Текст книги "Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"
Автор книги: Стивен Кинг
Соавторы: авторов Коллектив,Роберт Антон Уилсон,Мэтью Квирк,Питер Свонсон,Кемпер Донован,Джей Ти Эллисон,Мик Геррон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 210 (всего у книги 342 страниц)
На выручку пришел героин. Средство оказалось гораздо дешевле и доступнее лекарственных таблеток. Что было новостью для Патрика, у которого данный наркотик неизменно ассоциировался с бедняками и богемными изгоями, в то время как в действительности закладки с героином увешивали величавые клены и дубы по сонным пригородам – созревшие и готовые к сбору. Шприцы можно было приобрести в аптеке.
Габи исчезла прямо на глазах, и вместо нее появилась ушлая самозванка, лгавшая, воровавшая и пропадавшая на несколько дней кряду. С грехом пополам она окончила школу, после чего поступила в Барнардский колледж. Скрестив пальцы на удачу, родители надеялись, что перемена обстановки пойдет ей на пользу. Но уже через два месяца им позвонил декан и сообщил о пропаже дочери. Через некоторое время Патрик выследил ее в замызганном мотеле в Лонг-Айленде. Габи вернулась домой, однако вскоре уже снова ошивалась по улицам: опустившаяся девушка в поисках исцеления. Одному богу известно, куда ее заносило в течение тех последних отчаянных полутора лет. Впрочем, родные края она определенно не покидала, поскольку всегда оказывалась достаточно близко, чтобы вызвать Патрика забрать ее и дотащить до центра детоксикации, когда дела принимали скверный оборот. Потом страховка закончилась, и они спустили почти сорок тысяч долларов на два бесполезных реабилитационных курса. Не помогло. Ничего не помогало.
Именно в тот период Патрик и осознал, что виноват в происходящем с Габи он сам. То было его наследие дочери, в сравнении с которым меркли переданные ей внешность и сообразительность, подверженность солнечным ожогам и стремительная походка. Пагубный ген, пронизывающий всю его родословную – убивший деда в сорок два, поразивший дядюшек, бесчисленную дальнюю родню и, чего греха таить, его самого, – теперь перешел и к Габи. От него. Другого объяснения просто и быть не могло. В ней души не чаяли, ее должным образом воспитывали. Никаких психологических травм, никакого небрежения. Она была сущим ангелочком. Это была болезнь. Которую передал ей он.
Он жаждал каким-нибудь образом остановить скатывание дочери, вот только было уже поздно. Рак развился до неизлечимой стадии. И тогда, к своему бесконечному стыду, Патрик поддался искушению послать все к чертям. В то время как первые несколько исчезновений дочери ввергали его в жуткую панику, под конец новости о ее очередном бегстве он воспринимал с затаенным облегчением. Несколько раз складывалось так, что он знал об угрожающей Габи опасности, однако и пальцем не пошевелил, чтобы уберечь ее. Мог отыскать дочь, однако отсиживался дома. Измученный, ослабевший и малодушный, он уступил болезни, которую сам же ей и передал.
В конце концов он и вовсе отрекся от Габи. Ее арест в «Хоул фудз» оказался для него последней каплей. Вместо того чтобы снова поместить ее в дорогостоящую клинику, Патрик позволил властям зашвырнуть ее в фургон и упечь в одну из жутких государственных психиатрических лечебниц. Как ни пытался он себя убедить, что то была жестокость из любви, на деле он просто сломался. На следующий вечер зазвонил телефон, и на светодиодном экране обозначилось название психушки. Патрик и Лили как раз находились на кухне, мыли посуду после очередного молчаливого, гнетущего ужина. Они переглянулись, он покачал головой, и она кивнула. Потом прослушали оставленное Габи сообщение – мольбы снять трубку. Телефон зазвонил еще раз, и кухню огласило новое послание, на этот раз куда более истеричное. Они сбежали из дома, укрывшись в мультиплексе на каком-то абсурдном боевике. По возвращении домой их поджидало шестнадцать новых сообщений. Патрик стер их, не прослушивая.
