Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: авторов Коллектив,Роберт Антон Уилсон,Мэтью Квирк,Питер Свонсон,Кемпер Донован,Джей Ти Эллисон,Мик Геррон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 192 (всего у книги 342 страниц)

Лэм ничего не сказал. Колесико проворачивалось. Еще чуть-чуть, и Тавернер сообразит, что теперь они обсуждают не плотно закрытую дверь, а то, как широко эту дверь можно распахнуть.

– О господи, – пробормотала она.

Ну вот.

Он снова молча предложил ей сигареты, и на этот раз она взяла одну. Наклонилась к его зажигалке, и на него повеяло ароматом духов. Вспыхнуло пламя, и аромат исчез.

Тавернер откинулась на спинку скамейки, уже не волнуясь, испачкается ли от этого плащ. Затянулась, закрыв глаза.

– Тирни не любит операций под прикрытием, – сказала она.

Лэму показалось, что этот разговор она много раз прокручивала в голове.

– При первой же возможности она разгонит департамент Операций и вдвое увеличит число сотрудников Центра правительственной связи. Дистанционный сбор разведданных. С соблюдением всех требований техники безопасности.

– Будет меньше риска для жизни агентов, – сказал Лэм.

– Будет меньше агентов. И не делай вид, что ты на ее стороне. Она отдаст все ваше поколение на растерзание Комиссии по установлению истины и примирению. Извинится за все ваши тайные операции, а потом в обнимку с вашими врагами будет позировать перед камерами.

– Перед камерами… – повторил Лэм и сказал: – Боже мой, да ты ведь не шутишь.

– Знаешь, что говорилось в ее последней служебной записке? Что кандидаты на посты вторых заместителей должны прослушать внутриконторский курс пиара. Чтобы быть готовыми к непосредственному общению с клиентами.

– К общению с клиентами?

– К общению с клиентами.

Лэм покачал головой:

– У меня есть нужные люди. Можно ее того… убрать.

Она легонько коснулась его колена:

– Очень любезно с твоей стороны. Это будет наш запасной план.

Оба умолкли. Она докурила сигарету, затоптала окурок каблуком и вздохнула:

– Ну что, посмеялись, и хватит. Или ты все-таки скажешь, что пошутил?

Мельком посмотрев на него, она поняла, что так легко не отделается. Взглянула на часы.

– Тогда выкладывай.

Лэм рассказал ей свой план.

– Котсуолдс? – спросила она.

– А что такого? Это же не операция против «Аль-Каиды».

– Ты бы ее по-любому провел. Зачем тебе понадобилось меня об этом уведомлять?

Лэм сурово посмотрел на нее:

– Я понимаю, ты считаешь, что мне крышу снесло. Но я не такой дурак, чтобы проводить операцию на своей территории без разрешения Риджентс-Парка.

– А если серьезно?

– Ты бы все равно о ней узнала.

– Тоже верно. Ты уже догадался, кто из твоих новичков мне докладывает?

Его лицо осталось невозмутимо.

– Только не устраивай мне цирк, – сказала она.

– Цирк? Этот тип убил одного из наших. Если мы допустим подобное без комплексной проверки, или как там это сейчас называется, без выяснения того, кто, что, зачем и почему, то мы не только не справляемся со своей работой, но и подводим наших людей.

– Боу давно был не из наших.

– Так не бывает, и ты это прекрасно знаешь.

Она вздохнула:

– Да, знаю. Зато не знала, что ты прекрасный оратор. – Она задумалась. – Ну хорошо. Готовый комплект документов у нас найдется, из старых. Его можно будет использовать, не привлекая особого внимания. Не самый надежный, но ты же не засылаешь агента в тыл врага. Заполни форму двадцать два «эф», мы проведем ее по бухгалтерии, как расходы на создание архива. В конце концов, ты исследуешь историю древних веков, чисто архивные изыскания.

– Мне все равно, откуда ты возьмешь деньги. Хоть из наличной кассы. У меня в заднице не свербит.

Чтобы проверить это заявление, он почесал означенное место.

– О господи, – вздохнула Диана и добавила: – А после этого мы с тобой в расчете, так?

– Ага.

– И не трать рабочее время понапрасну, Джексон.

