Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: авторов Коллектив,Роберт Антон Уилсон,Мэтью Квирк,Питер Свонсон,Кемпер Донован,Джей Ти Эллисон,Мик Геррон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 221 (всего у книги 342 страниц)

– У меня язык не поворачивается сказать сыну, чтобы он признал вину.

– Значит, не испытываешь сомнений? И мысли не допускаешь, что на мгновение он помешался?

– Я не знаю, – помолчав, выдавил Мишель.

– А я знала про нее, – сменила вдруг тему София. – Знала про ваши отношения.

– Вот как?

– Мишель! Мой дорогой! Да она нацелилась на тебя, как только увидела.

– Нет, все не так.

– Я тебя умоляю! Я же видела. И как она смотрит на тебя. И как ест ланч одна. Да какая женщина приходит в ресторан без компании? Мы остаемся дома, достаем из холодильника йогурт, плачем.

– Выходит, я вел себя как дурак.

– Потому что ты был одинок. После смерти Марьям ты ото всех отгородился. И стал уязвимым. И потому стал легкой добычей для женщины вроде нее. Которые всегда с прической.

– Ты ошибаешься в ней.

– И где же я ошибаюсь? В той части, где она изменяла своему мужу? Где назвала свою падчерицу пособницей убийцы? А может, я ошибаюсь в ее уголовном прошлом, что описано в газете? Неужто это фейковые новости? – София глубоко вздохнула. – Ах, Мишель, да ты в упор ничего не видел. Особенно собственного сына. Так увлекся своей куколкой, что позволил Кристоферу слететь с катушек. Может, он знал – не задумывался об этом?

Мужчина закрыл глаза и откинулся головой на спинку дивана.

– Я согрешил. Я знаю.

– Согрешил? Я тебя умоляю, давай без этого пафоса. Мы же в Америке. Здесь нет греха. Ты облажался. – Только выпалив всю тираду, она перевела дыхание. – Послушай меня. Твой сын в тюрьме. Тебе предстоит принять важное решение. Хватит думать о сделанном. Думай о том, как тебе поступить.

Телефон Софии дал знать о входящем сообщении.

– Ладно. Мне надо на работу. На этой неделе я у Антонелли. – Она горько рассмеялась, поймав удивленный взгляд Мишеля. – Что? На помощь от тебя мне как будто рассчитывать не приходится.

И с этим женщина ушла, без объятий и поцелуев на прощание, прихватив с собой жалость, оставив лишь гнев.

Даниэль

Горячая вода все лилась и лилась. В ее-то доме после пяти минут душа только и можно было довольствоваться, что хлюпающей лужей под ногами. У Патрика же запас воды казался беспредельным. Да у него запасы много чего казались беспредельными. Денег. Терпения. Слов. Печали. И в плане выпитого алкоголя он тоже был как бездонная бочка. Но вот срок его определенно пределы имел. Долго с такими возлияниями ему точно не протянуть.

Она провела с ним все выходные. Ладно, большую их часть, если быть совсем точным. Но сейчас настало утро понедельника, так что пришла пора покидать Никогданию, где они пребывали все это время. В пятницу Даниэль позволила себе напиться. Что было против ее обыкновения. Уж чего-чего, а пьяного дерьма в жизни ей хватило. Но внезапно ей показалось правильным накачаться под завязку. А даже если она и совершала ошибку, то теперь-то могла себе их позволить. Так что она удобно устроилась на широком диване Патрика и принялась слушать его нескончаемый поток слов. Он говорил о родном городе. О семье Пэрришей и ресторане Махуна. Своей дочери. Почему школа называется Уолдовской. Слушая его, Даниэль не переставала думать: «У этого человека было все, что только душа пожелает, а его накрыло худшим дерьмом, какое только можно представить». И он профукал надвигающуюся угрозу. Потому что утратил бдительность. Дал слабину, когда должен был проявить жесткость, – за что и поплатился. Патрик сообщил, что в понедельник должен ехать в реабилитационный центр, да только Даниэль очень сомневалась, что он поедет. Даже если его и затащат туда силком, больше недели ему там не продержаться. Путь его лежал вовсе не в Вермонт, и ничего хорошего его не ждало. Она постаралась запомнить это на случай, если он предложит ей присоединиться.

