Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"
Автор книги: Стивен Кинг
Соавторы: авторов Коллектив,Роберт Антон Уилсон,Мэтью Квирк,Питер Свонсон,Кемпер Донован,Джей Ти Эллисон,Мик Геррон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 194 (всего у книги 342 страниц)
Часть вторая
Белые киты
8Если начинать с того, чего нет, то в Апшоте нет главной улицы, такой, как в соседних деревнях, с рядами особняков в псевдотюдоровском стиле, живописно спускающимися к реке, чередуясь с антикварными лавками и магазинчиками, где в витринах стоит элегантная садовая мебель, где бакалейные лавочки предлагают печенье с засахаренным имбирем и семь видов соуса песто, а меню в пабах ничуть не хуже выбора блюд в очаровательных кафе и ресторанчиках Хэмпстеда[440]440
Хэмпстед – живописный элитный район северного Лондона, так называемая деревня в городе, облюбованный либеральной творческой интеллигенцией и российскими олигархами.
[Закрыть]. В Апшоте нет ни кафе с грифельными досками у входа, на которых мелом выведены блюда дня, ни книжных бутиков, где проходят творческие вечера местных литераторов; ни узких улочек, окаймленных аккуратными живыми изгородями, за которыми прячутся желтокаменные домики. Потому что деревню Апшот никто не назовет пряничной, даже сквозь зубы. Если Апшот и напоминает пряник, то лишь тот, что завалялся на полке единственного продовольственного магазинчика деревни, – в пожелтевшем от времени ломком целлофане, покрытый слоем пыли.
Вот, например, главная улица, которой в Апшоте нет. Вместо нее через деревню проходит автотрасса, которая сначала огибает церковь, а потом, через триста метров, снова выписывает дугу, пробираясь между пабом слева и полукруглым лужком справа, а после этого начинает подъем на холм, мимо домов сравнительно недавней постройки, небольшой начальной школы и здания деревенского клуба, сложенного из крупнопанельных плит, – приезжие обычно спрашивают, как туда добраться. Впрочем, жизнь Апшота сосредоточена не вокруг клуба, а вокруг святой троицы: почтовое отделение, паб и продовольственный магазин. Почтовое отделение расположено на самом краю лужка, подальше от дороги, что удобно лишь для жителей близлежащих домов. Эти дома, стоящие полукругом, на самом деле старейшие постройки Апшота – трехэтажные особняки восемнадцатого века, которые зачем-то переместили поближе к рядам бунгало на склоне холма, сейчас по большей части пустующих, а некогда бывших жильем для обслуживающего персонала американской авиабазы по соседству: уборщиц, сторожей, поваров, посудомоек, механиков и шоферов. В середине девяностых, когда авиабазу похерили, жизнь в Апшоте захирела. Оставшиеся обитатели деревни живут либо в этих особняках, либо в домах чуть дальше по трассе, и все рано или поздно собираются в местном пабе.
Паб под названием «Выселки» стоит на краю лужка; слева от него расположена небольшая парковка, а позади – ступенчатая веранда с видом на опушку леса в миле от деревни. Стены паба выбелены известкой, а деревянную вывеску, призывно раскачиваемую ветерком, когда-то сорвало ураганом, и ее прибил к столбу Томми Молт, почетный домашний мастер деревни. Поговаривают, что Томми ведет тайную жизнь, потому что в Апшоте он появляется только по выходным, вечно торчит у деревенского магазина, надвинув на уши красный вязаный колпак, и торгует пакетиками семян из корзины велосипеда, припаркованного у ящиков с овощами. Томми Молт явно считает это занятие основой своего бизнеса, потому что околачивается там каждое субботнее утро, и зимой и летом; не столько продает, сколько общается, поддерживая налаженные связи, потому что почти никто из местных не проходит мимо, не обменявшись с ним парой слов.