Лэм, в неожиданном приступе тактичности, сообразил, что иногда полезно оставить последнее слово за собеседником, и ничего не сказал. Вместо этого он посмотрел ей вслед и вознаградил себя ленивой ухмылкой. Он обзавелся Конторским прикрытием. И даже операционным бюджетом.

А если бы он рассказал ей всю правду, то не получил бы ни того ни другого.

Он вытащил из кармана мобильник и позвонил в Слау-башню.

– Ты еще там?

– Да, поэтому отвечаю на звонки…

– Двигай на Уайткросс-стрит. И бумажник не забудь.

Он захлопнул телефон-раскладушку и поглядел на непоседливую утку, которая вернулась и теперь спланировала на зеркальную воду канала, разбив отраженное в ней небо, но только на миг. Потом все снова собралось воедино: небо, крыши, провода над головой, все на местах, в полном порядке.

Хо бы это заценил.

7

– Ну ты и копаешься, – сказал Лэм.

Ривер, который приехал первым, привык к Лэмовым выходкам.

– А для чего я взял кошелек?

– Чтобы угостить меня поздним обедом.

Ривер пришел к выводу, что с момента раннего обеда прошло много времени.

Рынок уже закрывался, но еще работали ларьки, способные обеспечить карри и рисом целую армию, а потом накормить ее пирогами до отвала, так чтобы она с места не двинулась. Ривер купил курицу по-тайски и лепешки наан, потом вместе с Лэмом отыскал свободную скамейку у церкви Святого Луки. Вокруг выжидающе собрались голуби, но вскоре отчаялись и разлетелись. Наверное, узнали Лэма.

– Ты хорошо знал Дикки Боу? – спросил Ривер.

– Не очень, – буркнул Лэм с набитым ртом.

– Но свечку за упокой поставишь.

Лэм смотрел на него, методично жуя, и жевал так долго, что это выглядело саркастично. Наконец он проглотил пережеванное и сказал:

– Ты раздолбай, Картрайт. Мы с тобой оба это знаем. Иначе ты бы не был слабаком. Но…

– Меня подставили. А это другое.

– Вот раздолбаев-то как раз и подставляют, – объяснил Лэм. – Позволь мне закончить?

– Да-да, пожалуйста.

– Ты раздолбай, но все еще в игре. Поэтому если в один прекрасный день ты умрешь, а я не буду слишком занят, то, может быть, тоже поспрашиваю. Проверю, нет ли каких подозрительных обстоятельств.

– Я глубоко тронут.

– Я сказал «может быть». – Лэм рыгнул. – Дикки был бегунком в Берлине. А если ты воевал бок о бок с товарищем, то обязан проследить, чтобы на его могильной плите выбили правильную надпись. Не «откинул копыта», а «убит в бою». Неужели дедуля тебе это не объяснил?

Ривер вспомнил, как в прошлом году Лэм на миг стал прежним, тем самым, кто воевал на той войне. Поэтому, хотя теперь Лэм был ленивым жирным стервецом, Ривер ему доверял.

С другой стороны, ему не понравилось уничижительное упоминание деда, поэтому он сказал:

– Может, и объяснял. Но сначала рассказал, что Боу был горьким пьяницей, который выдумал, что его похитил несуществующий шпион.

– С. Ч. тебе это рассказал? – Лэм наклонил голову к плечу. – Ты же его так называешь – С. Ч., «старый черт»?

Именно так Ривер мысленно именовал деда, но совершенно не мог представить, откуда это известно Лэму.

Лэм, прекрасно понимая, о чем думает Ривер, одарил его хищной ухмылкой:

– Ну да, Александр Попов был пугалом. А что еще тебе дедуля наговорил?

– В Риджентс-Парке на него составили досье, чтобы лучше представить замысел московского Центра. Но досье было обрывочным. Место рождения и все такое.

– И где же он родился?

– ЗТ-пять-три-два-три-пять.

– И меня почему-то совершенно не удивляет, что ты это запомнил.

– Там произошла какая-то авария, и весь город был разрушен, – сказал Ривер. – Такие подробности обычно запоминаются.

– Ну да, запоминаются. Если, конечно, это была авария. – Лэм выскреб остатки карри из алюминиевого лотка и отправил ложку в рот, не обращая внимания на взгляд Ривера. – Неплохо. – Он ловким движением руки отправил ложку в мусорку, подобрал остатки соуса последним куском наана. – На семерочку потянет.

