Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Стивен Кинг

Продравшись сквозь самые частые жалобы на грязь, уличный шум, плохой вай-фай, вонь, насекомых, пятна крови и скудный континентальный завтрак, я добрался до более значимых записей, скрывающихся в недрах комментариев на Yelp и Travel Advisor.

Автор одного из отзывов охарактеризовал свое пребывание в отеле так: «Как будто попал в фильм из серии „Пила“». Другой назвал свое пребывание там «бессонным кошмаром». Это ощущение мне отлично знакомо.

Часто мне встречались жалобы постояльцев, которым казалось, что их обманули с авансовым платежом.

И разумеется, в один конкретный двухнедельный период были жалобы на воду. Мы знаем, чем это закончилось.

Один комментатор отметил, что в отеле и вокруг него необычайно часто происходят сексуальные домогательства. «Cecil может похвастаться невероятной концентрацией педофилов среди гостей. Городская тюрьма находится буквально в паре шагов, а относительно бездетная среда в центральном районе делает его идеальным пристанищем для такого рода преступников».

Посмотрев криминологические записи в службе Intelius, я обнаружил, что на Мейн-стрит проживает не менее шести человек, обвиненных в преступлениях на сексуальной почве, и около трех – в самом отеле.

После того как Салли рассказала мне, что служащие отеля при помощи мастер-ключа проникали в номера и набрасывались на женщин, меня больше всего интересовали те отзывы, где описывались контакты с персоналом.

Другой мой информатор, Тина, – выйти на нее мне помог охранник из бара, – подтвердила заявления Салли. По ее словам, многие служащие, включая подсобных рабочих, сексуально домогались постояльцев. Я должен заметить, что ее свидетельство относится к тому времени, когда Сантьяго Лопес еще не работал в Cecil.

В интернет-отзывах отражено множество случаев, когда некоторые служащие отеля доводили людей до мурашек.

Один постоялец писал, что, когда он со своей девушкой зашел в отель, охранники нехорошо на них посмотрели, а затем стали «грязно» пялиться на девушку. По словам постояльца, это продолжалось, пока они с девушкой оформляли документы, – двое вооруженных охранников стояли рядом, смотрели на девушку и пересмеивались.

Другой юзер оставил в комментариях под роликом Джона Лордана «BrainScratch: Махинации с видеозаписью Элизы Лэм в лифте» длинную запись, которая кажется мне заслуживающей внимания. Автор рассказывает, как останавливался со своей девушкой в Cecil всего за пару недель до гибели Элизы. Он утверждает, что один охранник упорно ходил за ними по лобби и смотрел на девушку как одержимый.

«Я обратился куда надо насчет этого после смерти мисс Лэм… – написал юзер. – Думаю, если бы они нашли того парня, то нашли бы и разгадку тайны».

Я получил сведения от женщины по имени Таня Даниэль: она прислала мне электронное письмо, в котором описала свой опыт пребывания в Cecil в 2006 году. Ее поселили в номер со сломанными замками «на верхнем этаже, где, казалось, было совсем пусто».

Осматривая отель, я встретила в лифте одного из служащих… [который] предложил провести для меня экскурсию по зданию, и я мгновенно уловила в его глазах нехороший огонек…

Я на своем веку повидала достаточно озабоченных, но этот парень был на них не похож.

Он был какой-то слишком лощеный, слишком самоуверенный. Мне показалось, что он считает, будто способен навязать свою волю кому угодно.

Когда я прочел это, по спине у меня пробежал холодок. Теперь передо мной была совершенно четкая картина: постоялицы ощущали опасность, исходящую от служащих-абьюзеров, от служащих, которые время от времени предлагали провести для них экскурсию по зданию.

