Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"
Автор книги: Стивен Кинг
Соавторы: авторов Коллектив,Роберт Антон Уилсон,Мэтью Квирк,Питер Свонсон,Кемпер Донован,Джей Ти Эллисон,Мик Геррон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 325 (всего у книги 342 страниц)
– Это сужает круг, скажем, до полумиллиона, – говорит Иззи. – Большое спасибо, Гибни.
– Может, этот человек в гневе из-за – просто дикая догадка – смерти Алана Даффри?
Иззи хлопает в ладоши в знак тихого одобрения.
– Хотя он конкретно не упоминает…
– Знаю, знаю, наш мистер Уилсон не упоминает имени, но это выглядит наиболее вероятным. Педофила убили в тюрьме, а потом выяснилось, что, может, он вовсе и не был педофилом. По срокам всё более-менее сходится. За это я покупаю тебе тако.
– Всё равно сегодня твоя очередь, – говорит Холли. – Напомни мне детали дела Даффри. Справишься?
– Конечно. Только пообещай, что не стянешь его у меня и не выяснишь сама, кто такой этот Билл Уилсон.
– Обещаю. – Холли говорит это искренне, но уже вся в деле. Это как раз то, ради чего она родилась, и именно это не раз заводило её в самые неожиданные закоулки. Единственная проблема в её повседневной работе – слишком много бумажек и разговоров с залоговыми поручителями и слишком мало настоящих загадок.
– Если коротко, Алан Даффри был главным кредитным менеджером в банке «Фёрст Лейк Сити», но до 2022 года он просто сидел в кабинете, как и все остальные. Банк очень крупный.
– Да, – говорит Холли. – Знаю. Это мой банк.
– Это ещё и банк нашего полицейского управления и многих местных компаний, но не суть. Главный кредитный ушёл на пенсию, и на его место претендовали двое. С хорошей прибавкой к зарплате. Один – Алан Даффри. Второй – Кэри Толливер. Должность получил Даффри, а Толливер в отместку подставил его по делу о детской порнографии.
– Жёсткая реакция, – говорит Холли и удивляется, когда Иззи вдруг начинает смеяться. – Что? Что я сказала?
– Просто... это ты, Холли. Не скажу, что я это в тебе люблю, но, может, когда-нибудь и полюблю.
Холли всё ещё хмурится.
Иззи наклоняется вперёд, всё ещё улыбаясь:
– Ты – ас дедукции, Холс, но порой, мне кажется, ты не до конца понимаешь, как на самом деле устроена преступная мотивация. Особенно у тех, у кого мозги разболтаны злобой, обидой, паранойей, неуверенностью, завистью, чем угодно. Да, у Кэри Толливера была материальная мотивация – само собой. Но, уверена, сыграли роль и другие вещи.
– Он дал показания после убийства Даффри? – спрашивает Холли. – Пошёл к тому подкастеру, который вечно ковыряется в грязном белье?
– Он утверждает, что рассказал всё ещё до смерти Даффри. В феврале, когда узнал, что у него рак в терминальной стадии. Написал прокурору письмо с признанием и утверждает, что тот всё замял. Так что в итоге Толливер всё выложил Бакайскому Брэндону.
– Это может быть мотивацией для искупления.
– Он этого не писал», – говорит Иззи, нажимая на экран телефона. – Кэри Толливер при смерти, и ему осталось недолго. Сегодня днём мы с Томом возьмём у него показания. Так что мне лучше забрать наш обед.
– Мне – с двойной порцией соуса тартар, – говорит Холли, пока Иззи встаёт.
– Холли, ты никогда не меняешься.
Холли смотрит на неё – невысокая женщина с сединой в волосах и лёгкой улыбкой.
– Это моя суперспособность.
3
В тот же день днём Холли сидит в офисе, заполняет страховые формы. Она понимает, что бессмысленно ненавидеть большие страховые компании, но они определённо в её чёрном списке, и она терпеть не может рекламу, которую показывают по телевизору. Ненавидеть Фло, девушку из рекламы «Прогрессивное страхование», трудно – отчасти потому, что Джером Робинсон как-то сказал: «Она немного на тебя похожа, Холли!» – а вот Дуга с его глупым Лиму Эму и Мэем из Оллстейт она ненавидит легко. Ей сильно не нравился Утёнок из рекламы Афлак, который, к счастью, ушёл на пенсию вместе с пещерным человеком из GEICO (хотя не исключено, что оба могут когда-нибудь вернуться). Как следователь, работавший со многими оценщиками, Холли знает их самый большой секрет: веселье заканчивается, как только компания получает предложение, особенно крупное.
