Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: авторов Коллектив,Роберт Антон Уилсон,Мэтью Квирк,Питер Свонсон,Кемпер Донован,Джей Ти Эллисон,Мик Геррон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 171 (всего у книги 342 страниц)

На него напали, завалили, раздели до трусов и бросили в подвал; подержали его тут час-два, может, три, а может, и пару недель, пока он не привык к темноте так, что, когда вдруг вспыхнул свет, показалось, будто небо разорвалось в клочья.

Ларри, Мо и Керли. Грубые тычки, громкие зычные голоса.

– Ну ты и засранец…

– Господи, вот ведь вонища-то…

А потом на него натянули новый костюм – оранжевый комбинезон – и снова мешок на голову. На руки – перчатки.

– Что вы со мной…

– Заткнись.

– Я же никто. Я просто…

– Нам насрать, кто ты такой.

Его рывком усадили на стул. Сунули в руки газету. По звукам, которые они производили, и по фразам, которыми обменивались, он догадался, что они готовятся к съемке. А он, оказалось, плакал. Он не знал, что такое бывает со взрослыми, что можно заплакать и не знать, что заплакал.

– Не трясись.

Невыполнимый приказ. Как приказать, чтобы не чесалось.

– Сиди спокойно.

Сиди спокойно…

Он сидел спокойно, под мешком по лицу текли слезы. Все молчали, слышался лишь негромкий гул, который, возможно, издавала работающая камера, да еще странное шуршание, источник которого он определил не сразу. Оказалось, это шуршали газетные страницы – его продолжало трясти. Как-то очень мало шума, подумал он. Ему следует орать, крыть этих ублюдков что есть мочи, чтобы они поняли, что он не боится, что он их в гробу видал. Однако он молчал. Какой-то внутренний голос предостерегал: «Если станешь ругаться, им это может не понравиться. Они могут подумать, что ты дурной человек. И кто знает, что они с тобой тогда сделают?» Этот тонкий голосок предостерегал все время, пока гудела камера и шуршала газета, но наконец один из клоунов сказал «хорош» и гул прекратился. Газету вырвали из рук. Спихнули со стула.

Он упал на пол, прокусил губу, и, возможно, это бы окончательно вывело его из себя, но, еще не раскрыв рот, он почувствовал, как рядом оказалась чья-то большая голова, которая выдохнула ему на ухо, пополам с тягостной луковой вонью, слова, чей смысл взорвался и пропечатался в мозгу. А потом похитители вышли, а его снова поглотила тьма. Голосок внутри умолк, ибо теперь пришло истинное понимание происходящего – понимание, что не важно, какого рода человеком его считали, не важно, станет он ругаться или будет смиренно выполнять приказы, потому что все, чем он был для них, сложилось вместе задолго до этого момента. Достаточно было цвета его кожи. Того, что он не исповедует их религию. Им просто противно его присутствие среди них, сам факт его существования оскорбляет их. Он мог крыть их последними словами или опуститься перед ними на колени и отсосать по очереди у каждого – это не изменило бы ровным счетом ничего. Он был виновен в том – что был. И наказание его было предопределено.

«Мы отрежем тебе голову».

Вот что сказал ему голос.

«И выложим это в интернет».

Вот что он сказал.

«Тварь черножопая».

Хасан плакал.

7

В тошнотворной пивнушке через дорогу подавали кое-какую еду, а беспорядочное расположение залов позволяло отыскать укромный уголок. На обед Ривер смотался так рано, что это могло быть расценено как поздний завтрак, но все в Слау-башне были настолько погружены в сегодняшнюю новость, что вряд ли кто-то обратил внимание. Ему надо было проделать кое-что не связанное с бумажной работой; он хотел знать, чем, возможно, занят сейчас Паук. Ривер загрузил ноутбук и воткнул в него флешку, тем самым, строго говоря, совершив уголовно наказуемое деяние. Но его все окончательно достало. В жизни каждого молодого человека бывают моменты, когда это представляется достаточно серьезным основанием.

По прошествии десяти минут данное основание стало представляться значительно менее серьезным.

