Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Стивен Кинг

Ее тень идет впереди нее по безмолвному коридору. Она скользит по каждой двери, длинная, растянутая, словно фантом, засасываемый черной дырой. Она слышит лишь звук собственного дыхания. Он напоминает ей о том, что она жива – и одна.

Всегда одна, даже среди людей.

Когда она сворачивает за угол, тень бросается ей наперерез и вырастает перед ней, раздуваясь во всю стену. Она останавливается и стоит неподвижно. Однако тень еле заметно колышется, словно пытается отдышаться после напряженного усилия. Или еле сдерживает гнев.

Она поднимает руку и помахивает ей – таким жестом пробуют ветер за окном движущейся машины. Но теперь тень не шевелится.

Она слышит позади себя звук, утроенный шепот, и поворачивает голову. Но сзади – никого.

«Мои новые „друзья“ развлекаются», – думает она.

НОВЫЕ СТРАННОСТИ И СТАРЫЕ ВОПРОСЫ

Получив важные новые сведения, я пересмотрел свои аналитические выкладки по делу Элизы и рабочую версию того, что с ней случилось. Для этого пришлось вернуться к старым вопросам и вновь сразиться с ними. Что происходило на четырнадцатом этаже до и после того, как Элиза попала на камеру наблюдения? Как, когда и почему она оказалась на крыше, была ли она там одна и если нет, то кто сопровождал ее? Когда умерла Элиза и была ли она еще жива, когда оказалась в цистерне? По своей ли воле она там оказалась? Это ключевые вопросы, и вопросы, на которые у полиции Лос-Анджелеса до сих пор нет ответа.

Я наконец написал генеральному прокурору Калифорнии письмо с просьбой возобновить следствие по делу Элизы Лэм. У меня больше не было ни сил, ни денег продолжать изыскания самостоятельно. Собственно говоря, я спустил на эту затею столько денег, что был вынужден снова жить с родителями в заснеженных горах.

А странные совпадения и таинственные происшествия между тем не прекращались. Просидев несколько часов за изучением психосоциального аспекта депрессии, я садился в машину прокатиться и проветриться – и немедленно ловил по радио песню Psychosocial группы Slipknot. Набивал на клавиатуре словосочетание «буква закона» – и тут же слышал его в телевизоре, причем в совершенно случайном контексте. Поздно вечером я описывал сцену, когда увидел женщину в красном, кормящую в сумерках голубей, и в тот самый миг, когда я написал слово «голубей», я поднял глаза и встретился взглядом с мамиными старинными статуэтками голубей, пристроившимися на углу стола, а висящие в комнате китайские колокольчики вдруг ожили от сильного порыва ветра.

После того как я два часа описывал сцену, в которой фигурировало зеркало на четырнадцатом этаже, зеркало в моей спальне упало со стены: сломалось одно из креплений. Две недели мы вообще не говорили о зеркале. А потом в ту самую ночь, когда я снова принялся за «зеркальную» сцену, мама вдруг вспомнила о нем. Более того, она упомянула зеркало в тот самый момент, когда я писал слово «зеркало», и я, подняв глаза, увидел себя в зеркале гостиной.

Подобное происходило снова и снова, чуть ли не каждый день, два года кряду. Я дошел до точки, когда объяснить происходящее при помощи здравого смысла стало невозможно. Я не знаю, что представляет собой синхроничность. Возможно, это осмысленный архетипический нарратив, обеспечивающий пока неведомую нам космическую связь сознания с материей. Или же это эволюционный защитный механизм, средство распознавания паттернов, служащее людям для извлечения смысла из окружающего их информационного хаоса.

А потом Дред – бывший постоялец Cecil, убежденный в том, что в отеле было совершено преступление, а служащие что-то скрывали, – пропал, его телефон перестал принимать звонки. То же произошло с Генри, другим бывшим постояльцем, который вывел меня на Дреда. Самым разумным объяснением было то, что оба не платили за мобильную связь, и их отключили. Но я не мог не подозревать чего-то худшего, особенно после того, как другие бывшие постояльцы признавались мне, что боятся мести со стороны отеля и поэтому не будут ничего рассказывать под запись.