Пока же, однако, именно с Патриком ей и нужно было оставаться. Он разбирался в вещах, которые ей требовалось знать, – например, как действуют здешние полиция и суд. Каждая проведенная в Эмерсоне секунда все более убеждала Даниэль, что ею манипулируют. Этот хрупкий мальчик не убивал ее дочь. Преступление было делом рук Джека Пэрриша, с его «хот-хэтчем», с его ухмылочкой. Но данный факт утаивали – то ли по причине коррупции, то ли из безразличия, то ли просто из стремления поскорее разделаться с проблемой.

Однако было и еще кое-что. Нечто более зыбкое, но в то же время, пожалуй, и более важное. Патрик знал о боли. Не утраты, но этого мучительного, дразнящего «присутствия». Для него дочь не была мертвой. Каким-то образом он сохранял ей жизнь. Она по-прежнему разговаривала с ним. Даже если это и терзало его, все равно помогало держаться на ногах. Даниэль понимала, что, стоит ей задуматься о подобном феномене покрепче или же обсудить его с кем-то обладающим хотя бы толикой здравого смысла, все безумие этой идеи станет ей очевидным. Как-никак, Патрик был безудержным алкоголиком, да и наверняка среди ярлыков на его дорогих костюмах имелся и один с клеймом «конченый». Но пока она остается с ним – и только с ним, – ужасную реальность смерти ее дочери может сменить возможность, что ей вовсе не обязательно исчезать полностью. Поэтому-то Даниэль и оставалась с Патриком.

По окончании повествования об Эмерсоне он рассказал ей о других вещах. Объяснил, как работают деньги, причем механизм этот оказался – сюрприз-сюрприз – совсем не таким, каким виделся Стиву Слейтеру. Еще пересказал передачу про Сталинград, что посмотрел совсем недавно, и объяснил, почему Брамс на самом деле лучше Бетховена. Однако их общение отнюдь не ограничивалось только его вселенной. Патрик расспрашивал о ее жизни и слушал – действительно слушал – ее рассказы о мужчинах, работах и детстве, в котором жестокость была лишь средством самовыражения. Спросил о татуировках, и Даниэль призналась, что в юности никогда не чувствовала себя хозяйкой собственного тела. Ее всегда трогали и смотрели на нее так, что она воспринимала себя собственностью. Порой происходило и кое-что другое, что она предпочла бы не обсуждать. Но вот за татуировки целиком и полностью ответственна была она. Это не кожа, что ей дана, но кожа, что она приняла. Она писала саму себя. Прикасаясь к ней, прикасаешься к плоти, что создала она.

– Покажи мне, – сказал Патрик.

Подобная просьба обычно вознаграждалась пощечиной, однако от него воспринялась совершенно естественной. И потому Даниэль сняла блузку и показала ему. Она знала, что нынче раздетой уже не выглядит столь сексуально – уж точно не сравнить с той штучкой, какой она была в возрасте Иден. Однако она ощущала, что Патрика это и не волнует. Ему искренне хотелось прочесть, что она написала.

– Что это? – спросил он, самыми кончиками пальцев прикоснувшись к ее левому плечу.

– Это называется «Уроборос».

– Вот это сердце просто потрясающее, – восхитился Патрик, едва ли не трогая ее обнаженную грудь над бюстгальтером.

– Вот только было офигеть как больно.

Он провел кончиками пальцев по ее правому трицепсу.

– А эти римские цифры…

– День рождения Иден.

У Даниэль мелькнула мысль спустить юбку и колготки и продемонстрировать ему рисунки внизу – месяцы, лозы, черепа, розы на лодыжках, – но он уже уловил суть.

– Так, а теперь шедевр.

Она завела руки за спину, расстегнула бюстгальтер и быстро скрестила руки на груди, чтобы белье не упало. Затем повернулась к Патрику спиной, живо представив, что открылось его глазам. Все еще яркие краски, вздернутый клюв, распростертые крылья, языки пламени.

– Ух ты!

– Ради этого пришлось смотаться в Нью-Йорк. Парень, который сделал ее, работал со звездами. Снимок выложен у него на сайте. Предмет моей гордости.

Мужчина стал водить по картинке обеими руками, словно слепой.

– Застегни, – велела Даниэль, прежде чем движения приняли какой-то иной характер.

Он подчинился, и она повернулась к нему и подытожила:

– В общем, это тоже я. Иллюстрированное издание.