– То есть его специально уничтожили?

Лэм вскинул брови:

– Об этом С. Ч. не упомянул?

– Мы подробности не обсуждали.

– Наверняка у него на то были свои причины. – Он задумчиво прожевал наан. – Я больше чем уверен, что твой дед без причины ничего не делал. Нет, это была не авария. – Он сглотнул. – Тебе все еще рано курить?

– Я все еще не такой дурак, чтобы курить.

– Поживешь – поймешь. – Лэм закурил, затянулся, выдохнул дым, всем своим видом давая понять, что ни на миг не задумывался о том, вредно ли это. – ЗТ, или как там он назывался, был исследовательской лабораторией. Частью ядерной гонки. Ну, это было еще до меня, разумеется.

– А я и не подозревал, что ядерное вооружение появилось еще до тебя.

– Вот спасибо. В общем, как мы потом предположили, московский Центр решил, что туда проник шпион. Что кто-то из тамошних жителей передает врагу сведения о советской программе ядерного вооружения. Врагу, то есть нам. Или нашим друзьям. – Лэм замер, двигалась лишь тонкая сизая струйка дыма, печально устремившаяся вверх от кончика сигареты.

– И город разрушили? – спросил Ривер.

– Во время уроков тайной истории твой дед никогда не упоминал о том, насколько все было серьезно? Да, разрушили. Сожгли дотла, чтобы скрыть то, чем там занимались.

– Город с населением тридцать тысяч человек?

– Ну, кое-кто уцелел.

– Город разрушили вместе с жителями…

– Так было эффективнее. Дабы удостовериться, что шпион прекратит свою деятельность. Самое смешное, что никакого шпиона не было.

– Ага, очень смешно, – сказал Ривер.

Ничего себе шуточки, подумал он.

– Крейн обожал об этом рассказывать, – добавил Лэм.

Эймос Крейн, задолго до Ривера, был одним из легендарных сотрудников Конторы. К сожалению, не в лучшем смысле. Волк в овечьей шкуре. Лис в курятнике.

– Крейн любил говорить, что этот эпизод был настоящим балаганом кривых зеркал. Они построили крепость, потом встревожились, что мы ее сожжем, поэтому сожгли ее сами, чтобы нам не досталось.

– А Попов был якобы одним из уцелевших? – спросил Ривер, представляя себе замкнутый круг. – Город разрушили, а потом, много лет спустя, создали из его пепла пугало, чтобы нам отомстить.

– Ну да, – сказал Лэм. – Говорю же, Крейну это очень нравилось.

– А что стало с Крейном?

– Его укокошила какая-то девица.

Те, у кого талантов поменьше, написали бы об этом целый роман, подумал Ривер.

Лэм встал, изумленно уставился на ближайшее дерево, будто пораженный красотами природы, приподнял ногу и пернул.

– Отличное карри, – сказал он. – А то иногда от него вечно живот крутит.

– И я еще задавался вопросом, почему ты не женат, – вздохнул Ривер.

Они перешли через дорогу.

– Так вот, – продолжил Лэм. – Пугало пугалом, но страху он нагнал. А Дикки Боу все равно умер. Между прочим, он был единственным, кто утверждал, что видел его своими глазами.

– По-твоему, мистер Эл как-то связан с легендой о Попове?

– Боу оставил сообщение на своем мобильнике, в котором именно это и говорится.

– Яд, не оставляющий следов, – сказал Ривер. – Предсмертное сообщение.

– Тебе не терпится излить душу?

– Ну… как-то это все чересчур.

– Тони Блэр у нас теперь посланник мира[437]437
  Энтони Чарльз Линтон Блэр (р. 1953), бывший премьер-министр Великобритании в правительстве лейбористов (1997–2007), после ухода в отставку занял пост специального посланника мира в Комитете по ближневосточному урегулированию и покинул его лишь в 2015 г.


[Закрыть], – напомнил Лэм. – По сравнению с этим все остальное – самое обычное дело.

Тут Риверу пришлось снова доставать бумажник. Они остановились у ларька с кофе.

– С молоком, – сказал Ривер продавцу.

– Кофе, – сказал Лэм.

– С молоком? – уточнил продавец.

– Нет, с коньяком. Спасибо, что спросил.

– Так же, как мне, – сказал Ривер.