Дело Лэм окружено совершенно отчетливым ореолом запретности, и этот ореол простирается гораздо дальше нежелания детективов сотрудничать. Одна сетевая расследовательница написала мне, что отправила своей подруге-юристу, с которой часто консультировалась во время своих изысканий, вопрос по делу Лэм. Подруга всегда была с ней искренней и доброжелательной, но в этот раз ответила, что сетевым расследователям нужно прекратить заниматься этой историей.

Я не ожидал такого уровня секретности. Я рассчитывал, что со временем добьюсь определенного доверия у полиции Лос-Анджелеса и кто-нибудь из руководства Cecil наконец даст объяснения. Если им нечего скрывать, рассуждал я, то в их интересах прояснить ситуацию. Порядочная компания, обвиняемая в коррупции или халатности, должна бы охотно говорить о ключевых моментах широко обсуждаемого дела, чтобы отмести вредные слухи и конспирологические теории.

Я ошибался. Атмосфера секретности лишь сгустилась. Участники игры удвоили ставки. Детектив Стернс занял «твердую позицию», наотрез отказавшись обсуждать дело. Все три главных источника информации – семья, отель и полиция – словно воды в рот набрали. Молчание было столь непроницаемым, столь оглушительным, что казалось организованным специально.

Даже соседки Элизы по комнате не дали никаких комментариев. Как будто их вовсе не существовало. У нас есть веские основания полагать, что это не так, поскольку директор отеля Эми Прайс подтвердила: изначально Элиза поселилась в комнате на пятом этаже вместе с другими женщинами, но ее переселили из-за жалоб соседок на странное поведение. У меня ум за разум заходит от того, что по этим женщинам нет никакой информации – ни единого интервью. Даже имена их неизвестны.

Эти женщины могли бы оказать неоценимую помощь в расследовании. Они наверняка могли бы рассказать об Элизе и помочь определить, был ли у нее маниакальный или психотический эпизод, и если да, то насколько серьезный.

Пол Бревик, сетевой расследователь, выложивший на своем YouTube-канале Lepprocommunist несколько видео с разбором дела Лэм, сказал мне, что говорил со служащим Cecil, и тот сообщил, что Элиза носилась по отелю, маниакально хохоча. Это звучит как экстремальная версия линии поведения, которую Элиза описывает в своем блоге, когда в странном, намеренно эксцентричном духе рассуждает о способах завести новые знакомства. Бревик, полагавший, что смерть Элизы была несчастным случаем, и критически относившийся к теориям убийства, счел это заявление очередным доказательством того, что Элиза в ночь своей гибели находилась в тяжелом, психически неадекватном состоянии, и с его точки зрения это исключает преступление.

Соседки Элизы по комнате могли знать, общалась ли она с другими постояльцами или служащими отеля (может быть, с кем-то из старожилов с четырнадцатого этажа или с охранником) и не угрожал ли ей кто-нибудь. Эти женщины могли бы заполнить множество пробелов в расследовании, но их словно вычеркнули из дела Элизы. Они – настоящие призраки, вымышленные персонажи. Для меня является абсолютной загадкой, почему в первые дни следствия – когда полиция просила граждан о содействии и наверняка опрашивала этих женщин (хотелось бы надеяться, что так) – репортеры не сумели понять, как важны свидетельства соседок Элизы, и не уговорили их высказаться публично.

Вот вопиющие примеры всепроникающего аномального молчания, пронизывающего одно из самых обсуждаемых дел столетия.