Спали они вместе, хотя и не трахались. И они вовсе не согласовывали этого. Само получилось. Он разделся до боксеров, она наконец-то сняла юбку и колготки. Но на этом оба и остановились. Он гладил ее повсюду – так невесомо, что порой Даниэль даже не ощущала его рук. Его тело было таким же, как и все в нем. Стройным, прекрасным, мягким. Они поцеловались, но поцелуй их только и мог завершиться, что сном. Ночью Патрик вставал, и она сонно звала его обратно в постель. В субботу утром Даниэль поехала домой переодеться и определиться, действительно ли она хочет заниматься тем, чем они занимаются. Чем бы это ни было. Оставленными соседями на крыльце поминальными блюдами полакомились животные. На автоответчике появились сообщения, но она не стала их слушать. Кран на кухне начал протекать. На дом постепенно опускалась ужасающая пустота. Даниэль едва ли не ощущала, как дочь покидает эти стены, улетучиваясь, словно дым через открытое окно.

Она легла спать, а когда проснулась днем, ей захотелось увидеться с Патриком снова. Вечером он заехал за ней – уже начав возлияния, однако машину вел безукоризненно. Он отвез ее в дорогой ресторан в Бруклине, где они заказали суши на сто долларов, но едва ли к ним притронулись. Вместо этого пили саке, горячее и приятное на вкус. Мужчина теперь пребывал в каком-то возбуждении, все говорил и говорил, плел паутины из слов, путался в собственных мыслях. Что-то одновременно будоражило и нервировало его. Даниэль его состояние казалось опасным, хотя причину этого назвать она не могла.

Ко времени, когда они садились в машину, голова у нее уже шла кругом. Они вернулись в Эмерсон, в ту часть города, где Даниэль еще не бывала. Дома здесь были даже больше, чем у Бондурантов. Патрик припарковался на улице Фокс-Чейз-лейн перед особенно громадным доминой. Она догадалась без всяких подсказок, кто в нем живет.

– Был когда-нибудь внутри? – поинтересовалась женщина.

– Несколько лет назад. На вечеринке. Там все так, как тебе и представляется.

– Мы же и пальцем не тронем паренька, верно?

– Пойдем поговорим с ними. Скажем, что нам известно.

– Почему-то мне кажется, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Она горестно рассмеялась, однако ей было очевидно, что мужчина совершенно серьезен.

– Патрик, действовать нужно по-другому.

– А может, как раз так и нужно.

– Пожалуйста. Давай уедем.

Ей показалось, что уговоры возымели воздействие. Однако в следующее мгновение он вышел из машины и принялся разглядывать дом. И что-то явно увидел. Даниэль проследила за его взглядом. За окном возник силуэт женщины. Она и Патрик уставились друг на друга, словно пара кошек перед склокой. Затем незнакомка исчезла. Даниэль потянулась над сиденьем и постучала кольцом по окошку, однако ее предупреждение осталось без внимания. Она снова посмотрела на дом: теперь в окне маячили две фигуры. Патрик двинулся по лужайке, но застыл на месте, едва лишь вспыхнул свет. Даниэль уже взялась за ручку, готовая положить конец происходящему, однако мужчина неожиданно развернулся и направился обратно к автомобилю. На губах у него поигрывала безжизненная улыбочка, совершенно ее не обрадовавшая.

– Уезжаем, – процедила женщина, как только он сел за руль. – Немедленно.

Снова она заговорила только после того, как машина проехала несколько кварталов.

– Отмочишь что-нибудь подобное еще раз, и между нами все кончено, чем бы это ни было.

– Прости, – произнес Патрик.

Он предложил отвезти ее домой, но теперь она не могла его оставить. Поэтому снова провела ночь у него дома, на этот раз совершенно другую. Выходка у дома Пэрришей ввергла мужчину в скверное состояние. Едва лишь переступив порог, он налил себе виски, выпил порцию залпом и тут же налил еще одну. Даниэль пить не стала. Пыталась разговорить Патрика, однако пробиться к нему оказалось невозможно. В конце концов он отключился в кресле. Она накрыла его шерстяным пледом и отправилась в постель.