Сегодняшние формы – от Global Insurance, чьим рекламным лицом является Бастер, говорящий осёл с раздражительным хохотом. Бастер есть на каждой форме, он ухмыляется ей своими большими (и каким-то дерзкими) зубами.
Холли терпеть не может эти формы, но радуется, что в этом случае Говорящий осёл от Global вскоре будет обязан возместить кражу ювелирных изделий из дома – на сумму в шестьдесят-семьдесят тысяч долларов, минус франшиза. Если только она не найдёт пропавшие драгоценности.
– Кто сегодня под ослом? – говорит Холли своему пустому офису и не может не рассмеяться.
Звонит телефон, не рабочий, а личный. На экране она видит лицо Барбары Робинсон.
– Привет, Барбара, как ты?
– Отлично! У меня всё замечательно! – её голос звучит так, словно она аж искрится от радости. – У меня самые потрясающие новости!
– Твоя книга попала в список бестселлеров? – Это была бы действительно хорошая новость. Книга её брата поднималась до одиннадцатого места в рейтинге «Таймс», не дотянув до топ-10, но всё равно неплохо.
Барбара смеётся.
– За исключением Аманды Горман, поэтические книги обычно не попадают в чарты. Придётся довольствоваться четырьмя звёздами на Goodreads. – Пауза. – Почти четырьмя.
Холли считает, что у книги её подруги должны быть пять звёзд на Goodreads. Она сама поставила пять. Дважды.
– Так какие новости, Барб?
– Я была девятнадцатым звонком сегодня утром на K-POP и выиграла два билета на концерт Сестры Бесси!
– Не уверена, что знаю, кто это, – говорит Холли... хотя почти знает. Наверное, знала бы наверняка, если бы голова у неё не была забита вопросами по страховке, всё как-то в пользу компании. – Помни, я уже не молода. Моё знание и любовь к поп-музыке в основном закончились на Hall and Oates. Мне всегда нравился тот блондин.
К тому же ей совершенно не интересен рэп или хип-хоп. Она думает, что могла бы полюбить это, если бы уши были моложе и острее (она пропускает многие рифмы), и будь она лучше настроена на уличные серенады артистов, которых слушают Барбара и Джером – с экзотическими именами вроде Pos’ Top, Lil Durk и – любимец Холли, хотя она и не понимает, о чём он читает рэп – YoungBoy Never Broke Again.
– Ты должна знать, она из твоего времени, Холли.
«Ой», думает Холли.
– Соул-певица?
– Да! И госпел.
– Ладно, я её знаю, – говорит Холли. – Разве не она перепевала песню Эла Грина? «Let’s Stay Together»?
– Да! Это был хит! Я пела её в караоке! Жила на Spring Hop, когда училась в выпускном классе.
– Я выросла, слушая Q102, – говорит Холли. – Много рокеров из Огайо, вроде Дево, Крисси Хайнд и Майкл Стэнли, но они были белыми. На Q почти не было чёрной музыки, но эту версию... я помню.
– Сестра Бесси начинает тур здесь! В «Аудитории Мингo»! Два концерта, на оба билеты распроданы, но у меня есть два билета... и проход за кулисы! Пойдёшь со мной, Холли, пожалуйста, скажи, что пойдёшь? – Затем льстит: – Она ещё и госпел поёт, а я знаю, что тебе это нравится.
Холли действительно любит госпел. Она большая поклонница Blind Boys of Alabama и Staple Singers, особенно Мавис Стейплс, и хотя едва слышала про Сестру Бесси и большинство музыки последнего десятилетия двадцатого века, ей нравится тот добротный классический соул из 60-х, такие исполнители, как Сэм Кук и Джеки Уилсон. Уилсон Пикетт тоже. Она пыталась однажды сходить на концерт Wicked Pickett, но мама запретила. И теперь, когда в голове зазвучала Мавис Стейплс...