Магазин, у которого он торчит, находится в начале деревни, на углу перед церковью Святого Иоанна. Чтобы попасть туда из паба, надо пройти мимо ряда каменных домиков слева, среди которых высится бывшая дворянская усадьба, перестроенная в многоквартирный жилой корпус. Справа красуются дома побольше и поновее, покамест не вписавшиеся в ландшафт, чистенькие, четко очерченные. В проемы между ними все еще виднеется опушка леса в миле от деревни; кое-где в этих же проемах стоят бетономешалки – свидетельство того, что там предполагалось возвести еще дома, но никакой строительной деятельности больше не наблюдается. Строительство прекратилось много лет назад и, возможно, возобновится, если дела пойдут на лад, однако финансовый кризис остается таким же неопределенным, как непостроенный дом; можно набросать его очертания в воздухе, но воображаемые стены и границы не пощупаешь. А потом дорога снова делает поворот, между магазином и церковью Святого Иоанна Крестного, возведенной в XIII веке, живописной, как на картинке, с крытыми воротами ухоженного кладбища, где похоронены те, кто когда-то обитал в усадьбе и, наверное, завертелись в гробах, когда усадьбу перестроили в многоквартирный дом. Службы в церкви Святого Иоанна теперь проводятся раз в две недели; гораздо надежнее деревенский магазин – он работает ежедневно, с восьми до десяти, но ничем не напоминает фешенебельные заведения в деревнях по соседству. Его полки не ломятся от деликатесов, а заставлены товарами первой необходимости: консервы, моло́чка, замороженные продукты, древесный уголь, наполнитель для кошачьих лотков, шлакоблоки туалетной бумаги, шампунь, мыло и зубная паста; холодильники забиты пивом и вином, пакетами сока и бутылками молока.
Для местных магазин – самая дальняя точка пешеходной прогулки; а дорога бежит дальше, мимо каких-то еще домишек, и наконец превращается в сельское шоссе, окаймленное живыми изгородями и изрытое колдобинами. Где-то через милю шоссе упирается в полигон – после того как американцы закрыли свою авиабазу, ее заняло Министерство обороны, и территория, некогда предоставленная в аренду дружественным самолетам, теперь стала домом дружественной стрельбы. Когда поднимают красные флаги, то в поля к юго-востоку от Апшота лучше не выходить; иногда, с наступлением темноты, в небо взвиваются огромные огненные шары, освещая стрельбище для ночных учений. Параллельно шоссе, за двухметровой оградой из сетки-рабицы, тянется единственная оставшаяся взлетная полоса, в одном конце которой стоят ангар и клуб, будто фишки на доске для игры в «Монополию». Несколько раз в неделю, по вечерам, там собираются гражданские, а весной и летом, по утрам в выходные, отсюда поднимается одномоторный самолет и, сделав круг над Апшотом, улетает далеко-далеко, но всякий раз возвращается.
В общем, тихое место, несмотря на соседство со стрельбищем. Можно сказать, сонное, хотя все в нем просыпаются рано, потому что живут здесь, а трудятся в других местах и, как правило, к восьми утра выезжают на работу. Наверное, лучше назвать его мирным – как верно заметил Джексон Лэм, вовсе не чертов Гильменд.
Хотя даже в мирных деревушках среди бела дня раздаются крики.
– А-аа-аа-аа! Господи! – отчаянно вскрикнул Ривер… слишком поздно.
Ему не помог бы даже бронедоспех. Оставалось только взывать к Богу, да и то без особой пользы; имя Господне эхом отдавалось в бездумной голове, а тело содрогнулось раз, другой и замерло, ну, вроде бы замерло, и крепко зажмуренные веки расслабились, и стиснувшая его тьма смягчилась.
Немного погодя его партнерша ахнула, однако не то чтобы восторженно, потом отодвинулась и до плеч прикрылась простыней. Ривер лежал неподвижно, сердце билось ровнее, мокрая кожа скользила – он все-таки успел покрыться потом.
Но вряд ли мог сказать об этом в свое оправдание.
Дело было ближе к вечеру, во вторник, в третью неделю пребывания Ривера в Апшоте; он лежал в полутемной спальне, окна которой были зашторены, в одном из новых домов на северном холме, снятом на вымышленное имя Джонатана Уокера. По легенде, Джонатан Уокер был писателем. Ну а кто еще приедет в Апшот не в сезон? Если в Апшоте существовало такое понятие, как «сезон». Джонатан Уокер сочинял триллеры, и в доказательство мог предъявить книгу на «Амазоне» – «Критическая масса»; то, что в действительности никакой книги не существовало, не помешало ей заработать отзыв с одной звездой. А сейчас Джонатан Уокер писал роман, действие которого разворачивалось на американской авиабазе в восьмидесятые годы прошлого века. Поэтому и приехал в Апшот, не в сезон.