В воскресенье утром Даниэль проснулась от звуков его рвоты. Она немного понянчилась с ним, но затем ей надоело, и она отправилась в магазин купить еды. Патрик сказал ей взять денег из наличных, что он хитро спрятал в конверте с названием своего банка и оставил на видном месте на кухонной стойке. Женщина пересчитала содержимое – чуть более двух тысяч. В «Хоул фудз» она купила такие дорогие продукты, что на кассе едва не рассмеялась. Когда Даниэль вернулась в кондоминиум Патрика, он опять спал, так что она заказала «Убер» до дома. Лучше ездить на своей машине, решила женщина. Что бы там ни произошло в следующий раз, ей не хотелось, чтобы за рулем был Патрик Нун.

Дома она ознакомилась с новостями в интернете. Судя по всему, большинство сходилось на том, что Джек Пэрриш – тип крайне мерзкий. После подобных отзывов ее мнение о Патрике смягчилось. Быть может, он все-таки не был таким уж чокнутым. Ей вспомнились собственные чувства, когда она увидела Кристофера Махуна и его отца в суде. Вспомнился багровый глаз дочери, лежащей на столе из нержавейки. Даже если Патрик и окончательно попутал берега, это вовсе не означало, что он не может знать правду.

Днем он ей позвонил:

– Ты просто уехала или насовсем?

– Мне нужно, чтобы ты прекратил пить на время, пока мы не разберемся с ситуацией, – и чтобы это не закончилось для нас наручниками.

– Думаю, это у меня получится.

Даниэль приехала к нему ко времени ужина, и он как раз был занят стряпней из купленных утром продуктов. Она в жизни не встречалась с мужчиной, который умел готовить. В процессе приготовления курицы с рисом под лимонным соусом Патрик то и дело прикладывался к фужеру, наполненному прозрачной жидкостью. Даниэль пригубила из бокала, не удосужившись спросить разрешения. Это оказалась вода.

Потом они приступили к еде. И та была изумительной. Ах, что за мужчина!

– И где ты научился готовить?

– Мы с женой как-то занимались на курсах в Италии.

– А, точно, тоже думала о таком.

– Правда?

В ответ женщина лишь зыркнула, и Патрик глуповато улыбнулся. Да у него даже шея покраснела, и она подумала, что могла бы влюбиться в этого мужика, будь все в жизни по-другому.

– Мы с тобой как с разных планет, – констатировала женщина.

– И все же, вот, пожалуйста, – сидим за одним столом.

– Так какой у тебя план, Патрик?

– А какой бы ты хотела?

– Думаю, тебе нужно обратиться в полицию. Опознать увиденного тобой человека как сына Пэрришей. И чтобы твои показания занесли в протокол.

– Даже не знаю, сколько воды мы унесем в этом решете.

– Ладно, тогда давай обратимся к адвокату Махуна. Он тебя выслушает.

– Я пойду к копам. Если ты составишь мне компанию.

Ей хотелось, чтобы он позвонил в полицию тотчас, однако пока он был не готов к этому. Они согласились отложить акцию до утра.

– Под это хорошо пойдет вино, – заметил Даниэль, имея в виду ужин.

– Если только не переходить к чему покрепче.

– Ну, набраться-то и вином можно! Но я с тобой согласен.

Трех бокалов вина, похоже, Патрику вполне хватило, чтобы не вывернуться наизнанку. Даниэль ограничила себя одним. Через некоторое время они отправились в постель и в конце концов занялись любовью. Поначалу Даниэль чувствовала себя неуверенно. Однако Патрик был мягок, терпелив и настойчив, и довольно скоро она начала отдаваться процессу, и у них пошло-поехало. Оба давали выход уйме вещей и в какой-то момент, по сути, вцепились друг в друга. Она кусала его в плечо, ощущая вкус пота. Он терпел. И не сдавался. Когда все закончилось, Даниэль заплакала третий раз за неделю, и Патрик держал ее в объятьях, пока она не успокоилась. А после наступил сон, и без всяких сновидений, и это было первое хорошее, что произошло с ней с того самого момента, как два копа вошли в магазин Слейтера.

Даниэль проснулась первой. Патрик мирно спал. На плече у него виднелись ее отметины. Простые отпечатки зубов, вроде тех, что остаются на яблоке, если расхочется его есть.

– Я наложила на тебя свой отпечаток, – прошептала женщина.

Мужчина ее не услышал.

К ее некоторому удивлению, горячая вода в душе все-таки закончилась. Она вышла из ванной, завернувшись в толстый белый халат, подаренный Патрику на какой-то там праздник, и обнаружила, что мужчина уже встал. На кухне пахло кофе. Он печально улыбался перед экраном ноутбука.