– Она называла себя Литл Сестра Бесси в 80-х. Тогда я слушала WGRI – крошечную AM-станцию, которая отключалась с наступлением сумерек. Там играли госпел. – Холли слушала GRI только когда мамы не было дома, потому что многие из тех групп, такие как BeBe & CeCe Winans, были чёрными. – Помню, как Литл Сестра Бесси пела «Sit Down, Servant».
– Наверное, это была она, до того, как стала известной. Единственный альбом, который она выпустила после ухода со сцены, был полностью госпел. «Lord, Take My Hand». Моя мама часто его ставит, а мне больше нравится другое. Пойдёшь со мной, Холли? Пожалуйста. Это первый концерт тура, и нам будет классно.
«Аудитория Минго» у Холли ассоциируется с неприятностями, связанными с монстром по имени Брейди Хартсфилд. Барбара там была, но не она одолела Брейди – это сделала сама Холли. Были эти плохие воспоминания или нет, но она не может отказать ни Барбаре, ни Джерому. Если бы Барб сказала, что у неё есть два билета на YoungBoy NBA, она бы согласилась (наверное).
– Когда будет?
– В следующем месяце. 31 мая. Хватит времени освободить календарь.
– Это будет поздно? – Холли не любит поздние вечера.
– Нет, совсем не поздно! – Барбара всё ещё искрится радостью, и это здорово поднимает настроение Холли. – Начнётся в семь, закончится к девяти, максимум к девяти тридцати. Сестра, наверное, не любит засиживаться допоздна, ей уже почти шестьдесят пять.
Холли, которая больше не считает 65 особо старым возрастом, не комментирует.
– Так ты пойдёшь?
– Ты выучишь «Sit Down, Servant» и споёшь её для меня?
– Да. Да, абсолютно! И у неё отличный соул-бэнд. – Голос Барбары опускается почти до шёпота. – Некоторые музыканты из Масл-Шоулз!
Холли не знает, что такое Масл-Шоулз, и путает с мышечной травмой, но это не важно. И ей всё равно хочется заставить Барбару немного потрудиться.
– Ты тоже споёшь «Let’s Stay Together»?
– Конечно! Если это заставит тебя пойти, я с радостью исполню караоке!
– Тогда договорились. Всё решено.
– Ура! Я за тобой заеду. У меня новая машина, купленная на премию Пенли. Приус, как у тебя!
Они немного ещё разговаривают. Барбара говорит, что почти не видит Джерома с тех пор, как он вернулся из тура. Он либо занимается исследованиями для новой книги, либо зависает в офисе «Найдём и сохраним».
– Я тоже не видела его последние несколько дней, – говорит Холли, – а когда видела, он был немного подавлен.
Перед тем как закончить звонок, Барбара с явным удовлетворением говорит:
– Он будет ещё более подавлен, когда узнает, что мы собираемся на концерт Сестры Бесси. Спасибо, Холли! Правда! Мы отлично проведём время!
– Надеюсь, – отвечает Холли. – И не забудь, ты обещала мне спеть. У тебя есть голос…
Но Барбара уже повесила трубку.
4
Иззи и Том Атта едут на лифте на четвёртый этаж Мемориала Кинера. Выйдя, они видят стрелки на стенах: направо – кардиология, налево – онкология. Они поворачивают налево. У поста медсестёр они показывают бейджи и спрашивают палату Кэри Толливера. Иззи замечает мимолётное выражение отвращения на лице дежурной медсестры – уголки рта немного опускаются, и тут же это проходит.
– Он в 419-й, но вы, скорее всего, найдёте его в солярии, где он загорает и читает один из своих детективов.
Том говорит прямо:
– Слышал, что рак поджелудочной – один из самых опасных. Сколько ему осталось, как думаешь?
Медсестра, опытная женщина в белом наряде из вискозы, наклоняется вперёд и говорит тихо:
– Врач говорит, недели. Я бы сказала, две недели, может, меньше. Его бы отправили домой, если бы не страховка, которая, должно быть, намного лучше моей. Он впадёт в кому, а потом – добрый день, добрая ночь.
Иззи, помня о нелюбви Холли Гибни к страховым компаниям, замечает:
– Удивительно, что компания не нашла способа увильнуть. В конце концов, он же подставил человека, которого потом убили в тюрьме. Ты об этом знала?