ВОЗВРАЩЕНИЕ КРАСНОЙ ПТАХИ

Сидя в лобби, я вспомнил самый странный эпизод, который мы пережили во время съемки документального фильма. Наша маленькая команда состояла лишь из меня, Джареда (за которым чуть ранее в тот день погналась женщина с граблями), оператора Джейсона и Вильгельмины – актрисы, которую мы взяли исполнять роль Элизы в сценах, воссоздающих ход событий.

Вильгельмина к тому моменту уже проделала впечатляющую работу. Она со всей серьезностью отнеслась к стоящей перед ней ответственной задаче: изобразить человека, страдающего от биполярного расстройства. Она сумела изящно, без единого слова передать трепетную, но мятущуюся душу Элизы, добавив при помощи языка тела тонкие нюансы, отображающие страдания острого, но смущенного ума человека, сражающегося с приступами депрессии и гипомании.

Мы снимали перед отелем сцену, для которой Вильгельмина оделась в последний, легендарный костюм Элизы: черные шорты и красную толстовку с капюшоном. Как только мы вышли на Мейн-стрит, сюда же прибыла экскурсия по паранормальным местам Лос-Анджелеса – Cecil был последней остановкой. Из-за своей мрачной истории отель часто попадает в маршруты вроде «Зловещих отелей и жуткой Мейн-стрит» от Esotouric.

Когда туристический автобус поравнялся с отелем, гид принялся говорить в небольшой мегафон, и пассажиры подняли усталые глаза на Cecil – пронзительный янтарный свет из лобби вырывался на улицу.

– …И тут в две тысячи тринадцатом году отель вновь постигла чудовищная трагедия: сотрудники обнаружили тело двадцатиоднолетней Элизы Лэм в цистерне с водой на крыше. Пополнила ли она бесчисленный сонм душ, поглощенных этим загадочным зданием? – было слышно на улице.

В этот самый миг несколько туристов заметили молодую американку китайского происхождения, Вильгельмину, одетую в точности так же, как Элиза. Кое-кто стал с растерянным видом показывать на нее пальцем. Другие обернулись на гида, полагая, что это заранее организованная постановка. Гид вытаращил глаза, как будто он увидел привидение, или навалил в штаны, или сделал и то и другое одновременно.

Мы закончили съемку перед отелем и решили разделиться. Джаред, Вильгельмина и Джейсон отправились снимать Cecil снаружи. Я пошел внутрь. Не все мы поселились в отеле, но я хотел провести кое-какие исследования.

Ожидая лифт, я вдруг увидел, как перед отелем проходит Вильгельмина – и движется в сторону, противоположную той, куда она только что ушла. И ни Джареда, ни Джейсона с ней не было.

Я вышел наружу. Вильгельмина стояла в конце улицы, ждала сигнала светофора, чтобы перейти Мейн-стрит.

Я окликнул ее, но она не отозвалась. Я решил, что она пошла к машине взять куртку или еще что-нибудь, но мне не нравилось, что она ходит одна вечером в таком районе.

Вильгельмина перешла дорогу, и я последовал за ней. На улице в тот вечер было особенно шумно, и Вильгельмина не слышала, как я ее зову. Дойдя до нашей машины, она, не останавливаясь, повернула направо, на Олив-стрит.

Какого черта она творит?

Я набрал ей сообщение. «Слушь, я прямо за тобой – ты куда идешь?»

Примерно минуту спустя она ответила: «В смысле? Я тебя не вижу. Мы идем купить еды».

Я понял, что женщина впереди меня была не Вильгельмина.

Кем бы она ни была, издалека она очень на нее походила, и на ней была красная толстовка. Я вспомнил, как в прошлый свой приезд стоял перед зданием Cecil и заметил женщину в красном, рассматривающую отель. Позже наши пути снова пересеклись.

Женщина приближалась к Першинг-сквер. Я остановился и достал электронную сигарету. «Это уже совсем странно», – подумал я, когда она прошла между сиреневыми колоннами.