К заказанному сэндвичу с беконом он не притронулся. Кофе был отвратителен до невозможности. Чашка с одной стороны, тарелка с другой, ноутбук по центру – он один за другим просматривал файлы, которые Сид похитила у Хобдена. Однако дело было в том, что это не могли быть те самые файлы. Если только…

– Чем занят?

Даже если бы Ривера застукали за просмотром детской порнографии, он смутился бы меньше.

– Работаю.

Сид Бейкер села напротив:

– Работать полагается на работе.

– Проголодался.

– Оно и видно. – Она покосилась на нетронутый сэндвич.

– Сид, чего тебе от меня надо?

– Подумала, что ты решил пойти и напиться.

– И?..

– Подумала, что это будет неумно.

– Что там происходит? – спросил он, закрывая ноутбук.

– Хо говорит, что показывают один и тот же закольцованный кусок.

– Я этого не заметил.

– Потому что ты не Хо. Он сказал, что продолжительность отрезка тридцать с чем-то минут, то ли семь, то ли восемь.

– Не вживую, значит.

– Но снято утром, потому что…

– Да, понятно, потому что свежая газета. Что насчет местонахождения?

– Хо говорит, не получится. Трансляция перебрасывается по цепочке с разных ай-пи-адресов по всему свету. Пока вычислишь один, они уже на тридцать адресов впереди. Но это Хо. Может, в Челтнеме докопаются.

– Слишком хитроумно для розыгрыша?

– Пока не узнаем, кто этот пацан и у кого он в руках, никакую версию исключать нельзя. Но, учитывая, что весь мир наблюдает, нам лучше пока считать, что все это взаправду.

Он откинулся на спинку стула:

– Ого! Это обнадеживает. Нам?

Она вспыхнула:

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я. К тому же это не имеет никакого отношения к моему первому вопросу: что ты тут делаешь?

– Кажется, скрываюсь от мотивационного тренинга.

– Ты можешь хоть раз ответить по-человечески?

– А ты?

– Спрашивай.

– Как долго ты собирала информацию по Хобдену?

Взгляд ее изменился.

– Недолго.

– Однако достаточно долго для того, чтобы выяснить, где он завтракает.

– Это не так сложно, Ривер.

– Обычно ты меня не называешь Ривером.

– Обычно я никого не называю Ривером. Не самое распространенное имя.

– Все вопросы к моей матери. У нее случился хипповый период. Лэм тебе сказал не распространяться о задании?

– Нет, он попросил меня написать про это в блог. Можешь почитать по адресу дебильныйвопрос-точка-даунингстрит-точка-ю-кей. Моя очередь. Что тебе известно про Хобдена?

– Одно время звезда журналистики. Левак-бузотер, поправел с возрастом. Докатился до стенаний в провинциальной прессе на тему того, что все зло идет от иммигрантов, социальной поддержки и какого-то Роя Дженкинса.

– Это министр внутренних дел лейбористского правительства в шестидесятые, – голосом пай-девочки вставила Сид.

– Пятерки по истории?

– «Гугл».

– Понятно. В общем, обычное брюзжание пердуна в отставке. С той разницей, что у него была возможность озвучивать это в центральной прессе. И раз-другой-третий в качестве участника дискуссии на «Времени вопросов».

– Всяко круче, чем на вечеринке у викария в саду, – сказала она. – Короче говоря, от пламенного борца до старого брюзги за двадцать лет.

– Не он первый.

– Только у него вышло фееричней, чем у многих. А когда всплыло, что он официально состоит в рядах Британской патриотической партии, карьера разлетелась вдребезги.

– Последний оплот нации, как у них на сайте написано.

– Состоящий из тех, кто считает, что Британская национальная партия стала слишком мягкотелой.

– И тех, – добавил Ривер, обнаружив, что разговор доставляет ему удовольствие, – кто считает, что дурацкие новшества вроде политкорректности не должны препятствовать торжеству традиционных добродетелей.

– Кажется, они называли это тактикой прямого воздействия, – сказала Сид.

– «Дави чурок» они это называли, – уточнил Ривер.

– Другой бы на его месте не распространялся о своем членстве.

– Сложно, когда список членов партии выкладывают в интернет.

Они обменялись улыбками.