– Есть новости? – осведомилась Даниэль – как-никак, наступил понедельник, день нового.

– Хм, меня уволили.

– Да ты что!

– Этим утром я должен был лечь в реабилитационную клинику, помнишь? И мой партнер заезжал за мной, чтобы довезти до лечебницы.

Ей тут же вспомнилось, что перед рассветом в дверь действительно кто-то стучался. Она никак не отреагировала, решив, что ничего хорошего в столь раннем визите нет.

– Быть может, ты сможешь сделать это, когда мы закончим.

– Быть может, – эхом отозвался Патрик и закрыл ноутбук. – Через полчаса мы встречаемся с детективами.

Что оставляло ей время только на то, чтобы одеться и принять приличный вид. Даниэль проверила телефон. Стив Слейтер справлялся, как у нее дела, что переводилось как «Когда, черт побери, ты вернешься?».

«Позже перезвоню», – отстучала она, понятия не имея, когда это «позже» наступит.

Прокопио был неприятно удивлен, увидев, что Патрик явился в участок в ее компании. Детектив отвел их в комнату для допросов и попросил подождать. Через несколько минут вернулся с Гейтс, которую присутствие Даниэль тоже удивило, хотя ей и удалось скрыть это получше.

– Итак, в чем дело? – осведомилась она, когда все расселись.

– Человек, которого я видел возле дома Бондурантов, был Джек Пэрриш, – заявил Патрик.

Воцарилось продолжительное молчание, которое в конце концов нарушил Прокопио:

– И вас только осенило?

– Мне попалось его имя, а потом я увидел его фотографию, и это освежило мою память.

В дверь постучали. Пришла женщина из прокуратуры. Пенни.

– Не могли бы вы повторить свое заявление для моей коллеги? – попросила Гейтс.

Пока Патрик говорил, Даниэль ясно видела, что ему не верят.

– Так, – заговорила Пенни. – Значит, память вернулась к вам, когда вы увидели фотографии Джека в «Твиттере».

– Хм, да, – ответил Патрик после некоторой заминки.

– Вы же понимаете, в чем здесь проблема, верно?

– Не совсем.

– Я смотрю на это с точки зрения вас как свидетеля, – пустилась в объяснения прокурор. – Вы не можете опознать человека, которого якобы видели, а затем вам попадается снимок некой личности, о виновности которого ходят упорные слухи, и тут-то вы его и вспоминаете. Выглядит не очень убедительно.

– Но разве не именно в этом состоит суть линейки на опознание?

– Теперь это называется «ряд», – отозвался Прокопио. – И суть его в совершенно противоположном.

– Я видел то, что видел.

Прокурор кивнула, хотя и не в знак согласия.

– Прежде вы видели Джека Пэрриша? – спросила Гейтс.

– Когда он был младше.

– При каких обстоятельствах?

– Его родители устраивали у себя вечеринку.

– Вечеринку? Так вы друг семьи?

– Я бы так не сказал. Его старший брат непродолжительное время встречался с моей дочерью.

– Которая умерла? – уточнила детектив.

– У меня только одна дочь, – ответил Патрик с вызовом, который сложно было воспринять серьезно.

– Вы, случайно, не наведывались к дому Пэрришей в субботу вечером? – вдруг спросил Прокопио.

– Нет. А в чем дело? Нет.

– Вы уверены? – настаивал детектив.

– Ну конечно, уверен.

Полицейский смерил его недоверчивым взглядом, затем повернулся к Даниэль.

– А как насчет вас?

– Нет, – ответила она. – Я тоже не наведывалась к ним.

– Ладно, – снова заговорила Гейтс, хлопнув по столу. – Благодарим вас обоих за визит. Мы примем ваше сообщение к сведению.

– И что это значит? – нахмурился Патрик.

– Что сказала, то и значит, – ответила женщина, источая обаяние.

Прокопио распахнул дверь. Вид у Патрика был обескураженный, однако ничего поделать он больше не мог. Разговор был закончен. Он встал. Даниэль тоже.

– Госпожа Перри, могу ли я перекинуться с вами парой слов? – обратилась к ней Гейтс.

Та снова села. Патрик посмотрел на нее, не желая оставлять ее одну.