Его партнерша сказала:
– У меня когда-то была футболка с надписью: «Хочу парня – можно неопытного». Ну, за что боролась, на то и…
– Извини, – сказал он. – Я давно без практики…
– Ага, я так и поняла.
Ее звали Келли Троппер. Она была барменшей в «Выселках». Чуть больше двадцати, плоскогрудая худышка с волосами цвета вороньих перьев… Будь Ривер настоящим литератором, такое описание его бы не удовлетворило. А еще у нее была сливочно-белая кожа без единого пятнышка и странно приплюснутый нос, будто она вдавила его в оконное стекло. Она во всеуслышание называла себя циником.
– Ты что, уснуть собрался? – Она закинула на него ногу и пошарила рукой. – Гм, кое-какие признаки жизни есть. Что ж, подождем пару минут, потом проверим.
– А ожидание можно заполнить разговором.
– Слушай, а ты точно не девчонка? Нет, все-таки не девчонка – ты слишком быстро кончил.
– Ну, пусть это останется между нами.
– Все зависит от того, как долго ты продержишься во втором раунде. Доска объявлений в нашей деревне стоит не для красоты. – Она чуть сдвинула ногу. – Селия Морден однажды вывесила там отзыв о Джезе Брэдли. Правда, утверждала, что это не она, но все и так знали. – Она рассмеялась. – А в вашем Лондоне такого не бывает?
– Нет, не бывает, зато у нас есть такая штука под названием интернет. Говорят, там происходит то же самое.
В ответ она цапнула его за руку. Зубами. Больно.
– Ты здесь родилась? – спросил он.
– О, мы уже переходим на личные темы?
– А это государственная тайна?
Она снова его укусила, на этот раз ласковее.
– Родители переехали сюда, когда мне было два года. Им надоело в Лондоне. Папа ездил туда на службу, потом нашел работу поближе, в Бурфорде.
– Значит, ты не из деревенских?
– Нет, у нас тут в основном все беженцы из города. Но мы неплохо относимся к чужакам, правда ведь? – Она снова его погладила.
– И много у вас чужаков?
Она сжала руку покрепче.
– В каком смысле?
– Да так, интересно, часто ли у вас тут приезжие появляются.
– Гм… – Она продолжила свое занятие. – Ладно, будем считать это праздным любопытством. А вообще вопросы у тебя как у риелтора.
– Я собираю информацию для книги, – нашелся он. – Чтобы описать, как здесь все изменилось после того, как авиабазу закрыли.
– Ее давным-давно закрыли.
– Ну все равно…
– Тут все вымерло… но постепенно оживает. – Она сверкнула ярко-зелеными глазами.
Ривер надеялся, что у нее в памяти неожиданно всплывет полузабытое воспоминание еще об одном приезжем – о лысом, который явился несколько недель назад; может, даже имя или адрес… За три недели Ривер так ничего и не разнюхал о мистере Эл, хотя уже считался завсегдатаем в «Выселках», а местные здоровались с ним по имени; он знал, кто где живет, а какие дома пустуют. Но лысый мистер Эл не оставил по себе ни слуху ни духу, и сейчас думать о нем было сложно, из-за того, что Келли проделывала сначала пальцами, а потом («Ну вот, так лучше», – медленно произнесла она) и губами, и нить мысли ускользнула от Ривера, и агент под прикрытием оказался парнем, прикрытым лишь простыней, рядом с очаровательной девушкой, которая заслуживала большего, чем то, что он ей только что дал.
К счастью, на этот раз ему все удалось.
Аркадий Пашкин прибыл за день до назначенного саммита и поселился в отеле «Амбассадор» на Парк-лейн. Снаружи рассерженный гул машин напоминал шум уличной драки, только не на кулаках, а другими средствами; в вестибюле отеля тихонько журчал фонтан, а за стойкой вежливо переговаривались администраторы, будто сошедшие со страниц журнала «Вог». Было время, когда богатство вызывало любопытство у Луизы Гай, как вызывает любопытство полет птичьей стаи: попытка понять нечто настолько далекое от собственного опыта вскружит голову кому угодно. Но сейчас, спустя три недели после гибели Мина, Луиза наблюдала за жизнью богачей лишь с точки зрения сотрудника охранной службы. Выстрелы снаружи прозвучали бы в вестибюле как хлопок пробки, выскочившей из бутылки шампанского. Здесь даже не заметят, если на улице кого-то собьет машина; все отфильтруется в очищенном воздухе.