Через четыре дня нагрянула полиция. Он лежал в отключке на диване – к тому времени он уже пил не просыхая, устремившись в длительную погоню за забвением. Услышав трагическую весть, Патрик опустил взгляд и обнаружил, что на нем лишь один носок. Поскольку он явно набрался выше нормы, копы подвезли его. В больнице у него спросили, его ли это дочь. Его одолело искушение ответить: «Нет, даже близко не она».
По прошествии следующих нескольких дней, за которые он перенес похороны и все им сопутствующее, на него снизошло ужасное осознание.
Он обманул ожидания Габи. Ни больше ни меньше. Вина лежала на нем. Он приходился ей отцом, а отцы спасают своих детей. Отцы не вздыхают украдкой с облегчением, когда их дочери пропадают в глухомани, прихватывая с собой и свои мучения. Отцы отвечают на телефонные звонки. И отцы не дрыхнут на диване, когда их дочь наконец-то усмиряет свою бездонную и непостижимую боль, в то время как в нескольких метрах от нее чужие дети уплетают «Хэппи мил». Он обманул ее ожидания, и никто – никакой эрудированностью, никаким опытом и никакой проницательностью – не сможет его в этом разубедить.
Уже после трех кусков украденная еда не лезла Патрику в горло. Именно так всегда и проходило: изначальная вспышка аппетита гасилась неспособностью его организма справиться с хоть сколько-то значимым количеством еды. В последний раз он целиком съел порцию несколько месяцев назад. Мужчина выбросил мусор в ближайшую урну и поехал в офис, по дороге сжевав три мятных леденца. Секретарша озадаченно улыбнулась ему. Патрик не знал ее имени – Грифф предпочитал услуги временных сотрудников, во избежание выплаты пособий. Кара, что ранее работала на него и еще двух брокеров, давным-давно мигрировала на должность поближе к более продуктивным боссам.
Энн Николс уже сидела в кабинете. Она приветствовала его появление суровым осуждающим кивком.
– А я уж думала, вы меня бросили, – заявила женщина, хотя Патрик прибыл даже на несколько минут раньше назначенного.
Николс была его старейшим клиентом, как в плане возраста, так и в плане продолжительности их сотрудничества. Она заглядывала раз в месяц убедиться, что ее сбережения в целости и сохранности. Впрочем, на самом деле ей просто хотелось поболтать. Актив Николс составлял всего триста тысяч – для «Эмерсон уэлт мэнэджмент партнерс» сущая мелочь, – однако она тряслась над ним, как над многомиллиардным фондом. Женщина производила впечатление вдовы, хотя время от времени вскользь и весьма невразумительно упоминала какого-то Отиса – лишь где-то на ее десятом визите у Патрика начали закрадываться подозрения, что это муж, а вовсе не собака. Он предполагал, что Николс известно о его скатывании по наклонной, и все же она продолжала его держаться. Патрик надеялся, что не из жалости, пока однажды ему не пришло в голову, что это не имеет значения.
Как обычно, Николс отводилось полчаса, хотя дела, как правило, не занимали у них и десяти минут. Таковые представляли собой лишь совершенно необязательную ревизию ее счета. После отчета Патрика в большинстве случаев следовала куда более продолжительная болтовня о чем угодно, начиная с погоды и заканчивая воспоминаниями о временах, когда Энн водилась с Этель Кеннеди, вдовой сенатора Роберта Кеннеди, которая была отнюдь не такой святой, как все воображали.
– Я ни за что вас не брошу, – заверил клиентку Патрик, хотя все его внимание было приковано к зловещему стикеру, прилепленному к клавиатуре его компьютера. От Гриффа, партнера-распорядителя фирмы. «Нужно поговорить».
– Слыхали про убийство? – отозвалась женщина.
– Убийство?
– У Бондурантов.
Фамилия была ему вроде как знакома.
– Да они живут здесь, в городе, – напомнила Николс. – На Локаст-лейн.
«Локаст». Название ворвалось в его сознание, словно колонна танков в узкую улочку.
– Их сын заболел лейкемией, когда учился в Уолдовской школе, – не унималась Энн. – В честь него назвали благотворительный забег. Потому что он состоял в кросс-команде.