И уже собирался повернуть назад, когда женщина в красном достала что-то из кармана. Я не мог разглядеть, что именно, поскольку нас разделяли добрых сорок-пятьдесят ярдов. Но что бы это ни было, женщина поколупала это и стала делать рукой короткие движения, словно что-то бросая.

Она кормит в сумерках голубей? Я вспомнил историю Голди Осгуд, Голубиной Леди, жестоко убитой в Cecil.

Потом развернулся и пошел обратно. Афиша фильма «Темная вода» говорила правду: некоторые загадки не следует разгадывать.

ОТКРОВЕНИЕ

Вернувшись в свою комнату, от отчаяния я принялся со всем усердием, на какое был способен, делать получерепаху. Эта поза йоги хорошо помогает при депрессии, потому что в ней вся кровь ненадолго приливает к мозгу. От этого я кайфую. После получерепахи я позанимался дыхательными упражнениями.

Забравшись в постель, я натянул одеяло до подбородка. В комнате царила темнота, лишь на потолке и стенах складывались в узор пятна света, красного, как артериальная кровь.

Зазвонил внутренний телефон, и я чуть не умер от страха.

– Алло?

Молчание.

– Алло?

Снова молчание.

– Господи, да что такое, – сказал я и повесил трубку.

И рассмеялся. Это ужасно напоминало фильм «1408», в котором скептически настроенный умник Джон Кьюсак селится в проклятом отеле и в итоге лишается рассудка. В определенный момент он доходит до такого отчаяния в попытке спастись из комнаты номер 1408, что вылезает в окно и начинает боком пробираться по карнизу, нависающему над жуткой бездонной бездной. Эта сцена запомнилась мне потому, что во сне я часто карабкаюсь по стенам ветхих башен и зданий на опасную высоту.

Внезапно я вспомнил отрывок сна. Я мчался по какому-то не то туннелю, не то лабиринту. Проход имел цилиндрическую форму и, похоже, был сделан из некоего рода мембраны, а по бокам шли люки. В конце сна, отчаявшись найти выход, я нырнул в один из них и улизнул в бескрайнее ничто.

И кстати, насчет «улизнуть», подумал я, – пора убираться к чертям из этого номера. Надо снова отправиться на четырнадцатый этаж. Не в комнату 1408, но в комнату 1427, где Ричард Рамирес хранил глазные яблоки одной из своих жертв.

Оказавшись на четырнадцатом этаже, я попытался – безуспешно – провести быстрый сеанс самодиагностики. Мозг попросту отказывался нормально работать. С того самого момента, как я увидел письмо от Лорен, я чувствовал, как во мне медленно, но верно нарастает нервное напряжение – и смешивается с депрессией. Это было похоже на волнение перед выступлением, усугубленное неконтролируемым приступом истерического хохота.

Только я не смеялся. Или, может быть, смеялся, но сам этого не замечал. В любом случае, говорят, посмеяться над собой полезно, так?

Что-то нарастало внутри меня, уже превосходя депрессию, – вначале я был этому рад просто потому, что получил неожиданный источник энергии. Это была депрессия с вывертом, сардоническая немочь, искусственно раздуваемая новыми вливаниями кипучей тревоги. Это было что-то новое и в то же время знакомое – более концентрированный вариант ощущения, которое я время от времени испытывал на протяжении последних десяти лет.

«А, точно, – подумал я, вспомнив письмо от Лорен, – я злюсь», – и ударил ладонью в стену. «Это из-за отеля?» – мелькнуло в голове. Я определенно не был первым человеком, ощущающим себя так, словно Cecil взломал его мозг. Я беседовал с людьми, которые заявляли, что не верили ни в какие сверхъестественные явления, но в Cecil почувствовали нечто поистине странное.

Я снова ударил по стене, а потом и по собственной ладони.

Я привык к эмоциональным американским горкам. Но впервые ухитрился оказаться в высшей и низшей точке одновременно.