За спиной у Луизы Маркус Лонгридж сказал:
– Класс.
Маркуса назначили работать в паре с Луизой. Ей это не нравилось, но это было частью заключенной ею сделки. Сделку она якобы заключила с Конторой, точнее, с Пауком Уэббом, но на самом деле это была сделка с реальностью. Самым трудным было скрыть все то, от чего Луиза была готова отказаться. Она хотела одного – остаться на задании, точнее, на том самом задании, которое поручили ей с Мином. Ради этого она была готова отказаться от всего.
Пашкин поселился в пентхаусе. Ну а где же еще? Шум поднимавшегося лифта был тише дыхания Маркуса, и двери раскрылась прямо в номер, где их встретили Петр и Кирилл. Кирилл улыбался. Он пожал руку Маркусу и сказал Луизе:
– Рад тебя видеть. Прими мои соболезнования по поводу смерти вашего коллеги.
Она кивнула.
Кирилл остался у лифта, а Петр провел их через большую светлую комнату, устланную толстым ковром; пахло весенними цветами. Луиза решила, что аромат подают через решетку кондиционера. Пашкин встал с кресла и шагнул навстречу.
– Добро пожаловать, – сказал он. – Вы из Министерства энергетики.
– Луиза Гай, – представилась Луиза.
– Маркус Лонгридж, – добавил Маркус.
Пашкину было хорошо за пятьдесят; он напомнил Луизе какого-то английского актера. Среднего роста, широкоплечий, с густыми черными волосами, искусно растрепанными, и с сонным взглядом из-под тяжелых бровей. В раскрытом вороте белой рубашки, заправленной в темно-синие джинсы, виднелась мохнатая грудь.
– Кофе? Чай? – Он повел бровью в сторону Петра, который маячил поблизости.
Если бы Луиза не знала, что Петр – охранник, то приняла бы его за дворецкого, или кто там бывает у русских богачей. Камердинер. Мажордом.
– Нет, спасибо.
– Мы обойдемся.
Они уселись на стулья, расставленные на ковре, явно старинном.
– Ну что, – сказал Аркадий Пашкин, – все готово к завтрашней встрече?
Он обращался к ним обоим, но говорил с Луизой. Это было очевидно.
Ее это вполне устраивало.
Потому что в ту проклятую ночь, когда погиб Мин Харпер, Луизе показалось, что она ухнула в какой-то люк; пол под ногами словно бы провалился, и неизвестно, сколько до земли. Даже удивительно, как быстро она смирилась с фактом смерти Мина, будто все это время только того и ждала. Но Луизу больше ничего не удивляло. Все вокруг превратилось в информацию. Вставало солнце, вращались стрелки часов, и Луиза следовала установленному распорядку. Информация. Новый распорядок.
Вот только с тех пор у нее ныли челюсти; а еще время от времени рот внезапно наполнялся слюной, которая текла сплошным потоком, будто слезы, хотя и не из предназначенного для них органа. А по ночам Луиза лежала в кровати и боялась, что если уснет, то тело забудет, как дышать, и тогда она тоже умрет. Иногда она была этому рада. Но по большей части цеплялась за мысль о сделке.
Сделка задержала ее падение, точнее, обещала безопасное приземление. Сделка была деревцем на склоне, грузовиком с грузом подушек на дне ущелья. Сделка совершилась в Риджентс-Парке. Спустя четыре дня после гибели Мина распогодилось, будто в утешение. Кабинеты для собеседований находились на верхних этажах Риджентс-Парка, там, где питьевую воду для сотрудников хранили в холодильниках, а не использовали для пыток, как в подвалах. В кабинете, куда вошла Луиза, стояли удобные стулья; на стенах висели постеры с классикой кинематографа. С тех пор как Луиза была здесь в прошлый раз, кабинет переоборудовали, и это было странно, хотя и все остальное в ее жизни изменилось. Будто вернулся в школу, а там вместо классов устроили салон ароматерапии.
Джеймс Уэбб выражал сочувствие по учебнику.