«Бег за Рика». Ну конечно. Патрик знал эту семью. Пару лет назад «Эмерсон уэлт мэнэджмент партнерс» охотились за их портфелем ценных бумаг, но Бондурант ни в какую не желал оставлять дышащую на ладан древнюю бостонскую фирму, услугами которой его предки начали пользоваться, наверно, еще до Войны за независимость.
– Их убили?
– Пока молчат, кто погиб.
– Ну и ну! К ним вломились грабители?
Николс брюзгливо пожала плечами, досадуя на отсутствие информации для сплетен.
В голове Патрика замелькали образы из прошлой ночи. Поскуливание собаки. Фигура меж деревьев. Нога тут же отозвалась пульсирующей болью.
– А кого-нибудь арестовали или…
Однако женщина больше ничего не знала. Патрик быстренько отчитался перед ней о состоянии вверенных ему сбережений, а затем по надуманному предлогу так же поспешно спровадил даму, к ее немалому огорчению. Оставшись в одиночестве, он изучил по компьютеру все обнародованные к тому времени сведения об убийстве. В городских школах вводили режим изоляции, однако его уже сняли. Опубликовали фото жертвы, девушки из Уотертауна, каким-то образом связанной с Бондурантами. «Боже мой!» – подумал Патрик, глядя на приятное личико. Во рту у него внезапно пересохло. Ему отчаянно требовалось выпить.
В базе данных компании он отыскал адрес Бондурантов и посмотрел его по «Гугл-картам». Всего лишь один дом отделял жилище злополучной пары от места, где его покусала псина, как раз за густой рощицей. Указательным пальцем мужчина прикоснулся к верхушкам деревьев на экране. «Здесь», – подумал он. Прямо там он и стоял.
Надо кому-то рассказать об этом. Первым порывом Патрика было позвонить Лили, однако в данный момент бывшая жена пребывала в Эшвилле, в погоне за счастьем, и трубку брала редко. Следующим кандидатом представлялся Грифф, вот только напряженное повествование о происшествии во время его покатушек по городу в три часа ночи совершенно не выставляло его в выгодном свете. А тут еще этот стикер и предвещаемая им расплата.
Полиция. Несмотря на его отнюдь не лучшие отношения с копами, только они и оставались. Им необходимо узнать о ночном происшествии. Патрик набрал номер неэкстренной линии, и ему было велено немедленно явиться в участок. Его так и подмывало сделать небольшой крюк к багажнику своей машины, где продолжал выдерживаться «Сантори», однако идея определенно была скверной. В итоге мужчина решил вообще обойтись без автомобиля. Не помешает как следует обдумать, что он расскажет полицейским. Шагая по Сентр, Патрик пытался сосредоточиться на загадочной фигуре в леске. Кто-то высокий и широкоплечий. Молчаливый, безликий, но абсолютно реальный. Жаль, что сознание не способно пропустить увиденный образ через одну из тех программ, что позволяют увеличить резкость пикселей до получения четкого изображения.
Возле отделения полиции стояли фургоны новостных каналов, журналисты у главного входа только что массовую драку не устраивали. На Патрика обрушились вопросы, но он лишь дружелюбно кивал. Констебль за пуленепробиваемым стеклом предложил ему сесть, и уже через пару минут распахнулась внутренняя дверь. На пороге возникла чернокожая женщина средних лет в темно-синем брючном костюме.
– Мистер Нун?
Он поднялся, вновь ощутив боль в ноге.
– Детектив Гейтс, – представилась женщина, протягивая руку. – Насколько я понимаю, у вас имеется некая информация для нас касательно происшествия прошлой ночью?
– Думаю, я кого-то видел на Локаст-лейн.
Она заинтересованно вскинула голову.
– Во сколько это было?
– Поздно. Около трех часов ночи.
И снова правильный ответ.
– Хорошо, идемте со мной.
Она повела его через большой офис открытого типа, где царила атмосфера тихого аврала. В конференц-зале их дожидался еще один детектив. Патрик так и застыл при его виде: это был тот самый урод, который арестовал Габи. На этот раз коп был не в форме – в спортивном пиджаке в обтяжку, при небрежно повязанном галстуке, – однако гражданское одеяние совершенно не смягчало его быдловатой наружности со сбитыми костяшками пальцев, бычьей шеей и насупленным взглядом. В глазах полицейского тоже вспыхнуло узнавание, хотя детали их прошлой встречи ему явственно не припоминались.
