец истек, я выкинул большую часть своего имущества на помойку. Мебель, бытовую технику и все, что служило украшением моего жилища, я вытащил в проулок – пусть кто хочет, тот и растаскивает.
Я жил в кабинете у себя на работе и спал на туристической раскладушке за сто пятьдесят долларов. Когда мой мозг покинули последние молекулы антидепрессантов, а в мышечную память просочилась травма разрыва, я превратился в один сплошной оголенный нерв с глазами. Я все время рыдал, бесконечно слушал The Fragile группы Nine Inch Nails и From a Basement on the Hill Эллиотта Смита и читал жуткие криминальные отчеты, убеждая себя, что в мире существует куда более ужасная боль, чем та, которую я испытываю.
Днем, чтобы отвлечься, я загружал себя викодином, оптимизацией поисковых систем и аннотациями документально-криминалистических текстов. Отпрашивался с планерок, ложился на полу комнаты отдыха с выключенным светом и пытался продышаться. Вечером чистил зубы в служебном туалете, осторожно пробирался мимо коридора, где ходили обслуживающие здание уборщики, вытаскивал свою раскладушку и залезал обратно в нору.
Ел я мало. За следующие два года, без аппетита и без СИОЗС, которые обычно способствуют набору от пяти до тридцати фунтов веса, я изрядно отощал.
Люди часто пишут про «разряды», сопровождающие отмену СИОЗС. Это вроде бы крайне неприятные ощущения, напоминающие пробегающий по мозгу электрический ток. За всю свою долгую практику употребления и неупотребления антидепрессантов я не ощущал разрядов ни разу.
Зато я ощущал суицидальные мысли – с докторами я об этом не говорил, но в этой книге решил все-таки признаться. Когда боль становилась сильнее, мое сознание и подсознание принимались сообща искать пути выхода. Происходило это как будто автоматически. Словно в организме начинала мигать некая красная лампочка, предупреждающая, что моя подводная лодка приближается к опасным глубинам.
Возможно, в процессе изучения истории Cecil в моем подсознании угнездился смутный образ суицида и теперь мозг то и дело включал мне зернистые видения мужчин и женщин, которые прыгали с подоконника, а их платья и галстуки развевались на ветру.
СБОЙ В СИМУЛЯЦИИ
Сознание начало шутить со мной шутки. Как-то вечером я улегся на свою раскладушку в углу крохотного кабинета и услышал, как с верхнего этажа доносится что-то похожее на звуки шагов. Я замер, прислушался, выключил вентилятор (не могу спать без него, даже зимой). В нашем офисном здании располагалось еще множество фирм, но сейчас была полночь.
Хотя я никогда не слышал здесь людей в столь поздний час, логично было предположить, что кто-то засиделся, заканчивая срочную работу. Также это мог оказаться уборщик, хотя они обычно уходили несколькими часами раньше.
Как бы то ни было, здание начало меня тревожить, и покидать раскладушку хотелось все меньше.
К тому же мне стало сниться что-то невероятно странное. Однажды привиделось, что реальность – это симуляция. Во сне один из ее разработчиков при помощи театра теней сообщал мне, что я живу в симуляции, но мне надо перестать волноваться по этому поводу. Это походило на плохо замаскированную угрозу.
А еще я замечал то, что не могу назвать иначе, чем сбоями. Даже в бреду я понимал: это почти наверняка проявления синдрома отмены. Цифровые артефакты, пиксели, внезапно складывающиеся в подобие лиц. Звуковые помехи в музыке – словно демоны чирикают. Одни и те же люди, снова и снова попадающиеся на улице, как будто реальность закольцевалась.
На следующий год я привел себя в более или менее адекватное состояние, однако на смену сбоям пришла синхроничность. Эмоционально заряженные слова, фразы и поступки эхом отзывались повсюду вокруг меня, звучали по радио, появлялись на рекламных щитах, проступали на стенах туалетных кабинок. И чем дальше я исследовал дело Элизы, тем больше синхронизировалась реальность.
Мне снова начала сниться Элиза. И снова она знала, что я занимаюсь ее делом. Она сидела за своим компьютером, изучала мое исследование и писала о нем посты на Tumblr. В другом сне Элиза словно падала в черный вакуум, ее руки, ноги и волосы висели в пространстве, а губы медленно и беззвучно шептали мне слова предостережения. Элиза из снов была неизменно одета в красную толстовку с капюшоном.