– Мои соболезнования по поводу вашей утраты. – (По американскому учебнику профессионального этикета.) – С Мином было приятно работать. Нам его будет недоставать.
– Если с ним было так приятно работать, то он не оказался бы в Слау-башне.
– Ну…
– И не поехал бы через лондонские пробки на велосипеде. Пьяным. В дождь.
– Ты сердишься на него. – Он задумчиво поджал губы. – Ты с кем-нибудь беседовала? Наверное, это… поможет.
Вот если бы в эти губы можно было впечатать кулак, то помогло бы наверняка. Но Луиза уже знала, что от нее ожидают других выражений скорби, поэтому солгала:
– Да, беседовала.
– И положенные отгулы взяла?
– Да, сколько понадобилось.
Целый день.
Уэбб перевел взгляд на окна. Окна выходили в парк через дорогу; приближался полдень, поэтому в парке было много женщин с колясками и детишек, исследовавших газоны. Автомобильный выхлоп на дороге вспугнул стаю голубей, которые выписали в воздухе широкую восьмерку и снова уселись на лужайку.
– Не сочти за нечуткость, – сказал Уэбб, – но я обязан спросить: ты готова снова взяться за задание?
Он понизил голос. Строго говоря, собеседование проводилось для оказания психологической поддержки, но, кроме них, в кабинете никого не было, и Луиза сразу предположила, что Уэбб заговорит об «Игле».
– Да, – сказала она.
– Потому что если вдруг…
– Со мной все в порядке. Да, я сержусь. Он совершил дурацкий поступок и вот… в общем, погиб. Так что да, я сержусь. Но готова выполнить задание. Я обязана выполнить задание. Мне это необходимо.
Она решила, что такой эмоциональный всплеск будет в самый раз. Не хватало еще, чтобы он подумал, будто она зомби или, наоборот, истеричка.
– Ты уверена?
– Да.
На его лице мелькнуло облегчение.
– Что ж. Тогда… Это хорошо. Иначе пришлось бы все менять, а это не очень удобно…
– Мне очень не хочется доставлять тебе неудобства.
Паук Уэбб моргнул и продолжил:
– В таком случае держи меня в курсе.
Еще одна фраза из учебника, но уже из другого, где есть глава «Как уведомить подчиненного об окончании разговора».
Уэбб проводил ее до двери. В коридоре ее встретят, отведут вниз, где отберут бейджик с именем посетителя и выставят вон, но все эти атрибуты изгнания, которые прежде метались в мозгу роем рассерженных пчел, теперь ее нисколько не задевали. Она по-прежнему обеспечивает охрану саммита в «Игле». Дело заметано. А это самое главное.
Уэбб распахнул перед ней дверь и сказал:
– Кстати, ты права.
– В каком смысле?
– Харпер выпил, а в таком состоянии ему не следовало садиться на велосипед. К сожалению, произошел несчастный случай, только и всего. Мы все очень тщательно проверили.
– Знаю, – сказала она и ушла.
Возможно, думала она, пока ее вели вниз; возможно, когда все это закончится и она выяснит, как и почему погиб Мин, и убьет тех, кто в этом виноват, то вернется сюда и вышвырнет Паука Уэбба из того самого окна, в которое он так любит смотреть.
Если она будет в настроении.
Пока Келли принимала душ, Ривер надел трусы и рубашку, а потом заметался по комнате, собирая разбросанную одежду. Как выяснилось, кое-что осталось на первом этаже. Например, ее блузка. Вообще-то, Келли заглянула на кофе. В гостиной валялась ее массивная сумка, содержимое которой рассыпалось по всему полу. Ривер поставил ее на диван, рассовал по кармашкам мобильник, кошелек, книгу в мягкой обложке и альбом для рисования. Альбом он все-таки пролистал: опушка леса, дорога на окраине деревни, группа людей на веранде за пабом. Лица у Келли не получались. А вот набросок церкви Святого Иоанна вышел неплохо, и еще один, кладбище, с хорошо прорисованными могильными плитами, заросшими высокой травой; потом еще несколько рисунков – деревня, вид с воздуха. Келли летала. На последней странице обнаружился не столько набросок, сколько нечто вроде плаката: стилизованный городской ландшафт с высоченным небоскребом, в который зигзагом бьет молния. Под ландшафтом виднелась неразборчивая надпись, старательно затушеванная.