– И на этом, – подытожил Ривер, – его почти что блестящей карьере пришел конец.

Ему вспомнились слова деда: «Не за его убеждения, а за то, что некоторые убеждения не до́лжно афишировать, если не хочешь быть отлученным».

Всю эту информацию он за час собрал в интернете вчера вечером, по пути домой.

– Думаешь, список действительно слила Контора?

– Скорее всего, – дернул плечом Ривер. – Лэм ничего не намекал?

– Мне не полагается об этом говорить.

– Тебе и в пивняке сейчас быть не полагается, и что?

– Нет. Не намекал.

– Ты бы по-любому так ответила.

– Я понимаю, что тебе сейчас непросто. Кстати, это наш самый продолжительный разговор за все время знакомства.

Данный рекорд сегодня был побит уже дважды.

– А ты вправду читала «Эшендена»? – спросил он.

– Имеешь в виду – всего?

– Больше вопросов нет.

– Я люблю викторины. Поэтому знаю массу названий книг, которых никогда не читала. – Она перевела взгляд на ноутбук. – И все-таки чем ты тут занимаешься? Все еще читаешь свои транскрипты?

И прежде чем он успел ответить, она повернула ноутбук к себе и открыла. На экране перед ней высветилась та же полная цифр страница, на которую он пялился до ее прихода.

– Пи… Пи, – сказала она.

– Женский прямо и налево.

– Ха-ха, очень смешно. Это число «пи».

– Я в курсе.

Она прокрутила страницу вниз:

– До каких-то миллионных значений.

– Я в курсе.

Он повернул ноутбук к себе и закрыл файл. На флешке их было пятнадцать, из которых он просмотрел семь, но все они содержали лишь число «пи». До каких-то миллионных значений.

Он готов был поспорить на свой нетронутый сэндвич, что остальные восемь файлов содержат то же самое.

Сид ждала объяснений. Вздернула бровь.

– Чего?

– Так чем ты занимаешься-то? Заучиваешь «пи» наизусть?

– Ничем.

– Ага, – сказала она. – Понятно.

Он захлопнул ноутбук.

– И часто ты ходишь обедать в пивные? – спросила она.

– Только когда хочу тишины и покоя.

– Тишины и покоя? – покачала она головой. – Это здесь-то? Ну-ну. – Она посмотрела на часы. – Ладно, раз ты цел и невредим, я пошла обратно.

– Ты действительно скопировала файлы Хобдена?

Это было одним из наставлений С. Ч. «Масса вопросов остаются без ответа потому, что никому не приходит в голову их задать».

– Я уже говорила.

– Скажи еще раз.

Она вздохнула:

– У него неизменный распорядок. Кофе каждое утро, всегда в одном и том же кафе. Первым делом выкладывает содержимое карманов на столик. В том числе и флешку. – Она помолчала, ожидая реакции, но не дождалась. – Я опрокинула его кофе, устроила переполох. Пока он ходил за тряпкой, я подменила флешку и скопировала файлы на ноутбук. А потом поменяла флешки обратно. – Она сделала паузу. – На тот самый ноутбук, который ты доставил в Риджентс-Парк.

– Ты смотрела файлы?

– Нет, естественно.

Есть разные способы определить, лжет человек или нет. Например, направление взгляда. Вверх и влево – вспоминает. Вверх и вправо – придумывает. Сид смотрела Риверу прямо в глаза. А значит, не лгала. Либо делала это мастерски. В конце концов, она прошла те же курсы подготовки, что и он.

– Хорошо, значит…

Но она уже вышла.

Он тряхнул головой и вернулся к ноутбуку. Пяти минут оказалось достаточно, чтобы убедиться, что содержимое всех файлов одинаковое: бесконечные вереницы цифр, складывающиеся в одну бескрайнюю окружность. Если отбросить предположение, что Хобден занимался вычислением «пи» до каких-то доселе невиданных величин, то вряд ли эти файлы могли вызвать интерес Риджентс-Парка. Таким образом, либо Хобден был конченым параноиком и специально выкладывал напоказ фальшивую флешку с якобы резервными копиями секретных файлов, либо Сид отлила пулю.