– Конечно, знаю, – отвечает медсестра. – Он хвастается, как он раскаивается. Виделся с пастором. Я считаю – это крокодильи слёзы!
Том говорит:
– Прокурор отказался возбуждать дело. Говорит, Толливер – полнейший выдумщик, так что ему всё сходит с рук, а счёт оплачивает страховая.
Медсестра закатывает глаза:
– Он полон кой-чего, да. Сначала попробуйте зайти в солярий.
Идя по коридору, Иззи думает, что если есть загробная жизнь, то Алан Даффри, возможно, ждёт там своего бывшего коллегу Кэри Толливера.
– И, наверное, захочет с ним поговорить, – добавляет она вслух.
Том смотрит на неё.
– Что?
– Ничего.
5
Холли кладёт перед собой последние бланки Global Insurance, вздыхает, берёт ручку – эти формы нужно заполнять вручную, если она хочет хоть как-то найти пропавшие драгоценности, бог знает зачем – и откладывает их в сторону. Берёт телефон и смотрит на письмо от Билла Уилсона, кем бы он ни был на самом деле. Это не её дело, и она никогда не стала бы вмешиваться в расследование Иззи, но Холли чувствует, как у неё загораются внутренние огни. Её работа часто скучная, бумажной работы слишком много, и сейчас хорошие, интересные дела – редкость, поэтому ей это интересно. Есть ещё кое-что, даже важнее. Когда загораются её внутренние огни... она это обожает. Очень любит.
– Это не моё дело. Сапожнику не следует выходить за пределы своей мастерской.
Одна из поговорок её отца. Её покойная мать, Шарлотта, знала тысячу ёмких афоризмов, отец – всего несколько... но она помнит каждый из них. Что такое «сапожная колодка»? Она понятия не имеет и подавляет желание погуглить. Зато знает, что её «колодка» – заполнить этот последний бланк, а потом проверить ломбарды и скупщиков в поисках украденных у богатой вдовы в Шугар Хайтс украшений.
Если ей удастся найти эти вещи, Бастер Говорящий Осёл обещал бонус.
Хотя, думает она, он, скорее всего, просто насрёт в своё собственное ведро.
Нехотя она вздыхает, снова берёт ручку, кладёт её, и вместо этого пишет письмо по электронной почте.
Иззи, ты, наверное, уже знаешь это, но парень, которого ты ищешь, умён. Он говорит о правиле Блэкстоуна, а это не из лексикона необразованного человека. Я считаю, что идея о том, что невинные должны страдать за бессмысленную смерть невинного – это сумасшедшая мысль, но надо признать, что фраза хорошо построена. Сбалансирована. У него идеальная пунктуация. Обрати внимание на двоеточия в заголовке и то, как он использует слово «копия» в отношении шефа Пэтмор. Раньше, когда я занималась офисной перепиской, это значило «копия на бумаге». Сейчас это просто «также отправлено» и широко используется в бизнесе. Мне кажется, твой Билл Уилсон – человек из «белых воротничков».
Что касается имени – Билл Уилсон, я не думаю, что он выбрал его случайно. (Если предположить, что это мужчина.) Нельзя исключать, что он встречался с убитым Аланом Даффри в Анонимных Алкоголиках или Анонимных Наркоманах. (Опять же, предполагая, что речь в письме именно о Даффри.) Ты можешь попытаться связаться с кем-то, кто посещает эти встречи. Если нет, у меня есть источник, который состоит в Анонимных Наркоманах и довольно открыто об этом говорит. Он бармен (представляешь?), трезв уже шесть лет. Он или кто-то, кого ты сможешь привлечь, может узнать кого-то опрятного и хорошо говорящего. Кого-то, кто мог бы упомянуть на встрече Даффри или «того парня, которого зарезали в тюрьме». Анонимность в AA и NA усложняет поиск, но, возможно, так удастся найти этого человека. Шанс небольшой, знаю, но это один из вариантов расследования.
Холли
Она ставит курсор на кнопку отправки, потом добавляет ещё несколько строк.
P.S. Ты заметила, что он ошибся в написании имени Льюиса Уорика? Если найдёшь кого-то, кто тебе кажется нужным человеком, не проси его писать своё имя. Повторяю, этот парень не глуп. Лучше попроси его написать что-то вроде «Я никогда не любил Льюиса Блэка». Посмотри, напишет ли он «Луис». Наверное, ты всё это знаешь, но я тут сижу без дела.