– Это детектив Прокопио, – представила его Гейтс.
– Мы ведь знакомы, верно? – спросил полицейский.
– Вы производили арест моей дочери.
– Ах да, – отозвался Прокопио тоном, будто им как-то довелось играть вместе в гольф. – И как она?
– Умерла через пару недель после этого.
– Сожалею, – после некоторой заминки произнес детектив.
Взгляд Гейтс забегал между двумя мужчинами: женщина пыталась определить, представляет ли их знакомство проблему. Наконец, она продолжила:
– Давайте, садитесь. И, к вашему сведению, мы здесь все записываем.
Голос у нее был мягким и вежливым, источающим участие. Вполне подошла бы на роль одного из множества психотерапевтов, перед которыми Патрику доводилось высиживать на протяжении падения дочери.
– Так почему бы вам не рассказать, что вы видели вчера ночью, – предложила Гейтс.
Он с готовностью приступил к речи, что отрепетировал по пути в участок. На Сентр рассказ звучал убедительно, однако здесь, под двумя скептическими взглядами, история внушала уже меньше доверия. Гораздо меньше. Выражение лица Гейтс оставалось вежливым, но вот Прокопио даже не думал скрывать недовольства.
– Можете описать эту личность более подробно? – поинтересовалась женщина по завершении рассказа.
– Это все, что я видел.
– Но вы уверены, что там кто-то был, – уточнил Прокопио, словно бы не веря собственным ушам.
– Уверен.
– И все же не сочли необходимым вызвать наряд?
Вопрос был не таким уж неуместным. Тем не менее что-то в тоне полицейского воскресило в памяти Патрика образы из прошлого. Габи, пепельно-бледная и дрожащая, испуганно съежившаяся. Коп, глухой к уговорам Патрика.
Он повернулся к Гейтс:
– Нельзя ли дать ему отвод?
– Отвод? – удивилась та.
– В его присутствии мне не по себе. Он несправедливо обошелся с моей дочерью.
– Несправедливо, – эхом отозвался Прокопио.
– Да! – рявкнул Патрик, буравя копа взглядом.
Гейтс внимательно посмотрела на одного мужчину, затем на другого.
– Детектив Прокопио, не могли бы вы оставить нас? – наконец приняла решение она.
В глазах полицейского вспыхнул гнев, но в следующее мгновение он захлопнул блокнот и молча покинул комнату.
– Спасибо, – произнес Патрик.
– Итак, давайте разберемся, – продолжила Гейтс, игнорируя его благодарность. – Вы сказали, что сбитая вами собака была черным лабрадором.
– Да, из этой породы.
– И насколько большая она была?
– Я бы сказал, среднекрупная. Примерно такая.
Он поднял ладонь над полом на полметра с небольшим.
– И насчет времени ошибки быть не может? Начало четвертого?
– Я помню, что обратил на это внимание.
– Мне вот интересно, как вы можете быть уверены, что там кто-то был, если толком никого не разглядели?
– Хм, да. Я понимаю, что звучит странно.
– Необязательно. Просто пытаюсь выстроить картину.
– Я просто знал, что там кто-то есть, и все.
– Вы можете допустить, что этот человек вам попросту привиделся?
Благоразумным ответом было бы «да». Естественно, этот «кто-то» мог быть плодом его воображения. И одним из множества, в его нынешнем-то состоянии.
– Нет, – ответил Патрик.
Пристально посмотрев на него, женщина осведомилась:
– Вы пили прошлым вечером? Неважно сколько.
– Не очень много.
– Не совсем понимаю, что это означает.
– В пределах дозволенного.
– Вы принимаете какие-либо препараты, мистер Нун? По рецепту или для развлечения?
– Нет. Если только от повышенного давления. Мочегонное. Но ничего такого, что вызывает галлюцинации.