У этого молчания могут найтись разумные причины. Но учитывая уровень истерии, уже поднявшейся вокруг дела Лэм, я не вижу достаточных оснований, чтобы не ответить на несколько простейших вопросов и успокоить растревоженную общественность. Именно так поступает правительство во время коррупционных скандалов, а молчание лишь усиливает царящее в народе недоверие и плодит конспирологические теории, способные циркулировать среди людей десятилетиями.

Я понимаю, почему не желают говорить о деле родные Элизы, и именно поэтому я предпринял лишь одну робкую попытку выйти с ними на контакт. Как я отмечал ранее, журналисты и сетевые расследователи осаждали семью Лэм годами. Один особенно конспирологически настроенный расследователь рассказал мне, что представительница семьи сообщила ему по электронной почте, что родители Элизы продали семейный ресторан в Ванкувере и вернулись в Гонконг, а сестра Элизы осталась в Канаде. По словам моего собеседника, семья удовлетворена выводами следствия и не желает предпринимать никаких усилий для его возобновления, хотя они не станут возражать, если этим займется кто-то еще.

Я не счел этот источник заслуживающим доверия, однако посетил ресторан в Ванкувере и лично поговорил с его руководством; мне подтвердили, что семья Лэм продала бизнес пару лет назад. Что же до остального – кто знает? Хотя возобновить следствие трудно без взаимодействия с родными жертвы, они имеют полное право хранить молчание, если это помогает им сохранять душевное здоровье и справляться с травмой. Они пережили худший кошмар любого родителя, а затем наблюдали, как этот кошмар превращается в публичный спектакль.

Я не жду, что они прочтут эту книгу, но надеюсь, что смогу переломить сюжет и превратить отвратительную потеху в призыв к действию. У этой миссии есть два этапа, о них я вскоре расскажу.

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

В канун 2019 года, когда большая часть человечества веселилась, я сидел в ночи над рукописью. Мне уже дали щедрую трехмесячную отсрочку. Теперь я укладывался в срок. Пришло время раскрывать карты.

Сведя воедино свои расследовательские находки, я понял, что мне не хватает веских доказательств. У меня не было ни орудия убийства, ни признания, не было даже подозреваемого (по крайней мере, я никого не желал обвинять официально), однако накопилась маленькая гора косвенных улик, на вершину которой я водрузил орлиное гнездо своих последних откровений.

Свой отчет я разбил на несколько частей, начиная с мелких странностей и постепенно переходя к самым сильным доказательствам.

• Полицейское расследование было проведено в лучшем случае с ошибками или небрежно, а в худшем случае – коррумпированно.

Полиция Лос-Анджелеса не провела проверку на изнасилование, даже несмотря на то, что коронеры собрали материалы и отметили в отчете о вскрытии анальное кровотечение. Вероятнее всего, полицейских отвлекала облава на Дорнера. Они обыскали крышу («место преступления») дважды – с собаками, но тела Элизы не нашли, что привело к утере критически важных улик, таких как кровь, ДНК и следы наркотиков. Также полицейским не удалось – или они не удосужились – отыскать улики (ДНК), которые могли бы помочь воссоздать перемещения Элизы на крыше. Детективы не обращались к полицейским психологам за информацией о биполярном расстройстве и поведении Элизы на записи с камеры видеонаблюдения.

• Отель Cecil давно известен криминальной активностью, в том числе осуществляемой служащими и руководством.

В «послужном списке» отеля – нераскрытые убийства, необъяснимые смерти, сексуальное насилие, причем что касается последнего, то о нем сообщили трое бывших обитателей Cecil. По их словам, постоялиц домогались служащие отеля.

Множество гостей и старожилов Cecil заявляли о применяемых в отеле криминальных вымогательских практиках (как, например, удержание авансового платежа под угрозой ареста за хранение наркотиков). Трое сотрудников Cecil – директор, главный инженер и подсобный рабочий – возможно, дали на суде ложные показания касательно доступа на крышу и положения крышки цистерны с водой, а это два критически важных аспекта дела. На той неделе, когда Элизу нашли, руководство отеля заканчивало оформлять документ о финансовом партнерстве на десятки миллионов долларов, что, по мнению некоторых расследователей, создавало мотив для оттягивания обнаружения тела.

