Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"
Автор книги: Стивен Кинг
Соавторы: авторов Коллектив,Роберт Антон Уилсон,Мэтью Квирк,Питер Свонсон,Кемпер Донован,Джей Ти Эллисон,Мик Геррон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 215 (всего у книги 342 страниц)
Он едва не пропустил сообщение Элис. Наткнулся на него буквально перед тем, как навсегда отключил мобильник. Прошлым вечером кто-то слил его номер в сеть, и на него обрушилась лавина ненависти. Сотни незнакомцев спешили поставить его в известность – одни спокойно и без грамматических ошибок, другие разъяренно и едва ли внятно, – что желают ему и его сыну боли и смерти. Мишелю пришлось изрядно вымараться в этих нечистотах, чтобы отыскать послания от знакомых. София дважды писала и оставила одно голосовое сообщение: ей нужно было знать, как поступить с рестораном, но больше она изводилась беспокойством за Кристофера. Друзья из Парижа, до которых только сейчас дошли новости. И, наконец, Элис. «Происходит что-то странное».
«Это я и так знаю», – мысленно ответил он. История, что Кристофер вчера вечером поведал Кантору, разительно отличалась от рассказанной в присутствии Мишеля. Адвокат приехал к нему домой сразу же после ухода Элис. Она снова воспользовалась задней дверью, только на этот раз он открыл ей увитую лозами калитку. И потом наблюдал за ее спринтерским забегом по соседскому двору – она даже опережала вспыхивающие фонари с датчиками движения. Зрелище было поистине прекрасным, и на мгновение Мишель позабыл обо всем на свете. «Что за женщина», – только и подумал он.
А потом объявился Кантор, и реальность вновь обрушилась на него. Как оказалось, началась беседа адвоката с сыном не совсем гладко. Кристоферу понадобилось какое-то время, чтобы понять, что незнакомый ему мужчина действует в его интересах. Еще ему не хотелось навлекать на друзей неприятности. И только после того, как Кантор красочно расписал ему будущее, ожидающее его в случае признания виновным в смерти Иден, он и выложил всю историю.
– В общем, вечеринки в доме Бондурантов устраивались регулярно, – принялся объяснять адвокат. – Сначала-то был прямо проходной двор, но затем владельцы заподозрили неладное, так что ко вторнику число участников свелось практически лишь к этим четверым.
Затем он театрально вздохнул и сообщил, что Иден обвинила Джека в сексуальном нападении.
– А что это означает? Нападение?
– Изнасилование.
Пару мгновений мужчины молчали под впечатлением чудовищности слова.
– И Кристофер допустил, чтобы это произошло?
– Судя по всему, он и Ханна были просто не в состоянии вмешаться.
– Кристофер говорил, у них была марихуана.
– Боюсь, они употребили кое-что посильнее травки. Как бы то ни было, Иден впадает в истерику и набрасывается на Джека. Это приводит Кристофера в чувство, и он ввязывается в их стычку – вот откуда у него ссадины на шее. Джек убегает из дома, Ханна следует за ним. Кристофер остается с Иден. Он успокаивает ее, однако девушка ясно дает понять, что заставит Джека заплатить за содеянное. Наконец, ваш сын уходит, и на следующее утро становится известно, что она мертва.
– И что думает Кристофер о произошедшем потом?
– Джек вернулся в дом, чтобы заткнуть ей рот.
– А как именно она умерла?
– Ударилась головой при падении. Кровоизлияние в мозг.
– Тогда это мог быть и несчастный случай.
– Нет. Ее толкнули. С силой. В верхней части ее грудной клетки даже остались синяки, характерные для сильного толчка. Ее определенно убили.
– Но почему Кристофер не рассказал об этом на первом допросе?
– Даже не знаю. Может, из-за вашего присутствия – ему не хотелось, чтобы вы услышали о наркотиках. А может, потому что боится Джека.
– Так и что теперь?