Они взяли бумажные стаканчики и пошли дальше.

– Я не очень понимаю, зачем мы все это обсуждаем.

– Я знаю, ты считаешь, что я дурью маюсь, – сказал Лэм. – Но если я отправляю агента на операцию, то вооружаю его всеми имеющимися сведениями.

Смысл сказанного дошел до Ривера секунд через пять.

– На операцию?

– Давай-ка пропустим тот эпизод, где ты все за мной повторяешь.

– Ладно, – сказал Ривер. – Пропустим. На операцию. Куда?

– Надеюсь, у тебя все прививки сделаны, – сказал Лэм. – Ты едешь в Глостершир.

Мин ушел из офиса поздно. Неоплачиваемое рабочее время, обычная награда за пассивно-агрессивное поведение. В пять он выключил мобильник, чтобы Луизе, когда она позвонит, пришлось оставить сообщение, а в семь снова его включил. Сообщения не было. Он покачал головой. Сам виноват. Все шло слишком хорошо, и он лоханулся, сам того не заметив. Что ж, этим он и прославился. Выплеснул карьеру в унитаз и ушел домой спать; а наутро проснулся знаменитым. Все остальные смеялись, довольные тем, что если допускали промахи, то сами же вовремя и замечали, а не узнавали о них из самой популярной новостной радиопрограммы в стране.

И дело было не в том, что он упомянул Ширли. Это все на поверхности, как акулий плавник, рассекающий водную гладь. Нет, проблема крылась куда глубже: в их образе жизни, в их метаниях между двумя отвратными квартирками. В их будущем, где обоих ждал лишь совместный кабинет и никаких перспектив карьерного роста. И разумеется, в его прошлой жизни: дети, жена и дом, которых он оставил, когда карьера скатилась в дерьмо. Оставить-то их он оставил, но они никуда не делись, требовали от него времени, внимания и денег, и Луизу наверняка все это скоро начнет раздражать, а может, уже раздражает. Понятно, почему она расстроилась. И почему во всем этом виноват именно он, хотя он вовсе и не виноват.

Пока одна часть разума излагала все это Мину, другая часть вела его через дорогу, в мерзкий пивняк, где Мин провел полтора часа, потягивая пиво и уныло разрывая в клочья бирдекель. Еще одно знакомое чувство: напоминание о долгих одиноких вечерах, которые он проводил после того, как жизнь пошла под откос. Хорошо хоть про это не расскажут утром по радио. «Как и предполагалось, Мин Харпер накосячил и в делах сердечных, поэтому в обозримом будущем его ожидает одиночество. А теперь перейдем к спортивным новостям. Гарри?..»

Тут Мин решил, что пора прекращать самобичевание.

Да, Луиза куксилась, но она отойдет. А Слау-башня – тупик, но Паук Уэбб скинул туда веревочную лестницу, и Мин ухватился за нее обеими руками. Другое дело, выдержит ли лестница двоих. Мин посмотрел на кучку картонных обрывков. Абсолютно все надо считать проверкой. Это правило, усвоенное Мином на курсах боевой подготовки, пока еще никто не отменял. Итак, Паук Уэбб. За краткое их знакомство Мин не проникся к нему ни приязнью, ни доверием и вполне мог себе представить, что тот ведет какую-то двойную игру. Но если в игре есть приз, то глупо не пытаться его выиграть, и так же глупо полагать, что та же мысль не пришла в голову Луизе. Кстати, может, она куксится именно из-за того, что не далее как сегодня утром Мин продемонстрировал способность участвовать в большой игре, а Луиза продемонстрировала лишь административные умения и навыки. Бумажную возню. Именно тот род деятельности, который активно приветствовался в Слау-башне.

Он снова проверил мобильник. Никаких сообщений. Что ж, если по-честному, сказал себе Мин, никакой подляны в этом нет. Чуть позже надо будет позвонить, извиниться и прийти к Луизе. Именно в таком порядке он все и проделает. Но сначала он проверил карту в своем айфоне и ознакомился с тем отрезком Эджвер-роуд, куда таксист привез Петра с Кириллом. Потом Мин вышел из пивняка и забрал свой велосипед со двора Слау-башни. Было девять вечера; темнело.