• В отчете о вскрытии присутствует ряд странностей, а также серьезных методологических и аналитических ошибок, которые ставят под сомнение его выводы.

Несколько независимых коронеров отмечали значительные нестыковки и огрехи в том, что касается определения причины смерти. По заявлению видного судебно-медицинского эксперта, вскрытие не доказывает, что Элиза утонула, и с известной долей вероятности – если не с полной уверенностью – можно предположить: девушка была уже мертва, когда оказалась в цистерне. На ее теле присутствует повреждение, которое теоретически могло возникнуть вследствие сексуального насилия, однако возможность последнего не была исключена при помощи проверки на изнасилование. Жертву не тестировали на наличие в организме «наркотиков для изнасилования». У полицейских коронеров ушло необычайно много времени на оглашение причины смерти, которую в последний момент изменили. Всего пару лет спустя после обнародования результатов вскрытия Элизы Лэм руководившего процедурой судебного патологоанатома привлекли к суду по обвинению в фальсификации результатов вскрытия и неверном определении причины смерти (по другому делу).

• Главные загадки и вопросы так и остались без объяснений и ответов.

В записи с Элизой, сделанной камерой видеонаблюдения в лифте, имеется много странного, как, например, вырезанное время, склеенные кадры, сбои тайм кода и ошибки, указывающие на то, что видео, возможно, обрабатывали. Другую запись – с Элизой и двумя неизвестными мужчинами – не обнародовали и официально не комментировали. Также не были обнародованы и другие записи с камер наблюдения на четырнадцатом этаже. Гражданский судебный процесс был преждевременно закрыт судьей, который был обвинен заслуживающим доверия свидетелем (юрисконсультом) в сексуальных приставаниях и мизогинии. Бывший офицер полиции Лос-Анджелеса, находившийся в числе первой группы, поднявшейся на крышу, утверждает, что крышка цистерны, где находилось тело Элизы, однозначно была закрыта – это противоречит показаниям служащего отеля, обнаружившего тело.

• Множество новых «взрывоопасных» заявлений требует полноценного расследования.

Новый свидетель утверждает: коп, находившийся не при исполнении, сообщил ему, что следователи нашли вещи Элизы на помойке в Скид-Роу. Родственник служащего, обнаружившего тело Элизы, заявляет: «кто-то» предложил этому служащему крупную сумму денег за то, чтобы он вместе с семьей уехал из страны, – и это после гражданского процесса, на котором служащий, возможно, дал ложные показания. Консультант, несколько лет проработавший с полицией Лос-Анджелеса, утверждает: работавшие над делом независимые частные расследователи заключили, что 1) запись с камеры видеонаблюдения была отредактирована; 2) существует вероятность преступления; 3) возможно, между Cecil и полицией Лос-Анджелеса существовали финансовые отношения. Заместитель коронера, принимавший участие во вскрытии, говорит, что один из занимавшихся делом следователей полагает, будто служащий отеля был с Элизой на крыше или предоставил ей доступ туда (это заявление можно было бы проверить при помощи записей с камер на четырнадцатом этаже).

Я не обвиняю в преступных деяниях никаких конкретных лиц, имеющих отношение к полиции Лос-Анджелеса или отелю Cecil. Но приводимые мною доказательства, заявления и сведения, полученные из широкого круга источников, косвенно указывают на то, что и полиция, и отель были неким образом вовлечены в – возможно – акт преступной халатности или преступный сговор.

Добавьте к этому многочисленные случаи коррупции в рядах полиции Лос-Анджелеса и жалобы на агрессивное поведение и сексуальные приставания служащих Cecil, и даже самые твердокаменные скептики заметят слона в комнате. У нас имеются более чем достаточные основания требовать проверки независимым правовым органом полицейских материалов по делу и нового расследования смерти Элизы.