– Понятно. А теперь давайте вернемся к причине, по которой вы бодрствовали в столь поздний час.
Тон детектива оставался мягким, но появилось в нем и нечто новое – резкое и холодное.
– Что вы имеете в виду?
– Для мужчины вроде вас несколько странно бесцельно колесить по городу посреди ночи.
– Езда помогает мне заснуть.
– У вас проблемы со сном?
– Иногда.
– И вы ничего не принимаете, чтобы засыпать?
– Никаких препаратов. Как я уже сказал.
– Вы знакомы с Биллом и Бетси Бондурант?
– Кажется, встречался с Биллом раз. У себя в конторе.
– В их доме бывали когда-нибудь?
– Что мне там делать?
Ответа не последовало. Патрик начал подозревать, что обращение в полицию было ошибкой.
– Мне пора возвращаться на работу…
– Еще один вопрос. Вы знакомы с девушкой по имени Иден Перри?
– Нет.
– Ей двадцать, вполне симпатичная, рыжеватые волосы. Среднего роста.
– Я знаю, кто она такая. Девушка, которую убили. Прочел в интернете. Поэтому-то я и пришел к вам.
Гейтс продолжала смотреть на него, и на какое-то мгновение ласковость и свет исчезли из ее глаз. Она ожидала ответа на вопрос.
– Нет, я не знаю ее.
– И прошлой ночью вы ее не видели?
– Нет. Только собаку.
– И человека.
– И человека.
– Я дам вам свой телефон, – подытожила Гейтс, вновь само обаяние. – Если вдруг вспомните какие-нибудь детали, прошу тотчас мне позвонить.
Она вручила ему визитку и проводила в фойе, где дожидался еще один визитер – женщина с черными как смоль волосами. Ее кисти и шею покрывали татуировки, предполагая еще большее количество под стандартным деловым костюмом. Нервно поджатые губы не смягчала даже ярко-красная помада, обильно нанесенная на ресницы тушь скомкалась и кое-где размазалась. В женщине угадывалась красота, однако она словно была одержима идеей ее замаскировать. Взгляд посетительницы подобно лазерному лучу впился в Патрика.
– Госпожа Перри, – произнесла Гейтс с печальной ноткой в голосе.
Патрик не стал останавливаться. Перри… Мать девушки. Он быстро оглянулся через плечо, но женщина уже что-то торопливо и гневно выговаривала детективу. Его охватило искушение замедлиться и подслушать, и все же он, не сбавляя хода, покинул участок и пробился через толпу репортеров, которых как будто стало еще даже больше. Посыпавшиеся вопросы мужчина снова проигнорировал.
Словно в трансе, он прошел обратно по Сентр. Затем сел в машину и поехал. Повороты налево и направо, лежачие полицейские и знаки остановки. Визит в полицию был идиотским решением, в особенности с учетом истории его отношений с правоохранителями. Мог бы и догадаться, чем дело кончится. Недоверие, сменившееся подозрением. Надо было воспользоваться услугами адвоката. Но он действительно кого-то видел. Мужчину. Мужчину, который не хотел, чтобы его видели.
Въезд на Локаст-лейн был заблокирован машиной полиции штата. Патрик остановился на обочине. Дом Бондурантов почти целиком скрывали деревья во дворе, однако из-за ветвей проглядывали полицейские машины и фургоны. Рощица, где он заметил человека, располагалась непосредственно за их участком – вчера ночью он ехал в противоположном направлении. Сейчас, в лучах яркого апрельского солнца, темный лесок выглядел всего лишь скоплением деревьев размером с теннисный корт. И тем не менее. Кто-то там стоял. Терпеливый, бесстрастный, в чем-то виноватый. Патрик был в этом уверен.
ДаниэльЕдва прознав об аресте, она тут же ринулась в участок. Возможно, стоило сперва позвонить, но по телефону проще было от нее отмахнуться. А потакать полиции она была совершенно не настроена. Внутри нее наконец-то вскипела ярость. Как-никак, ей обещали уведомить в случае подвижек. Что ж, арест личности, убившей твоего ребенка, определенно можно трактовать как подвижку. А она узнала об этом от посторонних.