– Мы с Кристофером поговорили с копами.
– Они поверили ему?
– Сложно сказать. Утром они намерены повторно допросить Джека и Ханну. Возможно, после этого наше положение улучшится.
– И что мне делать?
– Оставайтесь на месте. Как только появятся новости, я дам вам знать. Ситуация прояснится довольно скоро. И, кажется, ваш номер стал известен? Телефон прямо надрывается. Или у вас уйма заказов?
– Да. Мой номер выложили в интернете.
– Так выключите его.
– Но как мы будем поддерживать связь?
В ответ адвокат извлек из сумки телефон-раскладушку – Мишель уже и забыл, когда пользовался таким.
– Это так необходимо?
– Поскольку ваши данные в сети, теперь можно только гадать, кто вас прослушивает. Копы, пресса, какой-нибудь урод в какой-нибудь Латвии. В «Твиттер» заглядывали? Люди уже этим случаем вовсю интересуются.
– Хорошо, понял. Спасибо.
– Не стоит. Это все тоже будет включено в счет.
Облегчение, охватившее Мишеля после принесенных Кантором новостей, вскоре сменилось гневом на сына. Ну почему Кристофер столько тянул с разоблачением? Почему не рассказал ему? Навряд ли из-за стыда за наркотики. Нет, он покрывал Джека. Потому что боится его. Он знает, как правильно поступить, вот только слишком слаб для этого. Молчал почти целые сутки. А если бы его не посадили в камеру? Так бы и покрывал своего дружка? Глупый мальчишка. Глупый, глупый!
Заснуть ночью ему не удалось. Он выключил мобильник, более не в силах сносить изливающиеся на сына потоки ненависти. Его подмывало позвонить Элис с выданного адвокатом телефона, попросить ее вернуться, но то был безумный риск. К рассвету Мишель впал в прострацию. Время более не существовало. Как и он сам. Только Кристофер, запертый в камере.
Теперь ему казалось нелепым, что когда-то он молился о помощи. До смерти Марьям Мишель по-настоящему верил в Бога, и вера его была безусловной и незыблемой – во всяком случае, так ему представлялось. Она зародилась у него в детстве в Бейруте, где он несколько раз в неделю посещал собор Святого Георгия. С этим внушительным храмом были связаны даже одни из первых его воспоминаний. Суровые святые на стене, запах ладана и разносящееся с хоров пение. Бог всегда там присутствовал – в низком убаюкивающем гуле, нестихающем ветерке.
Но потом заболела Марьям, и, когда Мишель молил о милосердии, Господь явил свой истинный лик. Сразу же после смерти жены он покинул больницу Сальпетриер, прошел по Саду растений и спустился к Сене. Какой-то оборванец-наркоман принялся втюхивать ему украденные цветы. Мишель потянулся было за бумажником, но вдруг вспомнил, что жена умерла. Решив, что над ним насмехаются, незадачливый торговец разразился проклятьями. Лицо его преобразилось в нечто совершенно ужасное. Налитые кровью глаза и желтоватые острые зубы, распухшие губищи и приплюснутый нос. Всклоченная серая борода, немытая огрубевшая кожа. И Мишель внезапно понял, что это и есть подлинный лик Бога. Который проклинает и несет лишь смерть. Он внушает тебе веру в милосердие и надежду. А потом бросает твою жену заходиться криками в бреду и боли, способную видеть лишь сальные стены бездны, в которую она падала и падала. Под конец кожа ее превратилась в ломкий пергамент, тисненный каллиграфией костей. И с того самого момента утешительное присутствие навсегда исчезло из жизни Мишеля. Не осталось больше нежного ветерка. Только он и его сын, которого Бог защитит не больше, чем он защитил Марьям. Отныне только Мишелю защищать сына.
Перед полуднем наконец-то позвонил Кантор, удрученный и взвинченный.
– В чем дело? – набросился Мишель. – Я же ждал!