– Патрик, выйдем, – бросил Прокопио, словно бы обращаясь к ребенку или же только что арестованному им правонарушителю.

У мужчины не было иного выбора, кроме как последовать за полицейским. Прокурор осталась.

– Как вы, Даниэль? – дежурно поинтересовалась Гейтс.

– Пока держусь.

– И что все это значит? – детектив подразумевала Патрика.

– Да, я понимаю, как это выглядит. Но я думаю, что он прав.

Гейтс на мгновение задумалась над ее словами.

– Ладно, не буду ходить вокруг да около. Его заявление превращает дело в дурдом, что совершенно ни к чему. Читали утренние новости?

– Нет. А что еще за новости?

– Похоже, отец Кристофера и мачеха Ханны Хольт состоят в романтических отношениях. Они и баламутили воду.

– Серьезно?

– Совершенно серьезно. И мы почти уверены, что эти твиты о Джеке Пэррише, с которыми вы наверняка ознакомились, были состряпаны ими, чтобы отвести подозрения от сына Мишеля.

– И она поступила так с собственной дочерью? Назвала ее лгуньей?

– С падчерицей. И однозначный ответ на ваш вопрос «да».

Патрик знал об этом. Прочел, пока она плескалась в нескончаемом душе. Но ей не сообщил, хотя она и спрашивала о новостях. Гейтс взглянула на Пенни и вскинула брови.

– Еще кое-что, – начала прокурор. – Мне хотелось бы, чтобы вы не распространялись об этом, но вы имеете право знать. Мы начали переговоры с адвокатом Кристофера о признании им вины.

– Переговоры? – переспросила Даниэль так тихо, что сама удивилась.

– Да, – кивнула Гейтс. – Это он убил вашего ребенка, Даниэль. А вовсе не Джек Пэрриш, или Джек-Потрошитель, или какой-то другой Джек. Можете не сомневаться, поначалу мы изучали его кандидатуру, просто обязаны были, но зацепиться было не за что. Улики против Махуна неоспоримы. Но даже и без них… Понимаете, я занимаюсь подобными вещами уже много лет. Виновные, их же сразу видно. Есть в них что-то обличающее. И насчет Кристофера – в нем я абсолютно уверена. Он в чем-то виновен, и лично мне, кроме убийства, ничего другого в голову не приходит. Его грызет чувство вины, и совсем скоро он признается, и тогда всему этому безумию настанет конец.

Даниэль внезапно почувствовала себя очень одинокой.

– Да, я понимаю, что, глядя на него, в подобное не верится. Но он сделал это. Пай-мальчики тоже совершают плохие поступки. Он сделал это, а все остальное – лишь болтовня.

– Но что там произошло?

– Пока переговоры не завершатся, сказать я вам могу немногое, но, судя по всему, Кристофер вышел из себя, когда Иден заявила ему, что сексуальные отношения с ним ее не интересуют. Вспыхнула ссора. Он набросился на нее, она упала, и…

– Так ее не изнасиловали?

– Указывающих на это улик, чтобы предъявить ему обвинение, у нас нет.

Странная формулировка отрицательного ответа, но Даниэль уже хорошо знала детектива, чтобы сообразить, что большего от нее не добиться.

– Что же касается Патрика Нуна, то у него проблемы. Его покойная дочь и алкоголизм. Вы же это понимаете. Вы умная женщина.

– Но…

Тут Даниэль осознала, что сказать ей больше и нечего.

– Люди только говорят, что готовы отпустить прошлое, но на деле этого не хотят, – продолжала Гейтс. – Во всяком случае, большинство из них. Когда у меня умер отец, матери потребовался год, чтобы перезаписать его голос на автоответчике. Меня и моих братьев это сводило с ума, но таким образом она его удерживала.

– И что же в итоге заставило ее стереть голос мужа?

– Кассета сломалась. – Гейтс отмахнулась от воспоминаний. – Мне кажется, вы вообразили, будто Иден исчезнет, стоит нам упрятать Махуна за решетку. И оттягиваете этот день, пытаясь что-то предпринять.

– Он говорит, что до сих пор слышит голос дочери.

– Полагаю, этот человек слышит уйму вещей, – печально отозвалась Гейтс.

Даниэль кивнула. Естественно, детектив была права.

– Отправляйтесь домой и поспите. А потом займитесь подготовкой к похоронам дочери, поскольку совсем скоро мы ее вам отдадим.