– Джонни?
– Иду!
Он принес блузку в спальню, где стояла Келли, завернувшись в полотенце.
– Ты такая…
– Очаровательная?
– Я хотел сказать «мокрая», но «очаровательная» тоже подходит.
Она показала ему язык.
– Похоже, кто-то очень гордится собой.
Он растянулся на кровати, любуясь тем, как она одевается.
– Я не знал, что ты рисуешь.
– Так, балуюсь. Ты залез в мой альбом?
– Он выпал из сумки и раскрылся, – признался Ривер.
– Ага. Только не говори, что у меня лица не получаются. Я знаю. Просто в нашей деревне без хобби никак.
– А как же полеты?
– Полеты – это не хобби. – Зеленые глаза серьезно посмотрели на него. – Это настоящая жизнь. Вот попробуешь – поймешь.
– Может, и попробую. Когда следующий?
– Завтра. – Она едва заметно улыбнулась, будто вскользь намекнула на какой-то секрет. – Нет, со мной завтра нельзя. – Она поцеловала его. – Мне пора. Надо подготовить паб к открытию.
– Я попозже зайду.
– Отлично. – Помолчав, она добавила: – Было очень мило, мистер Уокер.
– Вот и я так думаю, мисс Троппер.
– Но это не значит, что тебе позволено без спросу рыться в моих вещах, – сказала она, прикусив ему мочку уха.
Как только захлопнулась входная дверь, Ривер позвонил Лэму.
– О, наш агент ноль-ноль-семь! Ну как, разузнал что-нибудь?
– Ничего. Тут сплошные тупики и недоуменные взгляды, – сказал Ривер, уставившись на свои босые ноги. – Если мистер Эл здесь и был, то сразу исчез.
– Черт возьми. И где же он теперь? Прячется? Или еще что?
– Если он здесь вообще был. Может, его нога тут и не ступала. Может, он отправился еще куда-то, а таксист не заметил.
– А может, от тебя нет никакого толку. Там что, такая огромная деревня? Целых три дома и пруд с уточками. Ты коровник проверил?
– А зачем ему понадобилось ехать сюда из Лондона, чтобы прятаться в коровнике? Тут и коровника-то нет. – Ривер заметил носок, повисший на карнизе для штор. – Он здесь не живет. Ни под каким именем. Гарантирую.
– Ты так хорошо изучил местное население?
– Ну, некоторый прогресс наметился.
– Черт возьми, – вздохнул Лэм. – Ты с ними трахаешься.
– Здешние жители либо пенсионеры, либо работают в городе или на удаленке. Много пустующих домов. Собираются закрывать школу, что явный признак…
– Если бы мне была нужна передовица, я бы почитал «Гардиан». А что с полигоном?
– Министерство обороны не любит, когда туда забредают посторонние. Но там же не испытывают секретное оружие. Это обычное стрельбище.
– Которое когда-то было американской авиабазой. Мало ли какие игрушки хранились в их чуланах.
– Ну, вряд ли сейчас там что-то хранится.
– Но если обнаружатся доказательства присутствия игрушек, то это доставит много неудобств, – заметил Лэм.
Тоже мне, знаток выискался, подумал Ривер и сказал:
– Ага. – Он снял носок с карниза. – Поэтому я и звоню. Ночью пойду на полигон, проверю, что там и как.
– Давно пора, – буркнул Лэм и, помолчав, добавил: – Ты одет? У тебя голос какой-то раздетый.
– Одет, одет, – сказал Ривер. – Как там Луиза?
– Работает.
– Ну да. Конечно. А как она вообще?
– Ее полюбовник попал под колеса, и его размазало по мостовой. По-твоему, она просыпается с песней на устах?
– Это точно несчастный случай? Ты проверил?
– С каких это пор мы с тобой поменялись местами?
– Я просто спросил.
– Пьяный велосипедист. По-моему, эта фраза означает «донор органов».
– Да пошел ты нафиг, Джексон! – расхрабрился Ривер. – Харпер – один из твоих подчиненных. Если бы в него молния ударила, ты бы допросил погоду. Мне просто интересно, что там и как.
В трубке послышался щелчок зажигалки.
– Он наклюкался, – сказал Лэм. – Сначала пошел в паб через дорогу, выпил пива. Потом заглянул еще куда-то и надрался водки. Потому что они с Луизой поссорились.