Либо тут велась еще какая-то игра, о которой Ривер не имел представления.

Похоже, так оно и было. Очень и очень похоже…

Он отправился обратно в Слау-башню, покинув свой так и нетронутый сэндвич.

* * *

Здесь снова наблюдалось общее оживление. На лестничной площадке из кабинета Хо его окликнули Луиза Гай и Мин Харпер, поманили к себе, словно им не терпелось поделиться новостью еще с кем-то:

– Новое кино крутят.

– Новое?

– Новое, – подтвердил сидевший перед монитором Хо.

Остальные, включая Сид, толпились вокруг.

– Предыдущее было закольцованным отрезком, – сказал Хо. И хотя в голосе его не прозвучало никакой особой интонации, однако всем тут же стал очевиден подтекст: предыдущее было закольцованным отрезком, но никто, кроме него, этого не заметил. – Теперь крутят новый. Тоже по кругу.

Подавшись в сторону, пытаясь найти просвет между коллегами, Ривер наконец разглядел изображение на экране.

– И ты даже не поверишь… – сказал Струан Лой.

Но Ривер уже верил, потому что это было у него прямо перед глазами, на мониторе Хо: та же самая картинка, за одним исключением – на мальчишке не было мешка. Его лицо было прекрасно видно, но это было не то лицо, которое они рассчитывали увидеть.

– Это, однако, не означает, что это не исламисты, – сказал кто-то. – Я имею в виду захватчиков.

– Зависит от того, кто этот пацан.

– Наверняка окажется солдатиком. Британских вооруженных сил. Боец-мусульманин. Именно то, что им нужно.

– На солдата он не похож, – сказала Сид Бейкер.

Так оно и было. Он не был похож на солдата. Он выглядел нежным домашним мальчиком. Перепуганным насмерть. Разумеется, и солдата можно насмерть перепугать, но тут было что-то иное, что-то глубже: в чертах его словно налетом проступала та невинность, которую среди прочего из новобранцев выколачивают в первую очередь.

– Поэтому в первом ролике его заставили надеть перчатки, – сказала Сид. – Прятали цвет кожи.

– Какая продолжительность отрезка? – спросил Ривер.

– Двенадцать минут, – ответил Хо. – Двенадцать с небольшим.

– Зачем им это нужно?

– Непрерывный канал вещания легче вычислить. Вернее, не так невозможно. – Хо вздохнул. Он любил показать, что разбирается в своем деле, но терпеть не мог вдаваться в объяснения. – Каждый раз, когда они переходят с одного прокси-адреса на другой, случается крохотный сбой в трансляции. Если сеть у них имеет ограниченное количество прокси-адресов, то это теоретически может помочь нам вычислить их локацию.

– А что это там сзади? – сказала Кэтрин Стэндиш.

Поначалу Ривер даже не заметил ее присутствия.

– Где – сзади?

– Вон там, слева, у него за спиной.

В паре ярдов позади мальчишки к стене был прислонен какой-то предмет.

– Какая-то деревяшка.

– Рукоять или типа того.

– На топор похоже, – сказала Кэтрин.

– О господи…

Тем временем Лой все пытался установить личность заложника:

– Если он не солдат, то, возможно, из какой-то важной семьи? Интересно, кто у него родители?

– Кто-нибудь из дипкорпуса числится пропавшим?

– Может, и числится. Но нам об этом докладывать не станут. К тому же, если бы пацан был из важной семьи, похитители бы это озвучили. Для максимального кассового успеха.

– Итак, – сказала Сид, – он не военный и не из дипломатов. Кто он тогда?

– Один из них самих, который, по их мнению, совершил отступничество.

– Либо его застукали со шлюхой.

– Или с полпинтой пива и джазовым обозрением, – вставил Лой.

– Или он не один из них, – сказал Ривер.

– То есть?

– То есть он просто первый подвернувшийся им пацан с подходящим цветом кожи.

– По-твоему, у него подходящий цвет? – изумился Хо.

– Зависит от того, кому он попался, – сказала Сид. – Ты это имел в виду?

Ривер кивнул.

– Кажется, мы это уже обсуждали, – напомнил Хо. – «Братство пустыни», «Кара Аллаха»… Не важно, как они себя называют. Это «Аль-Каида».