Стеклянные стены кабинета позволяли Диане Тавернер наблюдать за своими подопечными в Центре оперативного управления. И дело было не в контроле и надзоре, а в своего рода материнском инстинкте: подкармливать и оберегать. Старики возразили бы, что нечто подобное больше необходимо при проведении операций, но Тавернер были хорошо знакомы стрессы, копившиеся в офисе и неумолимые, как ржавчина. За этими столами в Центре оперативного управления круглые сутки, неделю за неделей, собирали информацию – по большей части бесполезную, временами убийственную – и взвешивали ее на весах, которые требовалось калибровать заново ежедневно, в зависимости от того, откуда и куда дует ветер. Нужно было отслеживать списки подозреваемых, интерпретировать обрывочные видеозаписи, переводить подслушанные телефонные разговоры, и за всеми этими массивами данных, ждущих обработки, скрывалось четкое понимание того, что секундная рассеянность может привести к трупам среди развалин и жутким репортажам в вечерних новостях. Так что нет, наблюдение за подопечными было лишь проявлением заботы, хотя, конечно, давало возможность и проверить, не ведут ли эти сволочи какой-нибудь закулисной игры. Тавернер приходилось бороться со многими врагами, не обязательно иностранными.

Для того чтобы наблюдение оставалось односторонним, стекло при необходимости закрывали жалюзи, от потолка до пола. Сейчас они были опущены, а свет приглушен, имитируя сумерки за окнами, а перед Дианой Тавернер стоял – потому что она не пригласила его сесть – Джеймс Уэбб, который обитал не в Центре оперативного управления, а в кабинете, затерянном в коридорах здания; слово «кабинет» звучало важно, но означало, что Уэбб не входил в круг приближенных.

И следовательно, не попадал под ее непосредственное наблюдение.

Пора было узнать, чем он там занимался.

– Тут поговаривают, что ты прикомандировал к себе парочку слабаков, – сказала она.

– Слабаков?

– А вот этого не надо.

– Ну там ничего особенного, – сказал Уэбб. – Я подумал, что ради этого не стоит вас беспокоить.

– Когда меня не стоит ради чего-то беспокоить, я сначала хочу знать, ради чего именно. Чтобы удостовериться, что это действительно не то, ради чего меня стоит беспокоить.

Оба умолкли, осмысливая сказанное.

– Аркадий Пашкин, – наконец произнес Уэбб.

– Пашкин…

– Владелец «Аркоса».

– «Аркоса».

– Четвертой крупнейшей в России нефтяной компании.

– А, тот самый Аркадий Пашкин.

– Я… я веду с ним переговоры.

Леди Ди откинулась назад, и кресло с легким вздохом подстроилось под нее. Она уставилась на Уэбба. Однажды он сделал полезное дело, за эту услугу получил свой кабинет и, казалось бы, должен этим удовольствоваться. Но проблема с такими Пауками Уэббами заключается в том, что, как только их отправляют с глаз долой, они тут же начинают жарко дышать в окна.

– Ты… ведешь переговоры с российским промышленником?

– По-моему, он предпочитает, чтобы его называли олигархом.

– Да хоть царем! Меня это не волнует. С чего ты взял, что уполномочен устанавливать дипломатические отношения с иностранными гражданами?

– Я думал, что хорошие новости нам сейчас не помешают, – объяснил Уэбб.

Помолчав, Тавернер сказала:

– Что ж, с твоими представлениями о дипломатии я не удивлюсь, если Россия вот-вот объявит нам войну. И какие же хорошие новости имеются в виду? Только поубедительнее, пожалуйста.

– Он потенциальный осведомитель, – сказал Уэбб.

Подавшись вперед, Леди Ди медленно повторила:

– Он потенциальный осведомитель.

– Он недоволен положением дел у себя дома. По его мнению, возврат к былому противостоянию тормозит прогресс. Ему не нравится, что его родину считают мафиозным государством. Он хочет реализовать свои политические амбиции, и если бы мы могли ему как-то посодействовать… Ну, в таком случае мы бы заручились его расположением…

– Это шутка?

– Да, сейчас все это звучит, как снять луну с неба, но сама посуди: он человек влиятельный, крупный игрок. Вполне вероятно, что придет к власти. – Уэбб так явно возбудился, что Тавернер старалась не смотреть на его брюки. – А если мы поможем ему на этом пути… нет, правда… Это же святой Грааль!