Она перечитывает письмо, затем добавляет: P.P.S. Льюис Блэк – комик.
Поразмыслив она решает, что Иззи может подумать, будто Холли считает её глупой или культурно неграмотной. Стирает эту строчку, но потом снова возвращает её. Такие вещи её мучают.
Билл Ходжес, основатель «Найдём и сохраним», однажды сказал Холли, что она слишком сильно сопереживает людям, а когда Холли ответила: «Ты говоришь это так, будто это плохо», Билл сказал: «В этом бизнесе – может быть».
Она отправляет письмо и говорит себе перестать сидеть без дела (это уже выражение от Шарлотты Гибни) и начать искать пропавшие драгоценности. Но сидит на месте ещё немного, потому что её тревожит то, что сказала Иззи. «Нет, не Иззи. Барбара.»
Холли хорошо разбирается в компьютерах – именно это сблизило её с Джеромом – но она придерживается старой школы в вопросах встреч и носит записную книжку в сумочке. Сейчас она её достаёт и листает, пока не доходит до конца мая. Там у неё записано: «Кейт Маккей, 31 мая 20:00 АМ».
AM – это, наверное, «Аудитория Минго».
После того как ковид утих, Холли довольно часто ходит в кино (всегда надевая маску, если зал хотя бы наполовину заполнен), но лекции и концерты она посещает редко. Она думала, что может сходить на лекцию Маккей. Если, конечно, не придётся долго стоять в очереди и если вообще удастся попасть. Холли не всегда согласна со всем, что говорит Маккей, но когда речь идёт о сексуальном насилии над женщинами, Холли Гибни стоит с ней бок о бок. Она сама в молодости подвергалась сексуальному насилию и знает мало женщин – в том числе Иззи Джейнс – которые не испытали этого так или иначе. К тому же, у Кейт Маккей есть то, что Холли называет «страстью» или «уверенностью». Будучи сама не из тех, кто много кичится собой, Холли одобряет это. Наверное, у неё тоже была подобная сила в деле Харрисов, но это была, в основном, борьба за выживание. И удача.
Она решает разобраться с загадкой двойной записи позже. Поскольку она всё ещё склонна винить себя в чем-то, она предполагает, что могла записать неправильную дату. В любом случае, кажется, её судьба – быть в «Аудитории Минго» в субботу 31 мая, и, несмотря на восхищение «страстью» Кейт Маккей, в целом она предпочла бы быть с Барбарой.
– Драгоценности, – говорит Холли, вставая. – Надо найти драгоценности.
Формы для Global Insurance могут подождать.
6
У Иззи есть представление о том, как должен выглядеть главный кредитный специалист банка «Фёрст Лейк Сити» – может, она видела его на какой-то брошюре, присланной по почте, или в телешоу. Немного пухлый, но ухоженный, в хорошем костюме, с одеколоном (но не слишком много), приятная улыбка, и готов спросить: «Сколько вам надо?» Кэри Толливер – не такой человек.
Она и Том находят его дремлющим в кресле на четвёртом этаже с раскрытым на груди детективным романом под названием «Токсичная добыча». Вместо аккуратного костюма-тройки на нём изношенный больничный халат поверх мятой пижамы с мордочками Hello Kitty. Его впалые щеки покрыты седой щетиной. Волосы у него наполовину длинные, наполовину лысые. Проплешины покрыты слоями жёлтого экзематозного налёта. Кожа лица, не покрытая редкой бородой, настолько бледная, что кажется почти зелёной. Тело скелетное, кроме большого живота, который выглядит, как гриб, готовый к размножению, думает Иззи. С одной стороны от него – инвалидная коляска, с другой – стойка с капельницей. Приближаясь, Иззи понимает, что Толливер дурно пахнет. Собственно, это мягко сказано. Он воняет.
Они разошлись по сторонам, не говоря ни слова: Том стоит у коляски, а Иззи у стойки с капельницей, из которой капает прозрачная жидкость по трубке в руку Толливера.
– Проснись, Кэри, – говорит Том. – Проснись, спящая красавица.
Толливер открывает глаза, красные и слезящиеся. Он смотрит на Тома Атту, затем на Иззи и снова на Тома.