– Уж простите, но притащить сына Оливера Пэрриша посреди ночи никак не получалось. – Он вздохнул. – В общем, желаемого результата мы не достигли. Ханна и Джек все отрицают. Изнасилование, обвинение, драку Иден и Джека.
– Но это и так было понятно, что будут отрицать.
– Да, вот только им это удалось весьма убедительно. Они явно пели по одним нотам.
– Значит, полиция поверила им.
– Именно такое у меня сложилось впечатление.
– И что в итоге мы имеем?
– Ничего хорошего. Ситуация сводится к взаимным обвинениям, вот только один говорит гораздо громче другого. И слова более горластого подтверждаются свидетелем. Ах, даже двумя. Отец Ханны тоже дал показания: клянется, что с полуночи до утра Джек его дома не покидал.
Отец Ханны. Муж его любовницы.
– Кристофер не совершал этого, – заявил Мишель.
– Разумеется, мы на этом стоим. В данный момент я направляюсь в суд с ходатайством об освобождении вашего сына. Но обольщаться не стоит.
– Послушайте, я вот уже два дня как про хорошие новости забыл.
Повисла зловещая пауза.
– Экспертизы еще не завершены, однако предварительные результаты не обнадеживают тоже. Копы очень дотошны. И эти ссадины на шее Кристофера не в нашу пользу. Мишель, думаю, вам нужно подготовиться к тому, что вашему сыну предъявят обвинение в убийстве.
После окончания разговора Мишель какое-то время абсолютно неподвижно сидел на диване. Словно бы потяжелел сам воздух, обрушившись на него километрами своей толщи. Наконец, он поднялся, подошел к окну и выглянул на улицу через тюль. Репортеры по-прежнему несли дежурство. Мужчина подумал, что произойдет, если выйти к ним и рассказать о показаниях Кристофера против Джека Пэрриша. Но, разумеется, он не выйдет и не расскажет. Будет вести себя как велено. По крайней мере, пока обстоятельства не вынудят его что-то предпринять.
А потом он собрался с духом и просмотрел напоследок свой телефон – и обнаружил сообщение от Элис. Она что-то узнала. Мишель позвонил ей с нового и оставил голосовое послание. И снова стал ждать.
– Как Кристофер? – спросила женщина первым делом, когда вновь вышла на связь.
– Все еще в камере.
– Мне так жаль, Мишель.
– Джек изнасиловал ее. Напал на нее и заставил всех молчать об этом. А потом вернулся и…
– Именно это я и поняла.
– Что-что?
– Сегодня утром я кое-что видела в телефоне Ханны. Джек принуждал ее соврать. Одному богу известно, какой туфты он ей наговорил. А перед рассветом я застукала Оливера и Джеффа вместе, за серьезным разговором. После которого Джефф принялся возиться с записью с нашей камеры слежения. А несколько минут назад ко мне наведывалась Селия. Поливала грязью Кристофера, удостоверялась, что я следую курсу партии. Они всех задействовали. Ханну, Джеффа, копов, своих друзей. И подобное уже случалось.
– О чем ты?
– Лекси Лириано. Помнишь такую?
– Да, из бостонских ребят.
– В прошлом году она обвиняла Джека в таком же дерьме. Собиралась изобличить его. А потом Оливер наведывается к матери Лекси, и внезапно как будто ничего и не было.
– И что нам делать?
– Позвони своему адвокату. Расскажи ему.
– Он захочет узнать, откуда мне это известно.
– Послушай, если тебе придется рассказать о нас – не стесняйся. – Элис задумалась. – Но, возможно, пока лучше ничего не говорить. Ведь если они будут держать меня за свою, я смогу выяснить, что происходит.
– Да, ты права.
– Мы не дадим им это сделать, Мишель. Обещаю.
Несколько секунд они молчали, связанные через дешевый телефон.
– Мне нужно увидеть тебя, – произнесла Элис.