– Или нет, – сказал Ривер.

Не предупредив о приближении обычным салютом, в кабинете вдруг возник Джексон Лэм. Он секунд пятнадцать всматривался в экран и наконец возвестил:

– Пакистанец.

– Или индус, – подхватила Сид. – Или ланкиец, или…

– Нет, – ровным голосом сказал Лэм. – Пакистанец.

– Уже выяснили, кто он? – спросил Ривер.

– Мне-то с каких херов знать? Но это не «Аль-Каида». Факт.

Несмотря на то что сам только что хотел сказать нечто в этом роде, Ривер поставил факт под сомнение:

– Полностью исключать нельзя.

– К тому же, – вступил Хо, – кто, если не они? Отрубание башки в прямом эфире? Никто, кроме них, так…

– Бестолочи, – сказал Лэм. – Вы тут все бестолочи.

Он медленно обвел взглядом присутствующих: Ривер, Сид и Хо, Мин Харпер и Луиза Гай, Струан Лой и Кей Уайт, Кэтрин Стэндиш, на которой его взгляд задержался с особой неприязнью…

– Все карты вскрыты. Не понимаете, что ли? Они режут головы – значит и мы можем резать головы. Вот в чем главный смысл этого спектакля. Кто-то где-то будет теперь говорить: «Клин клином вышибают». Какой-нибудь еще придурок скажет: «Что хорошо в Карачи, хорошо и в Бирмингеме…» – Он заметил, что Лой вот-вот раскроет рот. – И вообще где угодно. – (Лой закрыл рот.) – Можете не сомневаться, это пакистанец. Потому что для среднестатистического недоумка пакистанец – синоним мусульманина. И те, кто привязал его к этому стулу, не имеют никакого отношения к «Аль-Каиде». Его привязали к стулу потому, что это он для них – «Аль-Каида». Во всяком случае, до тех пор, пока они не добрались до настоящей. Это не исламистское мудачье, которое воюет с прихвостнями Сатаны. Это наше родное доморощенное мудачье, которое воображает себя борцами и мстителями.

Все молчали.

– И что? Никто даже не скажет, что я несу чушь? Вы меня разочаровываете.

Ривер скорее вырвал бы себе язык, чем признался, что и он думал в точности то же самое.

– Если это так, то почему они сразу об этом не заявили? – спросил он. – Зачем было прятать его лицо?

– На их месте я бы именно так и поступил, – ответил Лэм. – Если бы хотел привлечь максимальное внимание. Сначала сделал бы так, чтобы все решили, будто понимают, что происходит. И к тому моменту, когда я открою карты, у каждого уже сложится мнение на этот счет.

А ведь он прав, подумал Ривер. Жирный говнюк, скорее всего, прав. В данный момент все и повсюду занимаются именно тем, что сказал Лэм: заново формируют свои позиции, теперь уже с учетом того, что это, оказывается, не мусульманский экстремизм. И наверняка многие на один короткий момент испытывают нечто вроде крохотного сбоя в программе, прежде чем снова вспыхнуть праведным гневом просвещенной личности. Хоть на один момент, да шевельнется у них мыслишка о том, что эта гнусная расправа, сколь угодно несправедливая и преступная, отчасти – отклик на ауканье.

– С меня хватит, – сказала Кэтрин и вышла.

– Между прочим, – сказал Лэм, – полагаю, эти ваши посиделки означают, что работа у всех сделана? К трем часам жду от каждого письменный отчет. Включая как минимум десять пунктов обоснования необходимости отодвинуть сроки сдачи каждого проекта еще на шесть месяцев. – Он обвел собрание взглядом; никто даже не моргнул. – Ну вот и прекрасно. Мы ведь не хотим, чтобы нас посчитали сборищем бестолковых раздолбаев и урезали бюджет, правда?

Картинка на мониторе Хо слегка дернулась – воспроизведение дошло до конца фрагмента и снова перескочило в начало. Лицо мальчишки по-прежнему выглядело нежным и домашним, но в глазах зияла черная бездна.

– Кстати, а Моди где? – спросил Лэм.

Этого никто не знал. Либо не хотел говорить.