И СНОВА БРИТВА ОККАМА

Вы наверняка уже тысячу раз слышали эту мудрость: самое простое объяснение – то, что требует наименьшего числа допущении, – самое вероятное. Бывает, ее, эту мудрость, облекают в форму удобного афоризма: «Если вы слышите стук копыт, думайте о лошадях, а не о зебрах».

К сожалению, встречаются люди, твердящие это, стоя посреди загона, полного зебр.

Бритва Оккама давно служит людям боевым философским орудием. Подобный абдуктивный эвристический метод обожают применять правительственные чиновники и представители правоохранительных органов, когда им необходимо уклониться от обвинении в недобросовестности или коррупции. Со временем бритва Оккама превратилась в важную – и, как считают многие, неправильно применяемую концепцию.

Многие философы и ученые утверждают, что если мы взглянем на реальные дисциплины – на космологию, на биологическую эволюцию, даже на возрастную психологию, – то увидим, что принцип бритвы Оккама срабатывает в них крайне редко. Многие шокирующие открытия, сделанные физиками в области квантовой механики, – например, тот факт, что наша Вселенная в самой глубинной своей сути чудовищно причудлива и непостижима, – серьезный вызов бритве Оккама.

Некоторые врачи утверждают, что в сфере здравоохранения применение бритвы Оккама часто приводит к ошибочным диагнозам. Медик рискует удариться в редукционизм и искать единственную причину для объяснения множества симптомов. И напротив, компетентное высказывание доктора Хикэма – контраргумент бритвы Оккама, ее редко цитируемый философский оппонент и двойник-перевертыш – заключается в том, что совершенно необязательно приводить множество симптомов к общему знаменателю и пытаться объяснить их одним недугом. Если взглянуть шире, компетентное мнение доктора Хикэма предполагает, что тайна, вероятнее всего, скрывает под собой хитросплетенную, многослойную сеть причин.

Какая же версия логичнее в деле Лэм, спрашиваю я, что звучит естественнее: то, что молодая девушка, которая на записи с камеры видеонаблюдения выглядит перепуганной до смерти, а позже ее находят мертвой и голой в цистерне с водой, погибла, неудачно попытавшись искупаться в высоком, труднодоступном металлическом резервуаре на труднодоступной крыше почти в полной темноте, или то, что она стала жертвой некоего преступления в полном насильников отеле в неблагополучном районе?

Компетентное мнение доктора Хикэма можно весьма конкретным образом применить к делу Элизы Лэм – не исключено, что здесь имела место комплексная ситуация вроде ненамеренного убийства. Возможно, причиной смерти Элизы стало не отдельное событие, а сочетание наложившихся друг на друга факторов.

* * *

Один год сменял другой, я проводил бесчисленные ночи, тратил бессчетные часы, осмысляя, что же случилось тем вечером на крыше отеля Cecil. Несмотря на все мои открытия, отсутствие четких ответов начинало сводить меня с ума – только этого мне не хватало для полного счастья.

Ощущение безумной погони за правдой подпитывали спонсоры с Kickstarter: они жаловались, что документальный фильм все не выходит. Разрешите напомнить – возражал я им (мысленно), – что прошло уже больше полувека с тех пор, как президенту Соединенных Штатов снесли полголовы в прямом эфире, и мы до сих пор не знаем всей правды о том, как это случилось.

До сих пор я по мере сил старался воздерживаться от необоснованных гипотез. Теперь пришло время во имя ясности слегка отступить от этого сценария и шагнуть туда, где анализ и нарратив сосуществуют бок о бок.

Вне всякого сомнения, есть возможность того, что смерть Элизы действительно была несчастным случаем и никакого преступления не совершалось. Она могла снять одежду и забраться в цистерну сама, во время тяжелого смешанного маниакально-депрессивного эпизода. Или же могла забраться туда с суицидальными намерениями.