С этими копами ухо придется держать востро. Это и дураку ясно. Она поняла это в тот самый момент, когда они поинтересовались ее местонахождением прошлой ночью. Да, разумеется, подобные вещи необходимо выяснять для протокола. Вот только вопрос прозвучал отнюдь не как простая формальность. Детективы по-настоящему верили, будто она была способна причинить вред Иден.
А после звонка Прокопио стало еще хуже. Даниэль была дома, куда ее привез из отделения нервный молоденький полицейский. Возвращение домой, однако, оказалось ошибкой, что выяснилось, стоило ей лишь переступить порог. Ее вдруг начало трясти, как при наступлении лихорадки. Она прошла на кухню и подумала: «И какого хрена я делаю на кухне?» Женщина перебралась в спальню, где сняла рабочую одежду. Подыскать черное для траура проблемы не составляло. У нее оставалась уйма шмоток со времен татуировочного и еще черт знает какого периода тусовок с байкерами. Одежда по-прежнему подходила, хотя жизнь и стала совершенно другой.
Потом Даниэль оказалась перед дверью в спальню Иден. Скотчем к ней был приклеен вырезанный из журнала заголовок. «Угроза Иден». Что бы это ни значило. Она взялась за ручку, но тут же отдернула руку. Детективы велели ей не трогать вещи дочери – возможно, им придется просмотреть их. Да и все равно ей не хотелось заходить внутрь. Вместо этого она уткнулась лбом в полоску выцветшей помятой бумаги и второй раз за день зарыдала, удваивая общее количество плачей за двадцать лет. Прошла минута, и ее отпустило.
Она заново накладывала тушь, когда позвонил Прокопио. Иден транспортировали. Так и выразился. Транспортировали. Теперь Даниэль может ее увидеть.
– Хочу еще раз напомнить, что вы не обязаны этого делать.
– Я должна.
– Возможно, без этого вам будет легче.
– Я не ищу облегчения.
– Как скажете, – отозвался детектив тем самым тоном знатока, что ей всегда нравилось слышать от мужчин.
– Могу я кое о чем спросить вас?
Прокопио выдержал паузу – достаточно долгую, чтобы продемонстрировать недовольство, – и отозвался:
– Разумеется.
– Как долго она пролежала, прежде чем ее нашли?
– Боюсь, я не вправе разглашать подобную информацию.
– Но вы ее видели. У Бондурантов.
– Да, видел.
– Я к чему… Она была раздета?
– Нет, одета, – с величайшей неохотой сообщил детектив.
– А она выглядела… не знаю, спокойной? Или по ней можно было понять, что она страдала?
– Боюсь, я… Полагаю, здесь вам смогут помочь врачи.
Именно тогда Даниэль и решила, что Прокопио с нее хватит. Раз уж он не в состоянии отыскать в себе достаточно порядочности, чтобы высказать утешительную ложь, то и черт с ним. Впредь общаться она будет только с Гейтс – эта, по крайней мере, умеет притворяться, будто ей не плевать.
Детектив назвал ей бостонский адрес. Еще одно здание, еще одна стоянка, еще одни незнакомцы. Ее ожидали. Молодой врач с бородкой и латиноамериканка, соцработница. «Слишком поздно для вас обоих», – подумала Даниэль. Попетляв по коридорам, они остановились перед дверью, над которой горела красная лампочка.
– Имеются некоторые повреждения, прежде всего глаза, – предупредил бородатый врач. – Вам следует подготовиться.
– А как вы это делаете? – спросила Даниэль.
– Простите?
– Подготавливаетесь.
Мужчина взглянул на соцработницу, которая не пойми зачем кивала, будто поддакивая невысказанному ответу. Затем врач постучался, и дверь открыл парень в хирургическом костюме. Все вошли внутрь. Даниэль ожидала увидеть картинку из телесериала – подвальное помещение с трековыми светильниками и телами в больших выдвижных ящиках. Смесителями и раковинами. Визгом электропилы. Но глазам ее предстала лишь пустая комнатушка с каталкой по центру. Впрочем, процедуру демонстрации покойника медики провели как полагается – откинули тонкую зеленую простыню поверх тела Иден. Тут в фильмах не обманывали. Глаза девушки были приоткрыты, на волосах над левым ухом темнел сгусток крови. Если бы не глаз, белок которого окрасился в тошнотворный лиловый цвет, словно бы его замазали краской, она бы выглядела как спящая Иден.