8

По Темзе, патрулируя участок реки между Хангерфорд-Бридж и Канэри-Уорф, курсировал баклан. В птичьих повадках она разбиралась плохо (и даже в том, что это именно баклан, не была полностью уверена), но догадывалась, что, появись сейчас другой, стычки не миновать; полетят пух и перья, и проигравшая сторона будет вынуждена ретироваться вниз по течению в поисках тихой жизни. Как всегда и бывает в борьбе за территорию.

Взять хоть это место – скамейку, на которой можно сидеть спиной к театру «Глобус». Мимо этой скамейки в любое время дня по набережной проходят толпы туристов, а справа и слева располагаются уличные музыканты, жонглеры, странствующие поэты, и каждый ревностно охраняет свой участок; драки из-за нарушения границ – порой даже с поножовщиной – между ними не редкость. На кону стоят средства существования. Бакланы борются за пропитание, жулики – за карманы зевак. Но ни один из них не догадывается об истинной ценности данного объекта недвижимости, которая состоит в том, что он расположен в белом пятне. Скамейка, где сейчас сидела Диана Тавернер, находилась на десятиметровом отрезке набережной, который не просматривался ни с одной камеры наблюдения. Это был ее укромный уголок на свежем воздухе, предоставленный исключительно в ее личное пользование: даже самый изможденный турист, завидев сплошь уляпанное тошнотворной птичьей дристней сиденье, отправлялся искать другое место для привала, хотя на самом деле помет был просто силиконовой наклейкой.

В недосягаемости недреманного ока и на время спущенная с поводка, она закурила, глубокой затяжкой впустив сладостную отраву в организм. Как и большинство удовольствий, данное со временем притуплялось и приедалось. Обычно Леди Ди могла спокойно растянуть пачку на целый месяц, но сегодня ей, видимо, предстояло установить еще не один рекорд.

Тусклый свет отражался от речной поверхности. С обеих набережных доносились привычные городские звуки: гудки и шум автомобилей, ровный гул миллионов разговоров. Высоко в небе кружили авиалайнеры, дожидаясь своей очереди на посадку в Хитроу, а под ними прострекотал вертолет, обнаруживший новый короткий маршрут из одного конца Лондона в другой.

Тавернер выдохнула дым, он на пару секунд завис облачком, а потом разошелся в воздухе, исчезая, как полуденная греза. Пробегавший мимо любитель трусцы отклонился от курса, чтобы обогнуть табачный шлейф. Курение обеспечивало неприкосновенность личного пространства почти так же хорошо, как фальшивый помет. Но, судя по всему, пройдет еще год-другой – и за это уже начнут забирать в участок.

В данный момент потребность в дозе никотина обусловливалась тем, что недавно Леди Ди вышла с третьего за сегодня совещания – в Комиссии по ограничениям, ранее известной как Комитет по надзору и координированию. Являлось ли переименование демонстрацией чьего-то чувства юмора, оставалось неясным. Комиссия была помесью аспирантской комнаты отдыха в каком-нибудь оксбриджском колледже и пригородной платформы: сборище опиджаченных оболтусов-мажоров, слегка разбавленное ветеранами-оперативниками старой закалки. Добиться от них единодушия было сложнее, чем посредством опроса прохожих выяснить идеальную степень прожарки бифштекса. Пиджачники терпеть не могли оперативную деятельность, потому что она стоит денег, тогда как ветераны ее обожали, потому что успешные операции собирают драгоценный урожай. Формально Тавернер была одним из пиджачников, хотя в душе благоволила оперативному люду, кураторам. К тому же без оперативной работы обеспечение безопасности превратилось бы просто в ношение фуражек и блестящих жетонов. А что касается войны с терроризмом, можно было бы с тем же успехом рыть окопы и раздавать населению каски.

Папки, которые она принесла на совещание, все были одного и того же картонного цвета, на каждой стоял штамп с указанием времени выдачи (пятнадцать минут назад), и каждая была зарегистрирована под грифом «Моцарт» (кодовое обозначение высшего уровня секретности, принятое для текущего года). Разобрали их быстрее, чем смели свежую выпечку.