Сделав вдох-выдох, я попытался успокоиться и собраться с мыслями. И вспомнил еще один важный отзыв, особенно актуальный сейчас. В нем упоминалось о мигающем свете и ощущении того, что на четырнадцатом этаже кто-то призывает демонов. Автор отзыва сообщил, что рано утром он и его спутник съехали из отеля, а портье и охранник посмеялись над ними.

Когда они покидали отель, охранник крикнул: «Зачем уезжаете, ребята, у нас тут призраки добрые!»

Не знаю, как там обстоят дела с призыванием демонов, но меня четырнадцатый этаж вгонял в ужас одним лишь тем, что там жил Ричард Рамирес, и там же была сделана запись с Элизой в лифте. Кроме того, с четырнадцатого этажа выбросились несколько самоубийц. Если отель Cecil обладал собственным разумом, то по этому этажу проходил особо активный нейронный путь.

Даже коридоры чем-то напоминали огромные мозговые артерии, а технические трубы извивались по стенам и потолку, словно вены.

Внезапно я вспомнил тот сон, что увидел, когда задремал днем. Мир вокруг переплелся с образами, порожденными моей нарождающейся манией, – я бродил по зданию, напоминающему Cecil, только в зыбком мире сна коридоры имели цилиндрическую форму и состояли из плазмы и переливающегося разными цветами пара. Изгибистые проходы вели меня по запутанному лабиринту нервов, кровеносных сосудов, нейронных путей, а на газообразных стенах я видел дендриты и аксоны и краем глаза улавливал другие сияющие нейротрансмиттеры, убегающие далеко вперед.

Тогда, во сне, я был гостем в сознании Элизы, незваным чужаком, выискивающим правду и надеющимся на ее благосклонность. Сон был порожден моим беспокойством из-за вторжения в жизнь Элизы и подпитан недавним просмотром фильма «Фантастическое путешествие», в котором ученые, уменьшившиеся до размеров молекул, путешествовали по организму пациента.

Сейчас я словно попал в зловещую область между явью и царством сна, между жизнью и смертью. Видение, в котором я путешествовал по разуму Элизы, наложилось на мои странствия по отелю. Это были не галлюцинации (так мне казалось), но плоды тревожной фантазии.

Во сне я все быстрее и быстрее мчался по изгибистым искрящимся туннелям, которые своим разноцветием и парообразностью подчас напоминали туманности далекого космоса. Это сооружение состояло из вещества, представлявшего собой причудливую смесь органических мышечных волокон и межзвездного газа, а иногда кое-где угадывался цифровой программный код.

Мне вспомнилась статья об ученых, обнаруживших, что клетки мозга, социальные сети и галактики развиваются по сходным схемам. Заголовок гласил: «Вселенная растет как гигантский мозг».

Панпсихисты вроде физика Грегори Матлоффа верят, что Вселенная обладает протосознанием. А если все во Вселенной обладает неким зачаточным разумом, то выходит, что и здания тоже, не так ли? Почему бы не иметь разум отелю Cecil?

«Почему я зациклился на идее, что отель живой?» – подумал я. Возможно, между моим сознанием и Cecil возник некий синергизм. Конечно, обычно общая галлюцинация (известная как «безумие на двоих») случается у людей, а не у человека со зданием.

«Я схожу с ума, – подумал я. – Или уже давно сошел».

Но сон казался таким реальным, что меня так и одолевало желание отыскать в нем смысл. Я был одурманен мыслью о том, что я не одиноко брожу по мною же созданному конструкту мозга Элизы, что я окружен живой, дышащей вселенной, способной объяснить ее смерть – и раз уж мы об этом заговорили, то, возможно, объяснить даже ухудшение моего душевного состояния.

Эта история внушала мне и ужас тоже, ведь жизнь Элизы оборвалась так чудовищно, так трагично. В чем цель? Где космическая справедливость?