Самым разумным было спалить его на месте. Немедленно. Тридцать секунд словесного креозота, и Уэбб вылетит к себе в кабинет, оставляя позади дорожку сажи и копоти, и больше никогда и ничего придумывать не станет. Поскольку это было самым разумным, Тавернер вывернула пламя мысленного огнемета на полную мощность, но, к своему изумлению, произнесла:

– Кто еще об этом знает?

– Никто.

– А парочка из Слау-башни?

– Они думают, что обеспечивают безопасность переговоров о поставках нефти.

– С чего все началось?

– Он пошел на контакт. Лично.

– С тобой? С чего вдруг?

– Ну, после прошлогоднего…

Ясненько. Прошлогоднее было результатом блестящей идеи Ингрид Тирни: пустить в ход дипломатию обаяния, дабы нивелировать негативное общественное мнение, вызванное недавней волной катастроф типа незаконных военных действий, случайных убийств, пыток подозреваемых и прочего. Тирни провела ряд пресс-конференций, объясняя, что меры по борьбе с терроризмом необходимы для обеспечения безопасности страны, хотя неосведомленной публике они представляются всего лишь помехами, которые приводят к всевозможным неудобствам, включая задержки в аэропортах. Уэбб, любитель щегольских костюмов, сопровождал ее повсюду, выступал в роли носильщика и послушно подставлял ушко всякий раз, как Тирни хотелось сделать вид, что ей требуется посовещаться с коллегой. В прессе упомянули его имя, и он наверняка бы задрал нос до небес и прожужжал бы всем уши, если бы при этом его не назвали «конфеткой».

Его все еще можно было спалить. Пресечь эту затею задолго до того, как проявятся все ее очевидные недостатки. Вместо этого Диана Тавернер сказала:

– И ты решил, что это не важно? Что ради этого меня не стоит беспокоить?

– Для правдоподобности отрицания, – сказал Уэбб. – Если вдруг все пойдет наперекосяк… ну, тогда ретивый сотрудник слишком рьяно взялся за дело и все такое. – Он коротко хохотнул. – В таком случае я окажусь среди слабаков.

А если хорошенько встряхнуть это заявление, то картина радикально переменится. Если вдруг все пойдет по плану, Уэбб принесет к ногам Тирни нажористый мосол. А Тавернер узнает об этом, стоя перед закрытой дверью и гадая, о чем они там совещаются.

Что ж, Диану Тавернер недооценивали и люди куда умнее и хитрее Паука Уэбба.

– И как ты собираешься утаить это от Лоточника?

Имелся в виду Роджер Лотчинг, с некоторых пор придирчиво, под лупой, изучавший все решения, принимаемые Риджентс-Парком, даже те, которые включали в себя вопрос «с гарниром или без?».

Паук Уэбб дважды моргнул:

– Используя людей из Слау-башни.

Диана Тавернер кивнула и подумала: «Ох, да что же со мной такое!» Уэбб прикомандировал к себе слабаков именно потому, что они не подпадали под власть Роджера Лотчинга. Затрат на содержание Слау-башни практически не существовало, если не считать служебных расходов Джексона Лэма.

– Ладно, – сказала она, и Уэбб расслабился. – Погоди, я с тобой еще не закончила. – Она мельком глянула на ящик стола, в котором лежали сигареты; однажды кому-то вздумалось покурить в здании, и в Риджентс-Парке объявили химическую тревогу. – А теперь выкладывай. Все, до последней запятой. Немедленно.

Когда Кирилл услышал английское слово «hookah», то есть кальян, то подумал, что слышит «hooker», то есть шлюха, и в последующие полминуты не разубедился в своей ошибке: какой-то поляк в пабе объяснял ему, что недавно законодательство изменилось и все «шлюхи» на Эджвер-роуд теперь на тротуаре, а не в турецких ресторанах. «Буль-буль», – заключил поляк, и Кирилл согласно кивнул. По легенде, он не говорил по-английски, хотя на самом деле сносно знал язык и прекрасно понимал «буль-буль».