Несколько минут за столом стояла почти полная тишина.

Наконец вызвался один из пиджачников:

– Вы абсолютно уверены?

– Разумеется.

– Оперданные?

Кто-то за столом хрюкнул. Старая гвардия обожала, когда дилетанты пытались ввернуть словечко из профжаргона.

– Да. Оперативные данные, – ответила она.

– И этот «Глас Альбиона», они…

– Может быть, давайте по порядку? – предложил кто-то еще.

За столом начали прокашливаться и шуршать бумагами.

По традиции заседания Ограничений стенографировались независимо от того, было ли совещание открытым, когда все сказанное заносилось в протокол, или закрытым, а следовательно, официально не подлежащим протоколированию. Поэтому двинулись по порядку: дата, время, перечень присутствующих; председательствует Леонард Брэдли, ставленник Вестминстера, в роли ответчика – Леди Ди… Так к ней, разумеется, никто не обращался.

– Для тех, кто не в курсе, госпожа Тирни, Ингрид, на этой неделе в Вашингтоне, иначе она, разумеется, была бы среди нас. Мы выражаем признательность Диане за то, что смогла заместить ее, но мы и без этого все прекрасно знаем, что она – первоклассный заместитель. Прошу вас, Диана.

– Спасибо, Леонард. Доброе утро, господа.

Собрание побормотало в ответ. Она постучала пальцем по папке:

– Первая информация о данном инциденте появилась в блоге Би-би-си в четыре часа и двадцать две минуты утра.

– Терпеть не могу перебивать… – начал один из пиджачников.

Сопение нескольких носов и закатывание нескольких пар глаз давало повод усомниться в правдивости этого заявления.

– …но, если не ошибаюсь, подобные публикации легко отслеживаются с помощью этих… мм… как их там называют?..

– Если бы у нас была такая возможность, – сказала Диана Тавернер, – в данном совещании не было бы необходимости. Все было бы закончено еще до того, как программа «Сегодня» вышла в эфир.

Брэдли сделал жест, который выглядел бы более органично, будь у него в руке трубка:

– Давайте позволим Диане закончить. Или хотя бы начать.

Она продолжила:

– Хасан Ахмед. Тысяча девятьсот девяностого года рождения. Уроженец Бирмингема. Родители – иммигранты во втором поколении. Их родители прибыли из Исламабада в начале семидесятых. Дед по отцу держал магазин мягкой мебели, который передал сыну. Хасан – младший из четырех детей в семье. Студент второго курса Лидского университета. Экономика и управление. Снимает квартиру с тремя другими студентами, однако, судя по всему, застенчив и необщителен. Девушки или молодого человека, насколько известно, не имеет. По словам руководителя группы, ничем не выделяется. Входит в студенческое объединение под названием «Последний смех», сообщество начинающих эстрадных сатириков и юмористов. Однако никто из членов объединения ничего про него толком сказать не может. Явно не самая яркая личность.

Она прервалась отпить воды.

– Мусульманин, но лишь формально. До поступления в университет регулярно посещал районную мечеть, которая не входит – и никогда не входила – в число наблюдаемых. Дома семья ведет светский образ жизни, особенно отец, посещающий мечеть больше в целях налаживания и поддержания деловых связей. На урду дома не говорят, и неясно, владеет ли им Хасан. Сведений о контактах с экстремистскими агитаторами нет, в участии в протестах или демонстрациях не замечен. Его подпись имеется на петиции против приговоров организаторам терактов двадцать первого июля, но она может быть поддельной. И даже если она настоящая, существует возможность, что он просто оказался в группе студентов, подписывавших в тот момент петицию.

Опуская стакан на подставку, она постаралась поставить его точно по центру.

– Досье весьма поверхностное, и мы с вами прекрасно знаем, что самый ярый экстремизм порой зарождается на самой умеренной почве, однако нет абсолютно никаких оснований полагать, что Хасан представляет собой нечто иное, чем кажется на первый взгляд. Урожденный британский гражданин азиатского происхождения, студент университета. Как бы там ни было, нам известно, что нападение на него состоялось вчера вечером, когда он возвращался из бара-варьете. Похищение произошло в проулке неподалеку от его квартиры, которым он воспользовался, чтобы срезать путь до дому от того места, где припарковал машину. Его похитители…

– У него есть машина? – спросил кто-то.