Ривер зажмурился. Ну разумеется, они поссорились. Сначала ссорятся, потом напиваются. Так оно и бывает.
– А где он пил водку?
– Неизвестно. Прикинь, сколько баров в Лондоне к западу от Сити-роуд?
– А на камерах…
– Черт, и как же мы раньше-то не догадались! – Лэм глубоко затянулся. – Он мелькает на камерах по Оксфорд-стрит. Вроде бы. Запись черно-белая, все велосипедисты на ней одинаковые. А на месте происшествия – ничего. Камера разбилась, когда в столб врезался автомобиль.
– Интересное совпадение.
– Вот-вот. И говорит оно о том, что на этом перекрестке часто случаются аварии. Псы ничего подозрительного не обнаружили.
– Ага. – Ривер и сам не понял, что хотел этим сказать. Все-таки Псы. – Ну ладно. Я позже позвоню.
– Обязательно позвони. Кстати, Картрайт, если ты еще раз надумаешь послать меня на фиг, будь добр, сам отойди куда подальше.
– Так ведь я и есть где подальше, – объяснил Ривер.
– Извинения приняты.
Ривер отшвырнул мобильник и пошел принимать душ.
– Ну что, все готово к завтрашней встрече? – Пашкин обращался к ним обоим, но говорил с Луизой.
– Все под контролем.
– Не хочу никого обижать, но, по-моему, вы не из Министерства энергетики.
Лонгридж открыл было рот, но Луиза его опередила:
– Верно.
– МИ-пять?
– Один из отделов.
– Подробности вам знать необязательно, – сказал Маркус.
Пашкин кивнул:
– Разумеется. Я не хочу вас компрометировать, просто определяю… параметры. Меня охраняют мои люди…
Кирилл стоял у двери, а Петр отирался поблизости; сегодня они держались совершенно иначе, не с такой залихватской удалью, как три недели назад, в тот день, когда Мин…
– …а вам, как я полагаю, поручено обеспечить, чтобы все прошло гладко.
– Так оно и пройдет, – сказал Маркус.
– Рад слышать. В общем, даже если вы не из Министерства энергетики, то все равно наверняка знаете, что ваше правительство стремится, скажем так, к взаимовыгодному сотрудничеству в сфере поставок энергоносителей, а моя компания способна удовлетворить потребности вашей страны. Не в полном объеме, разумеется, – с напускным смущением добавил он. – Но мы готовы создать значительный резерв. На случай, если возникнут перебои с другими поставщиками.
Он говорил свободно, с заметным акцентом – нарочитым, по мнению Луизы. Глубокий голос с манящей хрипотцой наверняка служил неплохим подспорьем в ведении любых переговоров.
– И, принимая во внимание очевидную деликатность ситуации, мы все заинтересованы в том, чтобы переговоры прошли без сучка без задоринки.
Его губы шевелились, выталкивая слова, которые, будто заводные игрушки, маршировали по огромному ковру.
– Конечно, – сказала Луиза.
– Я хочу туда пойти. Сегодня.
– Туда?
– В «Иглу», – пояснил он. – Кажется, так называется здание?
– Да. Оно называется «Игла».
– Из-за мачты, – добавил Маркус.
Пашкин вежливо посмотрел на него, понял, что Маркусу больше нечего сказать, и перевел взгляд на Луизу.
– Я хочу осмотреть помещение. Пройтись по нему. – Он указательным пальцем коснулся пуговицы у ворота рубашки. – Чтобы привыкнуть к обстановке и на встрече чувствовать себя комфортнее.
– Дайте нам пять минут, – сказала Луиза. – Мне нужно кое-куда позвонить.
После разговора с Ривером Лэм задумался, а лицо его приняло выражение, которое Кэтрин Стэндиш называла зловещим, – то есть он размышлял не о том, чего бы такого съесть или выпить. Потом он взглянул на часы, вздохнул, встал, покряхтел, поднял с пола рубашку, скомкал ее и прошел по лестничной площадке к кабинету Кэтрин.
– У тебя пакет найдется?
Она посмотрела на него, моргнула.
Он помахал рубашкой:
– Эй, ты меня слышишь?
– Возьми вон там. – Она кивнула на вешалку, где болталась холщовая сумка.