– Не сейчас. Но скоро, поверь.
Он немедленно позвонил Кантору. Связь была плохой, на заднем фоне слышались голоса.
– Прямо сейчас я подаю ходатайство, – с некоторым раздражением отозвался адвокат.
– Необходимо поговорить. Я кое-что выяснил.
– Позвоню, когда закончу.
– Приезжайте.
Он появился час спустя, распространяя запах кофе.
– Кристофер говорит правду, – выпалил Мишель, едва лишь закрыв дверь от выкриков с улицы. – Я в этом уверен.
Кантор внимательно посмотрел на него, затем осведомился:
– Мишель, вы хотели что-то рассказать мне?
Ему очень хотелось выложить про встречу отцов и стертую запись с камеры наблюдения. Однако адвокат немедленно понял бы, что информация поступила от Элис, в то время как Мишель еще не решил, насколько может ему доверять. Но один факт можно было сообщить, не выдавая источника.
– Дело в том, что Джек совершал подобное и раньше. В прошлом году. С девушкой по имени Лекси Лириано. Оливер заплатил ей, чтобы она молчала.
– И откуда вам это известно?
– Просто стало известно.
– Мишель, я адвокат вашего сына. Все сказанное вами разглашению не подлежит.
– Вы должны мне поверить.
Кантор такому объяснению явно не обрадовался, однако понял, что большего ему не добиться.
– Ладно, я займусь этим.
– Вы расскажете полиции?
– Мишель, можете не сомневаться, копов эта информация заинтересует только в том случае, если я предоставлю им что-то более конкретное. Пока же это всего лишь слухи.
– А мы не можем просто подкинуть это прессе?
– Простите, но в такие игры я не играю.
– Мы могли бы заглянуть в телефон Джека. Вдруг там что есть.
Адвокат скривился.
– Что? – удивился Мишель. – Разве это невозможно?
– Технически – да, мы можем потребовать, чтобы копы получили судебное предписание. Но мне сложно представить, что прямо сейчас они станут обращаться к судье.
– Почему же?
– Прежде всего, ваш сын в качестве обвиняемого их более чем устраивает. Потом, они и без того уже дважды вызывали в участок сынка Оливера Пэрриша. Полагаю, в этом плане рвения у них убавилось.
– Пэрриш какая-то шишка?
– Он является партнером-распорядителем одной из крупнейших юридических фирм в городе. И городским юрисконсультом – во всяком случае, его фирма. Да еще играет в гольф с начальником полиции.
– Что же тогда нам делать?
– Как я сказал, я займусь делом с Лириано. Можно ли будет в перспективе строить на этом защиту? Да, при наличии доказательств. Но должен вам сказать, мне очень не хотелось бы оказаться в положении, в котором это станет нашей единственной надеждой.
– Но это правда.
– Вы уж простите, но на данный момент правда уже не та, что была раньше.
ПатрикЕго разбудил звонок бывшей жены. От одной лишь трели в вялый кровоток моментально выплеснулся адреналин. Телефонные звонки были Патрику не по душе. Ничего хорошего от них он не ждал. С тех самых пор, как дочь охватила болезнь.
– Ты спал, что ли? – немедленно набросилась Лили.
Часы показывали 11:13.
– Нет.
– Ты на работе?
– Да.
В ответ последовало непродолжительное осуждающее молчание. Бывшей жене он не врал уже давно. И, наверно, несколько подрастерял форму.
– В общем, я прочла об этом убийстве, – произнесла наконец Лили, сразу же переходя к главному, как за ней водилось в последнее время.
– Да уж, с ума сойти.
– А у вас там что слышно?
Патрик на мгновение задумался. В кои-то веки он мог поделиться с Лили чем-то существенным. Вот только навряд ли от нее стоит ожидать благодушной реакции на его ночные гулянки и видения призраков. Сейчас-то ей любезничать ни к чему.