– Подарок отца, – ответила Тавернер и взяла выжидающую паузу, однако ее пояснение, похоже, сочли удовлетворительным.

– Его похитители называют себя «Глас Альбиона»…

Теперь вперед подался Леонард Брэдли, изобразив озадаченность на лице, как обычно делал, собираясь подловить докладчика:

– Прошу прощения…

Она сделала приглашающий жест, словно учтивый водитель, пропускающий вперед автобус.

– Я полагал, что прямого контакта с этими… похитителями до сих пор не было. Так они, получается, уже установлены? Отличная работа. Очень хорошо.

Звуки невербального одобрения с нескольких концов стола.

– Прямого контакта не было, – подтвердила Диана Тавернер. – То есть они не выдвинули требования и не взяли на себя ответственность за этот… инцидент.

– Но вы тем не менее уже держали их под наблюдением.

– Думаю, вы согласитесь, что это вполне в рамках наших полномочий.

– Безусловно. Безусловно. Полностью согласен.

В дальнем конце стола Роджер Лотчинг цокнул языком.

Лотчинга давно прозвали Лоточником. Это прозвище он терпеть не мог, хоть и притворялся, что оно ему очень даже по душе. Лоточник был редеющим блондином с далеко выдвинутым вперед подбородком, в ямочку которого он имел обыкновение упирать указательный палец, словно пытался затолкать челюсть обратно. С перхотью, однако, он в последнее время успешно боролся.

– Роджер! – воскликнул Леонард Брэдли тоном радушного хозяина вечеринки с шашлыками. – Замечание? Возражение?

– Наблюдение, Леон. Просто наблюдение.

– Прошу.

– Охренительное везение, не правда ли? – сказал Лотчинг. – Компания… незаурядных личностей планирует спровоцировать массовые беспорядки, и у нас по счастливому совпадению тут же появляется подробное досье на них. Просто небывалое везение, не так ли?

Тавернер не сумела сдержать улыбку на «незаурядных личностях».

– Мы, конечно, могли бы сейчас поспорить на тему стоматологического обследования дареных коней, – сказал Брэдли, – однако, возможно, у Дианы есть мнение на этот счет?

– Подробное досье – слишком громко сказано, – ответила Диана. – Это одна из семнадцати группировок, находящихся на данный момент у нас на заметке. Что, разумеется, тоже слишком много. У нас были основания полагать, что нечто подобное готовится в ближайшее время…

– Минуточку!

Опять Лотчинг.

– Какие такие основания?

Она могла бы парировать самостоятельно, однако прекрасно знала, что присутствующие экс-оперативники не потерпят такого выпада.

– Вне нашей компетенции, Роджер.

– Близко не стояло.

– Методы сбора разведданных не входят в круг полномочий данной комиссии.

– Бесспорно, – согласился Лотчинг. – Но если мы оплачиваем этот банкет, то имеем же право хотя бы мельком посмотреть в меню, не так ли?

– Отчетность будет предоставлена в конце финансового года, вот тогда и посмотрим, – сказал еще кто-то. – Но то, каким именно образом управление оперативной работы расходует свой бюджет, – это их дело.

– Оплаченные сосиски-то, – покивал Брэдли, – если позволишь развить твою метафору, Роджер, нам подадут. Однако сам процесс приготовления не покажут.

Лотчинг воздел руки, изображая притворную капитуляцию:

– Диана… Приношу свои извинения. У вас имелись «основания». Вы распределили средства. Очень хорошо. Похоже, вы – или, возможно, госпожа Тирни – приняли мудрое, оперативное решение.

Оставив без внимания степень вовлеченности Ингрид Тирни, Диана продолжила:

– Как я уже сказала, это не подробное досье. Другими словами, пристального систематического наблюдения за ними не вели, иначе конец этой затее был бы положен еще в зародыше. И вот это-то, разумеется, было бы именно что охренительным везением, тут я согласна. Тем не менее я уверена, что мы сможем нейтрализовать данную угрозу в самые сжатые сроки.