Когда я приблизился к комнате 1427, проснулось мое «паучье чутье». До меня донеслась рок-музыка, в коридоре витал запах марихуаны.

Я подошел к двери. Постучать или нет?

Я поднял руку, готовясь побарабанить по двери костяшками. Но не успел: за моей спиной раздался свистящий звук.

В конце коридора, сразу же за тем местом, где только что кто-то или что-то свернуло направо, было открыто окно на пожарную лестницу. Легкий ветер играл белыми занавесками, прикрывающими подоконник. Внезапно коридор словно вытянулся, перспектива исказилась так, будто я смотрел почти что с высоты птичьего полета.

Когда я снова повернулся к комнате 1427, то увидел тень в дверном глазке. Кто-то стоял по ту сторону двери, уставившись на мое искривленное линзой лицо.

Я попятился, по лбу покатился пот. Казалось, ось всего здания проходит сквозь эту дверь.

Неожиданно дверь раскрылась, и в проеме возникло сумрачное лицо седоватого мужчины.

– Извините, – сказал я, отходя, – дверью ошибся.

Мужчина смотрел на меня, ничего не говоря. Я как зачарованный продолжал пятиться, пока меня не остановила стена. Ветер хлестнул меня по лицу белой занавеской, что небрежно прикрывала окно на пожарную лестницу.

Мужчина осторожно переступил порог и вышел в коридор, не сводя с меня глаз с расширенными зрачками. Я будто оказался внутри забытого сна, внутри жамевю[499]499
  Жамевю – состояние, противоположное дежавю, когда хорошо знакомое место или человек внезапно кажутся неизвестными или необычными, наблюдаемыми впервые.


[Закрыть], обрамленного синхроничностью, в ослепительной галлюцинации.

– Вы не видели Элизу? – спросил я.

Мужчина рассеянно улыбнулся и сделал шаг вперед. Пожал плечами, оглянулся, потом вновь посмотрел на меня с почти театральной ухмылкой.

– А, черт, – пробормотал я, чувствуя, как голова идет кругом. – Я… эмм… пойду курну.

Мне давно хотелось проверить в рамках своего исследования пожарную лестницу.

Я решил, что сейчас самый удачный момент, чтобы пройти по одному из возможных путей Элизы на крышу. Вспрыгнул на подоконник и выбрался на лестницу. Меня встретил теплый, душный ночной ветер, доносящий снизу отголоски дорожного шума. Конструкция пожарной лестницы выглядела хлипкой. Я надеялся встать на поверхность, которая не будет ходить подо мной ходуном, однако очутился на угольно-черной решетке, по степени твердости напоминающей макраме.

Вцепившись в перила, я заглянул в коридор – проверить, ушел ли мужчина. Он не ушел, но теперь стоял отвернувшись от меня и засунув руки в карманы. То ли обдолбанный наркоман, то ли привидение. А может, и то и другое.

По внешней пожарной лестнице я добрался до крепящейся к бетонной стене узкой лесенки, ведущей на крышу, и поднялся на несколько ступенек. На середине лесенки я остановился и огляделся вокруг. На другой стороне улицы, примостившись на карнизе стоящего параллельно Cecil здания, город созерцала каменная горгулья.

Интересно, сколько эта тварь уже сидит тут и сколько людей выбросились из окон у нее на глазах?

Горгулья словно усмехалась мне. А ведь она была здесь в ту ночь, когда Элиза поднялась на крышу. Что ей известно? Что она видела?

Одной рукой держась за перила, я извлек на свет божий бутылку виски и сделал глубокий глоток; поморщился, крякнул, как Джек Николсон, запатентовавший этот звук «Беспечном ездоке»: «Кнттт-кнттт».

Внезапно я осознал, что у горгульи лицо крылатого демона из сна, который я видел год назад. Та же самая ухмылка. Сон был предвосхищением. Я соединил в голове обрывки воспоминаний того видения: я забрался на крышу Cecil – так же, как сейчас, – и увидел, как Элиза встречает высокого зловещего мужчину, которого, как я теперь понял, я видел в коридоре.