Также возможно, что поступки Элизы были вызваны медикаментом вроде амбиена – известны случаи, когда под воздействием этого снотворного люди нечаянно или намеренно убивали себя, иногда во сне. Среди подобных инцидентов были и инциденты с утоплением. В одном из своих постов Элиза упоминает, что у нее закончилось снотворное, и это свидетельствует о том, что она принимала подобные препараты. Амбиен способен вызывать необычное, «лунатическое» поведение, даже психозы, и, кроме того, у него очень короткий период полувыведения, а это значит, что на момент вскрытия в организме Элизы следов этого препарата, скорее всего, не было.

Когда я только начинал работу над книгой, я склонялся к версии душевной болезни и полагал, что она с большей долей вероятности является причиной того, что Элизу обнаружили в цистерне (с процентным соотношением примерно 60 на 40).

Однако теперь, принимая во внимание все обнаруженные мною свидетельства, я считаю, что, вероятнее всего, Элиза была на крыше не одна и что произошло нечто непредвиденное, в чем были замешаны другие люди; более того, скорее всего, Элиза была уже мертва, когда оказалась в цистерне. А это означает, что кто-то (возможно, этот кто-то был не один) поместил ее туда.

Это заключение основано на произведенном доктором Хизеротом разборе отчета о вскрытии, на множестве сообщений о сексуальных домогательствах служащих Cecil по отношению к постояльцам и на совокупности полученных мной сведений: вещи Элизы были найдены в мусорном баке; занимавшиеся делом частные детективы пришли к выводу, что имело место преступление; вскоре после полицейского расследования человеку, обнаружившему тело Элизы, заплатили, чтобы он уехал из страны.

Принимая во внимание все вышесказанное, я убежден, что в отеле произошло некое преступление, и его скрывают до сих пор. И мне очень важно отметить в этой истории – так же важно, как осветить тему душевных болезней, – тот факт, что правоохранительные органы безнаказанно делают из психического нездоровья жертвы «козла отпущения», чтобы избежать неудобных вопросов или трудностей при расследовании.

Так что же, черт побери, произошло? К моему огромному сожалению, я не знаю. Я надеюсь, что эта книга поможет снова разжечь обсуждение этого дела и побудить полицию раскрыть больше подробностей.

Сам я между тем разработал то, что называю «ходячим нарративом», предположением с ногами. Это смесь гипотезы и доказательства, художественно-документальное повествование с применением научного метода: каков наиболее вероятный сценарий?

Я беру то, что нам точно известно об истории Cecil и четырнадцатом этаже, о прогрессирующем биполярном расстройстве Элизы (которое она в то время не лечила прописанными ей нормотимиками) и ее возможной мании, добавляю новые сведения, а потом позволяю «крайностям определять норму»[507]507
  Автор, судя по всему, цитирует писателя и оратора Тимоти Ферриса.


[Закрыть] – и получаю ходячий нарратив, гибрид нарратива и анализа.

Разумеется, мой ходячий нарратив ни в коей мере не претендует на звание истины, однако в его основе лежат пристальное внимание к деталям, к особенностям поведения Элизы (к природе ее биполярного расстройства и к тому, что, как я подозреваю, было «смешанным эпизодом»), к истории отеля Cecil (как мифической, так и реальной) и новые свидетельства, добытые в ходе расследования.

ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ

Что-то заслоняет тонкий лучик света, проникающий сквозь дверной глазок. Обитатель номера, должно быть, смотрит, как она бредет по коридору четырнадцатого этажа, а потом заходит в лифт. Она не знает, куда ей нужно, поэтому нажимает много кнопок, все, какие есть на панели.

«Пусть Cecil сам решит, куда я попаду», – думает Элиза и ждет. Но дверь не закрывается, и она снова слышит этот звук.