– Полиция, – говорит он. – Я рассказал окружному прокурору всё, что знаю. Написал ему письмо. Ублюдок просто положил его в долгий ящик. Жаль, что Даффри убили. Так не должно было быть. Мне больше нечего сказать.
– Ну, может, немного найдётся, – говорит Том. – Покажи ему письмо, Иззи.
Она достаёт телефон и пытается протянуть ему. Толливер качает головой.
– Не могу взять. Слабый слишком. Почему вы не дадите мне умереть с миром?
– Если вы можете держать книгу, вы можете взять и это, – говорит Иззи. – Прочтите.
Толливер берёт телефон и подносит его к носу. Читает письмо от Билла Уилсона, потом отдаёт обратно.
– Ну и что? Ты считаешь, что я виноват? Ладно. Хотя я и пытался всё исправить, ладно. Пусть придёт и убьёт меня. Это будет мне услуга.
Иззи и в голову не приходило, что «Билл Уилсон» может считать Толливера единственным виновным... хотя она уверена, что Холли уже подумала об этом. Она говорит:
– Нам нужна ваша помощь. «Билл Уилсон» почти наверняка – псевдоним. Можете сказать, кто мог написать это? Кто был достаточно близок с Аланом Даффри, чтобы угрожать таким образом?
Том говорит:
– Письмо может быть ерундой, но если нет – вы можете спасти чьи-то жизни.
– Я не педофил, – говорит Толливер, и Иззи понимает, что он допился до беспамятства. – Я говорил это другим копам. И этому прокурору, ублюдку. Тот мусор, что нашли на моём компьютере, я сохранил только для доказательств. Потом удалил, а когда заболел – вернул обратно. Дубликаты почти всего, что отправлял Даффри. – Когда он говорит «Даффри», он поднимает верхнюю губу в собачьей усмешке, и Иззи видит, что часть его зубов отсутствует. Оставшиеся чернеют. Он действительно воняет: запах мочи, говна и смерти. Она мечтает скорее уйти подальше подышать свежим воздухом.
– У него были не только файлы на компьютере, но и журналы, – говорит Том. – Я говорил с Алленом и читал дело по дороге сюда. Один из журналов назывался «Гордость и радость дяди Билла». Как тебе такое отвратительное название?
– Если вы это сделали... – начинает Иззи.
– Я сделал. И тот ублюдок Аллен знает, что это я. Отправил ему письмо в феврале, после диагноза. Всё объяснил. Рассказал то, чего не было в газетах. Он просто игнорировал. Даффри должен был выйти на свободу. Виноват Аллен.
– Если вы это сделали, – повторяет Иззи, – нам не важно, как. Нам важно, кто мог написать это письмо.
Толливер не смотрит на неё, только на Тома. Иззи не удивлена – когда она работает в паре с мужчиной, мужчины обычно игнорируют её мнение.
Женщины тоже.
– Я покупал журналы в даркнете, – говорит Толливер. – Пробрался в его дом – вход в подвал был не заперт – и спрятал их за печкой.
– Скажите, кто был близок к Даффри, – просит Иззи. – Кто мог настолько разозлиться, чтобы...
Толливер продолжает игнорировать её. Он разговаривает с Томом Аттой и набирает обороты.
– Хотите знать, как я залил эти файлы на его компьютер? Я всё объяснил Аллену, но тот ублюдок даже не слушал. Когда я примирился с мыслью о смерти – ну, как умеют это делать – я рассказал всё Бакайскому Брэндону.
Этот парень слушал. Я отправил Даффри уведомление, будто оно от Почты США. Посылка была отправлена не по адресу. Всем понятно, что это фишинг – даже бабушки знают. Но этот болван – вроде как умный начальник кредитного отдела, а на деле дурак, как сломанный выключатель – кликнул на ссылку. Вот тогда я его и поймал. Отправил ему zip-файл, спрятанный внутри его налоговой декларации. Но я никогда не хотел, чтобы он умер. Вот почему я рассказал.
– Не потому, что узнал, что умираешь? – Хотя это не причина их визита, Иззи не может удержаться.
– Ну... да. В этом тоже есть доля правды. – Он на мгновение смотрит на неё, потом опять обращается к Тому. – Виноват и тот, кто его зарезал, верно? Я хотел лишь, чтобы он был в реестре, когда выйдет. Это повышение должно было достаться мне. Мне! А он его украл. – Невероятно, но Толливер начинает плакать.