Самое смешное, что на Эджвер-роуд и в окрестных переулках действительно было полным-полно шлюх, но поляк имел в виду не их, а шиша, курительные устройства из «Тысячи и одной ночи», пропускающие табачный дым по длинным трубкам. Кириллу, который раньше не пробовал кальян, понравилось это занятие, поэтому следующим вечером он снова пришел к ресторанчику и сел за столик на тротуаре, под полиэтиленовым навесом; по темным улицам с шорохом проносились машины. Он обзавелся новыми знакомыми – это не возбранялось, да и боссу об этом знать не обязательно – и о чем-то с ними беседовал, как вдруг заметил, что мимо на велосипеде проехал тот самый тип, с которым они встречались утром, Харпер, или как его там.

Кирилл, не подавая виду, продолжал курить кальян и смеяться над шутками собеседников, а сам краем глаза следил за Харпером, который вывел велосипед на тротуар и скрылся за углом. Ничего страшного. Не имеет значения, что он скрылся, главное – знать, где он будет ошиваться, а в данном случае было ясно, что он постарается подобраться как можно ближе к Кириллу. Кирилл посидел еще минут десять, потом встал, попрощался и пошел в магазинчик по соседству за сигаретами и выпивкой.

Когда Уэбб закончил свой рассказ, Тавернер невольно закусила губу и только потом сообразила, что делает.

– А почему в «Игле»? – спросила она. – Ты, случайно, не забыл, что работаешь в секретной организации? Парад на Молле и то привлек бы меньше внимания.

– Ну я же хочу переманить на нашу сторону не какое-то отребье. Если Пашкина заметят в каком-нибудь стриптиз-клубе, то возникнут вопросы, а если увидят, как он входит в самое престижное здание лондонского Сити, то никто и бровью не поведет. Там ему самое место.

С такой логикой не поспоришь.

– И больше об этом не знает никто.

– Только мы с вами.

– И ты мне об этом рассказал потому, что я тебя заставила.

Он кивнул вслед за ней:

– Для правдоподобности…

– Да-да, для правдоподобности отрицания, это ты уже говорил. – Тавернер снова устремила проницательный взгляд на подчиненного. – Иногда мне кажется, что ты собираешься переметнуться в стан врага, – сказала она.

– В МИ-шесть? – потрясенно спросил он.

– Нет, к Тирни.

– Диана, этого никогда не будет, – солгал он.

– И ты мне все рассказал.

– Да, – солгал он.

– Я жду от тебя регулярных отчетов. С мельчайшими подробностями. Все-все-все, и хорошее и плохое.

– Конечно, – солгал он.

Когда он ушел, Тавернер написала мейл в департамент Информации, с запросом прислать ей досье Аркадия Пашкина, но удалила письмо, так и не отправив. Она не хотела привлекать к себе внимания, потому что пока Роджер Лотчинг проводит свой проклятый аудит, придется объяснять в трех экземплярах, почему ее интересует Пашкин. Поэтому она прибегла к простейшему методу, которым пользуются те, кто идет на первое свидание: погуглила. Всего около тысячи упоминаний – этот игрок явно старался держаться в тени. Первая же ссылка была на статью в газете «Телеграф», где перечислялись его достижения; там же имелась и фотография. Внешне Пашкин напоминал Тома Конти[438]438
  Томас Антонио Конти (р. 1941) – шотландский актер, театральный режиссер и писатель; известен ролями в фильме «Дуэлянты» (1977) и «Счастливого Рождества, мистер Лоуренс» (1983).


[Закрыть], правда менее добродушного, и это сходство затронуло в Тавернер сразу несколько чувствительных точек. Жалюзи оставались опущены, поэтому она позволила себе расслабиться на минуту-другую. Переспать? Выйти замуж? Или столкнуть в пропасть?

Ха, он же миллиардер! Все перечисленное, и именно в такой последовательности.

Что ж, время позднее. Диана Тавернер выключила компьютер и погрузилась в размышления. Вполне возможно, что усилия Уэбба принесут плоды, но, хотя вероятность того, что Пашкин пойдет на сотрудничество с Пятеркой и займет главную должность в Кремле, была ничтожно малой, в этом и состояла игра. Приходилось ставить на аутсайдеров, потому что на фаворитов давно уже поставили другие. Правда, неясно, кто именно.

А, черт с ним, подумала она. Пусть продолжает. Если затея Уэбба развалится, Диана Тавернер пригвоздит его к обломкам и пустит по волнам, чтобы чайки разодрали в клочья. А она скажет, мол, звездная болезнь. Не прошел испытание в лучах медийной славы.