– Как она умерла?
– Внутримозговое кровоизлияние, – ответил врач.
– От удара?
– Судя по всему, ударилась головой после сильного толчка.
– Поэтому у нее глаз и…
– Совершенно верно.
– Ее изнасиловали?
– На этот счет мы пока не пришли к окончательному решению.
– Да бросьте!
– Судя по всему, сексуальный контакт имел место. Его природу вам придется обсудить с детективами.
Все ждали. Ранее Даниэль воображала, что будет не способна покинуть дочь, как только окажется рядом с ней. На деле, однако, всего через несколько секунд ее уже так и подмывало сбежать. И ей совершенно не хотелось прикасаться к Иден, вдыхать ее запах, нашептывать дочери на ухо что-нибудь глубоко личное. Это была не Иден. Всего лишь мертвое тело, в котором раньше жила ее девочка. Если ей хочется увидеть Иден, поискать придется в другом месте.
– И что дальше?
– Вам надо будет договориться с похоронным бюро, – ответила женщина. – Мы вам поможем с организацией.
– Но тело вам выдадут только через несколько дней, – поспешил предупредить бородатый врач.
– Это еще почему?
– Необходимо произвести вскрытие.
– Разве я не должна давать на него согласие?
– В подобных случаях оно не требуется.
«В подобных случаях». Даниэль развернулась и покинула комнату. И не останавливалась до тех пор, пока перед ней автоматически не раздвинулись входные двери. Ее переполняло желание что-нибудь сделать, вот только она не знала, что именно. Но домой точно не поедет. Не сейчас. А копы не хотели, чтобы она путалась у них под ногами. Это они дали понять достаточно ясно.
Тогда-то и позвонил Билл Бондурант. С их последнего разговора он словно бы постарел еще больше. Как оказалось, они уезжали на несколько дней в Олбани, навестить друзей. Его и жену только закончила допрашивать полиция, и в данный момент они находились у знакомых в Эмерсоне.
– Понятия не имею, что же там могло случиться, – проговорил Билл.
– Можно приехать к вам поговорить?
Он назвал адрес. Итак, обратно в Эмерсон, на этот раз на своей машине. По дороге Даниэль вспомнился ее первый визит в город. Тогда она словно пересекла океан к неизвестному континенту. Ее совершенно не вдохновляла перспектива проводить время со стереотипными завсегдатаями загородных клубов, даже если они и приходились родственниками в четвертом колене, или как там называется эта степень родства. К ее удивлению, Бондуранты оказались действительно хорошими людьми. И старше, нежели ей запомнилось по первой встрече с ними на похоронах – они стояли уже в самом преддверии старости. Но пара источала силу. Силу не только финансовую, но и некой незыблемой порядочности. Бетси была такой добросердечной и приветливой, что при разговоре с ней те несколько капель крови, что Даниэль с ней разделяла, ощущались мощным родовым потоком. Билл отличался сдержанностью, но такой уж у него был характер. Он был старше жены на целых десять лет. Джентльмен, галантный и вежливый. В какой-то момент он сделал замечание, объяснявшее странную затею супругов:
– Бетси всегда нужен кто-то, за кем присматривать. А поскольку наших детей уже нет…
Что до самой Иден, она довольно сидела с большим бокалом подслащенного холодного чая, ее странствующий цирк нервных тиков закрыл сезон – во всяком случае, на время. И она легко нашла общий язык с собакой. Да, Бондуранты, вне всяких сомнений, полюбили Иден. Но такой уж была ее дочь. Едва знавших ее влекло к ней. Зато сблизившихся с ней она доводила до белого каления.