– ИП, – говорит Иззи. Она думает коснуться его тонкого плеча, чтобы переключить внимание, но не решается. Запах от него крутит ей живот. – Известные причастные. Помогите нам – и мы оставим вас в покое.
– Поговорите с Питом Янгом из кредитного отдела. Клэр Радемахер, главный кассир. Он был дружен с ними обоими. Или Кендаллом Дингли – он управляющий отделением. – Та же собачья усмешка. – Кендалл глуп как пробка, получил должность только потому, что его дед основал банк, а дядя руководит пожарной службой. В честь старика Хирама Дингли даже парк назвали. Я должен был отправить Кендаллу что-то про детей, чтобы все подумали, что Дафф и Дингбат связаны, но не стал, потому что я хороший парень. Знаю, что вы не верите, но в душе я хороший парень. Дафф постоянно лебезил перед Дингбатом. Вот почему он получил моё повышение.
Иззи записывает имена.
– Ещё кто-нибудь?
– Может, у него были друзья в районе, но я не знаю... – Он морщится и выпячивает живот, как будто беременный. Вдруг издаёт громкий пердёж, и когда запах достигает Иззи, ей кажется, что со стен вот-вот сойдет краска. – Господи, как больно. Мне надо в палату. Морфин уже должен начать действовать. Покати моё кресло, ладно?
Том наклоняется вперёд в эту вонищу и тихо говорит:
– Я бы на тебя не нассал, даже если бы ты горел, Кэри. Если ты говоришь правду, ты посадил невиновного человека в тюрьму, и его зарезали, и он умирал целый день. Думаешь, тебе больно? Ему было больно, и он этого не заслуживал. Я бы ударил тебя по этому отвратительному пузу, но ты тогда пёрнешь ещё громче.
– Моя жена ушла от меня, – говорит Толливер, всё ещё плача. – Она забрала детей и ушла. Я сделал это и ради неё, и ради себя. Она постоянно ныла, что мы не можем себе позволить то, не можем позволить это, и кто меня похоронит? А? Кто меня похоронит? Мой брат? Моя сестра? Они не отвечают на мои письма. Моя мать сказала…
– Мне плевать, что она сказала.
– …она сказала: «Ты сам заварил кашу, теперь расхлёбывай». Как это мерзко.
Он приподнимает бёдра и издаёт ещё один звуковой эффект. Иззи говорит:
– Пойдём отсюда. Мы получили всё, что он мог нам дать.
– Я признался чистосердечно, – говорит Толливер, когда они уходят. – Дважды. Сначала тому прокурору, потом Брэндону. Мне не обязательно было это делать. А теперь посмотрите на меня. Просто посмотрите.
Иззи и Том возвращаются на пост медсестёр. Старый ветеран в белой вискозной форме заполняет бумаги. Иззи говорит:
– Он хочет вернуться в свою комнату. Говорит, что морфинный насос уже перезапустился.
Не поднимая головы, старик отвечает:
– Пусть подождёт.
7
Май, погода прекрасная.
Неподалёку от города находится лесной пригородный посёлок Апривер. На его северной окраине находится небольшой парк, где несколько человек практикуют медитативные позы, которые можно назвать асанами, а можно и не называть. Тригу всё равно, как они называются. Они смотрят на горизонт, а не на него. Это нормально.
Он купил бургер, но после пары укусов бросил его на пассажирское сиденье. Он слишком нервничает, чтобы есть. Письмо, которое он отправил в полицию, было предупреждением. Это серьёзно. Вопрос в том, сможет ли он это сделать. Конечно, есть сомнения. Он думает, что сможет, но понимает, что узнает наверняка только после того, как дело будет сделано. В детстве он убивал белок и птиц из пневматического ружья, и это было нормально.
Хорошо, действительно. В тот единственный раз, когда отец взял Трига на охоту на оленя, ему не разрешили брать с собой настоящее ружьё. Отец сказал: «Зная тебя, ты упадёшь в яму и отстрелишь себе ногу». Папа сказал, что если они увидят оленя, он позволит Тригу выстрелить, но оленя они так и не увидели, и он был почти уверен, что отец всё равно бы не дал ему ружьё. Папа забрал бы выстрел себе.