Он идет по коридору, он не один. Мужские голоса перешептываются. Теперь к перешептыванию добавилось еще кое-что: хихиканье. Кто-то смеется над ней.

«Эти мудаки надо мной прикалываются, – думает Элиза. – Не надо было говорить им, где я остановилась».

Она делает шаг вперед и буквально на секунду высовывается из лифта, чтобы осмотреть коридор. Она помнит, что, когда она заселялась, консьерж сказал, что на верхних этажах живут постоянные резиденты. Некоторые гости отеля так никогда и не съезжают.

Дверь все не закрывается. Если те, кто шпионит за ней, пройдут по коридору мимо лифта, они увидят ее. Элиза прижимается к стенке кабины, делает шаг вбок и забивается в угол.

Чувство, что за ней наблюдают, теперь стало даже сильнее чувства, что ее преследуют. Краем глаза она замечает камеру в углу на потолке и вспоминает целую стену из экранов позади стойки регистрации – а слева от экранов был охранник. Пока консьерж ее записывал, охранник ее разглядывал.

Охранник – тот парень, что отвел ее в новый номер; он сказал, что может потом показать ей крышу. Как он все хитро придумал!

Теперь он может меня видеть. КТО УГОДНО может меня видеть.

Она выбирается из угла лифта, оглядывается по сторонам, говорит: «Да пошло оно все» – и выпрыгивает в коридор.

Ну вот она я, уроды.

Никого справа, никого слева. «Это все мне почудилось, – понимает она. – Никто за мной не следит, никому я на фиг не сдалась».

Она описывает небольшой квадрат – влево, назад, вперед, снова влево – и останавливается слева от двери лифта, которая, похоже, решила оставаться открытой до скончания времен.

«С этим отелем что-то капитально не так, – думает она. – И дело не только в том, что дверь лифта заедает, вай-фай поганый, вафли на завтрак невкусные, а люди бессовестные, – здесь царит какая-то разумная тьма, безликая сущность, у которой глаза в каждой комнате, наблюдательный пост в мозгу каждого гостя».

Она вспоминает кое-какие из истории, что рассказывали ей бывшие соседки (перед тем как выгнали ее!) о прошлом Cecil. Убийства, самоубийства, серийные маньяки, сообщения о всяких паранормальных ужасах. Она сама проверила это в интернете в лобби – пока охранник пялился на нее издалека – и пришла в шок. «Как меня только угораздило», – первое, что подумала она, читая статьи.

Здесь ей снились странные сны. Падающие тела, взлетающие голуби в пятнах крови, сломленные люди, страдающие в тесных душных комнатушках; расчлененные жертвы, собирающие себя воедино и отправляющиеся по делам, не осознавая, что их убили; неподвижная черная вода, из которой всплывает безжизненное лицо и открывает глаза.

В одном из снов она писала пост, а кто-то наблюдал за ней и делал заметки, словно ученый, проводящий эксперимент, словно журналист, конспектирующий мысли интервьюируемого.

В одну из ночей она увидела сон во сне, в нем она встретила призрачную подругу – та скользила среди теней, изредка взблескивая в лунном свете. Согласно логике сна, эта подруга была героиней древнего мифа, обретшей человеческий облик. Она сказала, что жила в Cecil, когда была человеком, и предупредила Элизу, что все, кто здесь умирают, здесь и остаются.

«Он не отпускает нас, – прошептала подруга. А еще предупредила: – Он придет за тобой».

Элиза проснулась, все еще находясь во сне, – и, разумеется, тут же обнаружила, что ее преследует призрак мужчины с пронзительно-черными глазами. Но он был лишь приветственной маской огромной аморфной сущности, децентрализованного сознания, попирающего законы пространства и времени, облаченного покровом из бесчисленных терзаемых душ, заточенных в складках пространства-времени. Среди пленников Элиза увидела и свою призрачную подругу – та было улыбнулась ей, но ее тут же затянуло вниз, в глубину.