Звук шагов повторялся с непредсказуемыми интервалами. Иногда шаги ускорялись, превращаясь в пробежку словно по коридору носился ребенок. Вполне можно допустить, сказал я себе, что какой-то офисный служащий заканчивает срочную работу и привел в офис ребенка.
Но чтобы в полночь? Это всегда происходило в полночь.
Я предпочитал не выходить ночью из кабинета в коридор, поскольку хотел скрыть тот факт, что я там сплю. Я мог бы как-то выкрутиться, столкнувшись с коллегой, но было бы трудно объяснить, почему я, одетый в пижаму, чищу зубы в служебном туалете.
Однако звуки начали определенно меня нервировать. В здании ночует еще кто-то?
Однажды ночью я переоделся в обычную одежду, выбрался в темный коридор, прошел к лифту и нажал на кнопку верхнего этажа. Добравшись туда, я сначала высунул из дверей голову и оглядел коридор.
Никого и ничего. Ни в одном офисе не горел свет.
Внезапно я вспомнил, что некоторые мои коллеги завели обыкновение вставлять в заднюю дверь кусочек пластика, чтобы было легче зайти, если вдруг вздумается. Возможно, кто-то из множества проходящих по проулку позади здания людей видел, как они это делают, и проник внутрь?
Но как же звук бегущих ног? Меня пробрал озноб. В детстве меня особенно пугал звук чего-то, стремительно пробегающего в темноте мимо моей комнаты. И вот спустя много лет этот страх стал реальностью.
Я уже готов был бросить свое расследование и вернуться на раскладушку, когда услышал щелчок в конце коридора, где свет исходил лишь от красной надписи «Выход».
Собрав все свое гидрокодоновое мужество, я двинулся по коридору, точно персонаж франшизы «Чужой». Добравшись до выхода, распахнул дверь и вышел на лестницу, что вела на крышу. «Ты делаешь глупость несусветную, – сказал я себе, поднимаясь по ступенькам. – Серьезно, ты делаешь глупость несусветную».
И открыл дверь на крышу.
Наше офисное здание было, возможно, самым высоким в районе, поэтому наверху было темно. На крыше практически ничего невозможно было различить. Я видел лишь очертания нескольких технических конструкций.
Я подошел к краю и глянул вниз. В свете луны блеснул ряд шипов. «Противоптичьи», или «антинасестные», приспособления, установленные городскими властями и владельцами здания для защиты частной собственности. Шипы напоминали иглы слоновых шприцов. Их были сотни – каждый длиною в фут.
Прыгать я не планировал – во всяком случае, сознательно, – но живо вообразил, как шипы втыкаются в меня или пронзают насквозь, как я торчу на них, корчась от боли, ожидая, пока полиция меня спасет. Шипы можно было использовать не только как препятствие для желающих посидеть на крыше голубей, но и как средство устрашения самоубийц.
Вот это и называют счастливой случайностью.
Я вернулся к двери на лестницу. Она была закрыта.
«Господи, мать твою!» – всхрапнул я, охваченный бешенством. Ничто не злит меня больше, чем подляны, которые я сам себе устраиваю своим сумасбродством – виноват в коем, разумеется, Господь.
В панике я принялся ходить по крыше туда-сюда. Моей жизни ничего не угрожало. Я мог выдержать здесь ночь, но как, черт подери, я объясню спасателям свое пребывание на крыше? «Я лежал на раскладушке – и вдруг услышал шаги»?
Внезапно я вспомнил, что во время пятничной вечерней попойки кто-то из моих коллег обнаружил узкий карниз, соединяющий крышу с широкой площадкой, на которую выходили окна нашего офиса.
Теперь я осознал зловещее сходство своего положения с тем, в котором оказалась Элиза. Если домыслить определение «смерть в результате несчастного случая, отягощенного психиатрическим заболеванием» до логического итога, Элиза погибла в результате воздействия «идеального» сочетания болезненных состояний – мании (возможно, «смешанного состояния»), синдрома отмены после прекращения приема лекарств, бреда и, возможно, галлюцинаций – заставивших ее забраться в цистерну с водой.