Лэм запустил руку в сумку, вытащил оттуда полдесятка пластиковых пакетов и сунул рубашку в один. Остальные упали на пол. Лэм направился к двери.
– Рановато ты домой собрался, – сказала она.
Не оборачиваясь, Лэм помахал пакетом над головой:
– Постирушки.
И ушел вниз по лестнице.
Кэтрин долго смотрела ему вслед, потом покачала головой и вернулась к работе.
Перед ней рассыпались обрывки жизней, кусочки биографий, добытые на онлайновых ресурсах и из официальных баз данных: УНТС, АЛТС, НСС[441]441
Управление по налоговым и таможенным сборам, Агентство по лицензированию транспортных средств, Национальная статистическая служба.
[Закрыть] и тому подобное. Как будто ешь алфавитный суп вилкой.
Рэймонд Хедли, 62 года, восемнадцать лет прослужил пилотом «Бритиш эйруэйз», а теперь принимал участие в работе органов местного самоуправления и ратовал за охрану окружающей среды, что не помешало ему приобрести в личную собственность небольшой самолет.
Дункан Троппер, 63 года, юрист; прежде работал в крупной лондонской юридической фирме, а теперь пару дней в неделю ходил на службу в адвокатскую контору в Бурфорде.
Энн Сэлмон, 60 лет, преподаватель экономики в Уорикском университете.
Стивен Баттерфилд, 67 лет, возглавлял небольшое издательство «Лайтхаус», специализировавшееся на исторической литературе левацкого толка, а потом продал его одному из гигантов издательского бизнеса, за очень неплохие деньги.
Мег Баттерфилд, жена Стивена, 59 лет, совладелица бутика женской одежды.
Эндрю Барнет, 66 лет, госслужащий, до выхода на пенсию занимал какую-то должность в Министерстве транспорта – в данном случае, к немалому удивлению Кэтрин, это действительно означало, что он занимал какую-то должность в Министерстве транспорта.
И прочие, и прочие, и прочие. Кто-то из Управления по финансовому регулированию; два телепродюсера (один из Би-би-си, второй – сам по себе); химик из Портон-Дауна[442]442
Британский научно-исследовательский центр, где, в частности, находятся военные лаборатории по разработке и анализу биологического и химического оружия.
[Закрыть]; художники-оформители; учителя; врачи; журналист; бывшие бизнесмены (строительство, табачная продукция, реклама, прохладительные напитки) – в общем, профессиональные люди, сочетающие состоявшиеся карьеры с тихой жизнью в котсуолдской деревушке Апшот; тихую жизнь такого рода может обеспечить только состоявшаяся карьера. Многие вышли на пенсию досрочно. Почти у всех были дети. Все водили машины.
И, напомнила себе Кэтрин, все это была не ее забота и уж тем более не ее работа; а в ее работе главным было – печься о своей заботе. Но ей, в общем-то, недоставало Ривера Картрайта. И она очень надеялась, что он вернется невредимым. Живым.
«В Котсуолдс, а не в чертов Гильменд».
Что было чистой правдой, равно как и то, что Лэм сделал Ривера жертвенным агнцем, чтобы узнать, что произойдет дальше. А учитывая то, что до этого произошло убийство, не было никаких гарантий, что поездка Ривера в деревню будет сплошной идиллией.
Она снова взглянула на биографию Стивена Баттерфилда. Издательство исторической литературы левацкого толка – слишком очевидно или в самый раз?
Для того чтобы это понять, требовалось тщательное расследование. В Апшоте не очень много жителей, но досконально проверить каждого – тот еще труд. Однако же Кэтрин была совершенно уверена, что если выстроить всех обитателей деревни, то мистера Эл среди них не окажется. Потому что если Лэм прав и смерть несчастного Дикки Боу была приманкой, то мистер Эл сыграл свою роль и исчез, оставив след. Основной вопрос заключался в том, почему этот след вел в Апшот.
Разгадка скрывалась в слове «цикады». Оно было частью мифа о Попове, созданного, чтобы запутать Контору и заставить ее искать несуществующую агентурную сеть. Однако же в шпионском балагане кривых зеркал это не означало, что сеть действительно не существует… Холодная война канула в прошлое, но оставила после себя осколки. Может быть, в Апшоте на самом деле обосновались цикады, которые сейчас готовились к своей последней песне.