Так вот дочка и перебралась в Эмерсон. Они с Даниэль взяли паузу, как нынче выражались. Также Иден, по ее собственному признанию, решила сделать передышку от парней, что неизменно играли такую важную роль в ее жизни. Проходили дни, потом недели, и становилось все труднее и труднее оспаривать оценку Бетси, будто все «просто шикарно». Даниэль навещала их лишь несколько раз, последний выдался чуть более месяца назад. Иден, в свою очередь, домой не наведывалась вовсе. Впрочем, ничего страшного в этом Даниэль не видела. Дочери не помешало бы начать учиться, как заботиться о себе самостоятельно, и дом Бондурантов представлялся хорошей и безопасной отправной точкой. От сделки выигрывали все. Когда Даниэль в тот последний раз возвращалась домой, она даже позволила себе допустить мысль, что, пожалуй, можно и перестать беспокоиться о дочери.
И вот теперь она мертва. Лежит на каталке, с левым глазом, похожим на раздавленную малину.
Дом Бондурантов внезапно стал непригоден для жилья, так что они остановились у другой пожилой пары, чей особняк размерами ничуть не уступал их собственному. После крайне неловких объятий все трое расположились в просторной гостиной. Собака тоже была там. Она подошла к Даниэль поздороваться.
– Тор, иди ко мне, – подозвала пса Бетси, заметив беспокойство гостьи. Собака двинулась прочь, и Даниэль обратила внимание на ее хромоту.
– Ах, прости, – произнесла Бетси вот уже пятый раз за последние две минуты.
– Даже не представляю, что произошло, – как заведенный пробурчал Билл.
– Так что вам сообщила полиция? Мне-то они вообще ничего не говорят.
– Да с нами тоже не особо откровенничали, – посетовал мужчина. – Но мы точно знаем, что взлома не было. Из чего следует, что Иден сама его впустила.
– Не думаю, что она могла позволить войти в дом незнакомцу.
– Именно. Как мне показалось, полиция считает, что она знала нападавшего.
– Она обзавелась здесь друзьями?
Супруги переглянулись.
– Хм, да, полагаю, обзавелась, – ответила Бетси, неожиданно несколько натянуто.
– Вы с ними встречались?
– Про свою личную жизнь она не очень распространялась, – снова отозвался Билл. – Особенно после провала с вечеринкой.
– С вечеринкой?
– Разве она не рассказывала тебе?
– Нет.
Мужчина нахмурился.
– Но я прямым текстом просил ее сделать это.
– Тем не менее я абсолютно не в курсе.
Бондуранты снова переглянулись.
– В прошлом месяце нас приглашали на ужин в городе, – начала рассказывать Бетси. – Мы остались там на ночь и домой вернулись с утра пораньше. Нам сразу стало ясно, что она устраивала гулянку. С выпивкой, и, хм, думаю, они что-то курили. Выглядело так, как будто там на ушах стояли.
– Никакого ущерба, но беспорядок определенно устроили, скажем так, – подключился Билл.
– На следующий день мы с ней переговорили. Сказали, что не против, если она принимает друзей, но все-таки предпочли бы знать об этом наперед.
– И еще употребление алкоголя несовершеннолетними, – добавил Билл. – Нынче для многих это больной вопрос.
«Иден, черт тебя побери!»
– Она обещала, что этого больше не повторится, – поспешила заверить Даниэль Бетси, от которой не укрылся материнский гнев.
– И вы не знаете, кто с ней кутил?
– Собственно, мы их даже не видели, но Иден дала понять, что это были местные ребята, – ответил мужчина.
– Возможно, кто-нибудь из них еще объявится, – предположила Бетси.
– Как вы считаете, вчера ночью что-то подобное и происходило? Вечеринка?
– В дом нас не пустили, так что сказать не можем, – ответил Билл.
– А полиция что говорит?
Мужчина только развел руками. Тут Даниэль пришла в голову одна мысль:
– А у вас установлены камеры наблюдения?
– Нет, – с сожалением покачал головой Билл. – Просто в них никогда не ощущалось необходимости.
Воцарилось глубокое молчание.
– Прости, – снова затянула свое Бетси. – Нам надо было присматривать за ней получше.
– Не говори так. Она любила вас обоих. Вы были невероятно добры к ней.
– Просто я вспоминаю Рика, что испытывала тогда, и места себе не нахожу за тебя. – Бетси начала плакать.