И разумеется, Ингрид Тирни поймет, что тут имеется в виду.

Прежде чем уйти, Диана Тавернер подняла жалюзи, чтобы сотрудники Центра оперативного управления могли любоваться ее пустым кабинетом. Ей нечего скрывать, думала она. Нечего скрывать.

Абсолютно нечего скрывать.

Бывают дни, когда все складывается.

В велогонке на запад Мин Харпер не бил рекордов; в конце концов, ехал он туда на рекогносцировку, чтобы получше ознакомиться с местностью. У Мраморной арки машин было много; он сбросил скорость, высматривая, где бы оставить велосипед, и тут заметил его, Кирилла, который якобы не знал английского. Кирилл сидел у ресторана, под полиэтиленовым навесом, покуривал кальян и перешучивался с завсегдатаями, как будто занимался этим всю жизнь. Вот так все и сложилось.

Мин соскочил с велосипеда, завел его за угол, прикрепил цепью к фонарному столбу и запихнул в велосипедную корзину светоотражающий жилет. Вернулся к дороге и, скрытый от глаз Кирилла стеной машин, вошел в газетную лавочку. Там он встал у стеллажа с журналами, который загораживал витрину, и, делая вид, что их рассматривает, дождался, когда Кирилл, распрощавшись с приятелями, направится в магазинчик на ближайшем углу. Как только Кирилл скрылся внутри, Мин перешел через дорогу и завис у двери какого-то закрытого заведения, обклеенной рекламой и карточками: «Уборка квартир», «Перевозка мебели», «Уроки английского». Притворился, что записывает телефонные номера. Кирилл, с пакетами в обеих руках, вышел из магазина. Мин выждал, пока русский не отойдет на сотню метров, и последовал за ним, лавируя в толпе на тротуаре и не теряя из виду массивной фигуры. От Мина попахивало пивом, а мочевой пузырь распирало, но он не обращал на это внимания, с восторгом отдавшись слежке. Вот бы сказать кому-нибудь из прохожих, например вот этой блондиночке: «Я работаю в спецслужбах. Видишь вон того типа? Я за ним слежу». Но блондиночка прошла мимо, не удостоив его взглядом. А Кирилл исчез.

Мин сморгнул и усилием воли заставил себя не бежать. Спокойная размеренная походка, самая обычная, как и раньше. Наверное, Кирилл зашел еще в какой-то магазин или в бар; а может, свернул куда-то в переулок. Не хватало еще, чтобы Мин его обогнал. Нет, не хватало еще, чтобы Мин его потерял… Это и будет самое опасное.

Впрочем, никакой опасности не было. Вот о чем следовало помнить. Никакой опасности не было, потому что никто не знает, где он и чем занимается. Только Мин знает об этом, а теперь он снова сядет на велосипед и поедет через весь город, к Луизе; только Мин знает, что провалил слежку, самую элементарную, такую, с которой без труда справился бы даже новичок.

Бывают дни, когда все рушится.

Но не сегодня, нет, не сегодня, потому что вот он, красавец, этот русский громила, отходит от ресторанчика, изучив меню в витрине. Сердце Мина застучало ровнее, и лишь тогда он сообразил, что до этого оно лихорадочно колотилось.

Выдерживая дистанцию в сотню метров, он последовал за русским по Эджвер-роуд.

Джексон Лэм сидел у себя в кабинете, где единственным источником света – на уровне колен – служила настольная лампа, водруженная на стопку телефонных справочников. Свет уползал вверх, а тени превращали лицо Лэма в физиономию тролля и огромными черными пятнами расплывались по потолку. На столешнице, рядом с ногами Лэма, стояла бутылка «Талискера», а в руке он сжимал стакан. Подбородок упирался в грудь, но Лэм не спал. Казалось, он изучает пробковую доску на стене, обклеенную просроченными дисконтными купонами, но, скорее всего, он глядел куда-то сквозь нее, в темный туннель давно позабытых тайн, хотя, если бы его спросили, заявил бы, что пытался вспомнить, чья очередь сбегать за куревом для него. Подтверждением такому заявлению служил бы окурок последней сигареты из опустевшей пачки.

Он словно бы не замечал ничего вокруг, но даже не вздрогнул, когда в кабинете раздался голос Кэтрин, которая стояла в дверях уже целую минуту.