– Только то, что допрашивают сына Мишеля Махуна.
– Ага, видела. Значит, не знаешь, кто были остальные ребята в доме.
Это был не вопрос, но утверждение, указывающее, что для нее имена уже не тайна. Мужчину отнюдь не удивило, что Лили его опередила. Как-никак, он не проверял новости вот уже двенадцать часов. Поскольку принялся основательно нагружаться в тот самый момент, как оставил Даниэль Перри возле жилища Бондурантов. Последнее, что у него отложилось в памяти, это кадры из документального фильма про Сталинград. А потом русская зима наступила у него в голове.
– Дай угадаю: сама-то ты знаешь.
– Для начала Джек Пэрриш.
– Ни фига себе! Что, вправду замешан?
– Похоже, только как свидетель.
– Погоди, так он там находился, когда это произошло?
– Пока неясно.
– Могу себе представить радость его родителей.
– Как сам-то, Патрик? – спросила женщина, помолчав.
Итак, разговоры об убийстве и чернухе закончены. Время браться за настоящую жуть. За него.
– Да я-то в порядке.
– С кем-нибудь встречался?
На мгновение он решил, что она имеет в виду свидания с женщинами. Что, странное дело, вызвало у него перед глазами образ Даниэль Перри. Неужто их заметили возле дома Бондурантов? Но Лили, конечно же, подразумевала вовсе не романтические отношения.
– Ах, периодически. В основном хожу на собрания «Анонимных алкоголиков». В совершенстве овладел техникой раскладывания стульев.
– Рада слышать. Помогает?
Вдаваться в подробности несуществующего у Патрика желания не было.
– Несомненно. А ты как, Лили? Сэм?
Сменить тему на их оставшегося ребенка женщина была только рада.
– У него все прекрасно. Начинаем вот подумывать о колледже.
Какое-то время они обсуждали учебные заведения, репетиторов для подготовки к академическому тесту и посещение кампуса. Он с готовностью предложил разделить с Лили последнюю обязанность, и на его любезность она ответила, что на этот счет она свяжется с ним позднее, давая тем самым понять, что в жизнь не позволит своему пятнадцатилетнему сыну сесть в автомобиль, за рулем которого будет сидеть его отец. На этой ноте их беседа и завершилась.
Патрик закрыл глаза, охваченный особенно сильным желанием выпить. Разговоры с бывшей женой по-прежнему оставались для него болезненными. Порой он даже ностальгировал об их бурных обреченных последних днях, когда артиллерийская канонада его горестей и ошибок все приближалась и приближалась к загородному бункеру. Но на подобную драму нечего было и надеяться. Положив конец катаклизму, в который превратился их брак после смерти Габи, заботу Лили если и проявляла, то с прохладцей, в остальном демонстрируя полнейшее равнодушие. Он больше не являлся ее проблемой.
Пэрриши. Пожалуй, на новость об их причастности к трагедии стоило проявить побольше сочувствия. Вот только, в отличие от большинства горожан, к клубу их почитателей Патрик не принадлежал. Неприязнь его произрастала из стычки с семейством шесть лет назад, когда Габи встречалась со Скотти. Оба учились в одиннадцатом классе Уолдовской школы. Тогда героин в жизни дочери еще не появился, хотя позже Патрику и суждено было узнать, что в тот период она уже регулярно глотала болеутоляющие препараты. И все же никого не удивило, что на нее положил глаз один из прославленных парней Пэрришей. Габи всегда пользовалась популярностью у мальчиков. Она была остроумной и – почти всегда – очень милой. И смышленой – что-что, а пятерки получала с легкостью. И уж конечно, она была необычайно красива. Так не только Патрик считал – все так говорили. За вычетом наркотиков Габи практически воплощала собой идеальную девушку.