Элиза проснулась с возгласом: «Что за?..»

А накануне ей снова приснилось падающее тело, на сей раз в суперзамедленной съемке, такой замедленной, что оно падало почти что в геологическом времени, полет из окна отеля растянулся для этого человека так, что его последний миг отчаяния превратился в вечность.

Очнувшись от сна, Элиза ощутила желание подойти к окну своей комнаты, словно ей что-то требовалось там сделать. Как будто таинственная сущность проникала в ее ночные видения, запускала щупальца в ее мозг, внедряла мысли и образы. Как обычно с утра, она залезла в Tumblr и тут же увидела цифровую иллюстрацию, на которой призрачная фигура падала из окна здания. С недавних пор Элиза заинтересовалась темой совпадений. Картинка потрясла и встревожила ее, однако она ее перепостила.

А прямо сейчас со стены напротив на нее уставилось лицо. Конечно же, не ожидая увидеть лицо в коридоре, да еще и свое собственное, она ахает. Но Элиза в зеркале не ахает, она смеется. Смеется жутким безумным смехом, широко распахнув глаза.

«Говорят ведь, что посмеяться над собой полезно?» – думает она, совершенно уверенная в том, что не смеялась. Кто эта самозванка в зеркале?

Отель пытается залезть к ней голову, думает она. Или это ее мозг пошел вразнос… снова? Она одна, в странной стране, в еще более странном здании, ее битва с биполярным расстройством становится все ожесточеннее и проявляет себя в необычайно ярких снах, мыслях и страхах.

Она догадывается, что прекращать пить таблетки, наверное, было не слишком разумно. Ей хотелось снова ощутить себя настоящей, без фармацевтического фильтра, но теперь она окружена врагами, теперь она изнемогает от ощущения, что кто-то смотрит на нее, пока она спит, – смотрит и вмешивается в структуру ее сознания. Здесь такая продвинутая система наблюдения, что служба безопасности мониторит даже сны постояльцев?

Справа снова доносится этот звук. Шепот, триумвират осторожных голосов, обсуждающих некий план. А может, голоса идут из какой-то комнаты? Они звучат глухо, но так близко – кажется, только руку протяни.

Судя по всему, это шепчутся ее новые «друзья». Она пообедала с ними, потом они проводили ее, передали остатки еды и спросили, в каком она номере. Цифру она назвала из головы, но, пока ждала лифт, видела, как они пересмеиваются с охранником и пялятся на нее.

Они нехорошо на нее смотрели. Слишком много парней вырастают с убеждением, что есть что-то благородное в неразделенной «любви с первого взгляда». Все из-за этих тупых романтических комедий, где сценаристы делают из главного героя Ромео просто потому, что он влюбился в женщину, с которой даже никогда не встречался. В жизни это страшно. А если таких Ромео аж трое, считая охранника, то, знаете ли, еще страшнее.

Это наверняка они там – шпионят.

А дверь так и не желает закрываться. Может, они управляют лифтом, нажимают кнопки на другой панели и не дают ему тронуться?

Она возвращается в кабинку и снова жмет на кнопки. «Я от них оторвусь», – думает она, мало-помалу теряя терпение из-за этой бестолковой машины, бестолкового дня, бестолковой жизни.

Между тем ощущение, что кто-то за ней наблюдает, становится все сильнее, нарастает с каждой секундой. И это не просто извращенцы в коридоре – они так и пребывают где-то вне поля ее зрения, – и не чувство, что отель обладает собственным разумом.

Это какое-то необъяснимое в своей грандиозности подглядывание. Вначале Элизе кажется, что это все ее нервы, смесь параноидальной боязни преследования с отчаянием от мысли, что ее биполярное расстройство никогда не утихнет. Но потом она замечает нечто еще более жуткое – ощущение коллективного взгляда, чего-то бестелесного, глаза без лиц.