А как насчёт пройти боевое крещение, убив человека? Триг понимает, что, переступив эту черту, он никогда не сможет вернуться назад.
Улица, проходящая мимо карманного парка, имеет забавное название – Энэхау Лейн. Это тупиковая улица. Триг был здесь уже три раза и знает, что Бакайская Тропа проходит недалеко от конца этой улицы. Тропа длиной восемнадцать миль. Раньше здесь была железнодорожная линия, но рельсы сняли тридцать лет назад и заменили широкой асфальтированной дорожкой, финансируемой округом, которая вьётся среди деревьев и кустов, в конце выходя к платной дороге и заканчиваясь на окраине города.
В конце Энэхау Лейн есть небольшая протоптанная площадка с табличкой «ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА ПОСЛЕ 7 ВЕЧЕРА». На всех предыдущих разведывательных вылазках Трига там стоял пыльный погрузчик Комацу в нарушение знака, и он стоит там и сегодня. Насколько Триг знает, он может стоять там годами и дальше. Он даст ему место, чтобы спрятать машину, и это всё, что его волнует. За ним – заросли деревьев с табличками: «БАКАЙСКАЯ ТРОПА», «НЕ МУСОРИТЬ» и «ИДИТЕ/ЕДЬТЕ НА ВЕЛОСИПЕДЕ НА СВОЙ СТРАХ И РИСК».
– Привет, папа.
Отец давно умер, но Триг иногда всё равно с ним разговаривает. Это не совсем утешительно, но приносит удачу.
Триг паркуется за погрузчиком, достаёт рюкзак и карту Тропы с заднего сиденья своей Тойоты. Он надевает рюкзак и кладёт карту в задний карман. Из центральной консоли он достаёт револьвер Таурус 22-го калибра с коротким стволом. Засовывает его в правый передний карман. В левом кармане у него тонкая кожаная папка с тринадцатью листочками бумаги. Он проходит мимо пикниковых столов, урны, полной банок из-под пива, и раскрашенного столба с ламинированной картой Тропы. На прошлых разведках он видел много гуляющих и велосипедистов на Тропе, иногда по двое или втроём – это не подходит для его цели сегодня, но иногда гуляют и по-одному.
«Сегодня, – думает он, – вряд ли увижу кого-то одного. Если не увижу – это будет знак: «Остановись, пока ещё можно, прежде чем перейти черту. Как только переступишь, назад пути нет».
Это напоминает ему мантру Анонимных Алкоголиков: «Одна рюмка – слишком много, тысяча – недостаточно».
На нём коричневый свитер и простая коричневая фуражка, надетая почти до бровей. На кепке нет логотипа, который могли бы запомнить прохожие. Он идёт на восток, а не на запад, чтобы солнце не освещало ту часть лица, что видна. Пожилая пара на велосипедах проезжает мимо, направляясь на запад. Мужчина здоровается. Триг поднимает руку, но не отвечает и идёт дальше.
Примерно через милю деревья поредеют, и там Тропа огибает жилой комплекс, где дети играют во дворах, а женщины развешивают бельё. Если до этого момента он не встретит идущего одного человека, он свернёт.
Возможно, только сегодня, а может и навсегда.
– Конечно, – говорит папа. – Иди и дрожи, трусишка ты, чёртов. Триг неспешно идёт дальше, одна рука на рукоятке револьвера. Он бы свистнул, но рот пересох. И вот из-за поворота появляется тот самый одинокий прохожий, которого он так ждал (и боялся). Ну, не совсем один – рядом идёт пудель на красном поводке. Он всегда представлял, что первая жертва будет мужчиной, а тут – женщина средних лет в джинсах и толстовке с капюшоном.
«Я этого не сделаю, – думает он. – Подожду мужчину, без собаки. Приду в другой день».
Но если он действительно намерен довести дело до конца – полностью – придётся включить в список и четырёх женщин.
Он приближается. Скоро женщина с собакой пройдут мимо него, пойдут дальше по своим делам – будет готовить ужин, смотреть телевизор, звонить подруге и говорить: «Ой, у меня день прошёл хорошо, а у тебя?»
«Сейчас или никогда, – думает он, доставая карту из заднего кармана левой рукой. Правая всё ещё сжимает револьвер. – Не отстрели себе ногу».