Проблема же состояла в том, что наркотики, хоть тресни, вычесть было нельзя. Роман Габи со Скотти закончился, когда в гостях у Пэрришей на нее накатила паническая атака. Лили тогда ухаживала за больной матерью в Провиденсе, так что Патрику пришлось разбираться с бедой в одиночку. Ко времени, когда поступил тревожный звонок, он уже осушил несколько банок пива, однако данное обстоятельство нисколько не помешало ему домчаться на машине до Эмерсонских Высот. В сущности, «высоты» в названии местности отнюдь не подразумевают хоть сколько-то тяжелого подъема, поскольку район располагается в каких-то семи метрах над остальным городом. Да название вовсе и не описывало рельеф. Оно определяло статус.
Дверь открыла Селия. У стоявшей у нее за спиной Габи вид был словно у сошедшей с экрана героини японского ужастика: лицо закрыто волосами, подбородок припечатан к ключице. Где-то посреди вестибюля маячил Скотти – прямо как открытый защитник во время матча, неспособный определиться, то ли ему вести самому, то ли передать пас. Оливера, с которым Патрик до этого лишь разговаривал по телефону, было не видать.
Прежде чем кто-либо успел раскрыть рот, Габи выскочила наружу и рванула напрямик к машине, на вид даже не касаясь ногами земли.
– Прошу прощения за доставленное неудобство, – проговорил Патрик.
– Что за глупости! – отозвалась Селия, само воплощение обаяния и грации. – Надеюсь, ей уже лучше.
Занимаясь дочерью тем вечером и следующим утром, о Пэрришах он даже не вспоминал, разве только смутно ощущая благодарность Селии за ее тактичность. Проблема возникла позже днем. Он находился на работе, когда секретарша сообщила ему о звонке Оливера по городской линии.
– Как Габриэлла? – осведомился тот.
– Еще слаба, но в целом лучше.
– Рад слышать.
– Спасибо. Признателен за ваше участие.
На этом вежливый разговор вроде бы и должен был завершиться. Оливер Пэрриш – человек занятой. Долг хозяина он выполнил. Однако мужчина и не думал прощаться.
– Мне крайне неприятно говорить об этом, но я хотел бы довести до вашего сведения то обстоятельство, что из нашего дома пропадают кое-какие лекарственные препараты.
– Так, – изрек Патрик, немедленно сообразив, к чему клонит собеседник. «Только не это!» – мелькнуло у него.
– И пропажу лекарств мы можем объяснить единственно тем, что их взяла Габи.
– Понимаю. Что ж, я поговорю с ней.
– Послушайте, Патрик, возможно, я позволяю себе лишнее, но подобное нынче не такое уж и редкое явление. Встречается даже у моих коллег и клиентов. И, насколько могу судить, раннее вмешательство представляется наилучшей стратегией.
Патрик молчал, внутренне содрогаясь от стыда.
– Если хотите, я могу связать вас с людьми, которые способны реально помочь. Их учреждение под Стокбриджем, и они успешно используют передовые технологии.
Патрик знал, что их разговор может слушать сотня человек, и девяносто девять из них только и услышат, как благонамеренный влиятельный человек предлагает помощь ближнему, оказавшемуся в нужде. Один отец другому. Вот только Патрик был сотым. Он не испытывал ни благодарности, ни утешения. Он чувствовал унижение. Как будто его жалкие потуги в отцовстве исправляет знаток с безупречной женой, замком на холме и сыновьями – кандидатами в интеллектуальную элиту страны. Он промямлил благодарности и повесил трубку.
Когда он вернулся домой, Габи была в своей комнате. Паника отступила, однако после обострения девушка еще больше замкнулась в себе. Она сидела в кровати, подтянув ноги, на коленях у нее балансировал ноутбук. Пока Патрик излагал претензии Оливера, она на него даже не смотрела. Затем воцарилась тишина.
– Ну? – не выдержал в конце концов он.
– Скотти только что меня бросил.
– Вот как?
– Сказал, что его родители решили, будто так будет лучше.