А в конце сна… я упал.

Я стоял на лестнице, ветер бил мне в лицо. Мне двигаться дальше? Посмотрел вниз. «Какого хрена ты делаешь? – спросил я себя, уставившись на горгулью, и сам себе ответил: – Пью виски на карнизе во время смешанной маниакальной фазы».

Немного протрезвев, я вернулся на пожарную лестницу, спустился и пролез в окно. Мужчина исчез. Однако я услышал, как хлопнула, закрываясь, дверь, что вела на лестницу на крышу. Он поднялся туда… снова, как и во сне.

Но это уже не имело никакого значения.

В лифте висело зеркало. Глядя на себя, я внезапно все понял. Осознал, что означали все эти годы необъяснимых метаний, скачков из бездны отчаяния к вершинам творческих свершений, превращение в «короля вечеринок» всего на одну ночь, на смену которой приходит череда дней, проведенных в постели в состоянии беспробудной тоски.

Я понял, почему мой душевный недуг никак не получалось вылечить до конца. Понял, почему мое видение будущего, мои карьерные планы и проекты менялись по нескольку раз на неделе, а иногда по нескольку раз в течение часа. Я понял, почему утром не могу предугадать, какое настроение будет у меня сегодня, почему мне – заложнику собственного тела – остается лишь наблюдать со стороны за тем, как вырывается из меня таинственная тьма.

Элиза Лэм страдала от биполярного расстройства 1-го типа – и скорее всего, в тяжелой форме. Первый тип иногда может приводить к угрозе для жизни и требовать госпитализации. Лишь недавно я узнал, что существует и биполярное расстройство 2-го типа, которое характеризуется более мягкими маниакальными эпизодами, но все равно дает потенциально опасные перепады между гипоманией и депрессией.

Биполярное расстройство 2-го типа печально известно тем, что его трудно диагностировать. Генетика – великий прогностический фактор. Для меня это было настолько очевидно, что у меня в голове не укладывалось, как никто даже не предполагал такого раньше. Эта болезнь забрала мою тетю Джилл. У нас это в роду. Биполярное расстройство объясняло мои странные смены настроения и беспорядочные депрессивные паттерны. Каждый симптом приближал мою смерть.

Проистекала ли моя заинтересованность, если не сказать одержимость, гибелью Элизы – хотя бы отчасти – из подсознательной потребности поставить диагноз самому себе и понять, что происходит в моем мозге? Была ли трагическая кончина Элизы для меня своего рода дорожным знаком в глуши, указывающим путь к осознанию? Были ли последние несколько лет одним большим совпадением?

Я вспомнил все мои опасные злоключения, особенно между двадцатью и тридцатью годами, мои импульсивные решения и поступки, мои запредельные эксперименты с запрещенными веществами и злоупотребление ими. Сколько раз я закидывал в себя кучу разных наркотиков, просто чтобы прийти в нормальное самочувствие? Просто чтобы набраться смелости выбраться из дома и дойти до продуктового магазина.

Мне повезло, что я вообще остался жив.

Я вернулся в Cecil, ожидая встретиться лицом к лицу с призраком или обнаружить следы грандиозного заговора. Но нашел лишь свое искаженное отражение в зеркале.

«Поздравляю, – шепнул отель, утроенный оптическим эффектом. – Тебе есть чем гордиться».

Он, она, оно, они – Cecil был разозлен моим откровением, взбешен тем, как одно мгновение просветления обезоружило самых титулованных его демонов.

«Ты можешь уйти… но ты останешься здесь».

«Наешься вдоволь своих таблеток, трус», – подключился Анархист.

Я нажал кнопку на панели лифта и ждал, ничего не отвечая. С биохимией спорить бесполезно.