Никогда еще она не выглядела такой беспомощной. Ни в детстве, ни в младенчестве.
– Ну что со мной не так? – едва ли не вскричала она.
Пронзившая Патрика боль была невыносима. Он пробурчал какое-то дурацкое утешение и попятился прочь из комнаты. Внизу приготовил себе выпивку и еще больше разозлился на Пэрришей. Впрочем, даже тогда он осознавал, что гневается несправедливо. Оливер и Селия поступали так, как на их месте поступил бы любой другой родитель: они защищали своего ребенка. Но легче от этого не становилось. Его дочь, его семью гнали прочь. Скидывали с высот, которых они наивно пытались достичь.
Конечно же, Пэрриши едва ли воплощали собой худшее из зол. Но они первые обошлись с Габи так, будто она являла собой какого-то пригородного суккуба, стремящегося совратить их детей. Люди просто отказывались принимать тот факт, что его дочь больна. Считали, что она слаба как личность. Что ей недостает силы воли или моральной устойчивости. У них в голове не укладывалось, что страдания ее происходят из расстройства синаптических связей, над чем она, разумеется, была не властна. И ее держали за порочную эгоистку. В честь бедняги Рика Бондуранта назвали пятикилометровку, а Габи если и вдохновила на какой забег, то лишь до дверцы машины. И хотя с течением времени Патрик перестал реагировать на подобное отношение к дочери, он так никогда и не простил Пэрришам их посыл: «Твой ребенок не чета моему. Она плохая. Следи, чтоб она держалась от моего сына подальше».
По завершении разговора с Лили он проверил последние новости. Виртуальная земля полнилась слухами, что в ночь на вторник в доме Бондурантов присутствовал не только Джек Пэрриш, но и еще одна девушка. Очевидно, ушли они оттуда задолго до совершения преступления. И на данный момент, по сути дела, давали свидетельские показания против Кристофера, по поводу чего в сети сокрушалось немалое число их сверстников.
Патрик выбрался из постели. Ему еще нужно было спланировать день – ладно, половину дня. Из дел на сегодня предстояли визиты парочки клиентов, кое-какие звонки и анализ рынков. Он понимал, что нужно просто уволиться. Душа у него не лежала к работе уже несколько месяцев – а то и лет. Совсем скоро к душе присоединится и рассудок. Однако лучше будет, если его вытурит Грифф. Так Патрик гарантированно обеспечит себя продлением медицинского страхования на целых девять лет. Он все еще должен заботиться о Лили и Сэме, пускай они и отдаляются от него все больше и больше.
Однако перед отправлением в контору Патрику необходимо было усмирить копошащуюся под кожей колонию тараканов. Его обычным утренним напитком являлась водка с водой, приправленная пакетиком шипучего витамина С. Увы, из необходимых ингредиентов на данный момент у него наличествовала лишь вода. Что ж, тогда восстанавливаться придется с помощью виски.
Процедуру важно было проделать правильно. Он налил стакан «Сантори» и расположился над раковиной. Сделав глубокий вздох, залпом выпил всю порцию. В глотке немедленно вспыхнул пожар, который быстро распространился до желудка. Противопожарная система организма отреагировала выбросом пота на каждом квадратном сантиметре кожи. Мужчина согнулся над раковиной, изо всех сил вцепившись в ее край из нержавеющей стали, словно заключенный во время ректального обыска. И потом стоял и совершенно не двигался. Держался как мог. Первые тридцать секунд были критическими. Если за это время его не вырвет, все в порядке.
Патрика не вырвало.
После дополнительной стопки виски он влил в себя кофе, поводил электрической бритвой по физиономии и забрался под душ. Потоки горячей воды и алкоголь вызвали кратковременное ощущение головокружительной ясности – вроде той, насколько представлялось Патрику, что испытывает падающий в колодец.
Второй раз за утро его опустошенный разум посетили мысли о Даниэль. Когда прошлым вечером она внезапно появилась из темноты, он решил, что сейчас последуют обвинения в вуайеризме, той или иной степени невменяемости, а то и вовсе в причастности к убийству. Но ей всего лишь требовалась помощь. Его подмывало рассказать женщине об увиденном среди деревьев, однако проблема заключалась в том, что он так и не понял, что же там увидел.
Кроме того, рана Даниэль еще слишком кровоточила, чтобы она вникла в подобную потрясающую новость. Ее ожидал долгий и изнурительный путь. Вдобавок ко всему прочему, ей сейчас здорово доставалось в сети. Мол, не очень-то она походит на скорбящую мать. Видок-то у нее вызывающий. Слишком много туши на ресницах, словно их только что извлекли из пятна разлившейся нефти. Из-под одежды на руках и шее проглядывают татуировки. Людям достаточно было взглянуть на нее лишь раз, чтобы вынести приговор: «А, все ясно». Именно у таких дочек и убивают.
И тут Патрика осенило. Откуда именно снизошло откровение, он так и не понял, но, черт побери, его словно огрели. Мужчина выключил душ и небрежно обмотался парой полотенец. Не обращая внимания на стекающие капли, он забил в поисковик на телефоне «Джек Пэрриш Эмерсон». «Гугл» с готовностью выдал уйму фотографий парня. В «Фейсбуке» и «Инстаграме» – в школе, на вечеринках и на пляже.
Это был он. Это был Джек Пэрриш, кого он увидел тогда в рощице.
Нужно идти в полицию. Вот только делать этого ему не хотелось. Та любезная женщина-детектив вручила ему свою визитку, но при этом ясно дала понять, что не испытывает желания встречаться с ним вновь. Нет, в полицию Патрик не пойдет. Не сейчас, во всяком случае.
Он вытерся, оделся и поехал на работу, так и не определившись, как же поступить. Его маршрут пролегал мимо «Папильона», на парадной двери которого красовалось импровизированное объявление о закрытии. Боже, каково-то сейчас Мишелю. Уж Патрику ли не знать это чувство. Имя твоего ребенка у всех на слуху, косточки ему только и перемывают. Никакой приватности, вместо нее лишь публичный позор. А он ведь славный парень, Мишель-то. Дружелюбный, причем в меру. Запоминал имена посетителей, находил для них нужные слова. Всегда давал что-нибудь на пробу, десерты или закуски, которые в счет потом не вносил. И если Патрику случалось чересчур увлечься исследованием пунктов винной карты, во взгляде Мишеля никогда не сквозило даже тени осуждения.
Он беспрепятственно проскользнул в офис перед самым приходом Бенни Карима – анестезиолога, беспокоившегося о своем портфеле акций. Встреча эта была из разряда тех, что напоминали Патрику, что большинство клиентов в знании его бизнеса ему практически не уступают. Все можно найти в сети. Для посвящения же в подлинные друидические мистерии рынка нужно владеть миллиардами и миллиардами. В то время как Патрик был всего лишь смотрителем. Подрезал, засеивал и, по большей части, удобрял греющей душу чушью. Подлинный рост происходил в джунглях, для обитания в которых он еще давным-давно зарекомендовал себя слишком робким.
По ходу беседы к нему закрались подозрения, что добрый доктор явился не столько поговорить об инвестиционной политике, сколько поставить диагноз своему консультанту. Похоже, до него дошли слухи. И, судя по хмурому виду Карима к концу встречи, результаты обследования оказались неутешительными. Наверняка наберет номер Гриффа, едва лишь покинет здание, решил про себя Патрик.
Телефон на его столе зазвонил через считаные секунды после ухода анестезиолога. «Быстро», – изумился про себя Патрик.
– Тут какая-то Даниэль, – затараторила секретарша. – Говорит, вы ее знаете.
– Знаю, – отозвался он, внезапно осознав, что ожидал этого звонка весь день. – Соедините.
